Часть 1: Голодный мыс (Часть 1)

Они метались по первому этажу, заглядывая во все комнаты, но выхода нигде не было. Здание словно замкнулось само на себя, превратившись в лабиринт без выхода. А звуки наверху становились всё громче и отчётливее.

Теперь ясно слышались детские голоса, поющие знакомую песню: «Мы едем, едем, едем в далёкие края...» Но пение это было каким-то мертвым, механическим, лишенным всякой радости.

— Да что, черт возьми, происходит? — шептал Никита. — Что это за место?

А сквозь детские голоса пробивались другие звуки — надрывный плач и чьи-то мольбы о помощи. Потом снова послышалась команда: «Стройся! Шагом марш!».

Голоса прошлого словно ожили в стенах этого проклятого места, где страдания заключенных смешались с детскими играми, а радость и горе спрессовались в одну жуткую симфонию…

Время. Проклятое время куда-то делось и голоса детей и заключенных вдруг растворились в нем, словно их никогда и не было.

Никита в пятый — или седьмой? — раз оглядел коридор. Тот же облупившийся пол, те же двери. Но что-то... не так. Часы на его запястье показывали 22:40. Минуту назад было 22:40. И пять минут назад — тоже.

— Илья, твои часы работают?

Бойко молчал. Стоял у стены, уставившись в одну точку. Камера в его руках дрожала.

— Илья!

— А? — оператор дернулся, словно очнулся. — Что... что ты сказал?

— Часы. Проверь часы.

Илья поднял руку. 22:40. Секундная стрелка застыла между цифрами, будто кто-то нажал на паузу во всем мире.

— Может, попробуем окно? — после небольшой паузы предложил он.

Друзья подошли к ближайшему, неряшливо заколоченному двумя досками. За стеклом — кромешная темнота. Не ночная темнота, а именно кромешная. Будто за окном — ничто. Никита попробовал открыть раму, но та не поддавалась.

— Разобьем?

— Давай.

Никишкин поднял обломок металлической трубы с пола и ударил по стеклу. Звон, трещины... но стекло не разбилось. Ударил ещё раз. И ещё.

Стекло оставалось целым, только трещины множились, создавая на поверхности причудливые узоры.

— Что за черт... — выдохнул журналист.

После очередного удара ржавая труба с хрустом развалилась на две части. Никита выругавшись отбросил от себя обломки.

— Вот зараза! Ладно, пойдем.

Они медленно пошли дальше в поисках выхода. По коридорам, которые... стоп. Этот коридор они уже проходили? Да вроде нет. Или да? На стене висел тот же плакат — «Будь готов!» с пионером, салютующим красному знамени. Точно висел! Илья это помнил.

— Мы ходим по кругу, — пробормотал он.

— Ерунда. Здание прямоугольное, я же видел снаружи.

Но снаружи... а как оно выглядело снаружи? Никита напрягся, пытаясь вспомнить. Был длинный барак, двухэтажный. Окна заколочены. Крыша... какая была крыша? Шиферная? Железная?

Память словно размылась по краям.

Они свернули направо — и снова оказались столовой. На этот раз пустой. Никаких призрачных детей. Только столы, скамейки, раздаточная. И чувство, что за ними наблюдает множество невидимых глаз. Но ведь столовая была на втором этаже. Или это другая столовая?

— Мне кажется, или мы тут уже были? — спросил Илья. В голосе — растерянность. Страх, который готов был с минуты на минуту перерасти в панику.

— Были, — кивнул Никита. — Но теперь по-другому зашли.

«По-другому»... звучало глупо. И дверей в нее... сколько? Они вошли слева. Нет, справа. Или сзади?

И тут они услышали собственные голоса.

Откуда-то из соседней комнаты доносился разговор. Знакомые интонации, знакомые слова:

— Смотри, что нашел!

— Не трогай этот хлам. Подцепишь еще что-нибудь.

— Да ладно тебе. Это же история! Представляешь, сколько лет этому сачку? Тридцать? Сорок?

Они переглянулись. Тот же диалог, что был у них... когда? Полчаса назад? Час? Время стало понятием относительным.

Никита толкнул дверь. За ней — та самая комната с койками. На одной лежал истлевший матрас, рядом валялся сачок для бабочек. И сами они — Никита и Илья, склонившиеся над находкой. Как в зеркале. Только зеркальные двойники их не видели. Повторяли те же движения, произносили те же фразы.

— Господи, — выдохнул Бойко. — Что это?

А их дубли продолжали спектакль. Зеркальный Никита поднимал сачок, махал им, потом вертел в руках. Зеркальный Илья недовольно морщился. Точь-в-точь как... как когда? Когда это было?

— Это... призраки? — прошептал журналист.

— Мы что, умерли?

Илья протянул руку — коснуться своего двойника. Но тот прошел сквозь его ладонь, словно голограмма. И вышел из комнаты, продолжая разговор:

— Да погоди ты! Пойдем наверх глянем, там наверняка еще интереснее.

Настоящие Никита и Илья последовали за призраками. По лестнице — той самой, скрипучей. На второй этаж. И снова разговор о библиотеке, о книге Гайдара...

— Мы застряли во времени, — шепнул Бойко. — Попали в петлю.

Двойники исчезли. Растворились, как утренний туман. А Никита с Ильей остались одни в библиотеке. Среди пыльных книг, среди теней прошлого.

— Нам нужно попробовать что-то изменить, — решил журналист. — Поступить не так, как в прошлый раз.

— А как мы поступили?

— Не помню точно. Но если мы в петле, то должны ее разорвать.

Они пошли дальше — но не туда, куда шли раньше. Свернули в другой коридор. И снова услышали голоса. Свои голоса.

— Мы застряли во времени. Попали в петлю.

— Нам нужно попробовать что-то изменить...

Откуда-то из-за поворота доносился тот же разговор. Который они только что вели. Никита шагнул вперед, заглянул за угол — и увидел себя. И Илью. Стоящих в библиотеке. Произносящих те же слова.

— Черт, — выругался он. — Это невозможно.

А двойники продолжали:

— А как мы поступили?

— Не помню точно. Но если мы в петле, то должны ее разорвать.

— Эй! — закричал Никита. — Эй, вы!

Двойники не слышали. Диалог повторялся, как заезженная пластинка. Доходил до конца и начинался сначала.

— Мы застряли во времени. Попали в петлю.

— Нам нужно попробовать что-то изменить...

Илья снова попытался дотронуться до своего дубля. И снова его рука прошла насквозь. Словно тот был сделан из воздуха.

Они медленно пошли прочь. По коридору, мимо комнат, к лестнице. Но за каждой дверью слышались голоса. Их голоса. Десятки разговоров, которые они вели. Или будут вести.

— Может, заедем? Для полноты картины...

— Никита, уже почти ночь на дворе...

— Представь: заброшенная исправительная колония в сибирской тайге...

— Опять ты за свое...

— Хорошо. Но только пять минут!

— Договорились!

Это был их разговор в машине. Когда они только решили ехать сюда. Но откуда здесь, в лагере, их машинный разговор?

Никита толкнул дверь. Внутри было пусто — старая мебель, паутина, разбитое стекло. Но голоса продолжали звучать, словно радиоприемник ловил передачи из прошлого.

— Жутковато тут, — доносилось из следующей комнаты.

— Скорее атмосферно. Смотри, какие кадры можно снять!

— Ладно, давай быстренько отснимемся и уедем. Не нравится мне тут.

Их первые слова в лагере. Два часа назад? Месяц? Или год?

Никита схватился за голову:

— Я схожу с ума. Мы что, все время повторяем одно и то же?

— Не все разговоры, — заметил Илья. — Некоторые новые.

— Какие новые?

— Вот этот. Мы же раньше не говорили о том, что сходим с ума.

— А откуда ты знаешь? Может, говорили. И забыли.

Память и правда размывалась. Как акварель под дождем. Илья пытался вспомнить, как его зовут. Илья... а фамилия? И что он делает? Кем работает? Вроде оператор... но где?

— Никита, — позвал он. — Как меня зовут?

— Илья. А что?

— А по фамилии?

Пауза. Тишина. Никита нахмурился:

— Не помню. Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин?

— А тебя как зовут?

— Никита... — он замялся. — Никишкин? Или... нет, точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

Он замолчал. Про что они снимают передачу? Было что-то про старую семью. Про культуру. Но детали ускользали. А еще Никита поймал себя на том, что забыл, как они сюда попали. На машине? Пешком? И вообще — зачем они здесь?

— Илья, — позвал он. — Ты сам-то помнишь, зачем мы сюда приехали?

Оператор остановился. Долго думал.

— Съемки, — наконец сказал он. — Какие-то съемки.

— Чего?

— Не помню.

Часы все так же показывали 22:40. Секундная стрелка не двигалась. Они вышли в коридор и из покинутой комнаты тут же донеслись знакомые голоса:

— Никита, как меня зовут?

— Илья. А что?

Тот же разговор. Слово в слово. Который они только что вели.

— Господи, — выдохнул Никита. — Мы повторяемся.

— Или будем повторяться.

— А может, уже повторялись.

Они снова заглянули в комнату. Там стояли их дубли. Вели тот же диалог. Дошли до конца — и начали сначала.

— А по фамилии?

— Не помню. Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин?

Петля. Бесконечная петля.

— Подойди к ним, — предложил оператор. — Попробуй заговорить.

Никита вошел в комнату. Его дубль стоял в двух метрах, задавая те же вопросы дублю Ильи. Журналист подошел вплотную, заглянул в собственное лицо. То было бледным, с расширенными зрачками. Губы шевелились, произнося знакомые слова, но глаза смотрели сквозь, словно настоящего Никиты не существовало.

— Эй, — сказал он. — Ты меня видишь?

Дубль не отреагировал. Продолжал разговор с дублем Ильи.

— … точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

— Мы одинаковые, — прошептал Никита, разглядывая свое второе «я». — Абсолютно одинаковые.

Он протянул руку, коснулся плеча дубля. И снова тот не чувствовал прикосновения.

— Может, и правда это мы призраки? — сказал Илья подходя ближе. — А они — живые?

Мысль была ужасающей. Никита попытался встать на место дубля, повторить его движения. И получилось. Он произносил те же слова, делал те же жесты. Словно надел маску самого себя.

— Бойко вроде? Или Белов? А может, Белкин? — спросил он вместе с дублем.

— А тебя как зовут? — а это уже два Ильи — настоящий и дубль.

— Никита... Никишкин? Или... нет, точно Никишкин. Журналист. Мы снимаем передачу про... про...

На мгновение все четверо произносили слова синхронно. Два журналиста, два оператора. Как отражения в зеркале.

Потом Никита отступил, а дубли продолжили свой бесконечный диалог.

Друзья продолжили исследование. В каждой комнате — фрагменты их пребывания здесь. Прошлые, настоящие, будущие. Время стало похоже на разбитую вазу — осколки лежали вперемешку, и невозможно было понять, где было что.

В мастерской — их разговор у ящика с пионерскими галстуками:

— Это как капсула времени. Целая эпоха в одном ящике!

В библиотеке — момент с книгой Гайдара:

— «Пустите, черти! — раздался чей-то плачущий голос».

— Только не говори, что там такое написано.

А в одной из спален — диалог, которого точно еще не было:

— Мы не можем отсюда выйти.

— Выход есть. Просто мы его пока не нашли.

— Нет, Никита. Выхода нет. Мы заперты. Навсегда.

— Не говори так!

— Посмотри вокруг! Все ищут выход, и никто не может найти!

Этот разговор звучал устало, отчаянно. Словно его вели люди, которые искали выход очень долго.

— Сколько же нас здесь? — прошептал Илья.

Никита принялся считать комнаты. Первый этаж — восемь комнат, в каждой их дубли. Второй этаж — еще двенадцать. Итого — двадцать временных срезов их пребывания здесь.

Но были еще коридоры, ниши, закутки. И везде — их голоса, их разговоры, их попытки понять происходящее.

— Сотни, — понял журналист. — Нас здесь сотни.

— Весь наш визит, разложенный по секундам?

— Не только. Посмотри на них внимательно.

Илья присмотрелся к ближайшему дублю. Тот был одет так же, говорил теми же словами, но выглядел... старше? Более уставшим? Словно прожил здесь месяцы.

— Некоторые из нас здесь давно, — понял оператор.

— А некоторые — только что пришли. Смотри.

В дальней комнате стояли их дубли — свежие, еще не напуганные. Только что вошедшие в лагерь. Они непринужденно переговаривались:

— Жутковато тут.

— Скорее атмосферно!

— А вон те, — Никита указал на другую дверь, — уже все поняли.

Оттуда доносились измученные голоса:

— Мы никогда не выберемся. Никогда.

— Может, хватит искать? Может, смириться?

— С чем смириться?

— С тем, что мы здесь... навсегда.

В самой дальней комнате второго этажа они нашли самых старых дублей. Те сидели на полу, прислонившись к стене. Выглядели изможденными, словно провели здесь целую вечность.

— Никита, — позвал один из них слабым голосом.

Журналист вздрогнул. Этот дубль видел его!

— Ты можешь нас слышать? — спросил он.

— Можем, — кивнул старый дубль. — Мы уже давно здесь. Научились.

— Как давно?

— Не знаем. Время здесь... не существует. Может, вечность.

Старый дубль Ильи поднял голову:

— Вы только что пришли?

— Да... кажется, да.

— Тогда у вас еще есть надежда. Мы тоже когда-то надеялись.

— На что?

— Найти выход. Вернуться домой. Вспомнить, кто мы такие.

— А теперь?

— Теперь мы просто ждем.

— Чего?

— Конца. Или начала. Или хотя бы перемен.

Никита присел рядом со своим старым дублем:

— Ты можешь рассказать, что нас ждет?

— Сначала вы будете искать выход. Потом поймете, что его нет. Потом начнете терять память. Забудете, кто вы, откуда пришли, зачем здесь.

— А потом?

— Потом превратитесь в нас. Будете сидеть и ждать новых себя.

— Это наше будущее?

— Одно из них. Время здесь ветвится, как дерево. У каждой ветки — свой финал.

Старый Илья добавил:

— Некоторые из нас сошли с ума. Некоторые просто растворились. А мы вот — сидим и помним.

— Что помните?

— Что когда-то были живыми. Что у нас были имена, работа, планы. Что мы пришли сюда снимать фильм.

— О чем фильм?

— Фильм о… не помним. Но помним, что снимали.

Разговор с будущими версиями себя был сюрреалистичным и пугающим. Это было все равно, что заглянуть в собственную могилу.

— Есть ли способ избежать этого? — спросил Никита.

— Не знаем, — ответил старый дубль. — Мы пробовали все. Пытались ломать окна, стены... даже пол. Кричали, молились. Но ничего не помогло. Чем дольше здесь находишься, тем больше становишься частью этого места. Сначала ты еще живой, потом начинаешь растворяться во времени.

— А дети? Призраки детей?

— Они приходят иногда. Играют с нами. Поют песни. Они добрые, эти дети. Просто одинокие. Забытые.

— Эти дети хоть чем-то могут помочь?

— Они пытались. Но они сами застряли здесь. Как и мы.

Старые дубли закрыли глаза, погрузившись в свои думы. А Никита и Илья вышли из комнаты, потрясенные увиденным.

— Неужели это наше будущее? — прошептал оператор.

— Одно из них, — повторил слова старого дубля Никита. — Но не единственное.

— Откуда знаешь?

— Не знаю. Просто чувствую. Мы не можем просто так исчезнуть! Мы обязательно найдем выход.

Из дневника старшего инспектора ПСС майора Бондаренко А.П.

25 мая 2025 года

Второй день поисков в этом проклятом месте. Официально пишу одно, а здесь — для себя — буду честен.

Что-то не так с этим лагерем. Собаки отказываются даже просто заходить на территорию. Рычат, скулят, но внутрь ни в какую. Пришлось оставить их у ворот.

Внутри здания странная акустика. Звуки как будто поглощаются стенами. Кричишь в одном конце коридора — на другом конце еле слышно. А иногда наоборот — шепчешь, а эхо разносится по всему зданию.

Помимо машины журналистов, оставленной у главного здания лагеря, нашли их камеру на первом этаже. Последняя запись — 22:40. Но странное дело: записано 47 минут материала, а временные метки показывают, что прошла всего одна минута. С 22:40 до 22:41.

Копылов (самый опытный в группе) клянется, что видел двух мужчин в дальнем коридоре. Побежал за ними — коридор оказался тупиковым. Никого.

26 мая 2025 года

Кошмарная ночь. Дежурил в лагере с Орбеляном и Копыловым. Около полуночи начались звуки. Голоса, разговоры, но понять слова невозможно. Словно плохо настроенное радио.

Орбелян пошел проверить — вернулся белый как полотно. Говорит, видел в одной из комнат двух мужчин. Точь-в-точь как на фотографии пропавших журналистов. Стояли и разговаривали. Когда он зашел — никого.

Я сам пошел посмотреть. В комнате пусто. Но на полу следы — свежие, влажные. Хотя дождя не было.

Копылов всю ночь твердил, что слышит собственный голос из разных комнат. Я тоже начинаю слышать что-то странное. Как будто мы с ним разговариваем в соседней комнате. Но мы же здесь!

К утру все трое были на грани нервного срыва. Решили больше ночью в лагере не оставаться.

27 мая 2025 года.

Прибыло подкрепление из областного центра. Привезли новое оборудование — тепловизоры, аудиоаппаратуру.

Тепловизоры показывают аномалии. В пустых комнатах фиксируются тепловые пятна в форме человеческих фигур. Причем парами — как будто два человека стоят и разговаривают.

Аудиоаппаратура записывает голоса. Проанализировали в экспертизе — совпадают с образцами речи пропавших журналистов на 89%. Но ведь их здесь нет!

Начальник из области приехал лично. Послушал записи, посмотрел на показания приборов. Очень долго молчал, потом сказал: «Закрываем поиски. Объявляем пропавшими без вести. Место закрываем для доступа. Все материалы — под гриф».

Спросил, почему. Ответил: «Потому что объяснить это невозможно, а признавать нельзя».

28 мая 2025 года.

Последний день здесь. Завтра передаем дело в СК и уезжаем.

Ночью приснился сон. Будто я сам заблудился в лагере. Хожу по коридорам, ищу выход. А за каждой дверью — я же сам. Десятки меня. Все ищут выход, и никто не может найти.

Проснулся в холодном поту. Копылов тоже плохо спал — мучили похожие сны.

Не знаю, что случилось с теми журналистами. Но место это точно проклятое. И лучше бы снести его к чертовой матери.

P.S. Записываю для истории: когда уезжали, оглянулся на лагерь. В окнах второго этажа мелькнули силуэты. Два человека. Стояли и смотрели нам вслед.

Может, показалось. А может, они и правда все еще где-то там.

Дай-то Бог, чтобы больше никто и никогда в этот лагерь больше не ездил.

Примечания автора:

Да, все места рассказа существуют в реальности. И да, поселок Молодежный (ранее — Голодный Мыс) и правда ранее был колонией строгого режима, а потом — пионерлагерем.
P.S. Пожалуйста, не испытывайте судьбу и воздержитесь от поездки в Голодный Мыс.

Я на AT: https://author.today/work/488539

Никита Никишкин нервно постукивал пальцами по столу в редакции телеканала «Культура», взирая на дождливую московскую весну за окном. В тридцать пять лет он успел повидать немало: работал собкором в горячих точках, писал расследования о коррупции в высших эшелонах власти, но последние три года провел в тихой заводи культурного телевидения. И надо признать, что «Письма из провинции» — передача, безусловно, благородная, но для амбициозной натуры журналиста несколько... скучноватая.

— Никишкин, — прозвучал голос главного редактора Валентины Сергеевны из коридора. — В мой кабинет. И Бойко с собой прихвати.

Илья Бойко, оператор с восьмилетним стажем, человек основательный и рассудительный, отложил в сторону камеру, которую изучал после недавнего апгрейда.

— Что-то мне не нравится тон начальства, — проворчал он, поправляя воротник рубашки. — Обычно Валя более... дипломатичная.

— Значит, дело серьезное, — усмехнулся Никита. — А серьезные дела, Илюша, это как раз то, что нам нужно.

В кабинете главного редактора их ожидало задание, которое на первый взгляд показалось рядовым: отправиться в Жигаловский муниципальный округ Иркутской области, в деревню Грузновка, и взять интервью у последней постоянно проживающей там семьи.

— Понимаете, — Валентина Сергеевна разложила перед ними карты и документы, — официально там зарегистрировано десять человек, но фактически живут только двое. Семья Евдотьевых. Это прекрасный материал для нашего цикла — живые традиции, народная мудрость, сохранение культурного кода в условиях...

— ...умирающей деревни, — закончил Никита. — Понятно. Классическая тема. А что в ней особенного?

— Особенное в том, Никита Владимирович, что эта семья — настоящие хранители старой России. Евдокия Петровна Евдотьева, прожила всю жизнь в тех краях. Ее муж — бывший лесник, знает каждую тропинку в округе. Они пережили все — войну, голодные годы, развал Союза. И при этом сохранили... — она помолчала, подбирая слова, — аутентичность.

Илья покосился на Никиту. Оба понимали: командировка в сибирскую глушь — не самое привлекательное предложение. Особенно в мае, когда дороги после весенней распутицы превращаются в месиво.

— Сколько дней? — практично спросил Бойко.

— Три дня… ну четыре — максимум. Долетите до Иркутска на самолете, там возьмете в аренду машину.

— А бюджет? — Никита уже прикидывал возможности.

— Стандартный. Гонорары, суточные, аренда машины, бензин, гостиница. Плюс символические подарки для хозяев — это обязательно.

После того как они вышли из кабинета, Илья тяжело вздохнул:

— Знаешь, Никитос, иногда мне кажется, что мы работаем в музее. Приезжаем, снимаем последних представителей вымирающего мира, монтируем красивую передачу, а потом через несколько лет узнаем, что и эти люди... — он не договорил.

— Зато честно, — отозвался Никита. — По крайней мере, мы не врем телезрителям. Показываем реальную Россию, а не глянцевые картинки. Представь: последняя семья в деревне на самом краю света. Это же готовый сюжет для большого репортажа! Может, даже не для «Культуры», а для федерального канала.

— Ты опять за свое, — покачал головой Бойко. — Вечно тебе подавай сенсацию.

— А что? Разве плохо, если материал будет не просто качественным, а еще и резонансным?

На следующее утро они уже летели в Иркутск. Никита всю дорогу штудировал материалы о Жигаловском районе, делая пометки в блокноте. Илья же, практичный как всегда, проверял оборудование и составлял список того, что нужно купить в Иркутске перед поездкой.

— Слушай, — Никишкин поднял голову от карты, — а ты знал, что в этих краях полно заброшенных деревень? Вот здесь, например, — он показал точку на карте, — Поселок Молодежный. А раньше назывался Судоверфь имени Второй Пятилетки. А еще раньше — Голодный Мыс.

— И что?

— Понимаешь, какая там была история: сначала исправительная колония, потом пионерский лагерь, а теперь руины. Это же археология советской эпохи!

— Никита, мы едем снимать живых людей, а не мертвые руины, — терпеливо объяснил Илья. — У нас и так времени в обрез.

— Ладно, ладно. Просто подумал — вдруг по пути заедем, глянем...

В Иркутске их встретил представитель местного телевидения, помог с арендой машины — старенького, но надежного «Ленд Крузера» — и снабдил подробными инструкциями о том, как добираться до Жигалово.

— Главное, — наставлял их местный коллега, — не пытайтесь ехать напрямик по проселкам. Дорога одна, и та не ахти. После дождей может быть совсем беда.

— А сколько времени займет дорога? — спросил Илья.

— До райцентра часов пять-шесть, если без приключений. А от Жигалово до Грузновки еще пара часов по грунтовке. Так что закладывайте день на дорогу.

— Прекрасно, — потер руки Никита. — Значит, завтра с самого утра и стартуем.

Остаток дня они провели за покупкой подарков для хозяев: конфеты, фрукты, две бутылки водки местного производства. Отдельно положили в конвертик три тысячи рублей наличными — «на хозяйство семье Евдотьевых», как было написано в смете.

Вечером, сидя в гостиничном номере, Илья обрабатывал отснятые в городе материалы, а Никита изучал интернет в поисках информации о районе.

— Смотри, что нашел, — он повернул ноутбук к Бойко. — Статья в местной газете про Голодный Мыс. Оказывается, в конце сорок седьмого, туда семьсот зэков пригнали. Представляешь? Семьсот! Лагерь строгого режима — забор трехметровый, зоны жилая и промышленная. Они там баржи и карбазы строили.

— Что за карбазы?

— Это такие плавучие деревянные срубы, способные перевозить большие грузы. А потом... — Никишкин помолчал, будто собираясь с мыслями, — потом Сталин умер, зэков реабилитировали, и к середине пятидесятых там почти никого не осталось. Но самое дикое — знаешь что потом было? В шестьдесят пятом прямо на месте этих бараков, где заключенные мучились, открыли пионерлагерь! Для детишек из Жигаловского района. Вот так поворот судьбы, а? Сегодня ребенок спит на нарах, где вчера сидел политический... Это уже не просто археология советской эпохи — это чертова матрешка истории!

— Никита, — строго сказал Илья, — ты же обещал не отвлекаться.

— Я не отвлекаюсь! Просто интересуюсь историей места. Разве это плохо?

— Плохо, когда ты начинаешь фантазировать. Помнишь случай с тем монастырем в Псковской области?

Никита помнил. Тогда он так увлекся легендами о подземных ходах, что чуть не сорвал съемки, пытаясь найти несуществующий лаз.

— Да понял я, понял, — сдался он. — Завтра сосредоточимся на Евдотьевых.

Утром 22 мая, в половине восьмого, когда солнце уже вовсю светило, но воздух еще хранил ночную прохладу, наши путешественники покинули Иркутск. «Ленд Крузер», нагруженный оборудованием, подарками и личными вещами, послушно тронулся по направлению к трассе.

Первую часть пути вел Никита. Дорога и в самом деле оказалась приличной — асфальт хоть и с выбоинами, но в целом проезжий. По сторонам расстилалась сибирская красота: тайга, перемежающаяся полянами, величественная река Лена с прозрачной водой, сопки, укутанные легкой дымкой. Илья снимал пейзажи через боковое окно, иногда прося остановиться для более удачного кадра.

— Красиво ведь, — заметил Никита, любуясь видом. — Понятно, почему люди не хотят уезжать отсюда.

— Красиво-то красиво, — согласился Илья, — только жить тут непросто. Особенно зимой.

— Зато летом — благодать. Представь: тишина, чистый воздух, никакой суеты...

— И никакой работы, — практично добавил Бойко. — Кстати, если ты устал, то я готов тебя сменить.

Они остановились на небольшой поляне. Пока Илья устраивался за рулем, Никита размял ноги и еще раз изучил карту.

— До Жигалово еще километров сто, — сообщил он. — Думаю, к середине дня доберемся.

— А потом самое интересное начнется, — хмыкнул Илья, заводя мотор.

Действительно, после Жигалово — небольшого райцентра с типовой застройкой, магазинами и администрацией — дорога резко изменила характер. Асфальт кончился, началась грунтовка, и какая! После недавних дождей она превратилась в полосу препятствий: ямы, заполненные водой, размытые участки, торчащие корни деревьев.

— Господи, — простонал Никита, когда машину в очередной раз тряхнуло так, что камера чуть не свалилась с заднего сиденья. — И как люди тут ездят?

— Привыкли, — коротко ответил Илья, сосредоточенно маневрируя между ухабами.

Несколько раз им приходилось останавливаться: то чтобы вытащить машину из особо глубокой колеи, то чтобы расчистить дорогу от больших веток. Каждый раз Никита нервничал, глядя на часы.

— Может, не стоило соглашаться на эту поездку, — ворчал он, отмывая руки от грязи у реки.

— Поздновато ты об этом задумался, — с усмешкой заметил Илья.

К пяти вечера, когда солнце уже клонилось к горизонту, они наконец увидели впереди несколько домиков на берегу реки. Грузновка встретила их удивительной тишиной.

Сама деревенька оказалась еще меньше, чем представлялось по описанию: пара десятков домов, большая часть из которых явно нежилая, заросшие огороды. Но была в этом месте какая-то особенная, притягательная сибирская атмосфера.

Дом Евдотьевых нашли быстро — он был самый ухоженный, с аккуратным палисадником и свежевыкрашенными ставнями. На крыльце их уже ждала хозяйка — крепкая женщина в цветастом платке, с голубыми, как летнее небо, глазами.

— Евдокия Петровна? — Никита сделал шаг вперед. — Мы журналисты из Москвы с канала «Культура». Из программы «Письма из провинции». Вам звонили...

— Звонили, звонили, — кивнула баба Дуня. — Проходите, гости дорогие. Леня, иди сюда, гости из столицы приехали!

Из глубины дома появился хозяин — высокий, весь седой, в старой, но чистой рубашке. Рукопожатие у него оказалось крепкое, взгляд — оценивающий, но доброжелательный.

— Дорога небось измучила? — спросил он с легкой усмешкой. — По грязи-то ехали?

— Еще как, — признался Илья. — Думали, не доберемся.

— Да, к этому привыкать надо, — философски заметил Леонид Афанасьевич. — А мы так всю жизнь ездим.

В дом они вошли со всеми церемониями: разулись, повесили куртки, вручили подарки. Хозяйка все принимала с достоинством. Было видно, что она гостям рада.

— Ох, и давно ж к нам никто не заезжал, — говорила она, накрывая на стол. — Только летом дачники приезжают, да и то на несколько дней.

Дом оказался просторным и уютным: большая комната с печкой, красным углом с иконами, длинным столом и лавками. На стенах — старые фотографии, вышитые полотенца, охотничьи трофеи.

За столом с чаем, домашними пирогами и вареньем началась неспешная беседа. Никита включил диктофон, Илья приготовил камеру, но пока не доставал — хотелось сначала наладить контакт.

— Расскажите о себе, — попросил журналист. — Как долго живете в Грузновке?

— Да всю жизнь, — отозвалась Евдокия Петровна. — Родилась я тут, в соседнем доме, что теперь пустой стоит. В школу в Усть-Илгу ездила на лодке летом, зимой — на лыжах. А замуж вышла — так и осталась.

— А как познакомились? — поинтересовался Никита.

— На танцах в клубе, — усмехнулся Леонид Афанасьевич. — Она тогда красавица была, все парни за ней увивались. А я — лесником работал, молчаливый был...

— Он и сейчас молчаливый, — засмеялась жена. — Зато дело свое лесничье знает. Мы сорок три года вместе, пятерых детей вырастили.

— А дети где?

Лицо хозяйки слегка помрачнело:

— Разъехались. Старшая, Галя, в Иркутске живет, в больнице работает. Сын Николай в Тулуне, на заводе. Еще один сын, Владимир, в Красноярске обосновался. Дочка средняя, Светлана, в Жигалово, учительница. Один Михаил при нас остался, да и тот больше в разъездах.

— Трудно, наверное, — сочувственно заметил Никита.

— А что делать? — философски отозвалась баба Дуня. — Молодежи тут делать нечего. Работы нет, развлечений тоже. Разве что летом приедут в отпуск, внуков привезут.

— А как вам удается сохранять культурные обычаи? — это был основной вопрос для передачи.

— Какие обычаи? — переспросила хозяйка.

— Ну, праздники, традиции, рецепты...

— А-а, — просветлела она. — Да все как полагается. Масленицу празднуем — блины печем, костры жжем. Пасху встречаем, куличи да яйца красим. Травки разные знаю — для чая, для лечения. Вышивать умею, вязать...

— А можете показать? — попросил журналист.

— Конечно! — обрадовалась Евдокия Петровна.

Она принесла целую плетеную корзину с рукоделием: вышитые полотенца, скатерти, салфетки с затейливыми узорами, вязаные кофты и носки.

— Вот это все своими руками, — гордо сказала она. — Матушка меня учила, а я — дочек. Теперь они в городах живут, некогда им этим заниматься.

Илья включил камеру и начал снимать. Получалось живо и естественно: хозяйка рассказывала о каждой вещи, показывала приемы вышивки, а Леонид Афанасьевич изредка вставлял комментарии.

— А какие у вас планы на будущее? — не удержался от вопроса Никита.

— Да какие могут быть планы, — вздохнула баба Дуня. — Помрем мы — и все. Миша-то тут не останется, у него своя жизнь в райцентре.

— Жалко, — искренне сказал журналист.

— Жизнь такая. Раньше тут народу много было, в колхозе работали. А теперь... — она махнула рукой.

К ужину приехал младший сын — Михаил, крепкий парень лет тридцати, в рабочей одежде.

— Добро пожаловать, — поздоровался он, протягивая руку. — Давно к нам журналисты не заглядывали.

— А что, к вам уже приезжали журналисты? — удивился Никита.

— Ну а как же! Года три назад один блогер приезжал, про вымирающие деревни снимал. Правда, ничего толкового не получилось — больше про себя рассказывал, чем про нас.

За ужином разговор потек легче. Михаил оказался веселым и общительным, рассказывал про работу на лесозаготовках, про жизнь в райцентре.

— Интернет у нас плохенький, — объяснял он, — но новости смотрим по спутнику. В курсе всего, что в мире делается.

Беседа продолжалась за чаем. Леонид Афанасьевич, который до этого больше молчал, неожиданно рассказал забавную историю:

— Приезжал тут к нам московский депутат, года два назад. С районным начальством на лодке приплыл, на рыбалку, видимо. Подплывают к берегу, а Дюша как раз белье полощет. «Здравствуйте, бабушка! — кричат. — Решили посмотреть на ваше житье-бытье!» Дюша разогнулась, уперла руки в боки: «Это кого тут река к берегу прибила? А ну выйди, погляди, как простой народ мается. Авось по телевизору что-нибудь путное скажешь!» Депутат-то стушевался, даже из лодки не вышел. Так и уплыли восвояси.

Все посмеялись. Материал получался живой, настоящий — именно то, что нужно для передачи.

Солнце садилось за тайгу, окрашивая небо в багровые тона. Никита и Илья собирались в обратный путь — до Жигалово еще несколько часов езды, а в гостинице их ждал забронированный номер.

— Спасибо вам большое, — сказал Никита, пожимая руку Леониду. — Материал получился замечательный.

— Да не за что, — отмахнулся тот. — Редко к нам гости заезжают. Приятно было поговорить.

— Будете снова в наших местах, — сказала баба Дуня, провожая гостей. — обязательно заходите в гости — чай попьем.

Все снова посмеялись.

Они уже грузили оборудование в машину, когда Никита вспомнил о том, что видел по дороге.

— А что это за поселок такой заброшенный в пяти километрах отсюда? Мы его проезжали. Это и есть Молодежный?

— Он самый, — кивнула хозяйка. — Там никто не живет уже давно. Ну кроме одного человека. Да и тот — наездами.

— Это этот поселок раньше Голодным Мысом назывался?

Баба Дуня переглянулась с мужем.

— Да, он.

— А люди туда сейчас вообще заезжают? — заинтересовался Никита.

— Да какие люди, — усмехнулся хозяин. — Никто туда не ездит. Жуткое там место.

— Почему? — насторожился Илья.

— Ну так... — неопределенно ответил Леонид. — Место тяжелое. Сколько там людей пострадало — и заключенные, и потом...

— Что потом? — не понял журналист.

— Да ничего особенного, — поспешно вмешалась баба Дуня. — Просто заброшенное место, вот и все. Нечего там делать.

Но Никита уже загорелся идеей:

— А дорога туда есть?

— Есть, но дорогой ее назвать сложно, — неохотно ответил Леонид Афанасьевич.

— Может, заедем? — обратился журналист к Илье. — Для полноты картины. Заброшенная колония, потом лагерь — это же история края!

— Никита, — терпеливо сказал оператор, — уже почти ночь на дворе. И вообще, зачем нам эти заброшки?

— Понимаешь, — начал объяснять Никишкин, — это же уникальный материал! Трансформация места: сначала тюрьма, потом детский лагерь, теперь забвение. Это же метафора нашей истории!

— Метафора, — проворчал Илья. — Все у тебя метафоры.

— Ладно, — примирительно сказала баба Дуня. — Решайте, конечно, сами. Но я бы вам советовала туда не ездить.

Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, журналисты двинулись в обратный путь. Но не успели отъехать и километра, как Никита начал новую атаку:

— Слушай, Илюша, давай все-таки заедем. Пять минут — и все. Пару кадров сняли и дальше поехали.

— Никита, у нас план. В Жигалово к десяти быть надо, гостиница заказана.

— Ну подумаешь, опоздаем на час! Зато какой материал будет! Представь: заброшенная исправительная колония в сибирской тайге. Это же готовый сюжет для большого репортажа!

— Опять ты за свое, — вздохнул Илья.

— А что плохого в том, что я хочу сделать качественный материал?

— Ничего плохого. Плохо то, что ты опять увлекаешься. Помнишь...

— Да помню я, помню. Но это же другое дело! Мы не ищем никаких сокровищ или подземных ходов. Просто документируем историю.

— Солнце скоро сядет. Ты и правда хочешь в темноте лазить по заброшенной колонии?

— Не колонии, а пионерлагере. Слушай, если ты боишься призраков, которые якобы там обитают, то тебе следует задуматься о переходе на Рен-ТВ! — подтрунивал над другом Никишкин.

Они ехали по разбитой дороге, спорили, и постепенно Никита брал верх. Он умел убеждать — не зря же был журналистом.

— Хорошо, — сдался наконец Илья. — Но только пять минут! Сняли пару кадров общих планов — и все.

— Договорились!

Где-то через полчаса впереди показались первые строения. Поселок Молодежный встретил их безмолвием и запустением. Но их целью был лагерь, расположенный в полутора километрах от поселка. Дорога к нему оказалась еще хуже, чем они ожидали. Машина буксовала, еле продиралась сквозь кусты, несколько раз они едва не застряли в болотистых участках.

— Если здесь застрянем — придется идти пешком до Жигалово, — мрачно предупредил Илья.

— Не застрянем, — уверенно ответил Никита.

Наконец, впереди показался высокий забор заброшенного лагеря. Никишкин вышел из машины и с трудом открыл старые ржавые ворота. Бойко дождался, пока друг вернется обратно, и медленно заехал на территорию.

Покосившиеся бараки, ржавые остовы каких-то построек, заросшие бурьяном площадки — все это выглядело удручающе.

— Жутковато тут, — проворчал Илья, паркуя машину возле самого большого здания.

— Скорее атмосферно, — возразил Никита, доставая камеру оператора. — Смотри, какие кадры можно снять!

Действительно, для съемок место подходило идеально. Длинный двухэтажный барак с заколоченными окнами, полуразрушенная вышка, остатки забора с колючей проволокой — все это создавало пронзительную картину заброшенности.

— Ладно, — согласился Илья, — давай быстренько отснимемся и уедем. Не нравится мне тут.

— Что тебе не нравится? — удивился Никита. — Обычный заброшенный лагерь.

— Не знаю. Ощущение какое-то нехорошее.

Они взяли все необходимое — камеру, запасной аккумулятор, фонари, — и направились к главному зданию. По дороге Илья заметил странность: хотя ветер на улице был довольно сильный, здесь, между бараками, стояла мертвая тишина. Словно звук не мог проникнуть на территорию лагеря.

— Слышишь? — остановился он.

— Что?

— Вот именно. Ничего не слышно.

Никита прислушался. Действительно — ни шума ветра, ни шелеста листьев, даже их собственные шаги звучали как-то приглушенно.

— Ну да, странная акустика места, — пожал плечами журналист.

Но Илья покачал головой. Что-то было не так. Камера в его руках казалась тяжелее обычного, а воздух — слишком плотным.

Входная дверь поддалась неожиданно легко — без скрипа, без сопротивления, словно кто-то только что ее открывал. Внутри пахло не плесенью и пылью, как ожидалось, а чем-то еще. Бойко не сразу понял чем, а потом узнал: столовая детского лагеря. Запах манной каши и... хлорки.

— Странно, — пробормотал он. — Откуда тут такой запах?

— Какой запах? — Никита принюхался. — Обычная затхлость.

Илья посмотрел на друга с удивлением. Неужели он не чувствует? Запах был отчетливый, почти осязаемый. А еще Бойко заметил, что их фонари освещают пространство неравномерно. Некоторые углы оставались темными, даже когда луч падал прямо на них.

Пыль поднималась от их шагов, но опускалась как-то неправильно — слишком медленно, словно воздух стал гуще.

— Господи, — пробормотал Илья, направляя луч фонаря на ближайшую стену, — тут же дышать нечем.

— Зато какая эстетика! — воскликнул Никита. — Смотри, на стенах еще советские плакаты остались.

Действительно, на облупившейся штукатурке кое-где виднелись обрывки агитационных листовок. «Мир, труд, май!» — провозглашал выцветший лозунг рядом с изображением улыбающихся детей в красных галстуках. Краски поблекли, бумага пожелтела и местами отстала от стены, но призывы прошлого все еще взывали к несуществующим читателям.

Они двинулись по длинному коридору. Справа и слева тянулись двери в небольшие комнаты — некогда камеры строгого режима, позднее переоборудованные в спальни для юных пионеров. Полы под ногами скрипели и прогибались с каждым шагом, а в некоторых местах доски откровенно провалились, обнажая темные провалы подпола.

— Осторожнее, — предупредил Илья, обходя особенно подозрительный участок. — Тут и ногу сломать можно.

Никита кивнул, но уже заглядывал в первую попавшуюся комнату. Небольшое помещение с одним заколоченным окном, выходящим во двор. Железные койки, покрытые ржавчиной, словно кровавыми пятнами. На одной из них лежал истлевший матрас, из которого торчали пружины, а рядом — железный сачок для бабочек с полуистлевшей зеленой сеткой.

— Смотри, — Никита поднял сачок и помахал им.

— Не трогай этот хлам, — поморщился Илья. — Подцепишь еще что-нибудь.

— Да ладно тебе. Это же история. Представляешь, сколько лет этому сачку? Тридцать? Сорок?

Он повертел находку, но Илья уже вышел в коридор. Бойко становилось не по себе. В здании стояла какая-то неестественная тишина — слишком плотная, давящая, словно стены надежно укрывали пространство от шума ветра, буйствовавшего за окном.

Следующая комната оказалась больше — видимо, здесь размещали отряд целиком. Вдоль стен стояли двухъярусные койки, а на полу валялись обрывки детских рисунков. Илья наклонился и поднял один — изображение пионерского костра, выполненное цветными карандашами. Краски выцвели, бумага пожелтела, но еще можно было разобрать подпись: «Витя Морозов, 3 отряд».

— Никита, — позвал он, — иди сюда.

Журналист заглянул в комнату и присвистнул:

— Ого! Здесь же целый музей! Снимай все подряд!

Помимо рисунков, на полу лежали остатки каких-то самодельных игрушек, выструганные из дерева фигурки, засохшие венки из полевых цветов. На подоконнике стояла эмалированная кружка с отбитым краем, в которой до сих пор лежали какие-то засохшие листья.

— Это же гербарий, — догадался Никита. — Дети собирали растения.

Он достал кружку, и листья рассыпались мелкой пылью. Илья поежился — зрелище показалось ему каким-то зловещим.

— Может, хватит? — предложил он. — Материала уже достаточно.

— Да погоди ты! Пойдем наверх глянем, там наверняка еще интереснее.

Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь коридор был шире, а комнаты — просторнее. В одной из них сохранились остатки библиотеки: покосившиеся полки, груды изъеденных временем книг. Илья наугад взял одну — «Тимур и его команда» Гайдара. Обложка потрескалась, страницы пожелтели, но текст еще можно было читать.

— «Пустите, черти! — раздался чей-то плачущий голос», — прочитал он вслух.

— Только не говори, — усмехнулся Никита. — что там и правда такое написано.

Илья молча показал другу книгу. Никишкин удивленно хмыкнул, но ничего не сказал.

В следующей комнате их ожидала более жуткая находка. На полу лежала старая фотография — групповой снимок пионеров. Мальчики и девочки в белых рубашках и красных галстуках смотрели в объектив. Внизу неровным детским почерком было написано: «3 отряд, лето 1967 года».

— Интересно, что с ними стало? — задумчиво произнес Никита.

— Выросли, состарились, может, уже умерли, — мрачно ответил Илья. — Время не щадит никого.

Вдруг Бойко резко обернулся:

— Ты слышишь?

Никита замер. Сначала ничего, потом... да, что-то было. Не совсем звуки — скорее их отголоски. Словно где-то в глубине здания кто-то ходил, но шаги доносились еле слышно.

— Может, ветер? — неуверенно предположил журналист.

Звуки становились отчетливее. Детские голоса — далекие, размытые. Потом топот множества ног. А затем — команды: «Стройся! В столовую!» Но все это звучало так, словно происходило не сейчас, а когда-то давно, и только отзвуки просочились в настоящее.

Илья автоматически включил камеру. На дисплее все выглядело обычно — пустой коридор, облупившиеся стены. Но звуки продолжались.

— Никита, это записывается!

— Что записывается?

— Голоса. Ты же их слышишь?

Журналист кивнул, но неуверенно. Ему казалось, что он слышит что-то, но был ли это реальный звук или игра воображения?

Звуки стихли так же внезапно, как и начались. Но теперь оба чувствовали какое-то странное напряжение в воздухе, словно здание само по себе было живым существом, которое затаило дыхание.

Они прошли дальше по коридору и обнаружили большую комнату. Здесь когда-то была мастерская — об этом говорили верстаки вдоль стен, ржавые тиски, разбросанные инструменты. На одном из столов лежала наполовину выструганная деревянная фигурка — видимо, солдатик. Рядом валялся перочинный ножик с костяной рукояткой.

— Кто-то не успел доделать, — заметил Никита, взяв фигурку.

— Или не захотел, — добавил Илья.

В углу мастерской стоял большой ящик. Крышка была приоткрыта, и внутри виднелись какие-то вещи. Никишкин заглянул туда и ахнул:

— Илюха, смотри!

В сундуке лежали пионерские галстуки — десятки красных треугольников, аккуратно сложенных стопками. Некоторые еще сохранили яркость цвета, другие выцвели и потерлись. А под ними — значки, вымпелы, дипломы за участие в соревнованиях.

— Это как капсула времени, — восхищенно произнес журналист. — Целая эпоха в одном ящике!

Илья молчал. Ему почему-то казалось, что трогать эти вещи не стоит. Словно они принадлежали не просто прошлому, а каким-то невидимым хозяевам, которые могут не одобрить подобного вторжения.

Внезапно камера в его руках дала сбой. На дисплее замелькали помехи, изображение стало прыгать и искажаться.

— Что за черт, — пробормотал он, стуча по корпусу.

— Может, батарея? — предположил Никита.

— Не батарея, точно. Шестьдесят процентов заряда.

Камера снова заработала нормально, но Илья заметил странную вещь: на записи время от времени мелькали какие-то тени, которых в реальности не было. Быстрые, неясные силуэты, появлявшиеся на краю кадра и тут же исчезавшие.

— Никита, — тихо позвал он, — глянь на это.

Журналист посмотрел на дисплей и нахмурился. Действительно, в углу комнаты, где они только что прошли, отчетливо виднелась какая-то фигура. Высокая, в форме охранника, рядом с ней — силуэт собаки.

— Обычное остаточное изображение на LED-экране, — пробормотал Никишкин, но голос его прозвучал неуверенно.

Они вышли в коридор и направились к лестнице, ведущей обратно на первый этаж. Но по дороге Илья заметил еще одну дверь — массивную, обитую железом. Табличка на ней гласила: «Столовая».

— Давай заглянем, — предложил Никита.

— Не хочу я больше никуда заглядывать, — буркнул оператор, но журналист уже толкал дверь.

Створка поддалась с протяжным скрипом, и они увидели большое помещение с длинными столами и скамейками. В дальнем углу стояла раздаточная, а на стенах висели плакаты о правильном питании и гигиене.

— Здесь кормили и зэков, и пионеров, — размышлял вслух Никита. — Одно и то же место, разные эпохи...

Илья навел камеру на дальний конец зала, но вдруг замер. На дисплее он видел то, что повергло его в ступор: столовая была полна людей. За столами сидели дети в пионерских галстуках — десятки мальчиков и девочек с бледными лицами. Они ели какую-то кашу из алюминиевых мисок, и движения их были странно синхронными, механическими.

— Какого... — в ужасе прошептал оператор, — Смотри...

Журналист глянул на дисплей камеры и почувствовал, как волосы встают дыбом. Дети в столовой вдруг как по команде подняли головы и повернулись к вошедшим. У них у всех были совершенно пустые глазницы — черные провалы вместо глаз. И, тем не менее, их лица были повернуты прямо к Никите и Илье, словно они видели их сквозь экран.

— Господи Боже мой, — выдохнул Бойко.

А дети продолжали смотреть, и их губы начали синхронно шевелиться, словно они пели какую-то песню. Но звука не было — только жуткая немая пантомима.

— Никита! — закричал Илья. — Бежим отсюда!

Они бросились к лестнице, а за спиной послышались звуки — скрежет передвигаемых скамеек, топот множества ног. Словно вся столовая пришла в движение.

Сбегая по лестнице, они не оглядывались. На первом этаже Бойко рванул к выходу, но внезапно остановился, как будто врезался в невидимую стену.

— Где дверь? — в его голосе звучал животный ужас.

Журналист оглянулся. Там, где должен был быть выход, стояла глухая стена. Словно дверь никогда и не существовала.

— Этого не может быть, — пробормотал Никита. — Мы же только недавно здесь прошли!

Продолжение: Голодный мыс (Часть 2)

Был теплый день, и война — как будто ее нет. Какие объекты атаковали самолеты, виновники тревоги, — одному Богу известно. Андрей и Оксана (так звали его новую знакомую) шли по центру Киева.

— Я спортом занималась как подорванная, — рассказывала девушка, — выжимала из себя всё. И человеком себя чувствовала. Забываешь про себя, выкладываешься, организм существует на пределе… Это хорошо мозги на место ставит. Потом йогой стала заниматься… Тело — это такой путь постижения мира.

В этот момент Андрей вспомнил свои ощущения от «Илиады», которую в свое время читал, не так много в ней понимая. Ему запомнилась большая атлетичность героев, совпадение в них силы духа и тела. «И ведь того же в каком-то смысле добивалась советская культура!» — думал он, вспоминая многочисленные скульптуры советского времени, картины Дейнеки. Следующий его вопрос был постоянным: а почему же великая Античность остыла, прекратилась? Почему она не могла существовать вечно, распространяясь далее на территорию той же самой «Украины»?! И ведь начала распространяться — в Крым зашла! Этот вопрос оставался для него главной загадкой.

— Для сестры, которая на костылях, придумала массу упражнений — никогда не хотела делать. И сколько я ей ни говорила, сколько ни орала — ничего. У меня своя война…

— А когда-то слепцы прозревали, лежачие поднимались, потому что — верили. И вокруг нас все это происходит, потому что ненавидеть — не только врага, а жизнь как таковую — проще, чем искать эту веру и тем более — верить.

По другой стороне улицы разбитным шагом шли молодые люди. Андрей обратил внимание, что на своих костылях передвигался не намного медленнее их.

— У меня брат с русскими воюет, — сказала Оксана, — как с цепи сорвался. Раздолбай такой был, даже добрый. А тут — как подменили. Глаза остановившиеся… Сейчас повысили в звании.

Андрея, хотя идет уже четвертый год войны, передернуло от того, что все это говорится по-русски.

— У меня тоже много бывших друзей там, — он увидел, что Оксане понравилось слово «бывших», — и не все, кстати, рады, что взбесились. Иногда напишет кто-то в «телеграм»: «Андрюх, ты можешь объяснить, нахрена это все нам — свастики эти?..» А я отвечаю: «Есть миллион людей, который хорошо знает, нахрена, и он направляет тех, кто не знает». В глубине души хочется, конечно, чтобы бежали такие парни или сдавались в плен — там всяко лучше.

— Да, — ответила Оксана.

И почему-то это «да» было для Андрея как гром. Жизнь разделилась на «до» и «после» этого слова. Он был очень одинок в мрачном Киеве, и это «да» словно разбило его одиночество.

Нахрапистые молодые люди переходили улицу и направлялись к Андрею и Оксане.

— Слава Украине! — хором.

— Здравствуйте, — ответил им молодой человек.

— Ты неправильно ответил, — рявкнул бугай в черной куртке.

— У меня брат знаешь где служит? — ответила Оксана.

— А что не отвечаешь тогда?

— Я для Украины без твоей «славы» что надо сделаю.

— В СБУ их надо! — подсказывал пацаненок — юный участник банды.

Андрей обратился к парню с условно-интеллигентным видом, которого принял за старшего.

— Слышь, ариец: ты же в силу веришь, так? Давай померяемся. Я на костылях, драться со мной нечестно, а вот давай я и твой бугай встанем на кулаки. Вы нам — на спины. И — кто больше отожмется?

Банда переглянулась. «Интеллигент» подал знак, и бугай встал в планку. Ему на спину, хихикая, сел пацаненок. На Андрея сел сам «интеллигент».

Начали соревнование. Бугай вел себя замкнуто, а Андрей опускался вниз с каким-то диким криком, стараясь выбросить всю усталость. Он давно научился так кричать, упражняясь. После десяти отжиманий соперникам уже было тяжело. Бугай еле возвращался в исходное положение. Андрей же поднимался тяжело, но уверенно, распределяя силы.

— Дыхание не теряй! — крикнула ему Оксана.

Он быстро понял, что чем больше он берет воздуха на вдохе, тем легче и тем дольше он продержится. Мышцы уставали, он поднимался усилием всего тела. Бугай захрипел.

— Давай!!! — заорал на него «интеллигент».

— Не могу, — прохрипел нацик и шлепнулся.

Андрею оставалось отжаться один раз. Забыв, что он — это он, и словно смотря на себя уже со стороны, молодой человек медленно опустился и поднялся с сидящим на ним «интеллигентом». Опускаясь в этот раз, он издал такой крик, что все подумали: сейчас выхаркнет сердце. Бандит слез, усмехнулся, и подал инвалиду костыли. Помолчав, а потом посмотрев на «соратников», он сказал серьезным тоном:

— Учитесь, пацаны!

Оксана взяла Андрея под руку.

Юрий Высоков

Читайте первую часть: Надежда только на исключения. Встреча в киевском метро

Что ж, я продолжаю рассказывать свои абсолютно невыдуманные и достоверные истории из жизни. На этот раз речь пойдёт об одной холодящей душу истории, которая словно фурия прокрадывается на ум. Я залез в свои самые тёмные уголки воспоминаний, в которые лучше не лезть. Ведь это буквально означает вляпаться в говно.

Эта история произошла лет эдак 16-20 назад. Я как обычно шёл с пакетами полными продуктами из магазина. Ничего не предвещало беды. За горизонтом виднелся коричневый закат… и только тут я понял что что-то не так. Солнце всё больше и больше окрашивалось во все возможные оттенки и тона коричневого, облака позеленели а из-за угла выскочил Он… говновоз покрытый слоем дерьма наверняка ещё мелового периода на бешеной скорости мчался по улице разбрызгивая из дырок в баке жидкое невообразимо вонючее говно. Мои глаза моментально начало резать словно раскалённым ножом. Зелёный газ проникал во все щели моего сознания. От вони я чуть ли не потерял сознание. Я быстро среагировал и закрыл нос майкой. Это не очень сильно помогло, но тем не менее я почти пришёл в себя. Сквозь пальцы закрывая глаза рукой я сумел разглядеть что творилось на улице. Из дверей говновоза выскочили крепкого телосложения фекалоиды и достали трубу. Я бросив сумки спрятался за небольшое расстояние между двумя зданиями. Фекалоиды открыли ближайший люк и опустили трубу. Самый большой фекалоид (насколько я понял главарь), включил насос и вонючий кал начал литься по трубе прямо в бак. Какие там были звуки не описать словами. Я решил что лучше было бы бежать и со всей мочи побежал в противоположную сторону от говновоза. Только тогда эти монстры меня заметили. Взглянув своими пустыми белыми глазами главарь видимо дал команду заводить машину. Фекалоиды засуетились, быстро вытащили насос и закрыв люк один за другим словно муравьи прыгнули в кабину говновоза. Я уже не верил что смогу выжить, но произошло чудо. Из-за того же самого угла выскочил мусоровоз. Да-да! Он был кристально чистым и свет солнца (хотя и коричневого) отражался на нём не хуже чем в зеркале. Сквозь зелёный вонючий туман я еле-еле смог разглядеть кто был в окне этой шайтан-машины. Вы не поверите, но да. Это был мать его чистомен! Вы вероятно скажете, ну какой чистомен? Это ведь по твоим словам происходило 16-20 лет назад! Вы всё правильно поняли. Это был именно чистомен. Или его дед… Или его прадед… Но у него уж точно был зелёный плащ и очки. Я радостно закричал, но сквозь зелёную ткань, увы, он меня не заметил. Зато уже догнавшие меня фекалоиды выбежали из машины и неожиданно спокойно сообщили, что я оказывается выронил по дороге карточку. Я их поблагодарил и ещё не оправившись от шока пошёл с добрыми фекалоидами за сумками. Они предложили меня подкинуть и я согласился. Вот так эта леденящая кровь история закончилась хэппиэндом.

Начало здесь — Ислледователь аномальных мест

Старые деревянные двери распахнулись с мерзким режущим уши скрипом, который эхом разнёсся по коридорам. Я замер на пороге, осматривая просторный вестибюль с высокими потолками.

Воздух был спёртым и тяжёлым. Теперь пахло не свежестью и сыростью, а пылью и какими-то противными препаратами, чем-то напоминающими запах больницы.

Стены были обклеены обоями. Они давно уже отсырели, свисая клочьями, обнажая чёрные пятна плесени и серую потрескавшуюся штукатурку.

Пол под ногами был из кафеля, но его почти не было видно из-за слоя грязи, осколков стекла и кусков обвалившейся краски.

Я сделал шаг, и тишину разорвал громкий хруст этой каши мусора под подошвами ботинок. На всякий случай глянул на детектор аномалий — на экране был ноль. Стало чуток спокойнее.

В центре вестибюля стояла массивная деревянная стойка администратора, покрытая толстым слоем пыли. На полу рядом валялся опрокинутый старый телевизор с пустым тёмным экраном. Немного правее был широкий арочный проём, в котором виднелся длинный центральный коридор. Его конец терялся во тьме.

Взяв в руки телефон, я сделал третий снимок, а затем стоял и прислушивался. Ничего. Только давящая тишина.

— Так, ладно, — тихо сказал я, и мой голос прозвучал неестественно громко. Перед тем, как идти дальше, нужно было сделать парочку важных дел. Вся эта пыль и плесень очков здоровья мне явно не прибавляла, поэтому я поспешно надел респиратор, с облегчением вдохнув знакомый запах ткани и фильтра. Ещё мне показалось, что налобный фонарь стал светить хуже, и я заменил в нём батарейки. После этого можно было продолжать свой путь.

Каждый шаг громким треском разносился по всему зданию. Я старался идти тише. Искал под ногами места, где мусора накрошено меньше, но это не сильно помогало.

Подойдя к проёму, что вёл в главный коридор, я посмотрел вдаль. Фонарь и правда начал светить ярче, но луч от него всё равно терялся где-то вдали, отчего коридор казался бесконечным.

На полу валялись пожелтевшие бумажки, стеклянные пузырьки и полусгнившие тряпки. Двери по бокам, ведущие в номера и другие комнаты, вызывали небольшое беспокойство. Одни были захлопнуты, другие открыты или приоткрыты. Впереди виднелась старая кушетка, оставленная у стены. На ней бесформенным сгустком лежали почерневшие лоскуты, когда-то бывшие постельным бельём или чьей-то одеждой.

Медленно подойдя к открытой двери одной комнаты, я заглянул внутрь. Старая железная кровать, с которой вместо матраса свисали куски серой трухлявой ваты. Рядом стояла потёртая тумбочка, в ней не было одного ящика, а другой был слегка приоткрыт. У стены с отслоившимися обоями валялся грязный стул.

В этот момент где-то на верхнем этаже послышались сначала шорохи, а потом стеклянный стук с недолгим перекатыванием. Словно одна из банок или пробирок упала на пол, но не разбилась, а покатилась, постепенно останавливаясь.

"Животное? Или в здании что-то просело?" - метались мысли в голове. Рука нащупала и сжала в кармане перцовый баллончик.

— Всё, хорош уже. Трус ты поганый, — прошептал я, стараясь не поддаваться страху. В конце концов в скольких местах я уже побывал, сколько всего уже видел. И крыс, и бродячих собак, и даже диких животных. А сейчас что? Цифра "1" на липовом приборе, мелькнувшая на мгновение, и я сразу наложил в штаны? Нет, это не дело.

Мне удалось себя смотивировать и снизить подступающее к горлу беспокойство. Больше всего пугает неизвестность, а значит надо пойти туда и узнать, что там происходит. Всё-таки мне тут 6 часов торчать, как-никак.

Медленно и осторожно я двигался вперёд по коридору. Лестницы наверх на входе не было. Возможно, она должна быть чуть дальше. Я заглядывал в приоткрытые двери, чтобы знать, что нигде ничего нет, и мне ничто не угрожает.

Вскоре сбоку показался проход в ещё один коридор, уходящий вдаль, но я предпочёл идти по основному.

В итоге у меня, наконец, получилось дойти до его конца. За старой дверью, криво висевшей лишь на одной петле, была лестница наверх.

Каждая ступень отзывалась громким тревожным скрипом, от которого я замирал, стараясь не шуметь так сильно. Перцовый баллончик теперь постоянно был у меня в руке, готовый к моментальному применению.

И вот, я, оттолкнув ногой с прохода полуразбитый шприц, оказался на небольшой площадке. Я был на втором этаже.

Потолки там были ниже, а воздух, ощущаемый даже через респиратор, имел непонятный сладковатый запах.

Свет фонаря осветил теряющийся вдали коридор. Неторопясь, я двигался вперёд, проверяя каждую комнату по пути. Нигде не было не только никаких животных, но и никаких склянок, которые могли издать тот звук.

Подойдя к очередной двери, я попробовал повернуть ручку, но она не поддалась.

"Заклинило?" — моя первая мысль.

Я пытался крутить эту ручку и в одну сторону, и в другую, и сильно, и мягко, но ничего не выходило.

— Ладно, — шепнул я и собирался пойти дальше, как вдруг услышал звук. Что-то в той запертой комнате, возможно одна из тех бутылок, что попадались раньше, покатилось и легонько стукнулось об стену.

Я замер, прислушиваясь к тишине, прерываемой лишь моим дыханием в защитную маску. Снова захотелось проверить дурацкий детектор.

Когда я достал его и включил, то почувствовал, как холодный пот побежал по спине. На экране было "5", через секунду "6", потом "7".

Каждую секунду число увеличивалось, а, дойдя до десяти, начало расти с пугающей скоростью. Цифры стали мелькать настолько быстро, что число почти сразу стало трёхзначным, а вскоре и четырёхзначным.

Ошеломляюще громкий деревянный стук заставил меня чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. Он прозвучал где-то в глубине здания, и в этот же миг экран детектора аномалий погас.

Я стоял неподвижный и, наверное, такой же бледный, как статуя, с выпученными от ужаса глазами. Сердце бешено колотилось и словно хотело выпрыгнуть из груди.

Неуверенным движением я нажал на кнопку на детекторе, чтобы включился экран. Но он не включился. Этот потусторонний тетрис больше не функционировал.

— В жопу ваш санаторий, я сваливаю, — тихо бросил я и направился назад к лестнице. По правилу 5, если появляется активность, надо уходить, так что именно этим я и решил заняться.

Пытаясь шуметь как можно меньше, я шёл к выходу из здания. Ступени вновь заставили меня немного понервничать. Я то и дело прислушивался, но пока всё было спокойно.

Добравшись до входных дверей, я поспешно толкнул их рукой, уже планируя, как буду идти через лес, но они не открылись.

Я попытался выбить двери плечом, потом ногой, но всё было бесполезно. Они даже не шелохнулись. Не желая быстро сдаваться, я нанёс ещё несколько яростных ударов в область замка, но это не помогло.

— Ебучий случай... И чё теперь? — переводя дух, пробормотал я. Согласно пункту 7, если с объекта нельзя выбраться, то можно воспользоваться "Аварийной кнопкой".

Но тут появляется логичный вопрос. Что она сделает? Позвонит в 911? Отправит жалобу? Или, может, сдетонирует, убрав единственного ненужного свидетеля паранормального?

Не хотелось пока её трогать, особенно учитывая, что вокруг начало происходить что-то нездоровое. У такого здания должны быть и другие выходы, просто надо теперь их найти. Можно ещё дёрнуть решётки на окнах, вдруг удастся их выбить или погнуть. Всё-таки им уже много лет, авось получится. Но сначала нужно было ещё кое-что проверить.

Я полез в рюкзак и достал тот файлик, что мне дали в офисе. Обычно я всегда смотрел правила перед тем, как идти на объект. Но они никогда не менялись, я уже знал их вдоль и поперёк. Думая, что и в этот раз ничего нового в них не увижу, я единственный раз не заглянул в них.

И зря.

Эти правила слегка отличались от тех, что были раньше. Но самое главное — я их уже нарушил.


...

3. Не заходить внутрь зданий.

4. Каждые 15 минут делать проверку с помощью детектора. При малейшем отклонении показаний от нуля, немедленно покинуть объект.

...


Появилась злость на Антона, который вместо того, чтобы прямо сказать мне важную информацию, пробубнил что-то про то, чтобы я ни с кем не общался, а потом бросил: "И прочитай правила".

— А сказать, что они в этот раз отличаются сложно было? — недовольно рявкнул я в пустоту. И с кем я тут мог начать общаться? Со склянками?

Хотелось схватить этот сраный детектор, запустить его в стену и посмотреть, как он разлетится вдребезги, но я взял себя в руки. Нужно было выбираться, вся эта ненависть здесь точно была ни к чему.

Решив проверить все варианты, я подошёл к ближайшему окну и глянул на решётку. Она хоть и была ржавая, но при этом очень даже солидная. Если получится её выбить, то можно смело записываться на соревнования по пауэрлифтингу.

Взявшись за прутья, я попробовал пошатать решётку — бесполезно. Ударами ног её также было не пронять. Казалось, что проще было сломать бетонную стену, на которой эта решётка держится.

Переводя дух, я остановился и посмотрел в окно. Мрачные стволы деревьев за металлическим забором выглядели слегка зловеще. И тут мой взгляд зацепился за что-то в ночном лесу.

Я присмотрелся и увидел силуэт человека среди деревьев. Он был одет во что-то светлое, но стоял слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть детали.

— Эй! — крикнул я и начал стучать по решётке. — Эй! Мне нужна помощь!

Он никак не реагировал на мои крики, да и вообще не двигался. Я попытался присмотреться и лучше разглядеть его, и в моём горле встал ком.

Нужно было убедиться, что увиденное мною сейчас мне только показалось. Дрожащими руками я начал доставать свой телефон, желая посмотреть на незванного гостя через приближение камеры.

Окинув лес за окном взглядом вновь, я уже никого не увидел. Кто бы это ни был, он куда-то ушёл.

Я, конечно, был не уверен, но мне показалось, что этот человек стоял там с широко открытым ртом и, не двигаясь, смотрел на меня.

В тот момент мне стало тяжело дышать, а внутри всё похолодело.

— Так, так, всё. Никакой паники, — пробормотал я сам себе. Нужно было как-то успокоиться.

Я достал из рюкзака кофе в термосе и сделал пару глотков. Стало легче, но не так, чтобы совсем. Для самообороны у меня есть баллончик, а если уж начнутся пляски с призраками, то "Аварийную кнопку" нажму, что поделаешь.

Взяв в руки телефон, я захотел посмотреть на то фото здания, которое я сделал перед тем, как зайти сюда. Так можно было бы лучше оценить обстановку.

Меня ждал очередной сюрприз.

На телефоне не было никаких фотографий санатория. На последних трёх снимках, сделанных в последние 2 часа, был лес. Я пролистывал все альбомы, искал в "корзине", в других папках, но кроме тех не нашёл ничего. По времени они как раз совпадали с моментами, когда я фотографировал санаторий.

— Это чё вообще? — мой голос слегка дрогнул. А когда я попытался всё это проанализировать, то затряслись и руки.

Первым снимком было это здание во всей красе. Я приподнял камеру телефона, чтобы снять его целиком. Что есть сейчас — снимок леса, но с тем же ракурсом, камера смотрит прямо и чуть вверх.

Вторым фото была опрокинутая тележка и валяющиеся бутылки. Сейчас на втором снимке трава и основания деревьев — камера, как и тогда, направлена вниз.

С третим снимком была та же история. Они все сделаны с тех же ракурсов, но вместо санатория на фотографиях просто лес.

Мурашки прошлись по всему телу, я вытер холодный пот со лба. Для меня ещё тогда казалось странным, что до этого места нет ни дороги, ни тропинки. А сейчас я увидел это.

— Пиздец, — выдохнул я, отказываясь принимать происходящее. Особенно, вспоминая, что до этого, когда я пересматривал снимки на момент того, хорошо ли они получились, на них всё было нормально.

Понадобилось какое-то время, чтобы я пришёл в себя и перестал смотреть стеклянным взглядом на эти фотографии.

Захотелось проверить и другие детали. Например, время. На телефоне было 1:37.

1:37 было и десять минут назад, когда я собирался посмотреть на силуэт среди деревьев.

Припоминаю, что заходил в здание в 1:25. Если подумать логически и попытаться всё соотнести, то 1:37 это примерно тот самый момент, когда сдох детектор и прозвучал стук. Но нельзя же верить только одним часам, поэтому я и взял с собой вторые, механические.

Достав их из рюкзака, я увидел, что они тоже остановились на этом моменте. Секундная стрелка подёргивалась, словно пытаясь идти вперёд, но что-то не позволяло ей это сделать.

На моём лице появилась улыбка и раздался непроизвольный нервный смешок. Я взял диктофон и включил ту запись, когда я заходил в это здание.

На записи был шум ветра и шелест листвы. Не было и намёка на мой голос.

Ноги подкосились и я осел на пыльный кафель, прислонившись спиной к стене с облезлыми обоями. Холод от пола прорезал меня сквозь штаны, но в тот момент мне было плевать.

Получается, проблема не в том, что нет никакого санатория... А в том, что меня нет вместе с ним.

Мысли метались в голове одна хуже другой. Рационального объяснения этого у меня не было и не могло быть.

Не знаю, сколько я так просидел, но из ступора меня вывел шум. Он исходил из того длинного коридора, где я искал лестницу.

Что-то приближалось оттуда, неуклюже громыхая по полу.

В страхе я выключил фонарь и замер, стараясь не двигаться и дышать, как можно тише.

Вскоре оно уже заползло в вестибюль. Стояла почти полная темнота, и увидеть что-либо не представлялось возможным. Но я слышал это.

Оно передвигалось рывками, неестественно стуча по полу. Было ощущение, что кто-то пытается ползти, наступая на пол только локтями и коленями.

Когда оно двигалось, то повсюду разлетались осколки стекла и куски краски, которыми был загажен весь пол.

Это нечто приползло на середину вестибюля, затем подошло к стойке. Раздался мерзкий стон с хриплым вздохом, и я услышал, как какой-то предмет влетел в дальнюю стену и разбился вдребезги. Возможно, это был тот старый телевизор.

После этого тварь вдруг остановилась. Было слышно её сиплое тихое дыхание. Мусор под ней захрустел, будто она поворачивается или наклоняется.

Затем она поползла в мою сторону и остановилась неподалёку. Во время её последних шагов в меня прилетело несколько крошечных осколков с пола, которые кольнули по лицу, — она была совсем рядом.

В один момент я физически ощутил её дыхание — едва заметное движение воздуха. Видимо она повернулась в мою сторону.

Это был неприятный противный запах. Пахло кровью и чем-то скисшим, как пахнет в старых сырых подвалах. Я задержал дыхание, чтобы случайно не привлечь её внимания.

После этого тварь двинулась в сторону входных дверей, проползая мимо меня на критически близком расстоянии. Я почувствовал лёгкое дуновение ветра, вызванное её движением, от которого волосы на голове были готовы встать дыбом. Ещё бы чуть-чуть и она задела бы моё плечо, и тогда скорее всего я бы не успел применить ни баллончик, ни аварийную кнопку. И сомневаюсь, что баллончик бы здесь вообще помог.

Остановившись возле входных дверей, она снова издала жуткий хриплый стон, который прозвучал больше жалобно, чем угрожающе. Но легче от этого явно не стало.

Я был уже на пределе. Пот лил ручьём, всё тело зудело от напряжения. Были мысли о том, чтобы попробовать тихо сбежать, но я отогнал их. Сейчас любое неверное движение могло стать для меня последним.

Наконец, тварь пошла обратно в тот коридор, и её топанье постепенно исчезло вдали.

"Если выбраться с объекта невозможно или жизни угрожает опасность, воспользоваться Аварийной кнопкой," - пронеслось в голове.

— Использовать только в самом крайнем случае, — едва слышно прошептал я. — Это подходит.

Я осторожно нащупал рюкзак, лежавший на полу рядом, и засунул руку внутрь, стараясь найти эту кнопку. Чёрт его знает, что она сделает, но теперь не всё ли равно? Вряд ли станет хуже, чем сейчас.

Где-то вдалеке в этом здании раздался грохот.

Аварийная кнопка была уже у меня в руках. Я аккуратно снял защитное стекло и, замешкавшись на пару секунд, нажал на неё.

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни гула, ни щелчка. Абсолютно ничего. Я был в той же самой темноте, в том же самом поганом месте и держал эту бесполезную коробочку в руках.

Я беззвучно засмеялся и прошептал:

— Наверное, на телефон Антона сейчас пришло сообщение с коротким текстом: "Мне пизда"... Классная кнопка, ничего не скажешь.

Я продолжил сидеть на полу в темноте, прислушиваясь к звукам. Вновь наступила тишина.

В голове судорожно метались мысли о том, что теперь делать. Разум всё ещё пытался найти выход и спастись, но я уже ничего не хотел. В этой ситуации всё было бессмысленно.

Время шло, и ничего не происходило. От накопившейся усталости и стресса я сам не заметил, как вырубился.


Когда я открыл глаза, то не сразу вспомнил весь ужас, который пережил. Было утро. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь завесу из веток и листьев, падали на сырую траву.

Вокруг был только лес. Санаторий теперь казался страшным сном, ночным кошмаром. Тем, что никогда больше не хотелось вспоминать.

Я лежал на влажном сгустке травы и слегка трясся от холода.

— Что... — попытался сказать я вслух, но только прохрипел осипшим голосом. Похоже, что я простыл.

На земле рядом лежал открытый рюкзак и нажатая аварийная кнопка.

Чтобы не замёрзнуть окончательно пришлось снять с себя мокрую одежду. Непромокаемая куртка была относительно сухой, и я накинул её на голый торс. Запасных штанов у меня не было, так что я просто скрутил их, пытаясь максимально хорошо выжать, а потом надел обратно.

Собрав все вещи в рюкзак, я попытался понять, где я и куда нужно идти. Вспомнив про фотографии, я открыл первую из них — на ней были видны несколько деревьев. Сверяясь со снимком, мне удалось найти нужное место. В момент, когда я делал эту фотку, я стоял лицом к главному зданию, поэтому можно было примерно сказать, откуда я тогда пришёл.

Спустя некоторое время я уже шёл назад к машине.

Я смотрел на лес вокруг, сомневаясь в том, что происходило ночью, но при этом сомневаясь в том, что я оттуда выбрался.

Влажная трава блестела на солнце в редких местах, где тень от деревьев не падала на землю. Неподалёку пели птицы.

В голову лезли дурацкие мысли о том, что я сошёл с ума. О том, что я просто надышался плесенью и словил жёсткий "трип", который продолжается и до сих пор.

Я старался не думать о всех этих мрачных исходах и идиотских теориях, сосредоточившись именно на том, чтобы выбраться отсюда. Главное, что я не остался в санатории.

По пути мне попалось то самое поваленное дерево, и стало ясно, что маршрут я выбрал правильный.


Меньше, чем через час я уже сел в свою машину, оставленную у трассы. Моей радости не было предела. Я выбрался, чёрт возьми. Выбрался из этого кошмара.

Первым делом нужно было поехать в офис к Антону, отдать всё их барахло назад и навсегда попращаться с ними. Боюсь, второго такого контакта с паранормальным я не переживу.

Когда я заехал в город, мой телефон зазвонил. Я стоял на светофоре и глянул, кому я там понадобился. На экране виднелось "Саня".

— Чего? Это кто? — пробормотал я и ответил на звонок, поставив его на громкую связь. У меня не было ни друзей, ни знакомых с таким именем. И уж тем более не помню, чтобы я создавал такой контакт на телефоне.

— Привет, ну что там? — раздался из трубки весёлый голос. — Съездил в поход? Как успехи?

— Какой поход? — хриплым голосом спросил я. — Вы, наверное, номером ошиблись.

— Обычно твои шутки смешнее, Макс, — он усмехнулся. — Ты не выходил на связь со вчерашнего дня. Ушёл в свой лес и пропал. Мы тут как бы переживаем за тебя. А чего у тебя голос такой? Чё, простыл что ли?

— Кто это "мы"? — я всё ещё думал, что это какая-то ошибка. Откуда он знает про лес? Я вообще никому об этом не рассказывал. Может, меня хотят "развести"?

— Я, твоя сестра и мама. Сестра вчера звонила мне раза три и сегодня утром ещё раз... Ты какой-то странный. У тебя ничего там в походе твоём не случилось?

— Нет, всё круто. Я перезвоню, — сбросив звонок, я остановил машину у торгового центра.

Мне стало интересно, кто такой этот Саня, почему он уже забит в моём телефоне и делает вид, что знает меня.

Сначала я посмотрел историю вызовов. Сердце забилось чаще, по спине пробежала дрожь.

Начиная со вчерашнего дня и раньше я довольно часто общался по телефону с контактами "Саня", "Сестра" и "Мама". Звонили как они мне, так и я им.

— Чё за хуйня? — прошептал я. В реальности моей мамы уже давно нет в живых, а сестры у меня вообще никогда не было. Были мысли, что, возможно, это не мой телефон, а этот Саня просто всё перепутал. Но что-то тут было не так.

Почему-то контакта моего знакомого Серёги в телефоне не было. Я знал его ещё с детства и помнил номер наизусть.

Набрав номер по памяти, я стал ждать. Хотелось поговорить с кем-то, кого я знаю.

— Неправильно набран номер, — послышалось из трубки.

Я проверил номер несколько раз. Ошибки в нём не было.

В этот момент мне позвонила "Мама". Трясущейся рукой я нажал на зелёную кнопку на экране.

— Алло, Максим, привет, — послышался её радостный голос. Голос, который я не слышал уже больше 10 лет. — Как ты там?

— А... Алло, — я заикался и не мог ничего толком сказать.

— У тебя всё хорошо? — взволнованно спросили из трубки. — Ты что, простыл?

— Я... Я перезвоню, — сбросив звонок, я уронил телефон, который упал мне на колени. По щекам потекли слёзы. Я схватился руками за руль и посмотрел на торговый центр.

На вывесках висели бренды, которые я до этого никогда не видел. На парковке среди привычных машин было много неизвестных мне моделей.

— Что вы наделали? — прокряхтел я, глядя в пустоту.

Телефон, лежавший на моей ноге экраном вверх, завибрировал и издал короткий звук уведомления. Я глянул на него и увидел поступившее сообщение от "Мамы".

"Перезвони, как сможешь. Буду ждать звонка."

Я глубоко вздохнул. Мне нужно было время, чтобы всё это осознать.

Телефон опять зазвонил. На этот раз услышать меня хотела "Сестра".

— Да погодите вы все, — прошептал я, стараясь игнорировать звонок, и закрыл глаза. Телефон звонил ещё 2 раза, но я даже не посмотрел на него.

Просидев так минут 10, я завёл машину и поехал к офису, где мне раньше выдавали задания.

По пути я заметил, насколько город изменился. На месте одних домов были другие, а третих вообще словно никогда и не было. Там, где раньше был парк, теперь стоял какой-то мебельный магазин. Повсюду рекламировали незнакомые мне бренды и вещи. Не было видать и привычную сверхпопулярную рекламу, которая раньше лилась из всех щелей.

Когда я приехал к пункту назначения, то уже без сильного удивления обнаружил пустырь вместо офисного здания. Похоже, что никакого Антона больше не существовало, как и всей их конторы... Или меня для них, это как посмотреть.


Вечером через несколько дней я сидел в кафе, пил кофе и листал в телефоне новости, узнавая всё больше подробностей об этом новом мире. Нужно было как-то осваиваться.

Я уже позвонил всем своим знакомым и родственникам и пообщался с ними, успокоив, что со мной всё хорошо. Осталось теперь только самому успокоиться.

Наверное, я буду выглядеть, как сумасшедший, который сбежал из психушки, если кто-то узнает мою историю. Пришедший из другого мира через аномальный санаторий, которого никогда не существовало. Было бы максимально глупо на полном серьёзе рассказывать кому-то всё, что со мной произошло.

А вот выложить это в формате страшной истории было бы вполне себе нормально. Наверное, я так и сделаю, пусть хоть люди посмотрят.

— 2025 год, значит. Ладно, привыкну, — тихо вздохнул я и сделал глоток кофе.

Через несколько минут после того, как я запостил свою историю, на мой телефон пришло новое сообщение.

"Вы нарушили правило №2.

Запрещено показывать или распространять фото, видео и другие данные, полученные на объектах."

Из всех подработок, что мне попадались, эта была, пожалуй, самой необычной, хотя и довольно прибыльной (денег с одного "захода" приходило больше, чем почти на всех работах до этого за месяц).

Она заключалась в том, что мне нужно было приехать на указанное место, сделать несколько фото, собрать информацию и уехать. Вся соль была именно в местах, куда меня отправляли.

Я побывал в покинутых деревнях, заброшенных больницах, полуразвалившихся особняках и других "пристанищах паранормального". Часто они располагались где-то в глуши, куда даже на машине не добраться. Многие из них не обозначены на картах, из-за чего приходилось искать их "на ощупь", продираясь через густые леса или болота.

Но самым необычным было даже не это, а нелепые правила, которые, как мне говорили, необходимо было соблюдать:


1. Запрещено брать с собой на объект других людей или животных.

2. Запрещено показывать или распространять фото, видео и другие данные, полученные на объектах.

3. По прибытии на объект необходимо выяснить, есть ли там паранормальная активность.

4. При наличии паранормальной активности немедленно покинуть объект.

5. Пробыть на объекте 6 часов. Если в течение этого времени появится активность, немедленно покинуть объект.

6. Сделать как минимум 10 фото объекта.

7. Если выбраться с объекта невозможно или жизни угрожает опасность, воспользоваться "Аварийной кнопкой". Использовать только в самом крайнем случае.


Раз в неделю я получал "заказ", в выходные отправлялся на нужное место, делал фотографии, а спустя 6 часов собирался обратно. Я подрабатывал так почти 3 месяца и за всё это время ни разу не встретил никакую паранормальную активность.

Было ощущение, что тему про всю эту мистику придумали просто по приколу, чтобы скучно не было.


Тем вечером я стоял в небольшом захламленном офисе и ждал, когда мне дадут новый "заказ". За столом передо мной сидел молодой парень в деловом костюме по имени Антон.

Он всегда был вежлив, но взгляд у него был слишком безэмоциональный и остранённый. Бывает, уставится на меня, а я сижу и думаю: "Это он на меня смотрит или куда-то за спину, сквозь меня?". Ещё он иногда делал паузы во время разговора, как будто к чему-то прислушивался.

— В этот раз есть особое условие, — протянул Антон, внимательно глядя на меня.

— Какое? — устало вздохнул я. — Если найти что-то мистическое, то ничем не могу помочь. Это, похоже, невозможно.

— На объект нужно будет попасть ночью, — Антон пододвинул ко мне особые предметы, которые мне давали каждый раз: диктофон, "Аварийную кнопку" и "Детектор аномалий".

— Пробыть там всю ночь?

— Не обязательно, — Антон ненадолго замолчал, сверля меня пустым взглядом. — Но час-два темноты нужно захватить по-любому... И фото должны быть сделаны ночью.

— Хоть что-то интересное, — пробормотал я, складывая вещи себе в рюкзак. — А что за место?

— Заброшенный санаторий "Лесная свежесть", — Антон достал прозрачный файл, в котором лежало несколько листов. — Здесь подробно написано, как его найти, а ещё, как и всегда, памятка с правилами.

— Да, да. Знаю, — я быстро убрал файл к остальным вещам. — Всегда таскать с собой эти правила и каждый раз читать их перед тем, как идти на объект. Я эти правила уже лучше вас знаю. Что-то еще?

— Да, — голос Антона стал тише. — Постарайся не говорить ни с кем, кого бы ты там не встретил... И прочитай правила.

— Там что, сатанисты есть?

— Нет, — Антон поправил рукав костюма. — Людей ты там вряд ли увидишь.

— Как и мистику, — усмехнулся я.

— Просто следуй правилам, — серьёзным тоном ответил Антон.


Как я упомянул ранее, на каждом задании мне предоставляли особые странные предметы:

Диктофон — делать записи было необязательно, но иногда я пользовался им. Ничего особенного.

"Аварийная кнопка" — похожее на павербанк устройство с большой закрытой стеклом красной кнопкой с одной стороны. Никогда не использовал, хотя иногда появлялись мысли попробовать.

"Детектор аномалий" — пластиковая коробочка размером чуть больше спичечного коробка с небольшим экраном без подсветки, как у тетриса. Снизу есть маленькая кнопка включения, при нажатии на которую на экране всегда появляется 0, где бы этот детектор не использовался. С этим чудо-прибором я обнаружил (вот неожиданность), что нигде нет никаких аномалий. Я даже не представляю, какие цифры должны появиться на экране и что они должны означать, в случае чего.

Сюда бы ещё шар для гадания и можно в битву экстрасенсов записываться.


В описании маршрута, который мне дали, было сказано, что я должен доехать до середины лесной трассы, а дальше топать по лесу 2 километра пешком.

Я пытался рассчитать всё так, чтобы приехать на эту трассу под вечер и пересечь лес как раз к тому моменту, когда начнёт темнеть. Но пунктуальность оказалась моей не самой сильной стороной. В итоге когда я припарковал машину на траве возле обочины, уже было темно.

Но благо я хорошо подготовился — взял несколько фонарей с запасными батарейками и оделся в походную одежду. В моём рюкзаке, который я нацепил на себя, выйдя из машины, было всё необходимое для выживания в глуши: от аптечки и навигатора до запаса еды и воды. Не забыл я, конечно, и про бесполезное особое снаряжение, что мне дали в офисе.

Я включил налобный фонарь. Его свет выхватил из мрака стволы деревьев и ветви, покачивающиеся от лёгкого ветра. Никакой дорожки или тропинки нигде не было.

— Зашибись, чё, — вслух сказал я и, достав из рюкзака перчатки, надел их на руки. Мне уже хватило разок в крапиву вляпаться.

Бросив последний взгляд на машину, я пошёл вперёд.

Было непривычно тихо, из-за чего хруст веток под ногами казался очень громким.

Проходя мимо очередного дерева, я с отвращением убрал с лица прилипшую мокрую паутину. Днём тут прошёл дождь, поэтому воздух был холодным и влажным. Витал запах прелых листьев, сырой земли и той самой свежести, которая всегда остаётся после дождя.

Я постоянно всматривался в темноту — туда, куда луч фонаря едва дотягивает, отчего глаза вскоре начали уставать.

Убрав зацепившуюся ветку с рюкзака, я увидел сбоку поваленное дерево. Уже не первое. От сильного ветра старые деревья жутко заскрипели. Я невольно ускорил шаг.

Внезапно где-то неподалёку раздался хруст веток. Я вздрогнул и тут же повернулся в сторону звука, но ничего не увидел. Только ветви кустов и деревьев колыхались по ветру.

— Может, зверь какой, — прошептал я и на всякий случай положил перцовый баллончик в карман ветровки. С дикими зверями это иногда работает лучше ружья.

Пока я брал баллончик, мне на глаза попался детектор аномалий. Включив его, я увидел привычный "0" и хотел было убрать его назад, как вдруг на экране мелькнула единица. Всего на долю секунды. Но она точно была.

Сердце забилось чаще. Я осмотрелся по сторонам и прислушался. Всё было спокойно.

Я постоял ещё пару минут, глядя на этот чёртов детектор, но на экране теперь всегда был только 0.

— Показалось? — сказал я вслух, но всё же продолжил идти вперёд.

В голове начали появляться мысли, что те, кто меня сюда отправил, могли сделать подставу с этим прибором. Подстроить его показания, чтобы в определенный момент напугать меня. Вот только... зачем? Они платят за результат, а из-за таких идиотских розыгрышей я могу и до места-то не дойти, если сильно испугаюсь.

Стараясь ни о чём больше не думать, я ускорился и вскоре увидел впереди проржавевший металлический забор и очертания старого здания за ним. Я был на месте.

Территория у санатория была довольно большая. Я прошёл вдоль забора и вскоре увидел ворота.

От появившегося ветра одна воротина немного приоткрылась, издав протяжный неприятный скрип, от которого по спине поползли мурашки.

Оказавшись на территории, я достал телефон и сделал первую фотографию — массивное трёхэтажное здание, стены которого были испещрены тёмными подтёками от дождей и пятнами плесени.

Взгляд зацепился за окна первого этажа. Их стекла были разбиты, но сами проёмы закрывали металлические решётки. Ржавые, но с виду внушительные.

По бокам от основного здания красовалось несколько небольших одноэтажных построек. Краска на них вся облупилась, обнажив кирпичную кладку.

На дорожке, ведущей к основному зданию, валялась опрокинутая тележка и несколько бутылок из-под лекарств с полустёршимися этикетками — мой второй снимок.

Подойдя ко входу, я достал из рюкзака диктофон и нажал на кнопку записи, чтобы сказать в него одну фразу:

— Захожу в главный корпус, время 1:25.

<всё не влезло в один пост, разделил на два>

Продолжение тут: Исследователь аномальных мест (продолжение)