Это символ Инь-Ян, один из самых популярных элементов дальневосточной философии, обозначающий первоначальное разделение двух противоположных свойств.

Этот символ стал настолько популярен, что присутствует даже на флаге целого государства- Республики Корея.

Его наличие там должно говорить о глубоких традициях конфуцианства, буддизма и даосизма, исторически укоренённых в корейском обществе. Однако именно применительно к Корее он обретает, на мой взгляд, новый, даже ироничный смысл. Ведь уже без малого сто лет сам этот полуостров разделён на две половины, словно метафорически противоречивые "черное" и "белое".

Более того. кажется, что и по смыслу это подходит - есть Республика Корея (самоназвание - Тэханмингук), ориентированная на "западную" модель жизни с высокими технологиями, союзом с США, парламентским правлением и большими экономическими достижениями. А есть Корейская Народно-демократическая Республика (самоназвание - Чосон Минджуджуи Инмин Конхвагук), очень закрытое и специфичное государство, в общем и целом непосредственно наследующее риторике стран советского блока.

Вот же они - инь и ян в самом буквальном смысле! Непонятное, изолированное и обросшее жуткими историями образование против открытой очень развитой на фоне подавляющей части мира страны. Факты частично подтверждают такое мнение, и оно распространено.

Но тут очень много всяких "но". Мне видится, что две Кореи - Чосон и Хангук - действительно являются философскими противоположностями, но в куда более мрачном и извращённом смысле, чем можно подумать изначально. А для того, чтобы раскрыть это тему, лучше всего обратиться к истории этих территорий и особенностям их становления и существования.

А начать надо с их праотца

Вернее, с праотцов, которых на Корейском полуострове было достаточно. Согласно мифу, первым корейским государством был Кочосон, основанный сыном небесного бога Тангуном, спустившимся с сакрального вулкана Пэктусан в 2333 году до нашей эры (по нашему летоисчислению). Он женился на медведице, ставшей прекрасной женщиной, и правил более тысячи лет.

История интересная и даже для кого-то нетривиальная, но к реальности никакого отношения не имеющая. На самом деле, четыре-пять тысяч лет назад на Корейском полуострове только происходил переход к полноценному земледелию. А осязаемый Кочосон появился как союз племён в IV веке до нашей эры, и тоже не был государством.

Миф о Тангуне же является частью того влияния, что и сформирует корейскую идентичность, то есть китайского влияния. Во II веке до нашей эры кочосонские племена будут разбиты империей Хань, которая частично завоюет север полуострова и запустит здесь действительно серьёзные процессы.

Через китайскую модель местные элиты и построят свои царства, отражением чего, в числе очень многого другого, является и заимствование шаблона легенды о правителе-основателе, жившем очень давно. В Китае - желтый император (Хуан-ди), а в Корее его побратим со схожей сутью. Аналогичный миф был взят и переработан под себя японцами.

В первую очередь, этот факт говорит о сильном ориентире на Китай. С первых веков нашей эры на Корейском полуострове будут появляться образования, которые последовательно переймут устройство крупного соседа, начиная от архитектуры и титулов правителей, и заканчивая социальной структурой.

От последнего и происходит внешнее название "Корея", потому что только в ту эпоху, через морских путешественников и Монгольскую империю, в Европе и на Ближнем Востоке хоть что-то узнали про эту страну. Хотя самоназвание, конечно, совсем другое - либо "Чосон" (древнейшее и легендарное), либо "Хангук/Тэхан" от "Тэханмингук", происходящее от трёх союзов племён полуострова (Самхан), которые в своё время станут основой для царств Коргурё, Силла и Пэкче.

В любом случае, на этой территории постепенно образуется построенная на китайской модели общность, глубоко воспринявшая конфуцианское устройство как свою основу.

Хотя тут тоже не без нюансов. Так, при Корё был популярен буддизм, а вот сменившее его государство Чосон (1392-1897 года) полностью и безоговорочно приняло неоконфуцианство с его патриархальностью, жёсткой социальной иерархией, культом стабильности и мощнейшей властной вертикалью.

При этом Чосон, как, впрочем, и его предшественники, являлся одной из самых развитых и цивилизованных стран своего времени. Даже китайские интеллектуалы эпох Сун (X-XIII века) и Мин (XIV-XVII века) признавали своих маленьких соседей близкими к себе и не варварами. Корея и Поднебесная империя были в хороших отношениях и являлись историческими вассалом и сюзереном, что неудивительно.

Поэтому, как и китайцы, корейцы отличились в изобретательстве и культуре. Примечательно, что первое подобие броненосца (корабль-черепаха) и первая реактивная система залпового огня (хвачха) были разработаны именно в Чосоне в XV-XVI столетиях

Но, как очевидно, Восточная Азия - это не Западная Европа, и высочайший уровень государственности, культуры и технологий, которым они обладали, не вылился в Просвещение, промышленную революцию, рационализм и тому подобное. Неоконфуцианская идеология работала иначе, и общества региона были консервативными, строго иерархичными и весьма изолированными.

Им не было нужды плавать за океаны и выжимать максимум из имеющихся скудных ресурсов, как англичанам, голландцам и португальцам. Не было конкуренции на всех уровнях. Тут жили совершенно другими ценностями, для европейца Нового времени абсолютно архаичными и чужеродными.

И неизвестно, сколько бы Чосон, как и его родичи по цивилизационной сфере, прожил бы так, если бы не западное вмешательство XIX столетия. Оно унизило Китай Опиумными войнами, изменило Японию, сделав её на некоторое время яростным фанатом всего европейского, и привело к тотальному поражению Кореи на политической арене.

Как выяснилось, традиции и порядок, работавшие много-много веков, потеряли свою актуальность с приходом сломавших традиционное общество держав. Но власти Кореи долго отрицали это. В частности, принц-регент Ли Ха Ын, де-факто правивший страной последние десятилетия XIX века, пытался продолжить изоляционизм, но его усилия оказались тщетны - вестернизорованные японцы силой открыли Чосон во время войны с Китаем 1894-95 годов.

Сын Тэвонгуна, король Коджон, и его жена королева Мин, соперничали с ним за власть, а последняя даже пыталась спасти страну от Японии и упадка, взяв её под крыло Российской империи. Но ничего не вышло - хоть в 1890-х и 1900-х годах действительно имели место некие реформы, а Коджон даже провозгласил себя "императором", а своё государство - "империей".

Это всё была ширма - в новую эпоху Чосон стал откровенным "неудачником", нищим и слабым на фоне соседей и важных игроков того времени.

Выбор стоял лишь между формами подчинения - либо России, либо Японии. Корея уже была обречена, и в 1905 году, после мира между Петербургом и Токио в Портсмуте, стала японским протекторатом, а с 1910-го просто имперской колонией, лишённой всякого подобия независимости.

После этого были попытки японизации (корейцам даже меняли имена с родных на "правильные") и уничтожения древней идентичности, которые были спорными с точки зрения успеха.

Зато, несмотря на дискриминацию корейской культуры и ассимиляцию, именно при японцах тут была построена некая промышленность (на севере полуострова, в горах с полезными ископаемыми), сильно повысилась продолжительность жизни и её качество.

В общем, были интересные моменты, пусть ныне все корейцы и считают этот период однозначным злом (что логично, никакое развитие не может перечеркнуть попытку уничтожения культуры народа, тем более, что оно было нужно Японии не ради блага для всех, а из соображений получения средств для экспансии). Но потом наступил август 1945 года, а именно - 6, 8 и 9 его числа, когда амбициям Токио через советские армии и американские новейшие бомбы пришёл конец.

А затем - разгром в Маньчжурии и 2 сентября 1945-го, завершившее войну в Азии. Только вот Корея как была никому неинтересна, так и осталась. После упадка и колониальной эры она являлась стопроцентной периферией, с которой СССР и США плохо понимали, что делать.

С одной стороны, вроде как было местное правительство в изгнании, и по идее корейцы сами должны были решить свою судьбу, однако это было невыгодно ни одной из сторон. Дело в том, что изначально война с Японией предполагалась более долгой, и Корейский полуостров должен был быть взят с серьёзным боем. Север - зона советских операций, юг- американских.

Но враг сдался куда быстрее, и зоны операции стали просто зонами оккупации. Ну а там пошла Фултонская речь и прочее, что привело к нежеланию уступать свою половину, ведь неизвестно, какой бы направленности стала единая страна. А так - создали два альтернативных правительства, просоветское ("коммунистическое") и "либеральное"(антилевое-авторитарное), и все вроде довольны.

На самом деле нет - недовольны оказались сами корейцы, мнения которых никто всю дорогу не спрашивал, ибо зачем. Итог - ужасная и кровавая корейская война 1950-53 годов с участием "солдат ООН" (де-факто американских) и бойцов товарища Мао с поддержкой авиации и логистики СССР.

А уже у неё итог - жестокое крещение новой реальности, в которой утвердились Чосон (и временно оккупированный бандитами южный Чосон) и Хангук (и временно оккупированная бандитами северная Хан).

Поговорим отдельно о Чосоне (то бишь о КНДР)

С чего он начинался? Ну, товарищ Сталин и КПК (компартия Китая) давно привечали лояльно настроенных к ним партизан Кореи. Те, в свою очередь, нуждались в помощи старших товарищей по причине слабости партизанского движения в японской Корее. Настолько слабого, что оно большую часть времени существовало вовсе и на не родном полуострове, а в Маньчжурии, огромной, холодной и полной обширных гор и таёжных массивов.

Там и воевал молодой партизан Ким Сон Чжу, сын простого сельского учителя из деревни близ Пхеньяна. Его силы были весьма скромны и действовали в связке с китайскими отрядами против японцев и коллаборационистов государства Маньчжоу-го до 1941 года, пока противник не заставил их бежать за реку Амур, под советское крыло.

Ким Сон Чжу проживал под Хабаровском, где был командиром батальона, состоявшего преимущественно из корейцев. Он одно время совершал вылазки на Родину и в Манчжурию, затем активно участвовал в учениях, а с 1944 - в подготовке гипотетической десантной операции китайских и корейских бойцов для ослабления японской обороны в известных регионах.

Параллельно молодой человек налаживал личную жизнь - укреплял свой брак с партизанкой Ким Чен Сук и завёл сына, которого по распространённой тогда в СССР практике назвали Юрием Ирсеновичем Кимом.

Советское командование предполагало, что Ким Сон Чжу, или по одному из псевдонимов - Ким Ир Сен, как командир крупнейшего просоветского корейского формирования, станет основной помощью для победы над японцами на полуострове, но всё вышло куда проще - никакие десанты не понадобились, а островной враг был разбит менее чем за месяц. Батальон Ким Ир Сена так и не принял участия ни в одном из боёв Маньчжурской операции.

Там не менее, после занятия севера Кореи СССР, именно он и его люди были отправлены туда как будущие руководители. Как и в Восточной Европе, Москва тут тщательно следила за установлением правильного для неё строя, тем более, что американцы на юге уже вызвали бывалое корейское правительство в изгнании и его важную фигуру - старого политика-"либерала" Ли Сын Мана.

Поэтому Сталин тоже готовил создание нужной Кореи. А её лидером наметили Ким Ир Сена. Летом 1946 года была создана Трудовая партия Кореи, которая стала единственной политической силой в советской зоне контроля.

Ну а дальше развитие событий понятно - в сентябре 1948 года как ответ на создание Республики Корея Ли Сын Маном и прочими достойными господами, засевшими в Сеуле, с одобрения большого начальства была провозглашена Корейская народно-демократическая республика, которая сразу показала некоторый суверенитет, что неожиданно. Ким Ир Сен настойчиво предлагал Сталину и Мао помочь ему в походе на юг, чего долго не удавалось, а когда удалось, то закончилось плачевно.

Если не считать, что разрушения и смерть немалой части граждан коснулись КНДР не в 1940-х, а чуть позже, то она в целом прошла путь, похожий на путь всех государств восточного блока - восстановление разрушений, укрепление власти Трудовой партии после войны, переход к плановой экономике, индустриализация и коллективизация (даже с собственным небольшим голодом), установление жесткой однопартийной системы, и копирование СССР.

Ну и конечно же, имело место заимствование идеологической риторики об империалистах, революции, социализме и вот о таком вот прочем. Ну и чем это так уж выделяется на фоне прочих народных и демократических? А много чем.

Есть вещи, в которых Чосон был ближе, например, к Албании, в которой некоторые практики СССР были доведены до более абсурдного предела (как воинствующий атеизм). Ким Ир Сен же совершил ещё более гениальный ход - он запретил колхозникам иметь любое подсобное хозяйство, на что не решился даже Сталин. Полная коллективизация, иными словами. Но это ещё ладно, это отнюдь не самое главное в КНДР, хоть и взыграет много после.

А чтобы выявить главное, надо посмотреть на то, как здесь развивалась власть самого лидера, то есть Ким Ир Сена. Изначально он был, по большому счёту, достаточно скромным, хоть и героическим, партизаном и командиром, и первые годы своего правления страной просто шёл в фарватере политики СССР, подражая ему. Однако чем дальше в лес будущее, тем толще бывшие партизаны.

Сперва Трудовая партия была подчищена от оппозиции, что понятно, но уже задаёт тон, а потом - война с ненавистным Хангуком и США, действительно очень страшная и травматичная для молодой республики. Полное разрушение всех городов и смерть десятой части населения - это не шутки.

И на этом фоне начинаются странности. Самая главная - это быстрое развитие культа личности Ким Ир Сена, которому не потребовалось много времени для роста от зародыша в ранних пятидесятых до сложнейшей системы уже к семидесятым. Сам руководитель и его сын, тот самый Юра Ким (ставший Ким Чен Иром только в начале 60-х) превратились для людей Чосона во что-то вроде богов, сакральных фигур, которых следует обожать за сам факт их хождения по этой грешной земле.

Нигде, кроме Кореи, культ личности по условно "сталинской" схеме не оказался настолько мощным и всеобъемлющим. Ни Чаушеску в Румынии (хоть он и "Гений Карпат"), ни Ходжа в Албании, ни Тито в Югославии, ни сам Иосиф Джугашвили, ни даже Мао Цзэдун не стали объектами столь масштабного и укоренившегося в обществе поклонения.

А ключевой момент - пусть в других странах (не только просоветских) и были культы личности, они к настоящему моменту уже давно мертвы, или (как в Китае) стали формальностью для легитимации текущей власти. Но не в КНДР - тут до сих пор цветёт и пахнет этот шаблон середины прошлого столетия в наиболее близком к оригиналу виде.

Ведь в близком же? Полагаю, есть люди, которые по своим соображениям и в самом деле считают Северную Корею советской и социалистической страной. Это может быть от крайне антикоммунистических взглядов, для которых она - только "дитё кровавого Сталина" или наоборот, от идеализации советского устройства и ностальгии.

Однако к реальности оба таких мнения относятся слабо. Правда есть и всегда была в том, что Чосон и в самом деле взял эстетику, экономическое устройство и идеологическую оболочку от освободившего его СССР. А как иначе легализовать свою власть на арене Холодной войны?

Только внешность - это одно, и она далеко не всегда отражает содержание. Здесь надо бы вернуться к началу текста, где я кратко описывал традиционную Корею - "мини-Китай", оплот неокунфуцианства и традиционализма. В ней веками цементировалось общество, склонное к суровой иерархии, сакрализации власти, стремлению к стабильности и полной независимости от внешнего мира.

Нам, как представителям несколько другой цивилизационной общности, сложно понять, насколько это всё безумно важно для Восточной Азии. И может даже показаться, что технологические достижения Европы должны были поколебать эти устои. Но так не случилось, и КНДР тут - первый пример.

Да, она приняла советские нарративы, методы и достижения, но не применила их к основе социума, и, что важнее всего, к самому восприятию власти и порядка. Ким Ир Сен начал создавать то, что ему и его предкам было привычно - патриархальную монархию во главе с отцом-правителем (отсюда обилие плакатов вождя с детьми), где превыше всего стоит не социализм и революция, а обособленность, уважение к вышестоящим и сохранение своего образа жизни любой ценой.

Это объясняет, почему советская доктрина была Ким Ир Сеном быстро заменена на идеологию Чучхе - опору на собственные силы, которая причудливо смешала форму марксизма-ленинизма с изоляционизмом и корейским национализмом. Тут травма от разрушительной войны наложилась на традиции и привела к такому вот скрещиванию. Позднее отсюда же выйдет политика Сонгун - армия на первом месте.

Также, важный момент заключается в переписывании истории при Ким Ир Сене с целью подчеркнуть самодостаточность Родины. Достаточно скоро, вопреки первым речам вождя о великой помощи СССР, выяснилось, что партизаны-то были многочисленны и всегда действовали по всей Корее, и лидер командовал не батальоном, а аж целой армией, и ей же освободил страну от Японии. Да и позже, во время борьбы с буржуинами, помощь Москвы с Пекином была, но была далеко не решающей на фоне успехов Народной армии.

Проще говоря, Ким Ир Сен проводил политику, ясно направленную на идеологическую и (по возможности) экономическую и политическую автономию, и это напрямую отсылает к курсу стран Восточной Азии XV-XIX веков.

Исходя из сказанного, неудивительно, что народ без каких-либо проблем принял Ким Чен Ира как будущего главу государства и потом тоже начал его вовсю сакрализовать.

Так двое мужчин стали Великим Вождём (затем - Вечным Президентом) и Дорогим Генералом( который никогда ни с кем не воевал правда, но это мелочь, да и суть титула не в этом).

А "народно-демократическая республика" превратилась в самую настоящую централизованную монархию, очень напоминающую старый Чосон своим образом существования. Весь её фундамент - это корейские традиции.

Чтобы доказать это окончательно, вспомню о вулкане Пэктусан, который, согласно мифу, был местом, с которого сошёл на землю сын бога неба Тангун, основавший Чосон. Он является реальным местом, и ныне почитается в КНДР как священная гора и точка рождения Ким Чен Ира (так как их официальная историография отрицает нахождение партизан под Хабаровском и указывает на Пэктусан как на место лагеря, где и был рождён тот, кого никогда, само собой, не звали Юрием Ирсеновичем).

Всё та же локация, первоначально, видимо, почитаемая предками корейцев подобно Олимпу древними греками, то есть как недоступное простому смертному по причине высоты место обитания высших сил, теперь имеет "второе дыхание" как связанное с новой правящей династией. И пусть это всё - чистый миф, он важен именно как отражение традиций и наследия пращуров, что очень в духе как Кореи, так и региона вообще.

Понятно, что такое странное государство - конфуцианская монархия в обёртке сталинского СССР - в наши дни будет неизбежно привлекать внимание, и совсем не в положительном ключе. Полный отрыв от ценностей, привычных доминирующей ныне западной цивилизации, и сама закрытая политика Чосона порождают тонны мифов и способствуют демонизации этой страны.

Объективно - это очень авторитарное, милитаристское и относительно бедное общество, которое сложно принять как идеал. Думаю, обязательная работа на госзаводах, эпизоды недоедания в некоторых сельских районах, официальная кастовая система (сонбун), армейская служба в десять лет и многочисленные ограничения на передвижение даже внутри страны, восторг вызовут мало у кого.

Однако, не всё там так ужасно, как кажется. Поскольку КНДР наследует образцу восточноазиатской монархии, в ней всегда сохранялось почитание порядка, науки и образования. К тому же, никакой угрозы миру, вопреки спекуляциям заинтересованных лиц и СМИ о ядерной программе, она и в самом деле не несёт, а нацелена на большую или меньшую изоляцию (для чего в том числе мощнейшее вооружение и создала).

Это делает Северную Корею не примером для подражания, но очень интересным гибридом, реликтом одновременно двух эпох - старины Азии и Холодной войны. В этом её ценность в мире. Хотя нет сомнений, что эта же уникальность стоила ей массы бед - от голода 90-х (вызван прекращением советско-китайской помощи, а усугублён упомянутым запретом на подсобные крестьянские хозяйства), до большой отсталости по многим областям и весьма тяжёлого положения в геополитических игрищах.

Источники:

https://www.rbc.ru/politics/16/10/2006/5703bcd99a7947afa08ca...

https://www.rbc.ru/person/667116aa9a7947df5efb5c8b

Раньше „инакомыслящих“ (Querdenker) считали смелыми борцами, а теперь — оторванными от реальности. Но такие сдвиги в значении слов вредят критической дискуссии, предупреждает автор.

автор Флориан Колле

Сегодня тех, кого называют 'думающие поперёк' (Querdenker), обычно считают иррациональными, склонными к теориям заговора, антидемократичными. Однако исторически этот термин был комплиментом: кверденкерами называли людей, бросавших вызов общепринятым взглядам - часто вопреки сопротивлению, но во имя познания или справедливости. На ум приходят имена Галилео Галилея, Розы Люксембург или Эдварда Сноудена. Но с начала пандемии COVID-19 слово 'кверденкер' превратилось в уничижительный ярлык.

Этот семантический сдвиг — не случайность, а результат целенаправленного лингвистического кадрирования: так называемого фрейминга. Термин происходит из лингвистики и психологии коммуникации и описывает, как язык формирует наше восприятие. То, что начинается как 'критически мыслящий гражданин', через повторение и изменение контекста превращается в 'бредящего конспиролога'. И посыл очевиден: тот, кого так называют, якобы выпал из демократического консенсуса — а значит, с ним можно не утруждаться аргументами.

"Конспиролог": сомнение как патология

Ещё одно модное словечко, которое используют всё чаще — „конспиролог“. Оно заменяет прежний термин „теоретик заговора“, который уже сам по себе носил уничижительный оттенок. Но что это на самом деле значит? Как правило, так называют тех, кто ставит под сомнение „официальные нарративы“ о геополитических или социальных событиях — будь то 11 сентября, война на Украине или влияние корпораций на политику. Но можно ли назвать это идеологией? Или же это как раз суть критического мышления: подвергать сомнению, проверять, рассматривать новые точки зрения?

Дискредитация с помощью ярлыков вроде „конспиролог“ как раз этому и препятствует. Обсуждение становится эмоциональным, а не рациональным. Сомнение объявляют болезнью — вместо того чтобы признать его необходимым элементом здоровой демократической дискуссии.

„Система“ — это описание, а не теория заговора

Но существует ли на самом деле „система“, заинтересованная в подавлении общественной критики? Вряд ли в виде тайного заговора — скорее, как переплетение власти, медиа и капитала. Особенно через влияние западных финансовых и военно-промышленных кругов, которые через аналитические центры, фонды и PR-институты активно формируют общественные дискуссии.

Эти наблюдения имеют прочную эмпирическую основу. Исследования медиаконцентрации показывают, что несколько крупных игроков доминируют в публичном дискурсе. То, что интересы оборонного сектора и ВПК широко представлены в СМИ, также логично — они располагают PR-бюджетами, политическими связями и стратегическими нарративами, обещающими безопасность. Утверждение, что «система» защищает статус-кво, при котором критические голоса маргинализируются, — это не «вера», а анализ. Обвинение в «конспирологии» во многих случаях как раз и служит цели отражения такой структурной критики.

Фрейминг как инструмент удержания дискурсивной власти

Суть уловки заключается в том, чтобы дискредитировать не содержание высказываний, а самих говорящих. Тот, кто выступает против милитаризации, антиковидных мер, внешней политики США или транснациональных элит власти, быстро оказывается в углу, помеченном как 'кверденкеры' или 'конспирологи'. При этом индивидуальная мотивация не играет практически никакой роли.

Эта стратегия направлена на сохранение монополии на интерпретацию. Ведь тот, кого объявляют иррациональным, исключается из дискурса. Тогда как ярлыки вроде „демократ“, „сторонник науки“ или „ответственный политик“ дают авансом доверие — даже если позже позиция окажется ошибочной.

Критически мыслящий гражданин как фактор риска?

Грустная ирония: по-настоящему критически мыслящий гражданин, анализирующий как государственную, так и рыночную власть, зачастую воспринимается как "радикал", тогда как конформистские позиции получают ярлык "разумных". Однако история учит: прогресс часто приходил извне - от тех, кто бросал вызов господствующим убеждениям. То, что сегодня сомнение патологизируют, критический анализ высмеивают, а вызов властным интересам клеймят как идеологию, должно заставить нас задуматься. Речь идёт не о наивном приравнивании всех инакомыслящих к истине, а о необходимости сохранять пространство для дискуссии.

Язык решает: кому вообще позволено сомневаться? Бесконтрольное использование боевых ярлыков вроде "бредун", "отрицатель", "теоретик заговора", "пониматель Путина" или "поперечный фронт" — это тревожный сигнал. Они не просто маркируют инакомыслящих — они заменяют аргументы ярлыками. Дискуссия ведётся на моральном, а не на предметном уровне. Это тревожная тенденция. Не потому, что любое сомнение автоматически обоснованно — а потому, что без сомнения невозможны ни демократический контроль, ни просвещение, ни прогресс.

Новый подход к критике СМИ, политики, властных элит или геополитических стратегий не должен маркироваться уничижительными ярлыками. Тот, кто не опровергает критику, а объявляет её нелегитимной, ведёт себя не как демократ, а как авторитарист. Нам нужна новая культура сомнения - открытая, но не наивная, которая признаёт: не каждое инакомыслие - это заговор, и не каждый фрейминг - правда.

Флориан Колле живёт в Мюнхене. Десять лет он провёл в Таиланде, работая в сфере туризма, а сейчас проходит переподготовку по специальности «Туристический менеджмент». С началом дебатов о милитаризации и роста военной угрозы в Европе он занялся политической деятельностью, выступая за миролюбивую Германию.

https://www.berliner-zeitung.de/open-source/macht-der-worte-wie-sprache-zur-waffe-gegen-kritisches-denken-werden-kann-li.2335514