Лига историков

10 марта 1952 г. тесно связанный с США политический деятель Республики Куба Фульхенсио Батиста Сальдивар (Fulgencio Batista Zaldívar), опираясь на имевших большое влияние в стране военных, совершил государственный переворот. Он отстранил от власти действующего президента Карлоса Прио (Carlos Prío Socarrás), провозгласил себя "временным президентом" и отменил выборы главы государства, которые должны были состояться через три месяца и на которых Партии объединенного действия Батисты прочили только третье место с большим отрывом от фаворитов.

Наиболее распространенные обвинения "второму режиму Батисты" на Кубе (1952-59 гг.; до этого, с 1933 г., после возглавленного им военного "восстания сержантов" Батиста играл важную роль в политической жизни страны, а в 1940-44 гг. он занимал президентский пост легитимно) заключаются в лоббировании интересов американского капитала (монополии США контролировали свыше 70% национальной экономики) и оказании покровительства американской мафии, превратившей Гавану в крупный центр игорного бизнеса ("латиноамериканский Лас-Вегас"), а также в разгуле коррупции. К достижениям Батисты можно отнести только некоторый экономический рост за счет прямых инвестиций из США и развитие туризма.
Уровень жизни кубинцев в период диктатуры Фульхенсио Батисты, на фоне быстрого обогащения кругов, близких к режиму или сотрудничавших с американским официальным и/или теневым предпринимательством в стране, в целом демонстрировал стабильное падение. Рост безработицы составил до 10% трудоспособного населения (с 30% до 40%), наблюдалось массовое разорение крестьянских хозяйств за счет увеличения землевладения латифундистов, которые, в свою очередь, не могли организовать обработку большей части своих земель. Все это вызывало в обществе постоянную социальную напряженность и быстрый рост недовольства правлением несомненно харизматичного, но безответственного в экономических и социальных вопросах лидера.

Режим Батисты незамедлительно столкнулся с широкой оппозицией сторонников демократического и гражданского правления Кубы, противников политической и экономической зависимости от США и поборников социальной справедливости (в частности, упразднения крупной частной собственности латифундистов на землю и наделения землей бедных крестьян). Многие молодые радикалы, среди которых быстро выдвинулся 26-летний Фидель Алехандро Кастро Рус (Fidel Alejandro Castro Ruz), выпускник юридического факультета Гаванского университета и недавний участник левых мятежей в Доминиканской Республике и Боливии, делали ставку на революционное восстание против диктатуры с оружием в руках.

Согласно воспоминаниям самого Фиделя Кастро, в короткие сроки революционерам удалось подготовить до 1 200 решительных бойцов, объединенных в примерно 150 территориальных ячеек. При этом в качестве тренировочных площадок использовались спортивные сооружения Гаванского университета, где у Фиделя и его "главного оружейника" Педро Мирета, студента инженерного факультета, были хорошие связи, стрелковый клуб в Серро, а также пустыри на окраинах кубинской столицы, где упражнявшиеся в стрельбе повстанцы выдавали себя за охотников на голубей.
Политическая окраска сторонников вооруженной борьбы была достаточно различна, однако среди них господствовали левые и социалистические взгляды. Наибольшее число соратников Фидель рекрутировал из Ортодоксальной партии Кубинского народа (Partido del Pueblo Cubano – Ortodoxo), влиятельной популистской партии, объединявшей достаточно разнородный спектр идеологических течений - от коммунистов-ветеранов Гражданской войны в Испании и социалистической молодежи, мечтавших о социальной революции, до националистически настроенных католиков-консерваторов, желавших "изгнать из страны проклятых гринго". Сам Фидель Кастро в 1950-х гг. придерживался левых социалистических взглядов, однако еще не был коммунистом. Показательна в этом отношении его фраза: "Кубинская революция - оливковая, а не красная".
Интересна также оценка сподвижников молодого Фиделя и его самого из уст Эрнесто Че Гевары: "Это движение является одним из многих, воодушевленных желанием левой буржуазии избавиться от гнета империализма. Я всегда думал о Фиделе, как о подлинном вожде мелкобуржуазной революции, который, благодаря своим выдающимся личным качествам, сумел подняться над своим классом".
Впрочем, Фидель Кастро, получивший отличное гуманитарное образование, и многие его соратники были хорошо знакомы и с идеями марксизма, энергично используя их в своей социальной программе, чтобы поднять на борьбу беднейшие слои кубинского народа. Одним из наиболее последовательных приверженцев коммунистических убеждений среди последователей Фиделя являлся его 22-летний брат Рауль Кастро, член организации коммунистической молодежи Кубы, недавно вернувшийся с комсомольской учебы из Социалистической республики Румынии и уже успевший побывать за это под арестом.
Самоназвание организации кубинских революционеров в тот период было простым: "Движение". Именно его взял впоследствии за основу Фидель Кастро при создании своего "Движения 26 июля" (Movimiento 26 de Julio; M-26-7), названного так в честь дня штурма казарм Монкада.
"Движение" пользовалось симпатией в самых различных слоях кубинского общества, в силу того, что коррумпировано-мафиозный авторитарный режим Батисты "создал неприятности" людям самого различного достатка и социального положения. Кубинская революция финансировалась как скромными членскими взносами самих заговорщиков, так и пожертвованиями людей более состоятельных, планировавших использовать ее в своих целях.

Основной проблемой Фиделя Кастро и его последователей был недостаток оружия. Кубинские историки революции, досконально изучившие обстоятельства штурма казарм Монкада, исчисляют подпольный арсенал повстанцев в:
- 40 охотничьих ружей 12-го и 16-го калибра;
- 35 винтовок и карабинов Mosberg и Remington различных моделей под патрон 22LR;
- 8 винтовок Krag-Jørgensen M1898;
- 3 винтовки Winchester М1892;
- 1 винтовка Springfield M1903;
- 1 самозарядная винтовка M1 Garand;
- 1 пистолет-пулемет, "который заедал".
Кроме того, имелось до 60 пистолетов и револьверов различных моделей и 11 "неустановленных" единиц длинноствольного оружия.
Дерзкая диверсия 26 июля против казарм Монкада ставила своей главной целью именно захват армейских арсеналов для последующего вооружения революционных народных масс. Три тысячи единиц стрелкового оружия, находившиеся в казармах, в т.ч. самозарядные винтовки М1, пистолет-пулеметы Томпсона и пулеметы различных моделей, могли бы обеспечить кубинской революции солидную огневую мощь.

Казармы Монкада в городе Сантьяго-де-Куба (столице провинции Ориенте) на 1953 г. являлись вторым по размеру военным объектом данного типа на Кубе. Они представляли собою типичную для испанской воинской традиции постройку типа "куартель" (El cuartel), здание крепостного типа, предназначенное для размещения войсковых частей с их техникой (или лошадьми), вооружением и службами обеспечения "под одной крышей".
В них был расквартирован 1-й полк "Антонио Масео" (Regimiento Nº 1 Аntonio Maceo), одна из старейших частей Кубинской армии, ведущая свою историю с 1895 г., с борьбы за независимость Кубы от Испании, и носящая имя одного из ее героев. Полк официально именовался "кавалерийским", однако к описываемому периоду времени в основном перешел на автомобильный транспорт. Кроме того, в казармах Монкада располагался 18-й эскадрон т.н. Сельской гвардии (Guardia Rural), специального конно-полицейского формирования.
Командовал гарнизоном полковник Alberto del Rio Chaviano, имевший репутацию блестящего кавалериста и хорошего командира части. В остальном это был типичный высокопоставленный батистианский офицер, лично храбрый, однако нечистый на руку и замешанный в политических интригах.
Общая численность гарнизона Монкада превышала 1 000 солдат и офицеров, однако в связи с начавшимся 25 июля 1953 г. традиционным карнавалом в Сантьяго-де-Куба многие военнослужащие и полицейские убыли в отпуск, и непосредственно в день нападения повстанцам могли противостоять только около 400 активных штыков (или сабель? - кавалеристы же!). К тому же многие солдаты накануне успели изрядно "подгулять" на карнавале и могли считаться "активными штыками" чисто формально. Именно эти факторы были учтены Фиделем Кастро при определении времени для штурма казарм Монкада. Кроме того, выбор лидера кубинской революции остановился на этом военном объекте потому, что он был удален от главных сил Кубинской армии, расположенных в лагере "Колумбия" близ Гаваны, почти на 900 километров. В случае успеха штурма правительству Батисты потребовалось бы значительное время, чтобы стянуть к Сантьяго-де-Куба верные войска.
Шансы повстанцев на успех представлялись тем более реальными, что боевые качества батистианской армии были невысоки. Несмотря на то, что практически вся жизнь Фульхенсио Батисты была связана с армией, его отношение к ней было традиционным для многих латиноамериканских диктаторов того времени. Рассматривая вооруженные силы в качестве инструмента достижения своих политических целей, он не вел систематической работы по их строительству, обеспечивая себе поддержку в армейских кругах в первую очередь тем, что потакал коррупции и карьеризму среди офицерского корпуса.
В условиях отсутствия на Кубе всеобщей воинской обязанности и комплектования вооруженных сил методом вербовки добровольцев, небольшое жалование рядовых и младших командиров привлекало на военную службу преимущественно разорившихся крестьян-бедняков и городские деклассированные элементы. Офицеры, в основном выходцы из состоятельных слоев общества, относились к новобранцам с высокомерием сеньора-землевладельца перед своим батраком, их обращение с нижними чинами зачастую было жестоким. В Кубинской армии не существовало взаимного доверия и духа боевого братства между командирами и подчиненными.
Периодические закупки в США партий оружия и боевой техники не сопровождались адекватной боевой учебой войск. Командиры частей больше заботились о впечатлении, которое произведут их солдаты на "сеньора президента", чем о реальной боеспособности своих частей, следовательно военные учения и парады носили характер откровенной показухи. Развернувшаяся вскоре после описываемых событий революционная партизанская борьба на Кубе показала невысокий уровень тактической и технической грамотности офицеров Кубинской правительственной армии, и еще более плачевный уровень подготовки солдат.

К фото - На переднем плане - казармы Монкада. Слева к ним примыкают здания военного госпиталя и Дворца правосудия (Palacio de Justicia), позади казарм - строения гражданского госпиталя, использовавшиеся повстанцами Фиделя Кастро при атаке на гарнизон.

Фидель Кастро ставил задачей диверсии захват казарм Монкада и - в первую очередь - находившихся там армейских арсеналов. После этого под прикрытием рассылки ложных радиограмм с радиостанции Монкада в другие воинские части, чтобы дезорганизовать действия военных (фиделисты были намерены распространить дезинформацию о военном мятеже против режима Батисты, новом "восстании сержантов", подобном тому, что в 1933 г. впервые прославило будущего диктатора), планировалось вывезти оружие и боеприпасы на несколько конспиративных пунктов в Сантьяго-де-Куба. В случае успеха операции следующим шагом должен был стать захват городского радиоцентра и трансляция оттуда записи последнего радиообращения авторитетного оппозиционного политика Эдуардо Чибаса Рибаса (Eduardo René Chibás Ribas, погиб в 1951 г.), пламенно призвавшего народ Кубы на борьбу с диктатурой, коррупцией и засильем американского капитала. Словом, казармы Монкада должны были стать только первым звеном в цепи амбициозных планов молодого лидера кубинской революции... В силу трагического стечения обстоятельств, им не суждено было воплотиться на этот раз. Вернее - суждено, но гораздо позднее.

К вечеру 25 июля 1953 г. повстанцы во главе с Фиделем Кастро собрались на предварительно арендованной ферме в деревеньке Сибоней (Siboney) в пригородах Сантьяго-де-Куба. Большинству из них пришлось добираться из разных частей страны, преимущественно - из Гаваны. Около 60 человек приехали поодиночке на поездах или рейсовых автобусах, остальные - группами по 4-5 человек на собственных или арендованных автомобилях, которые затем планировалось задействовать при штурме. Передвижение осуществлялось в условиях строгой конспирации, старшие групп получили по этому поводу исчерпывающие инструкции и небольшие суммы на дорожные расходы. Общая "легенда" на случай проверок на дорогах была такова: молодежь съезжается на веселый карнавал в Сантьяго-де-Куба.
Самому Фиделю, выехавшему из кубинской столицы на новеньком "бьюике" чернокожего повстанца Теодулио Митчеля, пришлось импровизировать при встрече с механизированным полицейским патрулем в районе Ранчо Бойерос. Облаченный в элегантный летний костюм и с неизменной дорогой сигарой в зубах, предводитель заговорщиков производил впечатление благонадежного молодого денди. Он сказал полицейским, что едет в местный аэропорт "встречать друга-генерала", после чего стражи порядка взяли под козырек и пропустили автомобиль... заметив на прощание: "Сеньор, в этот час нет ни одного авиарейса!"
У некоторых других групп также не обошлось без непредвиденных обстоятельств: несколько человек дезертировали в последний момент, а другие, чтобы справиться с нервным напряжением, успели напиться по дороге, несмотря на запрет командира на употребление алкоголя.
Однако к рассвету 26 июля отряд был в сборе и готов к выступлению. Фидель Кастро обратился к своим товарищам с короткой, но зажигательной речью, текст которой вошел во все хрестоматийные книги по истории кубинской революции и очень показателен для понимания мотивации молодых революционеров: «Товарищи! Через несколько часов вы сможете оказаться победителями или побежденными, но знайте это, товарищи, как бы то ни было, наше движение победит! Если завтра мы победим, быстрее сбудутся чаяния Марти. Если этого не случится, наше выступление послужит для всего народа Кубы призывом подхватить знамя и идти вперед. Народ поддержит нас в Ориенте и по всему острову. Поколение столетия Марти! Как в 1868 и 1895 годах, здесь, в Ориенте, мы первыми провозглашаем: „Свобода или смерть!“»
Историкам революции на Кубе в настоящее время известны имена 137 участников штурма казарм Монкада. При этом общая численность отряда повстанцев, который Фидель Кастро повел в атаку 26 июля 1953 г. могла быть и несколько большей - сам лидер кубинской революции вспоминал о 140 бойцах.
При этом меньший по численности отряд (по различным данным от 24 до 40 человек) должен был атаковать казарму в городе Баямо (Bayamo), ближайший к Сантьяго-де-Куба относительно крупный армейский гарнизон, чтобы воспрепятствовать подходу подкрепления к военным .
Подавляющее большинство бойцов Фиделя Кастро было выходцами из рабочего или среднего классов Кубы. Немало было учащейся молодежи, однако законченное университетское образование имели только четверо, включая самого Фиделя. Необычным для революционных восстаний в Латинской Америки обстоятельством было то, что среди фиделистов не было ни одного профессионального военного. Средний возраст повстанцев составлял 26 лет - в большинстве своем они были очень молоды, только 27 из них перешагнули за рубеж тридцатилетия и пятеро были старше 40 лет. Расовый состав отряда Фиделя Кастро был для мультирасового общества Кубы на редкость "белым" - всего двое бойцов были чернокожими и еще 12 - мулатами. Это объясняется тем, что "цветное" население Кубы в целом поддерживало режим Батисты, видя в нем "своего человека" - в жилах диктатора тоже текла смешанная кровь. В боевом отряде было две молодые женщины - Айдее Сантамария (Haydee Santamaria), сестра одного из командиров, и Мельба Эрнандес (Melba Hernandez), которым отводилась роль помощниц врача.

Тактический план захвата казарм Монкада был разработан Фиделем Кастро и его ближайшими сподвижниками Абелем Сантамрия (Abel Santamaría), Раулем Кастро, Педро Миретом, Лестером Родригесом (Léster Rodríguez) и некоторыми другими. Как признавал впоследствии сам Фидель, он был чрезмерно рассчитан на использование факторов внезапности и удачи, риск провала был неоправданно высок. Однако молодые революционеры рвались в бой, и их высокий боевой дух и готовность к самопожертвованию предоставляли повстанцам дополнительными преимущества перед слабо мотивированными солдатами режима Батисты.
Главная штурмовая группа под руководством Фиделя Кастро в составе примерно 90 бойцов на 16 легковых автомобилях должна была приблизиться к въезду на территорию казарм Монкада со стороны поста №3 под видом кортежа высокопоставленного офицера из Гаваны, нагрянувшего в гарнизон с неожиданной инспекцией. Все, или по крайней мере большинство людей этой группы были переодеты в военную форму (впрочем, при гражданской обуви и без армейского ременного снаряжения). Комплектами солдатского обмундирования, которое было преимущественно светло голубого цвета (военная полиция), чтобы отличаться от униформы цвета "хаки" гарнизона Монкада, повстанцам удалось "разжиться" с помощью молодого ординатора военного госпиталя Флорентино Фернандеса Леона (Florentino Fernandez Leon), родственника одного из революционеров. Сочувствовавший "Движению" военный медик купил их у сержанта-начальника госпитальной прачечной за скромную сумму в 200 долларов. Кроме того, женщины-заговорщицы засели за швейные машинки и пошили из подходящей по цвету ткани еще ряд комплектов одежды по образцу армейской. Всего можно было обмундировать до 100 человек. Фидель Кастро распорядился нашить на всю униформу сержантские лычки, зная, какое уважение и страх внушали рядовым Кубинской армии суровые младшие командиры, а также для придания правдоподобности "легенде" о "восстании сержантов".
На штурмовую группу возлагалась основная боевая задача - прорваться на территорию казарм Монкада и захватить объект.
Ее поддержку должны были осуществлять еще две боевые группы - двадцать человек под командой Абеля Сантамарии и пять человек во главе с Раулем Кастро и Лестером Родригесом. Первой из них предписывалось захватить гражданский госпиталь и развернуть там медпункт отряда (для этого при группе находились врач др.Муньос и обе девушки-санитарки), а второй - завладеть Дворцом правосудия. Установив контроль над обоими объектами, группы должны были поддержать штурм снайперским огнем с их верхних этажей, откуда открывался удобный сектор обстрела на казармы.
Водители в состав боевых групп не входили и должны были оставаться при своих автомобилях, охраняя их и держа наготове с включенными двигателями на случай необходимости отступления или иного маневра силами.

Осуществление этого смелого замысла во многом зависело от благоприятного для молодых кубинских революционеров стечения обстоятельств, а именно этого 26 июля 1953 г. и не произошло. Штурм казарм Монкада стал для Фиделя Кастро и его товарищей цепью неприятных неожиданностей и случайностей, к которым они оказались не готовы. В то же время реакция гарнизона, состоявшего из солдат отборного полка и возглавляемого толковым офицером (своего рода "лучшие из худших" на фоне общего скверного состояния Кубинской армии), оказалась гораздо более быстрой и агрессивной, чем предполагали повстанцы.
Началось с того, что никто из водителей автомобилей повстанческой колонны не ориентировался свободно на тесных извилистых улицах Сантьяго-де-Куба. Добираться приходилось по туристическим путеводителям и картам автодорог. Выехав с фермы Сибоней затемно (около 4:30-4:45), машины растеряли друг друга в пути и прибывали к казармам Монкада в разное время. Не успев сориентироваться в обстановке, их экипажи вступали в бой с хода и действовали на собственный страх и риск. Несколько автомобилей, в том числе и тот, на котором находился запас боеприпасов и часть винтовок, столь необходимых отряду Фиделя, вообще заблудились и не сумели добраться до места назначения.
Тем не менее, около 6:00 утра несколько первых автомобилей оказались перед постом №3 казарм Монкада; Фидель Кастро решил действовать наличными силами, рассчитывая на скорое прибытие подкрепления.
Дальнейшее развитие событий источники описывают по-разному.
Согласно наиболее распространенной версии, восьмерым повстанцам в сержантской униформе удалось без единого выстрела разоружить часовых, нагнав на сонных растерянных солдат страху грозным окриком: "Откройте проезд, генерал едет! Немедленно винтовки на землю, растяпы, а сами - марш в казарму!" Однако затем "бьюик" Фиделя внезапно заглох при въезде на пост, перекрыв дорогу внутрь казарм остальным машинам. Пока водитель отчаянно пытался завести его, а остальные повстанцы беспомощно толпились вокруг, появился внешний патруль в составе рядовых Luis Triay и Alfonso Silva (бдительных и опытных старых солдат) который заподозрил неладное и окликнул подозрительных "сержантов". У кого-то из юных повстанцев не выдержали нервы, и он выстрелил. Патрульные тотчас укрылись в укрепленной караульной будке и открыли ответный огонь.

Фидель Кастро, в свою очередь, вспоминает, что часовые заметили приближение автоколонны и перегородили въезд в казарму, после чего ему пришлось направить свой автомобиль "прямо в группу солдат". Затем загремели выстрелы и машина была остановлена.
В результате только троим повстанцам удалось проникнуть на территорию казарм, да и те, оставшиеся неопознанными благодаря своей военной форме, были вынуждены выбраться наружу, ни чем реальным не проявив своего присутствия (если не считать введения в заблуждение взвода новобранцев, которым, выдавая себя за сержантов, они приказали не вступать в бой). Остальные, во главе с Фиделем Кастро, покинули автомобили и вступили в интенсивную перестрелку с личным составом караула перед въездом в казармы. Впоследствии вождь кубинской революции вспоминал, что на этом этапе всего 20 ручных гранат в руках у его людей могли бы переломить ход сражения, однако такого важного штурмового оружия у фиделистов как раз и не было.
Полковник Alberto del Rio Chaviano сразу же отдал приказ объявить в гарнизоне боевую тревогу, и солдаты 1-го полка "Антонио Масео", поднятые стрельбой со своих коек, принялись разбирать оружие и занимать оборону по периметру. В эскадроне Сельской Гвардии тревога была объявлена позднее, когда дежурный офицер разобрался, что имеет место нападение на гарнизон, а не "выяснение отношений" между военными.

К фото - Военнослужащие 1-го полка "Антонио Масео" здесь в полном боевом снаряжении, в то время, как очевидцы сражения за Монкада свидетельствуют, что многие солдаты были "полуодеты", а полковник Alberto del Rio Chaviano вообще руководил боем в шелковой пижаме, успев надеть "для узнаваемости" только фуражку и ремень с кобурой.

В то время, как штурмовая группа Фиделя, укрываясь за автомашинами и невысокой каменной оградой военного госпиталя, где повстанцы интуитивно скопились под пулями защитников казарм (Фидель Кастро вспоминал о "захвате" его людьми военного госпиталя, однако батистианские источники утверждают, что госпиталь был закрыт на ремонт и не охранялся), "завязла" в ожесточенном бою у поста №3 , двум группам поддержки удалось выполнить свои задачи с удивительной легкостью.
Абель Сантамария и его люди заняли гражданский госпиталь и открыли из его окон огонь по защитникам казарм, в то время как врач отряда и девушки развернули медицинский пункт и приготовились к приему раненых. Впрочем, ни одного из раненых повстанцев доставить туда в ходе боя так и не удалось. Медицинский персонал и пациенты госпиталя, привыкшие к периодически происходившим в стране вооруженным "разборкам" между политическими или криминальными группировками, с пониманием отнеслись к ситуации и укрылись от пуль во внутренних помещениях. Более того, увидев, что имеют дело с противниками батистианской диктатуры, многие выражали революционерам свою поддержку - протестный потенциал в Сантьяго-де-Куба оценивался как один из наиболее высоких.
Рауль Кастро и его группа захватили Дворец правосудия, без сопротивления разоружив нескольких оказавшихся там солдат и полицейских. Бойцы заперли пленных в подвале, а сами расположились на крыше здания и принялись обстреливать казармы Монкада сверху.
Считается, что большую часть потерь защитники казарм Монкада понесли именно от снайперского огня из гражданского госпиталя и Дворца правосудия.
Огневая поддержка позволила штурмовой группе Фиделя Кастро продержаться несколько дольше, однако когда военные ввели в бой два станковых пулемета Browning M1919, повстанцам стало ясно, что их дело проиграно. Фидель отдал приказ об отступлении. Его люди, погрузив своих раненых в уцелевшие автомобили, начали выходить из боя - пешим порядком или на машинах. Сам молодой командир ушел одним из последних, чудом успев запрыгнуть в отъезжающий автомобиль. Отход прикрывали семеро стрелков под руководством оружейника отряда Педро Мирета. Эта горстка храбрецов продолжала вести бой в несколько раз дольше, чем главные силы штурмовой группы.

В горячке боя Фидель Кастро не успел передать приказ об отступлении боевым группам, занимавшим гражданский госпиталь и Дворец правосудия. Вожак повстанцев полагал, что, увидев отступление главных сил, командиры групп сами примут решение об отходе. В случае с Раулем Кастро так и произошло: он сумел без потерь вывести своих людей из боя.
Однако Абель Сантамария, распоряжавшийся в гражданском госпитале, то ли не сразу заметил отступление Фиделя, то ли желал до конца связывать противника боем, даже жертвуя собой и своими бойцами. Достоверно определить, что именно руководило этим молодым революционером, когда он решил продолжать сражаться в одиночку, невозможно: сам он и почти все его товарищи трагически погибли. Ведя интенсивный огонь из окон, пока не закончились патроны, группа Сантамария смогла продержаться около трех часов - больше, чем кто-либо иной из повстанцев.
После отражения штурма казарм Монкада, их гарнизон перешел к контрнаступательным действиям. Полковник Alberto del Rio Chaviano отправил несколько взводов солдат под командованием лучших офицеров для окружения еще отстреливавшихся на внешнем периметре казарм бойцов Педро Мирета и захвата гражданского госпиталя.
Однако обороняться батистианские военные очевидно умели лучше, чем наступать. Офицеры осторожничали, и взводы продвигались вперед нерешительно, вяло. Потеряв нескольких человек убитыми и ранеными, группа повстанцев Педро Мирета сумела пройти в госпиталь, и только когда у его защитников закончились боеприпасы, солдаты ворвались в здание.
Медики и пациенты госпиталя пытались спрятать молодых революционеров, переодев их в госпитальные пижамы и разместив по палатам. Обеим девушкам врачи выдали форму медицинских сестер и попытались убедить батистианского офицера, что это их коллеги. Однако эта благородная и наивная попытка была обречена на провал: военные быстро вычислили участников недавнего боя по следам копоти на лицах и руках, синякам от прикладов на плечах и тому подобным приметам, а Айдее Снтамария и Мельба Эрнандес были выданы информатором. Осыпая схваченных революционеров отборной бранью и ударами, солдаты поволокли их в помещение штаба гарнизона, где полковник Alberto del Rio Chaviano и спешно прибывший начальник полиции Сантьяго-де-Куба Jose Izquierdo Rodriguez подвергли их предварительному допросу.
Педро Мирет, избитый прикладами до полусмерти и окровавленный, был оставлен солдатами в госпитале за мертвого. Чудом избежать плена удалось и 18-летнему лицеисту Рамону Ферресу, которого престарелый ветеран Освободительной войны против Испании Томас Санчес, находившийся на излечении, выдал за своего внука.

________________________________________________________________________Михаил Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

"Поймите, я слишком давно испытываю этот голод, - жаловался он. - Жена моя - крестьянка, темная, грубая женщина. Любви я не знал".

Ляля слушала, пытаясь понять, как она объяснит все это мужу.

29 октября 1899 года в Витебске, в семье пехотного подпоручика Дмитрия Михайловича Лиорко и его супруги Наталии Аркадьевны Лиорко, урожденной Раздеришиной, родилась девочка. Окрестили малышку в местной церкви под именем Валерия. В семье, впрочем, девочку всегда называли Ляля.

Дмитрий Михайлович находился в Витебске с полком по делам службы, так что семья жила в съемной квартирке в деревянном доме с окнами на речку Витьбу.

Родители Ляли, даром что являлись потомственными дворянами, были довольно бедны, но девочка этого не замечала: любовь родителей, в особенности, отца, скрашивала для нее все бытовые неурядицы.

Отец и мать Ляли с сочувствием относились к простым людям и по своему мировоззрению были близки к народникам. Из-за этого Дмитрия Михайловича Лиорко в полку не любили и считали "либеральным офицером".

Впоследствии девочка вспоминала, какой стыд она испытывала, когда утром лежала в теплой постели и слышала фабричный гудок. Ляля уже знала: по этому гудку тысячи людей обязаны встать и по грязи, по морозу идти на душную фабрику тяжело трудиться. Однажды вместе с мамой Ляля побывала в доме белошвейки и была поражена:

"То же чувство недоумения и стыда, что и при фабричных гудках на рассвете, испытала, зайдя с матерью в домик к знакомой белошвейке. Я видела у матери ее работу - что-то воздушное, поразившее тончайшим мастерством и изяществом. Мне казалось, что такие вещи делают, играя и смеясь, нежными прекрасными руками. У белошвейки в комнате было тесно, темно и дурно пахло. Она стеснялась пришедших, стояла у корыта, вытирая передником большие красные руки, и на лице ее отчего-то было виноватое выражение".

В 1909 году в возрасте десяти лет Ляля поступила в Витебскую Алексеевскую женскую гимназию. Там случилась первая любовь:

"Мне было двенадцать лет, когда на детском вечере во время рождественских каникул пригласил на вальс молодой студент. Через несколько дней он приехал с визитом к родителям. Когда он вошел в гостиную, это было как солнце во тьме, незнакомое до тех пор счастье - сознания не было, один всепоглощающий свет. Студент о чем-то снисходительно спросил меня, краснеющую, смущенную, я что-то робко отвечала. Он уехал в Петербург в Университет. Больше не появлялся".

В 1914 году началась Первая мировая война. Отца 15-летней Ляли мобилизовали в действующую армию. Мать стала работать на "медицинском и питательном пункте" на Витебском вокзале, на который пребывали эшелоны с ранеными. Ляля помогала матери в этой тяжелейшей работе.

После начала эвакуации Ляля с матерью уехали из Витебска в Москву. В столице поселились у дальних родственников.

В Москве Ляля снова стала ходить в гимназию, и в 1916 году закончила последний, седьмой класс. Вытянувшейся, превратившейся в настоящую красавицу 17-летней барышне предстояли выпускные экзамены, однако их отменили в связи с тяжелой ситуацией в империи. Ляля не смогла прийти даже на вручение аттестата, и уже несколько позднее узнала, что ей положена золотая медаль.

1917-й начался с радостного события: в начале января на побывку прибыл отец, которого Ляля не видела два года. Увы, примерно через два месяца радость сменилась горем: у Наталии Аркадьевны, впечатленной зверствами и безобразиями Февральской Революции, случился паралич: отказали руки и ноги. Ляле пришлось ухаживать за матерью в качестве сиделки.

Летом 1917 года Лиорко поселились в знаменитом Воспитательном Доме на Солянке: комендант здания сдал Наталии Аркадьевне и Валерии комнату. Ляля давала частные уроки, что позволяло семье добывать деньги на пропитание.

В Воспитательном удалось прожить несколько месяцев. Вооруженные люди приказали и коменданту, и его жильцам немедля очистить квартиру.

Валерия с матерью поселились на Остоженке у адвоката Высоцкого, бывшего преподавателя Ляли.

Высоцкий, оказывавший юной красавице покровительство, помог Ляле устроиться секретарем в Моссовет.

К власти пришли большевики, подписали с немцами мировую. Вскоре с фронта вернулся отец Валерии. Подпоручик Лиорко был крайне напуган: Ляля слышала, как ночью отец шепотом рассказывал матери о зверствах, которые солдаты учиняли над офицерами.

Дмитрий Михайлович со дня на день ожидал ареста, и он не ошибся. 13 июля 1918 года подпоручик был арестован как царский офицер. 27 августа 1918 года отца Валерии расстреляли.

Зима 1919 года оказалась страшной. Морозы стояли лютые. В домах не топили, стены промерзали насквозь, замерзала вода и даже чернила. Приходилось спать в зимних шубах, в валенках и шапках.

Не было и еды. Хлеб достать почти невозможно, приходилось варить на дровяной буржуйке картофельные очистки и есть их. А тут еще беда - Наталии Аркадьевне совсем поплохело, почти перестала подниматься с постели.

Но Валерия крепилась, не унывала. Терпеливо ухаживала за матерью, добывала провизию, даже умудрилась поступить на филологический факультет Вольной Академии духовной культуры философа Н.А. Бердяева.

Из Моссовета девушку уволили в связи с сомнительным происхождением, но ей очень повезло: нашлась вакансия делопроизводителя, да еще в редакции журнала "Военное дело". Так Ляля смогла добыть для себя и матери усиленный военный паек.

Однако улучшение питания наступило слишком поздно: весной 1919 года у Наталии Аркадьевны был обнаружен туберкулез легких в запущенной стадии. В той ситуации это было равносильно смертному приговору. Но Ляля не готова была отдать мать в объятия смерти.

Девушка совершила невозможное и устроила Наталию Аркадьевну в туберкулезный санаторий под Сергиевом Посадом. Каждую субботу ездила к матери в Подмосковье.

Осенью 1919 года для Валерии нашлось место педагога в детском санатории "Узкое". Директор санатория согласился принять и ее больную мать.

Санаторий "Узкое" - это было одно из самых печальных мест в стране. В нем содержали детей-беспризорников вне зависимости от их происхождения и возраста. Многих ребятишек в буквальном смысле вытащили из канавы, где они погибали.

Сотрудницей санатория была бывшая народница Ольга Немчинова, с которой Валерия очень сдружилась.

Ляля полностью отдавала себя детям. Она читала ребятишкам стихи, рассказывала сказки, водила их в походы на природу. Отдавала последний кусок хлеба.

В санатории у Валерии и ее подруги Ольги Немчиновой возникла идея создать собственный детский дом в Москве.

"Я буду спасать детей из приемников, с кладбищ, и из помойных ям".

Новое учреждение молодые благотворительницы решили назвать "Бодрая жизнь".

В Москве идею Лиорко и Немчиновой одобрили. Под эти цели был выделен бывший дом министра Временного правительства Коновалова. Директором детского дома стала Ольга Немчинова, Валерия стала ее заместителем и главным воспитателем.

Параллельно с работой в детском доме Валерия успевала ходить на занятия в Вольную академию. В 1920 году в стенах учебного заведения девушка познакомилась со студентом Александром Лебедевым.

Через пару месяцев Александр попросил руки Валерии, но та, подумав, предпочла отказать студенту:

"Мы были до сих пор друзьями — будем братом и сестрой".

Александр был расстроен, но принял решение Валерии и остался ее другом и помощником. Лебедев помогал Ляле ухаживать за больной матерью, бесплатно преподавал в детском доме "Бодрая жизнь".

Александр познакомил Валерию со своим другом, инженером-химиком, профессором Менделеевского института Николаем Вознесенским. Несмотря на то, что Николай Николаевич был значительно старше, он и Валерия стали жить в гражданском браке. Валерия признавалась, что Вознесенский напоминает ей расстрелянного отца.

В 1923 году кто-то донес в МОНО, что в детском доме "Бодрая жизнь" на детей надевают крестики. Прибыла инспекция, крестики были обнаружены у нескольких ребят.

Детский дом был расформирован, воспитанников разделили и отправили по разным учреждениям.

Для Валерии это была колоссальная трагедия: дело всей ее жизни рухнуло в один миг.

Весной 1927 году Николай Николаевич Вознесенский тяжело заболел и вместе с матерью Валерии отправился лечиться в Кисловодск, в санаторий. Вскоре Наталия Аркадьевна прислала дочери письмо, что ее муж скончался. Гроб был доставлен в Москву.

После смерти мужа поддержку Валерии оказал старый друг Александр Васильевич Лебедев. Молодая женщина писала:

"Александр Васильевич чего-то от меня молчаливо ожидал, добиваясь своей цели терпением. Казалось, ожиданье было для него безнадежным: за столько лет я его не полюбила "женским" чувством и, значит, полюбить не могла. В ту зиму пришла ко мне его мать. Она смотрела на меня, маленькая, простоватая, вытирала слезы. Она говорила о тяжелом душевном состоянии сына, она умоляла: "Никто, никто Вас больше, чем он, не полюбит! Чего Вы ждете?".

6 января 1928 года Валерия все-таки согласилась стать женой Александра Васильевича. Летом 1929 года в Москве прошло торжественное венчание. Медовый месяц провели в путешествии по Волге.

Вскоре выяснилось: Лебедеву только казалось, что он любит Валерию. Вернее, за годы ожидания любовь ушла и осталось лишь желание получить то, в чем ранее ему было отказано. Муж был холоден с Валерией, равнодушен к ней.

"Он мне не муж, и это был не брак", - в отчаянии пишет она.

Между тем, ситуация в стране становилась все более страшной. Чуть ли не каждый месяц Валерия узнавала о расстреле своего очередного друга или знакомого.

14 апреля 1932 года Валерия Лебедева была арестована как "активный член церковно-монархической контрреволюционной организации". 7 июля Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР вынесло 33-летней женщине приговор - три года лагерей.

Валерия отбывала наказание в Западной Сибири в Нарымском крае селе Колпашево. Освобождена была досрочно в 1934 году.

Вернувшись в Москву, работала в Центросоюзе, затем - учительницей в Малаховке.

В 1939 году 40-летняя Валерия устроилась литературным секретарем к известному писателю, певцу русской природы Михаилу Михайловичу Пришвину. Автору "Кощеевой цепи" и других потрясающих книг было на тот момент 66 лет.

Пришвин сожительствовал с Ефросиньей Павловной Смогалёвой, которую он называл "Фрося" или "Павловна". Фросю Михаил Михайлович не любил.

В свое время с крестьянкой он сошелся из-за "любовного голода" после многочисленных неудач с "благородными женщинами". Относительно вышеупомянутого "голода" Пришвин писал в своем дневнике:

Отказавшись от "ядовитой пищи любви", но вынужденный как-то удовлетворять "любовный голод" из-за панической боязни психического расстройства, Пришвин встретил Ефросинью Смогалёву. Вот как это произошло:

«Мне хотелось уйти куда-нибудь от людей в мир, наполненный цветами и птичьим пением, но как это сделать, я не знал, я ходил по лесам, по полям, встречал удивительные, никогда не виденные цветы, слышал чудесных птиц, все изумлялся, но не знал, как мне заключить с ними вечный союз. Однажды в таком состоянии духа я встретил женщину молодую с красивыми глазами, грустными. Я узнал от нее, что мужа она бросила – муж ее негодяй, ребенок остался у матери, а она уехала, стирает белье, жнет на полях и так кормится. Мне она очень понравилась, через несколько дней мы были с ней близки".

Немного позднее Пришвин стал жить с Ефросиньей Смогалёвой, но жениться на крестьянке, к тому же, замужней, он не мог.

Пришвин был уверен, что уйдет от крестьянки сразу же после того, как встретит "другую, настоящую". Однако встречи так и не случилось, Ефросинья родила писателю трех сыновей, и они жили с ним под одной крышей тридцать лет.

Позднее в интервью журналисту Ефросинья говорила:

«Муж мой не простой человек – писатель, значит, я должна ему служить. И служила всю жизнь как могла».

Но вот 39-й год. За столом в кабинете 66-летнего Пришвина появился новый литературный секретарь - еще очень красивая, элегантная женщина благородного происхождения. Глядя на Валерию Дмитриевну, писатель вновь почувствовал пресловутый "любовный голод", но также и ощутил потребность в "ядовитой пище любви".

Валерия Дмитриевна боготворила Пришвина, считала его подлинным гением. Кроме того, он так напоминал ей потерянного отца...

Когда Михаил Михайлович попросил женщину остаться в кабинете после работы, она не смогла отказать.

Вскоре они стали неразлучны.

Александр Васильевич Лебедев, узнав о романе жены с Пришвиным, с облегчением подал на развод: отношения давно себя исчерпали.

А вот Ефросинья Павловна не желала так просто расставаться с мужем. Крестьянка уступила лишь после того, как Пришвин отписал ей и детям почти все свое имущество, включая квартиру в Москве.

Теперь никаких препятствий между влюбленными не было. В 1940 году Михаил Михайлович и Валерия сыграли свадьбу.

Брак оказался исключительно счастливым. Михаил Михайлович был нежен с женой, называл ее своим поздним счастьем. Пришвин наконец-то понял, что любовь может быть не только ядом, но и целительным напитком.

Болезненный, остро ощущавший свой возраст, писатель вдруг помолодел. Коллеги говорили: "У Михаила Михайловича новая жизнь началась".

И так оно и было.

Они прожили вместе четырнадцать счастливых лет. Пришвин писал новые книги, Валерия Дмитриевна редактировала их, отправляла в издательства, отвечала на многочисленные письма читателей и, в целом, занималась организацией быта своего великого супруга.

Михаил Михайлович, заметивший у жены недюжинный литературный талант, требовал, чтобы и она писала: впоследствии это выльется в несколько прекрасных книг Валерии Дмитриевны.

16 января 1954 года, в день знакомства с единственной любовью всей своей жизни, Михаил Михайлович скончался в возрасте 80 лет.

Валерия Дмитриевна, похоронив дорогого супруга, стала бережным хранителем его памяти, верным и настойчивым популяризатором творчества Пришвина. Супруга покойного писателя подготовила два его собрания сочинений, написала о Пришвине несколько книг и до конца жизни возглавляла на общественных началах музей писателя в Одинцово.

Валерия Дмитриевна Пришвина скончалась в 1979 году, прожив на белом свете ровно столько же, сколько и Михаил Михайлович - 80 лет.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

Будучи 18-летней девушкой, Екатерина Мишина откликнулась на призыв принять участие в строительстве метро в 1933 году.

Она начала работать электриком, а в 1935 году получила должность помощника дежурного по станции. Через год Екатерина стала первой женщиной, которую отправили на курсы помощников машинистов.

🔹 в 1937 году ее назначили машинистом 3-го класса

🔹 в 1939 году — 2-го

🔹 в 1944 году — 1-го

Когда во время Великой Отечественной войны многие мужчины-машинисты ушли на фронт, Екатерина выступила с инициативой организовать первый «женский поезд». В его локомотивную бригаду входили 6 женщин.

Он же стал и первым в московском метро именным поездом — «Поезд 8 марта». Прокатиться по Сокольнической линии на нем можно было до 1975 года.

В годы войны не стало таких профессий, которые не освоили бы женщины:

🔹 К лету 1943 года они составляли более 40% работников в транспортной сфере.

🔹 К концу войны — 65% работников всего состава метро. 4 из 5 помощников машиниста были женщинами.

🔹 Бóльшая часть строителей новых станций метро во время войны была женской — 60%.

Мне написал один давний знакомый, широко известный в узких кругах историк. Он сейчас работает над исследованием боевого пути 155-го гвардейского штурмового авиаполка и его героев. Увидел в тг мой проект по фотографиям решил попробовать.

Дело в том, что он нашел несколько фотографий и попросил меня "прогнать" их через мою коллекцию для распознавания лиц. Мы добавили в списки на распознавание лиц командира эскадрильи 155-го гвардейского штурмового авиационного полка 9-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии, гвардии капитана Петра Степановича Шакурина.

По википедии: Командир эскадрильи 155-го гвардейского штурмового авиационного полка гвардии капитан Пётр Шакурин совершил к концу войны 175 успешных боевых вылетов на штурмовку вражеских войск, нанеся противнику значительный урон в живой силе и боевой технике: подавил огонь четырёх батарей и уничтожил 19 танков, 69 автомашин с войсками и грузами, 3 автоцистерны с горючим, 12 железнодорожных вагонов с боеприпасами и другим военным грузом, взорвал два склада, истребил 750 солдат и офицеров противника.

Конечно, когда ты точно знаешь, что ищешь, можно попытаться найти нужного человека глазами, особенно если фотография не слишком переполнена людьми. Но если на фотографии целых полтора десятка человек, то задача становится гораздо сложнее. У него уже была одна групповая фотография 155 ГШАП:

На одной из групповых фотографий я обнаружил Петра Степановича. Я знал, что это фотография из 155 ГШАП, но имена людей на ней были неизвестны. Так мы положили маленькое начало. Кто знает, может быть, скоро мы узнаем всех участников на этом фото:

Присоединяйтесь к проекту! Возможно, на какой-то групповой фотографии я найду вашего родственника среди его однополчан. Если у вас есть старинные семейные фотографии или вы знаете кого-то из участников 155-го гвардейского штурмового авиаполка, пожалуйста, поделитесь информацией. Вместе мы можем воссоздать полную картину и сохранить память о героях! Мой тг канал в котором я пишу о своем хобби и коллекционировании и поиске вообще: https://t.me/staryisunduk

«Рабоче-крестьянская Красная армия» — это книга-альбом, посвященный юбилею РККА и вышедший в 1934 году и построенный как фотохроника, иллюстрации преимущественно полосные и разворотные, фотографии выполнены Г. Зельмановичем, Д. Дебабовым, А. Поляковым, А. Шайхетом, Г. Петрусовым, П. Лассом, М. Ханом, А. Скурихиным, И. Шагиным, В. Грюнталь. Разделы в альбоме даны без шмуцтитулов; представлен обзор всех родов войск, сцены учений и парадов, зарисовки военной жизни, военная техника, портреты героев Гражданской войны.

Очень большой альбом с прекрасными иллюстрациями, посвященный юбилею РККА. Кому интересен весь альбом, можно посмотреть ТУТ, кто хочет скачать его в PDF (271Мб) - ТУТ