Обеспечение

Вторая Англо-Бурская война 1899-1902 г. продемонстрировала феноменальную способность двух небольших государственных образований в Южной Африке долгое время оказывать успешного сопротивление величайшей колониальной империи своего времени. В течение более чем 2,5 лет интенсивных боевых действий бурские республики - Южно-Африканская Республика (Трансвааль) и Оранжевое Свободное государство - выдерживали бремя военных расходов и снабжения своих вооруженных сил почти исключительно за счет собственных ресурсов.

О финансовой либо военной поддержке Трансвааля и Оранжевой республики со стороны враждебных Великобритании держав в 1899-1902 г. речи не шло. Некоторая гуманитарная поддержка от общественных организаций (в основном в организации медицинской помощи) и небольшие поставки материалов "двойного назначения" через сухопутную границу из португальских колоний, равно как и прибытие на театр войны нескольких тысяч иностранных добровольцев, решающей роли не сыграли.

ВОЙНА ПИТАЕТСЯ ЗОЛОТОМ (Тит Ливий).
Британской империи вторая Англо-Бурская война обошлась по меньшей мере в 211 млн фунтов стерлингов (подсчеты расходов разнятся вплоть до 250 млн), хотя изначально планировалось, что затраты на Южноафриканскую компанию уложатся в 10 млн.

Расходы бурских республик на войну к весне 1901 г., когда основные их центры были захвачены англичанами и финансирование прекратилось, составили около 87 млн фунтов. Цифра вполне сопоставимая с британской. Каков же был военный бюджет Трансвааля и Оранжевой, каковы источники его пополнения, и из чего складывались их основные расходы на оборону? Источником благосостояния более экономически развитого и многолюдного Трансвааля являлись его богатые золотоносные поля, которые начали интенсивно разрабатываться с 1880-х г. (т.н. Витватерсрандская золотая лихорадка). Нарочито примитивная и демократичная бюрократия бурской республики, минимизировавшая коррупцию, оказалась здесь кстати и позволила взять добычу "презренного металла" под жесткий контроль. В результате тучная курица золотодобычи несла для Трансваальской казны золотые же яйца.
Российский военный агент (военный атташе) в Брюсселе и Гааге Евгений Карлович Миллер, компетентный и в трансваальских делах, 28 января/9 февраля 1899 г. докладывал в Санкт-Петербург: "Правительство Южно-Африканской Республики эксплуатирует за свой счет 9 золотых приисков; за ноябрь было добыто золота на сумму 216 ООО фунтов стерлингов. Монетный двор работает усиленно; в сентябре было выбито золотой монеты на 60 ООО фунтов стерлингов".

Непосредственно из Трансвааля информацию об объемах золотодобычи сообщал корреспондент петербургской газеты "Новое время" Алексей Ефимович Едрихин (псевдоним: Вандам), поручик запаса, в 1899 г. завершивший обучение в Николаевской академии Генерального штаба: "В стране начиная с 1887 по 1896 г. добыто 660 ООО фунтов золота, ценностью в 406 250 рублей. Добыча производилась в следующей постепенности: в 1887 г. - на 840 тысяч рублей; в 1888 г. - на 7 570 тысяч; в 1889 - на 13 452 тысячи; в 1890 г. - на 18 111 тысяч; в 1891 г. - на 26 554 тысячи; в 1892 г. - на 44 741 тысячу; в 1893 г. - на 53 816 тысяч; в 1894г.- на 73 860 тысяч; в 1895г.- на 81 475 тысяч и в 1896г.- на 86 миллионов рублей... Теперь возьмем другой расчет: в 1896 г. при 3 000 машин, дробивших камень, было добыто 150 000 фунтов золота, а уже перед войной, кроме вновь заказанных, было в работе более 7000 машин. При таких условиях самая минимальная добыча золота ежегодно [составляла] 300 000 рублей [фунтов?]" ("Письма о Трансваале", "Новое время" №8690, 8/21 мая 1900 г.). На рубеже XIX-XX вв. соотношение рубля к фунту стерлингов составляло примерно 9,5 руб. за 1 фунт.

Словом, Трансваалю было чем заплатить за банкет войну. При этом военные расходы бурского государства складывались по весьма выгодной для него модели: оно не чувствовало себя стесненным при закупках оружия и боевых материалов, а содержание вооруженных сил обходилось ему достаточно дешево. "Предаваясь самообману, британская пресса изображала правительство Крюгера сборищем провинциальных идиотов, в то время как под руководством коммандант-генерала Питера Жубера Трансвааль закупал последние образцы европейского вооружения", - сообщает российский военный историк Олег Тодер, посвятивший артиллерийскому вооружению второй Англо-Бурской войны основательное исследование. "Понимая неизбежность войны с Англией, правительство президента Крюгера постоянно увеличивало государственные расходы на вооружение. Так, в 1897 году военные расходы составили гигантскую для бюджета Трансвааля сумму — 1 793 279 фунтов стерлингов при общих доходах государства в 4 480 217 фунтов" (И.Г. Дроговоз. Англо-бурская война 1899–1902 гг.). Основная статья расходов - закупки артиллерийского и стрелкового вооружения а также боеприпасов в странах Европы. Средства связи и транспорта, саперный инвентарь, медицинское оборудование и т.п. вообще не стоили военному бюджету ни шиллинга, т.к. проходили по сметам гражданских ведомств.
Первым практику военных закупок за рубежом ввело менее состоятельное Оранжевое Свободное государство, в 1864 г. заказавшее два 6-фунтовых орудия Витворта в Великобритании - тогда они еще дружили... Затем подобные расходы обеих республик были неравномерно распределены на почти четыре десятилетия с начала 1860-х до первого военного 1899 г., и Трансвааль очень быстро и уверенно захватил лидерство. Каждую конкретную трату в обязательном порядке рассматривал республиканский Фолксраад, т.е. законодательное собрание, парламент. Нередко крестьянская прижимистость буров принимала гротескные формы. Например в 1893 г. бывший австрийский артиллерист чешского происхождения на Трансваальской службе Адолф Зборил особенно настаивал перед Фолксраадом, что "не следует впредь больше заказывать орудия без лафетов, потому что никакой экономии от этого не будет".
Затратной и бесполезной затеей оказалось строительство "правильных" крепостей. "На... высотах (окружавших Преторию) возвели мощные фортификационные сооружения, - пишет Олег Тодер. - Три форта (Schanskop, Wonderboompoort и Klapperkop) строились германской фирмой "Krupp" и вооружались германской артиллерией. Четвертый (Daspoortrand) возводился французской "Schneider & Co" и был вооружен французскими пушками. Стоимость каждого из фортов составляла около 50 000 фунтов". С 1900 г. они десятилетиями служили британским войскам в Южной Африке военной тюрьмой, штабными помещениями, казармами, складами... Некоторые из этих сооружений тщательно сохраняются по сей день, привлекая досужих туристов. Но ни один форт не сделал по англичанам ни единого выстрела, они не сыграли ровно никакой роли в обороне Трансвааля.
В окрестностях Йоханнесбурга также были возведены два укрепления, больше для устрашения мятежного небурского населения "золотого города" (там располагалась тюрьма); в этом была хоть малая польза.
Но, несмотря на все издержки, накануне войны бурским республикам хватало денежных средств на создание достаточных для ведения войны запасов оружия - этому ниже будет посвящен отдельный раздел.

К фото - Артиллерия Оранжевого свободного государства. Щеголеватые расчеты в шлемах-"пикельхаубах" германского образца выглядят настоящими пруссаками. Немецкообразную форму одежды ввел в республике начальник артиллерии Фридрих Альбрехт, бывший унтер-офицер прусской службы.

На своих маленьких армия правительства Трансвааля и Оранжевой не экономили. Например, в Претории для артиллеристов в 1895-98 гг. был выстроен трехэтажный благоустроенный казарменный комплекс на улице Потгитера, который казался этим простым парням, выходцам с бедных ферм и из шахтерских трущоб, настоящим дворцом.

СУРОВЫ И ХМУРЫ С ВИНТОВКАМИ БУРЫ (Цит.: А.Ахматова).
Современники называли буров народом, вооруженным протестантскими догматами XVII в. и современными винтовками. Характеристика яркая скорее для высокомерного отношения "цивилизованной" Европы к бурам, чем для них самих; но по поводу сильного стрелкового вооружения бурских войск все верно. В период, предшествовавший Англо-Бурской войне 1899-1902 гг., Трансваалем и Оранжевым Свободным государством была проделана большая работа по перевооружению своих потенциальных вооруженных сил в соответствии с требованиями военного искусства того времени. В основу был положен милиционный принцип комплектования бурского ополчения: каждый правомочный бюргер нес "неактивную" воинскую обязанность практически всю взрослую жизнь, а государство должно было обеспечить его на случай мобилизации оружием и патронами. Списочное число военнообязанных на 1 января 1899 г. составляло 29 279 чел. в Трансваале и 17 381 чел. в Оранжевой (реально мужчин призывного возраста было много больше, но желающих "откосить" среди буров хватало). Следовательно, нужно было хранить в арсеналах примерно 45-50 тыс. винтовок. С легкой руки, вернее, с бойкого пера Луи Буссенара пошла традиция представлять бурского ополченца вооруженным магазинной винтовкой системы Маузера. Запасы Маузеров в бурских республиках сильно преувеличивали сведения британских военных. "У буров имеется до 100 000 ружей Маузер", - транслировал английские данные в Санкт-Петербург 28 сентября/10 октября 1899 г. русский военный агент в Лондоне Генерального штаба полковник Николай Сергеевич Ермолов.

На самом деле наиболее многочисленной винтовкой в двух южноафриканских республиках на момент начала войны были неновые Мартини-Генри Mark I-IV, состоявшие на вооружении Британской армии с 1871 г. Таковых Трансваалем и Оранжевой было официально приобретено 34 тыс. Дополнительно много тысяч "мартинок" попали к бурам из соседних британских владений за последние десятилетия XIX в. разными путями - от розничных закупок (в доме каждого бюргера хранилось личное нарезное оружие) до трофеев первой Англо-Бурской войны 1880-81 гг.

Однако 5-зарядный дальнобойный Маузер германского производства был, что называется, харизматичнее, чем однозарядная винтовка Мартини-Генри. В историографии бытует мнение, что правительства Трансвааля и Оранжевого Свободного государства озаботились обновлением мобилизационных запасов стрелкового оружия после т.н. рейда Джеймсона 1895 г. - авантюрного и слабо подготовленного вторжения британских "прокси-сил" в расчете на антибурское выступление иностранных рабочих на золотых приисках. У буров этот "комариный укус" считался просто эпизодом. Перевооружение южноафриканских республик логичнее увязывать именно с бурным размахом золотодобычи, создававшим повышенные риски со стороны завистливого и прожорливого соседа - Британской империи. Архаично выглядевшие в немодных цилиндрах длиннобородые политические руководители Трансвааля и Оранжевой становились практичными современными людьми, как только речь шла о новых технических достижениях. У немецкой оружейной компании Ludwig Loewe & Co было заказано, по разным данным, от 70 до 55 тыс. винтовок Маузер модели 1895 г., прославившейся таким образом как "бурская модель" (некоторые произведенные экземпляры несли маркировку O.V.S. по аббревиатуре Oranje Vrij Staat). Однако реально доставлены были около 37 тыс. стволов (немецкий производитель увидел более выгодные контракты в Латинской Америке и перенаправил поток), из которых в распоряжении правительственных арсеналов осталась лишь часть. По программе вооружения военнообязанных современными винтовками любой бюргер мог приобрести Маузер в личную собственность всего за 3 фунта. С началом войны против Великобритании, будучи призван под знамена и помня, что государство должно ему винтовку, предприимчивый селяк приходил с пустыми руками, а новенький Маузер оставлял в своем краале (ферме), чтобы семья в его отсутствие не оказалась безоружной перед разбойничьими шайками туземцев. Русский военный агент в бурских войсках Ромейко-Гурко в январе 1900 г. доносил по этому поводу, что ополченцы вооружаются, в зависимости от наличия на складах, винтовками трех моделей: Маузера, Генри-Мартини и Гра-Кропачека. При чем "обыкновенно люди берут то ружье, к которому привыкли у себя дома". Дополняли запасы бурских арсеналов 7 000 винтовок Guedes Mod.1885 португальского производства и отдельные раритеты от фирмы Steyr типа норвежских Крэг-Йоргенсенов обр. 1894 г. Попадали в руки бюргеров также трофейные британские винтовки систем Ли-Энфилд (лучше) и Ли-Метфорд (хуже). (Подробнее: Paul Scarlata. 6 Rifles Used by the Afrikaners During the Second Boer War). Лишь со временем боевая эффективность Маузеров создала им легенду, и в войсках буров они стали "перевешивать" другие модели винтовок; и "свои, кровные" из дома позабирали, оставив взамен казенные однозарядки. На партизанском этапе войны Маузер использовал почти каждый бурский боец. Впрочем, некоторые авторы утверждают, что в завершающий период партизанской борьбы все больше сражающихся буров стали переходить на трофейные английские винтовки, т.к. к ним было легче достать боеприпасы.

Вопреки распространенному мнению, штыки в бурских хранилищах имелись ко всем моделям, за исключениям новых Маузеров. Но ополченцы не видели в них необходимости и обыкновенно не брали: они больше доверяли своим охотничьим ножам. Винтовками Мартини-Генри со штыками была вооружена только пешая полиция Трансвааля при несении караульной службы. Артиллеристы обеих республик использовали штыки на винтовках для часовых и построений в качестве почетного караула.

С запасами винтовочных патронов в бурских республиках дело обстояло неоднозначно. Известно, что с партией новейших Маузеров Трансвааль и Оранжевая заказали, по разным данным, от 40 до 50 млн патронов к ним. Однако в первом же донесении из Претории (18/30 янв. 1900 г.) русский военный агент подполковник Ромейко Гурко сообщал: "Патронов имеется... от шести до семи миллионов к каждой из трех систем (Маузер, Мартини-Генри и Гра)". То есть большая часть боезапаса к наиболее действенной системе бурского стрелкового оружия в самом начале войны была либо уже истрачена (в это верится слабо, см. ниже бурский стиль ведения огня), либо ранее разошлась с розничной продажи вместе с винтовками. Проблему представляли также патроны к устаревшим британским Генри-Мартини, снаряженные дымным порохом, выдававшим расположение стрелков. Неудивительно, что в первых крупных сражениях при Талана-Хилл, Эландслаагте и реке Моддер британская артиллерия быстро "нащупывала" бурские позиции.
В мирное время южноафриканские республики не производили боеприпасов промышленным методом. Однако война внесла свои коррективы, и предприимчивые бюргеры поставили на военную службу наиболее подходящие мощности горно-добывающей отрасли. "Ныне выделываются патроны, а равно бездымный порох на месте, для чего были приспособлены фабрики динамита, употреблявшегося в копях и золотых приисках" (первое донесение подполковника Ромейко-Гурко из Трансвааля). Производственные мощности можно ориентировочно представить на примере не самой крупной динамитной фабрики в Йоханнесбурге, каковая была взорвана в результате диверсии английской агентуры в апреле 1900 г. На тот момент в цехах находилось 600 фунтов (272 кг.) пороха, а для снаряжения одного патрона к винтовке Маузер нужно 5 гр.; т.е. недополученная фронтом партия могла насчитывать более 54 тыс. патронов.

Запасы боеприпасов Трансвааля были складированы в трех государственных арсеналах в Претории и Йоханнесбурге. В Оранжевом Свободном государстве основным местом хранения был арсенал Блумфонтейна. При хорошо налаженной системе железнодорожного сообщения в республиках и территориальной привязке основных боевых действий к питавшим их артериям железных дорог, снабжение бурских войск патронами было почти бесперебойным. Так продолжалось вплоть до основных успехов британского контрнаступления летом 1900 г. Даже после этого бурские ополченцы редко испытывали столь знакомый бойцам всех остальных армий ХХ в. недостаток патронов, и дело не столько в запасах и снабжении, сколько в оригинальном национальном боевом стиле. Бур всегда отдавал предпочтение снайперской меткости огня, а не частоте выстрелов. Действительно, атакующих британцев большие потери от редких выстрелов могли остановить не хуже ураганного огня (когда отчаявшиеся "томми" наваливались "на штыки", не жалея себя, частота стрельбы роли не играла). Талантливый русский военный инженер капитан Михаил Антонович фон Зигерн-Корн, находившийся в Трансваале в 11-месячном отпуске "для ознакомления с применением полевого военно-инженерного дела в войне буров с Англией", вспоминал об интересном случае: "Мне однажды случилось ехать с одним знакомым буром... на позицию. В его патронташе было всего 3 обоймы с 15 патронами... Я был крайне удивлен, почему он не пополнил патронташа. Я сам только что вдел раздачу патронов в комиссариате. Я его и спросил, что это значит? И вот что он мне ответил: «Когда я 8 месяцев тому назад поехал на войну, то у меня тогда был полный патронташ. За это время я уложил по крайней мере 40 хаки (так буры называли английских солдат). Дай мне Бог, подстрелить еще 15". Даже на исходе партизанской борьбы против британских захватчиков последние бурские партизаны спокойно вступали в перестрелки с врагом, имея считанные патроны. Мотивацией была не только героическая самоотверженность этих непримиримых "биттер эйндеров" (Bittereinder, "искатель горечи" на африкаанс), но и расчет перехватить инициативу благодаря меткости.

Вывод: во второй Англо-Бурской войне ополчения Трансвааля и Оранжевой республики были обеспечены стрелковым оружием, в т.ч. самым современным, если не в избытке, то в достаточном количестве. Запасы патронов пополнялись успешно налаженным на месте производством и расходовались крайне рачительно. Однако знаменитая максима Вольтера, о том, что "Бог помогает не большим батальонам, а тем, кто лучше стреляет" (изм.) в данном случае не сработала. Большинство побед англичан выглядели именно как вытеснение бурских стрелков с одной позиции за другой массами решительно атакующей пехоты. А после поражений недостаточно дисциплинированные войска буров легко деморализовались и имели обыкновение предпринимать "глубокие отступления" и частично разбегаться по домам.

АРТИЛЛЕРИЯ И АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ БОЕПРИПАСЫ.
Обеспечение бурских войск артиллерией по статистическим показателям не дотягивало до "принципа Мольтке", негласно установившегося после Франко-Прусской войны: в полевом сражении не менее 2 орудий на пехотный батальон. Историки второй Англо-Бурской войны единогласно исчисляют орудийный парк Государственной артиллерии Южно-Африканской Республики (Трансвааля) и Артиллерии Оранжевого Свободного государства в одну сотню орудий на примерно 30 тысяч полевых войск.

К фото - Один из хрестоматийных образов Англо-Бурской войны 1899-1902 гг. - 155-мм орудие Шнайдер (Крезо) буров. Большая часть расчета облачена в полевую форму Государственной артиллерии Трансвааля, а боец у затвора носит парадный мундир обр. 1896 г. со снятыми "гусарскими" шнурками.

Тем не менее, бурское командование отлично усвоило дух, а не букву заветов Мольтке, и взаимодействие артиллерии с полевыми частями было налажено очень хорошо, а всем самостоятельным тактическим единицам по-возможности придавались артиллерийские подразделения. Большую роль небольшой бурской артиллерии в боевых действиях признавали и друзья, и враги. "Государственная артиллерия обеих республик, в основном подготовленная по германскому образцу и немецкими офицерами, располагала 100 пушками, в основном современными 75-мм полевыми орудиями Крезо и Круппа... и 155-мм Крезо", - сообщает британский военный историк Mайкл Барторп (Michael J. Barthorp. The Anglo-Boer Wars, Blandford Press, 1987).
Известно, что в Трансваальской артиллерии имелись Корпус крепостной артиллерии (расформирован в 1899, когда орудия потребовались "на земле"), 4 номерных конных батареи (последняя сформирована полностью из 37-мм скорострелок Максима, еще две смешанные - орудия плюс скорострелки), рота телеграфистов (вкл. гелиографистов), военно-медицинская и военно-музыкальная команды. Артиллерия Оранжевого Свободного государства располагала двумя конными и, возможно, одной пешей батареей, опять-таки оркестром и эскадроном карабинеров, развернутым с началом войны из резервистов - единственной регулярной кавалерией буров.

Интересную информацию об обеспечении артиллерии бурских республик материальной частью приводят русские очевидцы, побывавшие в Южной Африке в период второй Англо-Бурской войны в качестве добровольцев, военных наблюдателей, корреспондентов - нередко всё в одном лице. Российский военный агент (атташе) в войсках буров Генерального штаба подполковник В.А. Ромейко-Гурко доносил в Санкт-Петербург 18/30 января 1900 г.: "Артиллерия немногочисленна (всего около ста орудий). Орудия различных систем". Более подробный отчет по бурской артиллерии представил 4/17 марта 1900 г. из бурского лагеря под Гленко штабс-капитан А.С. Потапов, работавший под прикрытием должности административного секретаря отряда Русского Красного Креста, человек авантюрного склада, не брезговавший шпионажем, но от того более осведомленный. Он собрал сведения о системах орудий и количестве стволов Трансваальской артиллерии в таблицу:

"Артиллерия Оранжевой Республики, говорят, состоит из 14 орудий завода Krupp 75 mm калибра", - дополняет штабс-капитан.
Его сведения оказались относительно достоверны, но требуют некоторых пояснений.
- "Creusot Long Tom" - смешение модели орудия и его прозвища среди бурских артиллеристов "в одном флаконе". Речь идет о 155-мм орудиях Шнайдер (Крезо), самом мощном в бурской артиллерии, громовые звуки стрельбы которого ласкали слух всякого бюргера. Они были заказаны в 1897 г. во Франции и в том же году ввезены в Трансвааль через территорию португальской колонии (ныне Мозамбик). В мае 1900 г. два из них были установлены на железнодорожных платформах задействованы при создании импровизированных бурских бронепоездов. "Торец платформы защитили 1-дюймовой стальной пластиной и мешками, наполненными песком... Орудие цеплялось к составу, включающему вагоны для расчета, боеприпасов и других необходимых запасов, образуя настоящий артиллерийский поезд" (О. Тодер. Артиллерия первой войны 20-го века (пушки в англо-бурской войне).

- "Creusot" полевая длинная" - 75-мм орудия, также полученные из Франции в 1897 г.; их изначально планировалось установить а крепостях вокруг Претории в качестве "противоштурмового калибра" (всего в каждом из четырех укреплений предполагали иметь по 3 тяжелых и 2 легких пушки). Но форты оказались бесполезны, а орудия навоевались в поле.

- "Krupp Howitzer" - 120-мм гаубицы Круппа, были закуплены в Германии в 1896 г. также для крепостной артиллерии, далее см. выше.
- "Krupp длинная" - 75-мм новые орудия Круппа, полученные из Германии в 1895-96 гг., практически одновременно с поступлением их на вооружение в кайзеровской армии. Есть сведения, что у трансваальцев их было не 10, как указано в таблице, а 8.
- 37-мм пушки Круппа были закуплены Трансваалем двумя партиями в 1891 и 1893 гг. в качестве горных орудий, их имелось на вооружении 4, а не 2, как сказано в таблице.
- Maxims - 37-мм скорострельные орудия Максима, знаменитые "Пом-помы". Любимое артиллерийское орудие бурских бойцов - скорострельное, легкое в транспортировке, умевшее нагнать страху на неприятеля и не отстать на бешеном аллюре запряжки от конного партизанского отряда; его называли в Южной Африке с пафосом: Doodsklok - "колокол смерти" (африкаанс). По их численности в Трансвальской артиллерии данные разнятся: и 18, и 22, и 25. Приобретены были четырьмя или пятью партиями, первая - в 1896 г., последняя, самая большая (10 стволов), - буквально перед началом боевых действий.

- Maxims Nauser - имеются в виду 75-мм орудия Максим-Норденфельт, которых у буров было на самом деле только 3 или 4 - трофеи, взятые при разгроме рейда британских "прокси" д-ра Джеймсона 2 января 1896 г. и импорт от 1897 г.
- Артиллерия Оранжевой республики действительно располагала 14 75-мм орудиями Круппа обр. 1874 г. Кроме того, в ее действующий состав входили 1 (одна) 37-мм легкая пушка Круппа и 5 не новых трехдюймовок Армстронга, купленных в британских колониях (тогда еще "дружественных") с 1881 по 1887 гг.

К фото - Это 75-мм орудие Круппа из состава артиллерии Оранжевой республики было захвачено Австралийскими конными стрелками 6 ноября 1900 г. и проделало длинный путь, чтобы в 1906 г. занять место в городе Перт (Австралия) как часть мемориала, посвященного местным уроженцам, павшим в Южной Африке на службе британскому колониализму.

Помимо "активного" состава артиллерии, обе бурских республики, особенно более бедная Оранжевая, тщательно сохраняли не менее полутора-двух десятков стволов устаревшей артиллерии и отдельные орудия, либо малые партии, закупленные в Европе в качестве экспериментальных экземпляров. Некоторые из них годились только для декорации невоевавших укреплений, но другие приняли активное и зачастую небезуспешное участие в войне с англичанами. Бурские комманданты, отлично представлявшие выгоду боевого применения артиллерии, с удовольствием создавали в своих отрядах "любительские" расчеты, вооруженных всякими пушками, какие удавалось достать. По многообразной мозаике "сверхштатной" бурской артиллерии богатый материал собрал российский военный историк Олег Тодер: http://samlib.ru/t/toder_o_j/abwarp02.shtml.

Заметное место в обеспечении бурских вооруженных сил артиллерией сыграли взятые у британцев трофеи, которые, если позволяли обстоятельства, охотно вводились в бой против своих прежних хозяев. Самые крупные "сдачи" британской Королевской Артиллерией материальной части противнику состоялись 15 декабря 1899 г. в сражении при Коленсо, где бурами генерала Луиса Боты было взято 11 английских 15-фунтовых полевых орудий, 31 марта 1900 г. у Саннас-Пост, где коммандо генерала Кристиана Де Вета захватило 7 конных 12-фунтовок, и под самый конец войны 7 марта 1902 г., когда партизаны генерала Де Ла Рея взяли еще 4 15-фунтовки. Всего же добычей бурских ополченцев за время войны стали 26 15-фунтовых и 11 12-фунтовых орудий англичан, 7 37-мм "Пом-помов" Максима, 3 военно-морских 7-фунтовки, а также несколько более редких моделей. Применение захваченной английской артиллерии (за исключением популярных у обеих сторон "Пом-помов") было ограничено наличием трофейного боезапаса. Взятые вместе с орудием снаряды, как правило, были немногочисленны и быстро расходовались. Не раз бурам удавалось брать английские транспорты с большим количеством боеприпасов, однако к трофейным орудиям их еще предстояло везти, что создавало дополнительные логистические и транспортные проблемы; чем позднее по ходу войны - тем более неразрешимыми они становились.

Согласно принятой на рубеже ХIX-ХХ вв. практике, к артиллерийскому вооружению причислялся и такой новаторский вид оружия, как пулеметы (в то время в русскоязычной литературе было более распространено название: "скорострелки"). Периодически встречающееся в литературе определение вооруженных сил Трансвааля и Оранжевой как "самой архаичной армии нового времени" подходит только к окладистым бородам и потертым шляпам бурских ополченцам, но никак не к обеспечению их новейшими образцами военной техники. В то время, как генеральные штабы ряда старых военных держав еще присматривались к "трескучей" новинке, бурские артиллеристы вовсю осваивали пулеметы на полигонах. Считается, что в 1890 г. Трансвааль стал первым официальным заказчиком пулемета Максим, однако образец, полученный годом позднее, вплоть до 1894-5 гг. оставался единственным на вооружении. Потом были приобретены еще 6 пулеметов, 2 - Трансваалем и 4 - Оранжевым Свободным государством, все под патрон к преобладавшей тогда на вооружении буров винтовке Мартини-Генри. Еще 11 пулеметов Трансвааль получил в качестве трофеев после подавления выступления пробританских "гибридных" сил (рейд Джеймсона). Большинство этих скорострелок работали с лафета, напоминавшего артиллерийский и оснащенного бронещитком.
В 1896 г. в Трансвааль прибыли также 12 "сверхлегких" пулеметов Максим, на удобной раскладной треноге, и 100 000 патронов к ним.

________________________________________________________Михаил Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

Начало: часть1.

Коренной перелом в организации военного питания во Французской армии наступил только в 1915 г. Символами долгожданных изменений стали покатившиеся по прифронтовым дорогам полевые кухни и введение нескольких фиксированных ежедневных рационов (vivres du jour), различавшихся в зависимости от местонахождения части и решаемых ею боевых задач.

В феврале 1915 г. на фронте появились первые передвижные полевые кухни (во французской военной терминологии - cuisines roulantes, «катящиеся кухни»), первоначально смонтированные на базе двухосных армейских фургонов. Впоследствии было сконструировано несколько специальных моделей полевых кухонь, в основном так называемых «поездов», состоявших из транспортной двуколки (наподобие артиллерийского передка) для перевозки запасов провизии и топлива, к которой цеплялась собственно одноосная повозка-кухня. Последняя была оснащена объемистым железным ящиком-жаровней и набором съемных котлов общим объемом около 400 литров. Некоторые модели оснащались еще дополнительным 82-литровым кофейным котлом. Конструкция позволяла готовить еду даже на ходу. В качестве топлива могли использоваться дрова или уголь. Экипаж подобной «боевой колесницы» состоял из пяти-шести солдат и командира-капрала, в качестве прозвища для которого остроумные «пуалю» возродили старинный придворный титул «офицера кухни» (officier de la cuisine).
Все полевые кухни Французской армии были на конной тяге, хотя во время наступления 1918 г. на Западном и Салоникском фронтах предпринимались попытки цеплять их к грузовым автомобилям. К осени второго года войны французским тыловикам удалось в достаточной мере «насытить» этим нововведением действующие войска. Одна кухня приходилась, как правило, на роту или на батарею.
Несмотря на постоянные насмешки (ироничные, а зачастую и злые) бородатых окопных волков, служба французских военных поваров была делом не только крайне ответственным, но и сопряженным с большим риском. Совершая постоянные рейсы по простреливаемой германской артиллерией прифронтовой полосе – от складов продовольствия к передовой и обратно - они должны были постоянно маневрировать и умело маскироваться, чтобы не попасть под удар и выполнить свою благородную и неблагодарную задачу: сварить суп и кофе боевым товарищам в траншеях. Немецкие артиллеристы и летчики получали служебные поощрения за уничтожение полевой кухни – командование неприятеля, наоборот, адекватно оценивало вклад скромных «офицеров кухни» в боевые действия. Потери среди персонала полевых кухонь достигали 20-30%.

Однако приблизиться к позициям настолько, чтобы каждый пехотинец получил свою порцию горячей пищи прямо из дымящегося котла, полевым кухням удавалось не часто. И тогда в дело вступали очередные легендарные персонажи французского солдатского фольклора Первой мировой – находчивые «супники» (hommes-soupe), подносчики провизии. В каждой роте, как правило, для этой цели существовала специальная команда, либо назначавшаяся в виде наряда, либо постоянная, созданная из бойцов, у которых лучше всего получалось благополучно доставить пищу из полевой кухни на передовую. Нагрузившись всевозможными емкостями – котлами, бидонами, флягами, мешками и т.п. – «супники» должны были проделать путь от нескольких сот метров до 3-4 км туда и обратно, часто под обстрелом неприятеля. Чаще всего это происходило утром, на рассвете боевого дня, потому, что полевым кухням удобнее было выдвигаться к переднему краю под покровом темноты. Многочисленные фронтовые фотографии и рисунки запечатлели образы французских пехотинцев, навьюченных запасами провизии, осторожно передвигающихся по ходам сообщения или по простреливаемому открытому пространству. Бросается в глаза специфическая манера доставки хлеба и сыров – нанизанными на длинные палки. Вспоминает солдат 151-го линейного пехотного полка Симон Гасту: «Около десяти часов, наконец, появлялись подносчики провианта… Они приносили суп, порции мяса и хлеба. Легко представить себе, что представляли из себя все эти яства – почти всегда холодные, потому, что бедным парням приходилось нести их три-четыре километра». Когда еда наконец прибывала в траншеи, согласно негласной традиции сначала принимал пищу личный состав, затем – капралы и сержанты и только после этого – офицеры.

Артиллеристам, связистам, саперам, военным медикам и и тому подобным частям боевого обеспечения удавалось питаться регулярнее и в более комфортабельных условиях. Для них в прифронтовой полосе были развернуты удобные солдатские и офицерские столовые. Одна из них воспета известным французским поэтом-авангардистом Гийомом Аполлинером ("в миру" - В. Вонж-Костровицким, выходцем из Польши), служившим ездовым и конным разведчиком в 38-м артиллерийском полку (38e régiment d'artillerie) и трагически погибшим в 1918 г. от испанского гриппа, осложненного последствиями тяжелого ранения…

Милый друг я пишу вам в армейской столовой.
Воет ветер, а небо иссиня-лилово
И враждебно. Ни строчки от вас целый год…

Со второго года войны во Французской армии были введены три вида пайков – обычный, усиленный и сухой. Обычный рацион выдавался всем частям, как находящимся на передовой, так и дислоцированным в тылу. Усиленный получали только войска, задействованные в боевых операциях или совершающие форсированные марши. Сухим же пайком бойцы обеспечивались, если обстановка не позволяла быстро развернуть полевые кухни, а также в качестве неприкосновенного запаса – каждый солдат, выступающий на передовую, получал два сухих пайка.
Обычный ежедневный паек французского солдата состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежего мяса (или 300 граммов мясных консервов, или 210 граммов солонины или копченого мяса), 30 граммов жира или сала (полагались только «в комплекте» со свежим мясом), 50 граммов сухого концентрата для супа (выдавались только с консервированным мясом), 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, «сублимата» картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара, 24 граммов кофе, ½ литра вина (или 1 литра пива или сидра), 15 граммов табака (входил в продуктовый паек). Усиленный паек предусматривал выдачу на 50 граммов больше свежего мяса, на 40 граммов больше риса или овощей, на 16 граммов больше сахара, на 12 граммов больше кофе и на 5 граммов больше табака. Сухой паек включал в себя в от 200 до 500 граммов галет, 300 граммов мясных консервов (две стандартных банки), 160 граммов риса или сушеных овощей, не менее 50 граммов супа-концентрата (обыкновенно куриного с макаронами или говяжьего с овощами или рисом – два брикета по 25 граммов, но могло выдаваться и больше), 48 граммов соли, 80 граммов сахара (расфасованного на две порции в бумажных или холщовых пакетиках), 36 граммов кофе (в двух спрессованных «таблетках», завернутых в фольгу и упакованных в металлическую коробочку, снабженную предостерегающей надписью: «не использовать без приказа»), 125 граммов шоколада (две плитки также в железной коробочке с аналогичной надписью) и 1/16 литра рома или водки (в виде «поллитрухи», выдававшейся сержанту на все отделение). Несмотря на то, что даже непосвященному человеку французский солдатский паек Первой мировой представляется более-менее достаточным, чтобы поддержать силы молодого мужчины, переносящего тяжелые физические нагрузки, сразу бросается в глаза отсутствие в нем источника витаминов, столь необходимых организму, ослабленному долгим нахождением в сырых и холодных траншеях. В отличие от Британской армии с ее пресловутой порцией сока лайма, гурманы-французы явно не продумали этот вопрос.
Отдельного упоминания заслуживают основные «фигуранты» этого военно-гастрономического списка.
Итак, хлеб, который, как известно, «всему голова» и для французского крестьянина, одетого в солдатскую шинель грязно-голубого цвета. Он выпекался в дивизионных хлебопекарнях, учрежденных еще в XIX в. и способных выпускать свыше 1,1 тыс. кг хлеба в день. Буханки, примерно по 1 кг каждая, пеклись из пшеничной или кукурузной муки в привычной каждому французу круглой форме с хрустящей корочкой. На каждую буханку методом штамповки честно наносилась дата изготовления, что давало солдатам законное основание жаловаться на подвоз несвежего хлеба, изредка – недельной давности. Качество хлеба, как правило, нареканий не вызывало, в отличие от остальных продуктов. Вместо свежего хлеба могли выдаваться армейские сухари-галеты, выпеченные в форме 50-граммовых квадратиков с неаппетитными дырочками, которые окопные острословы привыкли связывать с деятельностью прожорливых личинок на армейских складах. На фронте была также популярна карикатура, на которой огромную галету с одной стороны гложет исхудавший доходяга-«пуалю», а с другой – здоровенная упитанная крыса, ростом практически с несчастного солдатика. В сухой паек входило десять или двенадцать таких хлебцев, заботливо упакованных в холщовый мешочек с завязочками. В конце 1917 г. для предохранения галет и других продуктов от сырости стали использовать прямоугольные железные пеналы размерами 23,5х13,1х6,6 см.
Мясо во французском фронтовом сленге получило целый ряд прозвищ: bidoche («брюхо»), barbaque («хрящ») и почему-то autobus («автобус»). Помимо отечественных ресурсов, для снабжения Французской армии мясными продуктами в годы войны широко практиковались закупки в США, Латинской Америке, Северной Африке, Австралии, Канаде и Китае. С 1915 г. в рационе французского солдата преобладала свинина, потеснившая традиционные говядину и баранину. Известны случаи, когда свинина поставлялась нерадивыми интендантами даже в колониальные части, где служили солдаты мусульманского вероисповедания. Злополучным алжирским стрелкам или спаги приходилось обменивать ее у соседей-французов или местного населения на халяльные продукты. Военнослужащим-иудеям также предоставлялось самим следить за соблюдением кашрута. Впрочем, нередкими гостями в армейских котелках бывали конина и даже крольчатина. Свежее мясо или солонину, быстро портившиеся, особенно в летний период, часто заменяли мясными консервами. Огромные партии последних производились на Мадагаскаре и выдавались солдатам в металлических банках со ставшей притчей во языцех надписью: «Boeuf Bouilli - Madagascar». Полагая, что на этом знойном острове обитает много диких обезьян (хотя на самом деле, в его рощах резвятся лемуры, а не мартышки), окопные шутники придумали для мадагаскарской тушенки прозвище: singe, т.е. «обезьянятина». Чтобы консервы было удобнее разогревать в полевых условиях, с 1915 г. в армейский индивидуальный столовый прибор добавили сковородку со съемной ручкой, в походе она вкладывалась внутрь котелка. Вместо мяса могла выдаваться рыба. Наиболее мрачной славой пользовались соленая треска и сельдь, у которых, «рассол не мог замаскировать привкус гнили, и, кроме того, солдат потом мучила жажда». А вот консервированные сардины или макрель, наоборот, считались в траншеях деликатесом и были любимы.
Серьезной проблемой в снабжении Французской армии всегда оставалась питьевая вода, хотя официально она и не входила в паек. «Начальство никогда так не заботилось о снабжении нас продовольствием, как о снабжении боеприпасами, - вспоминал позднее один из фронтовиков. – Иначе оно не поставляло бы нам пересоленное мясо и соленую селедку в то время, как мы почти погибали от жажды». Чтобы наполнить солдатские фляги чистой и свежей водой, военные инженеры проводили на передовую трубопроводы, в которые вода подавалась с помощью военно-морских насосов. Однако германская артиллерия часто разрушала их. Основным источником все равно оставались грязные местные водоемы, а средством борьбы с инфекцией – кипячение и фильтрация. Многие «пуалю» на позициях вообще избегали воды для питья из гигиенических соображений. Всеми правдами и неправдами они покупали у местных крестьян и у интендантов дополнительное вино, вплоть до нескольких литров в день. Неудивительно, что почти в любой французской роте в каждый конкретный момент несколько бойцов «не вязали лыка», и самые суровые дисциплинарные меры не могли изменить этого положения.

Кофе. По мере того, как этот «колониальный напиток» становился во Франции дефицитом, солдатские кружки все чаще наполняла унылая цикориевая или ячменная бурда. В армии ее презрительно называли: jus, т.е. «сок». В последние годы войны в сухой паек вместо кофе входили растворимые таблетки из цикория. Фронтовики сравнивали их по вкусу и запаху с «сушеным козлиным дерьмом».
Табак, как известно, является излюбленным солдатским утешением с тех пор, как это бодрящее ароматное зелье вошло в обиход в нашей цивилизации и до сего дня. Табачный рацион французских солдат в интендантской документации именовался «tobac de cantine» (столовый табак) или зашифровывался как «Gros Q» («большой Q»). Он выдавался в виде спрессованных брикетов по 40 граммов (несколько раз в неделю) или по 100 граммов (еженедельно), завернутых в вощеную бумагу. Сигареты бойцы могли приобретать за свой счет, однако в окопных условиях более удобными зарекомендовали себя короткие крестьянские трубки, с которыми большинство «пуалю» не расставались и в бою, и в часы отдыха. Спички, по логике вещей, скорее всего также входили в рацион, однако найти тому документальных подтверждений пока не удалось.
Важным дополнением к солдатскому пайку во Французской армии были продуктовые посылки из дома, а также от различных благотворительных и патриотических организаций. В них на фронт попадали сыры, сгущенное молоко, джем, сладости, хороший алкоголь и натуральный кофе, свежие фрукты, печенье и т.д. На свое более чем скромное жалованье солдаты могли покупать провизию в передвижных лавках, солдатских буфетах и магазинах, созданных квартирмейстерской службой Французской армии, или у местного населения. Кстати, крестьяне, хорошо понимавшие, что парни в голубых шинелях защищают их от «проклятых бошей», часто отказывались брать с солдат деньги за еду и вино, что было зафиксировано большинством французских военных мемуаристов и даже скептически настроенным Анри Барбюсом. Офицеры, получавшие такой же паек, как и их подчиненные, однако имевшие более солидное жалование, могли разнообразить свое меню различными деликатесами, приобретенными за свой счет, хотя это вызывало неприязнь и даже ожесточение рядовых.
Вышеизложенные продовольственные ресурсы не оставляли французским военным поварам особого пространства для кулинарной фантазии. Основой военного питания во Франции в годы Первой мировой войны неизбежно были суп и кофе. Дальнейшее зависело от индивидуального мастерства, трудолюбия и фантазии каждого «расчета» полевой кухни. Наверное поэтому оценки качества еды в различных источниках так существенно разнятся. Предоставим первое слово брызжущему желчью и ехидному Анри Барбюсу: «Основная пища каждого дня, которую следовало называть «супом», состояла из мяса либо со свалявшимися в упругий комок макаронами, либо с рисом, либо с фасолью, более или менее проваренной, либо с картофелем, более или менее очищенным, плававшими в коричневой жиже, покрытой пятнами застывшего жира. Не было никакой надежды получить ни свежие овощи, ни витамины». Совершенно иную картину рисует в письме к сестре с фронта в феврале 1916 г. капрал 151-го линейного пехотного полка Кристиан Бордешьен: «За неделю у нас два раза был гороховый суп со свиной солониной, два раза – сладкий рисовый молочный суп, однажды – говяжий суп с рисом, однажды – зеленая фасоль и однажды – рагу из овощей. Все это вполне съедобно и даже вкусно, но мы привычно поругиваем поваров, чтобы они не расслаблялись». Фронтовая газета «Les Boyaux du 95e», издававшаяся военнослужащими 95-го линейного пехотного полка, так описывала «разблюдовку яств» французского фронтового пехотинца между ежедневными приемами пищи: «Рано утром – кофе с ромом и хлеб; в 10 часов – суп с говядиной (часто консервированной); и, наконец, вечером – снова суп, овощи, кофе, вино, мясо (обычно жареное). Все блюда - переваренные или пережаренные (со стороны поваров были возражения)».
Качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой войны значительно различалось. В 1914 – начале 1915 г. оно явно не соответствовало современным стандартам, однако недостатки в его организации тыловые службы Французской армии пытались компенсировать разнообразием и количеством. 1915 г. стал годом «коренного перелома», когда наиболее остро стоявшие проблемы были успешно решены и французские интенданты наконец «догнали» своих иностранных коллег. Масштабные ревизии провиантского довольствования войск, проведенные в 1917 г., как признавали сами фронтовики, помогли существенно улучшить питание войск. Несмотря на то, что в разгар боевых операций (например, под Верденом) французским солдатам, бывало, приходилось выдерживать по два дня на одном усиленном пайке, а потом еще несколько дней – на неприкосновенном запасе и нескольких литрах воды, общее состояние дел с военным питанием во Франции в 1914-18 г. можно назвать вполне удовлетворительным. Составить конкуренцию французскому пайку в это время могли только рационы вооруженных сил Великобритании и США, и то с определенной натяжкой. Что же касается солдат, сражавшихся под знаменами как остальных союзников Франции, так и ее противников, то они могли только мечтать о таком питании, которое вызывало у гурмана-француза насмешки и ворчание.

_____________________________________________________Михаил Кожемякин.

Л И Т Е Р А Т У Р А:
1. Leonard V. Smith. The Embattled Self: French Soldiers' Testimony of the Great War. Ithaca, New York, 2007.
2. Ian Sumner. They Shall Not Pass: The French Army on the Western Front 1914-1918. South Yorkshire. 2012.
3. Handbook of the French Army, 1914. Nashville, 2002.
4. Stephane Audoin-Rouzeau, Annette Becker, Leonard V. Smith, William Beik. France and the Great War. London, 2003.
5. Anthony Clayton. Paths of Glory: The French Army 1914-1918. London, 2003.
6. Alistsair Horne. Price of Glory: Verdun 1916. New York, 1993.
7. Ian Sumner, Gerry Embleton. The French Army 1914-1918. Osprey Publishing: Oxford, 1999.
8. Ian Sumner. French Poilu 1914-18 (Warrior Series). Osprey Publishing: London, 2009.
9. Jean-Pierre Guуno, ed. Paroles de Poilus: Lettres et Carnets du Front. Paris, 1998.
10. Jean-Pierre Turbergue. Les Journaux Tranchées 1914-1918. Paris, 1999.
11. Jacques Meyer. La Vie Quotidienne des Soldats Pendant la Grande Guerre. Paris, 1966.
12. Patrice Bouchery, Franсois Vauvillier. 1916: Le Poilu. Armes Militaria, November 1988.
13. А.М.Зайончковский. Первая мировая война. СПб., 2002.
14. История Первой мировой войны 1914—1918 гг. Под ред. И.И.Ростунова. В 2-х томах. М., 1975.
15. Мировая война в цифрах. М., Военгиз, 1934.
16. Б.Ц.Урланис. История военных потерь. СПб./М., 1998.
17. Р.Пуанкаре. На службе Франции 1914-1915: воспоминания и мемуары. М.,2002.
18. Ю.Н.Головин. Русские войска во Франции и на Салоникском фронте. Париж, 1933.
19. Д.У.Лисовенко. Их хотели лишить Родины. М., 1960.
20. А.Барбюс. Огонь; Ясность: романы. М., 1980.

И Н Т Е Р Н Е Т – Р Е С У Р С Ы:
http://www.151ril.com/
http://www.chtimiste.com/
http://17thdivision.tripod.com/rationsoftheageofempire/index.html
http://forum.manor.ru/viewtopic.php?f=708&t=40716#p672743

Провиантское довольствие и организация питания Французской армии в 1914-18 гг.
Проблема прокорма войск имеет такую же многовековую историю, как и сама война. Вне зависимости от талантов и амбиций полководцев, качества вооружения и течения боевых действий, солдат любой армии во все времена имел одну неизменную привычку – источник постоянного раздражения воинского начальства – он периодически хотел есть. Военная история знает немало примеров, когда вдохновляемые патриотическими идеями или религиозным пылом воины в течение многих дней и даже месяцев способны были эффективно сражаться практически без пищи, однако рано или поздно их силам наступал предел, и они пополняли печальный мартиролог павших героев. На голодных корчах или тихом угасании обессиленных солдат всходила бесспорная истина искусства войны: чтобы боец исполнял свои служебные обязанности, его надо кормить. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы изредка.

Отношение к провиантскому довольствию вооруженных сил в разных странах имело собственную специфику и традиции. Вспомним хотя бы пресловутый солдатский суп из топора Российской императорской армии или циничный вопрос, обращенный Фридрихом Прусским к своим тощим гренадерам: «Почему вы опять хотите есть, вас же вчера кормили!» В этом отношении Французская армия занимала совершенно особое место, во всяком случае - в новое и новейшее время. Не будет преувеличением сказать, что содержимое солдатского котла представляло для военного министерства этой страны стратегическое значение. Никакие лишения и опасности не могли заставить французского солдата относиться к пище с фаталистическим безразличием его российских или немецких коллег. Француз XIX-ХХ вв., вне зависимости от социального происхождения, принадлежал к единой национальной культурной общности, важной частью которой являлось знаменитое «аrt de vivre» - искусство жить, а ключевым элементом последнего – эстетическое отношение к приготовлению и потреблению пищи. Это отнюдь не означало, что французский пехотинец Наполеоновских войн, Крымской кампании или колониальных экспедиций не был способен существовать на голодном пайке или от отсутствия за завтраком кофе со свежими булочками сразу снижалась боеспособность полка. Но все же отношение к питанию войск во Франции было совершенно особенным -как у военного руководства, так и на самом низу – в солдатской столовой.

Первая мировая война, поставившая перед ведущими государствами Европы проблему прокорма и обеспечения массовых вооруженных сил военного времени на огромных театрах военных действий, стала в этом отношении для Франции периодом неприятных откровений и тяжелых испытаний, тем не менее, довольно успешно преодоленных. Наверное, пример Французской армии можно назвать хрестоматийным для изучения перестройки военного питания с мирновременной системы на военновременную и со стандартов нового времени на стандарты новейшего.
Накануне Первой мировой войны во французских сухопутных войсках был в ходу принцип «самообеспечиваемости» подразделений ротного-батальонного уровня в бытовых вопросах. Приготовлением пищи, стиркой, уборкой казарменных помещений и даже ведением текущей документации занимались сменные наряды, назначаемые в данной роте или батальоне. Несомненно, подобная практика имела ряд преимуществ, с течением службы превращая каждого бойца в мастера на все руки, совершенно в духе старинной солдатской песенки: «Должны солдаты все уметь – / Престол свалить и суп сварить…». В мирное время французская военно-кулинарная самообеспечиваемость работала отлично. В местах постоянной дислокации войск в казармах имелись удобные и полностью оборудованные кухни и хлебопекарни. Выступая в летние полевые лагеря или на учение, каждое отделение распределяло по индивидуальным выкладкам свое кулинарное снаряжение – «супный» котел, разборная жаровня для варки кофе, набор кастрюль и сковород, черпаки, брезентовые ведра для воды и т.д. Это заметно утяжеляло «вьюк» французского пехотинца, в походе тащившего на себе не менее 27-28 кг, однако, как говорится, своя ноша не тянет! Кроме того, каждый fantassin (пехотинец) располагал собственным «обеденным прибором» - компактным и демонстрировавшим несомненное влияние чисто французской застольной эстетики.

Солдатский котелок в форме усеченного конуса с крышкой на цепочке носился пристегнутым к крышке ранца. В нем помещались небольшая кофемолка установленного образца 1896 г. и металлическая кружка вместимостью 250 мл, повторявшая в уменьшенном виде форму котелка и снабженная изогнутой ручкой. В заплечном же ранце у каждого пехотинца Французской Республики хранился не только пресловутый маршальский жезл (Наполеон I: «В моей армии каждый солдат носит в ранце маршальский жезл»), но и уставной суконный чехол с вилкой и ложкой. Столовых или консервных ножей солдатам не полагалась, однако большинство из них, крестьянские парни, приходили на службу с собственными складными ножиками, без которых невозможно представить себе французского фермера, а остальные могли приобрести эти приборы в ближайшей лавочке. И, наконец, на правом боку помещалась литровая металлическая фляга образца 1877 г. с двумя горлышками – широким и узким, «питьевым», обтянутая тканью серо-синего цвета и крепившаяся на кожаном ремешке через плечо. Изредка для быстроты использования кружку привязывали к фляге на шнурке или цепочке.

Источником продовольственного снабжения Французской армии неизменно были закупки военным ведомством у частных поставщиков. Фиксированные закупочные цены устанавливались на полгода. При этом, как сообщал в 1912 г. капитан Российского Генерального штаба И.Д.Михайлов, занимавшийся исследованием довольствия войск для составления российской военной энциклопедии, «в случае существенного изменения цен… ранее окончания полугодия, подлежит изменению и приварочный оклад (деньги, отпускаемые на закупку провизии – М.К.). В менее благоприятных условиях находятся наши войска. Наши приварочные оклады устанавливаются на целый год вперед, т.е. они очень мало подвижны…». В условном денежном эквиваленте размер средств, выделяемых во Франции на провиантское довольствие, был оценен исследователем как в два раза превышающий российские, но несколько отстающие от германских (14 «условных рублей» против 15,6). Впрочем, учитывая большую дешевизну основных продуктов питания в Российской империи и большую дороговизну в Германии, французские стандарты снабжения войск не превосходили российские, а германские, наоборот, оставляли далеко позади. В 1912 г. ежедневный паек французского солдата состоял из 750 граммов хлеба (в России – около 3 фунтов, т.е. 1,2 кг, в Германии – 750 граммов) и 300 граммов свежего мяса (в России – ¾ фунта, т.е. 307 граммов, в Германии – от 180 до 250 граммов в разные дни). Овощи, фасоль или рис (французский аналог российской армейской «сечки»), жиры (масло и сало), сыр, кофе, сахар, соль и т.п. измерялись французскими интендантами в «порциях», размер которых зависел от довольно сложной комбинации мер веса и закупочных цен. Выдача этих продуктов солдату не всегда определялась в «одну дневную порцию». Например, кофе и сахара в 1912 г. французский «срочник» получал всего ¼ дневной порции, что составляло примерно по 10 граммов, а овощей, наоборот – две порции.
Предусмотрен был и неприкосновенный запас, выделявшийся войскам в походе и во время ведения боевых действий. Он состоял из 600 граммов сухарей (галет), 6 граммов соли, стандартного рациона кофе и сахара, носившихся в ранце каждым бойцом. А вот консервированное мясо и алкоголь (по 100 граммов мяса и 300 граммов рома или водки на каждого) находились в ведении более надежных персонажей: отделенного сержанта и его правой руки – капрала. При несении повседневной гарнизонной или полевой службы вино французскому солдату не отпускалось, однако не возбранялось покупать его за свой счет в розничной торговле или у крестьян.
Военная кулинария в предвоенные годы была для молодого француза, призванного на действительную воинскую службу из уединенной деревушки, из тихого маленького городка, или из гремящего и блистающего Парижа не только источником насыщения, но и своего рода важным воинским ритуалом и развлечением. Когда дневные учения были закончены, наряды приступали к священнодействию над котлами и сковородами. В гарнизонных кухнях еду готовили, как правило, на взвод, а в полевых условиях – на отделение. «Курс молодого бойца» Французской армии включал обязательный инструктаж по приготовлению пищи в полевых условиях. Для разведения огня обыкновенно выкапывались две крестообразно пересекающихся траншейки, в центре которых помещался импровизированный очаг, укрепленный камнями или кирпичами, а сверху устанавливались емкости для готовки. Основой французского солдатского меню была простая и здоровая крестьянская пища, достоинства которой признавали даже утонченные парижане. Как правило, в качестве основных блюд готовились рататуй или иной вид овощного рагу, фасолевый суп с мясом и т.п. Однако уроженцы каждого региона Франции стремились привнести в полевую стряпню нечто специфическое из рецептов своей малой родины и позабавить товарищей.

Перебои с провиантским довольствием частей Французской армии в предвоенные годы имели место только в колониях. В самой же щедрой на земные плоды и счастливой Франции голод никогда не посещал казарм, а обильная вкусная пища, несомненно, несколько разнежила их обитателей. Вполне объяснимой выглядит ворчливая жалоба президента Франции в 1913-20 гг. Раймона Пуанкаре, в разгар Первой мировой войны записавшего: «Если бы нашим солдатам, подобно большинству их союзников и врагов, было довольно просто набить брюхо!»
Нельзя сказать, чтобы французская военная мысль вовсе не осознавала архаичность существующей системы провиантского довольствия и ее слабую пригодность для массовых вооруженных сил новейшего времени. Многие из французских офицеров, обращавшихся к опыту войн начала ХХ в. (в особенности – Русско-Японской 1904-05 гг. и Балканских 1912-13 гг.), делали правильные выводы. Изучался позитивный опыт централизованного продуктового снабжения Российской императорской армии в Манчжурии, в частности – применение мобильных полевых пекарен. Военные корреспонденты с Балкан живописали страдания болгарских и сербских пехотинцев, которые, измученные многодневными переходами и тяжелыми боями, просто не находили сил на привале развести огонь под котлом и неделями оставались без горячей пищи. Тем не менее вплоть до начала Первой мировой войны военное ведомство Франции стабильно откладывало рассмотрение всех проектов внедрения передвижных полевых кухонь под предлогом… «индивидуальности вкусов каждого француза в еде» (sic!). Гурманство, конечно, достойное всяческого уважения качество. Но одно дело – со вкусом помешивать похлебку в отделенном котле ранним летним вечером после не очень утомительных полевых учений, а другое – проклиная все на свете, пытаться разжечь сырые дрова под секущим мокрым снегом и «беспокоящим» огнем неприятельской артиллерии с отваливающимися от усталости ногами и сведенным голодной судорогой желудком...
С началом Первой мировой войны французские интендантские и тыловые службы были поставлены в совершенно новые для них условия работы. За несколько месяцев численность вооруженных сил метрополии Франции увеличилась за счет мобилизации и прибытия колониальных войск с 823 до 3 723 тысяч военнослужащих, или «едоков» - интенданты официально использовали этот более актуальный для них термин. Кроме того, французам предстояло кормить многочисленные союзные контингенты, такие, как Бельгийская армия, поступившая на французское довольствие после того, как почти вся территория Бельгии была захвачена германцами; эвакуированные на остров Корфу сербские войска и беженцев; а также Экспедиционный корпус Российской императорской армии, начавший прибывать в 1916 г. Кстати, и британские, и американские части во Франции снабжались продовольствием параллельно из собственных и из французских источников. Не стоит сбрасывать со счетов и десятки тысяч пленных «бошей», которых великодушные французы не считали себя вправе содержать впроголодь (хотя французские военнопленные в Германии снабжались крайне скудно).
Несмотря на отток множества рабочих рук из сельского хозяйства и пищевой промышленности, процветающая аграрно-индустриальная Франция сумела в годы Первой мировой войны избежать критического дефицита продуктов питания. Не хватало только некоторых «колониальных товаров», например, натурального кофе, и то эти перебои носили несистематический характер. Хорошо развитая транспортная сеть Франции и позиционный характер боевых действий позволяли оперативно доставлять продовольствие в действующую армию. Было несколько печальных эпизодов, когда части и соединения Французской армии, находившиеся в эпицентре наиболее ожесточенных сражений (например, во время битвы на Марне, 1915 г., или в начальный период сражений за Верден, 1916 г.), оказывались «на голодном пайке». Однако причиной этого был интенсивный барраж германской артиллерии, разрушавшей тыловые коммуникации и препятствовавший подходу колонн снабжения. Заметно хуже, чем в континентальной Франции, было провиантское довольствие войск, сражавшихся на «заморских» театрах военных действий – в Галлиполи, на Салоникском фронте, на Ближнем Востоке, которые приходилось снабжать по морю и из скудных местных ресурсов. Но в целом французский солдат Первой мировой войны, в отличие от своего российского союзника и врага-германца, не страдал от голода. Главной проблемой для тыла Французской армии стала регулярная организация питания огромных масс войск, которая обеспечивала бы поддержание их боеготовности и физического здоровья.
В первые месяцы войны система «самообеспечиваемости» подразделений Французской действующей армии показала свою слабую пригодность к жестким условиям современной войны. Державшие фронт части, постоянно находившиеся под огнем и перегруженные боевыми и фортификационными задачами, получали провиантское довольствие в виде полуфабрикатов и были вынуждены «выкручиваться сами» с приготовлением горячей пищи. Попытка некоторых полков организовать на позициях централизованные полевые кухни с постоянными командами поваров в прямом смысле захлебнулась в крови. Германская воздушная разведка или наблюдатели быстро обнаруживали подобные объекты, значение которых сложно переоценить, после чего по ним наносились целенаправленные артиллерийские удары. Французам оставалось уповать на архаичный отделенный котел, охапку тощего хвороста и солдатскую смекалку.

Как правило, рискованный и нелегкий процесс приготовления пищи начинался в части с наступлением темноты, если обстрел с неприятельской стороны был не особенно интенсивным. Из каждого отделения выделялись по два расторопных бойца (на фронтовом жаргоне – cuistots), которые, прихватив кухонную утварь и получив у интенданта провизию, отправлялись на 400-800 метров назад, за позиции своего подразделения, и пытались найти укромное место для варки еды и кофе. Огонь старались всячески скрывать от зорких глаз германских наблюдателей, используя для этого развалины сооружений, естественные складки местности и даже самодельные ширмы. Если импровизированная маскировка не срабатывала, по жалкому костерку начинали бить немецкие пулеметчики, а зачастую – орудия, и отделение могло остаться не только без ужина, но и без двух бойцов. Если все сходило гладко, то до наступления рассвета окопные сидельцы могли насладиться скромной стряпней своих товарищей.
Постоянной бедой Французской армии была вода. Ее набирали под покровом ночи из близлежащих водоемов, зачастую отравленных разлагающимися трупами и гниющими экскрементами. Чтобы сделать пригодной для питья и для готовки, эту отвратительную жидкость предстояло сначала профильтровать через несколько слоев марлевого бинта (или через предусмотрительно купленные «на гражданке» фильтры), потом долго кипятить, а затем снова профильтровать. И, тем не менее, если верить известному французскому писателю левого толка и фронтовому солдату 231-го пехотного полка (231e Régiment d'Infanterie) Анри Барбюсу, вода на фронте почти всегда была «неприятной на вкус, временами просто отвратительной».
Ночные «кулинарные операции» забирали у каждой французской роты до тридцати активных бойцов, и это существенно ослабляло оборону. В 1914-15 гг. нередки были случаи, когда германское командование предпринимало не только обстрелы, но и внезапные ночные атаки именно в тот момент, когда наблюдатели засекали затеплившиеся в тылу костры. Воистину, французский солдатский суп в ту пору был густо замешан на крови! Пытаясь бороться с постоянными потерями среди нарядов по полевым кухням, командование действующей армии Франции зимой 1914/15 гг. распорядилось не располагать пункты приготовления пищи ближе, чем в 1-3 км позади передовой. Самыми заметными результатами этого стало то, что еда успевала остыть, прежде, чем доставлялась в траншеи, а немецкие снайперы и пулеметчики получили новое развлечение: охоту за подносчиками продовольствия.
С весны 1915 г. вступило в силу новое распоряжение: организовать питание повзводно, а не поотделенно. К лету 1915 г. в ротный наряд по кухне стали заступать по 15-16 бойцов во главе с капралом и сержантом, а число котлов и, соответственно, костров, было сокращено до шести. В некоторых частях стали формировать постоянные поварские команды из числа солдат, демонстрировавших не только лучшие кулинарные способности, но и наибольшее мастерство в маскировке приготовления пищи и ее доставке на позиции. Это был уже первый шаг к регулярной организации питания Французской действующей армии.
В разгар боевых действий или в пору осенне-зимней непогоды варить горячую пищу на позициях получалось не всегда. Как вспоминал солдат 151-го линейного пехотного полка (151ème Régiment d'Infanterie de Ligne) Андре Пезар, «мы завели добрую привычку готовить еду там и тогда, когда это представлялось возможным, потому что не всегда могли позволить себе подобную роскошь, когда нам хотелось». Случалось, злополучные «пуалю» (прозвище французских солдат, которое переводится на русский язык примерно как «патлатые», из-за окопной моды на ношение буйных шевелюр и окладистых бород) питались всухомятку, часто по многу дней подряд.
Нельзя сказать, чтобы тыловые службы вооруженных сил Франции игнорировали эту проблему. Несмотря на то, что их первой заботой всегда было «накормить» фронт боеприпасами, оружием и прочими боевыми материалами, в 1914-15 гг. интенданты по мере сил и фантазии пытались насыщать солдатское меню продуктами, сразу готовыми к потреблению и предоставляющими необходимый запас питательных веществ и витаминов. Во французских окопах в этот период не были редкостью колбасы и прочие мясные деликатесы, сыры, свежие фрукты. С сентября 1914 г. началась выдача алкогольных напитков, причем не только в частях действующей армии, а вообще – всем военнослужащим. Первоначально винная порция во Французской армии составляла четверть литра «в винном эквиваленте» ежедневно. Как правило, это было дешевое красное столовое вино, изготовляемое виноделами из остаточного винного материала разных сортов, именовавшееся в обиходе pinard. По мере того, как командование осознавало степень чудовищного физического и морального напряжения, которой подвергались бойцы на линии огня, вино с его несомненными тонизирующими и целебными свойствами приобретало все большую роль в поддержании «духа войска». В 1915 г. порция была увеличена до полулитра, а в 1916 – до 750 граммов.

По данным британской парламентской комиссии, в 1918 г. рассматривавшей положение с обеспечением войск, Французская армия на протяжении четырех военных лет закупала ежегодно от 265 до 320 млн галлонов вина (1 галлон равен 4,546 литрам). По «нормативам замены» была возможна выдача вместо вина пива или сидра в двойном размере. Ветеран Русского экспедиционного корпуса во Франции Дмитрий Лисовенко (написавший в советское время мемуары под идеологически выверенным названием: «Их хотели лишить родины») вспоминает, что в 1917 г. в частях1-й Русской бригады в лагере Ла-Куртин выдача винной порции выглядела следующим образом: бутылка вина на двоих или бутылка пива на каждого. Солдатам-мусульманам французских колониальных войск вино заменяли дополнительными порциями кофе и сахара.
Анри Барбюс в своем автобиографическом романе «Огонь» приводит другую занятную подробность фронтовой жизни, связанную с алкоголем. Среди солдат, занимавшихся доставкой провизии для своего подразделения, считалось недопустимой подлостью «крысить» продуктовый паек своих товарищей (впрочем, как в любой армии мира во все времена). Но вот вылакать изрядную долю общего вина, сославшись на то, что «расплескал по дороге», рассматривалось как своеобразное проявление лихости, и даже справедливые тумаки от рассерженных боевых братьев не могли пресечь этого явления.
В результате вопиющих просчетов в организации питания армии желудочные заболевания буквально косили ряды несчастных «пуалю», особенно в первые годы войны. Общее число скончавшихся от болезней военнослужащих французских сухопутных войск историк М.Юбер определяет в 175 тысяч. Дизентерия (как известно, болезнь грязного питания) указана исследователем в качестве одной из основных причин смерти, особенно в начале войны, а в ее последние годы - наряду с испанским гриппом, вспыхнувшим в 1918 г., и сыпным тифом, свирепствовавшим на Салоникском фронте.
________________________________________________________________М.Кожемякин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Прибыл Мой очередной железный конь, как и предполагал он неудобен, от слова совсем неудобен

но я расстроился, потому что это Россия Детка

это я просто, делал тест-драйв

Ссылка на первую часть Мои личные интимные отношения с МО РФ
СПАСИБО ЗА АКТИВНОСТЬ, ПРОДОЛЖИМ

Глава 3 последствия
Как секретное оружие, ночью 22 июля 2022года меня доставили на камазе в расположение моего подразделения, где тут же дали нового мехвода (прежний был тяжелоранен и находился на восстановлениии другой бтр. На тот момент сохранялась оперативная пауза и мы периодически гоняли на усиление оборонной позиции. Но оперативная пауза кончилась и начался очередной штурм, и тут выяснилось что тяжёлая контузия не проходит бесследно, выяснилось что я полностью выключаюсь если рядом происходит взрыв (снаряд рпг разорвался на высоте 4х метров на удалении 8ми метров)
Из за чего был вывезен к медикам.
После ззавершения штурма, командир говорил мне уезжать и идти на списание. Но я верил что могу ещё принести пользу.
Так я попал в эвакуационное отделение нашего батальона, мы занимались вывозом подбитой или не исправной техники с поля боя, а учитывая что действовали мы преимущественно ночью, вероятность попасть под арт. Обстрел была не большой. В каковой роли я и работал на протяжении года.
Глава 4 конченный полк
Неожиданно я получаю приказ на перевод в "башкирский" полк мобилизованных, в тихую замполит мне сказал что всех не восстановившихся после ранения и часть мобилизованных решили переправить в полк "второй линии".
Я подавленный необходимостью расставатся с слаженой командой убыл к новому месту службы.
Первое ввпечатление было нейтральным, к группе прибывших приходили офицеры и набирали себе пополнение, так я оказался в батальоне.
Прибыв на позиции и осмотревшись я охренел, вечно бухающее стадо, (и это прямо на позициях) не имеющее бронетехники (раненых вывозили на Уазиках! УАЗИКАХ - КАРЛ!!!) и крайне куцим вооружением, встретило меня вопросом: пить будешь?
Это было первое в моей жизни подразделение у которых были проблемы с обеспечением даже продовольствием, о остальном молчу. А секрет был прост, у каждой роты был тыловой район, который и получал продовольствие, а забрасывали это продовольствие по остаточному принципу, бонусом из за совершенно конченной службы тыла полка были жесткие ограничения по выдаче воды, а уж о снабжении сух. Паями вообще молчу, за каким то хреном закидывались крупы и овощи (как будто там есть где готовить).
Апогеем аабсурда было когда я узнал методы взаимодействия этого ублюдского полка со смежными подразделениями и поддержкой... Их не было! В итоге проваландавшись с этой группой самоубийц до августа 24го я вернулся в свой прежний полк.

Итог: давайте немного разберем как работает нормальное подразделение и в чём коренные отличия от полка мобиков.
- У нас в линейном полку была не железная но обьективно - приемлемая дисциплина, что исключала пьянство на позициях
- В линейном полку была четко отлаженная схема эвакуации раненых, в пределах 5-7 минут от позиции стоял бтр который вывозил раненных к бригаде медиков которая стояла в пределах 20 минут, принимала раненых, стабилизировала и везла в госпиталь.
Мобики просто грузили раненых в уазы (что при обстреле исключало возможность эвакуации) и без какого либо медицинского сопровождения везли напрямую в госпиталь (в зависимости от условий от 40 минут до часа пути!) из за чего тяжёлые были фактически обречены.
- В линейном полку была четкая связь и система сигналов между передовыми позициями и подразделениями поддержки, из за чего даже в случае наступления крупных сил, парировать их действия было довольно легко.
Подразделения в полку мобилизованных обычно драпали в любой не понятной ситуации, а так же на голубом глазу могли спокойно вступить в бой с собственной же поддержкой (которую обычно посылали другие полки т. К. У самих мобиков от передовых позиций до мест дислокации подразделений были конские расстояния и о связи даже речи не шло). Но из за статов в - 10 на точность обычно обходилось без жертв.
- В линейном полку никогда не было проблем с доставкой БК и продовольствия за счет преимущества в бронетехнике и более ответственному подходу тыловых служб.
К сожалению это далеко не всё. Но я не могу написать больше дабы не получить срок за дискредитацию))

Пишите что вы хотите узнать. Могу рассказать о личном опыте эксплуатаци бтр-82а, и наиболее предпочтительных схемах использования.
Могу рассказать о личном опыте работы с АК-12 его плюсах и минусах, и почему это оружие профессионалов.