Лига историков

Мне тут написали, что я якобы в прошлой статье с разбором седьмой серии сериала, глумливо высказался о горе матери. Ну во первых, никакого глумления над горем матери нет, хотя бы потому, что горе матери по сериалу не ощущается, так гениально тут жена режиссера отыграла, как будто ей самой на сына фиолетово, она во всех эпизодах предыдущей серии, ходит с одинаковым лицом, которое якобы выражает скорбь. Но отыграно все это насквозь фальшиво, что в это даже не верится. При этом в следующей сцене, находясь уже в поезде по дороге в Москву, жена профессора уже радостно чему то улыбается. Быстро же она от горя по любимому сыну отошла, раз так радуется жизни.

Да и на Анатолия зрителем действительно как то фиолетово, как и профессору, который Толю не любил и относился к нему как к чужому. Роли Толя тут вообще никакой не играет. Ну попал он в дом Грекова, влюбился в Катю и на этом его участие в картине практически все. Ну сходил он пару раз с Климовым в разведку, яблок даже для Кати принес. Ну а эпизод как Толя не выполняет приказ Чуйкова, сбегает чтобы в особый отдел не попасть, не знаю даже как характеризовать. Чтобы персонажу сопереживать, надо бы хотя бы чтобы этого персонажа нам раскрыли, хорошо сыграли, да к тому же нормально так показали, все что связано с его гибелью. А тут даже по сериалу горе матери не ощущается.

Во вторых. Вспомним советский фильм "Они Сражались за Родину", где показано солдатское горе по погибшему товарищу. В фильме есть молодой ефрейтор Кочетыгов, в исполнении Андрея Ростоцкого. Мы про этого молодого парня ничего практически не знаем, он появляется в нескольких эпизодах, казалось бы чему тут сопереживать? Но вот зритель его гибель воспринимает как будто погиб родной для него человек. Нам показывают геройскую гибель ефрейтора, а потом переживания рядового Лопахина по поводу гибели боевого товарища. При этом переживая гибель Кочетыгова, циничный по сути Лопахин произносит пронзительную речь и роняет скупую мужскую слезу.

Ничего же подобного в этом сериале попросту нет. Ну умер Толя, так на него действительно как то всем фиолетово, в том числе и персонажам фильма. Жена режиссера картины так "гениально" сыграла любящую мать, что создается впечатление, что ей действительно на сына плевать. Да она приезжает потом на кладбище, ложится на могильный холмик, пытается с сыном разговаривать. Но мы даже тут её эмоций не видим, потому что нам их не показывают. Нам показывают спину лежащей на земле женщины, а потом вообще камера начинает летать и демонстрировать кладбище.

Потеря Анатолия не ощущается даже в поведении профессора, потому что нам с самого начала показали не очень хорошее отношение профессора к пасынку, даже несколько раз подчеркнули это. Да и вообще Маковецкий тут особенной актерской игрой не радует, чувствуется что при съемках сериала ему было скучно, он сам не понимал толком что надо играть.

Ну и еще, в романе было два двоюродных брата, Толя и Сережа. Толя умирает в госпитале в начале романа, про него толком ничего неизвестно. А вот Сережа - двоюродный брат Толи, действительно находился в доме Грекова и радистка Катя была. Только в романе Катя с Сережей выжили. Надеюсь я понятно свои мысли изложил? Переходим к восьмой серии сериала.

Вместо Сталинграда, боевых действий, нам показывают семейство профессора Штрума, которое на полуторке передвигается по заснеженной Москве. Профессор с дочерью расположились в кузове машины, Людмила удобно расположилась в кабине. Профессор возмущается тому, что на улицах снег не убирают, он аж целыми торосами лежит.

Полуторка доезжает до места назначения, семейство разгружает вещи. Профессор на всю улицу орет что они приехали. Но толи дома никого нету, толи еще что, никто таких важных персон перед домом с водкой не встречает, даже хлеб соль не несет. Так как из дома никто не вышел, профессор начинает свистеть, ага сразу видно интеллигентного человека с повадками гопника.

Распугав голубей и соседей, профессор поднимается по лестничной клетке , жена тащит тяжеленый чемодан. Запарившись чемодан тащить, семейная пара садится передохнуть, после чего встают, жена продолжает тащить тяжелый чемодан. Сразу видно культурного человека, пусть тяжести таскает жена, а мужик пускай ходит налегке. Тут же вспомнился один анекдот.

Идёт Микола по улице, смотрит за плетнём его кум в трусах лежит под вишней, пьёт самогон, салом закусывает, а его жинка в это время крышу шифером кроет.
Микола обалдел:
- Кум, що это ты отдыхаешь, а жинка твоя работает?!
- А вдруг война, а я уставший!.. Так и тут, идет война а мужик уже уставший.

Ну наконец то они дошли до квартиры, а то я думал они половину серии к ней будут идти. Профессор находит в кармане ключ и открывает дверь. Супружеская пара заходит в квартиру и начинает обустраиваться, только вот дочь неизвестно куда пропала, которая первая забежала в подъезд.

Водитель затаскивает в квартиру чемодан, с завистью рассматривая такую просторную квартиру. И вот все семейство в сборе, сидят на кухне и едят. Только когда жена успела еду приготовить, если они только в квартиру зашли, а уже сидят, едят, болтают. Правда водки с яблоками нет. Видать они всю водку в Казани выпили, а яблоки Анатолий сожрал.

Профессор переживая что ему никто не позвонил, несмотря на то что он такая важная персона, начинает звонить сам Анне Михалковой и спрашивать как у них там дела. Так как теперь главное действующее лицо это теперь профессор Штрум, Сталинградскую битву нам почти не показывают, то предлагаю ознакомится еще раз с воспоминаниями Родимцева о доме Павлова.

В сериале же прочно поселилась серость и тоска. Профессор приглашает Анну Михалкову в гости, новоселье отпраздновать, правда про водку что то не вспоминает и будет ли она родимая не говорит.

Михалкова в гости идти отказывается, говорит что в связи с переездом дел полно, затеем затевает разговор о водопроводе и электричестве, но эта тема профессору не интересна и он хочет передать трубу жене. Михалкова вешает трубку, нас же перегостят к полковнику Новикову, который долгое время не появлялся и куда то пропал.

Полковник с комиссаром садятся в машину и куда то едут. В машине комиссар с полковником ведут разговор про баб. Ну действительно, о чем еще вести разговор находясь на фронте, только про водку и баб.

Комиссар заезжают в какое то поле, где на открытой местности, без прикрытия и маскировки, стоят советские танки. Танкист говорит, что надоело им тут стоять и надо двигаться в наступление. Комиссар начинает выдвигать к танкисту претензии за то, что тот с медсестрой одной роман закрутил, и это несмотря на то, что сам танкист женат и есть у него ребенок, да к тому же не один, а ТРОЕ.

Комиссар говорит, что своим поведением, танкист дурной пример показывает другим бойцам. Танкист артачится и говорит, что другим на это наплевать, да и пример это не дурной а хороший и что комиссару стоило бы поучится у него, как надо за бабами ухлестывать. Как я понял танкист с комиссаром, имеют к этой медсестре свой личный любовный интерес. Комиссар остается с танкистом, Новиков возвращается назад.

Поговорив с генералом, Новиков выходит на улицу, смотрит на пополнение что прибыло и размышляет о кадрах. Дескать почему советские войска несут в боях потер,и а за это никого не наказывают. Нас же опять переносят к профессору Штруму, который находится на каком то собрании, где встречает своих знакомых. Во время разговора речь заходит про Сталинград, оказывается немцев там уже остановили, правда это никак не показав. Ну что же обратимся тогда опять к мемуарам Александра Ильича Родимцева.

Профессор Штрум как то умудрился объединить остановку немцев на Волге с теорией относительности Альберта Эйнштейна. Потом на собрании партийный руководитель произносит речь, ну а закадровый голос рассказывает, как от должности отстранили академика Чепыжина.

Уже находясь дома, профессор бурно высказывает свое недовольство по поводу увольнения академика. Так как зритель этого академика в глаза толком даже не видел, понятия не имеет чем он так знаменит, то на отстранение академика от должности всем глубоко плевать. Жена же советует мужу, попридержать свой язык, а то его самого отстранят от должности заведующего лабораторией.

Затем нам показывают профессора на рабочем месте, оказывается из Казани пришло новое оборудование и рабочие начинают монтаж. Между коллегами начинается спор начет увольнения академика Чижика-Пыжика, и назначение на должность директора института товарища Шишакова.

Профессора просят выступить на собрании, тот закипает похлеще чайника и начинает уже орать, что против Чижика-Пыжика он не будет выступать. Уже находясь дома, профессор выражает жене, свое недовольство Соколовым, дескать он лакей не словом не обмолвился в защиту уволенного академика. Жена опять говорит мужу, что если он так будет говорить, то его тоже отправят туда куда отправили Чижика-Пыжика.

Далее жена говорит, что профессор стал раздражительным как мартышка в клетке, всех поучает, со всеми перессорился , а теперь с Соколовым хочет рассорится. Семейная пара ложиться спать, профессор начинает до жены докапываться и действовать ей на нервы.

Среди ночи профессор просыпается, а жены нет в кровати. Тогда профессор встаёт и отправляется её искать. Как оказалось, жена же спит на кровати в комнате Анатолия. Нас же переносят к комиссару Крымову, а то мы по нему так соскучились и давно его не видели. Комиссар докладывает бригадному комиссару, что поручение данное ему по дому номер шесть он не выполнил из за ранения, а сейчас снова готов отправится туда.

Бригадный комиссар говорит, чтобы Крымов написал подробную докладную и больше он ему тут не нужен. В коридоре Крымов встречает своего старого знакомого, с которым стоит и курит у окна. Приятель спрашивает Крымова про Женечку, которую мы тоже очень давно не видели, так как весь хронометраж сожрал Маковецкий с женой режиссера на пару.

Крымов передает старшему по должности начальнику докладную по поводу капитана Грекова. Прочитав докладную, начальник говорит, что Грекову оказывается повезло то что он был убит, при наступлении немцев на тракторный завод, иначе его свои же расстреляли. А так капитана Грекова представили к званию Героя Советского Союза, с чем Крымов категорически не согласен.

Далее начальник заявляет, что в особом отделе считают что на самом деле Греков жив и перешел на сторону противника. Крымов же говорит что Греков не такой человек и на это не способен. Ну что за бред. Ну снимали они этот сериал и создали из дома Павлова какой то балаган, ну они хотя бы с воспоминаниями Афанасьева перед съемками ознакомились, прежде чем снимать.

Суровый начальник заявляет, что Крымову придется опять отправится на тот берег Волги на этот раз в 64 армию. И вот Крымов трясётся в полуторке, направляясь в штаб фронта в компании других советских солдат и командиров. Крымову говорят, что зря он в штаб фронта сегодня направляется, так как сегодня праздник, поэтому член военного совета пьяный в дрова и лыко не вяжет.

Так и оказывается, член военного совета фронта, действительно пьяный в дрова, пьяным голосом диктует секретарше, при этом повторяя раз за разом только одну фразу, что то про Василия Ивановича который солдатам друг. Приходится Крымову уходить так и не поговорив с членом военного совета.

Крымов бродит по улицам среди развалин, останавливается машина, из неё выходит человек и приказывает Крымову сдать документы и личное оружие. Комиссару приходится подчинится, он сдает оружие, документы, садится в машину. Злобный упырь из НКВД садится в машину вслед за ним, машина уезжает. На этом серия все.

Продолжение следует.....

При написании статьи мной так де использовались материалы которые ранее были опубликованы в моих группах в одноклассниках и в контактах, а так же скриншоты сделанные во время просмотра этого сериала

Большая просьба к читателям канала, пожалуйста ведите себя поактивнее, ставьте лайки, пишите комментарии, тогда моет быть у статей на канале будет побольше охват, что в принципе далеко не факт. Кто на канал еще не подписан, то не забывайте подписаться.

Спасибо Таинственному пикабушнику за донат, отправленный в поддержку моего блога!

Предыдущая часть лежит здесь - "Великое Аутодафе в Севилье" и страшные пытки испанской инквизиции

В самом начале 1482 года папа римский Сикст IV написал испанских монархам Изабелле Кастильской и Фердинанду Арагонскому жалобу на то, что Мигель де Морильо и Хуан де Сан-Мартин, которых королевская чета назначила на должность главных инквизиторов Испании, не следуют правилам закона, объявляя еретиками тех, "кто ими на самом деле не был даже в мыслях". В своем письме Папа выражал возмущение тем, что многие праведные христиане без каких-либо серьезных доказательств были брошены в тюрьмы, подвергнуты пыткам и лишены своего имущества. В конце письма Сикст подытожил, что "испанской инквизицией уже некоторое время движет не ревностное служение вере и спасению душ, а жажда богатства". В соответствии с выше изложенным, Папа аннулировал все полномочия, данные испанским инквизиторам.

Разумеется, столь дерзкая булла сильно возмутила Изабеллу и Фердинанда, которые увидели в таком послании покушение на свою власть. Сделав вид, что он сомневается в подлинности папского письма, Фердинанд отослал Сиксту IV лукавое послание, которое заканчивалось следующими словами: "Доверьте нам заботу об этом вопросе". Немного поразмыслив, понтифик все же решил не портить отношения с испанскими монархами и 2 августа 1483 года издал новую буллу, учредившую в Кастилии постоянный Священный трибунал инквизиции, которому должны были подчиняться все инквизиторы, находящиеся в королевстве. Для управления этим Священным трибуналом была создана новая должность Генерального инквизитора Кастилии (через несколько месяцев власть Генерального инквизитора распространилась еще и на Арагон), которую занял Томас де Торквемада, приор монастыря Санта-Крус и духовник королевской четы.

Томасу было 63 года, однако, несмотря на столь почтенный возраст, он, по всей видимости, сохранил прекрасное здоровье, ведь, как сообщают источники, получив приглашение на аудиенцию к монархам, он проделал путь от монастыря Санта-Крус-ла-Реал до королевского двора пешком и босым. На приеме у монархов Торквемаде сообщили, что он назначен на только что учрежденный пост Генерального инквизитора Кастилии. При этом королева Изабелла честно сказала своему духовнику, которого она любила как отца, что опасается, что "люди не будут любить человека, занимающего такую должность". Торквемада же в ответ признал, что судьи никогда не бывают любимы, но "ему совершенно безразлично, что весь мир будет думать о нем лично до тех пор, пока он выполняет свои обязанности". В следующие полтора десятка лет Торквемада обладал властью и влиянием, которые могли поспорить с властью и влиянием самих монархов, а деятельность инквизиции при его управлении приобрела необычайно жесткий характер. При этом, несмотря на столь мощную власть и доступ к богатствам, конфискованных у еретиков, сам Торквемада до конца своих дней вел крайне аскетичный образ жизни.

В октябре 1484 года Торквемада назначил в Севилье общий съезд всех членов испанских инквизиционных трибуналов, на котором был выработан кодекс из 28 статей, регулировавший весь инквизиционный процесс. Среди них были: Статья определявшая продолжительность так называемого льготного срока, данного еретикам для объявления самих себя и для предупреждения этим конфискации их имущества. Другими словами, если еретик приходил в инквизицию с чистосердечным признанием, то он мог отделаться лишь штрафом или другим мягким наказанием. Отдельной статьей было указано, что если добровольно кающийся явится со своим признанием уже после истечения льготного срока, то он не может быть избавлен от конфискации своего имущества. На практике это выглядело следующим образом: Инквизитор со своей свитой приезжал в тот или иной город или селение. Там он созывал всех жителей и предлагал всем желающим покаяться в ереси течение следующих дней. Покаявшийся грешник облагался штрафом, после чего принимался обратно в лоно церкви, при этом он был обязан назвать имена и дать подробную информацию обо всех других известных ему еретиках.

Десятая статья кодекса налагала на инквизиторов обязанность объявлять в их акте примирения время, когда примиренный впал в ересь, чтобы знать, какая часть его имущества принадлежит конфискации. Одиннадцатая статья гласила, что если содержащийся в секретной тюрьме трибунала еретик, движимый истинным раскаянием, попросит отпущения грехов, то ему можно его даровать, наложив на него в виде епитимьи кару пожизненного заключения. На основании пятнадцатой статьи, когда против отрицающего свое преступление обвиняемого существовала полу-улика, он должен был подвергнуться пытке. Если во время пытки он признает себя виновным и затем подтвердит свое признание, то его наказывали как уличенного. Если же он отказывался от подтверждения, его вторично подвергали той же пытке или приговаривали к смертной казни как нераскаявшегося.

Шестнадцатой статьей было запрещено показывать обвиняемым полную копию свидетельских показаний, чтобы они не могли узнать, кто на них донес. На основании девятнадцатой статьи, если после вызова в суд согласно предписанным формам обвиняемый не явится, он должен быть осужден как уличенный еретик. Двадцатая статья гласила, что если доказано книгами или поведением умершего человека, что он был еретиком, он должен быть судим и осужден как таковой. Его труп должен быть вырыт из земли, а все его имущество конфисковано у законных наследников в пользу государства.

В двадцать второй статье было сказано, что если человек, присужденный к выдаче в руки светского суда, оставляет несовершеннолетних детей, то им даруется государством в виде милостыни небольшая часть конфискованного имущества их отца, и что инквизиторы обязаны доверить надежным лицам заботу об их воспитании и христианском просвещении. Двадцать пятой статьей запрещалось инквизиторам и другим лицам, причастным к трибуналу, получать подарки под страхом верховного отлучения и лишения должности. Двадцать восьмая статья предоставляла мудрости инквизиторов рассмотрение и обсуждение всех пунктов, не предусмотренных в основных законах.

Кодекс инквизиции, разработанный Торквемадой, серьезно ограничил произвол инквизиторов на местах и расширил права подследственных. Отныне постановления об аресте и пытке, а также обвинительное заключение могло выноситься только коллегиально. Если оказывалось, что обвиняемый знаком с инквизитором и ему казалось, что арест связан с какими-то личными мотивами, дело немедленно передавалось в вышестоящую инстанцию. Для свидетелей, давших ложные показания, предусматривалось суровое наказание, а любое решение суда могло быть обжаловано в Ватикане. Да и вообще, вопреки расхожему мнению, инквизиция не старалась обязательно доводить дела еретиков до костра, не опробовав в течение долгого времени все остальные средства. Кодекс Торквемады предписывал инквизиторам побуждать родных и друзей обвиняемого, а также духовных лиц и всех граждан, известных своей образованностью и благочестием, посещать его в тюрьме для беседы. Сами епископы и инквизиторы неоднократно убеждали заключенного принести покаяние и вернуться в лоно церкви. Когда некоторые идейные узники считали себя мучениками и сами желали как можно скорее взойти на костер, инквизиторы на это обычно не соглашались. Наоборот, трибунал старался переубедить узника и уверить его в том, что, раскаявшись, он избежит смерти, если только повторно не впадет в ересь.

Что же до ужасных пыток, о которых я писал в прошлой статье, то они применялись крайне редко и только к самым упорным еретиками. Так, историк Жан Севиллья указывает, что до 1500 года в трехстах процессах, которые были проведены трибуналом в Толедо, было зафиксировано всего пять или шесть случаев применения пытки, а с 1480 по 1530 годы в двух тысячах процессов в Валенсии - всего двенадцать случаев. Обычно же в качестве наказания к грешникам применялось публичное покаяние или паломничество в святые места. Более серьезная вина влекла за собой тюремное заключение, но так как инквизиционные трибуналы не везде имели камеры, приговоренные часто отбывали заключение в своих домах. Находясь под арестом согласно инструкциям Торквемады, заключенные имели возможность заниматься своей профессиональной деятельностью. В субботу они могли выходить, чтобы проходить процедуру покаяния, а в воскресенье - чтобы участвовать в мессе. Самые большие сроки заключения никогда не превышали трех лет. В самых же серьезных случаях в качестве наказания применялась ссылка на галеры или смертная казнь. Что касается аутодафе, то обычно оно проходило один-два раз в год и всегда было привязано к какому-нибудь религиозному празднику или памятной дате.

Однако вся вышеописанная довольно мягкая судебная процедура была применима в основном к чистокровным испанским еретикам и мало касалась обратившихся в христиан евреев, на которых и обрушилась вся мощь инквизиции Торквемады.

Обширная торговля, которую они вели на протяжении многих веков, позволила испанским евреям сосредоточить в своих руках огромные богатства, а также заняться банковским делом, в результате чего их должниками оказалась огромная часть испанского населения. В результате испанцы сильно обозлились на своих удачливых кредиторов, из-за чего в Испании произошло несколько крупных еврейских погромов, в которых погибли тысячи евреев. Чтобы избежать расправы над собой, многие евреи стали для вида принимать христианство, при этом тайно продолжая исповедовать иудаизм. Для искоренения этой ереси среди новообращенных христиан по приказу Торквемады по испанским городам разъехались инквизиторы, чье появление в городах с крупными марранскими общинами (новообращенных евреев испанцы называли марраны, от слова "marrar" -"заблуждаться") приводило к взрыву недовольства. Особенно сильное народное негодование вспыхнуло в Сарагосе - главном городе Арагона - в котором действовали инквизиторы Гаспар Хуглар и Педро де Арбуэс.

Опасаясь за свою судьбу, марраны решили не ждать, когда за ними придут "черные монахи", и отправили ко двору римского папы специальных послов, которые должны были ходатайствовать перед Святым престолом об ограничении полномочий инквизиции. Узнав об этих посольствах, отправленных в Рим, инквизиторы Арагона пришли в неописуемую ярость и не замедлили с отмщением. В результате Гаспар Хуглар и Педро де Арбуэс обвинили нескольких влиятельных "новых христиан" в тайном исповедовании иудаизма и приказали их арестовать. Под пытками арестованные признали все предъявленные им обвинения и дали разоблачительные показания против других марранов. В Сарагосе начались жестокие казни, которые вызывали огромное возмущение и негодование среди арагонских "новых христиан", что спровоцировало в Арагоне заговор против инквизиции.

Молодые дворяне из аристократических семей, имевших еврейские корни, объединились с крупными арагонскими землевладельцами, которые также были возмущены злоупотреблениями инквизиторов, и повели против инквизиции ожесточенную борьбу, методом которой был выбран ответный террор. Заговорщики считали, что после убийства нескольких монахов-доминиканцев никто из их собратьев больше не дерзнет стать инквизитором, и что Фердинанд с Изабеллой, испугавшись мятежных движений в стране, распустят весь инквизиционный орган. Как можно догадать, мятежники были весьма наивны... Как бы то ни было, для осуществления своих целей заговорщики обошли всех до единого арагонских марранов и евреев, и с каждого из них взяли определенную сумму "на благое дело", собрав тем самым 10 000 реалов - огромную сумму по тем временам. Заговорщиками был составлен подробный перечень потенциальных жертв, которых следовало устранить в первую очередь и в самое ближайшее время. Разумеется, этот "черный список" возглавили главные инквизиторы Сарагосы Педро де Арбуэс и Гаспар Хуглар, на которых вскоре напал отряд наемников, нанятый на деньги, собранные заговорщиками. Впрочем, данное нападение закончилось неудачно ввиду того, что эскорт инквизиторов быстро разогнал недостаточно мотивированных наемников.

Чуть позднее глава заговорщиков Бласко де Алагон вместе со своими товарищами решил собственноручно напасть Педро де Арбуэса, однако после попытки покушения на свою жизнь тот стал носить под черным монашеским балахоном кольчугу, а также стальной шлем, который был скрыт под плотным матерчатым колпаком. Любая же попытка приблизиться к инквизитору решительно пресекалась его охраной. Заговорщики взяли Арбуэса под круглосуточное наблюдение, пытаясь улучить удобный момент для нападения. Быстро стало понятно, что единственным местом, где можно было приблизиться к инквизитору, была церковь, в которой Педро де Арбуэс появлялся каждый день. Во время молитвы он фактически находился без охраны, поскольку в те времена в храм запрещалось проносить оружие. Так как инквизитор строго соблюдал это правило, его телохранители всегда оставались у входа в церковь.

Поздним вечером 15 сентября 1485 года Педро де Арбуэс, как обычно, держа в руках большой посох и фонарь, вошел в церковь. В это время внутри главного зала за одной из колонн его уже поджидали убийцы. Ничего не подозревавший инквизитор спокойно приставил свой посох к колонне и, поставив на каменный пол фонарь, склонив колени, стал читать вечернюю молитву. Как мы уже знаем, Педро де Арбуэс, чтобы обезопасить себя от нападения, носил под одеждой кольчугу и стальной шлем. Знавшие об этом нападавшие намеренно старались наносить удары в незащищенные части тела своей жертвы. Обескураженный неожиданным нападением, Педро де Арбуэс отчаянно закричал, взывая о помощи, и попытался подняться с колен, однако в этот момент к нему подскочил один из убийц и, целясь в незащищенную шею, ударил наотмашь, стараясь разом снести ненавистную инквизиторскую голову. Однако в последнее мгновение Педро де Арбуэс успел отклониться, и клинок шпаги лишь чиркнул по его затылку. Тем не менее, эта рана и оказалась смертельной. Арбуэс умер 17 сентября 1485 года после нескольких дней агонии.

Сразу после нападения телохранители инквизитора вбежали в церковь и, легко ранив убийц их шефа, захватили их в плен. В дальнейшем их препроводили в подземные казематы тайной тюрьмы инквизиции, в которых заговорщики прошли все круги ада - им дробили кости в "испанском сапоге", пытали водой и огнем, подвешивали на дыбе и лишали сна. Когда жители Сарагосы узнал об убийстве инквизитора, их охватила ярость из-за того, что марраны осквернили католический храм. Чистокровные испанцы бросились атаковать дома всех, кто имел в своем роду хоть какие-то еврейские корни. Всеобщее возбуждение было столь сильно, что оно могло иметь самые ужасные последствия, если бы не молодой архиепископ Сарагосы Альфонсо Арагонский, незаконнорожденный сын короля Фердинанда, не сел на коня и не сдержал толпу, пообещав ей, что преступники будут обнаружены и казнены. Он заверил народ, что на этот раз "проклятые марраны" не смогут избежать наказания, привычно раздавая взятки, таким образом сумев отговорить людей от продолжения погромов и бойни.

Схваченные же в храме убийцы инквизитора под пыткой выдали имена всех людей, участвовавших в заговоре. В результате последующих арестов и суда над заговорщиками пожизненному заключению подверглись сотни представителей испанской знати, впрочем, многие из осужденных так и не достигли тюрьмы, умерев от полученных во время пыток увечий. Главных участников убийства, Педро де Арбуэса, перед казнью привязали к лошадям и протащили по улицам Сарагосы. Суд приговорил их к медленной показательной смерти в назидание тем, кто в будущем решится покуситься на святую инквизицию. Перед смертью приговоренным отрубили руки и лишь затем повесили. После этого тела казненных четвертовали и, насадив на кол, выставили на основных дорогах, ведущих в город.

Единственным из арестованных, кому удалось избежать столь страшной участи, стал Хуан де ла Абадиа. За несколько часов до начала показательной казни, оставшись на какое-то время без присмотра надзирателей, он повесился в тюремной камере. Тем не менее, палачи надругались над его трупом. Его тело выволокли на эшафот и подвергли тем же издевательствам, какие было суждено перенести перед смертью его товарищам.

Что же касается погибшего Педро де Арбуэса, то он, как мученик за святую веру, в 1664 году был причислен папой Александром VII к лику блаженных, а в 1867 году канонизирован.

31 марта 1492 года Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский обнародовали указ об изгнании всех не перешедших в христианство евреев из Кастилии и Арагона. В качестве мотивации такого решения испанские монархи указали "великий ущерб для христиан от общения, разговоров и связей с евреями, относительно коих известно, что они всегда стараются всевозможными способами и средствами отвратить верующих христиан от святой католической веры и отдалить их от неё, и привлечь и совратить их в свою нечестивую веру..." Евреям был дан срок до конца июля покинуть территорию королевства, причём им было запрещено не только возвращаться в Испанию, но даже проезжать через испанские земли под страхом смерти и конфискации всего имущества. До истечения этого срока евреи оставались под "защитой и покровительством королевской четы, чтобы они могли безопасно проходить и продавать, и менять и отчуждать всё своё имущество, движимое и недвижимое, и распоряжаться им свободно". Однако в действительности евреев ждало разорение, так как их имущество перед выселением принудительно продавали за бесценок. К тому же евреям запрещалось вывозить из Испании золото, серебро, чеканные монету и другие драгоценности.

Точное число изгнанников, лишённых имущества и вынужденных покинуть страну, в которой их предки жили более 1500 лет, оценивается разными историками от 50 тысяч до 150 тысяч человек.

Те евреи, кто не захотел покидать границы Испании, были вынуждены обратиться в христианство, однако большинство из них тайно продолжали исповедовать иудаизм, за что на них обрушивался гнев инквизиции. Инквизиторы довольно лёгкой определяли, кто из новообращенных христиан повторно впадал в ересь, ведь соблюдение обрядов иудаизма требовало некоторых очевидных атрибутов - отказа от некошерной пищи, хранения в доме Торы и отказа работать в субботу. В качестве расплаты за их грехи скрытых иудеев ждали разные наказания, от конфискации имущества до прогулки на костер. После завоевания Гранады, которое завершила многовековую Реконкисту, такие же репрессии со стороны инквизиции обрушились и на мавров, которых либо изгоняли из Испании, либо заставляли переходить в христианство.

Всего же за время деятельности Томаса де Торквемады, по разным данным, было сожжено заживо от 2 до 8 тысяч человек, и более 20 тысяч человек было подвергнуто иным наказаниям. Самый же ярый критик Торквемады, испанский историк инквизиции, живший в 18 веке, Хуан Антонио Льоренте, считал, что генеральный инквизитор Кастилии и Арагона сжег на костре 10 220 человек, а еще 97 тысяч человек подверг конфискации имущества, тюремному заключению, изгнанию со службы и прочим наказаниям.

Ввиду того, что Торквемада своей деятельностью нажил кучу врагов, по приказу королевы Изабеллы к нему была приставлена охрана, составленная из пятидесяти всадников и двух сотен пехотинцев, которая сопровождала генерального инквизитора всюду, куда бы он не пошел. Каждое блюдо перед тем, как подать Торквемаде на стол, пробовалось в его присутствии. В последние годы жизни ухудшение здоровья Торквемады заставило папу Александра VI назначить в июне 1494 года ему в помощь четырех инквизиторов, которые забрали фактическую власть из рук Томаса. Многие историки полагают, что истинной причиной этого назначения могли стать многочисленные жалобы, поступившие к папе на неустанное рвение Генерального инквизитора.

Томас де Торквемада умер 16 сентября 1498 года. В 1836 году его могила была разграблена радикальными протестантами, считавшими, что Торквемада, приказавший извлечь множество людей из могил, чтобы надругаться над их останками, сам должен посмертно испытать такую же участь. Кости Генерального инквизитора Кастилии и Арагона, как утверждается, были ритуально сожжены тем же способом, что и на аутодафе.

Продолжение следует.

Называется «Камень Солнца»: все пять эпох мироздания — у вас на голове!

Историческая причёска — самое то на первое сентября.

Напоминаю, что здесь можно найти статью про значение всех деталей самого известного памятника ацтеков.