Лига историков

Перед конструкторами встала крайне непростая задача. Общая теория вывода на орбиту была, но расчеты не учитывали трение об атмосферу, пусть и разреженную, ее параметры на высоте, никто не знал, как будет проходить радиосигнал, какими будут температурные условия и еще десятки неизвестных. Все это нужно было предусмотреть.

Группа Тихонравова вела теоретическую работу по будущим спутникам еще с 1950 года. Уже тогда разрабатывались солнечные батареи, возможность возвращения с орбиты, системы ориентации и теплового режима, отрабатывался математический аппарат расчета орбит. Тихонравов с сотрудниками в 1956 году перешел из НИИ-4 в КБ Королева и стал работать непосредственно на него. В основном это были люди молодые, средний возраст 28 лет.

Работа была крайне непростая, аппаратуры было много, кроме нее самой также нужно было решить сложную задачу ее компоновки и живучести, управления и телеметрии. К началу 1957 года стало ясно, что работа затягивается еще на год. Одновременно возникла еще одна проблема, расчетной тяги Р-7 не хватало для выведения на орбиту такого тяжелого спутника. А облегчить не получалось, электронная техника в СССР заметно отставала от американской.

Тогда было решено (то ли Тихонравовым, то ли Королевым) разработать простейший спутник около 50 килограмм, на котором будет только радиопередатчик. Легкость и простота позволяли надеяться запустить его к началу МГГ раньше американцев.

Параллельно, начавшись еще раньше, шел расчет баллистических траекторий будущего спутника. Он оказался очень сложен и не мог быть проведен вручную. Благо, в распоряжении ракетчиков была уже электронно-вычислительная машина первого поколения, “Стрела”.

“Стрела” стала первой серийной ЭВМ в СССР. Была разработана всего за год (1950-51), еще за год освоена в производстве и в 1953 году пошла в серию. Всего было выпущено восемь машин для научных и оборонных задач.

Построена она была на базе 6 тысяч электронных ламп и 2 тысяч диодов, занимала площадь 300 квадратных метров. Память была устроена на магнитной ленте, ввод и вывод на перфокартах. Быстродействие 2000 операций в секунду.

Стрела использовалась для обсчета первой советской водородной бомбы и первого советского (несколько лет и единственного мирового) реактивного пассажирского самолета Ту-104.

Подробнее все здесь: https://habr.com/ru/companies/ua-hosting/articles/371785/

Тем временем гораздо быстрее шли работы над Р-7, будущей ракетой-носителем спутника. После нескольких неудачных пусков (описываются в части 3) 21 августа была запущена баллистическая ракета, долетевшая до Камчатки. Сразу выяснилась большая проблема: долететь-то, долетела, но боеголовка сгорела при входе в атмосферу. Несмотря на это, ТАСС заявило о том, что у СССР есть межконтинентальная ракета.

Еще несколько пусков показали, что проблему с боеголовкой быстро решить не удастся. Создалась пауза в несколько месяцев, которую можно было использовать под космос. Совет конструкторов решил немного отвлечь правительство от буксующей работы над МБР. Но для Королева это не было отвлекающим маневром, а главным в жизни.

Дальнейшие события в массовом сознании бывают довольно искажены. Часто попадается точка зрения, что запуск во что бы то ни стало первее американцев, пусть даже примитивного спутника, это самодурство Хрущева, или его ближайшего окружения. Ну, или то же самое, но в положительном смысле - Хрущев как энтузиаст космоса давил на ракетчиков.

На самом деле, верхушка СССР тогда довольно смутно понимала значение и перспективы спутников. Это уже потом, когда правительство поймет, какие дивиденды дает космос, оно обеспечит всемерную поддержку. А тогда дали зеленый свет, и на том большое спасибо. Тем более, что проект обещал быть недешевым - в записке в правительство Королев оценивал запуск спутника в 250 миллионов рублей без учета стоимости ракеты-носителя. С другой стороны, ракеты все равно запускать нужно,отлаживать новое оружие, так что, почему бы и нет.

Так что запуск первого спутника был инициативой Королева и других энтузиастов космоса.

Здесь еще стоит учитывать психологический климат эпохи. Когда Хрущев заявлял, что нужно догнать и перегнать Америку, это было не самодурством одного человека, а духом эпохи. Вера в коммунизм не была в 50-60 годы еще подорвана, ее поддерживали миллионы людей и в СССР, и за его пределами. Поддерживалась она и научно-техническим прогрессом, и мощным экономическим ростом. Интеллигенция, в частности, ученые, были захвачены духом соперничества с капиталистами.

Советские ученые были достаточно идеологизированны и политизированны, это было далеко не только следствием пропаганды и соблюдением ритуала, но глубоким духом времени. Этот моральный дух, эту пассионарность трудно уловить, но без нее невозможно объяснить, почему советские ракетчики побеждали, несмотря на часто неблагоприятные условия.

Люди из окружения Королева отмечают, что он часто говорил, что недопустимо, чтобы "американы" нас обогнали. Приоритет страны был для Сергея Павловича глубоко личным делом.

Политические и военные причины необходимости обогнать американцев были многообразны. Престиж первого в космосе это не просто престиж. На международной арене выгодно дружить с более сильными и развитыми, это аксиома. Американцы это прекрасно понимали, поэтому их пропаганда старалась, как могла. Россия - отсталая крестьянская страна, к тому же восстанавливающаяся после войны (американские эксперты давали на это до 50 лет). Будьте с нами, у нас есть печеньки технологии.

Был еще такой аспект. После объявления о запуске советской МБР США просто-напросто не поверили в это, заподозрили блеф. Убедить их в реальности запуска для СССР был в определенной степени вопрос выживания. Спутник это мог сделать крайне наглядно.

Так что советские ученые в запуске спутника были мотивированы больше, чем американские, для которых ИСЗ был скорее вопросом чистой науки. Также у советских было гораздо больше возможностей лоббировать свои интересы в правительстве, о чем я писал ранее.

Что за спутник предстояло запустить? Как я уже сказал, он должен был быть простейшим, в документах так и назывался ПС-1, простейший спутник (полностью 8А72-ПС-1). Спутник оснащался радиопередатчиком, антенным устройством, простейшей системой терморегулирования и механизмом связи с носителем.

По форме это был шар диаметром 58 сантиметров из двух половинок из алюминиево-магниевого сплава. Главным в спутнике был радиопередатчик. Его мощность (1 Вт) рассчитывалась так, чтобы сигналы могли получать радиолюбители всего мира. Для государственных приемных станций хватило бы и в 100 раз меньшей мощности. Это было сделано не только в целях пропаганды, но и для облегчения наблюдения за спутником, для более масштабного сбора информации об ионосфере.

Спутник передавал сигналы на частотах 20 и 40 Мгц, что также было выбрано для облегчения приема у радиолюбителей. Звук сигнала был простой телеграфный “бип” продолжительностью 0,4 секунды с такой же паузой. Сигналы спутника были связаны с с баро- и термореле для контроля давления температуры внутри. Спутник весил около 83 килограммов, из них 50 - серебряно-цинковые аккумуляторы (ушло более 10 килограммов серебра). Более подробно на схемах. Всего было изготовлено три простейших спутника, из которых полетел только один.

После очередного “военного” запуска “семерки” 7 сентября 1957 года началась подготовка старта спутника. При заполнени полетного задания произошла небольшая бюрократическая заминка - не знали, что вписать в графу “Цель” (в смысле, мишень). Оставили незаполненной.

2 октября на полигоне (пока не космодроме) Байконур установили ракету и пристыковали спутник. 4 октября пошла подготовка непосредственно к запуску. Ракета заправлена и подготовлена, все документы подписаны. На командном пункте, в бункере собралась толпа людей. Вопреки общим представлениям, конструкторы вовсе не нажимали сами кнопки, это делали офицеры - члены испытательной команды. Они стояли за шестью пультами. Звучали широко знакомые всем команды “Продувка”, “Протяжка”, “Ключ на старт”..

(Пара слов насчет последней команды. Борис Черток пишет, что она осталась еще со времен Фау-2. Немецкие ракетчики так включали электропитание цепи запуска. Черток просил Королева заменить включение и команду, мотивируя это тем, что советские ракеты в своем развитии далеко оторвались от немецких. Военные резко возразили, так как команда давно и прочно утвердилась в уставных документах. Так все и осталось).

Запуск!

Анализ телеметрии потом показал довольно серьезные неполадки. При старте один из двигателей засбоил и автоматическая система могла прервать пуск. Двигатель стал работать как надо буквально в последнюю минуту перед отключением. На 16 секунде отказала система опорожнения баков, что привело к нехватке керосина на конечном отрезке траектории. В результате спутник недобрал 90 км в апогее (высшей точке орбиты). Не выключилась телеметрия, боялись, что она будет заглушать основной сигнал, но по итогу не заглушала.

Тем не менее, на 294 секунде спутник отделился от второй ступени, которая тоже вышла на орбиту. Именно ее, часть ракеты, видели люди в небе, а не сам спутник, который был слишком мал.

И пошел сигнал со спутника. Наблюдения показали, что он вышел на орбиту с минимальным и максимальным расстоянием от Земли в 228 и 947 километров.

Сумели! Все причастные к запуску обнимались, кричали “Ура!”. Но то было удовлетворение от хорошо сделанной работы. Понимание уникальности момента, как вспоминали многие, придет позже.

Первый искусственный спутник Земли совершил около 1400 оборотов вокруг Земли, просуществовал 92 суток и 4 января 1958 г. сгорел в плотных слоях атмосферы, полностью выработав свой ресурс.

Последствия. Радость и паника

Запуск спутника зажёг бы воображение человечества и, вероятно, произвёл бы последствия... сравнимые со взрывом атомной бомбы...

Чтобы представить себе воздействие на мир, достаточно вообразить испуг и восхищение, которые испытывали бы все, если бы не Соединённые Штаты, а другая страна первой успешно запустила спутник.

Отчёт RAND от 2 мая 1946 года

5 октября ТАСС объявило о запуске на весь мир. В СССР восприняли это, конечно, с восторгом. По всей стране прошли спонтанные, никем не организованные демонстрации. В правительство писали множество писем, некоторые из них:

Учительница одной из средних школ писала: – «имею небольшие сбережения, прошу сообщить мне, куда их перевести на создание новых спутников Земли».

– «…изъявляю желание лететь на искусственном спутнике. Рыбцов Василий Васильевич. г. Славянск Донецкой обл.».

– «…мне 19 лет, я готов по комсомольской путевке лететь осваивать космос».

– «главному конструктору спутников Земли. Чув по радио, що вы збыраетесь пускаты в космос ракету и посадыты в нюю собаку. Дуже вас прошу, як що будите ще запускаты ракету, то вызвит мене з колгоспу и посадит в ракету. Я полечу в воздушнее пространство. для наукы и ученых людей я прынесу бильше пользы, чым собака. За вченых людей и науку мени не страшна смерть. Я не хочу, щоб моя смерть булла без геройства.

Я Билодид Иван Пылыпович, маю жинку и трое дитей. Село Береславка Бобринского района, Кировоградской обл. 17.XI.1957 г.».

За границей тоже встретили новость с восхищением. Миллионы людей выходили на улицы, чтобы увидеть в небе звездочку, летящую среди других, неподвижных (советские СМИ передавали временные координаты для разных мест). Миллионы садились за приемники, чтобы услышать “бип-бип”.

В Америке многие были восхищены, один американский миллионер написал в СССР письмо «…в какой банк и какую сумму надо внести, чтобы приобрести билет на право первому полететь в космос? и смогу ли я передать свой билет другому лицу в случае, если по каким-либо причинам не смогу полететь?..»

Но многие встретили спутник со страхом. Разразилась паника, или как еще называют, “спутниковый кризис”.

Вернер фон Браун как раз пришел к будущему министру обороны США:

Фон Браун пришёл, нагруженный диаграммами, проектами, слайдами, а также великолепной закуской, приготовленной супругой по его собственным рецептам. Имея блестящий опыт взаимоотношений с бюрократической машиной, он мог столь же гениально уговорить нужного человека, как и гениально проектировать ракеты. Фон Браун и генерал Медарис ликовали, чувствуя, что им удаётся убедить министра. Но взволнованный крик Гордона Харриса, директора ракетной команды по связи с общественностью, остановил Вернера посреди фразы:

-Доктор фон Браун! Они сделали это!

Все обернулись, чтобы рассмотреть вбежавшего.

-  Они сделали что? - потребовал уточнить фон Браун.

-  Русские...- Харрис подошёл ближе. - Только что объявили по радио, что русские успешно запустили спутник.

Зал замер в шоке.

...

Фон Браун повернулся к МакЭлрою:

-Мы знали, что они собираются это сделать, - сказал он едко. -Они постоянно сообщали нам... Я предлагал вам ещё кое-что, господин министр! - в его дрожащем голосе появилась подавленная ярость.

...когда вы получите полномочия, ради Бога, дайте нам свободу! «Железо» готово. Дайте только «зелёный свет», господин министр... Мы запустим спутник через шестьдесят дней!

...

-  Только дайте нам свободу, - произнёс, как в суде, фон Браун и быстро вышел из комнаты, не оборачиваясь. Друзья заметили слёзы гнева и разочарования в его глазах.

Началось падение акций на американской бирже, многие обыватели ждали, что на их головы с космоса посыпятся бомбы. «Первый советский спутник, — вспоминал позднее один из редакторов „Нью-Йорк таймс“, — до основания потряс миллионы американцев, поскольку он впервые поставил под сомнение их уверенность в полном превосходстве Соединенных Штатов и в неизбежности победы Америки в „холодной войне“.

После 4 октября 1957 года серьезный американский журнал «Форчун» писал: «Мы не ждали советского спутника, и поэтому он произвел на Америку Эйзенхауэра впечатление нового технического Перл-Харбора».

Годами американская пропаганда убеждала весь мир: мы запустим первый спутник, ни в коем случае не Россия, отсталая страна. И вдруг такое.

Вашингтонский обозреватель агентства «Юнайтед Пресс» Майлер тогда высказался достаточно точно, жёстко и цинично: «Когда американские учёные оправились от потрясения... [они] произносили слова, которые в сумме своей давали оценку «прекрасно», «великолепно», «замечательно». В глубине же души им было тошно. 90 процентов всех разговоров об искусственных спутниках Земли приходилось на США. Как оказалось, 100 процентов дела пришлось на долю России». А обозреватель газеты «Дейли Ньюс» О’Доннелл грустно констатировал: «Сейчас мы выглядим глупо со всем нашим пропагандистским визгом».

Том Вулф пишет: “Росту паники во многом способствовала фигура Никиты Хрущева, который, благодаря самодержавному правлению в Советском Союзе, считался теперь новым Сталиным. Хрущев представлял собой тот человеческий тип, который был понятен американцам и вызывал у них страх. Это был здоровый, прямолинейный и грубый, но проницательный крестьянин, который сейчас мог шутить с присущим ему деревенским юмором, а минуту спустя – мучить мелких животных”.

Но только ли падение престижа страны стало причиной такой паники, когда по выражению того же Вулфа “Конгрессмены и журналисты выли на луну, точнее на небо, где по орбите вокруг Земли летал советский стофунтовый спутник”?

Нет, конечно. Американские военные специалисты, да и все, кто хоть сколько-нибудь соображал в технике, понимали, что у СССР есть ракеты, которые способны достичь любой точки Штатов. Американцы впервые чувствовали себя настолько беззащитными. МБР в полете проводила всего пару десятков минут, ее нельзя было перехватить, а термоядерный удар гарантированно уничтожал любой город.

Сообщение ТАСС несколькими месяцами ранее, о запуске МБР в СССР, в правительстве США фактически проигнорировали, сочтя его за блеф. Но спутник проигнорировать было невозможно.

Американские политические и общественные деятели напирали на то, что запуск спутника был для них совершенно неожиданным. Сравнение с Пёрл-Харбором было банальностью. Но так ли это?

На самом деле, спутниковый кризис был примером величайшего провала американской разведки, а также того, куда заводит завышенное самомнение и самоуспокоение.

Хотя подготовка собственно запуска велась секретно, само желание СССР запустить ИСЗ нисколько не скрывалось. Еще в 1955 году о нем заявлял академик Седов на одной из международных конференций. В 1956 году об этом заявили на правительственном уровне. В 1957 году об этом писали во многих советских СМИ, включая “Работницу” и “Юный техник”, а в журнале “Радио” даже печатали возможные частоты сигнала.

При этом 12 марта 1957 года ЦРУ выпустило секретный отчёт «Советский потенциал и возможные программы управляемых ракет». С одной стороны, там упоминалась ракета SS-6 . Вот только аналитики ЦРУ считали, что масса её боеголовки будет порядка 700 кг , а на испытания она выйдет только в 1960-1961 году.

14 июля 1957 года, «Нью-Йорк тайме» публикует заметку, в которой говорится: «Согласно данным, которые считаются здесь авторитетными, Советский Союз значительно отстаёт в создании межконтинентальной баллистической ракеты... А моторы, испытываемые для этих видов оружия сравнительно примитивны».

Воздушная разведка со вторжением в советское пространство давала информацию о ракетах в СССР, даже сумели сфотографировать Байконур. Но каких-либо важных выводов не сделали. Один из маршрутов прошёл над сибирским химическим комбинатом недалеко от Томска, но когда Алену Даллесу (шеф ЦРУ) сообщили, что в районе Томска сфотографирован ядерный комплекс, он воскликнул: «Вы хотите сказать, что в этой дикой Сибири есть объекты атомной промышленности?!»

Когда гром грянул, американские политики предались извечному человеческому занятию, поиску “кто виноват” и “что делать?”

Спутник называли “мыльным пузырем” и “куском железа, который может закинуть в космос любой”. Журналисты ехидно спрашивали, почему же не закинули вы? “Русские украли наши секреты!”. Но это не объясняет, почему они впереди.

“— Вы не должны забывать, — сказал Эйзенхауэр журналистам, — что русские захватили всех немецких ученых в Пенемюнде...”. Как говорится, кто бы говорил. Американцы вывезли немецких ракетчиков гораздо больше.

Виновата система образования! У СССР она лучше. Виноват цветной телевизор! Он отвлекает детей от образования.

Машина американской пропаганды развернулась на 180 градусов. Вчера говорили, что СССР научно и технически отстал и уволили из Минобраза чиновницу, которая посмела заявить, что русские студенты лучше знают математику. Сегодня американские СМИ заявляют, что “много лет предупреждали о научном превосходстве советской науки”.

Политические противники Эйзенхауэра не упустили возможности на нем потоптаться, один из них - сенатор Джон Кеннеди.

И так далее, и так далее. Но Америка не была бы Америкой, если бы не сумела оправиться от удара. Одним из долгосрочных последствий спутникового кризиса стало создание НАСА. Это произошло в 1958 году.

Продолжение следует

@xpomoy2002, @mazorini, @Zdorof, спасибо за донаты!

Литература

Вулф Томас. Битва за космос

Голованов Я. Правда о программе “Аполло”

Космос. Время московское. Сборник документов

Славин С. Тайны военной космонавтики

Штрихи портрету отечественной космонавтики. Сборник документов

Шубин П. Луна. История и техника

Советская карикатура об отношении духовенства к крестьянам.

Состояние духовенства

Духовенство в 19 веке и накануне революции 1917 года находилось в системном кризисе. В период 1867-1891 гг. количество желающих учиться в семинария и прочих духовных заведения сократилось с 53 тысяч до 50 тысяч человек. В 1863 году семинаристам разрешили учиться в университетах, что привело к тому, что через десять лет 46% университетских студентов были бывшими семинаристами. Дети из священнических семей теряли интерес к пастырству и выбирали светские профессии, становясь инженерами, адвокатами и учеными.

Также падал уровень образованности священнослужителей. В Пермской епархии процент священников с полным богословским образованием снизился с 80% (1900-е) до 30% (к 1917 году). Сельские священнослужители нищенствовали, в отличие от столичных и иерархов. Императрица Александра Федоровна отмечала малообразованность священников, которых знала лично.

Священник (в шляпе), Пермская губерния, 1910-е.

Отношение крестьян к священникам

Крестьяне составляли свыше 80% населения в Российской империи. Это было низшее сословие, и представители более высших сословий относились к крестьянам соответствующим образом.

Во время Революции 1905-1907 гг. со стороны крестьян наблюдались случаи притеснения духовенства. Чуть более чем за год с начала революции они убили 31 священника, разорили 12 церквей и 2 монастыря.

Представители духовенства в 1907 году писали:

"Духовенству нашему даже среди благочестивых и прежде смиренно покорных крестьян весьма нелегко живется. Там священнику не хотят совершенно платить за требы, тут оскорбляют его всячески. Тут приходится закрывать церковь и причт переводить в другой приход, потому что крестьяне решительно отказались содержать свой причт; есть еще прискорбные факты - это случаи убийств, сожжения священников, случаи различных грубых издевательств над ними".

Из журнала "Христианин", 1907 год, выпуск 1.

Среди крестьян распространялось представление, что духовенство является эксплуататорским классом, который специально удерживает трудящихся в невежестве, угнетении и нищете.

Крестьян смущал вопрос о церковно-монастырских землевладении. В период первой революции крестьяне выступали против церкви как крупного землевладельца, который требует высокие поборы при совершении треб и таинств. Были случаи, когда священники отказывались венчать молодоженов за недоплату услуги. За исповедь требовали по 12 копеек с человека.

Также крестьянам не нравилось, что духовенство поддерживало помещиков в их правах на землю.

Однако именно поборы духовенства служили главной причиной недовольства крестьян:

"Священники только и живут поборами, берут… яйцами, шерстью и норовят как бы почаще с молебнами походить, и деньгами: умер - деньги, родился - деньги, исповедовался - деньги, женился - деньги, берет не сколько даешь, а сколько ему вздумается. А случается год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 36 десятин (вместе с причтом) земли".

Революция 1905–1907 гг. в России. Документы и материалы. 1957 год.

Василий Перов, "Монастырская трапеза".

Священники В. Рюминский и М. Левитов в брошюрах времен первой революции писали, что разговоры о "народе-богоносце" не имеют ничего общего с реальностью:

"Ценность набожности крестьянства оказалась сомнительной, а его добрые сыновния отношения к священнослужителям скорее иллюзией, чем фактом. Эти отношения, не приближавшиеся никогда к идеальным, в последние годы обострились до крайней степени".

Появление духового лица в вагоне, наполненном простонародьем, для нашего брата истинное несчастие… В крестьянском сознании духовный сан и деньги настолько срослись, ассоциировались, что сделались почти синонимами.

Рюминский отмечал, что крестьяне, словно на базаре, торгуются со священниками при совершении церковных услуг.

Архиепископ Тихон (будущий патриарх) и император Николай, 1913 год.

Фольклорист Александр Афанасьев в собранных "Заветных сказках" отмечал, что самые непристойные сказки связаны со священниками, их женами и дочерьми. Сам Александр Пушкин в "Сказке о попе и его работнике Балде" подшучиваем не только над священником, но и над его семьей:

Попадья Балдой не нахвалится,
Поповна о Балде лишь и печалится,
Попенок зовет его тятей...

Рюминский видел причину нелюбви крестьян к духовенству в том, что священники постоянно потакали преступлениям властей. Рюминский призывал разорвать "нечестивый союз" власти и церкви.

Императрица Александра Федоровна отмечала, что духовенство не понимает ни церковно-государственных отношений, ни настоящей веры народа и его потребностей.

https://dzen.ru/a/Z8wVouZlbH3A_cxx

Причины этого были, в общем, довольно просты. В 1718 году по мирному договору северная часть современной Сербии, Воеводина, Банат перешли из состава Османской империи в состав империи Австро-Венгерской. Иными словами, эти области из, так сказать, азиатского мира, из мира внеевропейского, из мира иррационального, магического, можно сказать, колдовского, перешли в мир, условно говоря, цивилизованный, условно говоря, рациональный. И уж во всяком случае, в мир, условно говоря, бюрократический.

Ну, если в Османской империи сбор налогов был устроен более-менее просто, то здесь, по всем этим деревням, по сёлам, населённым пунктам, поехали австрийские императорские чиновники — переписывать население, составлять податные списки, взымать налоги и так далее, и так далее.

И вот в 1725 году камерал-провизор (титул-то какой, да, должность-то какая!) Эрнст Фромбольд прибыл в один населённый пункт, жители которого наотрез отказались выплачивать налоги. Казалось бы, в этом нет ничего удивительного. Удивительной была мотивация, с которой жители отказывались налоги платить. Они заявили, что не могут выплачивать налоги и составлять податные списки, поскольку их истребляет кровожадный вампир, который убивает одного за другим жителей этого поселения.

Камерал-провизор, естественно, не мог допустить препятствий для сбора положенных императорскому двору налогов. С этим никак решительно нельзя было согласиться. Он принял решение проконтролировать процесс истребления этого вампира. Обо всём этом он составил подробнейший документальный отчёт. Собственно, не мог его не составить — он же был честный, педантичный, такой, я бы сказал, строгий австрийский чиновник, так сказать, с чисто немецкой педантичностью.

Отчёт, который он составил, несколько удивителен. Он был опубликован в газете "Wienerisches Diarium", то есть "Венский ежедневник", за 21 июля 1725 года. Вот что в этом отчете было написано:

«Чернь более ярилась, нежели тревожилась, после чего в большой поспешности все подданные заострили кол, чтобы поразить мертвое тело в сердце. И после сего прокола из ушей и рта вытекло не только много весьма свежей крови, но и случились иные, весьма дикие и страшные знаки, каковы из высочайшего уважения, я опускаю. И, наконец, все тело, по их обычаю, было сожжено и обращено в прах, о чем и доношу со всем возможным почтением высокопочтеннейшей администрации».

Ну, перед этим, да, естественно, это описание самого умерщвления вампира. Перед этим он рассказал о том, как на кладбище явился священник, явился местный староста, и вот он, как представитель власти, и вся толпа — все жители города — как они раскопали могилу недавно умершего Петара Благоевича. Именно так звали первого известного нам вампира — Петар Благоевич, и он был сербский крестьянин, а совсем не благородный, бледный аристократ. Они раскопали могилу Петара Благоевича, только чтобы обнаружить, что он лежит в могиле такой пухленький, краснощекий, очень здорового, я бы сказал, хорошо упитанного вида, пришли в ужас и тогда, собственно, пронзили его вот этим самым осиновым колом, а затем сожгли его тело.

Надо сказать, что сам этот обычай, сама процедура умерщвления вампира - момент очень старый. Уже в канонических ответах Иоасафа Эфесского (это один из документов византийского периода, XIV века) уже описывается, что для убийства кровососущего мертвеца нужно было раскопать могилу на кладбище и сжечь его тело. То есть это, в общем, такая древняя традиция, которую византийцы когда-то переняли у славян.

В дальнейшем, после этого эпизода, сообщения о вампирах стали появляться одно за другим. Уже в следующем году в другой сербской деревне был обнаружен крестьянин по имени Арнаут Павле, который тоже умер, тоже после смерти возвращался, пил кровь своих односельчан, тоже был выкопан, пронзен колом и сожжен. Милош Чечар и другие, другие, другие — великое множество вампиров вот в этих самых северных областях Сербии были обнаружены, убиты, уничтожены, а отчеты об их смертях попадали в газеты.

XVIII век — это век газет, век, в который люди наконец-то получают массовую информацию, средства массовой информации возникают и становятся общедоступными. Из газет Австрийской империи сообщения о вампирах начали проникать в другие европейские газеты и постепенно попали во Францию, где вызвали самую настоящую вампирскую истерию, вампирическую лихорадку. Кладбища Парижа были перекопаны, каждый второй труп протыкали колом или отрезали ему голову перед тем, как его закапывать. Кто-то начал даже сжигать тела вопреки христианскому обычаю погребения в земле. Всё это дошло до того, что выдающемуся церковному историку аббату Огюстену Кальме в 1746 году пришлось обнародовать «Трактат о явлениях ангелов, демонов и духов, а также о привидениях и вампирах в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии».

Сам этот трактат рассказывал о вампирах, оборотнях, колдунах, привидениях и других сверхъестественных явлениях, собирая все существующие на тот момент документальные свидетельства об их существовании. Но аббат Огюстен Кальме вовсе не был оккультистом, демонологом или любителем вампиров. Напротив, в своём трактате он ставил целью показать с научной и богословской точки зрения (ведь Франция той эпохи — это не только столица вольнодумства, но и «возлюбленная дочь» Католической Церкви, религиозное сердце Европы в значительной степени), что всех этих явлений не может существовать.

В частности, о вампирах он писал, что их не может быть, поскольку мёртвый не может ожить. Для того чтобы умерший ожил, необходима особая воля Божья. Только Господь может воскрешать мёртвых. Однако Господь не станет воскрешать умершего, чтобы тот ходил, пил кровь и творил безобразия. Поэтому вампиров существовать не может.

Но случилось парадоксальное: несмотря на то, что трактат аббата Кальме в целом был направлен против веры в вампиров и должен был остановить «вампирскую лихорадку», его добросовестность и педантизм сыграли с ним злую шутку. Огромное собрание примеров, свидетельств и документов, рассказывающих о вампирах, а также о ведьмах, колдунах, оборотнях и прочем, оказалось куда убедительнее, чем богословские опровержения, которые предлагал Кальме.

В результате его трактат стали воспринимать не как опровержение существования нечистой силы, а как сборник свидетельств о ней. Современные переиздания трактата Огюстена Кальме на русском языке и вовсе опускают часть, где он опровергает существование вампиров, оставляя лишь подробные отчёты о каждом случае встречи с ними, которые он приводил.

Собственно, всё это можно прочитать и сейчас. Мы не рекомендуем, осуждаем и всё такое, но, тем не менее, такое бывает. Собственно, да, это вампирская лихорадка XVIII века, потом перекинулась в XIX век. Как раз стали завоёвывать популярность готические романы, книги ужасов, и постепенно сформировался привычный нам образ вампира-аристократа. Значительное влияние на него оказал лорд Байрон (Джордж Гордон). Он был зловещим, бледным аристократом, коварным… ну, в смысле, не коварным, а… разочарованным в жизни, опасным. Писательница и аристократка леди Кэролайн Лэм дала известную характеристику лорду Байрону: «безумен, порочен и с ним опасно знаться».

И вот, собственно, под влиянием образа Байрона из полудикого сербского крестьянина-мертвеца, который встаёт из могилы, чтобы пить кровь, вампир превратился в зловещего, бледного аристократа, каким мы его уже привыкли видеть, которого мы знаем из массовой культуры. Этот образ отразился в романе Брэма Стокера «Дракула» и так далее, и так далее, и так далее.

Но на самом-то деле первоначальные вампиры вовсе не были бледными аристократами. Они были пухленькие, усатенькие, бородатенькие сербские мужички в расшитых жилеточках. Живите с этим, дорогие друзья.

ТыТуб Соус
Телега
Сбор жертв пожертвований для вамп борьбы с вампирами

Золотой век Сибариса: Роскошь и нега на берегах Тарента

Там, где теплые волны Ионического моря омывают плодородные земли Тарентийского залива, в удачно расположенном уголке Южной Италии, когда-то раскинулся город, чье имя стало легендой – синонимом неги, почти невероятного богатства и самых изысканных удовольствий. Сибарис. Само это слово, дошедшее до нас сквозь века, будто несет в себе ароматы драгоценных масел и вкус редких вин. Основанный ахейскими колонистами из Греции около 720 года до н. э., в эпоху большой греческой экспансии на запад, этот полис в так называемой Великой Греции, казалось, был рожден под счастливой звездой – сама природа будто создала его для процветания. Небольшое пояснение: Великая Греция (Magna Graecia) – это не сама Греция, а совокупность греческих колоний в Южной Италии и на Сицилии.

Представьте эту землю: щедрое южное солнце, мягкий климат, изумрудные равнины, обильно орошаемые двумя реками – Кратис и Сибарис (давшей название городу), которые несли свои воды к морю, даря жизнь. Здесь все росло с удивительной легкостью, море у берегов было полно рыбы, а удобные гавани привлекали корабли купцов со всей ойкумены. Неудивительно, что Сибарис быстро расцвел и стал одним из богатейших и влиятельнейших полисов своего времени, своим блеском затмевая многие города самой Эллады.

Его жители, сибариты, прославились далеко за пределами Италии своим огромным богатством и чрезмерной любовью к роскоши и телесному комфорту. Насколько правдивы эти рассказы? Сложно сказать наверняка. Но даже немногие свидетельства подтверждают: Сибарис был не просто богатым, но и важным культурным центром. Здесь процветали искусства, философия, ремёсла; местные ювелиры, ткачи, парфюмеры славились своим мастерством. Город был крупным торговым узлом, куда стекались купцы из Афин, Коринфа, Этрурии, Карфагена. Его влияние распространялось далеко, а его монета была одной из самых уважаемых.

Слово «сибарит» навсегда вошло в языки как обозначение человека, ценящего комфорт и удовольствия превыше всего. Этот образ жизни был одновременно и предметом восхищения (как символ успеха), и объектом критики (как признак упадка). Но пока удача сопутствовала Сибарису, его жители могли не обращать внимания на пересуды.

Бык и кони Сибариса: Монеты, власть и экспансия

В течение VI века до н. э. Сибарис достиг пика могущества и стал доминирующей силой в Южной Италии. Это был не просто мирный торговый город, но и активный политический игрок, который без колебаний применял силу для расширения своего влияния и контроля над торговыми путями. Действуя в союзе с Кротоном и Метапонтом, сибариты не чурались завоевательных походов. Жертвой этой коалиции стал процветающий ионийский город Сирис. После ожесточенной борьбы он был разрушен до основания, а его плодородные земли между реками Агри и Синни были захвачены и поделены, причем большая часть досталась Сибарису. Эта победа расширила территорию сибаритского государства и укрепила его положение, устранив опасного конкурента.

Видимым символом растущей мощи и процветания Сибариса стали его серебряные монеты – номосы или статеры. Их чеканили в огромных количествах, и они имели широкое хождение по всему Средиземноморью. На лицевой стороне (аверсе) обычно изображался могучий бык, символ силы и плодородия, оглядывающийся назад – возможно, как знак защиты. Легенда (надпись на монете) гордо гласила: «ΣΥΒΑΡΙΣ» («Сибарис»).

Но самой поразительной особенностью была уникальная техника чеканки – «инкузная» (incusa). В отличие от большинства монет, сибаритские имели одно и то же изображение быка на обеих сторонах: на аверсе – выпуклое, на реверсе (оборотной стороне) – точно такое же, но вдавленное. Это требовало высочайшего мастерства резчиков штемпелей и создавало необычный эффект, затрудняя подделку.

Помимо легендарного богатства и любви к удовольствиям, сибариты славились ещё одним, гораздо более впечатляющим искусством – искусством верховой езды и уникальной дрессировки лошадей с помощью музыки. Лошади, обученные реагировать на определённые мелодии и ритмы, двигались с поразительной слаженностью. Представьте: сотни всадников в сверкающих доспехах на великолепных конях. Раздаются звуки флейт и лир, и конница приходит в движение – не беспорядочным галопом, а сложным, синхронным танцем. Лошади выполняли перестроения, повороты, ускорения, следуя только музыкальным фразам. Эта «танцующая кавалерия», если верить легендам, была грозной боевой силой. Атака такого подразделения, несущегося в идеальном строю под звуки музыки, должна была оказывать не только физическое, но и огромное психологическое воздействие.

К концу VI века до н. э. Сибарис был грозной силой. Его процветание подкреплялось агрессивной политикой и внушительной военной мощью. Город утопал в роскоши, чеканил деньги и свысока смотрел на соседей, не подозревая, что его слава близится к закату.

Роковой бой у Кротона

Золотой век Сибариса оборвался внезапно, когда вчерашние союзники стали врагами. В судьбоносном 510 году до н. э. альянс Сибариса, Кротона и Метапонта распался. Причины этого туманны: борьба за лидерство, споры о территориях, возможно, идеологические разногласия (влияние пифагорейцев в Кротоне против сибаритского гедонизма).

Гордые сибариты решили нанести удар первыми. Собрав огромную армию во главе с легендарной музыкальной кавалерией, они двинулись на Кротон, уверенные в лёгкой победе. Войско шло под бравурные мелодии, под которые кони привыкли выполнять сложные маневры.

Но кротонцы были готовы. Годы союзничества позволили им хорошо изучить врага. Зная о зависимости сибаритской кавалерии от музыки, они приготовили коварную ловушку.

Настал день битвы. Сибаритская конница, сверкая доспехами, выстроилась для атаки. Заиграли флейты и лиры сибаритов, задавая ритм. Кони пришли в движение, начиная свой смертоносный танец. И тут из рядов кротонцев раздалась другая музыка – странная, дикая, аритмичная, полная резких звуков. Эти резкие звуки смешались с мелодиями сибаритов, создавая невыносимый звуковой хаос. Приученные следовать музыкальным командам, кони сибаритов пришли в полное смятение. Строй нарушился, животные спотыкались, шарахались, сталкивались друг с другом. Идеальный порядок превратился в хаос. Паника охватила и лошадей, и людей. Музыка, их сила, стала их проклятием.

Легенда и реальность: музыкальный поединок или трезвый расчёт?

Эта яркая, почти кинематографическая картина краха непобедимой сибаритской конницы кажется нелепой, если отринуть весь пафос и посмотреть на ситуацию с точки зрения реалий войны. Так ли всё было на самом деле? Или это лишь красивая, но недостоверная легенда, рожденная на руинах Сибариса, чтобы объяснить его столь внезапное и полное падение?

Прежде всего, обратимся к источникам. Увы, первичные свидетельства, наиболее близкие по времени к событиям 510 г. до н. э., крайне скудны и кратки. Геродот, наш главный и наиболее надёжный источник по греческой истории V века до н. э., упоминает сам факт войны между Сибарисом и Кротоном, сокрушительное поражение сибаритов и последующее разрушение их города, но – ни единым словом не обмолвился о какой-либо необычной музыкальной тактике или танцующих конях.

Диодор Сицилийский, писавший уже в I веке до н. э. и часто использовавший более ранние, не дошедшие до нас источники, приводит совершенно фантастические (и явно неправдоподобные для греческих полисов той эпохи) цифры участвовавших армий – 300 000 воинов у Сибариса против 100 000 у Кротона. Это отражает скорее легендарный масштаб события в памяти потомков, чем реальность. Но Диодор также полностью умалчивает о какой-либо музыкальной дуэли, приведшей к победе.

Практически единственным источником, донёсшим до нас эту живописную легенду, остаётся Афиней из Навкратиса, учёный грек, живший и писавший значительно позже, на рубеже II и III веков нашей эры, то есть спустя почти семь столетий после описываемых событий. Его монументальный труд «Пир мудрецов» («Deipnosophistae») – это не столько строгая историческая хроника, сколько огромная, пестрая подборка цитат, анекдотов, застольных бесед на самые разные темы: от тонкостей кулинарии и видов рыб до литературной критики, философии и нравов древних. Афиней был скорее эрудитом-коллекционером, энциклопедистом, стремившимся блеснуть своими обширными, хотя и не всегда глубокими знаниями и развлечь образованного читателя, нежели критически мыслящим историком, проверяющим факты. Он часто цитировал ныне утраченные труды других, самых разных авторов, но делал это не всегда точно и зачастую без должной проверки на достоверность.

Поэтому, хотя Афиней сохранил для нас множество интересных деталей и фрагментов античной культуры, к его сообщениям о конкретных исторических событиях, особенно таким сенсационным, драматичным и анекдотическим, следует относиться с предельной осторожностью. Вероятнее всего, он просто пересказал ходивший в его время красочный миф, не слишком заботясь о его исторической подоплёке, ведь он идеально ложился в канву повествования о нравах изнеженных сибаритов.

Как всё было на самом деле?

Что же тогда случилось на том поле битвы у Кротона, если отбросить красивую, но сомнительную легенду? Мы можем попробовать реконструировать более прозаичную, но и более вероятную картину.

Сибарис, несомненно, был одним из богатейших и самых густонаселённых городов Великой Греции, способным выставить очень крупную армию, вероятно, превосходившую по численности кротонскую (хотя и не в тех пропорциях, что указал Диодор). Её ядром, вполне возможно, действительно была прекрасно оснащённая и обученная кавалерия – традиционная опора власти богатой земельной аристократии в греческих полисах.

Кротон же, хотя и уступал Сибарису в роскоши и, возможно, численности населения, был известен по всей Элладе своими выдающимися атлетами (достаточно вспомнить легендарного борца Милона Кротонского, многократного победителя самых престижных общегреческих игр), что свидетельствует о высочайшем уровне физической подготовки граждан. Вероятно, кротонцы обладали более дисциплинированной, сплочённой и лучше обученной тактике боя пехотой – гоплитами.

Не исключено, что моральный дух кротонцев был действительно поднят присутствием в их городе великого философа Пифагора и его многочисленных учеников. Хотя его прямое участие в военных действиях или командовании армией крайне сомнительно и относится скорее к области легенд (как и живописные рассказы о том, что битву возглавлял сам Милон, вышедший на поле в львиной шкуре и с дубиной Геракла), само влияние пифагорейского учения, проповедовавшего строгую дисциплину, порядок, аскетизм и презрение к сибаритской изнеженности, вполне могло укрепить стойкость и боевой дух кротонского войска перед лицом более многочисленного, но, возможно, менее мотивированного врага.

Судьбу битвы, скорее всего, решило не волшебство музыки, а суровая военная реальность и тактическое мастерство. Возможно, всё решилось в центре, в жестокой, кровавой схватке двух фаланг – стен щитов и копий, где более стойкие, лучше управляемые и, возможно, более яростно сражавшиеся кротонские гоплиты сумели выдержать первый натиск, а затем прорвать или опрокинуть строй сибаритской пехоты, решив тем самым исход всего сражения. Или же сибаритское командование, ослеплённое своей гордыней и презрением к противнику, допустило фатальные тактические ошибки – выбрало неудачное место для битвы, неверно оценило силы и решимость кротонцев, начало атаку слишком рано или, наоборот, промедлило, позволив врагу подготовиться.

А как же кавалерия, главная надежда Сибариса? Даже если она не танцевала под флейту, она оставалась грозной силой. Но и против неё у опытных военачальников существовали вполне земные и эффективные методы борьбы. Кротонцы могли встретить атаку сибаритских всадников плотным, ощетинившимся копьями строем пехоты, о который разбилась бы любая, даже самая стремительная конная атака. Могли заманить кавалерию на пересечённую, неудобную для неё местность (если таковая была поблизости) или использовать какие-то полевые укрепления.

И, наконец, нельзя исключать элемент психологического воздействия, но совершенно иного рода, чем изысканная музыкальная дуэль. Легенда о музыке могла родиться из вполне реального тактического приёма. Кротонцы, зная о ставке сибаритов на мощную кавалерийскую атаку, вполне могли использовать массированный шумовой эффект – оглушительный, согласованный рёв тысяч глоток, грохот ударов мечей или копий о щиты, пронзительные, дикие сигналы боевых труб и рогов. Громкий, резкий, хаотичный шум, внезапно обрушившийся на наступающих, действительно способен напугать даже самых тренированных боевых коней, вызвать у них инстинктивную панику, заставить их шарахаться, ломать строй и переставать слушаться всадников. Этот простой, но эффективный приём психологической войны, применявшийся с древнейших времён, позже легко мог быть приукрашен античными рассказчиками и превращён народной молвой в красивую и запоминающуюся сказку.

Не стоит сбрасывать со счетов и возможное влияние внутренних проблем в самом Сибарисе. Некоторые античные источники, хотя и не самые надёжные, туманно намекают на серьёзные внутренние политические распри, установление тирании неким Телисом и изгнание им части аристократической оппозиции незадолго до войны. Эти события могли ослабить единство города, подорвать боевой дух армии и лишить Сибарис потенциальных союзников в решающий момент.

Таким образом, наиболее вероятно, что сокрушительное поражение Сибариса в битве при Кротоне было вызвано не волшебной силой аритмичной мелодии, а совокупностью вполне реальных военных и политических факторов: возможным превосходством кротонской армии (прежде всего, пехоты) в дисциплине, тактике или качестве командования; фатальными ошибками самих сибаритов, ослеплённых своей гордыней и богатством; и, не исключено, весьма эффективным использованием кротонцами шумовых или иных психологических приёмов для дезорганизации и устрашения вражеской конницы на решающем этапе боя.

Легенда же о музыкальной битве, столь полюбившаяся потомкам, осталась в истории как яркая, но скорее символическая и нравоучительная метафора неизбежного краха изнеженной, самовлюблённой цивилизации, не сумевшей ничего противопоставить суровой военной реальности. Именно в этот критический момент, когда грозный строй сибаритской кавалерии был сломлен и превратился в мечущуюся, беспомощную толпу, кротонцы нанесли свой решающий, смертельный удар. Видя смятение и панику в рядах противника, их воины, воспрянув духом и почувствовав близкую победу, с яростью ринулись вперёд. Это была уже не битва равных, а безжалостное избиение дезориентированного, потерявшего управление и волю к сопротивлению врага.

Река забвения: гибель Сибариса

Разгром кавалерии на поле у Кротона стал для города смертным приговором, подписанным кровью его лучших сыновей. Лишившись своей главной ударной силы, своей элиты, Сибарис был обречён. Деморализованные остатки сибаритского войска, потерявшие веру в себя, в своих командиров и, возможно, даже в своих богов, не смогли оказать серьёзного сопротивления торжествующим, опьянённым победой кротонцам. Путь на Сибарис был открыт.

Победители хлынули в самый блистательный и богатый город эллинского мира, и месть их была страшна и беспощадна. Вековая зависть к показной и почти оскорбительной роскоши и высокомерию сибаритов вылилась в слепую, разрушительную ярость. Кротонцы, похоже, не стали утруждать себя взятием пленных или долгим и методичным грабежом накопленных за два столетия сокровищ – их целью было не обогащение, а полное, окончательное уничтожение ненавистного соперника, искоренение самой памяти о нём, превращение его гордого имени в предостерегающий миф, в страшную сказку для непослушных детей.

Дома простых граждан и роскошные дворцы аристократов – всё было предано огню и разрушению. Пламя пожирало дерево, камень трескался и рушился, превращая город в гигантский погребальный костёр. Статуи богов и героев были разбиты вдребезги, драгоценная утварь из золота и серебра переплавлена или унесена как трофеи. Жители Сибариса, не успевшие или не пожелавшие бежать из обречённого города в поисках спасения в соседних полисах или у варварских племён, были безжалостно перебиты – мужчины, женщины, старики, дети – или обращены в рабство, что в те времена часто было участью горше и унизительнее быстрой смерти. Город, ещё совсем недавно сиявший великолепием и роскошью, полный музыки, смеха, ароматов изысканных кушаний и дорогих благовонных масел, за считанные дни или недели превратился в огромное, чадящее пепелище, в безжизненные, почерневшие руины под вечно синим, но теперь таким холодным и равнодушным южным небом.

Но победителям и этого показалось мало. Они хотели гарантировать, что Сибарис никогда, никогда больше не возродится из этого пепла, что даже само место, где он стоял, будет непригодно для жизни на многие поколения вперёд. И тогда они решили изменить само русло реки Кратис, той самой реки, что веками поила город и его плодородные поля. С помощью неимоверных усилий – вероятно, потребовались труд и пот десятков тысяч рабов, пленных или мобилизованных союзников – они заставили непокорную реку свернуть со своего привычного, проложенного самой природой пути и направили её воды прямо на дымящиеся, ещё не остывшие руины поверженного врага.

Мутный поток, несущий с гор ил, песок и камни, хлынул на то место, где ещё недавно стояли гордые стены, великолепные храмы и роскошные виллы Сибариса, затопляя развалины, смывая пепел и кровь, погребая под толстым, плотным слоем речных наносов последние остатки былого великолепия. Улицы, площади, фундаменты домов, обломки колонн, черепки амфор, тела убитых – всё скрылось под водой. Река, бывшая кормилицей Сибариса, стала рекой забвения, его Летой, символически и физически стирая его с карты мира, хороня так глубоко, что даже место его точного расположения было утеряно для истории на долгие века.

Так бесславно и страшно погиб Сибарис – город неслыханной роскоши, утончённой культуры, музыки и легендарных танцующих коней. Само слово «сибарит» навсегда вошло во многие языки мира как символ изнеженности, праздности и безудержной любви к удовольствиям, стало его своеобразным памятником.