18 век, Российская империя, село Люлинец - вотчина (владение) Киево-Печерской Лавры
автор: Крикотун В. Н. "Положение и борьба крепостных крестьян Лавры во 2-ой половине 18 века", 1963 год, СССР, (здесь фрагмент статьи).. Крикотун В.Н- заведующий отделом научно-просветительской работы Киево-Печерского государственного историко-культурного заповедника
<...> Крепостной, житель села Люлинец, Федор Игнатович в своей жалобе рассказывает, как управитель вотчины иеромонах Дорофей «взял сына моего в монастырь и там бил его, от которого его смертного бою сын мой от его рук и умер» 2. После смерти крепостного остались малолетние дети и жена, «а отец Дорофей, убивши сына моего, все его имущество забрал»,- писал Федор Игнатович.
Крепостной того же села Алексей Давиденко в своей жалобе сказал, что Дорофей отнял у него и его брата землю, а «в дополнение еще и денег вымагал». Когда же Давиденки отказались внести деньги, Дорофей их «порознь в тюрьмы посадил, а Стефана в колодки забил и бил плетьми нещадно» 3 <...> Жалобы на зверские нравы Дорофея Духовный собор Лавры поручил расследовать игумену Дятловицкого монастыря Руфу, который установил, что Дорофей «сына Игнатовича коваля, Ивана Игнатовича, ударил не более 50 раз». Получив такое доношение, Духовный собор решил: «Федора Игнатовича для пресечения и в страх прочим наказать публично плетьми» <...>
1ЦГИА УССР, ф. 128, д. вотч., оп. 4, д. 2799, л. 48.
2 Там же, оп. 1, д. 3046, л. 1.
3 Там же, л. 32.
4 Там же.
43
В XVIII в. К.-П. л. стала богатейшей обителью на территории совр. Украины. Владения К.-П. л. находились в Киевском (53 вол.), Черниговском (34 вол.) и Новгород-Северском (49 вол.) наместничествах. На этих землях насчитывалось ок. 28 тыс. крепостных. В ведомстве лавры находилось 9 приписных монастырей: Больничный, Омбышский в Нежинском полку, Змиёвской и Синявский в Слободском Ахтырском полку, Свенский и Чёлнский в Белгородской губ., Дятловицкий на Правобережье (совр. Беларусь), пустыни Голосеевская и Китаевская киевская во имя Святой Троицы в Киевском полку. Эти обители со своими имениями непосредственно зависели от лавры, а не от епархиального начальства. Кроме того, во владении лавры находилось множество подворий (в Глухове, Воронеже, Стародубе, Кролевце и др.), 2 бумажные фабрики, 11 кирпичных, 6 стекольных заводов, свыше 160 винокурен, столько же мельниц, 2 конных завода.
Содержание видеолекции на канале Исторические путешествия во времени
Постепенный упадок французского рыцарского ордена Звезды. Новые принципы формирование французского войска (рыцарской конницы, лучников и арбалетчиков), согласно ордонансу (указу) короля Иоанна II Доброго, изданному в апреле 1351 г. Увеличение количество смотров французского войска в 1355-1356 гг. (накануне битвы при Пуатье), чтобы "не показывали одного воина в нескольких и разных местах". Чаще всего королевские маршалы и лейтенанты (военачальники) предпочитали платить за военную службу отрядам, не видя их, поскольку противник мог внезапно напасть в опасном месте, где проводился смотр. Смотры крепостных гарнизонов проходили в один день, опасаясь вражеских шпионов, которые могли проникнуть в крепость и донести противнику сведения о численности гарнизона. Воинское жалование рыцарям, конюхам и оруженосцам (вплоть до битвы при Пуатье) платили в су и денье (серебряных монетах, которые быстро обесценивались из-за растущей инфляции, вызванной Столетней войной). После битвы при Пуатье (вплоть до стабилизации французской серебряной монеты в 1360 г.) жалование войску выплачивалось в золотой монете (экю).
Набег английского войска Черного принца (Эдуарда, принца Уэльского и герцога Аквитанского) на Лангедок (Южную Францию) (сентябрь - ноябрь 1355 г.) (официальная причина: набег королевского наместника Лангедока графа Жана д`Арманька на английскую Гасконь). Разорение и взятие Тулузы, Каркассона, Нарбонна, Лиму, Монреаля и других крупных городов Южной Франции, их предместий и сельской округи. Грабежи, насилия, мародерства и убийства войск Черного Принца (англичан, гасконцев, валлийцев). Черный Принц не мешал своим воинам грабить, убивать и забирать добычу, напиваться допьяна, вскрывая винные погреба французских крестьян и виноделов. Французским войскам в Лангедоке под командованием графа Жана д`Арманьяка и герцога Бурбона (родственника короля Франции, тестя дофина Карла, наследника французского престола) не удалось преградить путь англичанам. По словам современного французского хрониста, "там (в Лангедоке) англичане и гасконцы нашли обильный и богатый край, комнаты, разукрашенные занавесями и сукнами, ларцы и сундуки, полные прекрасных драгоценностей. Но оные грабители не оставляли ничего, прежде всего гасконцы, каковые были особенно алчными".
Переход Бордо (столицы Аквитании) под полный контроль английской короны, чеканка золотых английских монет с изображением леопарда (в то время герба Англии), лишении Франции крупного центра виноторговли. Черный Принц стал полновластным герцогом Аквитанским (официально - вассалом своего отца Эдуарда III). Набег английских войск под командованием короля Эдуарда III из Кале на графство Артуа. Английские войска дошли до Амьена, не опасаясь французского сопротивления или наступления, поскольку, владея Кале (стратегически важным портом и крепостью на северо-западе Франции) могли безнаказанно совершать набеги на французские земли с любого направления. Французские войска под командованием короля Иоанна II Доброго срочно собрались в окрестностях Амьена слишком поздно: англичане отступили, не пожелав сражаться с противником. В конце ноября 1355 г. все основные участники этих событий вернулись на исходные позиции: Эдуард III - в Кале, Черный Принц - в Бордо, Иоанн II Добрый - в Париж, чтобы готовиться к военной кампании следующего, 1356 г., когда Франция потерпела еще одно крупное поражение от Англии в Столетней войне в битве при Пуатье, которое стало для нее настоящей национальной катастрофой.
Канал Исторические путешествия во времени на Рутубе
Дикая история из мифологии Древнего Рима в продолжении сюжета в посте про Ганимеда и Купидона или почему спутник Юпитера назвали Ганимедом!
"Похищение Ганимеда" (Rape of Ganymede), Питер Пауль Рубенс
🖼️ Рубенс — один из главных художников голландского Ренессанса, и большинство его картин вдохновлены античностью. Русские исскуствоведы перевели данную картину достаточно необычным образом rape ("изнасилование" англ.) как похищение. Достаточно интересный момент
Сюжет картины идёт из «Метаморфоз» Овидия: 📖Ганимед был обычным смертным принцем Трои, но в него, как ни странно, влюбляется сам Юпитер (bisexual detected). Бог превращается в орла и крадёт мальчика, в обмен подкинув родителям коней. Были ли они согласны? Да фиг его знает, а что вообще можно ответить верховному богу Пантеона?..
Дальше - интереснее. Ганимед попадает на Олимп, где работает, по сути, официантом - подаёт всем нектар. И так до конца своих дней он остаётся личным рабом (ну или секс-рабом?) Юпитера.
🏅 В награду за верную службу Юпитер превращает его в созвездие Водолея. Так же в честь Ганимеда назвали спутник Юпитера -Ганимед
Продолжаю цикл рассказов о том, что и как ели в Российской империи. Уже были посты про хлеб, различную выпечку, картошку, фрукты, овощи, сладости, чай и кофе, мясо, колбасу и макароны. На очереди молоко и молочные продукты.
Молоко употребляли в чистом виде, а также готовили на его основе различные продукты. При этом рецептов было много, поэтому молочные продукты с одним и тем же названием могли заметно отличаться и по способу приготовления, и, соответственно, по вкусу. Это можно сказать о многих других блюдах. Как не было «канонического» рецепта щей или каши, так не было и «единственно правильных» сметаны или масла.
И. Л. Горохов "Молоко для котят"
Историк А. В. Терещенко приводит рассказ путешественника, который в 1607 году побывал в Москве и описал свои впечатления в том числе о меню местных жителей. «Мясные яства приготовляли весьма просто – варили в одном горшке несколько различных мяс. Кроме соли, перца и уксуса находились на столе соленые огурцы, сливы и кислое молоко. Все это употребляли с соусом и жарким, которое приправлялось довольно много луком и чесноком». Вероятно, под кислым молоком имелась в виду простокваша, которую также называли самокваша или сырокваша. Рецепты её были разными. Самый простой – оставить молоко на некоторое время в тёплом месте, и оно доходило до нужной кондиции само. Иногда для ускорения процесса добавляли закваски, использовавшиеся для выпечки хлеба, или сам хлеб (ржаной), сметану. Вот рецепт из «Руководства для приготовления простых, тонких и вегетерианских объдов» Ю.А. Югансонъ (1902 г): «На 3 бутылки парного молока берут полфунта самой густой, но не перестоявшейся сметаны, чтобы в ней не было ни водяных, ни молочных частиц. Размешав сметану, выливают в стеклянное или глиняное блюдо, вливают молоко и перемешивают все вместе как можно лучше. Накрыв куском холста, ставят на 24 часа в теплой кухне, а затем, как только плотно свернется, на 24 часа на лед. Подают со сливками. Простокваша, приготовленная по этому рецепту, так плотна, что ее можно разрезать ножом. В кухне, где квасят молоко, температура должна быть 18-20°С. Только такую температуру может перенести простокваша, не отдавая водой. Если появится вода, то простокваша уже не годится для употребления. Для квашения можно также вскипятить молоко и холодным перемешать со сметаной».
Также с молоко часто снимали сливки. Первоначально сливки получали, просто отстаивая молоко. Наиболее жирная часть постепенно поднималась вверх, образуя плёнку. Соответственно, само слово «сливки» произошло от глагола «сливать». Крестьяне, имевшие коров, нередко снимали сливки и продавали их, а сами оставляли себе «снятое» молоко. С хорошего молока сливки можно было снять несколько раз, но первая «партия» считалась самой качественной. Сами крестьяне сливки могли употреблять по воскресеньям, когда хотели себя побаловать. Иногда продавали и «снятое» молоко, которое стоило намного дешевле цельного. Об этом в мемуарах вспоминает митрополит Вениамин Федченков. Сливки могли пить просто так, но чаще шли на изготовление других молочных продуктов, добавлялись в кофе, чай, десерты и различные блюда. Приготовленное на сливках стоило значительно дороже приготовленного из молока. В 1878 году швед Густав Де Лаваль изобрел центрифугу для разделения на фракции смесей, состоящих из жидкостей с разной плотностью. На её основе был создан сепаратор, который помогал быстро получать сливки. Аппарат быстро стал популярен в том числе в России. В 1894 году изобретатель запатентовал доильный аппарат.
Реклама продукции заводов де Лаваля (1899)
Также с давних времён делали сметану. Для этого либо сквашивали уже снятые сливки, либо обычное молоко, и тогда снимали верхний наиболее жирный слой. Есть версия, что слово «сметана» произошло от глагола сметать. В домашних условиях сметану снимали ложкой или лопаткой с отверстием, куда стекало бы молоко. Существовали также горшки со втулками снизу. Когда сметана была готова, лишнюю жидкость можно было слить через отверстие. Из простокваши также получали творог. Если хотели искусственно загустить сметану («чтобы ложка стояла», в неё добавляли мягкий творог и размешивали до однородной массы. Иногда молоко долго томили в печи, получая топлёное молоко. Его пили в чистом виде или тоже сквашивали, получая варенец. Многие любили молочный кисель, который мог быть разной густоты.
А. Ф. Протопопов (1852-1893) «Старушка, сбивающая масло», 1878
Отдельно стоит остановиться на производстве масла и его видах. Рецептов его было несколько, поэтому не всегда ясно, о каком продукте идёт речь. Масло получали путём сбивания сливок, сметаны, цельного молока. Масло, полученное из сливок, было самым дорогим. В домашних условиях было несколько способов. Сливки, молоко или сметану могли помещать в большую бутыль и долго трясли её. Масло начинало отслаиваться небольшими кусочками, которые вполне могли пройти через бутылочное горлышко. Получившуюся смесь процеживали, отделяя кусочки масла. Потом их промывали и формировали один большой кусок.
В некоторых домах были маслобойки (пахталки) – узкие кадки с крышкой. В крышке было отверстие для толкушки с крестообразным наконечником. Сливки, масло или сметану интенсивно толкли, и в итоге на поверхности начинал формироваться слой масла. Его собирали, промывали от оставшейся жидкости, иногда отжимали, приминая деревянной ложкой. Оставшаяся жидкость называлась пахта. Её обычно пускали на приготовление выпечки и различных блюд. Такое масло было белого цвета. Его нельзя было долго хранить в чистом виде, поэтому его либо солили, либо перетапливали.
И. Л. Горохов «Сбивание масла»
Иногда масло готовили без взбивания, а путём перетапливания сметаны или сливок в печи. При перетапливании на поверхности образовывался маслянистый слой, который снимали, ждали, пока остынет, а затем сбивали. Крестьяне часто делали это, долго мешая ложкой в горшке. Перетопленное масло было жёлтым и его называли русским. Из словаря Даля (1882): «Пахтают масло из сливок, сметаны. У нас не пахтают, а мешают масло, перетопив молоко. То пахтанное или битое масло, чухонское, а это мешанное, топлёное, русское. Все чудские племена пахтают масло».
Чухонским маслом обычно называли масло, сбитое из сметаны или кислых сливок. Другое название – сметанное. Елена Молховец писала, что «из одного ведра хорошей, чистой сметаны, без всякой примеси простокваши и муки, выходит чухонскаго, вымытаго, но несоленаго масла около 15 фунтов». Далее масло солили: на 1 пуд масла 4.5 фунта соли, если планировали хранить долго – 5 фунтов. В знаменитой книге Екатерины Андреевой рекомендуется класть около 17 грамм соли на 400 грамм масла, или 900 грамм на пуд (16 кг).
Статуэтка фабрики Гарднера
«Альманах Гастронома» за 1864 год сообщал читателям: «Масло сливочное в продаже известно 4-х сортов, а именно: 1-е сбивное из лучших сливок; 2-е из кислых сливок; 3-е привозное из окрестностей в кругах и формах и 4-е промытое молоком из соленого масла; вообще опытный покупатель масло выбирает по вкусу, ибо промышленники вне города промывают соленое масло в молоке и подкрасив соком из моркови, от чего белое масло получает желтый цвет, продают за привозное из деревни Майское сливочное. Масло обыкновенное соленое под названием чухонское, доставляется из окрестностей и разных губерний, продается лучшее (столовое), по 20 к. за фунт; 2-го же сорта по 17 к. и 3-го по 15 к. за фунт». Иногда в молочный продукт подмешивали более дешёвые жиры животного происхождения, прежде всего свиное сало. Иногда продавцы целенаправленно обманывали покупателей, иногда таким образом делали товар более доступным и оповещали об этом по-честному. Встречались рецепты с различными ароматическими добавками. В сборниках рецептов обычно чётко указывалось, какое именно масло надо брать.
Молочница. Фото Вильяма Каррика
У более-менее зажиточных крестьян молоко было своё. Те крестьяне, у кого коров не было, вынуждены были его покупать. В небольших городах значительная часть жителей жила в частном секторе, где быт не слишком сильно отличался от деревенского. Там также держали коров. В крупных городах такая же картина была и на окраинах. В имениях были господские коровы, и часто отдельно имелась отдельная молочная кухня, где готовились молочные продукты к барскому столу. О том, как она должна выглядеть, подробно описано в книге «Полная поваренная книга русской опытной хозяйки» Екатерины Авдеевой (1875): «Под общим названием молочной или фермы (конечно, не в Петербурге) разумеется такое строение, в котором есть три помещения: одно для молока, другое для сбивания масла или для приготовления сыров, третье для посуды и молочных орудий, то есть маслобоек, жомов, гнетов и прочих; кладовая наверху. Строение, хотя и располагается как можно удобнее к дому, не должно, однако, прилегать слишком близко к скотному двору, откуда запах или другая нечистота могли бы попадать в молочную, а также не быть по близости пруда со стоячею водою; ничто не принимает в себя так скоро неприятного вкуса и запаха, как молоко или сливки. Однообразное тепло также очень важно, потому строение должно быть, насколько возможно, предохранено от влияния сильного жара и сильного холода. Самые опытные молочницы не согласны в степени теплоты, какую следует поддерживать для лучшего устоя сливок и деланья масла, но все они признают, что летом нельзя строение слишком прохолодить, а зимою удобно поддерживать в нем достаточное тепло. По этой причине, главное лицо строения должно быть открыто на север и восток, а с юга и запада, если можно, должно быть закрыто стеною или высокими, густыми деревьями. Крышу строить высокую, островерхую, скатом на обе стороны, чтобы ее края спускались далеко на стены и тем могли оттенять их.
музей вологодского масла
Посуду, употребляемую в молочной, составляют подойники, плошки для остуживания молока и сита для процеживания подоенного молока; ложки для снимания и горшки для принятия сливок, маслобойки, также весы, клейма, доски для вывешиванья, мерянья и приготовления масла; ковши, спускники, кадки, творожные ножи и жомы для деланья сыра и кадки для собирания сыворотки. Вся эта посуда, за исключением некоторого различия в устройстве маслобоек и жомов, так обыкновенна в Европе и так известна, что едва ли требует описания. По большей части она делается из дерева, потому что обычай противится употреблению глиняной муравленой посуды, хотя при долголетнем употреблении в других местах муравленых и медных плошек и свинцовых кадок никакого вреда здоровью людей от них не замечено; иногда делают посуду луженую из железа, а в Голландии нередко употребляют из желтой меди. Для деревянной посуды, особенно для снимания сливок, предпочитают употреблять клен, можжевельник, потому что они легки и отличаются чистотой наружности, но на кадки, в которых садится творог, и на формы, в которых сжимается сыр, берут всякое дерево, только бы оно соответствовало крепостью назначению делаемой из него посуды. Сита употребляют волосяные, а иногда делают их даже из серебряной проволоки; они бывают от 25 см до 35 см в поперечнике. Жомы или гнеты для выжимания творога, обращаемого в сыр, действуют более давлением тяжести, хотя иногда употребляют и винтовые жомы. Обыкновенно накладывают на творог тяжелый камень, поднимаемый веревкой посредством блока, а под этим гнетом творог выжимается грузом камня. Но гораздо лучше те простые жомы, в которых груз гнетет творог посредством рычага: рычаг вставляется одним концом в дырку укрепленной толстой доски, а под ним ставится форма с творогом, на который накладывается крепкий кружок, ставится подставка и подводится под рычаг ближе и его концу, вставленному в доску; на другой конец рычага привешивают достаточный груз для надлежащего нагнетания.
Маслобойки, в которых из сливок сбивается масло, делают различным образом. Старинная и до ныне еще употребительная маслобойка состоит из высокой узкой кадки, в которой налитые сливки сбивают посредством шеста с кружком на конце, движимого вверх и вниз. Работа утомительная и трудная, но ее можно облегчить, если шесть привязать к перекладине, как привязывают люльки, и качать посредством веревки. Сбивают также масло в бочонке, который вертят кругом на станке, а сливки в бочонке бьются о приделанные дощечки. Но самая удобная маслобойка, особенно для больших заведений, будет следующая: сделать четвероугольным продолговатый ящик, около метра длины и 50 см ширины, и разгородить его внутри решетчатою перегородкой, ящик поставить на полукружие, чтобы он мог качаться; в середине его поставить раму с рукояткой, за которую можно было бы его качать. Тогда налить в ящик сливок и за рукоятку тихонько покачивать его взад и вперед: сливки болтаются и масло сбивается очень легко и скоро».
Примерно такое же оборудование было и у многочисленных фермерских хозяйств, которые работали в окрестностях больших городов.
Многие горожане молоко покупали. Иногда его приобретали на рынке, но чаще у разносчиц, которые рано утром обходили дома постоянных покупателей. В Петербурге львиную долю молока и молочных продуктов продавали чухонцы, как тогда называли финнов и эстонцев. Иногда их товар забирали перекупщики, среди которых было особенно много жителей Охты. Из книги А. А. Бахтиарова «Брюхо Петербурга»: «Ежедневно ни свет ни заря из окрестных деревень тянутся многочисленные обозы чухон, которые везут в город разные молочные продукты. На чухонской двухколесной таратайке, запряженной низкорослой лошаденкой, проезжая мимо дач в окрестностях Петербурга, чухны то и дело выкрикивают о своем товаре… На каждом возу нагружены жестяные баклаги с молоком; в деревянных кадушках – свежее чухонское масло. Во время летней жары во избежание порчи молоко на возах обкладывают льдом, а сверху прикрывают сеном или рогожею и затем увязывают веревками. Чухны останавливаются на всех столичных рынках и даже по дворам, но особенно много съезжается чухон на Охтенском рынке; сюда же приходят и охтенки для закупки молока. Цены на молоко здесь подвержены значительному колебанию. Например, осенью 1883 г. мерка сливок (2 бутылки) продавалась по 50 копеек, мерка молока – 7 и 8 копеек; в 1884 г. мерка сливок весною – 23 копейки, летом – 30 копеек; мерка снятого молока весною – 2 копейки, летом – 3 копейки. В 1887 г. в мае месяце на Охте сливки продавались по 30–35 копеек за мерку, цельное молоко – 15 копеек и снятое 4–5 копеек. Скупив у чухон молоко, охтенки в тот же день несут его в город на продажу. В летнее время, ежедневно по утрам, яличники исключительно бывают заняты перевозкою охтенок с молочными продуктами через Неву. Обыкновенно охтенки разносят молоко по местам, т. е. у каждой торговки имеется 5-10 знакомых квартир, куда она изо дня в день доставляет молоко.
Помните у Пушкина:
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Некоторые из охтенок держат и своих коров. Кстати заметим, что в Петербурге и его окрестностях всего насчитывается до 6000 коров; 1500 обывателей имеют по одной корове – для личных потребностей, прочие владельцы содержат по нескольку коров – для промышленных целей. Вообще говоря, молочный промысел, как и огородничество, сосредоточивается около больших городов…
Молочный промысел распространен главным образом в северной части Шлиссельбургского уезда, ближайшего к Петербургу. Всего в уезде занято им 2125 дворов, что составит 34 % общего числа дворов. Годовой заработок простирается от 85 000 до 100 000 рублей, средним числом на каждый двор от 40 до 50 рублей. Наибольшее число дворов, занимающихся молочным промыслом, оказывается в Токсовской волости, где из 4 дворов 3 сбывают молочные скопы. В Токсовской волости средним числом на каждый двор приходится 4 коровы. В северной части Колтышевской волости есть села, в которых все дворы, без исключения, занимаются молочным промыслом. Цифра среднего заработка колеблется от 50 до 255 рублей на двор, но иногда и выше указанной нормы. Есть дворы, которые зарабатывают от молочных скопов свыше 1000 рублей. Так, например, один из крестьян этой волости содержит 50 коров: ежедневно он отправляет в город от 20 до 25 ведер молока. Колтышевские чухны, имеющие много коров, сбывают молочные скопы прямо в Петербург, в молочные лавки, а имеющие одну, две или три коровы – охтенским молочным торговкам. В южных волостях Шлиссельбургского уезда сбытом молока в Петербург занимаются барышники. Они скупают молоко значительно ниже цен охтенского рынка. Например, в 1884 г. кружка молока в 5 бутылок оценивалась в 18–20 копеек; сами же барышники сбывали молоко в Петербург на 25–60 % дороже».
М. А. Григорьев в книге «Петербург 1910-х годов. Прогулки в прошлое» в главе «Петербургский двор» вспоминал: «Рано утром появлялись разносчики. Молочницы (реже — молочники) — здоровые бабы, жительницы окраин и пригородов — „с кувшином охтинка спешит“. В руках у них был бидон, с которым они прошагали неблизкий путь. Иногда молочница приезжала на тележке или в тарантасе, заставленном бидонами. Тарантас оставался на улице с мужиком или с мальчишкой, который стерег лошадь, пока хозяйка ходила по квартирам. Молоко часто бывало разбавлено водою, что в течение десятилетий служило неистощимым источником газетных острот». Молоко разносили по квартирам постоянных покупателям, а остаток продавался во дворе случайным покупателям. К концу 19 века появилось молоко в бутылках. По воспоминаниям современников, во дворах домов появлялись одноконные белые фургоны, развозившие молоко по заказу в бутылках. На фургоне была надпись фермы, отпускавшей молоко, например: «Щеглово», «Приютино». Аналогичная ситуация была и в Москве. Архитектор А. Гуревич, описывая московский быт начала 20 века, вспоминал: «Монополистами в торговле молочными продуктами были две фирмы: Чичкин и Бландов, если не считать несметного количества молочниц, привозивших молоко в бидонах из подмосковных деревень и разносивших его по квартирам. Чичкин и Бландов продавали молоко в бутылках, снабженных фарфоровыми с резиновым кольцом пробками, запиравшимися проволочным замком остроумной конструкции. Простокваша продавалась в белых фарфоровых стаканчиках, закрытых жестяной крышкой и оклеенных бандеролью с датой изготовления. Кроме того, продавалось разливное молоко, сметана, масло, сыр, вареные колбасы, ветчина — все по ценам, доступным широким слоям населения. На фарфоровых пробках, на крышках стаканчиков было написано название фирм. Продавцы в этих магазинах были в чистых белых одеждах, на запястьях черные лакированные краги».
Считается, чтопервый молочный завод в Россииоткрыл в 1807 году в имении «Осташево» под Москвой Николай Николаевич Муравьёв, сподвижник полководца А. В. Суворова. Он создал образцовый по тому времени скотный двор и «молочное заведение». Ещё один молочный завод в России был запущен в 1836 году декабристами А. П. Беляевым и братьями А. А. и Н. А. Крюковыми в Минусинске (Сибирь). Там перерабатывали молоко, получаемое от 200 коров, принадлежавших колонии. Однако о полноценной молочной промышленности говорить стали только ближе к концу 19 века.
Брат знаменитого художника Николай Васильевич Верещагин (1839 – 1907) считается первопроходцем отечественного сыроделия и создателем знаменитого вологодского масла. Верещагин окончил морской кадетский корпус, был участником Крымской войны. В 1859 году мичман Верещагин получил разрешение посещать вольнослушателем лекции в Императорском Санкт-Петербургском университете (посещал естественный факультет университета. Вопреки воле семьи Верещагин женился на бывшей крепостной из соседнего имения Татьяне Ивановне Ваниной. После венчания молодые, одолжив денег, весной 1865 года уехали в Швейцарию. Там отставной морской офицер изучал сыроделие. Зимой 1865/66 года он поселился с женой в полузаброшенной пустоши Александровке села Видогощи Кудрявцевской волости Корчевского уезда Тверской губернии (ныне Калининский район Тверской области), арендовав две избы. Одна была жилой, другая была оборудована для производства сыра. В 1868 году Видогощи посетил Великий князь Алексей Александрович в сопровождении вице-адмирала Константина Николаевича Посьета. В 1868 году Верещагин начал хлопотать об учреждении правительственной Школы молочного хозяйства. Школа была открыта в мае 1871 года в селе Едимоново Кудрявцевской волости Корчевского уезда Тверской губернии (ныне Конаковский район Тверской области), закрыта в 1898 году. В 1870 году Н. В. Верещагин работал экспертом на Всемирной выставке по молочному хозяйству в Париже, где попробовал нормандское масло и захотел сделать отечественное ничуть не хуже. Для этого он провёл много экспериментов и, наконец, добился результата. По рецепту Верещагина масло стали делать из горячих сливок. Сейчас оно известно как вологодское, а до революции его называли нормандским или парижским.
Николай Васильевич Верещагин
В 1901 году Верещагин писал Николаю II: «Когда я начал свои работы в 1865 году, мы производили одно топленое масло, котораго внутреннее потребление и экспорт (в Турцию и Египет около 250000 пудов в год) не превышало в общем 10000000 рублей. Готовили небольшое количество так называемого чухонского или сметанного масла, а сливочного так мало, что Москва, например, имела его не более 1000 пудов в год, а Петербург, если несколько и более, то масло это доставлялось из Финляндии. Из сыров мы производили один швейцарский и ещё очень небольшие количества зеленого и лимбургского сыра. Кормление молочных коров поэтому было самое скудное, доходность от них небольшая, а количество и качество удобрения не поощряли трудов землевладельцев. Мне пришлось произвести массу работ: 1) приучить обрабатывать молоко сообща; 2) снабдить надлежащей посудой; 3) ввести у нас выработку всех сортов масла и сыров; 4) организовать их сбыт на внутренних рынках и за границей; 5) ввести контроль и определение качества молока; 6) доказать пригодность русской молочной коровы для переработки усиленных кормов и оплату ею этих кормов и улучшения в уходе; 7) широко распространить все добытыя знания в России». Н. В. Верещагин наладил производство посуды и оборудования для молочной продукции, помогал организовывать сельскохозяйственные выставки. Он считается основоположником отечественной молочной продукции.
Торговый дом Бландовых считается первым крупным производителем молока. В 1868 году к Н. В. Верещагину присоединились два сослуживца: В. И. Бландов и Г. А. Бирюлёв. Бландов отправился в Голландию изучать приготовление эдамского и лимбургского сыров и голштинского масла, Бирюлев — в Швецию для изучения нового способа отстаивания молока по системе Шварца». После возвращения из-за границы они решили организовывать крестьянское «артельное сыроделие» в Ярославской губернии, в Пошехонье, где крестьянами была «воспитана хорошая порода молочного скота». С этой целью они приехали в село Коприно и из жителей села отобрали работников, наиболее способным из которых впоследствии дали специальное образование: В. И. Смирнова, братьев Николая и Ивана Ф. Блажиных, А. П. Шатаева, В. П. Шатаеву, А. В. Чичкина.
В 1872 году Владимир Иванович Бландов основал «Торговый дом В. Бландова». В 1875 году к нему присоединился вышедший в отставку старший брат Николай Иванович. В 1879 году братья Бландовы вошли в комиссию по проведению 2-й московской выставки молока и молочных произведений. На международной выставке молочного хозяйства в Лондоне в 1880 году сваренный в Рыбинском уезде голландский сыр был удостоен трёх премий. В 1883 году братья стали купцами второй гильдии и создали первое торгово-промышленное товарищество «Братья В. и Н. Бландовы». К 1890 году Бландовым принадлежали 25 сыроваренных заводов в шести губерниях. Только в Москве они открыли 60 магазинов, а часть продукции отправлялась в другие города. В конце 1890-х появились филиалы в Кургане и Барнауле. Бландовы скупали сыры и масло у сибирских производителей и отправляли его на экспорт за границу. Продукция Бландовых получила Гран-при Всемирной выставки в Париже в 1900 году. На Всероссийских выставках в Петербурге «парижское» соленое масло, произведенное в Сибири, было отмечено малой золотой медалью, а бронзовой — масло «экспортное». Братья Бландовы наладили сборку из импортного оборудования мини-маслодельных заводов, кредитовали перспективных сыроваров для покупки технологий, оборудования и налаживания бизнеса. Всю технологическую и рекламную литературу, сметы, производственные рекомендации раздавали бесплатно. В 1903 году Бландовы построили в Москве крупный молочный завод. Также они первыми наладили промышленное производство кефира.
Александр Васильевич Чичкин появился на свет в 1862 году в селе Коприно. Копринская волость, где начали производить сыры. В 1869 году В. Н. Бландов выбрал среди местных мальчиков пятерых счастливчиков, которые могли получить за его счёт профессиональное образование. Чичкин закончил реальное училище, далее учился в Петровской сельскохозяйственной академии, крупнейшем профильном заведении со своими угодьями и опытными полями на севере Москвы. В конце 1880-х годов Чичкин отправился на трехлетнюю стажировку в парижский институт Луи Пастера. Одним из наставников Чичкина был Н. В. Верещагин. Позже Чичкин женился на дочери В. Н. Бландова и начал развивать свою торговую сеть. В момент наивысшего расцвета она насчитывала 91 магазин – больше, чем у тестя. Свои магазины Чичкин отделывал особой плиткой с синими вставками. Из воспоминаний К. Паустовского: «На Большой Пресне стояла такая тишина, что было слышно, как зевают ночные сторожа. Белым и синим кафелем мертво поблескивали под фонарями молочные магазины Чичкина и Бландова. Если на одном углу был облицованный белым кафелем магазин Чичкина, то на другом углу обязательно поселялся синий Бландов, чтобы перебить торговлю своему соседу».
Чичкин не использовал технологию пастеризации. Утром клиенты получали молоко ночной дойки, а вечером – дневной. Каждый день сотрудники демонстративно выливали нераспроданный товар на глазах у прохожих. Чичкин договаривался с представителями Киевской железной дороги, чтобы за небольшую мзду сотрудники поездов оставляли на платформах бидоны со свежим молоком. В 1910 году предприниматель открывает крупный молочный завод, рассчитанный на переработку 100–150 тонн сырья в сутки. В 1914 году все московские жители выпили 15,5 тысячи тонн молока. Качество продукции в многочисленных магазинах отслеживали специальные бригады ревизоров, которые перемещались на автомобилях и всякий раз появлялись неожиданно. Чичкин, как сказали бы сейчас, строил социально ориентированный бизнес, следил за условиями труда и жизни сотрудников, поэтому текучки кадров не было. Предприниматель не скрывал радикальных политических взглядов и был противником монархии. После революции его заводы были национализированы, а сам он эмигрировал во Францию. Но в 1922 году по приглашению новых властей Чичкин вернулся в Москву и стал консультантом при Наркомате торговли. В двадцатые годы он вновь попытался открыть в столице молочный магазин. В 1929 году Чичкина неожиданно отправляют в ссылку в Казахстан, откуда он будет вызволен два года спустя. В 1930–1940 годы Чичкин консультировал чиновников и технологов, выступал с лекциями. Умер он в 1948 году.
Еще немного о дореволюционном меню в моих предыдущих постах:
Первая в истории Руси спецоперация по захвату столицы. Вещий Олег.
«Не князья вы и не княжеского рода… А вот я — княжеского»
(Олег — убитым Аскольду и Диру, 882 г.)
После смерти Рюрика Олег стал регентом при малолетнем Игоре. В то время Киевом правили Аскольд и Дир — бывшие дружинники Рюрика, сбежавшие на юг, но теперь они мешали — контролировали путь «из варяг в греки».
Олег делает ход: Приплывает к Киеву с ладьями, и кричит с берега: «Мы купцы! Несем вам диковинки!»
Когда Аскольд и Дир вышли — из торговых мешков высыпались воины. Олег показал Игоря: «А это сын Рюрика».
Аскольда и Дира не зарубили — их убили, придавив досками. Киев был наречен — Матерью городов русских.
Олег не просто так стал «Вещим», то есть проницательным. Это было политическим брендом. Он заявлял, что предсказывает будущее, хотя на деле имел огромную сеть осведомителей.
В 907 году Византийские стены впервые увидели русские топоры: 2000 ладей подошли к Константинополю. Греки заперли гавань. Притаились. Тогда Олег поставил корабли на колёса (первая десантная операция), а после капитуляции греков, прибил щит на ворота Царьграда, мол, теперь этот город под Олеговой защитой. На самом деле щит стал страшнее меча, напоминанием о силе Русов.
В тексте договора с Константинополем указывалось о праве русских купцов торговать без пошлин и:
«Да не имеют власти над нами ваши императоры...» — первая декларация независимости Руси.
P.S. Византийские хроники называли Олега «архонтом росов-демонов». После его «переговоров» император приказал закрывать гавани цепями. Но это уже другая история.
Подписывайтесь на канал Лины Кэрл, ведь скоро вас ждет: «Как жадность фраера сгубила разорвала первого Рюриковича»
Самого уютного денечка!❤️
#вещийОлег #историяРуси #ЛинаКэрл
Внимание! Совместный проект! Историк и писательница Лина Кэрл для проекта "Арийская империя".
Как лучше вести войну — открыто и благородно или с помощью хитрости и коварства? Этот вопрос веками вызывает споры среди военных, историков и обычных людей. Особенно он важен в тяжелые времена, когда война затрагивает судьбы целых народов. Яркий пример - окончание болгаро-византийской войны в 1018 году. Тогда всё решил поступок одного человека - византийского военачальника Евстафия Дафномила. Одни считают его героем, другие - подлым предателем. Как его действия повлияли на исход многолетней войны? Можно ли их оправдать? И какой вывод можем сделать мы, люди, живущие во время, когда боевые действия стали частью жизни?
ВОЖДЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ
Отправимся в пространственно-временное путешествие. Балканский полуостров, весна 1018 года. Болгаро-византийская война, которая длилась почти пятьдесят лет, подошла к концу. После того как в феврале погиб болгарский царь Иван Владислав, его жена, опасаясь за себя и малолетних детей, сдалась на милость победителя. Вслед за ней бояре потеряли волю к сопротивлению. С ощущением «Болгария — всё» один за другим они отправлялись на поклон к византийскому императору Василию II. В той войне он лично возглавлял свою армию. За манеру ведения боевых действий его прозвали «Болгаробойцей». Теперь он расположился в Охриде, столице более не существовавшего Болгарского царства, чтобы принять представителей болгарской знати, даровать им прощение, а вместе с тем и места в имперской системе власти. Несмотря на грозное прозвище, император собирался сделать Болгарию полноценной частью своего государства, а не выжженной землёй с угнетённым населением.
Но небольшая группа бояр отказалась принять условия императора. Они ушли на запад, в горы Врохот (сегодня это горный массив Томори, Албания), и укрылись среди скал в неприступной крепости Прониста. Теоретически борьбу с императором можно было продолжить, если бы нашёлся новый лидер и сумел бы показать, что ромеев можно бить. Именно такого мнения придерживался последний вождь сопротивления, которого византийские историки называли Ιβάτζης (Ивацис), а современные болгары — просто Ивац.
Пока император Василий в Охриде праздновал победу, Ивац в своей горной твердыне готовил отчаянный план: сокрушить армии ромеев и возродить Болгарское царство. Ему нужна была точка опоры, и он нашёл её в крепости Прониста. Это был высокогорный замок, выстроенный болгарскими царями как стратегический пункт для наблюдения за окрестными долинами. Даже в наши дни к нему сложно пробраться: его руины находятся далеко в горах на возвышенном плато. В начале XI века это обстоятельство было дополнительной гарантией неприступности замка. Очарованные красотой гор, повелители Болгарии приложили немало сил и средств, чтобы превратить замок в цветущий сад. Здесь были выстроены прекрасные дворцы и храмы. До сих пор видны руины огромной цистерны, в которой собиралась вода. Благодаря ей вокруг дворцового комплекса на горе раскинулись цветущие сады. Так это место превратилось из наблюдательного пункта в высокогорный курорт. Здесь было всё нужное для того, чтобы представители болгарской знати могли весело и с наслаждением проводить время. Именно в этом месте Ивац рассчитывал закрепиться, чтобы собрать силы и продолжить борьбу за независимость.
Василий II Болгаробойцы, изображение на византийской миниатюре XI века. Внизу - поверженные болгары.
ТРЕВОЖНОЕ ЛЕТО 1018-ГО
В Охриде императору Василию, конечно же, сообщили о том, что некоторые бояре во главе с Ивацем удалились в горы и не собираются присягать своему новому повелителю. Хотя прямых высказываний против императора они и не делали, опытный Василий расценил всё это как тревожный знак. Оставишь такое гнездо оппозиции — и возможно, в скором времени получишь новое восстание, которое обнулит все результаты долгой и тяжёлой войны. Со смертью последнего болгарского царя Ивана Владислава война должна была закончиться. Поэтому император счёл уход Иваца со сподвижниками делом крайне опасным. Вместо того чтобы вернуться в Константинополь и праздновать триумфальную победу над Болгарским царством, в июне вместе с войском он отправился из Охрида в крепость Диаволис.
Эта крепость стояла у края обширной равнины и была последней точкой, где можно было удобно расположить военный лагерь. За равниной начинались горы. Там, в 150 километрах западнее, находился замок Иваца. Император не хотел в разгар лета начинать новую военную кампанию и вести своих бойцов по извилистым горным тропам. Он рассчитывал дипломатическим путём убедить Иваца сдаться, как это было со многими другими болгарскими боярами. Если же уговоры не помогут, тогда придёт время оружия. В своих письмах Ивацу Василий писал, что «не стоит быть единственным, кто поднимет на него руку теперь, когда Болгария покорена. Ему также не следует мечтать о недостижимом, поскольку всем ясно, что его предприятие в конечном итоге не принесёт никаких результатов».
Ивац получил письма, но не для того он ушел в горы, чтобы по первому зову сдаться. С другой стороны, выступить прямо против императора он тоже не мог. Ему нужно было время, чтобы всё успокоилось и Василий покинул Болгарию. Время нужно было также и на то, чтобы найти новых сторонников и убедить в успехе восстания тех бояр, которые уже во всём разочаровались. Поэтому Ивац затягивал переписку, каждый раз давая уклончивые и неконкретные ответы. Он ссылался на всевозможные обстоятельства, которые не позволяют ему прямо сейчас покинуть крепость Прониста и явиться в Диаволис к императору, чтобы присягнуть на верность и присоединиться к тем своим коллегам, которых уже приняли на имперскую службу, которым даровали высокие титулы и придворные должности.
Карта болгаро-византийской войны 968-1018 г.г.
Византийский историк Иоанн Скилица в своём «Обозрении истории» пишет, что в течение 55 дней Болгаробойца стоял в Диаволисе, ожидая ответа от Иваца. Но тот тянул время. Его истинные намерения становились все более очевидными. Но императору по-прежнему не хотелось начинать военную операцию в этих горах. Это заставило бы его потратить не один месяц и погубить множество бойцов. Поэтому прежде чем бросить войска на крепость Прониста, Василий решил испробовать последний способ. За годы Болгарской войны он вырастил целую плеяду талантливых военачальников, многие из которых отличались нестандартным мышлением. Одному из них Василий и поручил найти решение этой задачи. Его звали Евстафий Дафномил. Незадолго до того он был назначен наместником Охрида и обширной округи, в которую входили и горы Томори с крепостью Прониста. Вместо спокойного управления вверенным регионом теперь Евстафий должен был проявить чудеса сообразительности, чтобы каким-то образом покончить с разгорающимся восстанием Иваца.
ПУТЕШЕСТВИЕ ГЕРОЯ
Дальнейшие события — это архетипический сюжет, когда герой в одиночку отправляется в логово врага и побеждает благодаря силе характера и личной харизме. Правда, в нашей истории Евстафий взял с собой двух верных слуг. Оказалось, что 28 августа, в день Успения Богородицы, Ивац устраивает праздник в своей крепости и ждёт гостей. Очевидно, он хотел не только почтить память Богородицы, но и собрать своих сторонников, чтобы обсудить дальнейший план действий. А обсуждать было что: вопреки ожиданиям, армия императора не ушла из Болгарии. Напротив: теперь она стоит в 150 километрах от крепости Прониста и, возможно, в скором времени двинется прямо к ней.
Узнав о готовящемся празднике, Евстафий решил лично явиться в замок, чтобы осмотреться на месте и действовать по обстоятельствам. В сопровождении своих слуг он отправился в путь. В четверг, 27 августа, когда Ивац в своём замке встречал последних гостей, он с удивлением увидел трёх приближающихся всадников в странных одеждах. Судя по внешнему виду, это были ромеи, подданные императора Василия, и притом немаловажные. Но кто они и зачем приехали? Стража остановила всадников у ворот крепости. Тот, что ехал впереди, с достоинством заявил, что он — Евстафий Дафномил, назначенный императором наместник Охрида и всех этих земель. Он явился без приглашения — это так, но что с того? Разве он не имеет права повидаться и повеселиться вместе с Ивацем?
Карта места действия
Каково же было удивление последнего, когда стража доложила ему о том, что за гость прибыл в его замок! Ивац задумался: что может означать это посещение? Враг приходит по собственной воле и отдаётся в его руки? Возможно, Евстафий не такой уж враг? Возможно, он недоволен жёсткими правилами, которые установил Болгаробойца в своем государстве? Все ещё помнили, как 40 лет назад против императора поднял восстание военачальник Варда Склир. Тогда в Византии началась гражданская война, продлившаяся почти четыре года. Затем, спустя десять лет, восстание поднял другой военачальник, Варда Фока. Вторая гражданская война длилась три года, и в ней императору удалось победить только благодаря помощи своего союзника — русского князя Владимира Святославича. Тот прислал с севера отряд наёмников, решивший исход дела. С тех пор прошло почти тридцать лет, и восстания не повторялись. А всё потому, что император «закрутил гайки» и занялся непрестанной ротацией кадров. Но при этому он деспотично ущемляет интересы знатных семей, и рано или поздно чаша терпения военной аристократии переполнится. Может быть, появление Евстафия — это первая ласточка новой гражданской войны, которая сотрясёт все основания Империи ромеев? Это было бы весьма кстати для возрождения независимой Болгарии!
Примерно так рассуждал Ивац, и нужно сказать, что его выводы не были безосновательными: спустя три года, в 1021 году, группа военных действительно поднимет восстание против императора. Поразмыслив, Ивац решил, что если уж такой человек, как Евстафий Дафномил прибыл к нему в гости как частное лицо, это может быть очень полезным. Ивац велел пропустить нежданных гостей и когда они въехали в ворота крепости — лично встретил их и тепло обнял Евстафия. Ромеев разместили в одном из помещений обширного дворца. А вечером хозяин пригласил Евстафия разделить ужин в компании других гостей.
"СМЕЛОСТЬ ГОРОДА БЕРЁТ"
Наконец, настало утро 28 августа, день Успения Богородицы. Хозяин замка и его гости отправились в храм на литургию, после которой все стали расходиться по своим покоям, чтобы отдохнуть и приготовиться к дальнейшим праздничным мероприятиям. Осмотревшись вокруг, Евстафий сообразил, что именно сейчас появилась возможность изменить ход событий и одним ударом покончить с восстанием. Для этого придется поступить вероломно и подло, но вряд ли Евстафий долго раздумывал о моральности своего выбора. Он оставил в стороне своих спутников, подошёл к Ивацу и попросил его о разговоре без свидетелей. Болгарин улыбнулся: похоже, его подозрения насчёт заговора подтвердились. Он велел слугам отойти в сторону, взял Дафномила за руку и пригласил прогуляться по прекрасному саду, что раскинулся перед дворцом.
На этом плато тысячу лет назад находилась неприступная крепость Прониста
В одном месте кусты росли настолько густо, что глушили любые звуки. Там можно было спокойно поговорить и обсудить любые вопросы без страха быть услышанными. Хозяин замка и его гость неспешно двинулись по дорожке сада и скоро скрылись из виду. Вот они дошли до укромного места, и Ивац приготовился было выслушать своего Евстафия. Но вдруг тот бросился на него, ударил в горло, свалил на землю и наступил коленом на грудь. По его зову немедленно явились слуги, посвящённые в коварный план. Втроём они схватили Иваца, разорвали его тунику, заткнули ему рот куском ткани, чтобы никто не услышал его криков. На том же месте они лишили Иваца глаз.
Из сада трое ромеев поспешили вернуться ко дворцу, таща за собой ослеплённого и стонущего человека. Они забрались на верхний этаж, забаррикадировали двери, обнажили заранее приготовленные мечи и приготовились к обороне. Конечно, такую операцию невозможно было провести в полной тишине и остаться незамеченными. Постепенно ко дворцу стеклись стражники, вооружённые люди Иваца и его гости. «Что случилось?» — спрашивали пришедшие на шум и ужасались ответу: ромейский стратиг Евстафий ослепил Иваца и держит его во дворце в заложниках. Возмущённая толпа разразилась криками: «Убить ромеев! Вытащить и четвертовать их! А может, лучше сжечь их вместе с дворцом?» Но ведь внутри они держат в заложниках Иваца. Что же делать? Ворваться сходу внутрь не получилось, и некоторое время ярость и смятение царили перед дворцом. Тогда Евстафий решил действовать. И, безусловно, это был его звёздный час! Он осторожно выглянул в окно, так, чтобы не получить стрелу в глаз, и попытался заговорить с толпой:
«Вы знаете, что между мной и Ивацем не было личной вражды. Хотя он болгарин, а я римлянин. Я римлянин не из Фракии или Македонии, а из Анатолии, и вы знаете, как это далеко. Если есть среди вас люди разумные, то вы должны понять, что я взялся за это дело не без причины и не по глупости, а потому что нечто обязывало меня это сделать. Я никогда не бросился бы навстречу такой очевидной опасности, если бы не приказ императора. Я хочу, чтобы вы знали: то, что я сделал, сделано по его приказу. Повинуясь ему, я стал просто оружием. Если вы хотите сейчас убить меня, то вот я, здесь, окружённый со всех сторон. Но это будет не просто: я не сложу оружия и не сдамся. Вместе с товарищами мы будем биться, и многие из вас погибнут. Но даже если мы умрём, то будем считать свою смерть счастливой, поскольку у нас есть тот, кто отомстит и потребует платы за нашу кровь. А теперь спросите себя: как долго вы сможете противостоять ему?»
Вид на плато и соседние долины с юга
Неожиданно над горной твердыней замаячил образ грозного императора Василия Болгаробойцы. Всем было известно, что его армия находится далеко, но расстояние перестало иметь значение. Аргументы Евстафия были бесспорными. Да, несчастная судьба Иваца возмущала, но что было делать? Схватить ромеев живьём не удастся, при этом, никому не хотелось получить рану или умереть в схватке. Сжигать дворец и вовсе было бессмыслицей: ведь с ромеями сгорел бы и его хозяин. Кроме того, было понятно, что у освободительного движения больше нет лидера. Слепой Ивац не сможет сплотить вокруг себя людей и повести их в бой. Кто же теперь возглавит их? Такого человека на площади у дворца Пронисты не нашлось. Так стоит ли злить Болгаробойцу, причиняя вред его людям? В случае осады, которую император, безусловно, мог устроить (иначе зачем он привёл войско в Диаволис?!), какая судьба ждала тех, кто останется в крепости? Император Василий не зря получил своё прозвище и способность брать города он подтвердил не единожды. Достаточно вспомнить осаду Видина в 1002 году. Тогда Василий упорно стоял у его стен восемь (!!!) месяцев и после кровавого штурма взял город. Стоит ли испытывать судьбу на этот раз?
Вероятно, некоторые из болгар прибыли в Пронисту, чтобы выслушать аргументы Иваца и решить, стоит ли поддерживать его восстание. Теперь же, когда он был ослеплён и фактически выведен из игры, восстание лишилось смысла. Выслушав речь Евстафия и поразмыслив о перспективах, многие из собравшихся начали потихоньку покидать площадь. Другие же — напротив — приблизились к окну, из которого выглядывал Евстафий, с криками приветствия императору ромеев. Внезапно Евстафий Дафномил стал хозяином положения: неприступная крепость оказалась в его полном распоряжении. Блестяще справившись с поставленной задачей, он отвёз плененного и слепого Иваца в Диаволис. Василий II с интересом выслушал подробный рассказ о его приключениях и в благодарность передал Евстафию всё имущество Иваца. Самого же слепого боярина он отправил в темницу и дальнейшая его судьба неизвестна.
МОРАЛЬ СЕЙ БАСНИ?
История Евстафия Дафномила и болгарского боярина Иваца завершила византийско-болгарскую войну 968–1018 годов. Взятие крепости Прониста обеспечило Евстафию репутацию одного из выдающихся полководцев Империи. В англоязычной сети, правда, я встречал критические отзывы о нём. Как ни крути, Евстафий предал доверие человека, который принял его с распростёртыми объятиями.
Эта история ставит перед нами один из самых сложных этических вопросов: оправдано ли предательство и коварство, если они спасают множество жизней? Можно ли считать моральным поступок, который сам по себе аморален, но ведёт к благим последствиям? С утилитарной точки зрения, моральная ценность поступка определяется его результатом. Если действие минимизирует страдания и спасает больше жизней, чем губит, — оно оправдано. Евстафий поступил именно так: он избежал долгой осады, гибели солдат и, возможно, карательных мер против местного населения, которое Ивац постарался бы втянуть в восстание. Его обман привёл к быстрому разрешению конфликта. Но здесь возникает противоречие: можно ли считать нравственным человека, который ради «высшей цели» переступает через доверие, честь и справедливость? Ивац принял его как гостя, а гостеприимство во многих культурах — священный закон. Преступить его — значит совершить не просто предательство, но и нарушить фундаментальный этический принцип. Так кем же стал Евстафий Дафномил в последние дни августа 1018 года — героем или предателем? Оставлю этот вопрос на ваше решение.
Со своей же стороны отмечу невероятную смелость этого человека, который полностью оправдал своё имя. Εὐστάθιος в переводе означает «Твёрдо стоящий», «Устойчивый», «Непоколебимый». Это имя было популярно в семьях византийских военных. Именно такие качества требовались для того, чтобы приехать в замок, кишащий врагами, пленить его хозяина, после чего начать переговоры с людьми, горящими желанием убить тебя и убедить их сдаться. Для всего этого нужно быть человеком cum testiculis ferreis, как сказали бы древние римляне. Именно таким был герой этого рассказа.
