Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

15 474 поста 38 456 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

323
CreepyStory

Новый конкурс для авторов от сообщества Крипистори! Призовой фонд 45 тысяч рублей, 12 тем на выбор, 6 мест для призеров

Осень, друзья мои… Самое время написать интересную историю!

Приглашаем авторов мистики и крипоты! Заработаем денег своими навыками складывать буквы в слова и внятные предложения, популяризируем свое имя на ютуб. Я знаю точно, что у нас на Пикабу самые лучшие авторы, и многие уже стали звездами на каналах ютуба. Там вас ждет такое количество слушателей, что можно собрать целый стадион.

Конкурс на сентябрь-октябрь вместе с Кондуктором ютуб канала ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сообществом Крипистори на Пикабу запускаем конкурс“ Черная книга” для авторов крипоты, мистики! 45 тысяч призовой фонд, 6 призовых мест, 12 тем для историй, которые вы создадите.

Дедлайн - 19.10.2025 ( дедлайн — заканчиваем историю, сдаем текст) Последний день приема рассказов - 20.10.2025. до 24.00.  Объявление призеров - 25.10.25

Темы:
1. Городские легенды, деревенская, морская, лесная, больничная мистика и ужасы.

2. Заброшенные места: Старые заводы, шахты, госпитали, военные части.

Легенды о том, что «там пропадают люди» или «там осталась тень прошлого».

3. Секретные объекты. Тайны закрытых городов. Военные секреты

4. Засекреченные лаборатории, подземные объекты времён СССР, тайные полигоны. Испытания оружия, породившие «аномалии».

5. Ведьмы и ведьмаки, фамильяры, домовые.

6. Темные ритуалы. Обряды. Ритуалы и запреты. Старинные обряды, найденные записи, книги, дневники.

7. Детективное агентство. Мистические расследования.

8. Призрачный автобус.  Транспорт, который увезет в странные места. Поезда и дорожная мистика.

9. Охотники на нечисть.

10. Коллекция странных вещей. Поиск и добыча артефактов.

11. Архивы КГБ, НКВД  — мистические расследования.

12. Мистика и ужасы в сеттинге СССР. Ужасы в пионерском лагере, советской школе, комсомольцы, пионеры, строители БАМа, следствие ведут ЗНАТОКи— можно использовать все

В этом конкурсе наших авторов поддерживают:

Обширная библиотека аудиокниг Книга в ухе , где вы можете найти аудиокнигу на любой вкус, в любом жанре - обучение, беллетристика, лекции, и конечно же страшные истории  от лучших чтецов, и слушать, не отрываясь от своих дел - в дороге, при занятиях спортом, делая ремонт или домашние дела. Поможет скрасить ваш досуг, обрести новые знания, интеллектуально развиваться.

Призы:
1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории, которая ему понравится больше всего.

Озвучка от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС всем призовым историям, а так же тем, кто в призовые не попал, но сделал годноту. Вашу историю услышат десятки тысяч людей.

В истории вы можете замешать все, что вам угодно: колдуны и ведьмы, городское фэнтези с крипотой типа “Тайного города” и “Дозоров”, команды искателей артефактов, поиск и ликвидация нечисти различной, коллекции странных вещей,
Архивы КГБ, НКВД, мистика в СССР,  деревенские, лесные ужасы, охотничьи байки, оборотни,  городские легенды, любую славянскую мифологию, легенды севера, шаманы. Была бы интересна детективная составляющая в такой истории. Мистика, крипота, но, пожалуйста, без излишних живописаний "кровькишки и далее по тексту", так же не надо политики, педофилии, и обсценной лексики.

И не забывайте про юмор. Порадуйте ваших читателей и слушателей.

Непременные условия:
Главный герой мужского пола, от 18 лет.

Частый вопрос- почему такая гендерная дискриминация? Отвечаю. Потому что чтец - взрослый мужчина с низким голосом, а так же у героя такого возраста больше возможностей действовать и развиваться в сюжете, учитывая наше правовое поле.

Локация - территория России, бывшие страны СНГ, Сербия, Польша. Если выбираете время происходящего в истории - современность или времена СССР.

Заметка новичкам. Один пост на Пикабу вмещает в себя до 30 тыс знаков с пробелами. Если вы превысите заданное кол-во знаков, пост не пройдет на публикацию. Длинные истории делите на несколько постов

Условия участия:
1.В конкурсе могут участвовать произведения (рассказы), как написанные одним автором, так и в соавторстве. От одного автора (соавторов) принимается не более трех текстов. Текст должен быть вычитан, отредактирован!

2. Опубликовать историю постом в сообществе CreepyStory , проставив тег "конкурс крипистори”

3. Скинуть ссылку в комментарии к этому посту с заданием. Это будет ваша заявка на участие. Пост будет закреплен в сообществе на первой позиции. Обязательно.

4. Делить текст на абзацы-блоки при публикации на Пикабу.

5. Принимаются только законченные произведения, отрывки из романов и повестей не принимаются.

6. На конкурс допускаются произведения нигде ранее не озвученные.

7. Не допускаются произведения разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь и противоречащие законам РФ. Не принимаются политизированные рассказы.

8.Объем от 35 000 до 80 тысяч знаков с пробелами. Незначительные отклонения в плюс и минус возможны.

9. Все присланные на конкурс работы оцениваются организатором, но и учитывается рейтинг, данный читателями.

10. Не принимаются работы с низким качеством текста — графомания, тексты с большим количеством грамматических и стилистических ошибок. Написанные с использованием ИИ, нейросети.

11. Отправляя работу на конкурс, участник автоматически соглашается со всеми условиями конкурса.

12. Участие в конкурсе априори означает согласие на первоочередную озвучку рассказа каналом ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС

13. Организатор имеет право снять любой текст на любом этапе с конкурса в связи с деструктивным поведением автора, а так же за мультиаккаунты на ресурсе.

Так же принимаются к рассмотрению уже готовые произведения, нигде не озвученные, опубликованные на других ресурсах, с условием, что публикация будет сделана и в нашем сообществе CreepyStory

Подписчики сообщества, поддержите авторов, ставьте плюсы, или минусы, если вам не понравилось, комментируйте активно, я буду читать все, и чтобы выбрать достойных, буду тоже ориентироваться на ваши комменты.

Обнимаю, удачи! Ваша Джурич.

Маленькая памятка от меня для авторов, от души душевно, без всякого принуждения.

КАК НАПИСАТЬ РАССКАЗ ПОД ОЗВУЧКУ?

1. Помните про правила первых трех абзацев. Начинайте рассказ с того, что зацепит читателя ( далее, и слушателя) и заставит его прочесть вашу историю. Классический пример - " Все смешалось в доме Облонских..." И каждый, кто прочел, задался вопросом, что же там происходит? Читает дальше.

Не берите в начало штампы. Например, "... он проснулся, потянулся, пошел ставить чайник..", никаких описаний погоды-природы за окном, и вообще, старайтесь быть оригинальными. Про природу-погоду пишут миллионы в начале своих историй. Чем вы будете отличаться от остальных?

Не начинайте рассказ с диалогов. Это просто, да. Но слушатель не поймет, кто разговаривает, зачем говорит и почему. Для него это голоса из ниоткуда. Скорее всего, слушатель подумает, что пропустил начало рассказа, и просто выключит неинтересное аудио. Да, и как сказал один писатель :  «Болтовня для завязки хороша только в порнухе».

2. Не берите множество персонажей в "один кадр". В диалоге участвуют двое, третий молчит, совершает какие-то действия ( может быть). Помните, что чтец не вывезет одним голосом озвучить мальчика, девочку и еще одного мальчика, например, и чтобы слушатель не запутался - кто что говорит. Объяснение происходящего на диалогах - тоже в топку.

3. Всегда помните, что в истории должны быть задействованы запахи, звуки и тактильные ощущения персонажей. Одевайте своих персов. Это можно даже подать через комментарии к диалогам, не обязательно тщательно прописывать это в тексте.

" — Да, — Мишка нахмурился, и задергал пуговицу на своей клетчатой рубашке. "

4. Всегда думайте, на каком моменте слушателю станет неинтересно, и он выключит ваш рассказ. Конкуренции море . Поэтому - не растягивайте, не размазывайте не интересное никому самокопание Главного Героя, или какие-то факты из его жизни, которые можно описать в двух предложениях. Не описывайте длительные поездки, унылую жизнь Главного Героя в деталях.

5. Саспенс. Нагнетайте обстановку. Иногда это страшнее, чем то, что происходит в экшене.

6. Логика. Должна незыблемо присутствовать в сюжете, в действиях всех персонажей.

7. Факты. История. Оружие. Ройте инфу. У вас есть Гугл. Информация по месторасположению локации , которую вы выбрали, километраж дороги, по которой едет Главный Герой, населенные пункты, все должно быть как в реале. Внезапно может появиться в комментах чел, который там живет, и заорать, что "вы все врёте, не так у нас".

8. Старайтесь не слить концовку)

9. Добавьте шуточек. Дайте людям отдохнуть, читая и слушая вас. И так все напряжены до предела.

10. Фразы в диалогах и комментарии к ним. … — сказал он, ответила она, воскликнул он (после восклицательного знака), спросил он (после вопросительного). В озвучке частые комменты подобного типа звучат навязчивым повтором, лучше использовать комменты, отображающие либо действия персонажей, либо их эмоции. Как пример - можно послушать озвучку “Понедельник начинается в субботу”, и с 5 минуты посчитать слово “сказал”. Что в чтении приемлемо, в озвучке не очень хорошо.

11. Не надо называть Главного Героя только одним именем в тексте. При озвучке частые повторы имени вызывают раздражение у слушателя. Он в какой-то момент начнет считать повторы, и писать комментарии под видео, сколько было Викторов или Максов за полчаса.

В озвучке это будет выглядеть : макс, макс, макс , макс, макс пошел, макс сел, макс бежал. Через каждые две минуты. Надо найти замену имени, например, называть его по фамилии, профессии, парень, имя уменьшительное, он, мужчина, может кличка у него есть, еще как-то, и, стараться чередовать.

12. Про слова специфические, редко используемые, техническую инфу и англицизмы. Читателю, как и слушателю, должно понятно быть каждое ваше слово в тексте. Писать надо как для детей, чтобы любое слово было понятно даже Ирине Борисовне из деревни Волчехвост, Хтонического района, 65 лет, пенсионерка, всю жизнь на скотобойне проработала. Это непременное правило. И тогда слушатель будет вам благодарен. Выкручивайтесь, объясняйте. Даже если очень не хочется.

13. Еще хочу посоветовать навесить на Гуглдок программу "свежий взгляд". Отличная вещь, на проверку близких повторов однокоренных, чтобы не пропустить. Вы улучшите свой текст, это 100%.

14. То, что правильно и логично сложилось в вашей голове, может быть непонятно читателю, а уж слушателю тем более. У каждого свой опыт жизни, образование. Им все надо объяснять, как детям. Какие-то понятные вещи для вас, могут быть просто недоступны пониманию других людей. Допустим, автор пишет “в метро включилось тревожное аварийное освещение”. Вот это читает пятнадцатилетний мальчик, из села в Челябинской области. Никогда он метро не видел, кроме как в интернете видео и фото. Аварийку там не демонстрируют. Как он сможет вообразить, почему оно тревожное? Чем тревожит? Он свет такой никогда не видел. Свет зеленый? Синий? Красный? Какой? Внимание к деталям.

15. Ничего не бойтесь, пишите! Ваш читатель вас найдет. А слушатель будет благодарен за нескучно проведенное время.

И в прошлый раз просили “прозрачнее объяснить условия участия и победы”.
Ребят, просто напишите интересную историю, с учетом того, чтобы интересна она была не только вам лично, как автору, а и большинству людей. От себя лично прошу, не надо никаких розовых соплей любовных, лавкрафтовщины и “одноногих собачек”. Кто не знает что это:
Одноногая собачка — условное обозначение чего-то очень жалостливого, нарочито долженствующего вызвать в зрителе приступ немотивированных едва сдерживаемых рыданий, спекулирующего на жалости.
Изначально происходит вот из такого боянистого анекдота:

Бежала одноногая собачка, подняла ножку чтобы пописать. И упала на животик.

Да будет свет, мир, и крипота!)

Новый конкурс для авторов от сообщества Крипистори! Призовой фонд 45 тысяч рублей, 12 тем на выбор, 6 мест для призеров Авторский рассказ, CreepyStory, Конкурс крипистори, Городское фэнтези, Длиннопост

Арт от Николая Геллера.

Показать полностью 1
208

Офисный планктон

Мир Виктора Сергеевича - три квадратных метра отчаяния. Пыльный кубик в «ГлобалТехСолюшнз», пахнущий перегоревшими лампами дневного света, потом страха и пластиковой тоской. Он - серый слизень на стекле корпоративной жизни. «Витька-Червяк» для коллег. Системный аналитик для пропусков. Его жизнь - код, дедлайны и вечный шепот: «Отчет к пяти, Вить, шеф рвет когти!»

Звонок разорвал тишину в 16:48. Не с рабочего - с личного. Неизвестный номер. Голос - гладкий, уверенный, как лезвие бритвы по горлу:

«Добрый день! Говорит Артем, служба безопасности вашего банка. Фиксируем попытку списания 89 тысяч! Срочно блокируем!»

Классика. Виктор вздохнул про себя. Четвертый раз за октябрь. Мошенники. Любят тихих. Испуганных. Легкую добычу.

«Ой, Господи...» - выдавил он, вложив в голос идеальную, сбивчивую дрожь. «Что... что делать?»

«Нужно положить деньги на безопасный счет! Как можно быстрее!» - затараторил «Артем», голос участился от предвкушения легких денег.

Виктор договорил и положил трубку. Искусно. Затих. Рыбка клюнула. Они всегда клюют.

Вечер.

Его квартира - конура. Однушка в панельной коробке. Воздух - пыль, застарелый жир и неуловимая медь на языке. Вечный спутник. Он не зажигал свет. Сидел в старой вольтеровке у окна. Грязные тюлевые занавески пропускали лишь жалкие блики уличного фонаря. Питерский вечер лизал стекла холодной, мокрой пеленой.

Голод.

Не в животе. Глубже. В костях. В челюсти. Особенно в корнях клыков. Они ныли тупой, невыносимой болью, распирая десны изнутри. Как нарывы, готовые прорваться. Язык скользнул по ним - шершавые, острые кончики уже прощупывались сквозь слизистую. Скоро. Слишком скоро.

Телефон взвыл в кармане. Тот же номер. Тот же голос. Молодой. Наглый. Торопливый.

«Виктор Сергеевич? Курьер! Срочно! Спускайтесь!»

«Не... не могу...» - запинаясь, выдавил Виктор. «Спину... сорвал... Лежу... Дверь открыта... Квартира 44... Прошу вас...»

Пауза. Они не любят подниматься. Но сумма жирная. Жертва слюнявая.

«Ладно. Ожидайте.» - бросили в трубку.

Виктор встал. Волна голода согнула его пополам. Слюна - густая, липкая, как патока - хлынула в рот. Медный привкус стал осязаемым. Он подошел к двери. Щелкнул замки. Стал ждать в темноте прихожей. Тени от шкафа казались слишком густыми.

Шаги на лестнице. Топот. Нетерпеливый. Звонок. Резкий. Дерзкий.

«Открыто, говорил же» - крикнул Виктор.

Зашел парнишка. Лет двадцать. Кислотно-зеленая куртка аляска, капюшон. Лицо - прыщавое, глаза бегающие, голодные не на кровь, а на чужие деньги. Баллончик торчал из кармана джинсов. В руке - пустой конверт с планшетом. Бутафория.

«Виктор Сергеевич? Распишитесь!»

Виктор вдохнул. Запах. Пот. Кислый энергетик. Адреналин. И под ним - пьянящий, теплый аромат крови. Он ударил в ноздри, как удар хлыста.

«Ручка... на тумбе... заходи... - прошипел Виктор, голос стал низким, влажным.

Курьер фыркнул, прошел. Он шагнул в темноту прихожей, нагло озираясь.

«Ну и дыра... Где тут ваша...»

Он не договорил.

Виктор не бросился. Он захлопнул дверь. Стальная труба с глухим, тяжелым стуком пришлась прямо по затылку наглого посланца. Тот ахнул - коротко, глупо - и рухнул на пол, как подкошенный. Сознание выключилось быстро и чисто. Без судорог. Без лишнего шума. Планшет и конверт шлепнулись рядом.

Виктор стоял над ним. Голод ревел внутри, требуя немедленной платы. Он наклонился. Запах крови из сонной артерии на шее мальчишки был концентрированным, магическим.

Он впился. Клыки вошли в теплую кожу шеи, в упругую плоть, в саму пульсирующую жизнь под ней. Глубоко. С мягким хрустом.

Струя.

Не тоненькая. Напорная. Горячая. Сладкая с горчинкой молодости и дешевой химии. Она хлынула в глотку, обжигая, наполняя силой. Виктор застонал тихо, прижимаясь к источнику, впитывая каждый глоток. Он чувствовал, как жизнь курьера - его страхи, его тупые амбиции, его дешевый адреналин - вливается в его собственные омертвевшие сосуды. Краски мира в темной прихожей вспыхнули для его вампирского зрения - пыль на полу, рисунок линолеума, капли крови, брызнувшие на стену.

Тело под ним дернулось. Последний рефлекс. Сердце захлебнулось под натиском потери. Затихло.

Сытость разлилась по телу, тяжелая, приятная. Голод отступил, сменившись теплой истомой. Но это еще не конец.

Виктор втащил тушу в ванную. Холодный кафель блестел под ярким, безжалостным светом лампы. Просто взрезал горло и грудину длинным, черным ногтем - он сам стал твердым, как хитин. Грудь открылась, как страшная книга. Ребра. Темно-красное мясо. Пульсировавшая минуту назад плоть.

Он засунул руку внутрь. Не для театра. Для эффективности. Нащупал печень - гладкий, плотный орган. Вырвал ее одним движением. Теплая, тяжелая в руке. Поднес ко рту. Откусил. Желчь, железная сладость, мощная жизненная сила. Жевал медленно, с наслаждением. Кровь и соки текли по подбородку, капали на белый кафель, расплываясь алыми розами.

Потом - сердце. Маленькое, сморщенное, уже остывающее. Он вырвал его, сжал в кулаке. Оно хрустнуло, как спелая ягода. Раздавил во рту. Последний всплеск.

Молоток глухо бухал по костям в старой чугунной ступке, превращая их в мелкую, белую крошку. Мясорубка на кухне завыла, перемалывая остатки плоти и внутренностей в однородный, липкий фарш. Запах сырого мяса смешивался с едкой хлоркой, которой он оттирал пол в ванной, смывая разводы. Одежда, телефон, бумажник - лежали в черном мусорном мешке. Мешки исчезали в мусорных баках на другом конце спального района под утро, когда Виктор шел на работу. Мимо спящих домов. Мимо ничего не подозревающего мира.

Квартира снова дышала пустотой. Только запах - медь, хлор и тяжелая сытость - висел в воздухе. Виктор сидел в кресле. Темный экран телефона отражал его лицо. Ничего особенного. Усталый офисный планктон. Если не считать глаз. В них горел ровный, холодный, ненасытный огонь. Часы на запястье показывали 00:17.

Утро. Open-space. Мерцающие экраны. Скрежет клавиш. Коллега Ольга тыкнула пальцем в его монитор:

«Вить, отчет к пяти! Шеф уже как резаный!»

Виктор кивнул. Серый. Незаметный. Червяк.

В кармане брюк что-то зашевелилось. Холодное. Настойчивое. Вибрация. Телефон. Неизвестный номер. Он поднес трубку. Голос. Скользкий. Самоуверенный.

«Добрый день! Говорит Максим, служба безопасности...»

Виктор слушал. Губы сами собой растянулись. Не улыбка. Оскал. Клыки, спрятанные под деснами, заныли сладко.

«Ох, Боже... - прошептал он, и голос его зазвенел тонкой, искусной дрожью. «Что же мне делать?..»

За окном офиса лил холодный питерский дождь. Где-то в его струях уже мчался новый курьер. На дешевом скутере. С пустым конвертом. С баллончиком в кармане. С горячей, молодой кровью, стучащей в сонной артерии.

Виктор ждал.

Голод всегда возвращался.

Они звонили без устали.

Они... были пунктуальны.

Колесо крутилось. Он был его стержнем. Не жертва. Диспетчер. Диспетчер собственных обедов по вызову. В дешевом костюме. С вечным отчетом к пяти. И с вечной пустотой, которую могла заполнить только срочная доставка из мира, считавшего его своей добычей.

Телефон в кармане смолк...

Показать полностью
12

Вика пришла забрать вещи и повидаться с мамой

Предыдущие главы:

Глава 9. Добро пожаловать в элитарный клуб

Глава 10. Учимся манипулировать людьми

Глава 11. «Пять миллионов» коммерческого предложения

Душная темнота однокомнатной квартиры встретила Вику ударом по ноздрям — спёртый воздух, перегар и кислый запах немытой посуды. Это был мощнейший контраст после столичной квартиры, в которой она жила последнее время. Мама Люда сидела за кухонным столом, подперев голову рукой. Перед ней стояла почти пустая бутылка водки. Тусклый свет лампочки выхватывал морщины, отёчность и пустые глаза. Вика в своём новом, слишком чистом и дорогом для этого места пальто казалась призраком из другого мира. Она пришла забрать вещи, повидаться и набраться смелости после своего столичного фиаско. Хоть мама Люда и была неисправимой алкоголичкой, она была единственным родным и любимым человеком, на которого можно было опереться в сложную минуту жизни.

— Мам, — тихо сказала Вика, не снимая пальто и оставаясь у порога кухни.

Мама Люда медленно подняла голову. Мутные глаза сфокусировались на дочери. Сначала безразлично, потом в них вспыхнуло узнавание, а за ним — волна грязной, пьяной ярости.

— А, падла приползла… — голос был хриплый, скрипучий. — Хоромы-то свои навела? Мужиков новых навешала на уши? Дура набитая!

Слово прозвучало как плевок, но на душе было слишком больно от недавнего поражения, так что Вика ничего не почувствовала. Она смотрела на мать не со страхом или обидой, а с любовью.

— Я люблю тебя, мама. Очень-очень! — сказала Вика, смотря ей прямо в глаза.

На глазах мамы Люды появились слёзы.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она, доставая стакан и наливая водки. — Давай выпьем, доченька!

— Мам, нельзя мне пить, — сказала она, хоть как-то пытаясь вежливо отказать.

— Чего это тебе нельзя? — спросила уже хмуря брови мама Люда.

— Я не пью! Алкоголь это зло, он разрушает людей! — сказала Вика в надежде достучаться до матери в такой трогательный момент.

— А ну пошла отсюда, учительница хренова! — ответила уже не смотря в её сторону мама Люда. — Дура набитая!

— Я не спорю, что дура, — сказала Вика, присаживаясь и кладя телефон на стол. — Вот видишь, выключила я его. Доверилась ему, а он меня подвёл. Правильно ты говорила, что это коробка проклятая!

— Что случилось-то? — опешила мама Люда.

— Да предложил он мне одного миллиардера обворожить, да не просчитал всё как надо. Просёк он, копать начал и понял, что всё липа, — сказала Вика, ещё больше опустив голову.

— Давай выпьем, доченька. Оно полегчает, — сказала, сморщив лицо, мама Люда.

— Не, мам, нельзя мне, — ответила Вика.

Мать, видя боль в глазах дочери, пустила слезу.

— Может тебе чем помочь, дочур, а? — спросила она, протягивая к ней руку.

— Да не надо, мам, — ответила Вика, вставая из-за стола. — Поеду я. Береги себя.

— Аривидерчи! — сказала мама Люда, налила себе ещё стакан водки и выпила залпом.

Вика забрала свои последние вещи, попрощалась с матерью и пошла на вокзал. «Хорошо хоть есть куда приткнуться», — думала она, покупая билет на поезд в Москву. «Хоть и убитая в хлам квартира на окраине, но своя».

Пока она ехала, всё думала о том, что же пошло не так. Она выкинула симку, оборвала все связи, которые могли бы указывать на неё, но всё равно боялась заходить в приложение. А вдруг, там осталась связь с прошлыми жертвами манипуляций? Как произошёл этот сбой? Почему? Было ли это проблемой приложения или она сделала что-то не так?

Вика несколько раз проматывала в голове ту сцену со звонком и паникой, которая возникла у неё, когда они приезжали проверять землю. Почему она тогда их так испугалась? Может быть, это из-за охранников-головорезов, которые были в офисе у Аркадия Петровича и которых она так испугалась. А может быть, это он сам напугал своим взглядом, который выворачивал всё изнутри. Перед ним было очень сложно врать. Очень! Ладно, это не важно. Главное, что всё позади. Впредь, надо брать задачи по своим возможностям. Ведь до этого всё получалось идеально! Может, стоит опять начать с малого? Уже есть опыт и знания. Можно ведь делать это самостоятельно и без приложения.

Дверь в убитую однокомнатную квартиру на окраине Москвы скрипнула, будто жалуясь. Вика втянула в себя спёртый, пыльный воздух — запах запустения и безнадёги, куда более родной, чем столичный лоск квартиры Аркадия Петровича, где она жила последнее время. Мысли о приложении сжимали горло ледяным комом. Может, всё-таки открыть его? Нет. Ни за что! Оно предало меня, — подумала Вика. — Но навык-то остался! У меня же всё же получалось!

Страх сменился злостью, а злость — наглым азартом.

— Сама справлюсь, — подумала Вика, упала на засаленный диван, достала телефон с новой симкой и полезла в соцсеть. Цель нашлась быстро: обеспеченный программист, одинокий, в аккаунте — фото дорогих гаджетов и тоскливые посты о непонимании. Идеальная мишень. Это же уже всё пройдённый этап. Блин, да это проще простого! Вика включила режим «хрупкой мечтательницы». Написала осторожно, с намёком на общие интеллектуальные интересы и лёгкую грусть. Он ответил! Завязался разговор. Она лила «душевность», подбирала ключики к его самолюбию, рисовала образ женщины, которой так нужна поддержка… и наконец виртуозно подвела к «временным трудностям» с арендой, намекнув на скромную сумму.

Ответ пришёл мгновенно. Сухой, без эмоций:

— Иди ты, потаскуха. Вижу тебя за версту. Блок.

Вика аж отшатнулась от экрана, будто получила пощёчину.

— Случайность! — яростно подумала она, глотая ком обиды. — Наверняка урод какой-то попался или просто не в настроении был. Руки дрожали, но пальцы уже лихорадочно листали ленту. Новая цель: менеджер по продажам, самоуверенный, с постами про «успех» и «жизнь на полную». Тут нужен другой подход — восхищение, лёгкий флирт, намёк на доступность для «настоящего мужчины». Вика вжилась в роль, писала игриво, поддакивала его бахвальству. И снова — кульминация: история про срочный платёж для лечения больной мамы, ведь этот трюк раньше работал безотказно! Ответ прилетел ещё грубее:

— Лол. Ну ты и дура, разводила хренова. Даже не оригинально. Иди подальше, овца тупая. Забанена.

Телефон выпал из ослабевших пальцев. Вика сидела, уставившись в грязный линолеум, ощущая, как почва уходит из-под ног. Холодный пот выступил на спине. Дважды… Подряд… Успешный опыт? Казалось, он испарился, как дым. Её слова, её приёмы, её уверенность — всё разбилось вдребезги о какую-то новую, невидимую стену. Почему они так реагируют? И почему раньше всё работало? Отчаяние сжало сердце, острее страха перед использованием приложения. Она нажала на иконку «Манипулятор».

Приложение грузилось долго, будто спало мёртвым сном. Наконец, появился уже знакомый, минималистичный интерфейс. Никаких уведомлений, никаких следов прошлой активности. Как будто и не было грандиозного фиаско. Вика глубоко вдохнула. Запах пыли и отчаяния заполнил лёгкие. Она открыла чат с приложением. Курсор мигал, ожидая вопроса. Что спросить? О провале с программистом? С менеджером? Нет. Корень зла был глубже. Корень был в том провале, который перевернул её жизнь. Пальцы застучали по стеклу телефона:

— Почему провалился план с Аркадием Петровичем? Почему он приехал проверять землю? Её же не существовало?

Она нажала «Отправить». Сообщение зависло на секунду, затем статус сменился на «Доставлено». Минута тянулась вечностью. Вика почти не дышала, впиваясь взглядом в экран, ожидая очередного удара, насмешки или молчания.

Появился сухой и лаконичный ответ, как отчёт разведки:

— Анализ Цели. Провал обусловлен нарушением стратегии поведения «Поддержания Легенды». Вы прекратили активное участие после получения аванса.

Вика аж подпрыгнула на диване. Она провалила? Она?!

— Как я могла поддерживать легенду?! — яростно выстукала она. — Он приехал на участок! А его не было! Там пустырь! Охранники говорят, что адрес липовый.

Приложение ответило почти мгновенно, будто ждало этого возражения:

— Ошибка в анализе локации. Участок номер сто сорок пять в районе деревни Сосновка был заготовлен и внесён в ЕГРН с минимальными корректировками задолго до контакта с Целью.

Вика замерла. Что? Заготовлен? В ЕГРН?

— Не понимаю! — отправила она. — Он же приехал и ничего не нашёл!

Текст на экране появлялся с леденящей душу уверенностью:

Участок был заведён на три адреса в рамках Легенды. Участок номер сто сорок пять был основным. Складской комплекс номер семь был резервным логистическим хабом. Дачный кооператив «Родничок» и участок номер двенадцать был частной резиденцией управляющего. Все адреса были внесены в ЕГРН с временными правообладателями через номиналов.

Вика читала и мир вокруг терял очертания. Складской комплекс? Дачный кооператив? Номиналы? Она понятия не имела про это! Всё было слишком сложно и непонятно для неё.

— Он приехал, а там пусто! — упрямо настаивала она, чувствуя, как почва уходит из-под ног уже в третий раз за день.

Приложение будто вздохнуло цифровым вздохом:

— Стратегия предусматривала сценарий проверки. При обнаружении Целью отсутствия активного строительства на Участке под номером сто сорок пять, следовало:

— Сослаться на временную приостановку работ из-за экологической экспертизы и пересмотра проекта через заранее заготовленные фальшивые документы в приложении.

— Немедленно перенаправить Цель на Складской комплекс номер семь логистического хаба проекта.

— Объяснить разрозненность объектов схемой налоговой оптимизации через разные юрлица. Сложность структуры владения затруднила бы быструю проверку Цели на месте. Вероятность успешного отведения угрозы составляла более восьмидесяти процентов.

Вика уронила телефон на колени. Перед её мысленным взором стоял Аркадий Петрович на том пустыре. Она представила его лицо, сначала недоумённое, а потом леденящее от понимания того, что его надули. А она… она просто сидела перед телефоном, не зная, что сказать. Всю сложную, многоходовую конструкцию, которую создало приложение, она разбила одним своим бездействием, своей глупой детской уверенностью, что всё уже в шоколаде и можно расслабиться. Она не довела Легенду до конца, не поддержала иллюзию в критический момент.

Горький истеричный смех вырвался из её горла, отдаваясь эхом в пустой квартире. Слезы, смешанные со смехом, потекли по щекам. Она подняла телефон. Её пальцы дрожали так, что она едва попадала по буквам. Она ввела не вопрос, а констатацию, крик души, адресованный самой себе и этому чёртову приложению:

— Вот я дура!

Вика выключила телефон. Темнота квартиры снова сомкнулась вокруг неё, но теперь она была другой. Она была просчитанной. Её провал, отчаяние, даже самоуничижение — всё это было введено в корректировки алгоритмов приложения. В этой темноте, сквозь слезы и стыд, пробивался новый импульс, острый как бритва. Ярость не на приложение, а на саму себя, свою глупость, лень и самоуверенность.

Дура, — прошипела она в тишину, сжимая телефон так, что затрещал корпус.

Она пока не знала, что будет делать дальше с этим приложением. Можно ли доверять ему снова? Пока она знала одно, что если хочет что-то изменить, то придётся изучать эти стратегии манипуляций до последней запятой.

Читать книгу "Манипулятор" полностью >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Показать полностью
5

Сигнальная лампа вызова, которая продолжала звенеть после того, как палату опечатали

Это перевод истории с Reddit

Это случилось на моей ночной смене на прошлой неделе в частной больнице в Кувейте, в Кувейт-Сити. Я знаю, как это прозвучит, но мне нужно вынести это из головы куда-нибудь наружу, потому что с тех пор я толком не сплю. Никто из коллег не хочет об этом говорить. Служба безопасности сказала, что это неполадки в проводке. Техники заявили, что эта линия вообще без питания. Внутрь комнаты зашла только я, и только я принесла домой то, что потом пошло за мной.

Сигнальная лампа вызова, которая продолжала звенеть после того, как палату опечатали Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory

Я не медсестра, пока ещё. Я подменный «раннер» — человек, который делает всё, что не ложится аккуратно на чьи-то обязанности. Я вожу кресла-коляски, пополняю наборы для капельниц, ношу кровь в операционную и поднимаю ночью еду из кухни, когда у кого-то сахар падает в два часа. Я коплю на медшколу, поэтому беру каждую ночную смену, что дают. Ночью тихо — пока вдруг не перестаёт быть тихо.

Наша больница современная — так, как это красиво смотрится в буклетах. Белые стены, мягкий свет, нержавейка, в которой можно разглядеть своё лицо. Новое крыло — шестой этаж, восточное — открыли всего несколько месяцев назад, а потом… наполовину закрыли снова из-за «калибровки отрицательного давления». Инфекционные, изоляторы — такие палаты, где двери шепотом захлопываются, а у щиколоток шипит воздух. Три комнаты — 615, 617 и 619 — опечатали и перетянули коридор оранжевым пластиком, как на стройке. Кто-то повесил бумажку DO NOT ENTER. Клейкая лента загибалась по краям, потому что в Кувейте кондиционер не выключается никогда, даже в три утра.

В ту ночь шестой этаж был моей последней обходной точкой перед перерывом. Медсестра Амаль (назовём её Л., потому что она была добра ко мне, и я не хочу светить её имя) раздавала лекарства. Старшая медсестра, филиппинка, проработавшая в ночи пятнадцать лет, полуспала за монитором, печатая самыми мягкими в мире нажатиями. Остальные входили и выходили из палат; быстро привыкаешь не задерживать взгляд в дверях там, где кто-то с трудом дышит. Много чему учишься.

На табло вызовов прозвенел сигнал: мягкий, приятный динь, который должен означать «помогите подвинуть стакан воды», но очень часто значит «я сейчас умру». Квадрат с номером 617 вспыхнул янтарным, затем красным, затем снова янтарным, как будто не мог решить.

Старшая даже не подняла взгляд. «Игнорируйте восточное», — сказала она, не глядя на табло. — «Электрики тесты проводят».

Табло снова звякнуло. 617. Ещё раз. Ещё. Каждый раз — вежливый колокольчик. Динь. Динь. Динь.

Я переступила с ноги на ногу. Ночью никто не хочет быть тем, кто нарушит распорядок. Мы все делаем вид, будто корабль идёт сам. Но нескончаемый вызов сделан так, чтобы лезть под кожу. Это младенческий плач, придуманный инженерами.

«Электрики уже закончили», — сказала Л. тихим голосом. — «Они прислали письмо».

Табло прозвенело три раза подряд, быстро. Для 617 вспыхнул жёсткий красный, затем устойчивый.

Старшая наконец нахмурилась и выдернула звук из системы. Лампа не погасла. Она сняла трубку и набрала коммутатор: «ИТ, шестой восток — да, снова тот самый. Нет, в 617 нет пациента. Она опечатана».

Послушала и закатила глаза. «Говорят, это фантомный сигнал со старой панели», — сказала нам, а потом, тише, добавила: «Kul sana winta tayyeb», как говорят на Ид — хотя так же говорят, когда происходит то, что «всегда так».

«Фантом», — повторила Л. — «Ладно». Рот у неё был тонкой линией.

На табло мелькнуло крошечное зелёное сообщение: PULL CORD—BEDSIDE.

Фантомные сигналы так не выглядят. Я знаю, потому что на своей третьей смене дёргала шнуры во всех палатах, чтобы посмотреть, что пишет табло. OVERBED — если нажать кнопку на подушке. BATH — если кто-то поскользнулся в душе. BEDSIDE — если дёрнуть красный шнур у кровати.

«А кто в 617?» — спросила я. Это была моя первая неделя, когда меня закрепили за этим этажом.

«Никого», — сказала старшая. — «Опечатана».

Табло снова звякнуло. Лампа не гасла. Сообщение продолжало всплывать: BEDSIDE.

«Я пойду проверю дверь», — сказала я, потому что если никто не отключит этот сигнал, он так и будет краснеть, и мы все понемногу сойдём с ума.

«Не нужно», — сказала старшая, уже набирая техников. — «Они…»

«Я только дверь проверю», — повторила я, потому что работа раннера — мелочи, позволяющие всем остальным делать вид, что всё в порядке.

Коридор шестого восточного был холоднее остальных, кондиционер выкрутили посуше — чтобы пластик не отсырел. Оранжевая лента дрожала от дыхания вентиляции. 617 была посередине закрытой секции, тяжёлая дверь с длинным окном — если встать не там, видишь своё отражение.

Я отодвинула ленту и подошла к двери. Лампа над ней — та же, что на табло, — горела устойчивым красным. Изнутри на окно был приклеен лист бумаги. На притолоке трафаретом по-английски и по-арабски было выведено DO NOT USE — аккуратно и официально.

Я приложила ухо к щели у ручки. Больница в 2:47 — это набор маленьких звуков: звон лифта, кашель в двух палатах отсюда, резиновые колёса тележки для лекарств, монитор в конце коридора, который играет в океан. За дверью я услышала другое: медленный звон, какому не место на шестом — старше, более металлический. Динь… динь… динь…

О том, как колокольчики идут по воздуху, задумываешься только когда начинаешь их считать.

Я вернулась к посту. «Там внутри в 617 звенит колокол», — сказала я.

«Техники говорят, что вся ветка мертва», — ответила старшая. — «На этой линии нет питания. И… не открывай. Пожалуйста».

Л. на меня не посмотрела. «Оставь», — мягко сказала она.

Табло снова мигнуло: BEDSIDE.

«Вы помните, когда это началось?» — спросила я, потому что не могла не спросить.

«До тебя», — сказала старшая. — «До открытия нового крыла. До пандемии». Потом она встряхнула головой, как отгоняя муху. «Иди на перерыв».

Я кивнула, соврала и вместо этого пошла в кладовку. Если звонит колокол — идёшь по проводу. Больница — это клубок проводов и люди, которые делают вид, будто провода имеют смысл.

В кладовке стояла панель системы вызовов. Я видела, как её однажды перезагружали; крышка не запиралась — просто защёлка. Я сняла её и уставилась на решётку стареньких светодиодов и самодельную полоску с подписями, которую, казалось, переписывали много лет подряд. У 617 было две линии: Overbed и Bath. Маленький красный диод рядом с Overbed горел. Это не удивило. Удивило то, что напечатанный номер рядом был не «East 617», а «Old East 617», как ИТ иногда помечают то, что перенесли, но не до конца стерли.

Old East — старая часть больницы до ремонта. Что-то там снесли; что-то превратили в склад. Один коридор на цокольном уровне соединял её с новым корпусом: служебный проход, едва широкий для каталки, выкрашен в тот самый бледно-зелёный, что в любой больнице.

Я спустилась служебным лифтом на B2, туда, где коридоры пахнут хлоркой и старой пылью. Если вы никогда не ходили по подвальным этажам больницы, это как underside собственных мыслей. Тележки с бельём скользят, как призрачные корабли. Мерцание одиночной люминесцентной лампы кажется личным. Указателей меньше, больше дверей «Только для персонала», что смешно, потому что на ночной смене «персонал» — любой, кто идёт уверенно.

Датчик движения зажёг ряд ламп, когда я шагнула в Old East. Стены казались ближе. Я слышала гул мотора, дальний тук-тук вакуумного насоса, который держит дыхание в аспирационных линиях. И тихо под этим, как сердечный шум больницы, — колокол.

Панель вызовов там была ещё старее, с настоящим ключом. Кто-то оставил ключ в замке. Лампа 617 горела и здесь. Полоска с подписями была не печатной — белая изолента с цифрами, выцветшими от ручки. На металле карандашом — пометки, даты, инициалы. На одной было «03/07». Без года.

Колокол звякнул снова — не из панели, а дальше по коридору, где раньше были изоляторы. Большинство дверей подпёрты открытыми, пустые, как рты. Последняя — выкрашена так же, с тем же узким окном — была закрыта. Табличка с номером отсутствовала. Я знала, что это 617, только потому, что на белой краске оставался более чистый прямоугольник от таблички. Кто-то снял её очень осторожно, будто не хотел поцарапать.

Красная лампа над дверью горела устойчиво.

Я сказала себе, что если просто проверю, заперта ли дверь, шум перестанет считать меня «своей». Я нажала большим пальцем на аварийную перекладину. Она не двинулась. Заперто.

Колокол звякнул снова, но не из-за двери. Он прозвенел у меня за спиной, в конце, где коридор под сорок пять уходит к служебному лифту. Маленький белый квадратик на стене мигал в такт звону. Это был ретранслятор — способ старой системы передавать вызов в коридор.

«Там кто-нибудь есть?» — сказала я. Не знаю, почему по-английски. Когда мне страшно звучать испуганной, мозг переключается на английский.

Динь.

Звук был терпеливым — как у человека, который попросил воды и готов ждать, пока ты вспомнишь, что ты хороший.

Я вернулась на шестой.

Когда я подошла к посту, там уже была охрана: большой суданец, который всегда называет меня «ya walad», будто мне двенадцать. Он качал головой. «Khalas, всё мертво, — говорил он. — Питания нет. Табло врёт».

Табло снова звякнуло. 617.

Я подошла ближе и заметила то, что упустила: внизу крошечным текстом бежала строка. PULL CORD—03:07.

«Это время?» — спросила я.

Л. наконец посмотрела на меня. Глаза у неё были уставшими так, как не про часы. «Там всегда так пишет», — сказала она.

«Что… что за 03:07?»

«Три-ноль-семь», — проговорил за меня охранник, будто если он проговорит, станет менее странно. «Три-ноль-семь», — повторил он тише.

Губы старшей снова сжались в прямую линию. «Поешь», — сказала она. — «Ты бледная».

Я не ела. Пошла в маленькую комнату отдыха и открыла старый журнал происшествий. На каждом посту он есть: спиральная тетрадь с записями за годы — туда пишут то, что не тянет на официальный рапорт, но и не «ничего». «Пропал судно-стул». «Пациент отказался от CPAP, попробуем снова». «Посетитель злится из-за парковки».

Я листала назад. Марты, апрели, май. Руки дрожали — как когда не ел и кондиционер дует слишком сильно. Вот:

— 03/07, 03:07 — Вызов 617 продолжает звенеть. Палата опечатана. Отмена с панели не работает. Приходил техник «Хассан» — в палате нет питания. Изнутри слышны звуки. — L.

Сердце у меня сделало что-то боком. Л. давно работает в ночи.

Перелистнула страницу.

— 03/07, 03:07 — Снова. Пациент не назначен. Дверь заперта. Охрана говорит «перекрёст по старому крылу». — A.A.

Таких записей на эту дату было пять за разные годы, все в 03:07. Последняя — за год до моего прихода. Почерк наклонный, острый.

— 03/07, 03:07 — RN ушла от кровати. Вернулась — шнур дёрнут. Внутри никого. — M.A.

Табло снова звякнуло, как будто соглашаясь.

Я вернулась к 617. Бумага на окне чуть дрогнула от перепада давления, когда открылся служебный лифт в конце коридора. Красная лампа над дверью отливала тусклым светом на пластик строительной плёнки — таким, как видишь за веками, когда солнце ударяет. Я стояла в этом свете и пыталась быть достаточно смелой, чтобы уйти.

Вместо этого приложила ладонь к двери и снова прижалась ухом к щели.

Секунду я слышала только воздух из решётки. Потом, тихо, ровно там, где моё ухо касалось металла, — колокол. Один звон, длинная пауза, ещё один. Между ними — шёпот воздуха, будто комната дышит в опечатанную дверь.

Рация щёлкнула. Голос старшей: «Раннер, приёмный просит транспорт через пять. Если ты на этаже, перезвони… о. Ты на этаже. Возьмёшь?»

«Уже иду», — сказала я, потому что отказ прозвучал бы как признание, что шум меня держит. Я отступила, и, отступая, пальцами нашла ручку двери.

Она повернулась.

Я не нажимала на перекладину. Я не проводила бейджем. Я ничего не делала. Ручка повернулась на долю, дверь сдвинулась в раме с глухим чмоканьем, словно язык отлип от нёба.

Я убрала руку.

Я отвезла пациента из приёмного и пыталась забыть, как резиновый уплотнитель на двери на секунду прилип к моей коже, будто не хотел меня отпускать.

Когда вернулась, охраны уже не было, а Л. сидела у поста и смотрела в никуда. «Не заходи туда», — сказала она, не поднимая глаз.

«Я и не…» — начала я, и это было не совсем ложью.

«Это не шутка», — сказала она. — «Лет десять назад у нас там был код. Ещё до тебя. Песчаная буря, отключение электричества, резервная система умерла на сорок секунд. Пациент на ИВЛ. Медсестра была одна и жала на вызов, жала на вызов, жала на вызов. Батарея дошла до 03:07 и сдохла. Говорили, что вызовы на отдельной линии, но… мы слышали их ещё очень долго».

Я ждала, что она скажет, мол, шучу. Она не улыбнулась. Потёрла большим пальцем переносицу и сказала: «Когда ремонтировали, техслужба опечатала палату. Табличку с номера сняли. Но колокол…»

Мы обе подняли глаза. Табло молчало. Маленький квадрат 617 был темен.

«Может, закончилось», — сказала я.

«До следующего раза», — сказала Л., и в голосе у неё была одна усталость.

Я продолжила ночь. Носила. Обходила стороной тот коридор. В 2:58 табло было спокойно. В 3:04 уборщица выкатили ведро, и запах лимонного моющего наполнил коридор — как шутка про свежесть. В 3:06 я ставила стойки для капельниц обратно в кладовку, чтобы руки считали что-то кроме секунд. Ровно в 3:07 мой служебный телефон завибрировал. Внутренний номер неопознанный. Я ответила.

Голоса не было. Только мягкий колокольчик. Динь. Пауза, достаточная, чтобы кто-то понял — шнур надо дёрнуть сильнее. Динь.

Я сбросила, потому что кожа на щеке под телефоном стала «неправильной». Когда посмотрела в историю, было написано, что звонок пришёл с «B2-Old East». Так коммутатор помечает вызовы, когда ретранслятор перекидывает их со старой системы.

В семь мне нужно было бы поехать домой и поспать, как человек, который платит за квартиру. Вместо этого я сказала Л., что сделаю ещё один обход. Я сказала себе: если проверю, что дверь заперта, мозг отпустит.

Клейкая лента на вход в «стройку» казалась липче. Воздух — холоднее и одновременно влажнее, а это значит, что где-то рядом не так работает вентиляция. Красная лампа над 617 не горела. Бумага на окне лежала ровно. Я взялась за ручку.

Она снова повернулась. Я толкнула.

Дверь ушла на полсантиметра, не больше — резина присосалась к раме, как язык к льду. По щели вдоль моего запястья протянулась холодная струйка воздуха. Пахло затхлой хлоркой и пластиком — запах комнаты, которую вымыли и запечатали так, что запаху некуда деться.

Я толкнула ещё раз, и изнутри толкнули в ответ — не резко, не зло, а убедимо, тяжестью человека, который опёрся плечом на дверь так, как делают медсёстры, когда разговаривают с тобой, но всё равно заслоняют пациента. Это было не сильно. Но достаточно.

Я дала двери закрыться и убрала руку. Кожа на костяшках побелела там, где холод её «поцеловал». На тыльной стороне остались рёбра рисунка — точь-в-точь как текстура резинового уплотнителя. Я растёрла их, пока они не порозовели.

Когда я отметилась на выход, солнце над заливом делало эту некрасивую-красивую штуку, когда из-за пыли оно становится оранжевым и плоским, как монета. Я приехала домой, приняла душ, задвинула шторы, легла, закрыла глаза — и увидела, как красная лампа над дверью распускается под веками.

Включила подкаст, чтобы заглушить. Должно быть, задремала. Через десять минут телефон пикнул.

На этот раз — личный, не больничный. Уведомление было не о звонке. Запрос на Bluetooth-сопряжение: CALL UNIT 600 SERIES хочет подключиться.

У меня нет ничего с таким названием. У больницы — есть. Тестовые пульты — выглядят как белые пульты от телевизора, с красной кнопкой на одном конце и CANCEL на другом — называются 600 Series. Мы выдаём их, когда настенный шнур сломан. Я как раз пользовалась одним три ночи назад в 603-й: старик со свежими переломами рёбер боялся тянуться к стенному шнуру; он держал пульт рядом с рукой, как талисман.

«Невесело», — сказала я в пустоту, потому что иначе пришлось бы молчать.

Я нажала «ОТКЛОНИТЬ».

Через секунду всплыло вновь. CALL UNIT 600 SERIES хочет подключиться.

Я выключила Bluetooth. Подумала, не бросить ли телефон.

И тут завибрировало другое.

Я бросила сумку на стул у двери, как всегда. Что-то внутри сумки пророкотало один длинный тихий тон. Я застыла и прислушалась, повторится ли.

М-м-м.

Я подошла и расстегнула молнию. Ключи. Кошелёк. Батончик, «украденный» из staff-холодильника, из-за которого мне стало стыдно уже в лифте. Под батончиком, завернутая в край худи, лежала белая прямоугольная штука со скруглёнными углами — ровно размером и формой как пульт вызова.

Этого не могло быть. Я не уношу оборудование домой. Никто не уносит — если унесёшь, все узнают. Я подняла его — глупо бережно, как спящее животное.

Он был тяжелее, чем я ожидала. Белый пластик по краям потёрся — так всё и стирается за несколько месяцев ночей. Красная кнопка на конце в одном месте истёрта до тускло-коричневого, там, где чей-то большой палец снова и снова её теребил. Кнопка CANCEL под моим пальцем была чуть разболтана — не настолько, чтобы греметь, ровно настолько, чтобы сказать «меня использовали». Внизу логотип синими буквами: 600 SERIES. На задней стенке — полоска клея под стикер с номером палаты. Пустая.

У меня нет объяснения, как он попал в сумку. Хотелось бы. Может, я машинально схватила его, когда тянула бельё для 605, и не заметила веса. Может, кто-то подложил в шутку. Может быть. Может быть.

Красный светодиод вверху — крошечный, булавочное ушко — участил мигание, стоило мне его держать, будто касание его взволновало. Миг… миг… миг-миг-миг.

«Cancel», — сказала я вслух, как говоришь R2 машине, которую считаешь тупой, но надеешься — послушает. Я нажала CANCEL. Кнопка щёлкнула, и свет погас.

Я бросила пульт обратно в сумку, затолкала сумку в шкаф, захлопнула дверцу, села на пол, будто только что спаслась бегством. Сказала себе: отнесу его на следующей смене. Отдам техникам и скажу: «Нашла в кладовке», — они похлопают по плечу и пошутят про ночных енотов.

Я заснула прямо на полу.

Проснулась — снова темно. Комната пахла пылью и кондиционером. Кувейт таков: просыпаешься жаждущим, даже если не потел. На часах — 03:03.

Я уставилась в потолок и сказала себе встать и попить воды.

Телефон звякнул один раз. Не мой рингтон. Колокольчик, которого я не ставила. Динь.

03:04.

Экран вспыхнул сам. Прокатилась строка: INTERNAL EXTENSION 6601 MISSED CALL.

6-6-0-1 — номер на стикере над телефоном у поста в подвале. Old East. Иногда — морг. Иногда — лаборатория, когда звонят с запасного аппарата.

03:05.

Сумка в шкафу снова глухо «загудела», один длинный выдох. Я встала и открыла дверцу. Светодиод на пульте не горел. Я коснулась его. Пластик был холодным так, как пластик не бывает в жаркой квартире.

03:06.

Светодиод начал мигать. Сначала медленно. Потом быстрее. Миг-миг-миг. Это было как стоять перед 617 с рукой на ручке — и ждать, пока толкнут изнутри.

03:07.

Светодиод стал ровно красным. Пульт «звенел», хотя у него нет динамика. Он звенел у меня в черепе, как ты слышишь собственную кровь, если слишком долго лежишь в тишине. Я нажала CANCEL так сильно, что больно большому пальцу. Кнопка ушла вниз. Свет не погас.

Колокол звякнул ещё раз. Динь. А затем крошечный экранчик, которого я прежде не замечала рядом со светодиодом — меньше ногтя, — высветил строку, в которую я не поверила бы, что может показать такой пластмассово-железный больничный кусок: PULL CORD—BEDSIDE.

У меня нет шнура у кровати.

Пульт завибрировал в руке, как живой. Я выронила его, не желая. Он подпрыгнул и заскользил под край кровати.

С другой стороны матраса что-то дёрнуло в ответ, слабо — будто шнур там всё же был, и чья-то слишком холодная рука пыталась ухватиться.

Я опустилась на колени и приподняла покрывало. В пыльном треугольнике под кроватью красный светодиод светился, как глаз. Воздух там был холоднее. Я сунула руку — и почувствовала движение, не как от кондиционера, а как дыхание комнаты в запечатанную дверь. Я потянулась за пультом, и пальцы коснулись резины, не пластика — той самой фактуры уплотнителя, что отпечаталась у меня на костяшках.

Я вытянула пульт, и резина потянулась за ним — дюйм серо-чёрного лоскута, растянутого, как жвачка. На другом конце резины что-то потянуло в ответ, мягко, но неумолимо — как человек, который плечом держит дверь и не даёт вытолкнуть себя из комнаты, где умер в 03:07 в ночь, когда песок сделал рассвет медной монетой.

Я отпустила.

Резина уползла под кровать. Светодиод мигнул один раз, как подмигнул.

Я пишу это на кухонной столешнице, потому что спальня — полна. В шкафу чуть пахнет хлоркой и чем-то, что когда-то слишком усердно отмывали. Я звонила Л., но она не ответила. Позвонила охране, но не смогла сформулировать, что именно им надо «охранять». Позвонила маме и сказала, что со мной всё хорошо; она посоветовала помолиться — я помолилась, и светодиод мигнул на последнем слоге, как будто сказал «аминь».

Сейчас 02:58, пока я печатаю. Если вы когда-нибудь работали ночью, вы знаете, что 03:07 существует даже в те дни, когда вы не смотрите на часы. Пульт лежит на столе рядом с ноутбуком, потому что я слишком боюсь снова запихнуть его под кровать и слишком боюсь выбросить. Светодиод пока темен. Я нажала CANCEL, и он послушался, как пациент, который доверяет тебе ненадолго.

Сзади у него полоска под стикер. Всё думаю: если написать номер палаты, он выберет другую дверь. Всё думаю: если написать моё имя, он перестанет делать вид, будто его не знает.

На посту, наверное, снова прозвенит ночью. Old East 617. Кто-то скажет — глюк. Техники скажут — линии обесточены. Л. перекрестится — а может, нет, если знает, что это не помогает. Охрана скажет «Khalas» и будет пить чай.

Никто из них не услышит вежливый маленький колокольчик в моей квартире, тот, что звенит, как вода в стакане. Никто не увидит текст на крошечном экранчике — просьбу о шнуре у кровати, которого здесь нет.

Сейчас 03:06.

Если вы читаете это потому, что раньше работали на нашем этаже и когда-то ходили подвалом по коридору Old East мимо опечатанной 617, я хочу задать вопрос, и плевать, если ответ сделает мне хуже: когда вы нажимали CANCEL, оно когда-нибудь по-настоящему прекращалось? Прекращалось больше, чем на ночь — дольше, чем нужно, чтобы вы снова осмелились взяться за ручку?

03:07.

Свет только что стал красным. Колокол звенит.

Кто-то тянет с другой стороны двери моей спальни. Это вежливое давление, которым медсестра не даёт вам увидеть то, чему вы не поможете. Это вес того, кто выучил: если тянуть достаточно долго, кто-то придёт. В этом городе очень хорошие резиновые уплотнители. Они держат пыль и жар снаружи. Они удерживают… другое — внутри.

Я нажму CANCEL ещё раз и буду держать, и скажу себе, что это не бессмысленно.

Светодиод не слушает.

Колокол очень терпелив.


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Сигнальная лампа вызова, которая продолжала звенеть после того, как палату опечатали Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory
Показать полностью 2
151

Я много лет работал полицейским, и есть несколько дел, которые я до сих пор не могу объяснить

Это перевод истории с Reddit

Меня нелегко напугать. После стольких лет в российской полиции к крови и трагедиям черствеешь. Но есть горстка дел, от которых у меня по коже до сих пор бегут мурашки.

Я много лет работал полицейским, и есть несколько дел, которые я до сих пор не могу объяснить Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory

Адрес — сталинская шестиэтажка. Едем на четвертый этаж. Запах уже стоит, сильный, устойчивый. Дверь деревянная, хлипкая, но изнутри подпёрта засовом. Значит, выбора нет — ломать. Ждем участкового, курим. Вламываемся. Заходим. Первая мысль: от кого, черт возьми, он запирался этим засовом? Зачем? Внутри бедно, но чисто. Классическая квартира пенсионера. А в комнате — повешенный. Первое, что бросилось в глаза: под ним нет опрокинутого стула. Дом сталинской постройки, потолки высокие. Старик, тяжелый, никак он не мог просто «прыгнуть» в петлю сам. Веревка добротная, крепкая — та, за которую не стыдно было бы повеситься. К потолку всё было закреплено на саморезах с дюбелями — явно сверлили дрелью. Нигде в квартире я не увидел ни дрели, ни крепежа — я искал. А вот что увидел — следы. На потолке. По побелке кто-то бегал. Не просто касался ногами, а именно бежал всей тяжестью. Как будто плевал на физику и гравитацию. Бежал, не шел — рисунок был понятен. И вот повешенный, который не мог повеситься сам. И квартира, запертая изнутри, никто не выходил. И эти следы. Всю жизнь я был циничным реалистом, атеистом, ни во что «эдакое» не верил. Но это? Объяснить не могу.

Еще один звонок от наших вечно бдительных сограждан. Нашли пакет. С пальцами. Вот так просто, аккуратно упакованные в полиэтилен. Люблю аккуратных маньяков — работать легче. Ровно двадцать пальцев. Человеческих. Чисто срезаны у основания. Очень аккуратная работа, дилетант так не сделает. Тщательно сложены. Жаль, нормально зарыть не удосужились. Женские пальцы. Эксперты подтвердили, я сам видел — маникюр, всё как полагается. Полежали в земле какое-то время, но была зима. Зимой такое сходит с рук. Оперативка, как водится, ничего не дала. Зато экспертиза удивила — все двадцать пальцев принадлежали одной женщине. Да. Перепроверяли. По нескольку раз. Вывод один и тот же.

На этот раз вызов днем — за это спасибо. Сирена, поездка, я всё равно полудремлю на заднем сиденье. Окраина. Полоса леса. Мертвая женщина с одной ногой. Какой-то зимний турист наткнулся — видимо, дома сидеть не могут. Вторая нога — чем-то отпилена. Грубо. Могло быть что угодно: пила, топор, даже зубы. Позже криминалисты мало что прояснили — похоже, инструментов было несколько. Но вот что странно — вокруг почти нет следов. Только она. Время года — зима. Снег. Снегопадов не было, и на старом снегу — единственная дорожка: отпечатки одной ноги. Прыжки на одной ноге. По спирали. Пять километров. В сапоге, парном к тому, что остался на теле. Длина «шага» тоже сходилась — как у средней женщины, прыгающей на одной ноге. Пять километров. Зимой. По лесу. Место, где отрезали пропавшую ногу, не нашли. Что есть: четкий след женщины, входящей в лес на двух ногах. Точка, где она продолжает одна, на одной — ни крови, ни чужих следов. И оттуда она бросает прямую тропу и начинает прыгать по спирали.


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Я много лет работал полицейским, и есть несколько дел, которые я до сих пор не могу объяснить Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory
Показать полностью 2
22

Я нашёл дом в своём подвале

Это перевод истории с Reddit

Для начала: мой дом не такой уж большой. С улицы это самый обычный двухэтажный дом средних размеров.

Я нашёл дом в своём подвале Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory, Мат

Он не самый крупный на квартале, но это наш дом — мой, моей жены и нашей собаки. Две спальни, два санузла и подвал.

Иногда я замечаю странные звуки из подвала, но обычно думаю, что это какое-то животное скребётся снаружи по стенам или что-то вроде того.

В последнее время, однако, звуки стали громче и чаще. Доходило до того, что игнорировать их уже нельзя.

Честно говоря, мы вообще редко спускаемся в подвал: он в основном служит складом для всего нашего хлама. Если спуститься вниз, там увидишь стопки коробок, каяки, старую мебель — такое вот добро.

Сегодня вечером мы сидели в гостиной внизу, когда из подвала донёсся громкий грохот. Мы поставили телевизор на паузу и посмотрели друг на друга.

«Что это, чёрт возьми?» — спросила она.

«Не знаю, может, что-то упало?» — ответил я.

Мы поднялись и подошли к двери в подвал. Она слишком перепугалась, чтобы идти, так что я спустился, а она осталась наверху на шухере.

Её не осудишь: один лишь вид чёрной пустоты вниз по ступеням пробирал до костей. Но я спустился и включил свет.

Подвал освещался так себе: какие-то лампочки явно пора было менять, да и свет покрывал далеко не всё, так что мне пришлось включить фонарик на телефоне.

Я ходил между коробками, в который раз понимая, как отчаянно нам нужно тут всё разобрать и протереть пыль, как вдруг передо мной метнулась тень и что-то опрокинула. Слишком быстро, чтобы я успел разглядеть.

«Иисус!» — выругался я.

«Ты в порядке?!» — крикнула она сверху.

«Да, всё норм. Кажется, тут какое-то животное», — ответил я.

«Серьёзно? Поднимайся и закрой дверь! Не хочу, чтобы ты подцепил бешенство или ещё что», — сказала она.

Сразу после этого я услышал, как прямо передо мной щёлкнула закрывающаяся дверь. Я посмотрел в дальний угол стены.

Там стояли несколько стопок коробок, закрывавших почти всю стену, но за ними я едва различал что-то вроде обшивки и окна.

Я подошёл ближе: тут определённо было что-то, чего раньше не было вместо бетонной стены. Стоило отодвинуть часть коробок, и сомнений не осталось.

Это был фасад дома. Чёрная дверь, по окну по обе стороны и белая деревянная обшивка.

«Спустись, ты должна это видеть», — крикнул я ей.

Мы стояли перед этой находкой в полном изумлении. Отпервоначального шока опомнились и принялись обсуждать, как такое вообще могло здесь появиться, если мы раньше этого никогда не видели.

«До жути стрёмно. Пойдём отсюда», — сказала она.

«Подожди секунду, я открою дверь», — ответил я.

«Да к чёрту, я хочу уйти сейчас. Поехали к моим родителям. Я наслушалась мистических историй — ничего хорошего это не сулит. И вообще, тут может сидеть койот или енот», — забормотала она.

«Да брось, вряд ли тут что-то сверхъестественное. Вот же начинается бетонная стена», — сказал я и открыл дверь.

И в ту же секунду понял, насколько ошибался. Когда дверь распахнулась и мы заглянули внутрь, мы увидели полностью обставленную гостиную.

Лучше всего эту комнату описала бы эстетика пятидесятых. И, что удивительно, внутри выглядело по-настоящему тёпло и уютно.

Когда мы шагнули внутрь, я не могу объяснить, насколько комфортно мы себя почувствовали. Нас накрыла мощная волна чувства принадлежности и безопасности.

Если бы не понимание, насколько всё это странно, мы, возможно, захотели бы там остаться. Но внезапный уют смылся здравым смыслом.

Это неправильно, и мы оба это знали. Этой комнаты здесь быть не должно. И на этом не заканчивается: от неё отходят два коридора, и оба будто ведут ещё дальше.

Мало того, я увидел открытую дверь, ведущую ещё ниже. Здесь есть ещё уровни.

«Давай уйдём, пожалуйста. Совсем не чувствуется, что тут безопасно. Пожалуйста», — взмолилась она.

«Что? Да ладно, надо это обследовать. Не каждый день твоему дому добавляют новые квадратные метры!» — сказал я, как настоящий подзадорщик.

Она колебалась, но я видел, что ей так же хочется осмотреться, как и мне. И мы бы так и сделали, если бы не услышали, как кто-то поднимается по лестнице снизу.

Кто-то мчался к нам во весь опор, с разгона врезаясь в стены. В этот момент я не хотел рисковать встречей с чем бы то ни было, что там прячется.

Я схватил её за руку, и мы рванули оттуда что было сил, бегом наверх, обратно в нашу гостиную. Я захлопнул дверь в подвал, и тут же с той стороны в неё затряслись частые удары.

Они следовали один за другим, и нас вполне могли бы настичь, не среагируй я быстрее. Слава богу, мы смогли выбежать к машине и умчаться, не столкнувшись лицом к лицу с чем бы это ни было.

Пока я всё это печатаю, мы в гостевой комнате у её родителей, и нас обоих серьёзно трясёт.

Кто-нибудь знает, что нам делать? Нам же всё равно придётся вернуться. Мы не можем оставаться здесь вечно.

Кто-нибудь сталкивался с подобным? Честно, я в полном тупике и надеюсь, что кто-то подскажет, как вернуть наш дом.

Блядь, я только что понял, что наша собака всё ещё там…


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Я нашёл дом в своём подвале Ужасы, Reddit, Перевод, Перевел сам, Nosleep, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Длиннопост, CreepyStory, Мат
Показать полностью 2
11

Последний дозор

Синий Гребень пылал над трясиной, как раскаленный гвоздь, вбитый в небо. Его свет резал глаза, выжигал слезы еще до того, как они успевали навернуться. Воздух гудел - не звуком, а давлением, сжимающим грудную клетку, выбивающим дыханье. Запах стоял невыносимый: озон сожженной реальности, сладковатая вонь гниющей плоти и сквозь все это - горький, упрямый шлейф полыни. Последнее дыхание Ленки.

Вадим Сомов, пригнувшись, прижимал к себе Алёнку. Девочка вжалась в его грязную телогрейку, маленькое личико бледное, но глаза - огромные, карие, вылитый Еж - не отрывались от центра светового шторма. Вадим чувствовал, как дрожит её худенькое тельце. Не от страха. От напряжения. Как тетива перед выстрелом. В его руке, вцепившейся в сырую землю, судорожно сжимался железный крюк. Якорь в этом безумии. В другой - зажат, как последняя молитва, сухой пучок полыни. Ленкин амулет. Горький, как правда.

И Он стоял там. В самом сердце синего кошмара. Еж. Но не Глеб. Страж. Гора искаженной плоти, закованная в рваную стеганку, из-под которой проглядывала полоса тельняшки. На плечах - два погона. Старый, пробитый - тень Петровича. Новый, погнутый - его собственная погибель. Они не просто светились - пожирали свет Гребня, превращая его в холодное, бездушное сияние на своей чудовищной форме. Его голова, больше похожая на выветренный утес, была повернута к ним. А глаза… Глаза были не глазами. Два слепящих колодца, вырытых в самой реальности, заполненных кипящей синью болота. В них не было мысли. Был Закон. Поярдок Вечного Дозора. Но в самой глубине этих колодцев, под километрами проклятого льда, что-то содрогалось. Искра. Осколок. Глеб. Он чувствовал её. Кровь. Алёнку.

Гребень взревел. Не звуком - ударной волной. Она согнула Вадима, заставила Алёнку вскрикнуть - коротко, как подстреленная птица. И Еж-Страж вздрогнул. Впервые. Вся его монструозная масса содрогнулась. Голова, медленно, с леденящим скрипом нечеловеческих суставов, повернулась точнее. Не на Вадима. На Алёнку. Синие прожекторы-глаза сузились до щелочек. В их невыносимом свете Вадим увидел не ярость. Агонию. Проклятая плоть Стража и растерзанная душа Глеба Ежова сшиблись в немой схватке.

«А... лён...»
Хрип. Не голос. Скрип ржавых врат Ада, едва приоткрывшихся. Он вырвался не из горла - из самой груди сияющего кошмара. И Алёнка услышала. Не имя - зов. Зов крови. Она рванулась вперед, как щенок на голос хозяина, вырвавшись из оцепеневших рук Вадима.
- Папа!

«НЕТ!» - вопль Вадима сорвался с губ, перекрывая вой Гребня. Он бросился за ней, руки впереди, чтобы схватить, удержать. Но Она была быстрее.
Из тумана, из самого сияния, метнулась тень. Не тело. Сгусток ярости и полынного запаха. Ленка-Призрак. Не плачущее видение - живая стена ледяного ветра и синих искр. Она встала перед девочкой. Алёнка врезалась в нее, как в скалу, и отлетела назад, прямо в руки настигшего её Вадима. Ленка не смотрела на них. Её безликий синий взор, полый и бесконечный, впился в Ежа-Стража. В её беззвучном присутствии читался не крик, а приговор: «НЕ ТРОГАЙ ЕЁ! ОНА - КЛЮЧ! КЛЮЧ К ТВОЕЙ БЕЗДНЕ! ОНО ПРОСНЕТСЯ ВНОВЬ!»

Еж-Страж зарычал. Звук разорвал воздух, как брезент. Земля под его чудовищными ступнями вспучилась, черная жижа брызнула фонтаном из трещин. Он сделал шаг. Огромный. Тяжелый. Не к Алёнке. К Ленке. К своему стражу. К своей цепи. Его синяя ярость встретила синюю ярость Призрака. Туман сплелся с пламенем в бешеном, немом вихре. Они бились не за жизнь. За право быть тюремщиком. За вечность проклятия. Алёнка зажмурилась, вжавшись в Вадима, ее пальцы впились ему в руку до крови.

Вадим стоял на коленях, прикрывая девочку собой, как щитом. Его взгляд метнулся от бьющейся пары синих кошмаров к лицу Ежа. На миг - всего на миг - ослепительные колодцы его глаз померкли. Синева отступила, и в глубине, как сквозь толщу грязного льда, мелькнуло что-то знакомое. Усталое. Измученное. Человеческое. Глаза Глеба Ежова. И в них - не мольба. Приказ. Тот самый, каким он орал в диспетчерской: «Сом, ёб твою мать, ДЕЙСТВУЙ!»

Взгляд Вадима упал на крюк в его руке. Ржавый, холодный, бесполезный против этой силы. Потом - на пучок полыни. Ленкин голос эхом: «Помни про... крюк...» Не оружие. Инструмент. Ключ? Замок?

Синий вихрь бушевал, Ленка сдерживала Ежа, но её туманная форма редела, расползалась под яростными ударами сияющего монстра. Он рвался вперед. К Алёнке. К своему искуплению или окончательной гибели. Вадим поднял пучок полыни. Горький запах ударил в нос, чистый и резкий на фоне смрада. Он не думал. Вонзил сухие стебли прямо в раскаленный центр Синего Гребня у своих ног.

Тишина.

Не полная. Гул остался. Но вой, битва синих сущностей - все стихло на долю секунды. Полынь не сгорела. Она вспыхнула ослепительным белым огнем. Чистым. Режущим. Как удар ножа по гнойнику.

Еж-Страж взвыл. Не яростью. Болью. Белый огонь полыни резанул по его синему пламени, по погонам, по самой плоти. Он отшатнулся, закрываясь щупальцеподобными руками. Ленка-Призрак вскрикнула беззвучно - но это был крик освобождения, а не боли. Её туманная форма сгустилась, стала почти осязаемой на миг - изможденное лицо, синие глаза, полные не адского света, а слез. Настоящих.

В просвете между ними, в клубах рассеивающегося под белым огнём тумана, стояла Алёнка. Не прячась. Она смотрела прямо на корчащегося от боли Ежа-Стража. На его человеческие глаза, мелькнувшие в минуту слабости.

- Папа, - сказала она тихо, но так, что слово прозвучало громче Гребня. - Я тебя боюсь. Но я ждала.

Синий свет в глазах Ежа погас. Не полностью. Отступил. На миг показались карие зрачки. Наполненные нечеловеческой мукой. Познанием всей цены. И любовью. Безумной, сжигающей, отеческой любовью.

- У... ве... ди... – проскрипел он, обращаясь не к Алёнке. К Вадиму. Голос был как скрежет камней, но это был голос Глеба. - Жи... вы... ми...

Белый огонь полыни погас. Стебли обратились в пепел. Синий Гребень снова запылал с удвоенной силой, поглощая слабое мерцание Ленкиного призрака. Еж-Страж выпрямился, его чудовищная форма снова залилась неумолимым синим светом. Но он не двинулся к ним. Он стоял, как скала, спиной к Вадиму и Алёнке, лицом к бушующему Гребню. Стена. Насмерть.

Ленкин шепот, как дуновение полынного ветерка, коснулся Вадимова уха:
«Беги... Сом... Пока... он... держит...»

Вадим не думал. Он схватил Алёнку на руки, развернулся и побежал. Не оглядываясь. Через чавкающую трясину, через кривые тени мертвых деревьев. Девочка обняла его за шею, прижалась. Она не плакала. Она смотрела поверх его плеча туда, где за его спиной оставался синий ад и двое потерянных душ - мужчина, ставший стражем, и девушка, ставшая призраком, - сплетенные в последнем, вечном дозоре.

А в ушах Вадима, поверх его собственного бешеного дыхания и гула отступающего Гребня, звенел тихий свист. Старая, до боли знакомая милицейская песенка. На два голоса. Мужской, хриплый. И женский, с легкой хрипотцой. Они сливались в странную, тоскливую мелодию. Колыбельную для Ада. Приказ №731. Все ещё в силе. Все ещё в дозоре.

Но Алёнка была жива. И где-то в глубине синего кошмара, закованный в погоны и плоть монстра, Глеб Ежов на миг перестал быть Стражем. Он стал отцом. И этого, Вадим знал, болоту не отнять. Никогда. Они еще не кончили. Ни он. Ни Еж. Ни Ленка. Ни девочка с глазами участкового. Дорога из ада только начиналась.

Показать полностью
89

Я решил опубликовать это анонимно. Вы скажете, что я трус, но мне все равно

Я решил опубликовать это анонимно. Вы скажете, что я трус, но мне все равно. Я опубликую это и больше никто не услышит от меня эту историю. Может быть, мне наконец-то станет легче, и я перестану видеть во сне дорогу и сосны.

Было начало лета я ехал к матери. Тогда я часто ездил по ночам: пустая трасса и ясная ночь, что еще нужно для идеального путешествия. Но после того происшествия я ни за что не останусь за рулем после захода солнца. Моя мать живет в глухой деревне в области. По ночной трассе дорога до нее занимала около трех часов. Не так уж и близко, учитывая ее преклонный возраст, и все повышающуюся вероятность того, что однажды мне потребуется срочно сорваться к ней из-за ее проблем со здоровьем. Но она ни за что не соглашалась переезжать поближе ко мне в город и оставлять дом, в котором она росла еще девочкой, а о том, чтобы мне оставлять квартиру, работу и жизнь в пусть и не большом, но городе ради возвращения обратно в село не могло быть и речи. Меня раздражало ее упрямство, и я считал это эгоизмом с ее стороны, но поделать я ничего не мог. Не тащить же мне ее силой. Но и оставить ее там совсем одну я не мог, у нас никого кроме друг друга не было. Поэтому пару раз в месяц, поспав несколько часов после работы в пятницу, я отправлялся в путь.

Надо сказать, что места у нас в области очень живописные: редкая лесополоса, начинавшаяся недалеко после выезда из города, перерастала в глухой хвойный лес на половине пути и тянулась до самой моей деревни. Да, свое детство я провел буквально в глуши. Но я не возражаю, наоборот, самый большой плюс (если не единственный), который я находил в жизни вдали от "цивилизации" и мегаполисов - лес. Я люблю лес, и в тайне мне нравилось думать, что лес любит меня. Мальчиком я часто ходил туда с отцом или мамой за грибами или вставал в одиночестве до захода солнца, чтобы посидеть с удочкой на берегу речки, которая протекала через чащу. Я тратил свое время на это не потому, что нам нечего было есть, мне нравился сам процесс: азарт, который ощущаешь, находя очередной гриб или когда видишь, как начинает дрожать поплавок и ощущаешь, как дрожит в руках удочка. Я фантазировал, что мы друзья с этим лесом и казалось, что он не возражал. Ни разу в своей жизни в этом лесу я не встречал никакой опасности: я не натыкался на диких зверей, не терялся, не попадал в болото. Я провел в этом лесу бо́льшую часть своих каникул в детстве и никогда он не пытался мне навредить. Так продолжалось до той ночи.

Я ехал и тихонько подпевал одному из своих любимых музыкальных альбомов. Для своих поездок я всегда держал загруженную аудиотеку, доступную оффлайн. Отсутствие связи в этой глуши – нормальное дело даже для нашего времени. Мне повезло, таких же любителей путешествовать по ночам как я в тот день почти не было. После выезда из города мне повстречалась пара-тройка встречных машин, поэтому большую часть времени дорога была в моем распоряжении. Я сделал глоток кофе из термоса, который всегда брал с собой в дорогу и бросил взгляд в боковое зеркало. Оказалось, что не только меня потянуло среди ночи в родные края: меня постепенно догонял еще один автомобиль. Я видел только свет фар, поэтому не мог определить марку, да она меня не сильно интересовала, пусть себе догоняет, дороги для всех хватит. Автомобиль приблизился, но не стал меня обгонять, и какое-то время он просто ехал с моей скоростью, не приближаясь и не отдаляясь. Через какое-то время, он все-таки прибавил газу, и я с облегчением подумал, что наконец-то он решил меня обогнать и я смогу продолжить свой пусть один, но вместо этого он стал моргать фарами, как будто призывая меня к чему-то, но к чему именно? Какого черта ему от меня надо? Раздражение, покинувшее меня, как только я вырвался из пятничной городской пробки моментально вернулось ко мне. Ему что места мало для того, чтобы меня обогнать? Дорога же абсолютно пустая! Я сбавил скорость и немного сдвинулся в сторону обочины, чтобы этот ненормальный проехал и оставил меня в покое. Но вместо этого он тоже сбавил скорость и коротко посигналил пару раз. Да что тебе от меня нужно? Мелькнула мысль о том, чтобы остановиться и проверить, может у меня с машиной что-то не так, колесо спустило или что-то другое повреждено, и этот водитель просто пытается меня предупредить. Но что-то остановило меня. Раздражение начало сменяться смутной тревогой и даже необъяснимым страхом. Я подумал о том, что я нахожусь среди ночи на пустынной дороге, справа и слева от меня лес, до ближайшего населенного пункта не один десяток километров, мобильная связь отсутствует, и странный тип настойчиво привлекает мое внимание, требуя остановиться. Даже если с машиной что-то случилось, лучше добраться хотя бы до ближайшей заправки, где есть нормальное освещение, люди и телефон, и там проверить, все ли в порядке с машиной.

Я нажал на газ. Не сильно, я не собирался гнать со всей доступной мне скоростью, мне просто нужно было оторваться от этого типа. Но я не отрывался, почувствовав, что я прибавил скорость, он сделал то же самое. Расстояние между нами не увеличивалось, а как будто даже немного сократилось. Он уже не моргал и не сигналил. Казалось, водитель бросил попытки привлечь мое внимание и сосредоточился только на том, чтобы не упустить меня из вида. Я начал прикидывать, сколько мне осталось до ближайшего населенного пункта, но что от него толку? Выбегу из машины с криками, что меня преследуют? Да кто же среди ночи кинется меня спасать? Только перепугаю всех, если успею, конечно. А машина за мной все еще не отставала, в зеркале мелькнул капот, слишком близко. Фары слепили глаза. Я прибавил еще сильнее. Кровь ударила в голову, я был близок к панике. Скорость уже превысила 150. Мои фары осветили дорожный указатель впереди: 34 км до ближайшего села, которое было примерно в 50 км от моего собственного. И тут я вспомнил. В том селе есть известное в округе место для рыбалки, я до сих пор периодически туда наведываюсь. Дорога к реке неприметная – обычная колея, которая уходит в лес, таких полно в любом селе. Если только я не пропущу поворот, если только мне хватит навыка, чтобы удержать машину и войти в него не убившись, может быть я смогу перехитрить этого придурка. Я еще раз посмотрел в зеркало, мне удалось немного увеличить расстояние между нами, его капот уже не подпирал мой. Вот и съезд в село, я чуть сбавил скорость, чтобы не вылететь в кювет, и чтобы у него была возможность чуть приблизиться ко мне, и свернул. Он повернул следом. Я внимательно всматривался вперед. Только бы не пропустить…Вон он! Впереди я увидел ее, совсем неприметная, если не высматривать ее специально, то и не заметишь в такой темноте. Сжав руль, я резко ударил по тормозам и ушел вправо, почти юзом. Чудом я не перевернулся и все-таки умудрился войти в поворот. Мой преследователь явно не ожидал такого финта и на всех парах пронесся мимо меня. Но радоваться было рано, да, дорога в село узкая и ему придется потратить время на то, чтобы развернуться, но все равно это займет у него от силы пять минут. Надо думать, что делать дальше.

Я выключил фары, чтобы он не увидел меня издалека, и дальше двигался почти на ощупь. Я хорошо знал эти места, но ориентироваться на дороге, которую освещает только луна долго не мог. В голову пришла мысль, а может бросить машину и попытаться уйти от него пешком через лес? Я знаю эти места и точно смогу найти дорогу. Я заглушил двигатель и вышел из машины. Сердце стучало где-то в районе горла, меня мутило от страха. И тут я услышал. Шорох колес по дороге где-то вдалеке, ему потребовалось меньше времени, чем я ожидал, чтобы развернуться. Времени чтобы сесть в машину и незаметно ускользнуть от него у меня уже не оставалось. Не думая о том, что я делаю, я кинулся в воду, далеко заходить не стал, я не успею переплыть реку так, чтобы он меня не увидел. Я притаился в зарослях, которые уходили в воду, молясь о том, чтобы он подумал, что я решил спрятаться от него в лесу. Машина остановилась, свет фар слепил меня, я не видел практически ничего из своего укрытия, я услышал, как открылась дверь и как он вышел из машины. Двигатель он глушить не стал, я напряженно вслушивался, стараясь уловить что-то кроме звука мотора.  Если он меня увидит – мне точно конец, бежать мне было некуда. Шаги направились в сторону леса, меня накрыло волной облегчения, моя уловка сработала. Но радоваться было еще рано, я все еще находился в ловушке, в которую сам себя загнал. Надо не упустить момент, когда он уйдет достаточно далеко, чтобы у меня было время. На что? Я толком и сам не знал, в тот момент я не мог мыслить трезво и действовал на автомате. Все еще продолжая вслушиваться в шаги, медленно, очень медленно, чтобы не издавать всплеска воды, который сразу бы меня выдал, я начал пробираться обратно к берегу. Я увидел свет фонаря недалеко в лесу, значит он решил, что я все равно от него уже никуда не денусь, и поэтому нет смысла таиться и бояться, что фонарь его выдаст. Я вылез на берег, мокрый как крыса и дрожа то ли от холода то ли от страха, я, пригнувшись, почти касаясь руками земли, стал пробираться к машине. Свою машину он поставил почти вплотную к моей. Крадясь мимо нее, я увидел ключи в замке зажигания. Мгновение я раздумывал над тем, чтобы взять их, но сразу же отбросил эту мысль. Он сразу услышит, что его машина заглохла и бросится ко мне. Я могу потерять те считанные секунды, чтобы сбежать от него. Все также бесшумно, ступая с пятки на носок, я подкрался к своей машине. На раздумья не оставалось времени.

Рванув дверь на себя, я прыгнул внутрь, заблокировал все замки и благодаря бога, что свой ключ я также оставил в замке зажигания, я повернул его и завел машину. Он услышал. Я видел темную фигуру, которая бежала в мою сторону. Вывернув руль, я нажал на газ, развернулся, прочертив огромную полосу крылом своей машины на его и сбив ему боковое зеркало. Давя на газ, я уже не беспокоился о том, что я могу не справиться с управлением, я просто спешил поскорее выбраться на основную дорогу. Но фары я все еще не включал. У меня оставалась последняя надежда: возможно, он решит, что, не перехитрив его, я направлюсь дальше в сторону села, туда, где люди и помощь. Я выехал на основную дорогу и свернул налево, в сторону выезда на трассу. Проехав так далеко, как только мог, я остановился, чтобы он не услышал в какую сторону я поехал и стал всматриваться в зеркало заднего вида. На дороге показался свет фар. Какое-то время он замер, как будто в нерешительности, а затем повернул направо, в сторону села. Никогда в своей жизни ни до ни после я не испытывал такого чувства облегчения. Оно было настолько сильным, что я осознал, что не могу пошевелить ни одной частью тела. Я просто сидел, откинувшись в кресле с ватными руками и ногами. Через минуту я нашел в себе силы, чтобы начать двигаться. Я все еще не был в полной безопасности. Все еще не включая фары, я направился в сторону трассы. Мне было все равно насколько это опасно. Не опаснее того, если этот псих опять нападет на мой след, рассудил я. Взглянув на часы, я обнаружил, что вся эта погоня заняла от силы 20 минут. По моим ощущениям прошло не меньше часа.

Я все-таки добрался до дома. Мама, привыкшая к тому, что я приезжаю по ночам, спала и не услышала, как я загоняю машину во двор. И не услышала, как я бегом кинулся в дом и заперся на все замки. Свою мокрую грязную одежду я запрятал подальше, чтобы она не увидела. Постираю дома, чистая одежда на смену у меня, конечно, с собой есть. Ни к чему ей знать об этом происшествии.

- А ты слышал новость-то? – было утро, мама хлопотала у плиты, готовя мне завтрак, пока я пил кофе за столом – Таньки, ну у Татьяны Леонидовны, которая у клуба живет, Сашка пропал!

- Что значит пропал? – Санек был старше меня лет на 5, всю жизнь прожил в деревне. Постоянной работы не имел, подрабатывал то тут, то там, а в остальное время пил. Друзьями мы никогда не были, но он любил поболтать и порассуждать о жизни каждый раз как встречал меня.

- Да вот, 2 недели уже как найти не могут. Нашел он себе какую-то женщину в соседнем селе, и все ездил к ней. Даже пить меньше стал, Леонидовна все надеялась, что женится наконец. В пятницу, 24 число это было, как обычно уехал к ней, вечерело уже, а обратно так и не вернулся. Ну дело понятное, у нее, стало быть, остался. В обед не вернулся, к вечеру не вернулся. Леонидовна уже беспокоиться начала, он-то всегда ей звонил, если, где задерживался. Любил он мать-то, не хотел, чтобы она переживала – она тяжело вздохнула – да только так и не позвонил он, и на завтра тоже не вернулся. Танька попросила Серегу, дружка его, поехать в деревню ту, узнать, куда Сашка делся. А Сашка, оказывается, еще вчера вечером домой уехал. Да так и не доехал, получается.

- И что, ищут его хоть?

- Да как же не искать! Танька все село на ушли поставила. В райцентр в полицию заявление написали, они всю неделю по домам ходили, расспрашивали. А толку то тут расспрашивать, если его не видел никто, как он уехал. Одну видимость создают. Тьфу! – она раздраженно махнула рукой – а тут только вчера Колька Миронов на велосипеде через лес на рыбалку поехал, он в этом лесу все тропинки знает, не хуже тебя. Да на одной из этих дорожек и наткнулся на Сашкину машину.

Я похолодел. Картина ночного происшествия ясно встала перед глазами. Руки затряслись, и я поставил кружку на стол, чтобы мама ничего не увидела.

- Колька как в деревню обратно прилетел, тут же матери все рассказал, а она в полицию позвонила. Как они приехали, из местных никого больше к тому месту не подпускали, ясное дело. Только Колька потом всем рассказывал, что крови там было, как будто свинью разделывали прямо на капоте. Он так перепугался, что не помнит, как до дома добрался. Да брешет, поди! Всю жизнь сказки сочиняет, как у него окунь на 25 килограмм прямо с удочки сорвался, сказочник. Только Танька говорит, что ничего нового про Сашку они ей не сказали. Так и ищут до сих пор.

Я ничего не ответил, продолжая молча смотреть в одну точку. Мама все еще болтала, мне достаточно просто было кивать, чтобы поддерживать беседу. А сам думал, наверняка то, что случилось со мной никак не связано с исчезновением Санька. Бухой, наверное, был, решил поплавать среди ночи и утонул. Права мать – Колька всегда любил приврать и приукрасить, какая там кровь! Сегодня-завтра обнаружат утопленника и дело раскрыто. То, что случилось со мной вообще никак с этим не связано.

Я пробыл у матери все выходные. Обратно поехал днем, чем не мало ее удивил. Но она только рада была, всегда говорила мне, что однажды я усну за рулем, если продолжу ездить по ночам.

Сашку так и не нашли ни в воде, ни в лесу. Постепенно поиски сошли на нет и разговоры об этом всем надоели. У старушек в деревне появились новые темы для сплетен. Только Татьяна Леонидовна – мать Санька – все еще ждала и надеялась. О том, что случилось со мной, я никому так и не рассказал. Свою машину я продал при первой возможности. Каждый раз, когда я в нее садился, на меня накатывало то ощущение ужаса, которое я пережил той ночью. А еще я все время думал: он видел мою машину, я задел крылом о его, когда сбегал от него той ночью. А что, если он узнает меня даже днем, когда я в очередной раз направлюсь к матери? Я купил себе другой автомобиль, поддержанный, но все еще в хорошем состоянии. И никогда после этого я больше не ездил по ночам. А еще я приобрел себе травматический пистолет. Мне было спокойнее, отправляясь в дорогу знать, что в случае чего, мне будет чем себя защитить. И еще одно изменилось: после той ночи и исчезновения Санька, я больше никогда не ходил в лес один. Он перестал быть для меня дружелюбным, я больше не мог быть уверенным в том, что там в чаще нет ничего опасного, ничего такого, что поджидало бы меня, выжидало момент, когда я останусь один, чтобы схватить меня и….и что? Сделать то, что сделало с Саньком? Разделать меня как свинью на капоте собственной машины, для чего? Что дальше? Что случилось с телом? Все эти вопросы мучают меня каждый раз, когда я просыпаюсь среди ночи от очередного кошмара. И я не нахожу на них ответа.

Показать полностью
10

Лифт внутри нас

Серые глыбы высотных зданий смотрели на меня из окна, отражая свою мертвенную сущность в сером осеннем небе. Застывшие гиганты из бетона и стекла – пожалуй, лучшее олицетворение нашей эпохи, где все живое превращается в геометрические формы, а человек становится лишь тенью, скользящей между этими колоссами современности. Я сидел в своей квартире на тридцать седьмом этаже, наблюдая за каплями дождя, стекающими по стеклу, создавая причудливые узоры – дрожащие линии судьбы, которые вскоре исчезнут, не оставив после себя ничего, кроме влажного следа. Таково бытие современного человека – эфемерное, незначительное, стирающееся первым же порывом ветра истории.

Прошло три недели с тех пор, как я переехал в этот новый жилой комплекс на окраине Москвы. Небоскреб, выстроенный по последнему слову техники, с умными системами, панорамными окнами и скоростными лифтами – венец технократического прогресса, в котором человек становится всего лишь функциональной единицей, набором поведенческих алгоритмов. Я снял эту квартиру после разрыва с Алиной – наши отношения, длившиеся пять лет, развалились под тяжестью повседневности, превратившись в рутину обязательств и взаимных упреков. Мы были как эти капли на стекле – сливались, разъединялись, следовали какой-то траектории, чтобы в конце концов исчезнуть.

Мой телефон завибрировал, выводя меня из меланхолического оцепенения. Сообщение от Михаила, моего коллеги: «Совещание перенесли на 16:00. Шеф в бешенстве из-за сорванных сроков. Готовь презентацию». Я взглянул на часы – 14:30. Времени оставалось достаточно, но внутри меня зашевелилось знакомое чувство тревоги, это липкое ощущение, когда внешний мир вторгается в твое пространство, требуя действий, решений, результата. Современный человек всегда загнан в угол темпоральности – время становится нашим главным врагом, оно преследует нас, лишает покоя, превращает жизнь в бесконечную гонку к неопределенной цели.

Я открыл ноутбук, чтобы просмотреть наработки по проекту – архитектурная концепция нового торгового центра, холодного монстра из стекла и бетона, который должен был проглотить еще один кусочек живой природы на окраине города. Мы создаем искусственные миры, становясь их пленниками, замыкаясь в герметичных пространствах собственных творений. Постепенно погружаясь в чертежи и расчеты, я отключился от реальности, растворяясь в цифровых проекциях будущего здания, в котором не было места для человеческой души.

Спустя час интенсивной работы, когда презентация была готова, я решил спуститься в кафе на первом этаже, чтобы выпить кофе перед выходом. Взяв ключи и телефон, я вышел из квартиры и направился к лифту. Коридор был пуст, безжизненен – словно декорация к фильму об апокалипсисе. Мягкое ковровое покрытие приглушало мои шаги, создавая иллюзию движения в вакууме. В этом новом доме я практически не встречал соседей – все прятались за железными дверями своих квартир, погруженные в индивидуальные вселенные одиночества. Мы строим дома, чтобы изолировать себя от других, создаем иллюзию общности, живя в многоквартирных зданиях, но на самом деле все дальше удаляемся друг от друга, закрываясь в клетках персонального комфорта.

Я нажал кнопку вызова лифта и застыл в ожидании. Цифровое табло показывало, что ближайший лифт находился на сорок втором этаже и медленно двигался вниз. Странно, обычно лифты в этом доме работали безупречно – сверхскоростные, бесшумные, с минимальным временем ожидания. Я почувствовал легкое раздражение – современный человек разучился ждать, для нас любая задержка становится источником дискомфорта, вызывает почти физическую боль. Мы требуем немедленного удовлетворения своих потребностей, и технологии приучили нас к этому, создав иллюзию, что мир подчиняется нашим желаниям.

Цифры на табло медленно менялись: 41, 40, 39… затем остановились на 38. Я нахмурился, глядя на застывшие цифры. Через минуту они снова начали меняться, но теперь лифт двигался вверх: 39, 40, 41… и снова остановка. Что-то было не так с системой. Я нажал кнопку еще раз, надеясь, что второй лифт окажется исправным. Но табло показывало, что оба лифта находятся наверху и ведут себя странно, словно играя в какую-то непонятную игру, двигаясь то вверх, то вниз, не достигая моего этажа.

– Чертова техника, – пробормотал я, решив воспользоваться лестницей. Тридцать семь этажей пешком – это испытание для современного человека, привыкшего к комфорту. Но я решил спуститься хотя бы на несколько этажей в надежде, что лифты нормально функционируют на нижних уровнях.

Открыв дверь пожарной лестницы, я ощутил холод и запустение. Бетонные ступени спирально уходили вниз, создавая головокружительную перспективу, в которой глаз терялся, не находя конечной точки. Эхо моих шагов отражалось от стен, создавая иллюзию, что кто-то идет следом за мной. Я спускался все ниже, этаж за этажом, и с каждым пролетом ощущение тревоги нарастало. Что-то было не так в этой стерильной бетонной шахте, что-то неуловимое, но пугающее. Может быть, это была просто клаустрофобия, страх замкнутого пространства, который притаился в глубинах подсознания каждого городского жителя. Мы построили вертикальные города, чтобы вырваться из плоскости земли, но создали новую форму тюрьмы – вертикальную, где пространство сжимается вокруг нас, создавая ощущение постоянного падения.

Спустившись на тридцатый этаж, я решил проверить лифты. Открыв дверь из лестничной клетки, я вышел в такой же пустынный коридор, как и на моем этаже. Подошел к лифтам и нажал кнопку. Табло показало, что один из лифтов находится на первом этаже, а второй – на сорок втором. Первый начал подниматься, и я почувствовал облегчение – система, похоже, работала нормально. Цифры менялись: 2, 3, 4… лифт двигался вверх, постепенно приближаясь ко мне.

На двадцать девятом этаже табло замерло. Лифт остановился за этаж до меня и не двигался. Я ждал минуту, две, три – ничего не происходило. Второй лифт тоже застыл на тридцать первом. Я почувствовал, как внутри меня нарастает раздражение, переходящее в тревогу. Что происходит с этой хваленой системой? Может быть, технический сбой? Или это какой-то странный сценарий энергосбережения? Я достал телефон, чтобы позвонить в управляющую компанию, но заметил, что сигнал отсутствует. Ни одного деления сети – полная изоляция.

Вздохнув, я вернулся на лестницу и продолжил спуск. Пролет за пролетом, этаж за этажом – монотонное движение вниз, которое, казалось, никогда не закончится. Мои ноги начали уставать, дыхание стало тяжелым. Современный человек не приспособлен к такому физическому усилию – мы разучились преодолевать пространство собственными силами, полагаясь на механизмы и системы, которые теперь подвели меня.

На двадцатом этаже я снова решил проверить лифты. Ситуация повторилась – один лифт застыл на девятнадцатом, другой на двадцать первом. Словно они избегали меня, останавливаясь всегда на один этаж выше или ниже. Я начал чувствовать странную закономерность в этом поведении, будто лифты играли со мной в какую-то извращенную игру.

Вернувшись на лестницу, я заметил, что освещение стало тусклее. Некоторые лампы мигали, создавая эффект стробоскопа, от которого начинала кружиться голова. Спускаясь все ниже, я заметил, что нумерация этажей стала странной – после пятнадцатого этажа шел тринадцатый, потом снова пятнадцатый, затем четырнадцатый. Я остановился, пытаясь понять, что происходит. Может быть, это просто ошибка в маркировке? Или я сам путаюсь, утомленный бесконечным спуском?

На следующей площадке я увидел цифру 17 – я поднимался вверх вместо того, чтобы спускаться? Это было невозможно, я четко помнил, что двигался только вниз. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Когда открыл их, номер этажа изменился на 12. Что происходило? Я чувствовал, как реальность вокруг меня начинает искажаться, терять свою целостность. Может быть, это просто усталость, может быть, нехватка кислорода в этой бетонной шахте?

Я решил выйти на этом этаже, каким бы он ни был, и проверить лифты снова. Открыв дверь, я замер на пороге. Коридор был другим – не таким, как на моем этаже или на тридцатом. Стены были покрыты старыми, выцветшими обоями с причудливым узором, пол был деревянным, скрипучим. Лампы под потолком давали желтоватый, болезненный свет. Я сделал несколько шагов, ощущая, как реальность вокруг меня продолжает трансформироваться. Этот коридор не мог существовать в новом доме бизнес-класса – он выглядел как часть старого советского здания, потрепанного временем и запустением.

Я подошел к лифтам – они выглядели старыми, с металлическими дверями вместо современных стеклянных. Табло над ними было механическим, со стрелкой, указывающей расположение кабины. Я нажал кнопку вызова, и где-то внутри шахты раздался скрежет металла. Стрелка дрогнула и начала медленно двигаться в мою сторону.

Пока я ждал, из-за одной из дверей в коридоре донеслись приглушенные звуки – странная мелодия, похожая на старую музыкальную шкатулку. Мое внимание привлек номер квартиры – 1408. Число показалось знакомым, но я не мог вспомнить, где его видел. Музыка становилась громче, словно кто-то приближался к двери изнутри. Я ощутил желание отойти, вернуться к лестнице, но любопытство пересилило.

Внезапно музыка оборвалась, и наступила гнетущая тишина. Лифт приближался – я слышал, как скрипят тросы и поскрипывает кабина, двигаясь в шахте. Эти звуки были неуместны в современном здании с бесшумными системами, они принадлежали другой эпохе, другой реальности. Стрелка указателя остановилась на цифре 13, хотя я находился на двенадцатом этаже согласно последней маркировке, которую видел. Двери лифта с металлическим скрежетом начали открываться.

То, что я увидел внутри, заставило меня отшатнуться. Кабина была пуста, но ее стены были покрыты странными символами, нарисованными чем-то темным, похожим на засохшую кровь. На полу виднелись следы – мокрые отпечатки босых ног, ведущие от центра кабины к выходу, но обрывающиеся на пороге. В центре пола лежал маленький предмет – детская игрушка, старая кукла с потрескавшимся фарфоровым лицом и пустыми глазницами.

Я сделал шаг назад, ощущая, как холодный пот стекает по спине. Что-то было глубоко неправильным в этом лифте, в этом коридоре, во всем здании. Я повернулся, чтобы бежать к лестнице, но замер, услышав тихий детский смех позади себя. Он доносился из лифта – легкий, звенящий, неестественно радостный в этой гнетущей атмосфере.

– Кто здесь? – спросил я хриплым голосом.

Смех стих, сменившись тихим плачем, который, казалось, исходил отовсюду – из стен, пола, потолка, проникая в сознание, как тонкие иглы. Я бросился к двери лестницы, дернул ручку – заперто. Это было невозможно – пожарные выходы не могут запираться, это противоречит всем нормам безопасности. Я дергал ручку снова и снова, но дверь не поддавалась.

Плач становился громче, переходя в вой, от которого стыла кровь в жилах. Я метнулся к соседней квартире, постучал в дверь – никакой реакции. Стучал в следующую, и в следующую – везде тишина, словно весь этаж был необитаем или его жители намеренно игнорировали мои призывы о помощи.

Вой внезапно прекратился, и наступила тишина, настолько глубокая и абсолютная, что я слышал биение собственного сердца. Двери лифта все еще были открыты, кабина ждала меня, как открытая пасть хищника. У меня не было выбора – либо оставаться в этом искаженном коридоре, либо войти в лифт и попытаться спуститься. Рациональная часть моего разума кричала, что это безумие, что нельзя входить в кабину с этими странными символами и следами, но страх перед неизвестностью коридора оказался сильнее.

Я сделал глубокий вдох и шагнул в лифт, стараясь не наступать на мокрые следы. Панель управления выглядела архаично – механические кнопки с цифрами, некоторые из которых были стерты до неузнаваемости. Я нажал на кнопку первого этажа, и двери с тем же металлическим скрежетом закрылись. Лифт дернулся и начал движение вниз – я почувствовал это, когда мой желудок начал делать сальто и по вибрации пола под ногами.

Кабина двигалась рывками, иногда останавливаясь между этажами, затем снова продолжая спуск. Цифры на панели загорались в хаотическом порядке – 10, 7, 15, 3, 22 – словно лифт путешествовал не только в пространстве, но и во времени, перемещаясь между различными версиями здания.

Внезапно свет в кабине мигнул и погас, погрузив меня в абсолютную темноту. Лифт остановился с резким толчком, от которого я едва не упал. Я слышал свое прерывистое дыхание и стук сердца, отдающийся в ушах. В темноте символы на стенах начали светиться слабым фосфоресцирующим светом, создавая призрачные узоры, которые, казалось, двигались, перетекая друг в друга.

– Помогите! – крикнул я, нажимая кнопку вызова диспетчера, но она была мертва, как и все остальные системы лифта.

В тишине я услышал тихий шепот – множество голосов, говорящих одновременно, но настолько тихо, что я не мог разобрать слов. Они, казалось, исходили из стен лифта, проникая внутрь, окружая меня невидимым коконом звука. Я прижался к стене, пытаясь контролировать нарастающую панику. Рациональная часть моего сознания искала логическое объяснение происходящему – галлюцинации от недостатка кислорода, сон, нервный срыв – что угодно, кроме признания сверхъестественной природы происходящего.

Шепот становился громче, отдельные слова начали выделяться из общего потока: «спуск», «глубина», «вечность», «ожидание». Они повторялись снова и снова, создавая гипнотический ритм, от которого кружилась голова. Я закрыл уши руками, но голоса проникали сквозь ладони, словно были внутри моей головы.

Свет внезапно вспыхнул – яркий, ослепляющий, заставивший меня зажмуриться от боли. Когда я снова открыл глаза, лифт изменился. Теперь это была современная кабина с зеркальными стенами и сенсорной панелью – такая, какой она должна была быть в новом доме. Никаких символов, никаких следов на полу, никакой куклы. Только мое отражение в зеркалах – бледное, с расширенными от ужаса зрачками.

Лифт плавно двигался вниз, цифры на панели менялись последовательно: 12, 11, 10… Все казалось нормальным, обыденным, словно предыдущий опыт был лишь кошмарным видением, игрой воспаленного воображения. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Может быть, это действительно была галлюцинация, вызванная стрессом и усталостью?

На седьмом этаже лифт остановился, и двери открылись. В кабину вошла женщина – молодая, привлекательная, в строгом деловом костюме. Она кивнула мне и нажала кнопку подземной парковки. Мы стояли молча, как и положено незнакомцам в лифте – соблюдая негласный этикет современных городских джунглей, где близость физическая не предполагает близости эмоциональной или интеллектуальной.

– Вы тоже живете в этом доме? – спросила она внезапно, нарушая молчание.

– Да, на тридцать седьмом, – ответил я, радуясь возможности поговорить с нормальным человеком после всего пережитого. – Недавно переехал.

– Я на двадцать первом, – улыбнулась она. – Уже три месяца. Привыкаете к высоте?

– Пытаюсь, – я пожал плечами. – Хотя сегодня что-то странное творится с лифтами. Вы не замечали?

Она посмотрела на меня с легким недоумением:

– Нет, все работает как обычно. Что именно вы заметили?

Я хотел рассказать ей о своем опыте, но понял, что это прозвучит как бред сумасшедшего. Как объяснить рациональному человеку двадцать первого века, что ты путешествовал по искаженной версии реальности, где лифты играют с тобой в странные игры, а стены шепчут тебе на непонятных языках?

– Просто показалось, что они двигаются медленнее, чем обычно, – солгал я.

– А, это бывает, – кивнула она. – Система иногда переходит в энергосберегающий режим в непиковые часы. Ничего необычного.

Лифт продолжал спускаться, и я начал расслабляться в присутствии этой женщины, якоря нормальности в море безумия, которое, казалось, поглотило меня. Мы миновали третий этаж, второй, первый…

И не остановились. Лифт продолжал движение вниз, хотя должен был остановиться на уровне подземной парковки. Цифры на панели изменились: -1, -2, -3… Таких этажей не могло быть в здании – проект предусматривал только два подземных уровня для парковки.

Я посмотрел на женщину, ожидая увидеть в ее глазах отражение собственного замешательства, но она спокойно смотрела перед собой, словно ничего странного не происходило.

– Мы проехали парковку, – сказал я, указывая на цифры, которые продолжали уменьшаться: -7, -8, -9…

– Все в порядке, – ответила она, не глядя на меня. – Мы почти на месте.

– На месте? – повторил я. – Где именно?

Она повернулась ко мне, и я отшатнулся. Ее лицо изменилось – черты заострились, глаза стали больше, темнее, нечеловеческими. Улыбка растянулась шире, чем позволяла анатомия человеческого лица.

– Там, где все заканчивается, – ее голос звучал иначе – глубже, с эхом, словно говорила не она одна, а множество существ одновременно. – И начинается.

Я прижался к стене лифта, чувствуя, как паника захлестывает меня. Женщина – или то, что приняло ее образ – продолжала улыбаться, не мигая, не двигаясь. Цифры на панели сменяли друг друга с нарастающей скоростью: -23, -42, -67, -115… Мы падали в бездну, которой не могло существовать под зданием, в пустоту, выходящую за пределы физической реальности.

– Кто вы? – выдавил я из себя. – Что происходит?

– Я – проводник, – ответила она, не меняя выражения лица. – А происходит то, что должно происходить со всеми, кто поднимается слишком высоко, не понимая цены вознесения.

– Я не понимаю, – я чувствовал, как земное притяжение меняется, становится тяжелее, словно мы проваливались сквозь слои реальности в области, где физические законы действуют иначе.

– Понимание придет, – она сделала шаг ко мне, и я заметил, что ее ноги не касаются пола – она словно парила в нескольких сантиметрах над ним. – Каждая высота требует равноценной глубины. Равновесие должно сохраняться. Вы живете на тридцать седьмом этаже, наслаждаетесь видом сверху, смотрите на других свысока. Но за каждый метр вверх приходится платить метром вниз.

Цифры на панели превратились в непонятные символы, похожие на те, что я видел на стенах старого лифта. Кабина вибрировала, металл стонал под давлением неведомых сил. Зеркала на стенах начали искажаться, отражая не реальность, а кошмарные видения – извивающиеся формы, напоминающие человеческие тела, сплетенные в неестественных позах, лица, искаженные ужасом и болью.

– Я ничего не сделал, – прошептал я, чувствуя, как реальность ускользает, растворяется в хаосе ощущений и образов. – За что мне это?

– За то, что вы существуете, – женщина-проводник приблизилась ко мне, ее лицо теперь находилось в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовал холод, исходящий от нее – не физический холод, а метафизический, холод пустоты и отсутствия. – За то, что вы часть системы, которая поднимает одних и опускает других. За то, что вы наслаждаетесь высотой, забывая о тех, кто вынужден оставаться внизу. Равновесие, помните? Для каждого небоскреба должна существовать соответствующая бездна.

Лифт внезапно остановился с таким резким толчком, что я упал на колени. Свет мигнул и погас, погрузив кабину в абсолютную темноту. Я услышал, как двери открываются, и почувствовал поток холодного воздуха, ворвавшегося внутрь – он нес запахи сырости, плесени и разложения.

– Добро пожаловать, – прошептал голос женщины-проводника где-то в темноте. – Это конечная остановка. Для вас.

Я поднялся на ноги, опираясь о стену лифта. За открытыми дверями была лишь темнота – густая, осязаемая, живая. Она пульсировала, двигалась, словно была наполнена бесчисленными существами, слишком маленькими или слишком чуждыми, чтобы их можно было различить. Из глубины этой темноты доносились звуки – отдаленные крики, плач, шепот тысяч голосов, говорящих одновременно.

– Я не выйду, – сказал я, пытаясь контролировать дрожь в голосе. – Я хочу вернуться наверх.

– Наверх? – в ее голосе звучало удивление, смешанное с насмешкой. – Но вы уже там. Верх и низ – всего лишь условности. В реальности нет направлений, есть только состояния бытия. И ваше состояние теперь – быть здесь.

Я почувствовал, как что-то движется в темноте за дверями – что-то огромное, древнее, чуждое человеческому пониманию. Оно приближалось медленно, неотвратимо, как сама судьба. Я мог слышать его дыхание – глубокое, ритмичное, нечеловеческое.

– Что это? – спросил я, отступая к дальней стене кабины, хотя знал, что бежать некуда.

– Это то, что было всегда, – ответила она. – То, что ждет в глубине каждого здания, каждой структуры, созданной человеком. То, что поддерживает равновесие между высотой и глубиной, между светом и тьмой, между жизнью и… другими состояниями.

Темнота за дверями сгустилась, приобретая форму – или множество форм, сливающихся и разделяющихся в непрерывном танце трансформации. Я видел лица в этой темноте – человеческие и нечеловеческие, искаженные страданием и экстазом, древние и только что рожденные.

– Оно ждало вас, – продолжала она. – Как ждет каждого, кто поднимается слишком высоко, не понимая цены. Цена должна быть уплачена. Всегда.

Я закрыл глаза, не в силах больше смотреть на это проявление иной реальности, проникающей в наш мир через разрыв в ткани бытия. Мое сознание балансировало на грани коллапса, не способное вместить то, что не должно существовать в рамках человеческого опыта.

– Пожалуйста, – прошептал я, не зная, к кому обращаюсь – к женщине-проводнику, к существу в темноте, к самой Вселенной. – Я хочу вернуться.

– Вернуться нельзя, – ее голос звучал теперь со всех сторон, словно она растворилась в воздухе, стала частью темноты. – Можно только идти дальше. Всегда только вперед – даже если это вперед выглядит как движение вниз. Или вы думали, что жизнь – это лифт, который всегда можно заставить двигаться в нужном вам направлении?

Существо в темноте приблизилось к порогу лифта – я чувствовал его присутствие, хотя не мог видеть его формы. Оно было здесь, ожидая, когда я сделаю шаг вперед, в объятия вечности.

Зазвонил телефон – пронзительный, неуместный звук в этом пространстве между мирами. Я машинально достал его из кармана, не глядя на экран, и поднес к уху.

– Алексей, ты где? – голос Михаила, моего коллеги, звучал раздраженно. – Совещание началось пять минут назад, шеф в бешенстве!

Я открыл глаза. Лифт был залит светом, двери открыты, за ними – обычный вестибюль первого этажа здания. Люди проходили мимо, занятые своими делами, не обращая внимания на меня, застывшего в лифте с телефоном у уха.

– Я… уже в пути, – ответил я, не понимая, что происходит. – Буду через пятнадцать минут.

– Поторопись, – Михаил сбросил вызов.

Я вышел из лифта на дрожащих ногах, оглядываясь вокруг. Все было нормальным, обыденным – никаких следов того кошмара, который я только что пережил. Люди в деловых костюмах, курьеры с доставкой, охранник за стойкой – обычная картина офисного здания в середине рабочего дня.

Я посмотрел на часы – 16:05. Совещание действительно началось пять минут назад. Неужели все, что я пережил, заняло всего полчаса реального времени? Это казалось невозможным – мое путешествие через искаженные реальности должно было длиться намного дольше.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул свежий воздух, чувствуя, как реальность постепенно стабилизируется вокруг меня. Осенний день был серым, дождливым, но бесконечно прекрасным в своей обыденности. Я посмотрел вверх, на небоскреб, в котором жил – он вздымался к небу, стеклянный колосс, воплощение человеческой гордыни и технологического прогресса.

И где-то в его глубинах, под фундаментом, за пределами человеческого восприятия, ждало нечто – древнее, терпеливое, неизбежное. Оно ждало меня и всех остальных, кто осмеливался подниматься слишком высоко, забывая о цене вознесения. Оно будет ждать всегда – в лифтах, которые иногда едут не туда, куда мы хотим, в коридорах, которые внезапно становятся длиннее, чем должны быть, в пространствах между стенами, где эхо наших шагов звучит дольше, чем следует.

Я вызвал такси и, пока ждал его, написал сообщение управляющей компании дома: «Я съезжаю. Уведомление о расторжении договора направлю официально завтра».

Потому что есть места, где человеку не следует жить. Высоты, которых не следует достигать. И лифты, в которые не стоит входить, если не готов заплатить цену за подъем.

Ведь каждый лифт однажды опускается вниз. И не всегда останавливается там, где должен.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!