Первая мировая война

Автор: Виталий Илинич

Цикл статей будет рассматривать темы в средней детализации, в некоторых случаях крупными мазками, и выражать моё (автора) понимание ситуации, основанное на мнении участников ПМВ с высших командных должностей, выраженном после войны, на данных современных исследователей и исследователей времен Интербеллума, в том числе военных, а также на воспоминаниях офицеров, сражавшихся на фронтах ПМВ.

Предыдущие статьи цикла:

• Вступление – Что мы знаем о ПМВ?

  • Первая Мировая. Почему ничего не получалось?

  • Химическая война. Часть 1

  • Химическая война. Часть 2

  • ПМВ. Рождение современной артиллерии. Часть 1

  • ПМВ. Рождение современной артиллерии. Часть 2

  • Первая Мировая. Рождение тактики пехоты

Разумеется, положительные нововведения быстро расползались по разным участкам фронта. Во многих дивизиях всех воюющих сторон так или иначе появлялись свои «гренадеры», «окопные рейдеры», «отряды смерти», «ударники», «штурмовики», «отважные». Собственно, немецкий термин Stoßtruppen я скорее перевел бы как «ударники». Но в историю они уже вошли как «штурмовики». На фронте военная мысль работала и постепенно создавались отряды гранатометателей, зарождалась новая тактика.

В частности, в окопных рейдах и локальных атаках группы могли разделить, например, на группы разграждения (резателей проволоки, в первую очередь), метателей гранат, зачищателей траншей, подносчиков гранат и боеприпасов, группу тяжелого вооружения и группу закрепления. Последние могли даже нести всякие легкие средства заграждения, чтобы установить их на пути контратаки противника. Ведь мало захватить какой-то участок, его еще надо удержать. Поэтому очень важно иметь винтовки, подтащить пулеметы, построить новый бруствер и установить заграждения, ведь окопы не так хорошо приспособлены для обороны в обратном направлении.

Разделение могло быть и внутри группы (отделения), причем, порой, довольно причудливое. Например, обучающий фильм для немецких штурмовых групп показывает следующее распределение ролей в группе:

Командир (вооружен пистолетом)

Пистолетчик (ну тут понятно, хотя пистолет мог быть необычный – длинный Люгер с 20-см стволом, 32-патронным магазином и деревянным прикладом. Из такого можно стрелять даже метров на 100 и попадание не будет чем-то уникальным)

Два карабинера (вооружены карабинами Mauser 98AZ – укороченным вариантом винтовки длиной 1090 мм, а не 1250, который был легче и имел более удобные боковые крепления ремня для ношения винтовки за спиной по-кавалерийски, чтобы были свободны обе руки)

Метатель гранат далеко (буквально, Fernwerfer)

Метатель гранат близко

Два подносчика гранат

Метатели и подносчики гранат тоже вооружались карабином Маузер 98AZ, но шли в бой с карабином за спиной, чтобы были свободны руки. Разумеется, это не единственный вариант, я думаю, что были и другие. Порой пишут, что некоторые бойцы вообще не несли огнестрельного оружия, а только холодное и гранаты. Но я в такой вариант не очень верю.

Помимо деятельности дивизий, корпусов и армий, создававших у себя штурмовые отряды, немцы прониклись идеей создать экспериментальную часть, выдать ей разное «легкое» тяжелое вооружение (тяжелое вооружение, которое пешие бойцы могут переносить или катить, хотя бы группой), толкового и инициативного командира с боевым опытом и свободу действий. Капитан Вилли Рор, тот самый командир, начал свои бесчеловечные эксперименты над подчиненными. Они попробовали всякие варианты, какое-то оружие отвергли, какое-то – доработали.

Я не буду рассказывать всю историю развития батальона Рора, огнеметной группы и немецкой пехоты вообще. История штурмовых групп – это одна из самых изученных страниц периода Первой Мировой. Поэтому увольте меня от очередного бессмысленного перечисления, что сделали в 1915, что добавили в 1916, и так далее. За деталями предлагаю обратить свой взор на книгу Брюса Гудмундссона, он куда как детально это рассмотрел, и книга переведена на русский. Мы же с вами перейдем к сути.

Суть того, к чему пришел Рор, его батальон, а с ними и немецкая пехота, зиждется на пяти основных пунктах. Первый – это внезапная атака самостоятельно действующими отделениями. Вот теми самыми группами из 8-12 человек, руководимыми унтер-офицером. Разумеется, отделениями относительно многочисленными, действующими в составе роты и батальона, который был поделены на различные группы. То есть часть отделений делает одно, часть отделений делает другое. Но действовали они именно децентрализованно, объединяясь тем, что имели единую цель и хорошо знали свои задачи. Как вы понимаете, это идет полностью вразрез с довоенными принципами.

Вторым пунктом было максимальное применение к местности (то есть маскируясь и укрываясь). Это было необходимо в том числе для внезапности атаки, для скрытности перемещений, когда атака уже началась, но также и для уменьшения потерь там, где ведется какая-то пальба. Максимальная маскировка, в том числе по звуку, передвижения ползком (где применимо), за складками местности. Короткие (судя по учебному фильму – крайне короткие, типа 5-10 метров) перебежки от укрытия к укрытию (часто от воронки к воронке). Всё это позволяло и запутать противника, и уменьшить потери, и приблизиться к нужным позициям.

Третьим пунктом была подготовка. Каждая атака опиралась на данные тщательной разведки, картографирование и выдачу карт командирам вплоть до самого низового уровня. Заучивание бойцами и командирами карт и схем позиций противника наизусть (по аэрофотосъемке и данным разведки). С проверками знаний – от этого зависела жизнь бойцов и успех миссии – заблудиться посреди боя в хитросплетении ходов сообщения можно было на раз-два. В тылу строились линии обороны по образцу разведанных, и на них отрабатывались задачи.

Четвертым пунктом было массированное использование гранат. Действия штурмовиков-ударников на самом низовом уровне почти полностью опиралось на гранаты, хотя от стрельбы из винтовок и пистолетов (а потом пистолет-пулеметов и ручных пулеметов) никто не отказывался.

А вот пятым пунктом, и на нем я бы хотел остановиться подробнее, было использование различных средств поддержки. Разумеется, в какой-то степени действия пехоты увязывались с действиями тяжелой и дивизионной артиллерии, но средства связи тех времен позволяли это в очень ограниченной степени. В частности, артиллерийские наблюдатели теперь находились ближе к пехоте и в какой-то мере видели ее проблемы и могли передать по телефонной связи новые данные на артиллерийские батареи.

Второй особенностью было то, что если пехоте требовалось, чтобы подвижный огневой вал ускорил своё продвижение (если пехота хорошо успевает за ним), то имелась возможность подать сигнал артиллерии о переносе огня вперед раньше графика. Этот сигнал мог подать командир батальона, так как он одновременно достаточно близко к самой пехотной атаке, и понимает ситуацию, а с другой – достаточно далеко, чтобы иметь общее представление о ситуации на участке и достаточно сведущ в военном деле, чтобы понять важность момента. Не просто ж так его поставили командовать передовым батальоном – в то время это была крайне важная роль.

Но интереснее тут то, что делала непосредственно сама пехота и её тяжелое вооружение. Давайте рассмотрим, каким же вооружением она обзавелась, и зачем оно было нужно. Сперва стоит сказать о том, с чем в наибольшей степени ассоциируют Первую Мировую – о пулеметах. Собственно, как я уже писал, в начале войны в немецкой пехоте пулеметов было очень мало. Один пехотный полк имел всего 6 пулеметов. Для сравнения, во Второй Мировой мотопехотный взвод имел примерно столько же – по два пулемета на отделение. Взвод – как полк! С учетом того, что в полку было три батальона, было по два пулемета на батальон. Станковых, ручных не имелось вообще. Нет, разумеется, ручные пулеметы на тот момент уже существовали. Но существовать и быть на вооружении пехотного полка – это разные вещи.

Затем количество пулеметов было удвоено, а еще позже – утроено. В итоге пехотный полк немецкой пехотной дивизии мог похвастаться уже 18-ю пулеметами. Это мы говорим о станковых пулеметах. Кстати, сразу скажу, что в немецкой армии их было принято называть тяжелыми. Именно так, станковый пулемет – это тяжелый. Даже если он винтовочного калибра. Крупнокалиберные пулеметы в массовой серии вообще появились после ПМВ (в конце ПМВ был сделан 13,2-мм пулемет, но массово его не выпустили).

Станковый пулемет немецкой армии MG 08 – это пулемет системы Хайрема Максима с водяным охлаждением, установленный на тяжелый станок-салазки. Тело пулемета весило примерно 23 кг, вода – 4 кг, еще около 37 весил станок-салазки. Суммарно – порядка 65 кг. В ходе войны был внедрен облегченный станок-тренога весом 31 кг. Изначально тяжелые пулеметы не очень-то предназначались для непосредственного сопровождения пехоты в атаке. Но в дальнейшем, и в том числе с облегчением лафета, они стали идти за пехотой и быть ее верной опорой как в плане поддержки наступления, так и в качестве оружия обороны от контратак. Теперь 6 тяжелых пулеметов было не на полк, а на каждый пехотный батальон. Помимо этого в дивизии могли иметься пулеметные подразделения вне пехотных полков.

Но внедрялось и более легкое автоматическое оружие. Легкий (ручной) пулемет MG 08/15. Вернее, не то чтобы прям очень легкий и ручной, но всё же носить его было можно. Вашему вниманию представляется сумрачный немецкий гений – ручной хтонический пулемет Максима с водяным охлаждением. Нет, в сравнении со станковым он был, конечно, решительно легче. Как минимум, у него не было станка – самой тяжелой части. А это уже минус 31 кг. Помимо этого пулемет был несколько облегчен, в том числе в плане количества воды в рубашке охлаждения. Добавились очень монументальные сошки, пистолетная рукоятка и приклад. Питался пулемет лентой из присоединяемого короба на 100 патронов. Весил этот «легкий пулемет» около 21 – 23 кг, данные разнятся. Без патронов.

Но это уже был пулемет, который технически может нести один человек (в расчете пулемета, разумеется, был не один человек, но нести готовый к бою пулемет уже мог один боец, пусть и очень сильный). Я не уверен, насколько он может вести из него огонь прям на ходу, хотя патронная коробка у него справа, поэтому его можно держать довольно близко к себе – я имею опыт обращения с пулеметом и знаю, насколько это важно. Когда приемник и короб слева или торчит влево, это порой добавляет неудобств. В любом случае, такой пулемет мог сопровождать уже не только батальоны, но и роты, взводы, да в некоторых случаях он даже становился тяжелым вооружением отделения. Вероятнее всего именно так родилась концепция отделения пехоты, построенного вокруг пулемета, и действующего по принципу огня и движения (с разделением на огневую группу-пулеметный расчет и подвижную группу с легким оружием).

Поначалу такие пулеметы полагалось иметь в количестве двух на пехотную роту. То есть уже прям сразу колоссальный шаг вперед – в роте появились пулеметы. Вскоре их количество увеличилось до трех, четырех, а к концу 1917 года некоторые роты, по разным данным, имели уже до шести таких пулеметов. По пулемету на каждый взвод и даже больше! Причем поначалу эти пулеметы рассматривались во многом как более эффективное оружие обороны – когда противник переносил артобстрел в глубину и начинал атаку пехоты, пулеметные команды с тяжелым пулеметом не всегда успевали занять позиции до того, как противник подходил на расстояние гранатного броска, а то и спрыгивал в окоп. Новый легкий пулемет без станка должен был нивелировать эту проблему и сразу начать стрельбу. А водяное охлаждение, пусть и уменьшенное, позволит ему стрелять долго, выпустив далеко не одну ленту до перегрева. Но потом смекнули, что и в атаке они куда как кстати!

Такие пулеметы, как тяжелые, так и легкие, очень помогают и в наступлении, и обороне от контратак. Если с обороной от контратак, я думаю, всё максимально понятно – главное суметь вовремя пулемет доставить и установить, то с поддержкой наступления поясню. Пулеметы своим огнем подавляют и прижимают к земле огневые средства противника и его живую силу. Причем могут это делать на приличной дистанции – с сошек и на 1000 м, а с треноги и много дальше. В ПМВ пулеметы даже стреляли с закрытых позиций на дистанции до 3500 м – тяжелая 7,92-мм пуля всё ещё сохраняет достаточную убойную силу на этой дистанции.

Еще одним нововведением, появившимся к наступлениям весны 1918, был пистолет-пулемет (автоматический «карабин» под пистолетный патрон). Это средство почти совсем ближнего боя – примерно до 200-300 м по групповым целям, и до 100-150 прицельно по отдельной цели. С внедрением пистолет-пулемета штурмовики заполучили себе настоящую «окопную метлу», да еще и важное средство поддержки своих действий автоматическим огнем на дистанциях до 200 – 300 м. Если стрелок умелый, то уж подавляющий огонь на такой дистанции он сможет вести достаточно эффективно. Само по себе оружие обслуживалось одним человеком, но в расчете ПП был еще подносчик боеприпасов. В принципе, с учетом того, как долго и интенсивно вела бой штурмовая пехота в те времена, да еще и в некотором отрыве от снабжения, подносчик – это важная роль.

Но не только стрелковое оружие было теперь у пехоты и штурмовых частей (и приданных им инженеров). Теперь у нее также добавились огнеметы, минометы и пехотные орудия. Огнемет был средством совсем ближнего действия, но позволял очень быстро выкуривать противника из окопов и укреплений, если уж есть такая надобность. Одними только гранатами справиться не всегда получается. Плюс, как я думаю, важно было и колоссальное моральное воздействие, если огнеметчику всё же удалось добраться до дистанции выстрела и метнуть свой огонь.

Минометы же и полковые орудия здесь были не менее важны, так как позволяют подавлять и даже иногда уничтожать огневые средства, легкие укрепления, заграждения и пехоту противника. Орудия поражали цели, находящиеся в прямой видимости, в то время как минометы могли поражать цели за укрытиями, стреляя навесом (по мортирной траектории). Одновременно с этим, немецкие легкие минометы и пехотные орудия могли оказать сопротивление в случае контратаки танков – у минометов даже была возможность настильной стрельбы и специальное положение лафета. Броня танков тех времен была очень тонкой – 8–12 мм, местами до 16. Важной особенностью полковых орудий была небольшая мощность снаряда. При калибре 76-мм стрелять, тем более прямой наводкой, можно буквально чуть ли не в 30 метрах перед своей пехотой, прижимая к земле обороняющихся.

При этом вес и подвижность их вполне адекватные для быстрого следования за пехотой. Конечно, это не значит, что пушку катили прям перед наступающей группой, прикрываясь ее щитом. Тяжелое вооружение следовало позади на определенном отдалении и подтягивалось во многом вместе со следующей непосредственно за штурмовыми группами пехотой. Руководить применением такого тяжелого вооружения мог командир батальона. Стоит отметить, что такие «пехотные» артиллеристы имели также и пехотное вооружение (карабины) и пехотную подготовку, чтобы в случае необходимости оборонять свои орудия, а также пополнять ряды штурмовых групп, если орудие вышло из строя. Это может показаться излишним расходом подготовленных кадров, но здесь наибольшую важность имело осуществление прорыва в максимально короткий срок – пока противник не подтянул резервы.

Итак, мы разобрались с тем, какими средствами вели бой наступающие пехотные и штурмовые подразделения. Теперь посмотрим, как они это делали. Помните, в статье про артиллерию мы говорили, что одного лишь ураганного огня недостаточно, и надо, чтоб пехота умела решать задачи самостоятельно? Нужно это было в том числе и потому, что при новом подходе к артиллерийской стрельбе некоторые позиции противника оставались не полностью разрушенными. По большей части огонь артиллерии теперь подавлял оборону, и пехоте надо было не просто занять местность, а прям ураганом пройтись по позициям вслед за огневым валом и зачистить их как метлой. В том числе и не пасуя перед противником, который успел после артогня выйти и встать к брустверу.

При этом важно было делать всё максимально быстро, чтобы обрушить оборону и успеть пройти ее до того, как противник опомнится и подтянет резервы. Иначе не оперативный простор не вырваться. А мы знаем, что весной 1918-го года немцам несколько раз это удалось. В чем была вообще суть действий пехоты?

Пехота в наступлении делалась на несколько эшелонов. Первый штурмовой, второй пехотный, и иногда еще третий штурмовой (резервный), не считая тяжелого вооружения. В данном случае я имею ввиду тактическое разделение, то есть внутри дивизии. Так-то понятно, что были еще оперативные эшелоны из дополнительных дивизий, про них мы знаем из каждой книжки по военной истории. Так вот, задачей первого эшелона было ворваться в окопы, посеять панику и сумятицу, забросать гранатами и … пролететь дальше. Ключевой сутью было именно сочетание первичного удара и неостановимого (в разумных пределах) движения вперед. Если встречаются узлы сопротивления и их не удается прям сразу захватить, то их надо обойти, оставить идущей позади пехоте, и продолжить двигаться дальше.

Дочищать окопы, сопровождать в тыл собранных пленных и трофеи, брать штурмом отдельные оставшиеся опорные пункты, готовить захваченные позиции к обороне от непременных тактических контратак, тащить на себе всякие принадлежности – это удел обычной пехоты (второго тактического эшелона). Причем к этому времени обычная пехота тоже имела штурмовую подготовку. Все же это были части Angriffsdivision – ударных дивизий, отобранных и подготовленных для штурмовых действий в наступлении. Дополнительно второй (пехотный) эшелон мог подносить необходимое снабжение и оборудование первому эшелону, а также сопровождать оружие поддержки первого эшелона.

Следом за вторым тактическим эшелоном мог в некоторых случаях быть и третий – штурмовой (резервный). Он был нужен для тех случаев, когда второй эшелон не сможет быстро справиться с узлами обороны, которые первый эшелон обошел и оставил второму. В этом случае третий эшелон вводится на сложных участках. Однако это не значит, что надо обязательно долбиться в каждую точку, где трудно. Важно в первую очередь брать только необходимые пункты, которые уже мешают движению.

В остальном же играло роль важное правило – вкидывать резервы надо не туда, где сопротивление сильнее. Это приведет только к большей мясорубке. Вкидывать резервы надо туда, где есть движение (в нужном направлении, разумеется). Это приводит к более глубокому проникновению. А более глубокое проникновение ведет к общему прорыву обороны, или хотя бы к окружению всё еще сопротивляющихся опорников и удару по ним с неожиданного направления, а в результате и к падению этих локальных узлов обороны.

Вся суть скорейшего продвижения первых эшелонов заключается в том, что чем быстрее и глубже они проникают в оборону, тем, во-первых, меньше они отстают от огневого вала (а значит проще будет брать оборону «тепленькими», еще не очухавшуюся от артогня). Во-вторых, тем больше они сотрясают оборону, вносят в нее панику, разлад, разобщают её, нарушают линии связи, пути маневра, охватывают и отрезают узлы сопротивления. И в-третьих – чем дальше они движутся, тем ближе они к тактической цели – артиллерийским позициям. За этими позициями во многом будет падение обороны в целом.

При этом здесь есть важная особенность – в ПМВ сравнительно легко брались пленные даже в процессе самого прорыва. Здесь у меня нет однозначного ответа на вопрос, почему это было не совсем так, как во Второй Мировой, где так много пленных в процессе прорывания обороны обычно не брали (а брали потом в окружениях), но рискну предположить. Во-первых, ближний бой, по моему мнению, намного более страшен, чем взаимная пальба из винтовок или даже перекидывание гранатами. А в ПМВ этого ближнего боя было как раз завались. Люди просто сражались постоянно именно за окопы, меся друг друга прикладами, ножами, штыками, булавами и моргенштернами. Практически каждый врыв пехоты на позиции – это значит ты сейчас будешь зубами грызться или тебе башку снесут палицей. Это, черт побери, страшно. По некоторым данным в ВМВ именно ближних боев было всё же меньше.

А во-вторых – в ПМВ активно использовалось химическое оружие. Напомню вам, что новая тактика прорыва подразумевала не только огневой вал, но и химический вал. Снаряды синего креста, начиненные дифенилхлорарсином (нестойким отравляющим веществом – быстро развеивающимся), которыми и вели химический обстрел прям перед наступающими штурмовиками (в 600 – 900 м перед ними), имели очень неприятный эффект – достаточно было вдохнуть один раз этого вещества в боевой концентрации, и через очень короткое время (15 минут) у человека начинался ужасающий кашель, чихание, рвота и боль, а иногда даже ступор, причем на часы. Такой человек не может оказать сопротивления и его легко взять в плен (или убить, размозжив голову траншейной булавой).

При этом мало того, что снаряды синего креста были осколочно-химическими, то есть взрывались почти как обычные, и их нельзя было быстро отличить от обычных и надеть противогаз сразу. Сразу, потому что если не сразу, и успеть вдохнуть разок этой дряни, то через 15 минут противогаз сам скинешь. В нем очень некомфортно блевать, он быстро заполняется. Но вторая беда в том, что это вещество распространяется в виде очень мелкого аэрозоля или дыма и в боевой концентрации способно проникать через полосу обтюрации противогаза, клапан выдоха и через некоторые фильтры. Я писал об этом в статье о химической войне, но считаю нелишним повторить. Поэтому сопротивление после такого обстрела могло быть значительно меньше, чем мы себе представляем.

Таким образом, новая тактика играла на важном взаимном дополнении новой тактики пехоты и новой тактики артиллерии. Резкое сокращение длительности артиллерийской подготовки давало возможность пехоте прорвать оборону до того, как противник подведет резервы. Но этого можно было достичь только если пехота будет продвигаться достаточно быстро. При этом ввиду того, что артиллерия переходила от уничтожения к подавлению, пехоте было нужно самой уметь решать проблему немного недобитой обороны. Решать, но не замедляться об неё. И пехота показала, что она способна совместить эти два компонента.

Этот взаимный танец артиллерии и пехоты привел к способности германской армии реально прорывать ту самую непробиваемую плотную оборону Западного фронта. Прорывать ее неоднократно и достаточно быстро для того, чтобы в построении армий Антанты образовывался разрыв. Разрыв, в который устремлялась наступающая немецкая пехота. Но об этом в следующей статье.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Автор: Виталий Илинич

Цикл статей будет рассматривать темы в средней детализации, в некоторых случаях крупными мазками, и выражать моё (автора) понимание ситуации, основанное на мнении участников ПМВ с высших командных должностей, выраженном после войны, на данных современных исследователей и исследователей времен Интербеллума, в том числе военных, а также на воспоминаниях офицеров, сражавшихся на фронтах ПМВ.

Предыдущие статьи цикла:

• Вступление – Что мы знаем о ПМВ?

  • Первая Мировая. Почему ничего не получалось?

  • Химическая война. Часть 1

  • Химическая война. Часть 2

  • ПМВ. Рождение современной артиллерии. Часть 1

  • ПМВ. Рождение современной артиллерии. Часть 2

Как действовала пехота в ПМВ? Как мне кажется, массовое представление об этом, если вообще имеется, нарисует нам картины стройных линий, наступающих в полный рост на строчащие пулеметы. В какой-то мере это реально было так. Затем как будто бы появились штурмовые группы, которые двигались ползком, кидали гранаты и ураганом проходились по окопам. Тем более, что как раз к концу войны появились в привычном виде пистолет-пулеметы. Порой кто-то даже пишет, что вот чуть ли не ими оборону и прорвали. Но ведь ползком и хождением по окопам оборону не прорвать? Может там было что-то более сложное?

Конечно. Если коротко, то новая тактика пехоты включала и новое вооружение, причем далеко не только пистолет-пулеметы, и новые методы командования, и новое разделение ролей в пехотных частях, и новые задачи. Причем многие из этих вещей стали возможны только когда оборона приняла свой характерный для ПМВ вид.

Сами подумайте, ведь так хочется обвинить военных в том, что они бестолковые и не могут осознать необходимость двигаться мелкими группами, ползать, там, кидаться гранатами, и всячески просачиваться. Так ведь? Ведь оно очевидно? Я даже оставлю обычную мысль про послезнание – про то, что намного «очевиднее» кажутся уже известные решения. А вот догадаться до чего-то нового, пока оно еще не было кем-то внедрено, сложно.

Тут важнее другое – военное дело иногда бывает консервативно, это правда, но оно обычно так или иначе исходит из задач и ситуации. И нередко требуется ситуацию осознать и сформировать новые задачи, на это нужно время. А так – зачем каждому пехотинцу давать гранаты? Куда он их будет кидать? В те времена война шла относительно стройными построениями и крупными формированиями, причем это неплохо работало даже в первый месяц 1914-го, пока действия были маневренными. Там нет как таковой развитой системы окопов, кроме каких-то отдельных случаев, а в поле эти гранаты менее эффективны. А вот ружейный и штыковой удар – более эффективен. Отдадим гранаты саперам, как сведущим в работе со взрывчаткой, – вот они будут заниматься штурмами, если уж придется. Кто ж знал, что в окопах скоро будут все?

А как действовать мелкими группами? Кто будет ими командовать? Нет подготовленных командиров, которые могут быть вот такими лидерами мелких групп пехоты – отделений по 8–12 человек и взводов по 3–4 отделения. И главное, зачем в поле ими действовать, когда сильнее будет огонь стрелковой шеренги в минимум 80 рыл, причем это один немецкий взвод по тем меркам. Много лейтенантов тоже негде взять, поэтому у каждого по 80 человек. А реальная минимальная тактическая единица, которая как-то будет сама маневрировать, – это рота, а она по тем временам может быть несколько сотен человек! И управлять командиру роты так проще, она не разбредается кто-куда, что не докричишься.

Ну и, наконец, просачивание. С этим интереснее всего, потому что в значимой степени это было малореально даже уже при позиционном кризисе ПМВ. Дело в том, что чтобы просачиваться и скрытно там куда-то переползать или перебегать от воронки к воронке, должно быть выполнено несколько важных условий. Например, должны быть эти самые воронки. А когда у тебя маловато и артиллерии, и снарядов, а тем более если ты в основном стреляешь из 75-мм пушки, да еще и шрапнелью, то откуда эти воронки возьмутся? Шрапнель вообще не очень-то взрывается.

Да и 75-мм ОФС тоже так себе. От него воронка будет диаметром в метр и глубиной в полметра. Это одного-то человека еле-еле укроет, и то только согнувшись. А уж группу людей или пулеметный расчет – ну никак. 105-мм ОФС делает воронку побольше – 1,5х0,7 метра, но это тоже маловато. А вот от 152-мм снаряда уже воронки будь здоров какие: шириной 3,5–4 метра и глубиной 1,5–1,7 м – там не очень высокий мужчина может почти в полный рост стоять. Но чтоб эти воронки наделать, надо сперва начать вести длинные артподготовки (ну если не задаваться целью создать только сами воронки, их-то можно быстро наделать). Кстати, они заодно разрушат проволочные заграждения перед фронтом наступающей пехоты.

Но тут кроется самая главная проблема. Мало подползти, надо еще ж куда-то там просочиться. А куда ты просочишься, если у тебя оборона на начальном этапе позиционной войны представляла собой линию, в которой плотно расположены стрелки с винтовками? Чтобы просочиться, оборона сперва должна была потерять свою плотность и превратиться в систему опорных пунктов. Удачи просачиваться между стоящими плечом к плечу бойцами противника!

А на это надо было время. Надо было сперва чтобы артиллерия начала очень плотно и мощно бить по противнику. Чтобы он был вынужден разрежать свои построения для уменьшения потерь. Чтобы он был вынужден вместо плотной обороны по переднему краю растягивать ее в глубину. Чтобы он вместо огня линии стрелков в окопах концентрировал силы в разнесенных друг от друга опорных пунктах. Вот тогда-то, когда оборона перестает быть монолитно сплошной именно с точки зрения расположения личного состава, вот тогда-то и можно будет где-то куда-то просачиваться. А до этого ты просто упрешься в чью-то винтовку.

Но почему вообще была принята тактика действий в этих линиях, колоннах, цепях, всё это хождение стройными рядами и волнами? Здесь наложило отпечаток сразу несколько причин. Я не буду очень уж глубоко уходить в историю, иначе придется об одной лишь тактике пехоты написать, наверное, книгу. Однако многим непонятно, как можно было в условном 18-м веке стоять в линии и ловить лицом пули. Ведь именно так же представляют себе линейную тактику. А тактика пехоты ж развивалась оттуда.

Реально же намного большей проблемой было управление войсками и поддержка хоть какого-то порядка, не говоря уж о предотвращении увиливания от боя. Уровень развития бойцов массовых армий был крайне невысок – армии становились массовыми и брали в них уже кого попало. А эти люди были крайне простые, не очень-то мотивированные, и не слишком смыслящие в процессе.

Да и оружие было не то чтобы поразительно эффективное. Стреляли-то в основном из гладкоствольных дульнозарядных мушкетов, которые ну совсем не точные в массовом случае. Там же мало сделать качественный ствол, надо еще чтобы боеприпасы были хорошо к нему подогнаны и более-менее одинаковы. А когда солдаты чуть ли не сами себе льют пули, то тут уж ни о каких строгих допусках размерностей говорить не приходится. Да и стреляют они кое-как. Поэтому пули летят черте куда, и главное обеспечить темп и массовость стрельбы, чтобы просто вероятность попадания повысилась за счет количества попыток. Для темпа стрельбы, кстати, тоже желательно стоять, потому что ружье заряжается с дула с помощью длинного шомпола, и делать это удобнее всего стоя. Вот и надо, чтобы все стояли вместе и стреляли по указаниям командиров.

Пушки тоже не сказать, что были безумно эффективны. Ну разве что при стрельбе картечью на близкой дистанции. Ядра, которые выстреливаются с не очень большой дистанции и не несут в себе никакого заряда, конечно, неплохо могут пройти через линию бойцов, снося одного за другим, но это очень далеко от эффекта полноценной артиллерии 20-го века – даже каких-нибудь гаубиц 1902-го года или пушек 1897-го. Староформатные орудия имели низкую скорострельность, слабое действие снарядов, малую дистанцию поражения, низкую точность, примитивные прицельные приспособления и проблемы с переносом огня по фронту. Собственно, даже казнозарядная артиллерия с примитивными разрывными снарядами во Франко-Прусскую войну 1870-х не показала решительного преимущества перед оружием пехоты по количеству пораженных бойцов.

Ввиду таких не очень-то высоких параметров огнестрельного оружия и артиллерии, каких-то решительных результатов можно было добиться скорее ударом в штыки, чем стрельбой. Решительного не столько в плане количества убитых, а скорее в плане обращения противника в бегство. Штыковой удар – это страшно. А для штыкового удара надо, опять же, чтобы бойцы были все вместе, стояли на ногах, и находились под управлением офицеров и унтер-офицеров. Иначе просто командиры не успеют своевременно всех собрать и предпринять необходимый в конкретный момент маневр.

Но есть и еще одна угроза – кавалерия. Удар тех же кирасиров по расползшейся, разредившей построение пехоте, где половина бойцов залегла, будет иметь просто колоссально губительные последствия. Всадники просто раскатают такую пехоту в блин, а остатки побегут, что еще может вызвать цепную реакцию бегства остальных частей. Особенно если те тоже будут «рассыпанными». А вот пехота собранная, стоящая в построении, контролируемая офицерами, может довольно быстро собраться в каре или иное подходящее построение и встретить кавалерию плотной стеной штыков, где каждый будет чувствовать поддержку плеча товарища. Я объясняю очень грубо, разумеется, и специалисты по 18-му веку меня раскатают не хуже, чем «мои» кирасиры сейчас раскатали нерадивую пехоту. Придется мне потерпеть эти потери от них, всё ради вас, дорогие читатели, я ведь должен объяснить хотя бы простыми словами.

Поэтому в те времена нельзя было давать массовой пехоте волю. Дай ей волю – да она разбежится просто, или заляжет. Кто для стрельбы, а кто за укрытием, и даже огня вести не будет. А иные до ближайшего леса – и бежать. Сдалась этим деревенщинам та война… Но военным она зачем-то сдалась, так что им такого допускать было никак нельзя. Поэтому всё строго, чтоб можно было маневрировать. Но в этом случае подразделение, которое минимально обладает какой-то самостоятельностью, это рота. Вернее, поначалу даже батальон, но к 20-му веку уже спустилось до рот.

А значит, что даже младший офицер – лейтенант, командовавший взводом, был персоной вспомогательной. А унтер-офицер вообще был нужен в основном как лицо устрашающее. Чтобы солдат больше боялся его, чем врага. Задачей унтера было, с одной стороны, контролировать, чтобы все делали своё дело как положено, и никуда не затерялись. А с другой – если уж дело дошло до ближнего боя, то личным примером показать, как должен действовать храбрый солдат. Можно ли от такого человека ожидать каких-то навыков управления и самостоятельных тактических действий? Едва ли. Он просто не для этого нужен. Но кто тогда будет управлять отделениями, да и взводами пехоты?

Те, кто был мотивирован, умел стрелять и явно что-то смыслил, могли попасть в особые части. Они назывались по-разному, для удобства назовем их егерскими – так они назывались поначалу в армии Российской Империи. Эти части были намного больше ориентированы на точную стрельбу, действия в рассыпном строю, инициативно, мелкими группами; на использование укрытий, на различные военные хитрости, организацию засад, дозоров, авангардов и так далее. В некоторых странах они набирались из сыновей лесничих и охотников – тех, кто явно умел стрелять. Также таким стрелкам могли давать редкие на тот период (до середины 19-го века) нарезные ружья – что (вместе с умением стрелять) резко повышало точность их стрельбы вплоть до возможности метко поражать индивидуальную живую цель с нескольких сотен метров.

Но сделать все полки такими на тот момент еще не представлялось возможным, да и особо было незачем. Военное дело хоть и не стояло на месте совсем, в глобальном плане имело относительно небольшое развитие пехотных тактик на протяжении чуть ли не 200 лет. Зачем менять глобально то, что и так более-менее работает?

Но тут случилось страшное. Примерно с середины 19-го века за всего-то 50 лет истории произошел колоссальный, невиданный скачок вооружений и технологий. И развитие тактики просто драматически отстало. Причем мало того, что каждые 10 лет появлялось что-то новое, так еще и как это теперь использовать, догадались далеко не сразу. Могли, например, провести артподготовку, а атаку пехоты начать на следующий день, как имело место в сражении под Плевной в 1877 г. Разумеется, это накладывало серьезный отпечаток на эффективность действий, и – на оценку эффективности сторонним наблюдателем, например французами. Которые к началу ПМВ не очень-то верили в артподготовку и тяжелые орудия, опираясь в том числе и на этот негативный опыт.

И вот за 50 лет примерно с 1850-х сначала появились и массово были внедрены нарезные ружья с пулями, которые не надо вбивать прям чуть ли не молотком в нарезы по всему стволу. Выросла дальность и точность стрельбы, а относительно старых нарезных ружей выросла скорострельность. Новый капсюльный замок также способствовал и точности, и скорострельности, и удобству. С ними бок о бок шла нарезная дульнозарядная артиллерия. Имелись уже и относительно массовые «разрывные» снаряды – полые, начиненные дымным порохом.

Затем, спустя очень короткое время, в обиход вошли казнозарядные системы (а в Пруссии даже раньше), а затем и унитарные патроны с металлической гильзой. И в артиллерии, и в стрелковом оружии. Это еще больше нарастило скорострельность. В 1880 – 90 гг. в ход быстро вошли многозарядные магазинные винтовки и тут же перешли на патроны с бездымным порохом. Еще больше возросли скорострельность и дальность эффективной стрельбы. С моей точки зрения также было очень важным, что продольно скользящий затвор (как у широко известных нам винтовок Мосина и Маузер 98) теперь позволял с высоким темпом стрелять в ближнем бою, чего ранее, с необходимостью дозарядки каждого выстрела рукой, могли добиться только очень опытные и хладнокровные стрелки.

Довершалось всё это относительно массовым внедрением пулеметов, вхождением в обиход скорострельных орудий, стреляющих шрапнелью и полноценными стальными осколочно-фугасными снарядами, снаряженными бризантной взрывчаткой (например, мелинитом, тротилом). Той самой, которая способствует образованию большого количества осколков и имеет резко возросшую в сравнении с черным порохом мощность взрыва. Сталь же необходима по той причине, что при использовании чугуна образуются слишком мелкие осколки и корпус снаряда может расколоться без кондиционного взрыва при ударе о препятствие.

А вот тактика за этим всем не успела. Не то чтобы она совсем не изменилась, нет. От линейной тактики всё же начали отходить, причем еще в 19-м веке. Постепенно перешли к колоннам стрелков, а потом постепенно и к цепям стрелков. Теперь не обязательно было всякий раз стоять, больше стало маневра, так как не надо держать очень плотный и строгий, вытянутый по фронту, строй. На худой конец, больше не было проблем с перезарядкой ружья стоя, да и значимость кавалерии постепенно снижалась. После знакомства с бурами (Англо-Бурская война) армии постепенно начинали рассматривать так называемую «бурскую тактику» с ее индивидуальными действиями, маскировкой, рассредоточением. Эта война также показала, как лихо магазинные винтовки выщелкивают наступающие в плотных построениях пехотные роты.

Некоторые армии к ПМВ уже успели внедрить униформу маскировочной раскраски – не в смысле, что пятнистый камуфляж, а хотя бы просто монотонно землистого цвета без ярких выделяющихся участков. Она маскирует несравнимо лучше, чем нечто времен Наполеоновских войн с красным мундиром, блестящей бляхой какой-нибудь, здоровенной шапкой с султаном на верхушке. Уже можно было обойтись без барабанного боя и марширования прям на врага. Хотя французская армия к началу ПМВ еще воевала в красных штанах – не везде слом традиций давался легко.

Но всё же основу действий пехоты до сих пор составлял скоординированный огонь множества винтовок. Винтовки были основным вооружением стрелковых батальонов и даже полков – собственно, они не просто так называются стрелковыми. Пулеметов было очень мало – их могло быть шесть на весь полк – и это были тяжеленные станковые Максимы, хотя уже появлялись и другие конструкции. Ручных пулеметов еще зачастую в штате не было вообще, хотя технически они существовали (пулемет Мадсен), но даже в применявших их армиях могли быть еще не осознаны именно как оружие поддержки малых подразделений пехоты.

А раз так, то и действовать пехота должна крупными группами, чтобы обеспечить себе огневое превосходство и удобство управления. Это потом силу огня будут обеспечивать пехотные пушки, станковые пулеметы, ручные пулеметы, минометы, взаимодействие с артиллерией, а сама пехота будет скорее маневренной частью и тем, кто зачищает местность. Плюс принцип огня и движения, когда поочередно часть стрелков поддерживает огнем, а часть передвигается. Пока что всего этого нет, и, если ты хочешь подавить противника, изволь стрелять из винтовок всей ротой. А то сила огня снизится. А значит и нет особо возможностей маневрировать малыми группами под прикрытием чего бы то ни было, да и, как я уже писал, младшие офицеры и унтер-офицеры вообще на это не очень рассчитаны, у них немного другая роль.

Были даже попытки провести учения с новыми, более индивидуальными действиями, да только они показали явные недостатки такого метода. Стрелковые подразделения до такой степени разбрелись во все стороны, что ими просто стало невозможно управлять – как управлять-то, если офицеры это делают своим голосом по большей части, а фланги расползлись черте куда. Там не набегаешься. Взвод на 300 метров растягивался. Батальон – на три километра. А младшие командиры пока не были достаточно обучены действовать сами. И как будто надобности прям особой нет – еще не в полной мере осознана мощь современного на тот момент оружия. Да и новая артиллерия еще не сказала своего веского слова. Хотя постепенно, то тут, то там новая «бурская» тактика начала входить в арсенал армий. Но требовался какой-то поворотный момент.

Тут случается Первая Мировая, когда на огромном протяжении Западного фронта после недолгого периода маневренных действий всё погружается в сплошные окопы. И вдруг выясняется, что, 75-мм скорострелки, ведущие огонь шрапнелью, становятся «косами смерти». 105-мм и 150-мм гаубицы, ведущие заградительный огонь осколочными снарядами, рвут на куски и смешивают наступающую пехоту с землей. Храбрые защитники окопов, ведущие частый и относительно меткий огонь из винтовок, оставаясь практически непоразимыми, выбивают тех, кто каким-то чудом выжил под огнем артиллерии. И в довершение всего еще и пулеметы, хотя на первом этапе их роль была намного ниже, чем принято считать (важной она стала чуть позже). Еще и колючая проволока, которую наматывают всё больше и больше, в много рядов, не дает подойти к окопам быстро. В итоге мощь огня такая, что наступающая пехота просто стачивается и может закончиться еще до того, как добежит до вражеского окопа.

Наступая в классическом построении, можно только превращать свою пехоту в трупы и фарш. Так и делали в первое время, что французы с англичанами, что немцы, надеясь еще вырваться на оперативный простор маневром или могучим ударом, пока не истощили силы и не поняли, что что-то тут не так. Пока еще была маневренная фаза, и эти строи колонн могли и пытались маневром крупного подразделения обойти противника с фланга, было еще нормально. Они ж не совсем были чугунные, не просто вперед на врага перли, там с маневром всё в порядке было. Но когда началась позиционка, и окопы протянулись на всю протяженность фронта от Швейцарии до моря, обойти с фланга стало невозможно. К декабрю 1914 уже стало понятно, что надо что-то менять. К тому же уже осенью начался значительный дефицит снарядов артиллерии. И это была одна из причин, по которой начался отсчет рождения новой тактики пехоты.

Причина проста. Если снарядов у артиллерии нет, а локальные, местные задачи решать как-то надо, пехота должна научиться решать их самостоятельно или с малым задействованием артиллерии. Локальные задачи даже уровня рейдов в окоп за пленным. Для этого надо как-то оказаться в окопе. Ну и иногда на локальном уровне могли захотеть отбить участок траншеи или укрепление, которое особенно сильно досаждало своим, на худой конец какой-то локально важный холм. За холм оперативной важности махач мог быть на уровне армий, так что про это как-нибудь потом.

Одной из первейших проблем, разумеется, было преодоление нейтралки. В этом деле очень помогали поначалу саперы, ну и, разумеется, артиллерия. В случае атаки с ограниченными целями шибко много снарядов не требовалось для короткого подавления, плюс немало задач решалось минометами саперов. Простые и недальнобойные, они не годились для производства полноценной артподготовки, зато вот для локальных действий – в самый раз. В целом, саперы были как раз теми, кто был лучше всего подготовлен к такой вот траншейной войне – их и готовили в том числе для штурма укреплений. Поэтому у них были минометы, гранаты и умение работать с заграждениями. В условиях окопов и хитросплетений колючей проволоки это было куда как кстати.

Саперы поначалу лидировали локальные наступления немцев. Пользуясь эффектом от огня артиллерии и минометов, они прокрадывались по оврагам и складкам местности к окопам, закидывали гранатами передовые позиции и резали колючую проволоку – на первых этапах войны она еще не везде была очень уж многорядной. Затем в наступление сразу же шла пехота в неплотных построениях и с примкнутыми штыками. Врываясь в окопы, пехота иногда продвигалась дальше и дальше, но быстро оказывалась на незнакомой местности в хитросплетении ходов сообщения под огнем французских орудий, стреляющих с тыловых позиций. Своя артиллерия еще не могла поразить оборону на всю глубину, да и дефицит снарядов накладывал свой отпечаток.

В некоторых случаях, описанных у младших пехотных командиров, гранаты уже в начале 15-го года получала сама пехота, и в совсем локальных атаках действовала практически без артиллерийской поддержки вообще. И в этом, и во всех остальных случаях особенно важна была заранее проведенная разведка местности, препятствий и позиций противника. Пехота могла ночью подползти к заграждениям и разведать, где они установлены халатно, на небольшую глубину, или повреждены, а могла и сама их порезать.

Постепенно, используя уже повсеместно разреженные построения, действуя более гибко, используя гранаты и помощь саперов, немцы регулярно преодолевали нейтральную полосу в локальных атаках. Я рассматриваю здесь в первую очередь немцев как законодателей моды в тактике пехоты ПМВ – так уж вышло, что они были пионерами и в артиллерии, и в химоружии, и в пехоте. Однако их противники тоже не сидели, сложа руки, и французские с английскими окопные рейдеры тоже могли дать прикурить. Воевать умеют не только немцы.

Но когда пехота, забросав гранатами первую линию, спрыгивала в окопы, то оказывалось, что биться там с винтовкой и примкнутым штыком – основным вооружением пехотинца, очень непросто. Они ж длиннющая – 1250 мм. Даже с оружием метровой длины в узких пространствах орудовать непросто, я сам лично проверял. А тут мало того, что винтовка длиннее, так еще и штык там ого-го какой! Она со штыком почти в рост человека будет, ну, невысокого. На фото тех времен кончик штыка установленной прикладом на землю винтовки доходит порой до уровня носа стрелка. И как с такой оглоблей в окопе орудовать?

Здесь особо длинный штык, обычно они были покороче – где-то до уровня глаз или носа. Не стоит думать, что боец – карлик. Даже мне, мужику ростом 1.82 м, винтовка Маузера (не карабин) доходит почти до груди. Боец, наверное, ростом около 1.70 м, просто немного ссутулился

Иное дело – граната! Мало того, что она небольшая, так ее еще можно закинуть за угол или перекинуть через препятствие. Куча достоинств. Вот только гранат надо очень много, иначе они в бою быстро закончатся. Поэтому на фото мы видим пехоту, просто увешанную гранатами, еще и с дополнительными большими сумками для их переноски. Более того, тактика подразумевала наличие подносчиков гранат в передовых группах. Однако и от винтовки отказываться нельзя. После того, как окопы будут заняты, противник пойдет в контратаку, и тут-то уж винтовка будет куда как полезна!

Но это было только начало...

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Как воевали в воздухе в начале первой мировой войны?

В самом начале войны авиация считалась всего лишь "глазами армии" — дорогим, но бесполезным в реальном бою изобретением. Генералы определяли самолетам задачи разведки и корректировки артиллерийского огня.

Но война — великий и жесткий учитель. Вскоре кто-то предложил поставить на летательный аппарат пулемет. Идея показалась гениальной, пока не выяснилось, что пули из орудия должны пройти через тянущий винт на носу самолета.

Так началась интересная инженерная гонка в военной истории: как стрелять из пулемета на лету и не разнести винт в щепу первой короткой очередью?

Британия: проще простого (если винт сзади)

Англичане пошли по пути наименьшего сопротивления. Их тяжелые, неповоротливые "Виккерсы" имели толкающий винт сзади. Ну и отлично! Ставим здоровенный пулемет "Виккерс-Максим" прямо в нос, как башню танка. Стреляй на здоровье, винту ничего не угрожает. Просто? Да. Эффективно? Тоже да, но только пока ты летаешь на "летающем диване", а не на юрком истребителе.

Франция: стреляй поверх...

А вот французам с их самолетами "классической" компоновки (винт спереди) пришлось хитрить. Ставить пулемет в нос? Пули тут же начнут крошить лопасти. Решение? Монтировать легкий ручной пулемет... поверх верхнего крыла! Пилоту надо было вставать чуть ли не во весь рост, целиться поверх крутящегося пропеллера и надеяться, что его не сдует ветром. Эффективность стрельбы? Остается только догадываться....

Французское изобретение: пуля-рикошет

И тут появился пилот Ролан Гарро. Его инженерная мысль была оригинальна: "А что, если просто защитить лопасти?". На винт приклепали стальные пластины-отражатели. Теперь можно было ставить пулемет в нос и стрелять сквозь винт! Большинство пуль пролетали между лопастями, а те, что били в металл, рикошетили. Гениально? По тем временам – да. Надежно? Ну... для французских пуль с мягкой медной оболочкой – сойдет. Пластины быстро изнашивались, винт вибрировал, но это был прорыв! Противники – немцы, правда, скоро узнали секрет.

Германия: восход "Фоккера"

Немцы попытались скопировать "французский опыт". Итог? Их пули с хромовой оболочкой были тверже. Вместо рикошета они просто разносили деревянные лопасти в щепки! Представьте катастрофу в полете: твой собственный пулемет за секунды превращает твой же самолет в беспомощный планер. Тупик. Нужно было что-то принципиально новое.

Решение нашел голландец Энтони Фоккер, работавший на немцев. Парень был авиаконструктором, а не оружейником. Но получив задачу "сделать чтобы стреляло и не ломалось", он заперся в мастерской. Через двое суток без сна, с помощью кулачков и тяг он соорудил гениальное устройство – синхронизатор. Его принцип? Механическая связь спускового крючка пулемета с валом винта. Выстрел происходил ТОЛЬКО в тот миг, когда лопасть винта не перекрывала ствол! Пуля пролетала в просвет между лопастями. Просто? Гениально! Надежно? Как швейцарские часы (ну, почти).

С августа 1915 года немецкие истребители Fokker, вооруженные синхронизированными пулеметами, стали грозой неба. У союзников сперва случился шок. Их самолеты, не имевшие синхронизаторов, превратились в легкую добычу. Как язвительно заметил британский политик Н. Биллинг, теперь английские машины годились лишь на "корм для фоккеров".

Воздушная война из "циркового номера" превратилась в нечто по-настоящему опасное.

Позже пулеметы начали монтировать на крыльях самолетов, но это уже были другие машины и другое время...

Авторский канал в телеграмм

... Понятой смущенно сидел на краешке стула и недоуменно осматривался, а вахмистр над ним издевался. Показывал на банку с клеем и уверял, что это бомба. Затем сказал, что на Владимира Ильича имеется донос и он должен был бы его арестовать, но лучше пусть лучше Владимир Ильич придет завтра сам к утреннему шестичасовому поезду. ...

Ясно было – грозит арест, а в военное время, в первые дни войны, легко могли мимоходом укокошить.

... потом было часовое свидание с Владимиром Ильичем. Ильич рассказывал о своих тюремных сожителях. Сидело много местных крестьян – кто за то, что паспорт просрочен, кто за то, что налог не внес, кто за препирательство с местной властью; ...Ильич вспомнил свою шушенскую юридическую практику среди крестьян, которых вызволял из всяких затруднительных положений, и устроил в тюрьме своеобразную юридическую консультацию, писал заявления и т. п. Его сожители по тюрьме называли Ильича «бычий хлоп», что значит «крепкий мужик». «Бычий хлоп» постепенно акклиматизировался в тюрьме Нового Тарга и приходил на свидание более спокойным и оживленным. В этой уголовной тюрьме по ночам, когда засыпало ее население, он обдумывал, что сейчас должна делать партия, какие шаги надо предпринять для того, чтобы превратить разразившуюся мировую войну в мировую схватку пролетариата с буржуазией.

Я передавала Ильичу те новости о войне, которые удавалось добыть.
Не передала следующего. Как-то, возвращаясь с вокзала, я слышала, как шедшие из костела крестьянки громко – очевидно, мне на поучение – толковали о том, что они сами сумеют расправиться со шпионами. Если начальство даже выпустит ненароком шпиона, они выколют ему глаза, вырежут язык и т. д.

... Наконец нажим со стороны венского депутата Виктора Адлера и львовского депутата Диаманда, которые поручились за Владимира Ильича, подействовал, и 19 августа Владимира Ильича выпустили из тюрьмы.

В Кракове удалось довольно быстро получить право выехать за границу – в нейтральную страну – Швейцарию. Надо было устроить кое-какие дела. Незадолго перед тем моя мать стала «капиталисткой». У ней умерла сестра в Новочеркасске, классная дама, и завещала ей свое имущество – серебряные ложки, иконы, оставшиеся платья да 4 тысячи рублей, скопленных за 30 лет ее педагогической деятельности. Деньги эти были положены в краковский банк. Чтобы вызволить их, надо было пойти на сделку с каким-то маклером в Вене, который раздобыл их, взяв за услуги ровно половину этих денег. На оставшиеся деньги мы и жили главным образом во время войны, так экономя, что в 1917 г., когда мы возвращались в Россию, сохранилась от них некоторая сумма, удостоверение в наличности которой было взято в июльские дни 1917 г. в Петербурге во время обыска в качестве доказательства того, что Владимир Ильич получал деньги за шпионаж от немецкого правительства.

Ехали мы из Кракова до швейцарской границы целую неделю. Долго стояли на станциях, пропуская военные поезда. Наблюдали шовинистскую агитацию, которую вели монахини и группировавшийся около них женский актив. На вокзалах они раздавали солдатам какие-то образки, молитвы и т. п. Ходила по вокзалам вылощенная военщина. Вагоны были испещрены разными надписями – директивами, что делать с французами, англичанами, русскими: «Jedem Russ ein Sсhuss!» (каждого русского пристрели!). На одном запасном пути стояло несколько вагонов с порошком от блох; вагоны эти отправлялись куда-то на фронт.

Крупская Н. К. Мой муж – Владимир Ленин. ISBN 5040661096