Трансвааль

Вечером 26 января 1905 года управляющий алмазодобывающей компании Premier Diamond Mining Фредерик Уэллс совершал рутинный обход шахт. На глубине пяти метров он заметил необычное свечение – лучи закатного Солнца проникли вглубь рудника и отражались от огромного кристалла. Мистер Уэллс вынул карманный нож, достал из стены самоцвет и не мог поверить в увиденное. Только что он добыл крупнейший в мире алмаз.

Сегодня пост про легендарный алмаз Куллинан, английский (и не только) колониализм, обработку драгоценных камней и прочие интересности.

Часть I. Колонизация

Как я уже отметил, Куллинан обнаружили на руднике компании Premier Diamond Mining. Но как на юге Африки оказалось это предприятие? Что там вообще делали англичане? Кому пришла идея искать алмазы на ферме? Обо всём со времён мамонтов по порядку.

В одном из предыдущих постов я рассказывал про Голландскую Ост-Индскую компанию, которая контролировала торговлю между метрополией и Молуккскими островами. Важной точкой на этом маршруте был мыс Доброй Надежды, где одна из голландских экспедиций основала в 1652 году базу, чтобы экипажи судов отдыхали и пополняли запасы. Так появился порт Каапстад (сейчас – Кейптаун). За счёт новых переселенцев он разрастался, и вскоре там появилась полноценная Капская колония.

Полтора века спустя Европа погрузилась в пучину французских революционных войн, во время которых Франция установила марионеточное правительство в Нидерландах. В Лондоне запереживали: французы могут использовать заморские владения голландцев, а значит надо срочно оккупировать Капскую колонию. Хотя бы на время. Вскоре, во время наполеоновских войн, англичане не церемонились и окончательно аннексировали территорию. Так, Голландия утратила статус великой державы.

Население Капской колонии оказалось, мягко говоря, не в восторге. Амстердам, Париж и Лондон были далеко, а экспертов, как сегодня, способных объяснить тонкости европейской политики, было крайне мало. Новые английские порядки не понравились местным, и 15 тысяч жителей, собрав вещи, мигрировали на северо-восток, чтобы основать там свои страны – Трансвааль и Оранжевое свободное государство.

Трансваальцы и англичане не особо ладили между собой. В XIX веке отношения стали стремительно ухудшаться. Отмена рабства в Великобритании ударила по Трансваалю, экономика которого зависела от торговли людьми. Позднее там обнаружили крупные залежи драгоценных камней, и в Лондоне (сразу же) возникла идея создания единой и подконтрольной Южно-Африканской конфедерации, в которую входил бы и Трансвааль. Всё это вылились в две кровопролитные войны – англичане только со второго раза сломили сопротивление потомков голландских колонистов.

Вместе с войсками, теперь уже в колонию Империи, над которой никогда не заходит Солнце, пришёл бизнес, которому не терпелось выкачать ресурсы из новой территории.

Часть II. Рудник «Премьер»

В 1898 году, незадолго до второй англо-бурской войны, Трансвааль посетил уроженец Капской колонии геолог Томас Куллинан. Он накопил достаточно денег для покупки земли, где рассчитывал добывать алмазы. Дело оставалось за малым – эту землю надо было найти.

Около одной фермы Куллинан заметил маленький алмаз и, будучи опытным геологом, определил местоположение кимберлитовой трубки. В скором будущем она станет рудником «Премьер».

Но пока возникла проблема – земля была в собственности фермера Иоахима Принслоо. Надо ли говорить о том, какие чувства к англичанам испытывал потомок голландцев? Куллинан решил не рисковать лично и послал переговорщика, который получил ожидаемый отказ. Решив попытать счастья в иной раз (вдруг фермер был просто не в духе?), он узнал, что Принслоо действительно изменил мнение: в этот раз он обещал застрелить делегата. Пока Куллинан искал подход к неуступчивому землевладельцу, началась война, и наш предприимчивый геолог был вынужден покинуть страну, где подданным британской короны не особо радовались.

Прошло 4 года, война закончилась и Куллинан узнал, что Принслоо умер, едва начались боевые действия. Его наследники – дочь Мария и два сына, Виллем и Иоахим, оказались в тяжелом финансовом положении. Не раздумывая, они продали землю Куллинану за 52 тысячи фунтов стерлингов.

В первый день декабря 1902 года Томас Куллинан основал Premier Diamond Mining Company Ltd. и начал осваивать месторождение. Вложения окупились менее чем за год –  почти 100 тысяч карат добытых алмазов были проданы на сумму около 140 тысяч фунтов стерлингов. В общем, дела пошли в гору (ну или вглубь).

Часть III. Тот самый алмаз

Самое время вернуться к мистеру Уэллсу. Возвратившись в офис, он показал находку специалистам. Быстрые замеры показали: вес 3106 карат (621,35 граммов или почти 3 iPhone 16 Pro Max), размер 10х6,5х5 см (как бенто-тортик).

Для алмаза он был гигантом – самый крупный до этого момента Эксельсиор был в три раза меньше! Почти бесцветный камень с голубоватым оттенком, попадая на который, лучи Солнца превращались в радугу. Он не был гладким со всех сторон, что навело на мысль о том, что это осколок более крупного самоцвета. Предприимчивый Уэллс сразу дал алмазу имя – Куллинан (назовём Фредерика за это карьеристом), а потом получил огромную премию (В ряде источников говорится о 10 тысячах долларов. На вопрос, почему не фунтов стерлингов, я не нашёл ответ).

У Куллинана-человека возник справедливый вопрос: что делать с бесцветным однофамильцем? Ведь, несмотря на ажиотаж (около банка в Йоханнесбурге, где выставили самоцвет, собралось 9 000 граждан), Очереди из желающих имеющих возможность приобрести находку не наблюдалось. Но выход из положения нашёлся сам собой: алмаз нужно было доставить для дополнительной экспертизы в Лондон, где живут не только специалисты, но и олигархи богатые люди – целевая аудитория компании Куллинана.

Тут возник другой, не менее справедливый, вопрос: а как везти? Об алмазе знает вся Южная Африка и Британия, потенциальные похитители наверняка разработали тысячи хитрых планов кражи, а утечка информации в таком деле неизбежна. В обстановке строжайшей секретности Куллинан изготовил стеклянную копию алмаза, которую торжественно на глазах у изумлённой публики упаковал в красивую коробку, положил в сейф капитана корабля, плывущего идущего в Лондон. Также он заказал дополнительную охрану и с причала помахал рукой всей этой делегации. Настоящий алмаз он положил в самую обычную коробку и послал в Лондон заказной почтой (интересно, какая была указана объявленная ценность посылки?). Оба камня доехали в целости и сохранности. Что стало со стекляшкой, я не знаю, а вот алмаз показали королю Эдуарду VII. Повторилась ситуация как в банке Йоханнесбурга – даже монарх отметил, что камень красивый, но покупать его, конечно, он не стал.

До 1907 года алмаз числился за Premier Diamond Mining Company. Но в правительстве Трансвааля созрел хитрый план, основанный на знании законов. Из-за 60-процентного налога на прибыль от добычи полезных ископаемых, компания Куллинана получит только 40% стоимости, а в казну вернётся неплохой кэшбэк (STONKS!). Решено: алмаз купили за символическую сумму, которая на настоящий день эквивалентна 20 млн фунтов стерлингов, или более чем 2 миллиардам рублей.

Такую трату бюджетных средств надо было как-то обосновать. Но у чиновников всё было просчитано – они решили преподнести алмаз в подарок королю Эдуарду VII в знак примирения Трансвааля с Англией.

***

Тут, впервые в своих лонгридах, я ненадолго прерву повествование, чтобы развёрнуто прокомментировать эту формулировку, которую считаю ужасной. До следующей части будет СУБЪЕКТИВНОЕ МНЕНИЕ (Подчёркиваю. Это авторский пост – имею право). Если вам интересно читать только про историю алмаза, то смело пролистывайте эту вставку. Ничего важного не пропустите.

Официально, «биография» алмаза Куллинан не такая внушительная как у Кох-и-Нура, Орлова (Великого Могола?) или другого знаменитого камня. Вокруг него нет мрачных легенд, его не похищали, непосредственно из-за него не убивали. Но формулировка, с которой его преподнесли английскому королю, делает его, на мой взгляд, самым кровавым алмазом в истории.

Надеюсь, ни для кого не секрет, что концентрационные лагеря существовали до Второй Мировой войны. Историки сходятся во мнении, что это изобретение британцев времён второй англо-бурской войны, о которой я писал в начале поста. Влиятельные потомки голландцев-работорговцы, действительно, должны были понести наказание за свои преступления. Однако, ужасы английской интервенции прочувствовали на себе, в первую очередь, обычные жители – как коренные народы, так и мирные колонисты.

Среди историй того времени самая известная - история семилетней девочки Лиззи ван Зейл – заключённой Блумфонтейнского лагеря, погибшей там от голода. Вот, что о ней писала английская пацифистка Эмили Хобхаус:

Её мать была «нежелательным элементом» из-за того, что её отец не сдался и не предал свой народ, а потому Лиззи был назначен самый низкий рацион; через месяц пребывания в лагере она была настолько заморена голодом, что её перевели в небольшую новую больницу. Здесь с ней обращались грубо. Предоставленный англичанами доктор и его медсёстры не понимали её языка и, коль скоро она не говорила по-английски, приписали ей идиотию, хотя она была вполне нормальной и умственно здоровой. Однажды она, тоскуя, стала звать: «Мама, мама, хочу к маме!». Некая гражданка Бота подошла к ней, чтобы успокоить её, но была резко прервана одной из медсестёр, потребовавшей не общаться с этим ребёнком, который является сплошной неприятностью.

Английские власти пытались замолчать эту историю, несмотря на многочисленные доказательства. Даже сейчас про южноафриканские лагеря в Британии, видимо, не принято вспоминать. Зато, видимо, на Западе принято регулярно вспоминать про GULAG и поливать грязью нашу страну. В общем, в чужом глазу сучок видят, а в своём бревна не замечают. О дивный новый мир!

На фоне истории Лиззи ван Зейл, такой подарок королю – чистой воды лицемерие. В Британии настолько забыли про события англо-бурской войны, что в 2023 году, во время коронации Карла III, не использовался Кох-и-Нур, чтобы «не напоминать индийцам о колониальном прошлом». От ношения Куллинана же не отказались: по всей видимости, английские аристократы считают, что он никому ни о чём не напоминает. Можно привести контраргумент: драгоценные осколки Куллинана являются неотъемлемой частью короны и скипетра, используемых в ходе церемонии. Но! Во-первых, их можно спокойно изъять – было бы желание и последовательность в популистских решениях. Во-вторых, тогда непонятно зачем акцентировалось внимание общественности на «благородном неиспользовании» Кох-и-Нура? В британских концлагерях Южной Африки погибло почти 28 тысяч женщин и детей, а поставленные Лондоном власти прислали Куллинан в знак примирения от имени трансваальского народа.

Мне кажется уместным вспомнить цитату из Ведьмака:

Зло – это зло … меньшее, большее, среднее – все едино, пропорции условны, а границы размыты … Но если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.

Выводы делайте сами.

***

Часть IV. Бриллианты

В ноябре 1907 года король Эдуард праздновал свой 66-й день рождения. Лично поздравить его прибыли коллеги из Испании и Швеции, весь свет европейской аристократии. Но все подарки затмил гостинец из Трансвааля, который монарху вручил представитель колониальных властей.

Король решил, что хранить его во дворце (камень, не представителя колонии) смысла нет, а потому, надо сделать бриллиант. Эдуард знал к кому обратиться – несколько лет назад семья потомственных огранщиков Ашеров из Голландии (какая ирония!) уже работала по заказу английской короны над алмазом Эксельсиор, чем заслужила себе репутацию лучших мастеров в своём деле.

Многие считают, что история циклична. В случае с транспортировкой Куллинана это утверждение абсолютно верно. Чтобы вновь отвести взгляды потенциальных похитителей, капитану военного корабля вручили опечатанную коробку, которая, как Вы можете догадаться, была пустой. Алмаз же доставил в Амстердам Абрахам Ашер во внутреннем кармане пальто и на обычном пассажирском судне.

Глава семьи и главный огранщик Джозеф Ашер долго изучал алмаз и пришёл к выводу, что из него невозможно сделать один гигантский бриллиант, так как самоцвет имел множество трещин. Мастерство огранщиков заключается в поиске на поверхности алмаза точку, через которую можно разбить камень по внутренним трещинкам, избавив от лишних вкраплений. Цена ошибки может быть высока, вплоть до того, что камень рассыплется в пыль.

Несколько недель спустя, в начале февраля 1908 года, Джозеф Ашер собрал прессу, фотографов и приготовился нанести удар в найденную им точку на алмазе.

Замахнувшись молотком, он обрушил всю силу удара на приставленный к самоцвету нож. Повисшую тишину нарушил ужасный треск от сломавшегося инструмента. Сам Ашер при этом не устоял на ногах и упал (вскоре появился миф, что он якобы потерял сознание, однако это выдумка).

Вторую попытку Ашер решил сделать спустя несколько дней и только в присутствии нотариуса. В этот раз он добился успеха - Куллинан раскололся на два больших куска. Дальнейшие разделения были намного проще и, в итоге, получилось девять крупных и почти сотня маленьких камней. Несколько месяцев сотрудники фирмы занимались их огранкой и полировкой.

Согласно условиям договора, английской короне следовало вернуть два самых больших бриллианта – Куллинан I и Куллинан II, получивших имена «Большая звезда Африки» и «Малая звезда Африки». Остальные камни остались у Ашера в счёт оплаты работы. Куллинан VI Ашер продал лично королю Британии, остальные шесть крупных бриллиантов выкупило (барабанная дробь!) правительство Трансвааля, чтобы снова подарить их Эдуарду.

Итак, девять крупных бриллиантов остались у британских монархов. Чтобы не утомлять Вас ТТХ и детальными описаниями (на мой взгляд, их история куда интереснее) кратко расскажу, где они сейчас.

Куллинан I, он же Большая звезда Африки (530 карат), - в скипетре британского монарха, который ради этого пришлось переделывать. Хранится в Тауэре, иногда используется в торжественных мероприятиях вместе с младшим братом. Куллинан II, он же Малая звезда Африки (317 карат), прямо в центре британской короны под Рубином Чёрного принца (кстати, это не рубин), тоже хранится в Тауэре. Пара Куллинан III и Куллинан IV вместе украшают брошь-подвеску, также, как и дуэт Куллинан VI – Куллинан VIII. Куллинан V отдельно вставлен в брошь, Куллинан VII – в колье, а Куллинан IX находится в платиновом кольце.

Часть V. Современность
В мае 2023 года, накануне коронации Карла III, прошла новость, что инициативная группа южноафриканских граждан потребовала возвращения Большой звезды Африки на историческую родину. Активистам из Йоханнесбурга удалось собрать даже 8 тысяч подписей. Ранее, со схожими инициативами уже выступали жители Индии. В своё время, власти Греции конфликтовали с Лондоном по вопросу возвращения вывезенных предметов искусства. Британские власти под различными предлогами отказываются возвращать как «подаренные» вещи, так и «украденные».

Сейчас шахта «Premier» называется «Куллинан» и по-прежнему приносит доход своим британским владельцам. В этом плане за сотню лет ничего не изменилось. Мне кажется, что этот снимок прекрасно демонстрирует это утверждение. На фото акция Rolls-Royce – названный в честь алмаза автомобиль компания подарила руководству той самой шахты, где был добыт главный герой поста. Я даже не берусь это комментировать. Могу лишь сказать, что, вне вышесказанного контекста, считаю и алмаз Куллинан, и Rolls-Royce Cullinan, по-своему прекрасными вещами.

Кстати, Вы знаете почему пирамиды находятся в Египте? Они слишком большие, чтобы поместиться в Британском музее. В каждой шутке есть доля шутки.

А потому закончу лонгрид цитатой из повести "Неукротимый белый человек" Джека Лондона:

Скажите белому, что в какой-то лагуне, где живут десятки тысяч воинственных туземцев, лежит жемчужина, — он бросится туда очертя голову с полдюжиной разных ловцов-канаков и дешевым будильником вместо хронометра. Они возьмут удобное судно водоизмещением тонн в пять и набьются туда, как сельди в бочку. Только шепните ему, что на Северном полюсе есть золотая жила, и это неукротимое белокожее существо сразу же двинется в путь, прихватив с собой лопату, кирку, окорок и патентованный, последнего образца, лоток для промывания золота. И самое удивительное, что он туда доберется! Намекните ему, что за раскаленной оградой ада нашли алмазы — и Мистер Белокожий атакует врата преисподней и заставит старого бродягу Сатану работать ломом и лопатой. Вот что происходит, когда человек глуп и неукротим.

P.S. Надеюсь Вам понравилось, пишите комментарии, что думаете по поводу вышеизложенного. Признаюсь, этот пост дался тяжелее обычного, но, думаю, оно того стоило.

Всех приглашаю в свой телеграм-канал «И ты, Брют?». Там, кроме тех же самых лонгридов, регулярно пишу мини-посты, иногда пилю мемчики, всякие интересные штуковины. Вот ссылочка: https://t.me/eettubrut

Ещё пытаюсь также развивать Дзен: https://dzen.ru/ettubrut

Всем добра и, главное, хорошего настроения!

Начало: ЗДЕСЬ.

Снабжение вооруженных сил бурских республик артиллерийскими боеприпасами, складывалось, как и в случае с патронами, из двух основных компонентов: довоенные запасы и налаженное на месте производство. "До начала войны удалось создать и значительные запасы боеприпасов — по 1138 снарядов на каждое артиллерийское орудие крупного калибра и 3124 — мелкого калибра" (А.И. Дороговоз. Англо-Бурская война 1899-1900 гг. М., 2004).

Боеприпасы закупались партиями, привязанными к поставкам орудий, для моделей Круппа - в Германии, для Шнайдера-Крезо во Франции. Современники свидетельствуют, что боеприпасы были достаточно "неровного" качества. "Большинство бурских снарядов, по обыкновению, не взрывались", - такую убийственную характеристику оставил в начальный период войны молодой Уинстон Черчилль в одной из своих корреспонденций для The Morning Post. В "лучших" журналистских традициях сэр Уинстон несколько сгущает краски, однако проблемы со взрывателями к снарядам для знаменитых 155-мм шнайдеровских "Лонг Томов" действительно имели место. Устранением дефектов занимались в мастерских Южно-Африканской Железнодорожной Компании в Претории, ставшей главным цехом технического обслуживания артиллерии, под руководством инженера Отто (или Олафа?) Уггла, выходца из Скандинавии, считавшегося основным специалистом Трансвааля по артиллерийским вооружениям. Отладить взрыватели удалось только в мае 1900 г., буквально накануне падения Трансваальской столицы и за несколько месяцев до того, как "Лонг Томы" стало невозможно использовать из-за исчерпавшихся запасов снарядов (два орудия были взорваны осенью 1900 г., еще два - в апреле 1901). Выходит, значительную часть своей истории "главный калибр" буров работал не в полную силу.
Собственное изготовление снарядов было развернуто в Трансваале также на базе железнодорожных мастерских. Сохранить его в тайне не удалось, в Европу просочились подробные сведения о цикле производства. 28 января/ 9 февраля 1900 г. русский военный агент (атташе) Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер рапортовал в Санкт-Петербург: Южно-Африканское железнодорожное общество оказывает неоценимые услуги правительству Республики... Мастерские общества снабжают буров подковами. Эти же мастерские делают стальные снаряды, исправляют орудия, строят лафеты, повозки и чинят разную другую материальную часть.
Фабрикация снарядов производится следующим образом: тело снарядов - в мастерских Южно-Африканского железнодорожного общества, трубки - на одном заводе в Претории, снаряжение - на динамитной фабрике. Последняя вообще оказывает большие услуги правительству; она изготовляет бездымный порох и, по слухам, делает патроны для ружья Маузера". Слухи оказались верными, и вскоре достигли ушей британцев, что закономерно породило диверсионную активность их агентуры против бурских военных производств.
Уровень обслуживания артиллерийской техники, которого удалось достичь благодаря усилиям инженера О. Уггла, иллюстрируют заметки другого русского военного агента - подполковника Ромейко-Гурко из ставки буров, также в январе 1900 г.: "Снаряды тоже выделываются на месте, и действием их войска довольны. Но выделывать орудия на месте здесь не могут. Им, однако, удалось совершенно исправить 15,1/2-сантиметровое орудие Крезо, испорченное англичанами во время удачной вылазки из Ледисмита, и даже сделать новый поршневой затвор. Исполнено это было в железнодорожных мастерских". Добавим, что, исправляя вторую бурскую пушку, исковерканную англичанами под Ледисмитом, 120-мм гаубицу Круппа, железнодорожные умельцы в Претории все-таки изготовили одно-единственное орудие, вместо третьей, потерянной безвозвратно. "Для замены орудия в мастерских Южно-Африканской Железнодорожной Компании под руководством норвежского инженера Уггла изготовили копию гаубицы, которая на испытаниях показала те же баллистические характеристики, что и оригинал" (О. Тодер. Артиллерия первой войны 20-го века (пушки в англо-бурской войне).

В тех же мастерских незадолго до захвата Претории англичанами сработали и импровизированные артиллерийские бронепоезда буров, позволившие еще некоторое время перемещать два "Лонг Тома" на бронированных платформах вместе с отступавшими ополченцами и использовать их в боях.
После сдачи Претории персонал и оборудование артиллерийских мастерских эвакуировались в город Бабертон, остававшийся незахваченным британскими войсками, и на некоторое время возобновили работу там. В сентябре 1900 г. они отремонтировали один из "Лонг Томов", но производство боеприпасов наладить уже не могли. А потом пришла кавалерия лорда Робертса, и существование импровизированной военной промышленности Трансвааля прекратилось.

ока арсеналы Трансвааля и Оранжевой находились под контролем, а железнодорожные мастерские "фабриковали" боеприпасы, зловещий "снарядный голод" был практически не знаком бурским артиллеристам. После первого неудачного опыта в сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. они больше не пытались вести контрбатарейную борьбу (это отнюдь не значило, что не стреляли по более слабым или "подставившимся" британским орудиям) и, вместо пресловутого "урагана картечи", предпочитали угощать "джентльменов" прицельными выстрелами по четко выверенным целям. Классический пример такой организации огня и его эффективности наблюдал на позициях под Ледисмитом подполковник Ромейко-Гурко: "...С раннего утра трансваальцы открывают огонь из своих тяжелых орудий и производят подряд от пяти до десяти выстрелов, на которые англичане немедленно отвечают; затем назначаются люди для наблюдения за неприятелем, а огонь возобновляется лишь в случае появления какой-нибудь хорошей цели. Сами англичане за последнее время никогда огня не открывают, а лишь отвечают; их огонь почти никакого вреда осаждающим не причиняет, чего, по-видимому, нельзя сказать про огонь трансваальцев, если верить их словам, а в особенности если судить по тому, насколько безжизненными кажутся город Ледисмит и его лагерь, которые очень хорошо видны с горы Булувана в сильную подзорную трубу. Напротив, госпитальный лагерь англичан... кишит народом".
Расход снарядов, таким образом, был весьма экономным. Случаи, когда бурским орудиям/орудию приходилось замолкать посреди сражения, расстреляв весь боезапас, носили единичный характер.
Ситуация в корне изменилась с началом партизанской стадии сопротивления буров, когда их артиллерии пришлось полагаться только на возимые с собой, либо спрятанные в тайных местах боеприпасы. И тем не менее бурским коммандо еще долгое время удавалось применять несколько орудий, в основном 75-мм крупповских полевых пушек, и, конечно же, большое количество своих любимых 37-мм скорострелок Максима. Последние продемонстрировали самую высокую выживаемость в партизанской войне - они были легки, мобильны, и, главное, к ним было легко доставать боеприпасы: британцам "Пом-помы" тоже нравились. В 1902 г., в последние месяцы войны, не менее 8-9 максимовских скорострелок еще продолжали поддерживать отчаянных "искателей горечи" огнем, своими раскатистыми очередями вселяя в них тщетную надежду...

_______________________________________________________________Михаил Кожемякин.

Вторая Англо-Бурская война 1899-1902 г. продемонстрировала феноменальную способность двух небольших государственных образований в Южной Африке долгое время оказывать успешного сопротивление величайшей колониальной империи своего времени. В течение более чем 2,5 лет интенсивных боевых действий бурские республики - Южно-Африканская Республика (Трансвааль) и Оранжевое Свободное государство - выдерживали бремя военных расходов и снабжения своих вооруженных сил почти исключительно за счет собственных ресурсов.

О финансовой либо военной поддержке Трансвааля и Оранжевой республики со стороны враждебных Великобритании держав в 1899-1902 г. речи не шло. Некоторая гуманитарная поддержка от общественных организаций (в основном в организации медицинской помощи) и небольшие поставки материалов "двойного назначения" через сухопутную границу из португальских колоний, равно как и прибытие на театр войны нескольких тысяч иностранных добровольцев, решающей роли не сыграли.

ВОЙНА ПИТАЕТСЯ ЗОЛОТОМ (Тит Ливий).
Британской империи вторая Англо-Бурская война обошлась по меньшей мере в 211 млн фунтов стерлингов (подсчеты расходов разнятся вплоть до 250 млн), хотя изначально планировалось, что затраты на Южноафриканскую компанию уложатся в 10 млн.

Расходы бурских республик на войну к весне 1901 г., когда основные их центры были захвачены англичанами и финансирование прекратилось, составили около 87 млн фунтов. Цифра вполне сопоставимая с британской. Каков же был военный бюджет Трансвааля и Оранжевой, каковы источники его пополнения, и из чего складывались их основные расходы на оборону? Источником благосостояния более экономически развитого и многолюдного Трансвааля являлись его богатые золотоносные поля, которые начали интенсивно разрабатываться с 1880-х г. (т.н. Витватерсрандская золотая лихорадка). Нарочито примитивная и демократичная бюрократия бурской республики, минимизировавшая коррупцию, оказалась здесь кстати и позволила взять добычу "презренного металла" под жесткий контроль. В результате тучная курица золотодобычи несла для Трансваальской казны золотые же яйца.
Российский военный агент (военный атташе) в Брюсселе и Гааге Евгений Карлович Миллер, компетентный и в трансваальских делах, 28 января/9 февраля 1899 г. докладывал в Санкт-Петербург: "Правительство Южно-Африканской Республики эксплуатирует за свой счет 9 золотых приисков; за ноябрь было добыто золота на сумму 216 ООО фунтов стерлингов. Монетный двор работает усиленно; в сентябре было выбито золотой монеты на 60 ООО фунтов стерлингов".

Непосредственно из Трансвааля информацию об объемах золотодобычи сообщал корреспондент петербургской газеты "Новое время" Алексей Ефимович Едрихин (псевдоним: Вандам), поручик запаса, в 1899 г. завершивший обучение в Николаевской академии Генерального штаба: "В стране начиная с 1887 по 1896 г. добыто 660 ООО фунтов золота, ценностью в 406 250 рублей. Добыча производилась в следующей постепенности: в 1887 г. - на 840 тысяч рублей; в 1888 г. - на 7 570 тысяч; в 1889 - на 13 452 тысячи; в 1890 г. - на 18 111 тысяч; в 1891 г. - на 26 554 тысячи; в 1892 г. - на 44 741 тысячу; в 1893 г. - на 53 816 тысяч; в 1894г.- на 73 860 тысяч; в 1895г.- на 81 475 тысяч и в 1896г.- на 86 миллионов рублей... Теперь возьмем другой расчет: в 1896 г. при 3 000 машин, дробивших камень, было добыто 150 000 фунтов золота, а уже перед войной, кроме вновь заказанных, было в работе более 7000 машин. При таких условиях самая минимальная добыча золота ежегодно [составляла] 300 000 рублей [фунтов?]" ("Письма о Трансваале", "Новое время" №8690, 8/21 мая 1900 г.). На рубеже XIX-XX вв. соотношение рубля к фунту стерлингов составляло примерно 9,5 руб. за 1 фунт.

Словом, Трансваалю было чем заплатить за банкет войну. При этом военные расходы бурского государства складывались по весьма выгодной для него модели: оно не чувствовало себя стесненным при закупках оружия и боевых материалов, а содержание вооруженных сил обходилось ему достаточно дешево. "Предаваясь самообману, британская пресса изображала правительство Крюгера сборищем провинциальных идиотов, в то время как под руководством коммандант-генерала Питера Жубера Трансвааль закупал последние образцы европейского вооружения", - сообщает российский военный историк Олег Тодер, посвятивший артиллерийскому вооружению второй Англо-Бурской войны основательное исследование. "Понимая неизбежность войны с Англией, правительство президента Крюгера постоянно увеличивало государственные расходы на вооружение. Так, в 1897 году военные расходы составили гигантскую для бюджета Трансвааля сумму — 1 793 279 фунтов стерлингов при общих доходах государства в 4 480 217 фунтов" (И.Г. Дроговоз. Англо-бурская война 1899–1902 гг.). Основная статья расходов - закупки артиллерийского и стрелкового вооружения а также боеприпасов в странах Европы. Средства связи и транспорта, саперный инвентарь, медицинское оборудование и т.п. вообще не стоили военному бюджету ни шиллинга, т.к. проходили по сметам гражданских ведомств.
Первым практику военных закупок за рубежом ввело менее состоятельное Оранжевое Свободное государство, в 1864 г. заказавшее два 6-фунтовых орудия Витворта в Великобритании - тогда они еще дружили... Затем подобные расходы обеих республик были неравномерно распределены на почти четыре десятилетия с начала 1860-х до первого военного 1899 г., и Трансвааль очень быстро и уверенно захватил лидерство. Каждую конкретную трату в обязательном порядке рассматривал республиканский Фолксраад, т.е. законодательное собрание, парламент. Нередко крестьянская прижимистость буров принимала гротескные формы. Например в 1893 г. бывший австрийский артиллерист чешского происхождения на Трансваальской службе Адолф Зборил особенно настаивал перед Фолксраадом, что "не следует впредь больше заказывать орудия без лафетов, потому что никакой экономии от этого не будет".
Затратной и бесполезной затеей оказалось строительство "правильных" крепостей. "На... высотах (окружавших Преторию) возвели мощные фортификационные сооружения, - пишет Олег Тодер. - Три форта (Schanskop, Wonderboompoort и Klapperkop) строились германской фирмой "Krupp" и вооружались германской артиллерией. Четвертый (Daspoortrand) возводился французской "Schneider & Co" и был вооружен французскими пушками. Стоимость каждого из фортов составляла около 50 000 фунтов". С 1900 г. они десятилетиями служили британским войскам в Южной Африке военной тюрьмой, штабными помещениями, казармами, складами... Некоторые из этих сооружений тщательно сохраняются по сей день, привлекая досужих туристов. Но ни один форт не сделал по англичанам ни единого выстрела, они не сыграли ровно никакой роли в обороне Трансвааля.
В окрестностях Йоханнесбурга также были возведены два укрепления, больше для устрашения мятежного небурского населения "золотого города" (там располагалась тюрьма); в этом была хоть малая польза.
Но, несмотря на все издержки, накануне войны бурским республикам хватало денежных средств на создание достаточных для ведения войны запасов оружия - этому ниже будет посвящен отдельный раздел.

К фото - Артиллерия Оранжевого свободного государства. Щеголеватые расчеты в шлемах-"пикельхаубах" германского образца выглядят настоящими пруссаками. Немецкообразную форму одежды ввел в республике начальник артиллерии Фридрих Альбрехт, бывший унтер-офицер прусской службы.

На своих маленьких армия правительства Трансвааля и Оранжевой не экономили. Например, в Претории для артиллеристов в 1895-98 гг. был выстроен трехэтажный благоустроенный казарменный комплекс на улице Потгитера, который казался этим простым парням, выходцам с бедных ферм и из шахтерских трущоб, настоящим дворцом.

СУРОВЫ И ХМУРЫ С ВИНТОВКАМИ БУРЫ (Цит.: А.Ахматова).
Современники называли буров народом, вооруженным протестантскими догматами XVII в. и современными винтовками. Характеристика яркая скорее для высокомерного отношения "цивилизованной" Европы к бурам, чем для них самих; но по поводу сильного стрелкового вооружения бурских войск все верно. В период, предшествовавший Англо-Бурской войне 1899-1902 гг., Трансваалем и Оранжевым Свободным государством была проделана большая работа по перевооружению своих потенциальных вооруженных сил в соответствии с требованиями военного искусства того времени. В основу был положен милиционный принцип комплектования бурского ополчения: каждый правомочный бюргер нес "неактивную" воинскую обязанность практически всю взрослую жизнь, а государство должно было обеспечить его на случай мобилизации оружием и патронами. Списочное число военнообязанных на 1 января 1899 г. составляло 29 279 чел. в Трансваале и 17 381 чел. в Оранжевой (реально мужчин призывного возраста было много больше, но желающих "откосить" среди буров хватало). Следовательно, нужно было хранить в арсеналах примерно 45-50 тыс. винтовок. С легкой руки, вернее, с бойкого пера Луи Буссенара пошла традиция представлять бурского ополченца вооруженным магазинной винтовкой системы Маузера. Запасы Маузеров в бурских республиках сильно преувеличивали сведения британских военных. "У буров имеется до 100 000 ружей Маузер", - транслировал английские данные в Санкт-Петербург 28 сентября/10 октября 1899 г. русский военный агент в Лондоне Генерального штаба полковник Николай Сергеевич Ермолов.

На самом деле наиболее многочисленной винтовкой в двух южноафриканских республиках на момент начала войны были неновые Мартини-Генри Mark I-IV, состоявшие на вооружении Британской армии с 1871 г. Таковых Трансваалем и Оранжевой было официально приобретено 34 тыс. Дополнительно много тысяч "мартинок" попали к бурам из соседних британских владений за последние десятилетия XIX в. разными путями - от розничных закупок (в доме каждого бюргера хранилось личное нарезное оружие) до трофеев первой Англо-Бурской войны 1880-81 гг.

Однако 5-зарядный дальнобойный Маузер германского производства был, что называется, харизматичнее, чем однозарядная винтовка Мартини-Генри. В историографии бытует мнение, что правительства Трансвааля и Оранжевого Свободного государства озаботились обновлением мобилизационных запасов стрелкового оружия после т.н. рейда Джеймсона 1895 г. - авантюрного и слабо подготовленного вторжения британских "прокси-сил" в расчете на антибурское выступление иностранных рабочих на золотых приисках. У буров этот "комариный укус" считался просто эпизодом. Перевооружение южноафриканских республик логичнее увязывать именно с бурным размахом золотодобычи, создававшим повышенные риски со стороны завистливого и прожорливого соседа - Британской империи. Архаично выглядевшие в немодных цилиндрах длиннобородые политические руководители Трансвааля и Оранжевой становились практичными современными людьми, как только речь шла о новых технических достижениях. У немецкой оружейной компании Ludwig Loewe & Co было заказано, по разным данным, от 70 до 55 тыс. винтовок Маузер модели 1895 г., прославившейся таким образом как "бурская модель" (некоторые произведенные экземпляры несли маркировку O.V.S. по аббревиатуре Oranje Vrij Staat). Однако реально доставлены были около 37 тыс. стволов (немецкий производитель увидел более выгодные контракты в Латинской Америке и перенаправил поток), из которых в распоряжении правительственных арсеналов осталась лишь часть. По программе вооружения военнообязанных современными винтовками любой бюргер мог приобрести Маузер в личную собственность всего за 3 фунта. С началом войны против Великобритании, будучи призван под знамена и помня, что государство должно ему винтовку, предприимчивый селяк приходил с пустыми руками, а новенький Маузер оставлял в своем краале (ферме), чтобы семья в его отсутствие не оказалась безоружной перед разбойничьими шайками туземцев. Русский военный агент в бурских войсках Ромейко-Гурко в январе 1900 г. доносил по этому поводу, что ополченцы вооружаются, в зависимости от наличия на складах, винтовками трех моделей: Маузера, Генри-Мартини и Гра-Кропачека. При чем "обыкновенно люди берут то ружье, к которому привыкли у себя дома". Дополняли запасы бурских арсеналов 7 000 винтовок Guedes Mod.1885 португальского производства и отдельные раритеты от фирмы Steyr типа норвежских Крэг-Йоргенсенов обр. 1894 г. Попадали в руки бюргеров также трофейные британские винтовки систем Ли-Энфилд (лучше) и Ли-Метфорд (хуже). (Подробнее: Paul Scarlata. 6 Rifles Used by the Afrikaners During the Second Boer War). Лишь со временем боевая эффективность Маузеров создала им легенду, и в войсках буров они стали "перевешивать" другие модели винтовок; и "свои, кровные" из дома позабирали, оставив взамен казенные однозарядки. На партизанском этапе войны Маузер использовал почти каждый бурский боец. Впрочем, некоторые авторы утверждают, что в завершающий период партизанской борьбы все больше сражающихся буров стали переходить на трофейные английские винтовки, т.к. к ним было легче достать боеприпасы.

Вопреки распространенному мнению, штыки в бурских хранилищах имелись ко всем моделям, за исключениям новых Маузеров. Но ополченцы не видели в них необходимости и обыкновенно не брали: они больше доверяли своим охотничьим ножам. Винтовками Мартини-Генри со штыками была вооружена только пешая полиция Трансвааля при несении караульной службы. Артиллеристы обеих республик использовали штыки на винтовках для часовых и построений в качестве почетного караула.

С запасами винтовочных патронов в бурских республиках дело обстояло неоднозначно. Известно, что с партией новейших Маузеров Трансвааль и Оранжевая заказали, по разным данным, от 40 до 50 млн патронов к ним. Однако в первом же донесении из Претории (18/30 янв. 1900 г.) русский военный агент подполковник Ромейко Гурко сообщал: "Патронов имеется... от шести до семи миллионов к каждой из трех систем (Маузер, Мартини-Генри и Гра)". То есть большая часть боезапаса к наиболее действенной системе бурского стрелкового оружия в самом начале войны была либо уже истрачена (в это верится слабо, см. ниже бурский стиль ведения огня), либо ранее разошлась с розничной продажи вместе с винтовками. Проблему представляли также патроны к устаревшим британским Генри-Мартини, снаряженные дымным порохом, выдававшим расположение стрелков. Неудивительно, что в первых крупных сражениях при Талана-Хилл, Эландслаагте и реке Моддер британская артиллерия быстро "нащупывала" бурские позиции.
В мирное время южноафриканские республики не производили боеприпасов промышленным методом. Однако война внесла свои коррективы, и предприимчивые бюргеры поставили на военную службу наиболее подходящие мощности горно-добывающей отрасли. "Ныне выделываются патроны, а равно бездымный порох на месте, для чего были приспособлены фабрики динамита, употреблявшегося в копях и золотых приисках" (первое донесение подполковника Ромейко-Гурко из Трансвааля). Производственные мощности можно ориентировочно представить на примере не самой крупной динамитной фабрики в Йоханнесбурге, каковая была взорвана в результате диверсии английской агентуры в апреле 1900 г. На тот момент в цехах находилось 600 фунтов (272 кг.) пороха, а для снаряжения одного патрона к винтовке Маузер нужно 5 гр.; т.е. недополученная фронтом партия могла насчитывать более 54 тыс. патронов.

Запасы боеприпасов Трансвааля были складированы в трех государственных арсеналах в Претории и Йоханнесбурге. В Оранжевом Свободном государстве основным местом хранения был арсенал Блумфонтейна. При хорошо налаженной системе железнодорожного сообщения в республиках и территориальной привязке основных боевых действий к питавшим их артериям железных дорог, снабжение бурских войск патронами было почти бесперебойным. Так продолжалось вплоть до основных успехов британского контрнаступления летом 1900 г. Даже после этого бурские ополченцы редко испытывали столь знакомый бойцам всех остальных армий ХХ в. недостаток патронов, и дело не столько в запасах и снабжении, сколько в оригинальном национальном боевом стиле. Бур всегда отдавал предпочтение снайперской меткости огня, а не частоте выстрелов. Действительно, атакующих британцев большие потери от редких выстрелов могли остановить не хуже ураганного огня (когда отчаявшиеся "томми" наваливались "на штыки", не жалея себя, частота стрельбы роли не играла). Талантливый русский военный инженер капитан Михаил Антонович фон Зигерн-Корн, находившийся в Трансваале в 11-месячном отпуске "для ознакомления с применением полевого военно-инженерного дела в войне буров с Англией", вспоминал об интересном случае: "Мне однажды случилось ехать с одним знакомым буром... на позицию. В его патронташе было всего 3 обоймы с 15 патронами... Я был крайне удивлен, почему он не пополнил патронташа. Я сам только что вдел раздачу патронов в комиссариате. Я его и спросил, что это значит? И вот что он мне ответил: «Когда я 8 месяцев тому назад поехал на войну, то у меня тогда был полный патронташ. За это время я уложил по крайней мере 40 хаки (так буры называли английских солдат). Дай мне Бог, подстрелить еще 15". Даже на исходе партизанской борьбы против британских захватчиков последние бурские партизаны спокойно вступали в перестрелки с врагом, имея считанные патроны. Мотивацией была не только героическая самоотверженность этих непримиримых "биттер эйндеров" (Bittereinder, "искатель горечи" на африкаанс), но и расчет перехватить инициативу благодаря меткости.

Вывод: во второй Англо-Бурской войне ополчения Трансвааля и Оранжевой республики были обеспечены стрелковым оружием, в т.ч. самым современным, если не в избытке, то в достаточном количестве. Запасы патронов пополнялись успешно налаженным на месте производством и расходовались крайне рачительно. Однако знаменитая максима Вольтера, о том, что "Бог помогает не большим батальонам, а тем, кто лучше стреляет" (изм.) в данном случае не сработала. Большинство побед англичан выглядели именно как вытеснение бурских стрелков с одной позиции за другой массами решительно атакующей пехоты. А после поражений недостаточно дисциплинированные войска буров легко деморализовались и имели обыкновение предпринимать "глубокие отступления" и частично разбегаться по домам.

АРТИЛЛЕРИЯ И АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ БОЕПРИПАСЫ.
Обеспечение бурских войск артиллерией по статистическим показателям не дотягивало до "принципа Мольтке", негласно установившегося после Франко-Прусской войны: в полевом сражении не менее 2 орудий на пехотный батальон. Историки второй Англо-Бурской войны единогласно исчисляют орудийный парк Государственной артиллерии Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Артиллерии Оранжевого Свободного государства в одну сотню орудий на примерно 30 тысяч полевых войск.

К фото - Один из хрестоматийных образов Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. - 155-мм орудие Шнайдер (Крезо) буров. Большая часть расчета облачена в полевую форму Государственной артиллерии Трансвааля, а боец у затвора носит парадный мундир обр. 1896 г. со снятыми "гусарскими" шнурками.

Тем не менее, бурское командование отлично усвоило дух, а не букву заветов Мольтке, и взаимодействие артиллерии с полевыми частями было налажено очень хорошо, а всем самостоятельным тактическим единицам по-возможности придавались артиллерийские подразделения. Большую роль небольшой бурской артиллерии в боевых действиях признавали и друзья, и враги. "Государственная артиллерия обеих республик, в основном подготовленная по германскому образцу и немецкими офицерами, располагала 100 пушками, в основном современными 75-мм полевыми орудиями Крезо и Круппа... и 155-мм Крезо", - сообщает британский военный историк Mайкл Барторп (Michael J. Barthorp. The Anglo-Boer Wars, Blandford Press, 1987).
Известно, что в Трансваальской артиллерии имелись Корпус крепостной артиллерии (расформирован в 1899, когда орудия потребовались "на земле"), 4 номерных конных батареи (последняя сформирована полностью из 37-мм скорострелок Максима, еще две смешанные - орудия плюс скорострелки), рота телеграфистов (вкл. гелиографистов), военно-медицинская и военно-музыкальная команды. Артиллерия Оранжевого Свободного государства располагала двумя конными и, возможно, одной пешей батареей, опять-таки оркестром и эскадроном карабинеров, развернутым с началом войны из резервистов - единственной регулярной кавалерией буров.

Интересную информацию об обеспечении артиллерии бурских республик материальной частью приводят русские очевидцы, побывавшие в Южной Африке в период второй Англо-Бурской войны в качестве добровольцев, военных наблюдателей, корреспондентов - нередко всё в одном лице. Российский военный агент (атташе) в войсках буров Генерального штаба подполковник В.А. Ромейко-Гурко доносил в Санкт-Петербург 18/30 января 1900 г.: "Артиллерия немногочисленна (всего около ста орудий). Орудия различных систем". Более подробный отчет по бурской артиллерии представил 4/17 марта 1900 г. из бурского лагеря под Гленко штабс-капитан А.С. Потапов, работавший под прикрытием должности административного секретаря отряда Русского Красного Креста, человек авантюрного склада, не брезговавший шпионажем, но от того более осведомленный. Он собрал сведения о системах орудий и количестве стволов Трансваальской артиллерии в таблицу:

"Артиллерия Оранжевой Республики, говорят, состоит из 14 орудий завода Krupp 75 mm калибра", - дополняет штабс-капитан.
Его сведения оказались относительно достоверны, но требуют некоторых пояснений.
- "Creusot Long Tom" - смешение модели орудия и его прозвища среди бурских артиллеристов "в одном флаконе". Речь идет о 155-мм орудиях Шнайдер (Крезо), самом мощном в бурской артиллерии, громовые звуки стрельбы которого ласкали слух всякого бюргера. Они были заказаны в 1897 г. во Франции и в том же году ввезены в Трансвааль через территорию португальской колонии (ныне Мозамбик). В мае 1900 г. два из них были установлены на железнодорожных платформах задействованы при создании импровизированных бурских бронепоездов. "Торец платформы защитили 1-дюймовой стальной пластиной и мешками, наполненными песком... Орудие цеплялось к составу, включающему вагоны для расчета, боеприпасов и других необходимых запасов, образуя настоящий артиллерийский поезд" (О. Тодер. Артиллерия первой войны 20-го века (пушки в англо-бурской войне).

- "Creusot" полевая длинная" - 75-мм орудия, также полученные из Франции в 1897 г.; их изначально планировалось установить а крепостях вокруг Претории в качестве "противоштурмового калибра" (всего в каждом из четырех укреплений предполагали иметь по 3 тяжелых и 2 легких пушки). Но форты оказались бесполезны, а орудия навоевались в поле.

- "Krupp Howitzer" - 120-мм гаубицы Круппа, были закуплены в Германии в 1896 г. также для крепостной артиллерии, далее см. выше.
- "Krupp длинная" - 75-мм новые орудия Круппа, полученные из Германии в 1895-96 гг., практически одновременно с поступлением их на вооружение в кайзеровской армии. Есть сведения, что у трансваальцев их было не 10, как указано в таблице, а 8.
- 37-мм пушки Круппа были закуплены Трансваалем двумя партиями в 1891 и 1893 гг. в качестве горных орудий, их имелось на вооружении 4, а не 2, как сказано в таблице.
- Maxims - 37-мм скорострельные орудия Максима, знаменитые "Пом-помы". Любимое артиллерийское орудие бурских бойцов - скорострельное, легкое в транспортировке, умевшее нагнать страху на неприятеля и не отстать на бешеном аллюре запряжки от конного партизанского отряда; его называли в Южной Африке с пафосом: Doodsklok - "колокол смерти" (африкаанс). По их численности в Трансвальской артиллерии данные разнятся: и 18, и 22, и 25. Приобретены были четырьмя или пятью партиями, первая - в 1896 г., последняя, самая большая (10 стволов), - буквально перед началом боевых действий.

- Maxims Nauser - имеются в виду 75-мм орудия Максим-Норденфельт, которых у буров было на самом деле только 3 или 4 - трофеи, взятые при разгроме рейда британских "прокси" д-ра Джеймсона 2 января 1896 г. и импорт от 1897 г.
- Артиллерия Оранжевой республики действительно располагала 14 75-мм орудиями Круппа обр. 1874 г. Кроме того, в ее действующий состав входили 1 (одна) 37-мм легкая пушка Круппа и 5 не новых трехдюймовок Армстронга, купленных в британских колониях (тогда еще "дружественных") с 1881 по 1887 гг.

К фото - Это 75-мм орудие Круппа из состава артиллерии Оранжевой республики было захвачено Австралийскими конными стрелками 6 ноября 1900 г. и проделало длинный путь, чтобы в 1906 г. занять место в городе Перт (Австралия) как часть мемориала, посвященного местным уроженцам, павшим в Южной Африке на службе британскому колониализму.

Помимо "активного" состава артиллерии, обе бурских республики, особенно более бедная Оранжевая, тщательно сохраняли не менее полутора-двух десятков стволов устаревшей артиллерии и отдельные орудия, либо малые партии, закупленные в Европе в качестве экспериментальных экземпляров. Некоторые из них годились только для декорации невоевавших укреплений, но другие приняли активное и зачастую небезуспешное участие в войне с англичанами. Бурские комманданты, отлично представлявшие выгоду боевого применения артиллерии, с удовольствием создавали в своих отрядах "любительские" расчеты, вооруженных всякими пушками, какие удавалось достать. По многообразной мозаике "сверхштатной" бурской артиллерии богатый материал собрал российский военный историк Олег Тодер: http://samlib.ru/t/toder_o_j/abwarp02.shtml.

Заметное место в обеспечении бурских вооруженных сил артиллерией сыграли взятые у британцев трофеи, которые, если позволяли обстоятельства, охотно вводились в бой против своих прежних хозяев. Самые крупные "сдачи" британской Королевской Артиллерией материальной части противнику состоялись 15 декабря 1899 г. в сражении при Коленсо, где бурами генерала Луиса Боты было взято 11 английских 15-фунтовых полевых орудий, 31 марта 1900 г. у Саннас-Пост, где коммандо генерала Кристиана Де Вета захватило 7 конных 12-фунтовок, и под самый конец войны 7 марта 1902 г., когда партизаны генерала Де Ла Рея взяли еще 4 15-фунтовки. Всего же добычей бурских ополченцев за время войны стали 26 15-фунтовых и 11 12-фунтовых орудий англичан, 7 37-мм "Пом-помов" Максима, 3 военно-морских 7-фунтовки, а также несколько более редких моделей. Применение захваченной английской артиллерии (за исключением популярных у обеих сторон "Пом-помов") было ограничено наличием трофейного боезапаса. Взятые вместе с орудием снаряды, как правило, были немногочисленны и быстро расходовались. Не раз бурам удавалось брать английские транспорты с большим количеством боеприпасов, однако к трофейным орудиям их еще предстояло везти, что создавало дополнительные логистические и транспортные проблемы; чем позднее по ходу войны - тем более неразрешимыми они становились.

Согласно принятой на рубеже ХIX-ХХ вв. практике, к артиллерийскому вооружению причислялся и такой новаторский вид оружия, как пулеметы (в то время в русскоязычной литературе было более распространено название: "скорострелки"). Периодически встречающееся в литературе определение вооруженных сил Трансвааля и Оранжевой как "самой архаичной армии нового времени" подходит только к окладистым бородам и потертым шляпам бурских ополченцам, но никак не к обеспечению их новейшими образцами военной техники. В то время, как генеральные штабы ряда старых военных держав еще присматривались к "трескучей" новинке, бурские артиллеристы вовсю осваивали пулеметы на полигонах. Считается, что в 1890 г. Трансвааль стал первым официальным заказчиком пулемета Максим, однако образец, полученный годом позднее, вплоть до 1894-5 гг. оставался единственным на вооружении. Потом были приобретены еще 6 пулеметов, 2 - Трансваалем и 4 - Оранжевым Свободным государством, все под патрон к преобладавшей тогда на вооружении буров винтовке Мартини-Генри. Еще 11 пулеметов Трансвааль получил в качестве трофеев после подавления выступления пробританских "гибридных" сил (рейд Джеймсона). Большинство этих скорострелок работали с лафета, напоминавшего артиллерийский и оснащенного бронещитком.
В 1896 г. в Трансвааль прибыли также 12 "сверхлегких" пулеметов Максим, на удобной раскладной треноге, и 100 000 патронов к ним.

________________________________________________________Михаил Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

Продолжаю тематику второй Англо-Бурской войны подборкой переводных с английского языка материалов с южно-африканских военно-исторических ресурсов о положении бурских военнопленных в британских лагерях.

К фото - Самый титулованный российский доброволец на бурской службе, попавший в плен к британцам в Англо-Бурскую войну: Николоз Багратиони-Мухранский ("Нико Бур"), грузинский князь царского рода, отставной офицер Лейб-гвардии Конногренадерского полка, полиглот, интеллектуал и искатель приключений (первый слева) в заключении на острове Св.Елены - как Наполеон.

Здесь речь пойдет только о попавших в плен бойцах вооруженных сил Трансвааля и Оранжевого Свободного государства и приравниваемых к ним по статусу лицах. Однако и бурское гражданское население британские оккупационные власти на завершающем этапе войны в массовом порядке - не менее 100 тыс. чел. - сгоняли в концентрационные лагеря, чтобы лишить партизанские отряды поддержки местного населения. В "гражданских" лагерях из-за огромной скученности, антисанитарии, эпидемий и нередко от голода погибли около 28 тыс. человек (некоторые британские авторы настаивают на меньшей цифре - 18 тыс.); при этом смертность среди детей достигла ужасающих показателей - не менее 24 тыс. Менее известный факт - британские концлагеря для "лояльного бурам" чернокожего населения в районах активных боевых действий, где также умерло ок. 20 тыс. чел. Среди военнопленных буров-бойцов, число которых определяют от 20 до 26 тыс. в 1899-1902 гг., из плена не вернулись около 1,1 тыс.чел. - далеко не самый страшный процент гибели пленных в мировой военной истории.

Источник: Музей Англо-Бурской войны в Блумфонтейне.
Первая значительная партия бурских военнопленных была захвачена британцам в битве при Эландслаагте 21 октября 1899 года. Лагерей не было подготовлено, и по договоренности с военно-морским командованием эти военнопленные, около 200 человек, были временно размещены на сторожевом корабле (бронированном корвете) HMS Penelope в заливе Саймонс (Кейптаун).

Несколько кораблей использовались в качестве плавучих мест содержания военнопленных, пока не были созданы постоянные лагеря в южно-африканских колониях Великобритании - в Гринпойнте, Кейптауне и Белвью, Саймонстауне. Первые пленные были размещены в Бельвью 28 февраля 1900 года. Раненых пленных отправляли в старые артиллерийские казармы гарнизона на мысе в Саймонстауне, которые были преобразованы в импровизированный госпиталь. Первые раненые прибыли туда 2 ноября 1899 года.

К концу 1900 года, во время первого вторжения бурских войск в Капскую колонию, пленные, содержавшиеся в Кейптауне и Саймонстауне, из-за угрозы их волнений или побега были снова переведены на борт кораблей. В конце декабря 1900 года около 2 550 человек были помещены на корабль Kildonan Castle, где они содержались в течение шести недель, прежде чем их переправили на два транспорта и несколько других судов, стоявших в заливе Саймонс. ("Маленькие радости" содержания пленных на "тюремных кораблях" (hulk в британской военно-морской терминологии) описал современник - французский литератор Луи Буссенар - по воспоминанием побывавших там французских добровольцев на бурской службе в романе "Капитан Сорви-голова", который по стандартам литературы начала ХХ в. мог вполне быть назван полудокументальным: "Пленных разместили на четырех понтонах, стоявших на якоре в трех милях от берега... Настоящий ад было это судно, необыкновенно метко названное. Войдите - и вам покажется, что вы в больнице, но в больнице, где нет ни сиделок, ни докторов, ни лекарств. Грязная клетка, до отказа набитая людьми. Их тела покрыты ранами, по которым ползают насекомые. Прибавьте к этому невыносимую жару, от которой можно сойти с ума, и питание, отпускаемое лишь в количестве, необходимом для "поддержания жизни". Прелестная формула, изобретенная англичанами. Под ней подразумевается паек, достаточный только для того, чтобы не дать пленнику умереть с голоду. Как это экономно! И другое преимущество: ослабевшие от голода люди не могли бежать. Они мерли, как мухи. "Тем хуже для них! " Похороны были недолгими. Открывали орудийный люк и, недолго думая, бросали тело в залив, воды которого кишели акулами. "Тем лучше для акул", - смеялись англичане").
Лагерь в Ледисмите, колония Наталь, существовал с 20 декабря 1900 года по январь 1902 года. В основном он использовался как перевалочный лагерь, хотя одномоментно в нем находилось до 120 военнопленных. Еще один перевалочный лагерь был также создан в Умбило в Натале. Военнопленные, репатриированные в Южную Африку после прекращения боевых действий в 1902 г., были отправлены по прибытии в Саймонстаун или Умбило. Здесь им выдали одеяла и одежду перед отправкой поездом в конечный пункт назначения.

По мере развертывания боевых действий число военнопленных увеличивалось, и их размещение вызывало серьезные проблемы для британских властей. Это стало особенно актуально после капитуляции генерала П.А.Кронье и примерно 4 000 бюргеров при Паардеберге. Охрана и обеспечение крупных лагерей при ведении войны на обширных территориях приводили лишь к невыносимой нагрузке на и без того перегруженные линии снабжения. Мало того, существовала вполне реальная опасность восстаний в окрестностях лагерей и опасность освобождения пленных. Решение проблемы было найдено британскими властями в отправке пленных за границу.

Первые "заморские" лагеря были открыты на острове Святой Елены. Корабль SS Milwaukee прибыл на остров Святой Елены 11 апреля 1900 года с 514 военнопленными на борту. Это была первая партия из примерно 5 000 пленных, размещенных в двух лагерях на острове, а именно в Бродботтоме и Дедвуде. Шесть партий военнопленных из Южной Африки были высажены на Бермудских островах в период с 28 июня 1901 года по 16 января 1902 года. Лагеря были расположены на островах близ лагуны Грейт-Саунд, а именно:
Бертс (400 человек);
Даррелла (1 100 человек);
Хокинс (1 300 человек);
Хинсон (120 человек);
Морганс (850 человек);
вулкан Такерс (800 человек).
Первая партия пленных прибыла на о.Цейлон 9 августа 1900 года, за ней последовали и другие, пока не высадилось около 5 000 чел. Дияталава был главным лагерем. Гора Лавиния была лагерем для выздоравливающих, а склонных к побегам и непримиримых размещали в Рагаме. В сентябре 1901 года в Уругасманхандии был открыт лагерь для условно-досрочно освобожденных из плена. Хамбантота также был лагерем для условно-досрочно освобожденных.
Лагеря были созданы и в Индии в следующих местах:
Аботтабад;
Ахмеднагар;
Беллари;
Бхим Тал;
Дагшай и Солон;
форт Говиндгарх;
Кейти-Нилгирис;
Сатара;
Шахджаханпур;
Сиалкот;
Трихинополия;
Умбала;
Верхняя Топа.
Молодой ополченец Жубер Рейтц выразил чувство горя и тоски примерно 26 000 военнопленных буров, которые были отправлены в лагеря, форты и места содержания в Натале, на побережье Кейптауна, на острове Св. Елены, Бермудских островах, Цейлоне (Шри-Ланка) и в Индии в годы войны в следующем стихотворении:
Прожектор.
Когда прожектор с канонерки
Мою палатку освещал,
В счастливых снах, столь кратких, редких,
Я дом и Родину видал.
В стране, где я на свет явился,
Где так недолго мир вкушал,
Где за родных, за землю бился,
Лишь мой свободный дух витал.
И каждым утром пробужденье
Готовило один ответ
На это сонное виденье:
"Ты пленный. Здесь свободы нет".
Но словно скудной пайки крохи
Я с тщательностью собирал
О милой горестные вздохи,
Далеких кораблей сигнал,
И образы друзей ушедших -
С рассудком мрачная игра...
Пока прожектор канонерки
Вновь не отправит день в "вчера".
(авториз. перевод М.Кожемякин)

В особом положении находились в плену так называемые "капские мятежники". Это были колонисты, говорившие на языке африкаанс, из британской Капской колонии, которые присоединились к бурским силам из-за кровных и культурных связей. Они приехали, чтобы вступить во вторгшиеся бурские войска, со всей Капской колонии, например, из Крэдока, Граафф-Рейне, Сомерсет-Ист и Мидделбурга.
После захвата в плен британскими войсками их судили за государственную измену. Некоторые из них были казнены через повешение или расстрел, например:
Коммандант Йоханнес Лоттер 12 октября 1901 г.;
Вилли Лоу 23 ноября 1901 г.;
Гидеон Шиперс 18 января 1902 г. (не совсем верно, будущий коммандант Шиперс с юности служил в артиллерии Трансвааля, затем в войсках Оранжевой республики в регулярном звании капитана, он не расценивался британским судом как "изменник", а был расстрелян за убийство нескольких туземцев, шпионивших на англичан, выставление на линию огня британского пленного и т.п. - М.К.).

Некоторые приговоры были заменены пожизненным заключением на острове Хокинс, Бермудских островах и острове Святой Елены. На Бермудских островах "капские мятежники" работали в каменоломнях (этому эпизоду посвящен южно-африканский фильм Modder en Bloed, 2016). В январе 1903 года на Бермудских островах заседала Королевская комиссия, и их пожизненное заключение было сокращено.
Повстанцы вернулись в Южную Африку на борту корабля SS Sunda в 1903 году, чтобы дождаться своей окончательной участи. Они содержались в Токайской цитадели до тех пор, пока 22 марта 1903 года Парламентом Капской колонии не была объявлена всеобщая амнистия.

Источник: Южно-Африканское Военно-Историческое общество, Военно-Исторический журнал, Т. 11 No 3/4 - октябрь 1999 (Die Suid-Afrikaanse Krygshistoriese Vereniging, Military History Journal. Vol 11 No 3/4 - October 1999).
А.Я.Натан (A.J.Nathan). Бурские военнопленные на острове Святой Елены.
Во время Южноафриканской войны 1899–1902 годов британцы взяли в плен до 20 000 человек, в результате чего лагеря для военнопленных в Южной Африке были переполнены. Те лагеря, которые располагались в Капской колонии, также стали особенно уязвимыми для атак противника. Эти трудности повлияли на решение отправить пленных на Бермудские острова, в Индию, на Цейлон (современная Шри-Ланка) и на остров Святой Елены.
Бурский генерал Пьет Кронье был среди первого контингента из 514 человек, прибывшего на остров Святой Елены на борту войскового транспорта Milwaukee в сопровождении крейсера HMS Niobe. 27 февраля 1900 года Кронье сдался лорду Робертсу после сражения при Паардеберге. Иллюстрируя его прибытие на остров Святой Елены, журнал Punch изобразил бурского генерала, приветствующего призрак Наполеона словами: «Тот же враг, сир! Тот же результат!»

Перед прибытием пленных губернатор острова Святой Елены Р.А.Стерндейл опубликовал следующую прокламацию: «...Его Превосходительство выражает надежду, что население будет относиться к военнопленным с той учтивостью и вниманием, которые следует распространять на всех людей, храбро сражавшихся за то, что они считали делом своей страны, и поможет в предотвращении любой неподобающей демонстрации, которую могут предпринять отдельные лица».
Сначала ожидая резкости, грубости и недоброжелательности со стороны жителей, пленные поняли из прокламации, что вместо этого они могут рассчитывать на вежливость и уважение. Ни насмешек, ни грубых замечаний не было слышно из толпы островитян, собравшихся, чтобы увидеть, как они направляются в приготовленный для них лагерь Дедвуд.

Генерала Кронье и его жену, которой лорд Робертс разрешил сопровождать ее мужа, разместили в поместье «Кент-коттедж», а не в лагере, но они находились под сильной военной охраной, которая менялась каждый день. Сообщается, что генерал Кронье настаивал на том, чтобы его званию оказывали должное уважение и чтобы ему была предоставлена конная охрана. Поскольку на острове не было кавалерии, губернатор Стерндейл, который всегда делал все возможное, чтобы облегчить участь пленных, приказал нескольким солдатам из контингента добровольцев острова Святой Елены получить уроки верховой езды. Поскольку никто из них никогда раньше не ездил верхом и даже не сидел на лошади, неудивительно, что несколько занятий не превратили их в опытных кавалеристов. Как только они смогли сидеть в седле, не теряя равновесия во время рыси или галопа, отряд был отправлен в «Кент-коттедж», чтобы охранять и сопровождать генерала Кронье всякий раз, когда он отправлялся на прогулку верхом. Сразу после прибытия конной охраны генерал Кронье решил осмотреть лагерь бурских военнопленных на равнине Дедвуд, расположенный примерно в 10 км на холмистой местности. Он галопом ехал впереди, а эскорт следовал за ним. По прибытии в лагерь охранники спешились, пока генерал проводил осмотр.
Когда генерал Кронье был готов вернуться в «Кент-коттедж», он снова сел на лошадь и был готов пуститься в обратный путь, но возникла неловкая ситуация. Ни один из охранников не смог сесть на лошадь, держа в руках винтовку. Вдобавок к их унижению, сотни буров, большинство из которых были опытными наездниками, осыпали их насмешками и издевательскими советами. Комическая ситуация получила дальнейшее развитие, когда генерал Кронье пришел на помощь своим конвоирам, приказав некоторым пленным подержать винтовки охранников, пока другие помогали им взгромоздиться в седла. Под сердечные аплодисменты генерал покинул лагерь в сопровождении своей конной охраны.

Среди заключенных лагеря Дедвуд было несколько мастеров. 10 мая 1900 года в течение пяти дней проходила выставка, на которой были представлены модели тележек, резных шкатулок, трубок, тростей и т.д., изготовленные с использованием подручных инструментов (столовые ножи в качестве пил, зонтичная проволока в качестве лобзиков, каменные молотки и т д.).
Учитывая изоляцию острова Святой Елены, окруженного тысячами квадратных километров океана, побег был практически невозможен. Тем не менее, 2 февраля 1901 года четверо заключенных, в том числе коммандант Сарел Элофф, внук президента Пауля Крюгера, предприняли решительную попытку уплыть из гавани Сэнди-Бэй. Собрав необходимое количество провизии, четверо мужчин захватили рыбацкую лодку, чтобы спастись морем. Однако рыбаки сняли весла и, несмотря на завязавшуюся борьбу, сумели их удержать. Беглецы забрались в лодку и вырвали доски обшивки, намереваясь использовать их как весла. Обнаружив, что они бесполезны, пленные вернулись на берег и тщетно пытались подкупить рыбаков, предложив им хорошую сумму в обмен на лодку и весла. Тем временем был отправлен гонец, чтобы сообщить о происшествии, и вскоре после рассвета из лагеря Дедвуд прибыла охрана, чтобы арестовать беглецов.
Еще одну попытку побега предприняли двое французов из числа военнопленных. Купаясь на пляже залива Руперта, они попытались доплыть до стоящего на якоре корабля. Попытка была замечена охраной, на них были направлены винтовки, и им было сделано предупреждение, после чего один повернулся и поплыл обратно в залив Руперта, в то время как другой доплыл до пристани в Джеймстауне только для того, чтобы его сопроводили обратно в лагерь.

В 1901 году в Южной Африке произошла вспышка бубонной чумы. Все корабли, прибывающие на остров Святой Елены из Кейптауна, находились тогда под строгими карантинными правилами. Ни одному пассажиру, кроме тех, кто направлялся на остров и сразу помещался в карантин, не было разрешено сойти на берег, не было выгружено ни одного груза, не принимались почтовые посылки, что привело к серьезным потерям в торговле.
Несмотря на огромные шансы провала, двое пленных не смогли устоять перед соблазном очередной попытки побега. Переплыв от пристани в Джеймстауне к мореходной яхте Phoebe, они подняли паруса и сумели ускользнуть незамеченными. Лодку не заметили до следующего утра, но затем она была обнаружена с сигнальной станции на Лестничном холме. За беглецами был отправлен паровой катер Beagle. Привлеченный к суду, один из пленных заявил, что у него не было намерения украсть лодку, он просто хотел сбежать с острова! Его оштрафовали на 5 фунтов стерлингов, которые заплатили его сокамерники, и отправили обратно в лагерь.
Лагерь буров на Дедвуд-Плейн был окружен тремя отдельными заборами из колючей проволоки и охранялся снаружи патрулирующими солдатами. В целом проблем не было, но, как и в большинстве сообществ, где мужчины содержатся в замкнутом пространстве, неизбежно появились конфликты. Обычно пленные улаживали свои разногласия между собой, но иногда о таких случаях сообщали британскому коменданту, и тогда главарей противоборствующих группировок на какое-то время заключали в Хай-Нолл, большой форт, одиноко стоявший на вершине холма.
Время от времени возникали серьезные проблемы между пленными и охраной. Например, в одну субботнюю ночь в начале 1901 года часовой застрелил пленного. После этого в Военном суде выяснилось, что в течение некоторого времени пленные забрасывали часовых камнями, палками, консервными банками и другими метательными снарядами, и что при этом один из них попал в лицо стрелявшему.

Устав делить палатки, некоторые заключенные накопили немного денег и построили утлые хижины из спаянных между собой банок с парафином, обшитые деревом или тканью. Коммандантам было разрешено жить за пределами лагеря в сравнительной свободе, с небольшими ограничениями на их передвижения.

В 1902 году в лагере произошла серьезная вспышка кишечной лихорадки, причина которой остается неясной по сей день. Поскольку неполадок с водоснабжением не было обнаружено, был сделан вывод, что болезнь была занесена на остров последней группой прибывших пленных. Было привлечено несколько военных сестер милосердия, организована дополнительная медицинская помощь, и лихорадка, вызвавшая множество смертей, постепенно пошла на убыль.
Со временем многие заключенные представили британскому коменданту петицию, подписанную своими именами, в которой заявили, что выступают за мирное завершение конфликта с Великобританией. Это вызвало такую ожесточенность среди тех, кто был верен делу буров, что власти были вынуждены сформировать еще один лагерь, который назывался Лагерем мира или №2. Позже генерал Кронье сам отправился в резиденцию губернатора и принес присягу на верность. Его охрана осталась с ним и дальше по его просьбе, так как многие пленные были на него обижены. Наконец, 22 августа 1902 года он покинул остров Святой Елены и направился в Кейптаун вместе с 994 другими пленными на транспорте Tagus.
Многие инциденты отображали в целом благожелательные взаимоотношения, существовавшие между пленными, местным населением и военнослужащими. Типичным примером этого было следующее обращение, направленное немецкими добровольцами-военнопленными губернатору перед отъездом с острова:
«Ваше Превосходительство! Узнав, что мир провозглашен и военнопленные скоро покинут остров, хотим выразить нашу сердечную благодарность за доброту и внимание, проявленное к военнопленным. Доброта, проявленная всеми жителями острова, за немногими исключениями, — это факт, который мы будем долго помнить и лелеять, как яркую искру, просиявшую в мрачные дни плена на острове Святой Елены».
Тем не менее, лишения и тяготы плена, в особенности спартанские условия проживания в легких палатках в любую погоду, постоянный недостаток питания, особенно белковой и витаминизированной свежей пищи, и серьезные упущения при организации медицинского обслуживания не оставили, пожалуй, ни одного узника лагерей для военнопленных на Святой Елене не ослабленным болезнями и недоеданием на момент освобождения и повлекли целый ряд смертей. Бурское кладбище находится в лесистой и самой живописной части острова, но на чрезвычайно крутой возвышенности. В 1913 году правительство Британского Союза прислало два гранитных памятника, которые были установлены у подножия склона, на котором находились могилы.

На них написаны имена всех погибших, включая их возраст, который колебался от шестнадцати до шестидесяти одного года.
_________________________________________________Перевод с англ. яз.

БРИТАНСКИЕ КОНЦЕНТРАЦИОННЫЕ ЛАГЕРЯ И РЕПРЕССИИ ДЛЯ ТУЗЕМЦЕВ.
Значительная часть чернокожего населения Трансвааля и Оранжевой республики в ходе войны сохранила лояльность бурам, и жестоко поплатилась за это. Английские репрессии против туземцев, вопреки громогласным заявлениям имперских пропагандистов о "равенстве британских законов для всех", носили столь же неизбирательный характер, как и расстрелы бурскими ополченцами "кафров-лазутчиков".
Жестоко пострадали народ тсвана, воины которого сражались на стороне буров при осаде Мафекинга, и народ тсонга, "попавший под раздачу" за близкое родство с ним. По сведениям британских очевидцев, "пять, шесть или даже семь сотен мужчин" были расстреляны без выяснения, воевали они за буров, или нет. Руководивший расправой британский военный разведчик капитан Альфред Тейлор получил следующую характеристику из уст своего сослуживца лейтенанта Джорджа Виттона: "Что касается местных племен, у него были развязаны руки, и он имел абсолютную власть над жизнью и смертью; они знали и боялись его от Замбези до Спелонкена, и называли его Булала, что означает убивать, умерщвлять".

"Кафра"-слугу, сохранившего верность своим бурским хозяевам, также ждала пуля из "Ли-Метфорда" или револьвера. Британские авторы обращаются с цифрами убитых войсками империи туземцев так же небрежно, как их предки в "хаки" обращались с черными жизнями. Погибших среди "лояльного бурам" негритянского населения они определяют приблизительно: около 20 тыс. человек. Большая часть этих малоизвестных жертв Англо-Бурской войны были выморены "офицерами и джентльменами" в концентрационных лагерях, которые стыдливо именовались "лагерями беженцев".
Свидетельствует современная южноафриканская историография: "В Трансваале и Оранжевом Свободном государстве британская кампания «выжженной земли» уничтожила средства к существованию многих тысяч чернокожих. В 1901 году были созданы отдельные концентрационные лагеря для чернокожих для размещения тех, кто был изгнан с земли. Большинство из заключенных были выходцами с бурских ферм, где они проживали в качестве наемных работников, арендаторов или издольщиков.
Целые поселки и даже миссионерские станции были превращены в концентрационные лагеря. К концу войны в 66 лагерях по всей территории Южной Африки проживало около 115 000 чернокожих. Расходы на содержание лагерей для белых заключенных были намного выше, чем расходы на лагеря для черных, где узникам приходилось строить себе хижины из подручных материалов и пытаться выращивать овощи для своего пропитания на крайне ограниченном пространстве. Менее трети чернокожих заключенных были обеспечены пайками. В этих лагерях людей фактически морили голодом. Поэтому у большинства чернокожих мужчин не было другого выбора, кроме как пойти на самую тяжелую и грязную работу в интересах Британской армии, чтобы выжить. К апрелю 1902 года в Британской армии работало более 13 000 беженцев из концентрационных лагерей. В результате лагеря были заполнены в основном женщинами, детьми, стариками и немощными.

Чернокожие в концентрационных лагерях не получали достаточного питания и должной медицинской помощи, что привело к гибели многих людей. Работающие были вынуждены платить за еду. Источники воды часто были загрязнены, а условия, в которых содержались заключенные, были ужасающими, что привело к тысячам смертей от дизентерии, брюшного тифа и диареи.
Число погибших в конце войны в концентрационных лагерях для черных составило 14 154 человека, но считается, что фактическое число было значительно выше. Большинство смертей имели место среди детей.
После войны лагеря для черных оставались под военным контролем даже после того, как лагеря для белых были переданы под гражданский контроль" (Role of Black people in the South African War. sahistory.org.za. SA History Online. 31 March 2011).
Таковы были в суровой действительности "благодеяния британской цивилизации" для туземцев в Южной Африке.
_____________________________________________________Михаил Кожемякин.

Предыдущее: Питание бурских войск во второй Англо-Бурской войне 1899-1902.

Вещевое довольствие бурских вооруженных сил нагляднее всего рассматривать на примере иностранных добровольцев. Ополченцы Трансвааля и Оранжевой республики шли в бой в собственной одежде и, как правило, со своим снаряжением. Конечно, как прижимистые генетические селяки, они не упускали возможности прихватить ворох белья или пару обуви из "комиссариатских запасов", однако меньше нуждались в этом элементе снабжения. Иностранцы же на бурской службе, в основном люди небогатые, всецело полагались на государственные выдачи. О вещевом довольствии в бурских войсках сохранился очень разнообразный спектр воспоминаний - от хвалебных до ругательных.

Начнем с позитива, как выразились бы сейчас. Побывавший в Трансваале в начале войны русский инженер Владимир Рубанов, технической точности которого нет оснований не доверять, сообщает: "Хлопоты по снаряжению не представляли никаких затруднений, благодаря очень простой и практической организации дела. Все операции, нужные для волонтеров, совершались в помещении парламента. Это здание, очень простой
конструкции, все разделено на комнаты с номерами, что представляло большое удобство. Волонтерам указывали определенный номер, куда им следовало направиться. Здесь их не спрашивали, зачем они пришли, а прямо делали дело и направляли затем в другой номер, где также не задавали никаких вопросов, продолжая свое дело, и так далее. Волонтеры получали бесплатно решительно все, начиная с рубашки и кончая лошадью, которую каждый выбирал по своему усмотрению". Подпоручик Евгений Августус детализирует этот "набор добровольца": "(Каждый) получил по непроницаемому плащу, одеялу, паре переметных холщовых сум, баклаге для воды, 120 патронов и проч. Оставалось получить паспорт на проезд по железной дороге, запастись табаком, трубкой и отправиться в путь-дороженьку".

Эта оптимистичная запись относится к периоду триумфа бурского оружия, вероятно, в начале 1900 г. Но уже в марте месяце, после успешного контрнаступления британских войск и деблокады Ледисмита, тот же Е.Августус приводит диаметрально противоположную картину полной неразберихи со снабжением: "В палатке Бота я застал господина Зандберга, изображающего собой адъютанта, начальника штаба и личного секретаря генерала. На прекрасном французском языке он мне сообщил следующие новости: что Крюгередорпский отряд еще не в сборе, что комендантом его вместо умершего от ран Ван-Вейка назначен фельдкорнет Остгаузен и что мне, для получения всего необходимого, следует обратиться к нему. Пошел я к Остгаузену, но тот заявил, что у него нет ни лошадей, ни платья". В подобном же ключе выразился болгарский поручик Антон Бузуков, для участия в Англо-Бурской войне отвлекшийся от национально-освободительной борьбы в Македонии: "У нас даже гайдуки (полуреволюционеры-полубандиты) в Македонии признают своих воевод и соблюдают известную воинскую дисциплину, а у буров этого и в помине нет. Вы у них теперь, после разгрома, ни лошадей, ни платья не добудете".

Подрядчиками Трансваальского правительства по вещевому снабжению войск выступали еврейские коммерсанты из Претории и Йоханнесбурга, в большинстве - выходцы из Российской империи. Современники утверждают, что "гешефты" при этом делались баснословные. "Русские евреи, с успехом подвизавшиеся в роли поставщиков правительства, встретили нас не менее любезно, - вспоминал подпоручик Евгений Августус. - Палатки, кухонные принадлежности, шанцевый инструмент, платье, белье, сапоги, седла, баклаги - все мы получали исключительно из рук этих расторопных комиссионеров, с которыми у бурского правительства было заключено условие на поставку платья и предметов снаряжения. В начале кампании казна им уплачивала банковскими билетами или звонкой монетой, а когда запас денег истощился, они благоразумно отказались от получения по счетам облигаций Южно-Африканского банка или акций голландской железной дороги Претория-Лоренцо-Маркез взамен денег, и уплата производилась уже золотом в слитках. Благодаря щедрости правительства симпатии евреев были всецело, до последнего момента, конечно, на стороне буров". Впрочем, если верить русскому инженеру Владимиру Рубанову, подвизавшемуся в Претории, качество поставок было заведомо низким: "Поставщиками буров являются евреи, переполняющие Преторию, в руках которых сосредоточена почти вся торговля, и эксплуатация достигла громадных размеров. За обыкновенное седло, например, которое к тому же нередко через несколько дней оказывалось никуда не годным, правительство платило по 50 рублей. Большинство евреев - англоманы и ненавидят буров, не предоставляющих им прав гражданства". Что ж, буржуазия всегда на стороне сильнейшего и собственных барышей. Однако что касается еврейской молодежи, призванной в бурские войска, дралась она наравне со всеми, и бойцы-евреи были в числе последних бурских партизан, не прекращавших сопротивления до 1902 г.
В то же время многочисленны свидетельства и о злоупотреблениях иностранных добровольцев при получении снабжения от бурских республик. Например, русская женщина-доброволец Мария З. (Ольга Попова) и сестра милосердия Русско-голландского подвижного госпиталя Софья Изъединова, обе авторы интересных воспоминаний о войне в Южной Африке, с возмущением благовоспитанных дам рубежа XIX-XX вв. клеймят позором иностранцев на бурской службе, которые умудрялись по нескольку раз получать и проматывать довольствие, так и не выехав на фронт. Печально знаменитый Французский легион (состоявший не только из французов) полковника де Вильбуа-Марейля и здесь держал первенство. Граф Жорж де Вильбуа-Марейль, погибший 5 апреля 1900 г. в сражении при Босхофе, храбро, но бестолково, этим до некоторой степени очистил свое имя от изобилия некрасивых историй, связанных с его отрядом.

Правительство само обеспечивало войска палатками. 700 таковых было поставлено из португальских владений уже после начала войны и, не исключено, что безвозмездно. Португалия, связанная с Великобританией историческими союзническими отношениями, тем не менее, в ходе Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. не раз демонстрировала бурским республикам свое расположение. Португальские армейские палатки из некрашеной парусины стали отличительной чертой лагерей ополчения Трансвааля и Оранжевой республики и, похоже, единственной материальной помощью, полученной бурами во время боевых действий от иностранной державы (не от общественных организаций и жертвователей, а по официальной поставке).
Организованный пошив форменной одежды в военное время ограничился серыми "новошивными" кителями для артиллеристов взамен слишком приметной довоенной полевой формы - очень светлого цвета "хаки", почти белой, с щегольским синим прибором. Защитное обмундирование некоторых командиров и ополченцев изготавливалось ими за свой счет.

Разумеется, качество вещевого довольствия ополченцев, как и любого другого, находилось в прямой зависимости от успехов английских войск. Партизанские отряды на завершающем этапе войны не получали ничего и совершенно обносились. Сообщает генерал Де Вет: "Вопрос об одежде был гораздо важнее. Мы были принуждены делать кожаные заплаты на брюках и даже на куртках. Для обработки кожи служили старики и люди болезненные, которые при приближении врага прятались куда-нибудь, а после его ухода снова брались за дело; но вскоре англичане стали забирать кожи и шкуры; они резали их на куски и выбрасывали, думая, что это принудит нас ходить босиком или без одежды. Но так как это невозможно, то бюргеры начали практиковать способ переодевания, который называли «вытряхиванием» (uitschudden). Они, несмотря на запрещение, раздевали военнопленных, «вытряхивая их» из их одежд. Англичане сперва уничтожали одежды по всем домам и сжигали их, а теперь стали резать на куски и выбрасывать шкуры. Бюргеры, в свою очередь, не выдержали и взамен платили раздеванием пленных".

***
Скромное вещевое довольствие буры в компенсировали давней привычкой к походному комфорту, выработавшейся благодаря охоте этого народа к перемене мест (Великий Трек, полукочевое скотоводство и т.п.). До тех пор, пока англичане не погнали их в отступление, ополченцы и иностранные добровольцы размещались в своих лагерях со своеобразным воинским уютом. Вот как описывает "суровые фронтовые будни" в бурском стане штабс-капитан Александр Шульженко: "Наш лагерь очень богат, чего вы только не найдете в наших палатках: и кровати, и стулья, и столы, и качалки, даже мраморные умывальники есть, а кухонной утвари так прямо не оберешься, и все это мы взяли с окрестных ферм. Громадными котлами и теми не побрезговали и теперь кипятим в них воду для теплых ванн. Здесь мы толька днем, а по ночам уходим на позицию".
Куда там до этого не только британскому "томми", кутающемуся в подбитое ветром одеяло, но и офицеру-джентльмену, сидящему на своем складном толчке! Не удивительно, что привыкшие к удобством бюргеры, выгнанные из своих благоустроенных лагерей, стали массами разбегаться из армии; а "томми" в самых скверных бытовых условиях службу тащили.

Наиболее стойкими из бурских бойцов оказались немногочисленные регулярные военные, часто демонстрировавшие просто запредельную верность присяге; более образованные, чем фермеры, горожане, лучше понимавшие, чем грозят британская оккупация и падение республик; и неукоренившаяся молодежь, которой нечего было терять. Этих человеческих ресурсов хватило на довольно интенсивную партизанскую борьбу разрозненными соединениями и отрядами, но не было достаточно для победы.
_______________________________________________Михаил Кожемякин.

Предыдущее: Снабжение и обеспечение бурских войск в Англо-Бурской войне 1899-1902 гг.

В 1903 г., всего год спустя после окончания второй Англо-Бурской войны, русские читатели познакомились с мемуарами прославленного бурского командира генерала Христиана Де Вета. Помимо подробного описания боевых операций, Де Вет в своей книги уделил большое внимание провиантскому довольствию и фронтовому быту бурских ополченцев - к большому неудовольствию читающей публики, которой хотелось больше узнать о воинских подвигах.

Однако внимание генерала к этой проблеме вполне объяснимо. Надоевшее всем речение Наполеона, что "армия марширует на своем животе", вполне относилось и к вооруженным силам бурских республик. Де Вет, как хороший воинский начальник, этого никогда не забывал, заслужив благодарность своих людей.

Особенностью питания бурского ополченца была очень высокая по сравнению с государственным обеспечением доля собственных запасов и поддержки не просто местного населения, а его семьи. Это было прямо прописано в военном законодательстве Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного государства. Вспоминает генерал Христиан Де Вет: " Требовалось, чтобы каждый являвшийся по призыву был снабжен... 30-ю патронами, или полуфунтом пороха, 30-ю пулями и 30-ю пистонами, а также провиантом на восемь дней" (Девет Христиан Рудольф "Воспоминания бурского генерала. Борьба буров с Англиею", СПб.: Изд. А.Ф. Маркса, 1903). Если в качестве боеприпасов множество буров, у которых на фермах лежали собственные новехонькие винтовки Маузера, с притворной наивностью демонстрировали в призывном комиссариате дедовскую пороховницу и пистоны, чтобы "на халяву" получить от казны еще одну причитавшуюся им винтовку с патронами, то с запасами еды проблем не возникало. Буры очень ценили в походе доступные удобства и сытную, вкусную еду.

"Упоминая о провианте, закон не указывал, в чем этот последний должен был заключаться и сколько именно его было нужно иметь каждому бюргеру при себе, - продолжает генерал Де Вет. - Тем не менее, как-то само собой установилось правило, чтобы провиант состоял или из мяса, разрезанного на длинные, тонкие куски — «touwtjes», высушенные, просоленные и проперцованные, так называемые «бильтонги», или из колбасы и хлеба, приготовленных в виде бурского бисквита. Количество нужного провианта также не указывалось законом; каждый бюргер должен был рассчитывать на 8 дней и точно знать, сколько ему могло хватить на это время". Но не бильтонгом единым утешались в течение восьми "своекоштных" дней, да и позднее, призванные на защиту родных краалей (ферм) бурские ополченцы. Русский доброволец на Трансваальской службе подпоручик Леонид Покровский (впоследствии погиб в сражении) с неподражаемым юмором нарисовал "полную выкладку" этих ухватистых селяков: " Каждый бур едет на войну с такими громадными чемоданами, с такими большими запасами съедобного, набирает столько разных чашек, чугунков, котелков и кастрюль, что поистине непритязательному русскому человеку, глядя на все это, невольно думается: да уж не на новую ли ферму он перебирается? На дне его сундуков, под спудом, лежат большие запасы не сахарина, а настоящего сахара, на отсутствие которого так сильно жалуются в Трансваале, немало и прочих лакомств вроде леденцовых конфет, столь любимых бурами, но ни за что они не угостят этим вас. Частенько масса заготовляемых ими продуктов портится, тухнет, так что приходится выбрасывать, а все же бур не поделится с вами ничем и с улыбочкой посмотрит на свое погибающее добро".
Что там чемоданы! За многими "крепкими хозяевами" на войну следовали запряженные мулами или быками фургоны, представлявшие не только склад провизии и различного инвентаря, но и подвижное жилище, в котором хозяйничали их жены, дети и/или чернокожие слуги-кафры. Генерал Де Вет на скрывает горечи, описывая, как обремененные этим частновладельческим обозом ополченцы разбегались по домам при первой же угрозе его потерять: "Бюргеры не могли расстаться со своими повозками! Большая часть из них... отправилась назад домой, несмотря на то, что это совсем было не нужно, так как у каждого воза было по крайней мере по одному кафру и одному погонщику, которые и должны были, согласно моему приказанию, доставить повозки по домам бюргеров". Вопреки расхожему мнению в международной прессе периода Англо-Бурской войны, унаследованному историографией, сухопарый британский "томми" был гораздо более неприхотлив в походно-полевых условиях и легче обходился жестоко урезанным рационом, чем избалованный сытым размеренным образом жизни на ферме упитанный бур. Бюргеры-горожане были менее приспособлены к жизни в поле, чем фермеры, однако на удивление более стойко переносили военные невзгоды на морально-волевых качествах - сказывались их лучшие социальное развитие и коллективизм.

Однако вернемся к проблеме пищевого довольствия ополчений Трансвааля и Оранжевой республики. В день девятый бородатое воинство (несмотря на то, что в "заначках" еще водилось немало харчей) настойчиво требовало у своих коммандантов и фельдкорнетов: "Ons wil eet!! (Хотим жрать!!)" Наверное, невозможно рассказать об этом с большим знанием местного колорита, чем генерал Христиан Де Вет: "Восемь дней, в течение которых бюргеры были обязаны содержать себя сами, быстро прошли, и для правительства, наступило время принять на себя заботы о воинах. Что касается этой заботы, то я должен заметить мимоходом, что это дело обстояло у нас иначе, нежели в британском лагере. Английские войска получали свои ежедневные порции. Каждому солдату давалось столько же и той же самой провизии, какую получал любой из его товарищей. У нас же (я не говорю о тех случаях, когда распределялась мука, сахар, кофе и другие подобные припасы) было не так. В то время, как английский солдат получал свою пищу готовою, в виде консервов, «бликкискост», как их называют буры, мы получали сырые продукты и должны были сами приготовлять себе пищу. Я позволю себе остановиться нисколько долее на этом предмете, полагая, что не безынтересно знать, каким путем бур на войне получал свою порцию мяса. Животные — бык, овца, или другое какое, застреливались или закалывались, мясо разрезалось на куски, и тут-то наступало весьма ответственное дело раздачи нарезанных кусков мяса, что исполнял заведовавший мясом — «vleeschorporaal». Так как куски были очень разнообразны, то беспристрастие должно было быть отличительным качеством всякого заведовавшего мясом. Поэтому, обыкновенно, во избежание каких бы то ни было недоразумений, распределявший куски становился спиною к бурам и, взяв в руки первый попавшийся кусок, державший перед ним, передавал его сзади стоявшему, конечно, только в том случае, если этот последний значился в списке, предварительно прочитанном вслух. Полученным куском бур должен был быть доволен; тем не менее, нередко случалось и противное; возникали даже ссоры. Не было ничего удивительного в том, что в таких случаях заведовавший мясом, сознавая свою полную правоту, горячился. Иногда ему стоило большого труда объяснить это какому-нибудь бестолковому, обвинявшему его, буру, и подчас дело не обходилось без взаимной потасовки. Но это продолжалось недолго. После нескольких недель обе стороны привыкали друг к другу, и, я думаю, многим заведовавшим раздачей мяса приходилось, снисходя к человеческим слабостям, оставлять без внимания обидные замечания буров, пропуская их мимо ушей. С другой стороны, и сами якобы обиженные стали лучше понимать свои ошибки и научались быть довольными всем. Бюргер должен был приготовлять себе мясо сам, варить его или жарить, как ему хотелось. Обыкновенно это делалось так. Мясо насаживалось на сучок, срезанный с первого попавшегося дерева. Часто такая вилка делалась из колючей изгороди, с двумя, тремя и даже четырьмя зубцами. Требуется большое искусство, чтобы все куски, жирные и тощие, насаженные на вилку и называемые в таком виде «bont-span», держались бы хорошо над огнем и равномерно жарились. Из муки бюргеры делали себе пироги. Они варятся в кипящем сале и называются обыкновенно «бурными охотниками» (stormjagers), а также «желудочными пулями» (maagbommen)".

Припасами и их распределением в каждом коммандо (подразделении) ведал интендант, по традиции именовавшийся "капралом" - не путать с воинским званием в небольших регулярных силах республик. Нормативы выдачи продовольствия не были определены "письменно", каптенармусы исходили из наличной провизии и делили ее на относительно равные доли по числу бойцов. Женщинам, детям и кафрам, находившимся при многих ополченцах, пайка не полагалось; каждый бюргер сам кормил своих домашних.
***
Правительство Трансвааля озаботились созданием собственных продовольственных запасов накануне войны; как более состоятельный партнер, золотоносный Трансваль брал на себя обеспечение и соседней Оранжевой. "Главное занятие жителей составляло скотоводство, земледелием же занимались лишь сообразно с потребностями местнаго белаго населения", - охарактеризовал сельскохозяйственные ресурсы бурских республик подполковник русского Генерального штаба П.Э. Вильчевский в статье для имперской "Военной энциклопедии" издательства И.Д. Сытина (Т.2, 1911). При этом садоводство было развито сильнее, чем огородничество - бурские персики заслужили региональную известность. Единственным продуктом экспорта пищевой промышленности было вино местных виноградников, охотно покупавшееся португальцами в Лоренцу-Маркише (Мозамбик).

Однако персиками и вином войска не насытишь, а в хлебе бурские производители избытка не испытывали. Зато трансваальская казна позволяла траты на импорт продовольствия. Как сообщал русский военный представитель (агент) в Брюсселе и Гааге Генерального штаба подполковник Е.К. Миллер, компетентный в южноафриканских делах: "В течение 1899 года ввезено через бухту Делагоа, из Америки, не менее 300 000 мешков муки и более 400 000 мешков направлено в другие порты Южной Африки, большая часть которых назначалась в Трансвааль. Раньше никогда такого количества не ввозили. Заказы продолжаются". Налицо энергичные попытки правительства "папаши" Пауля Крюгера создать экстренные запасы продовольствия, следственно - понимание проблемы. За тот же период из португальских владений поступили 37 тыс. бочек соленой рыбы (bacalhau) и 15 тыс. бочек масла в качестве натуральной оплаты за вино. Достаточно неоднозначный запас, учитывая, что в бурской традиционной гастрономии рыба практически отсутствует. Единственное известное употребление "португальской селедки" во время войны - питание ею английских солдат-военнопленных в лагере на ипподроме Претории, позволившее высвободить некоторое количество мяса для бурского ополчения.
Скот, предназначенный на убой для прокорма войск, правительством предварительно не закупался, а поставлялся военным частными подрядчиками за звонкую монету по мере потребности. Разумеется, счет допущенным при этом на всех уровнях злоупотреблениям шел на многие тысячи трансваальских фунтов, но в общем мясо до ополченческого котелка доходило регулярно.
Бесперебойную доставку провизии в войска гарантировало очень близкое вынесение баз снабжения к позициям по железнодорожным линиям и накопление там огромных залежей. Иллюстрирует типичную ситуацию русский доброволец подпоручик Евгений Августус: "Часа через 2 мы были на станции Моддер-Спруйт, в нескольких милях от осажденного Ледисмита. Станционных зданий почти не видно из-за массы нагроможденных ящиков, бочек и мешков с мукой, рисом, солью и другими продуктами. Беспрестанно подъезжают один за другим громоздкие фургоны величиной в товарный вагон; в воздухе стон стоит от рева упряжных мулов и волов, от хриплого крика черных погонщиков, пощелкивающих длинными бичами. Рабочие-кафры перетаскивали на себе с изумительной ловкостью громадные тюки фуража, мешки с продуктами и нагружали их на подводы, между тем как буры стояли в стороне и невозмутимо дымили своими трубками".

Разумеется, с началом успешного контрнаступления войск лорд Робертса и генерала Буллера весной 1900 г. эвакуировать эти громоздкие склады в ближнем тылу буры не смогли. Частью их уничтожили, частью сдали британцам с невообразимой легкостью. Даже после падения столиц Трансвааля и Оранжевой и их основных центров летом того же года, бурское командование пребывало в твердой уверенности, что доступных провиантских ресурсов хватит в достатке снабжать свои войска. "Запасов, вывезенных из Йоганнесбурга и Претории, хватит на долгое время", - вторил длиннобородым генералам и коммандантам 25 июля/7 августа 1900 г. русский военный корреспондент и доброволец А.Е. Едрихин, писавший для петербургского "Нового Времени" под псевдонимом Вандам. Как и многие иллюзии буров, эта вскоре развеялась с неумолимым ходом войны. Насколько болезненным оказалось понимание реальности (и когда оно пришло), свидетельствует следующий меморандум Трансваальского правительства:
"Полевое местопребывание правительства, округ Эрмело Южно-Африканской республики.
10 мая 1901 г.
Его Превосходительству господину секретарю Оранжевой республики. Боевые припасы истощены, и мы обречены на бегство перед неприятелем. Мы не можем оберегать ни бюргеров, ни их скота. Скоро мы не будем в состоянии снабжать сражающихся бюргеров жизненными припасами".
***
Бурская полевая кулинария предоставляла сытное, хотя и довольно однообразное питание. Показательна картина, которую рисуют в своих воспоминаниях сражавшиеся на той войне русские добровольцы: "С завистью мы поглядывали на группу буров, сидящих вокруг костра и попивающих черный кофе из больших кружек, между тем кaк мальчишка-кафр в английской солдатской куртке поджаривал на сковороде сочные куски мяса с луком" (Е. Августус. Воспоминания участника Англо-Бурской войны). Другими словами о том же повествует и генерал Де Вет: "Наши люди не ели ничего целый день, а потому легко себе представить их удовольствие при виде «bont-span» (мясо), жарившегося на вертеле. Два-три пирога (maagbommen) и пара чашек кофе привели каждого из нас в прежнее состояние".
Постоянной практикой была отправка семьями своим бойцам обильных продуктовых посылок. Их в товарных количествах привозили для своих друзей и соседей многочисленные возвращавшиеся отпускники - буры не заморачивались официальным оформлением увольнительных и уезжали/приезжали на позиции, когда вздумается. Разумеется, боевые подруги - жены и сестры, следовавшие на войну за многими ополченцами и командирами, периодически баловали их почти домашней кухней. Пристрастием к гастрономическим изыскам отличались и лагеря иностранных добровольцев. Подпоручик Евгений Августус, сам прирожденный фронтовой кулинар, со смаком расписывает этот процесс, не забыв остановиться и на содержимом посылок "для счастливого бура": "Мяса было в изобилии: каждый день убивалось для отряда по быку или по нескольку жирных баранов. Отрядный комиссар выдавал вкусные белые сухари, рису, соли, сало в консервах, цейлонского чаю или кофе. Я вздумал варить борщ из мяса и гиацинтовых клубней, дикорастущих по склонам горы... Сахар, которого не всегда хватало, заменялся вареньем или фруктовым мармеладом в жестяных круглых коробках. Из муки и back-powder [соды] мы ухитрялись делать оладьи, пышки, лепешки. Случайно подстреленный ширингбок или куропатка и компот из персиков придавали нашим обедам некоторое разнообразие, и буры, питавшиеся более скудно, так как у них приготовлением пиши заведовали кафры, не без зависти поглядывали на жирный суп с луковицами, огромные бифштексы с рисовой кашей и румяные лепешки с вареньем. Мы иногда великодушно угощали их произведениями своего кулинарного искусства, тем более что они нас никогда не привлекали к грязной работе разделки туши и на нашу артель всегда доставались лучшие куски - филе, язык. Бурам часто присылали полевой почтой из дома разные лакомства, сдобные пирожки, корзины с фруктами, и они никогда не забывали поделиться с нами". У того же автора в качестве посылок от близких городскому и сельскому ополченцам фигурируют столь важные для солдатского сердца забавы как "коробки тонких сигар" и "мешок табаку". Принимая вышеизложенное во внимание, не удивляет "сверхъестественный по изобилию магазин (здесь: склад) сладостей, конфектов, папирос и превосходного коньяку" в палатке командира Французского легиона графа де Вильбуа-Марейля, который после его гибели подчиненные расхищали в течение недели.
Вывод: пока на стороне бурских войск была удача, а в их лагерях - бесперебойное снабжение провизией, питались они "от пуза", и нос был в табаке. Некоторые затруднения в Трансваале и Оранжевой республике с кофе, сахаром и иными "колониальными товарами" компенсировались за счет домашних запасов.
***
Фураж для лошадей, мулов и быков заботил бурских командиров гораздо меньше, чем провиант для людей. Дело в том, что неприхотливые животные, выращенные в южноафриканских краалях (фермах), приучены долгое время довольствоваться только подножным кормом. Это отрицательно сказывается на их силе; но для того, чтобы трусить жидкой рысцой под ополченцем в походе, бурской лошадке довольно пожухлой травы, а мулы и быки способны даже впроголодь кое-как волочь обозный фургон, побуждаемые бичом погонщика. До поры до времени. По воспоминаниям очевидцев, подступы к лагерям были усеяны трупами павших от непосильных трудов и бескормицы животных. Их легко меняли на новых. В богатых скотоводческих хозяйствах Трансвааля и Оранжевой четвероногих призывников хватало.

Для более серьезных задач - работы в артиллерийских запряжках, под конными разведчиками, карабинерами (небольшой бурской регулярной кавалерией), командирами и посыльными - лошадей кормили лучше. Вместо традиционного в Старом Свете овса в Южной Африке использовали в основном кукурузу.
***
В засушливых, несмотря на наличие круглогодичных локальных источников воды, пространствах южноафриканского вельта первоочередную важность представляло снабжение войск водой. Бурские интенданты относились к нему с должным усердием. Поставки воды в каждом коммандо были поручены особым партиям ополченцев, не обремененным никакими другими обязанностями. Особенно это касалось боевой обстановки, в которой воду для питья бойцов на позициях требовалось располагать поблизости и в достаточном количестве. "У оранжевцев были для этого особого рода отдельные лагери..., - пишет генерал Христиан Де Вет. - Эти лагери состояли из бюргеров, которые не могли принимать участия в сражениях. Они назывались впоследствии «водоносцами» (waterdragers)".

Лошадей и гужевой скот при близости источников воды отгоняли выпаивать в определенной очередности. Если же воды поблизости не было, ее возили в бочках при обозе; однако в таких случаях предотвратить падеж животных не удавалось почти никогда. Особенно страдали без водопоя лишенные постоянных обозов партизанские отряды в 1901-1902 гг. Генерал Де Вет, опытный партизан, старался выстраивать маршрут движения своих подразделений вдоль рек и ручьев, но это не спасало: британские войска регулярно загоняли их в бесплодный вельт. Муки жажды и падеж лошадей повторялись вновь.
***
Отдельного рассмотрения заслуживает употребление в войсках спиртного. Во время войны в Трансваале и Оранжевой республике действовал "сухой закон". Он распространялся на горячительные напитки, однако не касался вина, которое считалось не алкогольным, а столовым напитком. В таком качестве оно и предназначалось в паек бурских ополченцев. Но сами буры вино пили неохотно, разве что потомки французских гугенотов, а большинство предпочитали фруктовую, чаще всего персиковую самогонку (mampoer), напиток ароматный и очень крепкий. Ее-то ополченцы и получали в "передачках" из дома, а затем смаковали возле лагерных костров.

Бочки с вином кисли на жаре; например, под Ледисмитом наступающие британские войска взяли их целыми пирамидами, и большинство были вынуждены вылить. "Благородный напиток совершенно испорчен, вот истинное варварство со стороны буров", - заявил тогда один из "офицеров и джентльменов" (Charles Rayne Kruger. Goodbye Dolly Gray: The Story of the Boer War. London: Cassell, 1959).
"Сухой закон" в бурских республиках толком не соблюдался за сильным развитием частного предпринимательства и слабостью контрольных органов. Воспоминания русских добровольцев пестрят эпизодами залихватских нарушений его в тыловых увеселительных заведениях военными и гражданскими. "В соседней комнате, где помешался буфет с крепкими напитками, собралась компания правительственных чиновников, угощавших бежавшего из английского плена фельдкорнета Спруйта, - замечает подпоручик Евгений Августус. - Официально продажа крепких напитков была воспрещена во всей стране; буфеты, даже в такой первоклассной гостинице, как European Hotel, были заколочены, но ради такого случая и для таких влиятельных гостей хозяин считал возможным нарушить закон. На столе красовались бутылки с заманчивыми этикетками Scotch Whisky и другие изделия английской водочной промышленности. Пили по обыкновению без всяких закусок, мешая виски с сельтерской водой". Современники сходятся во мнении, что особенную приверженность "зеленому змию" демонстрировали иностранные добровольцы и военные корреспонденты, особенно французы.

Впрочем, случаев, чтобы пьянство на позициях угрожало бурским или добровольческим подразделениям потерей боеспособности, за всю войну достоверно не зафиксировано. Русский военный представитель при британских войсках Генерального штаба полковник П.А. Стахович транслировал в Санкт-Петербург сплетни английских офицеров, что в одном из первых и неудачном для буров сражении при Эландслаагте 21 октября 1899 г. голландские и немецкие добровольцы, поднявшиеся в обреченную контратаку за бурским генералом Йоханнесом Коком, якобы были сплошь пьяны. Это не первый случай в истории войн, когда озлобленные яростным сопротивлением противника победители ложно приписывают его отвагу опьянению. Малопочетную "утку" постеснялись тиражировать не только британские историки, но и отнюдь не благорасположенные к бурам современники-литераторы Уинстон Черчилль и Артур Конан Дойл.
***
С переходом бурских войск к партизанским методам боевых действий, т.е. примерно со второй половины 1900 г., начал ощущаться дефицит провизии, поначалу скорее досадный, чем фатальный. "Чувствовался недостаток всего, кроме мяса, хлеба и муки, - записал в феврале 1901 г. генерал Де Вет. - Этого тоже было не очень много, но все-таки жаловаться было еще нельзя. Что касается кофе и сахара, то мы пользовались этими лакомствами только в тех случаях, когда отбирали их у англичан; в другое время мы о них и не думали... Мы делали себе кофе из зерен пшеницы, ячменя и маиса, сухих персиков и даже из особого рода картофеля".
С течением неумолимого военного времени все большую роль для рассеянных по скудному вельту коммандо играл захват британских продовольственных и почтовых транспортов. Генерал Де Вет живописует изобилие своих трофеев, граничащее с роскошью: "В добычу нам осталась одна пушка и более 200 тяжело нагруженных повозок, 10-12 повозок с водой и несколько дрезин. Провиант заключался в консервах «canned beef», бисквитах, варенье, муке, сардинках, лососине; тут же было еще много всякого добра, совершенно ненужного в лагере. Были также целые повозки с ромом, прессованным сеном и овсом для лошадей. Поразительная масса провианта! (...) Я разрешил бюргерам откупоривать почтовые ящики и брать из них все, что им угодно. Там были всевозможные пакеты и пакетики, главным образом нижнее белье самого лучшего качества и масса сигар и папирос... Какое зрелище! Каждый бюргер нагрузил свою лошадь кладью, полученною в лавке, где не только ничего не пришлось платить, но и в будущем не придется. На седле уже не оставалось места для седока, и ему приходилось вести лошадь под уздцы".
Тем не менее, напрашивается вывод: красноречие генерала в восхвалении богатой добычи - это красноречие полуголодного и утомленного лишениями человека, случайно дорвавшегося до изобилия. Бурские партизаны завершающего этапа войны недаром получили у своих соотечественников печальное прозвище "искателей горечи" (африкаанс: bittereinders). Эти храбрецы, до конца сражавшиеся за свободу и честь погибших республик, вдоволь познали все тяготы партизанской войны: голод, болезни, жестокий недостаток лошадей и боеприпасов, отчуждение и враждебность соотечественников, винивших своих непримиримых защитников в развязанной британцами кампании "выжженной земли". Те же воспоминания генерала Де Вет ближе к концу пестрят рассказами о невозможности "купить хлеба", раздобыть лошадей и т.п.
Своим талисманом "искатели горечи" не без мрачной иронии объявили африканского хомяка. Этот смышленый и смелый зверек, мало похожий внешне на своего домашнего собрата, тоже обожает делать запасы. Однако сильные естественные враги всегда готовы разорить его норку и поживиться; хомяку приходится отчаянно сражаться за свое добро.

Точно так же бурские партизаны, которые мало что могли увезти на седле, делали в тайных местах "нычки" с "долгоиграющим" провиантом, боеприпасами, нередко - с разобранными пушками или 37-мм скорострелками Максима, которые не имели возможности забрать с собой. Точно так же англичане регулярно раскрывали и разоряли их.
Массовой депортацией из зоны боевых действий в концентрационные лагеря мирного населения, которое десятками тысяч погибало там от истощения и болезней (особенно страшные жертвы были среди детей), захватчики буквально вышибли у партизан почву из-под ног. Пишет генерал Христиан Де Вет: "Продолжать войну — об этом нечего было и думать: наши женщины и дети тогда бы все погибли. Голод стоял у дверей. (...) Положим, мы спасли бы женщин и детей, но сами себя подвергли бы, все-таки, той же опасности умереть с голоду, потому что очень немногие могли бы уйти в Капскую колонию вследствие недостатка лошадей. В большой части восточных округов Трансвааля не было почти совсем лошадей, а те немногие лошади, которые еще оставались, были так слабы, что никуда не могли бы двинуться".

Голод и отчаяние - вот два победоносных оружия, которыми Британская империя сломила последних бойцов за Трансвааль и Оранжевое Свободное государство.
_________________________________________________________Михаил Кожемякин.