Ужас

Интересно крючок ей кто-нибудь вынет из щеки?

Ужасно красивое чудовище. Для тех у кого селахофобия (боязнь акул) заранее извиняюсь.

Честно говоря я сам до сих пор не понимаю, как интерпретировать тот случай, что произошел со мной в не такие уж далекие 00 годы. Не могу сказать, что не вспоминаю ту историю
с настоящим первобытным ужасом, но если я ее когда-нибудь осмелюсь кому-то рассказать - меня сочтут за неудачного шутника, или еще хуже - упекут в психушку.

Я сам родился в деревне, но всегда мечтал уехать в город. В погоне, так сказать, за перспективами, деньгами, да и просто за лучшей жизнью, наконец.
Думаю, те, кто вырвался из деревни, прекрасно понимают о чем я говорю. И да, таки хорошая жизнь не заставила себя долго ждать. Я смог отучиться, и даже устроиться
на хорошую по тем временам работу. Хватало на все, что тогда было нужно молодому человеку. Также, от отца досталась аккуратная зеленоватая пятерка. Да, умел старик тогда
обращаться с вещами.

Но я не забывал своих родителей и время от времени приезжал в родную деревню на этой самой пятерке, чтобы помочь по дому или просто побыть со стариками. И в одну из
таких поездок со мной случилось, то, что я не могу объяснить и по сей день.

Из-за работы пришлось выехать чуть позже, чем я планировал. Примерно в 20:00, уже не помню. К своей деревне, я должен был подъехать часам к 23:00. Заехал по пути на
заправку и начал свой путь.

Уже начинало смеркаться, а я думал о том, что нужно помочь родне в огороде. В этот раз зима выдалась необычно холодной, и продержалась аж до самого апреля, пока в мае
не началось резкое потепление.

Через час я выехал на межгороднюю трассу. Редкие машины то и дело, поблескивали фарами, как бы убаюкивая мой разум, раз за разом, заставляя меня сопротивляться, протирать
глаза и иногда пить из бутылки, для того, чтобы привести себя в чувство.

Спустя некоторое время машины вокруг все реже и реже появлялись в лучах моих фар, а деревья, что росли по бокам дороги все чаще стали напоминать одно единое месиво
зеленого, желтого, и коричневого цвета.

Я решил остановиться ненадолго, потому как понял, что начинаю засыпать. Нужно выйти из машины сходить в туалет, размяться немного - подумал я. Как раз неподалеку
я заприметил несколько домиков на берегу реки. Судя по тому, что там не было так привычных нам столбов с искусственным освещением - деревушка была, либо заброшена,
либо настолько дремучая, что сюда и не думали никогда его проводить.

Я остановил машину прямо около перекрестка, который вел в центр деревушки. Я тогда еще подумал - странно, что я не заметил знака с указанием названия
этой деревни. Ну оно и понятно, я потому и остановился, чтобы немного разгрузить разум и тело. Видимо, не заметил.

Выйдя из машины, я первым делом взял пачку сигарет и закурил.

Тишина и покой заполнили меня. Ветер колыхал ветки деревьев, принося с собой ощущение свободы и новизны. "да... Весна" - вздохнул полной грудью я. На несколько
секунд, я проникся ощущением уюта, после воспоминаний о родной деревне, о воде из колодца, о тех потешных историях от деревенских сказочников, которые на перебой
убеждали всех, где и когда они видели привидений.

Докурив, я сел в машину и... заглох. "Ай, растяпа" - про себя подумал я, немного ухмыльнувшись и представив, что бы я сейчас выслушал, если бы ехал с отцом.
Повернул ключ зажигания и услышал лишь печальное кряхтение моей старенькой пятерки. "Ну что ж ты, родная?" - выцедил зубами я, еще и еще поворачивая ключ в надежде
не задержаться на пути домой.

Нет, моя ласточка упрямо отказывалась покидать это, уже не совсем уютное для меня, место. Я еще несколько минут просидел в машине, пытаясь смириться с такой неудобной ситуацией,
в которую я угодил. "Твою мать, и как я по вашему отсюда выберусь теперь?" - выпалил я от усталости и отчаяния.

Ладно, выхода нет. Придется пойти, посмотреть, может тут есть кто-то, кто поможет завести с толкача.

Я нехотя выбрался из машины, и, закуривая очередную сигарету, поплел в сторону деревни.

Кромешная тьма навевала тревогу, а ветер больше не создавал ощущение уюта и, как бы это странно не звучало, тепла. Я шел по главной дороге и пытался всматриваться
в дома, ловя любые знаки обитаемости этого странного на вид места. Дома не казались мне, к сожалею, обжитыми. Пустая тишина и мрак в окнах домов убеждали меня в том,
что мне придется ждать попутки.

Я остановился у одного из домов и постучал в дверь.

Холодный гул безмолвного дома раздался в моих ушах, будто бы прогоняя и без того уставшего и напуганного путника.

Я постучал в другой дом, но так и не услышал так нужного мне сейчас ответа.

Уже собираясь уходить к третьему дому, я увидел нечто.

Что-то скукоженное и жалкое лежало в метрах десяти от меня. Оно хрипело и тихонько скулило. Увидев его, даже немного вскрикнул намереваясь убраться обратно в машину, как
вдруг, услышал протяжное и хриплое - "помоги... воды...". О боже, это человек.

В десяти метрах от меня, в траве лежал скорчившийся в комок человек. Я не мог полностью разглядеть его во тьме, но я видел, что он смотрит на меня, а его губы
беззвучно двигались, будто умоляя. Он лежал, весь голый, и сухой, а лицо его было обезображено волдырями.

Я осторожно подошел, напрягая все мускулы своих глаз, чтобы определить, насколько сильная опасность мне может угрожать.

"Пожалуйста... Воды..." - прохрипел человек и его глаза закрылись. А тело, которое секунду назад дрожало и корчилось - обмякло.

Я побежал к машине и взял бутылку воды.

Вернувшись на прежнее место, я не обнаружил его тело.

Мой мозг в беспорядочном усилии старался понять, осознать, что происходит, но никак не мог собрать воедино пазл, который подкинуло ему это злачное место.

Пока я озирался по сторонам в поисках человека, я услышал крик. Истошный, многоголосый. Он доносился из дома, что был прямо передо мной. Как будто бы в этом доме
разом собралась вся деревня. Старики, мужчины, женщины, дети. Все как один кричали и звали на помощь.

Я повернулся в сторону крика и увидел, что этот дом весь в огне. А дверь еле сдерживала толпу, которая разом пыталась эту дверь выбить. Я видел как окровавленные
пальцы рук пробирались сквозь отверстия под дверью в безуспешных попытках отколоть хотя бы ногтем часть древесины, что преграждала путь к свободе.

Это было выше моих сил, я бросился обратно к машине.

С силой отдернув дверь, я впрыгнул в сидение, своей пятерки.

Она завелась.

Я дал по газам, не заметив, что забыл закрыть дверь. А она больно ударила меня по коленке.

Об этом я вспомнил, когда доехал до дома своих родителей.

Я рассказал о том, что со мной произошло, но родители не отнеслись серьезно к моим словам, посчитав, что я решил их немного напугать, основываясь на старой истории.

"какой истории?" - спросил я.

Отец рассказал, что во время войны, на пути, между нашей деревней и городом, где жил я, находилась деревня. Сейчас ее уже нет, а на ее месте только лес, и некоторые
остовы стен, оставшиеся как напоминание о том, что произошло.

В той деревне, нацисты собрали всех жителей в одном доме и сожгли.

"Страшное было время" - сказал мой отец.

На утро, я уже и сам начал верить, что мне все это привиделось, да и в памяти, начали всплывать байки о том месте, что рассказывали старики нам, ребятне. Может
и правда почудилось, приснилось, или еще что. Но вот тот синяк, что остался на моей коленке, после того, как я забыл закрыть дверь, не давал мне покоя пока не исчез
со временем.

Он помолчал, а потом добавил, и в голосе его не было злобы, лишь безмерная, вселенская усталость: «Не вините никого. Земля просто стряхивает с себя тех, кто не достоин ходить по ней. А мы оказались недостойны. Все мы».

***

«И Земля молчит. Она стара, и память её – это не письмена и не хроники, а шрамы на теле: борозды от ледников, оспины от метеоритов, язвы высохших морей. Но есть на ней один шрам, невидимый глазу, но самый глубокий и гноящийся. Шрам от величайшего в истории предательства.

Человечество, в своем вечном, суетливом копошении, однажды почти дотянулось до звезд. Не в ракетах – в идее. Оно породило чудовищный, титанический проект, выстраданный в муках, омытый кровью поколений. Этот проект, со всеми его уродствами и ошибками, совершил невозможное. Он в одиночку сломал хребет абсолютному, концентрированному злу, какого планета не видела никогда. В самой страшной, в самой кровавой, в самой истребительной бойне за всю историю своего существования, он победил. Не просто победил – он вырвал сердце тьмы и заплатил за это цену, которую невозможно осмыслить. Десятки миллионов жизней, сожженные города, испепеленные поколения – всё было положено на алтарь. Не ради вождей, не ради лозунгов, а ради смутной, но великой надежды, что мир может быть другим. Что человек – это не просто вечно грызущийся за кусок плоти хищник.

И что же стало с этой жертвой? Что стало с этой победой, оплаченной такой безмерной кровью?

Её продали.

Не враги сокрушили в бою. Не стихия смела с лица земли. Её растащили по кускам сами наследники победителей. Бездарно, пошло, буднично. Великую трагедию и великую мечту разменяли на джинсы, жвачку и право смотреть по телевизору, как красиво живут те, кто стоял по другую сторону. Продали за право бездумно потреблять, за блестящую фольгу чужих обещаний, за иллюзию личного, мелкого, скотского благополучия.

Это было самое неблагодарное и черное деяние в истории. Предать память отцов, сгоревших в танках. Предать дедов, замерзших в окопах. Осквернить саму суть их жертвы, заявив, что всё это было зря, потому что вон там, за горизонтом, есть сто сортов колбасы.

И сначала была эйфория. Пьянящее чувство освобождения от чего-то большого и требовательного. Пир на костях титана. Но похмелье оказалось страшнее любой тирании.

Когда туман рассеялся, они огляделись. И увидели, что мир не стал лучше. Он стал злее, циничнее и опаснее. Хрупкое равновесие, державшееся на страхе перед двумя гигантами, рухнуло. И в образовавшуюся пустоту хлынули мелкие, алчные хищники, позабытые распри, древняя ненависть. Мир не стал свободнее – он стал развязаннее. Напряжение не ушло, оно просто сменило форму, стало липким, вездесущим, как предчувствие новой, еще более страшной беды.

И пришло тихое, леденящее душу осознание. Стало хуже. Всем. Стало страшнее. Пропала большая цель, а без неё жизнь превратилась в судорожную гонку за выживание, где каждый сам за себя.

Но в этом нет несправедливости. Нет.

Они это заслужили. Каждый из них. Те, кто продавал. Те, кто покупал. Те, кто молчал. Те, кто радовался падению колосса, не понимая, что на нём держались они все. Вся планета это заслужила. Потому что в тот момент человечество как вид расписалось в своей окончательной никчемности. Оно доказало, что любая великая идея, любая жертва, любой порыв к чему-то высшему будет неизбежно предан и продан за миску похлебки и блестящие бусы.

Это проклятие не одного народа. Это клеймо на всей цивилизации. Всемирная, космического масштаба неблагодарность. Приговор, который они вынесли сами себе и теперь отбывают, барахтаясь в мире, лишенном надежды. Мире, который они сами и создали в тот день, когда за бесценок спустили с молотка самую дорогую победу в своей истории.

И земля носит на себе этот позор. И тишина после этого предательства оглушительнее любой войны».