Сообщество фантастов

Каждая звёздная система, входящая в Ассоциацию, технически имеет свои вооружённые силы, которые обеспечиваются ресурсами этой системы. Однако все они подчиняются единому командованию — Генеральной Ассамблее, которая является верховным главнокомандующим. Это позволяет сохранять гибкость и оперативность в реагировании на угрозы, одновременно обеспечивая единство стратегических решений.

Гендерные стандарты в Человеческой конфедерации

В Человеческой конфедерации, одной из ключевых в Ассоциации, существует уникальная традиция: главой армии системы по принятым стандартам является женщина. Это правило основано на историческом опыте человечества, где женщины неоднократно демонстрировали выдающиеся лидерские качества, стратегическое мышление и способность находить нестандартные решения в критических ситуациях.

Роль армии в обществе

Армия Всеобщей Ассоциации — это не инструмент подавления или завоевания, а гарант безопасности и стабильности. Её основная задача — предотвращение катастроф, защита мирного населения и оказание помощи в случае стихийных бедствий или техногенных аварий.

Несмотря на то, что дилонцы занимают относительно небольшое количество звездных систем, их численность поражает. Они значительно превосходят по количеству представителей других видов, входящих во Всеобщую ассоциацию. Лишь Нулевая конфедерация, состоящая из множества видов, может сравниться с ними по масштабу, но даже она не достигает такой плотности и организованности.

Их города и станции — это не просто места обитания, а отражение их коллективного разума, где каждый элемент подчинен общей цели: выживанию, экспансии и эффективности. Для дилонцев это не антиутопия, а идеальный порядок, где нет места хаосу и излишествам. Их мир — это мир чисел, расчетов и бесконечной функциональности, и в этом они нашли свою гармонию.

https://vk.com/humanconf

Поздно ночью за мной пришел охранник. Меня, все в том же халате и тапочках, усадили в машину и завязали мне глаза.

- Обычная предосторожность, - извинился Мастер Смерти. – Исключений мы не делаем ни для кого.

Мы долго кружили по городу, потом заехали в какое-то просторное гулкое помещение – наверное, подземный гараж – и остановились. Меня заботливо высадили из машины, и я, поддерживаемый с двух сторон, все еще с повязкой на глазах, шел по каким-то пустым коридорам, поднимался и спускался по лестницам. В коридорах гуляли сквозняки, и я продрог после теплой машины.

- Вы боитесь? – озабоченно спросил Мастер Смерти, чувствуя мою дрожь. – Может, успокаивающий укольчик?

- Я замерз, - стуча зубами, сказал я. – У меня ноги ледяные.

- Ничего, скоро уже придем, - успокаивающе сказал Мастер.

Меня завели в какое-то помещение, сняли повязку с глаз, и какое-то время я щурился и моргал, привыкая к яркому свету. А потом огляделся.

Больше всего это помещение напоминало маленькую, я бы сказал – камерную, операционную. Высокий стол-каталка посередине, под бестеневой лампой. В головах стола справа – столик с инструментами, накрытый белой пеленкой. Слева – аппаратура, из которой я узнал аппарат ИВЛ и дефибриллятор. Рядом на крутящемся табурете сидел давешний молодой врач и просматривал какие-то бумажки. Не отрываясь от них, он помахал мне рукой.

- Миоглобинчик низковат, - весело объявил он. – В остальном – возрастная норма.

- Что это значит? – спросил я.

- Низкий миоглобин? Ну, в вашем случае, это означает то, что вы будете меньше мучиться. Быстрее умрете, понимаете?

- Понимаю, - сказал я. – У меня быстрее кончится кислород.

Врач просиял:

- В самую точку! Люблю понимающих людей!

- Мы приступим, когда вы будете готовы, - вмешался Мастер. В отличие от врача, он был очень серьезен и сосредоточен. – И хочу предупредить - иногда этот опыт кончается смертью. Настоящей смертью, я имею в виду. Так случается с вероятностью один к ста. Так что вы имеете последнюю возможность передумать. Обещаю, никаких неприятных последствий! Вы просто уйдете, пообещав мне забыть все.

Я не стал ничего отвечать. Я развязал пояс халата и сбросил его с плеч. Нагой, как при рождении, я проделал весь подготовительный комплекс и вошел в состояние медитативного отрешения. Мне не мешали, молчали и ждали.

Опыт – великая вещь! Опыт, наработанный годами изнурительных тренировок. Даже в такой необычной ситуации мое разделение с телом прошло быстро и без труда. Повинуясь моему приказу, мое тело поднялось на ноги, забралось на операционный стол и вытянулось на нем. Как бы не своей спиной я ощущал холод гладкого пластика, но меня это не беспокоило.

Врач разложил подлокотники и зафиксировал на них мои руки эластичными повязками. Такие же повязки легли на мои ноги и на грудь.

- Приступаем, - голосом, в котором не было уже ни капли веселья, объявил он. – Сейчас я вам сделаю укол. Судя по вашим анализам, агония продлится не более десяти минут. Потом миоглобин выработается до конца, и вы умрете. В состоянии клинической смерти вы пробудете ровно пять минут, а потом я начну реанимационные мероприятия. Вы готовы?

- Да, - сказало мое тело.

Я едва ощутил укол, когда длинная игла вошла ему между ребер, я был сосредоточен на себе, на своем Я. Игнорировать неприятные ощущения, когда диафрагму парализовало и дыхание мое остановилось, было сложнее, но я справился. Сторонний наблюдатель, я равнодушно наблюдал, как мое тело бьется в судорогах, безуспешно пытаясь вдохнуть. Врач и Мастер Смерти стояли рядом, негромко о чем-то переговариваясь. Они терпеливо ждали; я – тоже.

Я был книгой, Книгой моей Жизни, я вспоминал себя, весь сосредоточившись на этом, и не было в мире ничего важнее! Я наблюдал за тем, как угасает мое сознание, и не сопротивлялся.

А потом, как и было обещано, я умер.

***

Рвали вас когда-нибудь на части взбесившиеся кони, к которым вы привязаны за руки и за ноги? Увлекала вас в открытый океан мощная отливная волна, которой невозможно сопротивляться? Проворачивала вас через мясорубку умелая стряпуха? Нет? Тогда вы вряд ли сможете понять мои ощущения.

Меня рвали, тащили, сжимали и растягивали одновременно. Вокруг меня рождались и умирали звезды, меня пронизывали волны излучений, способных убить все живое, пространство и время слиплись и вывернулись наизнанку. Вокруг бушевал ад, и я был в его центре.

Не сразу я понял, что этот ад – во мне. Что это мои эмоции; естественный инстинктивный страх смерти. Я не ожидал встретиться с ним, поэтому не узнал его. Мне-то казалось, что я навсегда избавился от него, когда научился засыпать обоими полушариями сразу. Но нет! Оказывается, существовала принципиальная разница между таким глубочайшим сном и настоящей смертью!

Как только я это понял, я сразу успокоился. Далось мне это не без труда, но мое тренированное сознание справилось. Ад исчез, теперь вокруг меня была Вселенная: и привычная, хорошо знакомая мне-астрофизику, и новая, неизведанная, недоступная белковому мозгу и человеческим органам чувств. Эта новая Вселенная была полна знаниями, ответами на все вопросы, и я наслаждался, как наслаждается гурман изысканными блюдами. Чувство небывалой, невероятной и невозможной ранее свободы охватило меня, и я, позабыв себя, купался в волнах безграничного, ничем не омраченного счастья. Я торопился наслаждаться, потому что твердо знал – Вселенная не вечна. В ней уже созрел зародыш моей новой судьбы, и скоро моя свобода закончится новым рождением.

Что помогло мне в этот мой самый первый раз? Не знаю. Может, моя тренированная воля? Или простая случайность? Хотелось бы верить в первое, но нельзя исключать второго. Как бы там ни было, я вдруг вспомнил о своей цели, вспомнил, зачем я здесь. Свобода получила имя «соблазн», и губительная эйфория стала покидать меня. Это было сложно, все во мне сопротивлялось отрезвлению - как в детстве, когда родители отрывали меня от увлекательной игры и усаживали за учебники. Но я справился.

Книга моей жизни раскрылась передо мной, и я сосредоточился на ней, игнорируя окружающее. Книги жизней девочки Илси и монаха стояли рядом, на полке, а за ними проступали очертания других книг, которые мне еще только предстояло прочесть. Улыбаясь, я протянул к ним руку, и в тот же миг Мироздание вздрогнуло.

***

- Все прошло отлично, - сказал Мастер Смерти. – Честно признаюсь, я удивлен.

Мы находились в подвальной комнатке антикварной лавки. Я лежал на диване с капельницей – физраствор, глюкоза, витамины, и отдыхал. Мастер устроился в кресле, развернув его так, чтобы видеть мое лицо.

- Очень удивлен, - повторил он, и в его взгляде мелькнуло неподдельное уважение. – Вы действительно оказались прекрасно подготовлены. Вы – уникум. И все же я осмелюсь дать вам несколько советов.

- Конечно, - сказал я. – Почему нет?

Я был не против выслушать советы Мастера. Другое дело, буду ли я им следовать? Это зависело от того, что он собирался мне сказать.

- Для меня очевидно, что вы глубоко изучили «Путь управляемой смерти», - сказал Мастер. – Но даже эта великая книга не дает ответы на все вопросы. И не научит вас выбирать свое новое воплощение. Это может сделать только человек, имеющий подобный опыт.

Мастер улыбнулся, похлопал меня по руке и встал.

- Мы займемся этим, - объявил он. – Как только вы отдохнете и наберетесь сил, я прочитаю вам несколько лекций. Уверен, вам будет интересно.

- Нет, - сказал я. – Мне не нужны лекции.

- Вот как? – нахмурился Мастер. – Почему? Уверяю вас, без них вы так и останетесь беспомощной игрушкой в руках Великого Дана.

- Меня не интересуют новые рождения, - объяснил я. – Точнее, мне без разницы, в каком теле я воплощусь в следующий раз. Меня не страшит хижина бедняка и не соблазняет царский дворец. Единственное, что для меня важно – это моя память. Родившись в следующий раз, я хочу помнить себя. И себя-нынешнего, и себя-прошлого. В идеале – все свои воплощения от начала моего существования.

- Зачем? – спросил Мастер. Он был явно сбит с толку.

- Бессмертие, - объяснил я. – Мое личное бессмертие – не тела, а души. Это же очевидно: сохранив память, мы обретем вечную жизнь. Во время сегодняшнего опыта я сумел сохранить память о себе и о двух своих прошлых воплощениях. Не буду врать, это далось мне с некоторым трудом. Первые мгновения я был словно чистый лист бумаги, на котором скоро напишут новую историю. Но все-таки я вспомнил себя и сейчас уверен, что смогу сохранить самосознание и в новом рождении. Даже если это рождение случится в мире, где люди понятия не имеют о реинкарнации, о непрерывности своей жизни. Понимаете? Мне нужны только тренировки, чтобы закрепить эффект – две или три, если вы сочтете меня достойным.

Мастер Смерти долго молчал, потрясенный до глубины души.

- Ничего подобного мне и в голову не приходило, - наконец промолвил он, глядя на меня с безграничным изумлением. – Я даже не предполагал, что такое возможно. Сохранить память в новом рождении… это звучит невероятно! Вы уверены, что такое возможно?

- Нет, - сказал я. – Но я хочу попробовать.

… Я прожил у Мастера еще три недели и три раза проходил через клиническую смерть. Результатом я был полностью удовлетворен: страх смерти, отшибающий память, не исчез до конца. Но он стал таким маленьким, незначительным, что я без труда перешагивал через него, как перешагивают через мелкий камешек на дороге.

Дальнейшие тренировки я счел бессмысленными; новый опыт мне могла дать только настоящая смерть. И я позвонил Учителю.

- Я хочу вернуться в Обитель, - сказал я, внутренне готовый к отказу. – Навсегда.

- Хорошо, - коротко сказал Учитель. И больше ничего не сказал, ни о чем не спросил.

***

Вернувшись в Обитель, я очень скоро стал знаменитостью. Дело в том, что мои опыты не прошли для меня даром – погружаясь в двуполушарный сон, я без особого труда вспоминал свои прошлые рождения, причем в таких подробностях, которые не могла подарить самая глубокая медитация. Уже через два года моя цепочка жизни включала в себя сто восемнадцать перерождений - всего на два меньше, чем у Учителя Эйха, который потратил на это почти семьдесят лет. Пожалуй, мне было чем гордиться. Но я не гордился. Мои достижения не были для меня спортивным рекордом, они несли практический, утилитарный смысл. Я копил воспоминания, как иной человек копит деньги на большую  покупку. Такой покупкой для меня было бессмертие.

Время от времени в нашу Обитель, как и во все другие, приходили миряне с просьбами помочь им вспомнить их прошлые воплощения. Для того чтобы по-настоящему прочитать Книгу своей прошлой жизни, надо посвятить этому несколько лет. Для того чтобы получить краткий пересказ основного содержания, достаточно двух-трех месяцев.

Мне удалось сократить это время до нескольких дней – мои медитации достигли такой глубины, что захватывали других людей, находящихся неподалеку от меня. Небольшое волевое усилие – и любой, даже самый неподготовленный мирянин, погружался в состояние созерцательного недеяния, и мог увидеть свою прошлую жизнь. Что из того, что это были скупые монохромные картинки, вроде краткой автобиографии? Они уходили счастливыми, и слава обо мне распространилась далеко за пределы нашей страны.

Мне предлагали стать Учителем; собратья по Обители умоляли меня взять их в ученики. Я неизменно отказывался. Не потому, что я не хотел делиться своим опытом, совсем нет! Просто я отчетливо осознавал – мой личный опыт настолько специфичен, настолько уникален и дался мне таким трудом, что мало кому доступен. Хотя бы потому, что для этого надо повторить мой путь.

Я честно пытался объяснять, что такое двуполушарный сон и как его достичь. Увы, никому не удалось одолеть инфернальный ужас небытия, даже Учителям. Мой метод был изучен, зафиксирован и признан непригодным для подавляющего большинства людей.

- Не огорчайся, - сказали мне. – Возможно, ты еще найдешь своего ученика.

Я не огорчался. Мне было всё равно. У меня была своя цель.

А потом умер мой Учитель. Я до последней минуты держал его за руку, вбирая в свою ауру его боль и страх, и он ушел, улыбаясь. Мне очень хотелось последовать за ним, проводить немного – я был уверен, что у меня получится. Но я даже пробовать не стал – мне не хотелось оказаться навязчивым.

- Человек рождается один и умирает один, - не раз повторял Учитель слова древнего философа. – И только гордец мнит, что он не одинок во всякий миг своего существования.

Что ж, он был прав. Как всегда.

Я лично опустил тело Учителя в бассейн с вечно голодными пираньями. Я лично выловил объевшихся рыб и выпустил их в море – плоть каждого человека должна вернуться в лоно прародины. А кости сжег и удобрил прахом сад Обители.

***

Я остался один. Это было очень странное ощущение – вокруг кипит жизнь, Обитель разрастается, ко мне приезжают ученые и журналисты, но даже в самой гуще событий я продолжал находиться в одиночестве.

После смерти Учителя у меня словно бы не осталось больше дел на этой грешной земле. Наверное, так оно и было. Наверное, мне можно было готовиться к уходу. Но я знал, что Учитель этого бы не одобрил – он, как и Церковь, считал самоубийство тягчайшим грехом.

- Бросить священный дар Великого Дана ему в лицо – что может быть отвратительней? – говорил он. – Всё равно, что ударить мать. Этому нет прощения.

Что ж, мне оставалось только ждать и надеяться, что ожидание не затянется надолго.

На шестьдесят пятом году у меня появился ученик – совсем молодой человек, почти мальчик. Он стал калекой после железнодорожной катастрофы, врачи совершили чудо, поставив его на ноги, но мозг оказался поврежден. И парень буквально с ума сходил от своих двуполушарных сновидений, умирая от страха.

Я узнал о нем случайно. Лично съездил в реабилитационный центр, где находился этот несчастный ребенок, поговорил с его лечащими врачами, с его родителями. Моя репутация сработала на меня, и мне разрешили забрать его в Обитель. С этого дня моя жизнь переменилась.

Научившись жить с синхронизированными полушариями мозга, парень стремительно шел на поправку. Изначально хорошие способности к медитации переплавились в настоящий талант, и в будущем он обещал затмить даже меня, своего Учителя. Я был этому искренне рад. Моя жизнь приобрела смысл, и я был счастлив.

А потом всё кончилось. Внезапно, как обычно кончается всё хорошее.

- Боюсь, прогноз для вас неблагоприятный, - сказал мне врач. Он виновато смотрел на меня, словно брал на себя ответственность за то, что я так запустил свою болезнь.

- Сколько? – спросил я, и он понял.

- Полгода. Максимум – год. Но операция может продлить вам жизнь… ненадолго, правда…

- Нет, - сказал я. – Никаких операций. Меня всё устраивает, спасибо.

Я протянул почти полтора года. Вовсе не из-за того, что цеплялся за жизнь – я ведь знал, что меня ждет там, за чертой, и был готов к новому путешествию. Просто мой организм оказался крепче, чем рассчитывал врач.

Все эти полтора года я был счастлив. Я наслаждался жизнью, каждым прожитым… нет! подаренным мне днем. Дождь ли, снег или солнце, рассвет или закат, ноющие в непогоду суставы или смешной встрепанный воробей, клюющий крошки на подоконнике моей кельи – за все я был благодарен Великому Дану. Даже за боль, грызущую меня изнутри.

Смирение? Нет! Подведение итогов и осознание своей греховности? Тоже нет! Просто моя жизнь, войдя в некую размеренную колею, вдруг наполнилась таким количеством крошечных событий и маленьких бытовых радостей, что я только диву давался, как я мог не замечать этого раньше. Она словно бы замедлилась, моя жизнь, стала глубже, полнее, ярче, пусть даже для кого-то это покажется абсурдом, и каждый ее день был насыщен до предела. Мне было жалко тратить время на сон, и я свел его к минимуму.

Наверное, это называется старость. И, честное слово, я бы не променял ее на молодость, силу и здоровье.

... Я умер в первый день нового года. Уверен, мистики усмотрели в этом некий символизм, обнаружили в этом событии глубокий скрытый смысл… Я знал, что это не так. Календарь изобрели люди для своего удобства, как изобрели колесо, штаны и прочие блага цивилизации. И эта искусственная система летоисчисления не имеет никакого отношения к истинному течению Времени.

Я успел попрощаться со своим учеником, пожал ему руку и отправился в Путь.

***

Я знал, что меня ждет; я был готов к этому. Я только не знал, что клиническая смерть, когда за твою жизнь борются врачи, сильно отличается от смерти настоящей, безвозвратной, когда рвутся тонкие невидимые нити, связывающие тебя с твоим телом. В первом случае ты словно бы выстраиваешь маршрут на карте; во втором – взваливаешь на плечи рюкзак и отправляешься в поход по намеченному маршруту. Не знаю, насколько это сравнение корректно, но оно хотя бы дает представление о категориях сложности. Как там поется в одной старинной песенке? «Как легко на гладкой карте стрелку начертить. А потом идти придется, через горы и овраги, так что прежде, человечек, выучись ходить»

Пришла пора проверить, насколько хорошо я научился ходить.

Мой закаленный тренированный дух сделал все возможное. Как только исчез последний якорь, удерживающий меня на Беррине, я оказался в коконе, сплетенном из моих воспоминаний о самом себе. В очень плотном коконе, который, как я надеялся, оградит меня от разрушительных внешних воздействий. Пусть даже эти воздействия люди называют Волей Великого Дана.

Я не собирался бороться с Богом. Просто мне казалось, что мое скромное желание сохранить память никак не противоречит Его Воле.

Я достиг такой степени сосредоточения, какой никогда еще не достигал. Был только Я; и я был Книгой своей Жизни; и я читал сам себя, все глубже погружаясь в воспоминания. Так я, бывало, читал в детстве: упоенно, поглощенный интересным сюжетом, закрыв уши и не замечая ничего вокруг.

А вокруг ликовало Мироздание…..

Это был соблазн - Великий Соблазн, посланный чтобы ослабить мою волю. Он проникал сквозь мою защитную оболочку, он коварным змеем-искусителем вползал в мою душу, настойчиво нашептывал о возможностях, которые нельзя упустить. И я изнемогал в борьбе с ним.

Не знаю, сколько времени это продолжалось – пять минут, пять лет, пять веков… Само понятие времени утратило свой смысл, как и понятие пространства. Эта была некая иная сущность, изначальная и многогранная, неразделимые альфа и омега, причина возникновения Мироздания и, одновременно, его следствие.

Моя сущность, моё истинное Я истончалось, таяло, растаскивалось, как истончается и тает туман под горячими лучами солнца, и я ничего не мог с этим поделать. Исчезла надежда, исчезло отчаяние, осталось лишь дикое упрямство, без цели и смысла, и этим упрямством я, как зубами, вцепился в остатки того, что было когда-то мною.

А потом я ощутил разочарование. Не своё – чье-то. Да, пожалуй, это можно было назвать разочарованием. Словно кто-то, устав от бесплодного спора, пожал плечами и сказал: «Ладно, поступай, как знаешь»

И в тот же миг время пустилось в галоп, а пространство скрутилось вокруг меня тугой плотной спиралью, силовой воронкой, и меня затянуло в эту воронку, протащило сверху донизу, от широченного раструба до игольного кончика. И я упал сам в себя.

***

Трудно не узнать материнскую утробу, если за твоими плечами более сотни рождений. Мощное биение сердца, скрип и бурчание перистальтики, шелест легких. Звуки, доносящиеся извне. Темнота. Солоноватый бульон околоплодных вод.

Уставший, я отдыхал после хорошо выполненной трудной работы и улыбался. Тихая спокойная радость заполнила меня до краев – у меня всё получилось! Я получил новое воплощение, сохранив память обо всех своих прошлых жизнях, о своём Я! И даже если я, грешник, попал на адскую планету, где нет реинкарнации, где рвутся кармические нити… плевать! Мой опыт, мои знания и память избавят меня от ужасной судьбы. И прожив эту свою новую жизнь, я не исчезну бесследно, я сумею выйти на новый виток спирали.

Итак, все трудности позади, я достиг своей великой цели! Осталось только в покое и безопасности дождаться своего биологического рождения. Устроившись в своем новом теле, как в непривычной чужой постели, я задремал.

Я не стал использовать методику, рекомендованную обывателям, - проснуться по будильнику в неурочный час, подвигаться немного, но не слишком активно, чтобы не взбодриться окончательно, а потом снова лечь спать, имея твердое намерение погрузиться в управляемый сон. В подробностях описывать этот метод я не буду, у меня нет такой цели. Тем более что оценить его эффективность все равно не могу. А все желающие ознакомиться с ним найдут информацию в открытом доступе.

Глубокая медитация мне гораздо ближе. И привычнее, чего уж там. Старый добрый проторенный путь - он, как гласит народная мудрость, всегда короче новой незнакомой дороги. И гораздо быстрее приведет меня к цели. Так решил я и не ошибся.

Проделав необходимый комплекс дыхательных упражнений, я погрузился в медитацию, сосредоточившись на самосозерцании, без особого труда вызвал у себя состояние предсна, хорошо знакомое каждому человеку. Еще одно маленькое осознанное усилие – и здравствуй, управляемый сон!

Это было захватывающе! Нет, без шуток! Я увлекся, как ребенок новой игрушкой. Я возводил великолепные города и выращивал прекрасные сады на голых безвоздушных планетах. Точно зная, что такое хорошо и что такое плохо, я перекраивал судьбы обитаемых миров в соответствии с истинным замыслом Творца, и Великий Дан с одобрением взирал на меня. Я наслаждался своим всемогуществом и ничуть не стыдился этого.

Но каким бы ярким, каким бы правдоподобным ни был ваш сон, говорили Мастера Управления, это всего лишь сон. Иллюзия, не имеющая никакого отношения к реальности, и не позвольте себе увлечься ею. Иначе вам никогда не сделать следующего шага.

Я был полностью согласен с Мастерами, но все же разрешил себе несколько дней невинных развлечений. Возможно, мне просто нужен был небольшой отдых. Возможно, я просто собирался с духом перед следующим этапом – гораздо более сложным и опасным, чем управляемое сновидение.

Потому что мне предстояло научиться погружаться в сон двумя полушариями одновременно. Невозможное, противоестественное состояние, все равно как сделать шаг вперед обеими ногами одновременно.

Но есть люди, умеющие прыгать; есть Мастера, умеющие погружаться в сон, подобный смерти. Мне предстояло стать одним из них.

Не знаю и даже представить себе не могу, как ощущают себя во сне сухопутные животные. У нас же, потомков морского прачеловечества, спящее и бодрствующее полушария коррелируют друг с другом, в том числе и на уровне сознания. Даже во время самого глубокого сна мы знаем, чувствуем – рядом чуткий сторож, готовый при малейшей опасности пробудить нас. Если же опасности не было, полушария незаметно менялись обязанностями, а человек при этом продолжал мирно спать. Сопеть в две дырочки, как говорила моя бабушка.

Представьте, вот вы лежите в кровати, в темной спальне. А из соседней освещенной комнаты через неплотно закрытую дверь проникает к вам отблеск теплого света. Этот свет слишком слаб, он не может рассеять ночную тьму, но он дарит спокойствие и уют.

Мне предстояло погасить свет в обеих комнатах и остаться одному в кромешной темноте.

Будет страх, предупреждали Мастера Управления. Будет паника. Вы начнете судорожно метаться в поисках выхода, и вы найдете его – в пробуждении. Это нормально и естественно – сон обоих полушарий слишком напоминает смерть, а человеку свойственно бояться смерти. Инстинкт выживания, это серьезно. Это основа основ, без которой жизнь невозможна в принципе. Вам надо научиться преодолевать страх смерти. Задавить панику, пресечь первый бессознательный порыв броситься прочь из страшного места, заставить сердце биться ровно – вот ваша главная задача! Это непросто, но это возможно. Главное, не опускать руки при первых неудачах, а раз за разом, упорно повторять свои попытки.

Обычно на данном этапе управленцу-неофиту требуется помощь наставника. Не только моральная, но и физическая тоже. Я знаю, что Мастера практикуют совместную медитацию; так же в некоторых случаях допускают применение веществ, расширяющих сознание. Под контролем, аккуратно, чтобы не вызвать привыкание.

Наверное, эти способы оправданы. Наверное, они проверены временем. Но для меня они были неприемлемы. По многим причинам. И одна из них – глупое детское упрямство: я сам! Я должен справиться сам!

Можете назвать это гордыней, если хотите.

И я, уверенный в своих силах, приступил ко второму этапу тренировок.

… В этот раз я почему-то оказался на ночной деревенской улице. Я стоял перед бревенчатым домом без окон и смотрел на дощатую дверь – грубо сколоченную, щелястую, словно светящуюся изнутри. Я испытывал легкое волнение; проанализировав свои эмоции, я счел степень волнения приемлемой и поднял руку.

Я застыл в неподвижности, а моя рука принялась удлиняться в сторону двери, медленно, словно неуверенно; с легким потрескиванием с нее осыпалась рыбья чешуя. Когда мои пальцы коснулись шершавых досок, я с неудовольствием констатировал, что мое волнение усилилось, а сердце забилось чаще. И все же это была не паника, это даже страхом не было, поэтому я без колебаний толкнул дверь.

Когда вы ночью заходите с улицы в дом, то свет вырывается из дверного проема, немного рассеивая темноту. Здесь, в моем сне, все произошло ровно наоборот – уличная темнота вползла в открытую дверь, перевалила через порог и принялась распространяться по комнате, поглощая свет. Этого света становилось меньше с каждым ударом сердца – так засыпало моя бодрствующая часть сознания.

Свет сжимался, уплотнялся, как уплотняется снежок в руках мальчишки. Светящийся шар висел в комнате, в ее геометрическом центре, похожий на давно вышедшую из моды люстру огромных размеров, он пульсировал, отчаянно сопротивляясь сжатию, но мое упрямство оказалось сильнее, и я упорно наращивал давление, стремясь погасить свет.

Свет моего разума, моей жизни. Такова была моя цель.

И все шло, как надо… вот только страх…

Он нарастал, грозя вот-вот перерасти в панику. Он сжимал мне горло ледяными пальцами, и я задыхался; он визжал мне в уши – «Беги! Спасайся!», и мое сердце билось так, что едва не проламывало ребра. Едкий пот заливал мне глаза, мышцы скрутились тугой пружиной, готовой в любой миг бросить меня назад, к спасению, и лишь моя воля, многолетняя привычка смирять порывы души и тела, удерживала меня на месте. Но и она не выдержала в какой-то момент, и я с воплем облегчения вывалился из этого кошмара, который кто-то по ошибке назвал управляемым сном.

Я не скоро решился на вторую попытку. Сперва я долго приходил в себя, восстанавливая душевное равновесие, потом анализировал свои действия, очень тщательно и скрупулезно, и не находил в них очевидных ошибок. Я тянул время, и когда я это понял, то разозлился сам на себя.

Злость плохое подспорье в деле поиска истины, но иногда лишь она одна способна справиться со страхом.

Во второй раз мне удалось продержаться чуточку дольше, а светящийся шар немного уменьшился в диаметре. Я понял, что мне не удастся одним мощным рывком достигнуть своей цели, что мне предстоит долгий путь крошечных последовательных шажочков, и смирился с этим.

Третья попытка, четвертая… Десятая, двадцатая, сотая…

Я добился того, чтобы свет сжался до размеров огонька свечи, до крошечной искорки, мерцающей в конце длинной анфилады. Она ничего не освещала, эта искорка, но она была, и я ничего не мог с этим поделать. Погасить ее окончательно – нет, не мог. Слишком уж это напоминало самоубийство, а я никогда не был склонен к суициду.

Целый год я убил на бесплодные изнуряющие попытки, но так и не сумел сделать последний решительный шаг. Мой страх каждый раз одерживал победу над моей волей, и плакал от бессилия и ощущения своей ничтожности. Я уже всерьез рассматривал возможность обратиться за помощью к Мастерам Управления, как в дело вмешался случай.

Если угодно – Его Величество Случай.

Говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Еще говорят, что молящегося монаха даже змея не кусает.

Меня укусила. Может быть потому, что я не был монахом, а медитация не молитва?

Я взмахнул рукой, почувствовав легкий укол в запястье, и успел краем глаза заметить гибкую изумрудную ленту, скрывшуюся в пожухлой бурой траве. В растерянности я смотрел на две крошечные красные точки, а легкое жжение, усиливаясь, ползло к локтю, отмечая свой ход по сосудам багровыми полосами.

Я ничего не мог сделать для своего спасения! Сыворотки у меня не было, телефона тоже – электричество в скиту предусмотрено не было, так что мне негде было его зарядить. Брат Гибос, который раз в неделю приносил мне еду и письма от Учителя, навестил меня только вчера. Самому попробовать добраться до Обители?

К этому моменту у меня горело уже плечо и правая сторона груди, подмышечные лимфатические узлы стреляли острой болью. С трудом, но я все же встал и сразу понял – не дойду. Голова у меня кружилась, перед глазами двоилось и плыло. Шатаясь, как пьяный, я кое-как доковылял до своей хижины и рухнул на пол, не добравшись до кровати.

Покой, думал я, борясь с тошнотой. Покой и обильное питье. Вот на что я могу надеяться, если нет сыворотки, нет врачей и реанимации.

Проклятая змея! Откуда взялась речная гадюка здесь, в глубине леса? Почему напала на мирного отшельника, который ничего плохого ей не сделал?

Говорят, яд гадюки не смертелен. Говорят, взрослые здоровые люди от него умирают в редких, совершенно исключительных случаях. Что ж, скоро я узнаю, правда это или нет.

Год упорных тренировок не прошел даром – все получилось само собой, без моего волевого участия. Наверное, сказалась близость реальной смерти моего отравленного тела.

Я вновь стоял в бревенчатом доме, пристально всматриваясь в крошечную искорку, слабо мерцающую в темноте.

Погаси ее, сказал кто-то. Теперь ты сможешь.

Зачем? – спросил я. Какой в этом смысл? Я умираю, и скоро все случится само собой.

Погаси, настаивал кто-то. Ты так долго шел к своей цели, и вот теперь она близка, как никогда. Ты хотел своей волей управлять своим умиранием, и вот он, твой шанс. Твой последний шанс. Торопись, иначе придет страх и все испортит.

Он был прав, этот кто-то. Я больше не колебался. Я протянул руку и смял в ладони слабый огонек своего разума. И первозданный мрак обрушился на меня.

***

Брат Гибос, принесший мне очередной недельный запас еды, пришел в ужас, увидев мое состояние. Он хотел позвонить Учителю, хотел вызвать спасателей, но я категорически запретил ему делать это. Да, я был еще слаб и истощен, но с каждым днем силы возвращались ко мне. Я шел на поправку, и все, что мне требовалось, это покой и хорошее питание. И чтобы получить все это, мне не нужно было покидать свой скит. Единственное, что я позволил собрату, это переменить мне постель и выстирать мою одежду.

Уходя, он то и дело оглядывался, озабоченность и тревога не сходили с его круглого доброго лица. Я боялся, что он сгустит краски, описывая мое плачевное состояние; я надеялся, что Учитель проявит выдержку и не бросится меня спасать во главе реанимационной бригады. Мне нужно было побыть в одиночестве, чтобы решить, что мне делать дальше.

Я понимал, что со мной произошло. Да, яд гадюки оказался для меня не смертельным. Да, мой организм, ослабленный суровым постом и долгими медитациями, перенес болезнь хуже, чем мог бы, веди я обычную жизнь мирянина. Но все же я выжил и уверенно шел на поправку. Еще недели две-три, и я вернусь к своим опытам.

Я чувствовал, что это необходимо.

С одной стороны, я добился своей цели – страх смерти исчез. Но, с другой, я же так и не вспомнил себя! Стоя у безвозвратной черты, уверенный, что умираю по-настоящему, я так и не открыл книгу своей нынешней жизни! Про девочку Илле и монаха я уже вообще молчу, в тот момент они для меня словно бы и не существовали никогда. Я умирал, как обычный человек. Я! Который столько сил и времени потратил для того, чтобы научиться умирать осознанно, в полной памяти!

Эту ошибку надо было непременно исправить. Без этого я не мог двигаться дальше.

***

На исправление ушло совсем немного времени. Уже со второй попытки я равнодушно смотрел, как тьма поглощает свет, и меня это ничуть не трогало. Я этого практически не замечал, погруженный в воспоминания. Я открывал себя-книгу на первой попавшейся странице и читал; иногда бегло, иногда внимательно и вдумчиво. И ничто не могло оторвать меня от этого важнейшего занятия. Даже глубочайший двуполушарный сон, не свойственный моей расе.

Во время этого необычного сна я тоже мог управлять своим сновидением, и это стало приятным сюрпризом. Своей локацией я выбрал небольшой необитаемый островок. Устроившись на белом песочке пляжа, в тени пальмы, я читал-вспоминал себя, а набегающие теплые волны ласкали мое тело.

Двуполушарный сон имел неприятные последствия – я просыпался разбитый, с тяжелой головой. Но это были мелочи, не стоящие внимания. Главное, я добился своей цели: я отключал оба полушария, сохраняя полное спокойствие и твердую память.

Только вот как я поведу себя, когда придет мой срок? Когда Госпожа Смерть возьмет меня за руку и поведет за собой? Я не знал. Но должен был узнать.

Что ж, сказал я себе, пришло время встретиться с Мастерами Управления.

Посох отшельника давал право на бесплатный проезд в общественном транспорте третьего класса, на одноразовое питание в социальных столовых и на десятисуточное пребывание в странноприимных гостиницах. Этого мне хватит, чтобы добраться до города Торпив, где проживает один мой давний студенческий приятель.

Дело в том, что среди управленцев, на которых власти смотрели сквозь пальцы, были те, кто называл себя Мастерами Смерти. Полумифическая, глубоко законспирированная секта, члены которой преследовались по закону. И было за что, если честно.

Я знал, что мой приятель имеет к этой секте непосредственное отношение. Узнал совершенно случайно – на студенческой вечеринке он перебрал с выпивкой и разоткровенничался. Мы потом никогда не возвращались к этому разговору, старательно делая вид, что его не было. Но отношения между нами лишились прежней легкости, в них возникла напряженность, и мы оба были рады, когда наши пути разошлись.

Сейчас, спустя столько лет, я решил напомнить о себе. Надеюсь, что он жив и узнает меня. И я тронулся в путь.

***

Надежды мои оправдались - мой бывший приятель действительно узнал меня. Но совсем не обрадовался. А после того, как я изложил ему свою просьбу, окончательно скис.

- Не понимаю, о чем ты говоришь, - фальшиво заявил он, избегая встретиться со мной глазами.

Я молчал, опираясь на посох. Худой, постаревший, одетый буквально в рубище, я представлял собой разительный контраст богатому убранству гостиной, в которой проходила наша встреча. И самому приятелю тоже – такой он был моложавый, подтянутый, лощеный. Просто красавчик из рекламы дорогого тренажерного зала или салона красоты! Мой ровесник, внешне он мог сойти если не за моего сына, то за младшего брата точно, но меня это ничуть не задевало. Каждому, знаете ли, свое.

Мое молчание красавчик понял правильно и решил сменить тактику.

- Это ведь было так давно, - вздохнул он, подпустив в голос сентиментальной грусти по ушедшим временам. – Мы все были молоды, делали глупости… Стоит ли ворошить прошлое? Давай лучше выпьем. За встречу! А?

Я молчал, и молчание мое было красноречивее слов.

Мы оба прекрасно понимали – стоит мне хотя бы намекнуть, где надо и кому надо, и спокойной жизни красавчика придет конец. Правоохранительные органы вцепятся в него мертвой хваткой, раскручивая весь клубок его связей. И даже если ничего противозаконного не отыщется, его репутации придет конец.

Я не собирался на него доносить, но он этого не знал. Я не хотел его пугать – он испугался сам.

- Ладно, - злобно сказал он, сжимая кулаки. Не для того, чтобы угрожать мне, а для того, чтобы я не видел, как дрожат его руки. – Твоя взяла. Я дам тебе адрес и…

- Нет, - сказал я. – Так не пойдет. Ты должен лично представить меня.

Я знал – совершенно случайно узнал, из телевизионного интервью одного специалиста по деструктивным сектам – что среди Мастеров Смерти признаются только личные рекомендации. Если ты привел нового человека, значит, ты головой отвечаешь за его лояльность и умение держать язык за зубами. Головой – в буквальном смысле этого слова. Если я заявлюсь по указанному адресу без приятеля, со мной даже говорить не станут.

Приятель, тяжело дыша, как после пробежки, смотрел на меня. Во взгляде его были страх и ненависть.

- Ладно, - процедил он. – Но это не так просто. Мне нужно время.

- Я подожду, - кивнул я.

Я пересек гостиную и без спроса уселся в кресло. В роскошное кресло, удобное и мягкое. Оно буквально обволокло меня уютом, вызывающим приятную истому и мысли о сне. А, собственно, почему ююбы и нет? Почему бы мне не вздремнуть немного после дальней дороги? Я устал, мне требуется отдых…

Если у приятеля и была мысль вызвать полицию, то он благоразумно отказался от неё. Что он скажет стражам порядка? А, главное, что им скажу я? Патовая ситуация, цунгцванг, как говорят шахматисты. Он, конечно, может устроить мне неприятности, но мой ответный ход просто уничтожит его!

- Ладно, - повторил он. – Жди здесь.

Он быстро вышел, а я расслабился и закрыл глаза. Ждать пришлось довольно долго, я даже успел посмотреть какой-то незначительный сон. А потом приятель вернулся – мрачный, как грозовая туча.

- Пошли, - коротко сказал он.

Яркий, вызывающе дорогой автомобиль быстро домчал нас в старую часть города, попетлял по узким горбатым улочкам, между старинных низеньких зданий, и остановился возле двухэтажного желтого особнячка, украшенным скромной вывеской «Антиквариат». Спустившись по скользким вытертым ступеням, мы вошли внутрь.

Хозяин антикварной лавки встретил нас очень приветливо. Толстенький, с круглым добродушным лицом, он ласково улыбался мне, но глаза его из-под мохнатых бровей внимательно изучали-ощупывали меня с ног до головы. Судя по мягким щелчкам, звучащим у меня в голове, он сканировал мою ауру. Это являлось нарушением негласных законов гостеприимства, но я ничего не имел против. Я даже расслабился, чтобы ему было проще.

Мой приятель, заискивающе улыбаясь, бочком придвинулся к хозяину лавки и что-то прошептал ему на ухо. Выражение лица антиквара ничуть не изменилось, улыбка осталась такой же приятной, только зрачки сузились, превратившись в два смертельно опасных кинжальных острия.

- Попрошу ваши документы, - сказал он. Голос у него оказался бархатистым, очень приятным, внушающим доверие легковерным покупателям древних безделушек.

Я молча протянул свидетельство, выписанное мне Учителем. Хозяин внимательно изучил его, просветил каким-то приборчиком голографическую печать-наклейку, придирчиво сравнил резьбу на моем посохе с описанием в свидетельстве и кивнул. Он небрежно взмахнул рукой, и мой приятель буквально испарился, только мягко стукнула входная дверь. Взревел мотор (как мне показалось, с облегчением), и мы с хозяином остались вдвоем.

Нет, не вдвоем! Откуда взялся этот здоровенный детина с совершенно бандитской физиономией я так и не понял. Наверное, соткался из воздуха и теперь стоял, буравя меня взглядом, лишенным хоть какой-то доброжелательности. Оружия у него я не заметил, но это ничего не значило. Уверен, он и безо всякого оружия с легкостью свернет мне шею, повинуясь приказу своего хозяина.

Интересно, как они избавляются от тел неудачников, не прошедших проверку?

- За мной, - коротко бросил антиквар.

Я молча повиновался, а за мной бесшумно последовал охранник. Мы пересекли лавку, битком набитую древностями, прошли через незаметную дверь, скрытую тяжелыми портьерами, спустились в подвал и оказались в крошечной, скудно освещенной комнатушке. Дверь напротив входа явно вела в какое-то другое помещение; слева стоял шкаф, справа – кушетка, обитая дешевым кожзамом. Такие кушетки можно встретить в больницах для бедных.

- Переоденьтесь, - приказал хозяин, скрываясь за второй дверью.

Под пристальным взглядом охранника я разделся догола, облачился в махровый, пахнущий химчисткой халат, который тот достал из шкафа, сунул ноги в одноразовые шлепанцы.

- Зачем? – спросил я. Я не ждал ответа и ошибся.

- Безопасность, - прогудел охранник таким басом, что у меня завибрировало в груди. – Проверка. Вдруг «жучки»?

Я кивнул и беспрепятственно прошел во вторую дверь.

За ней оказалась довольно уютная жилая комната: два кресла, журнальный столик между ними, раскладной диван, телевизор на стене. Обычная комната, если не считать отсутствие окон. Антиквар… нет, конечно, никакой не антиквар, а Мастер Смерти!.. ждал меня, сидя в одном из кресел. Повинуясь приглашающему жесту, я занял соседнее, запахнув поплотнее полы халата.

Мастер не стал ходить вокруг да около, он был сторонником коротких путей, ведущих прямо к цели.

- Итак, вы хотите умереть,- сказал он.

- Да, - сказал я. – Умереть. И воскреснуть.

- Разумеется, - кивнул Мастер. – Будь вы обыкновенным самоубийцей, вы бы не пришли сюда. А позвольте полюбопытствовать – зачем вам это надо? Честно вам скажу – процедура эта весьма неприятная и даже мучительная. И она необратимо меняет психику. Вам уже никогда не стать прежним.

Он ласково улыбался, глядя на меня, и ждал ответа.

- Мне нужен этот опыт, - сказал я. – Это необходимый этап моего духовного развития, без него я не смогу двигаться дальше.

- Весьма похвальное стремление, - сказал Мастер Смерти. – Со своей стороны я могу только приветствовать его. Мы рады каждому новому человеку в наших рядах, но ваш возраст… Буду откровенен: столь, скажем так, зрелый неофит – большая редкость. А ведь на тренировки уйдут годы и годы! И результат я не гарантирую. Ваша психика уже сложилась, она утратила необходимую гибкость, вам придется буквально ломать себя! Справитесь ли вы?

- Я готов, - сказал я. – У меня есть необходимый опыт.

Коротко, сжато, но не упуская ни одной важной детали, я изложил Мастеру Смерти историю своей жизни. Мастер слушал очень внимательно, не перебивая, и у меня в голове раздавались знакомые тихие щелчки.

- Возможно, - задумчиво проговорил Мастер, когда я закончил. – Возможно, вы говорите правду. Да что это я? Конечно, вы говорите правду! Я в этом совершенно уверен! Ваша история крайне необычная, но вы ни слова не соврали. Умолчали о чем-то, да, но я не собираюсь лезть вам в душу. Только… правда и истина – это разные вещи. Понимаете, о чем я? Вы можете быть уверены в себе, в своих силах, а на деле окажется, что вы ошибаетесь. Это будет большим разочарованием.

- Это мои проблемы, - сказал я. Меня начал утомлять этот бессмысленный разговор. Я не юноша, которому шлея под хвост попала, мое решение зрело годами. И никакими словами его не изменить.

- Вижу, вы настроены очень решительно, - задумчиво проговорил Мастер Смерти. – Ну, что ж, пожалуй, я поверю вам и не стану устраивать стандартную проверку. Мы ничем не рискуем - отсюда вы выйдете или нашим собратом… или не выйдете вовсе! – Мастер приятно улыбнулся. – Я практикую удушение, - сообщил он доверительным тоном, наклоняясь ко мне. – Как вы к этому относитесь?

Я пожал плечами. Мне было всё равно.

Мы, люди, вернулись обратно на сушу. Необходимость в половинчатом сне отпала, но мы его сохранили – Матушка-природа, по каким-то причинам, не захотела ничего менять. Поэтому, даже когда мы крепко спим, часть нашего мозга всегда настороже. Мы этого не осознаем, для нас это вполне естественно и физиологично… и эта особенность отличает нас от других обитателей суши! Потому что все они - и крошечные юркие землеройки, и гигантские неповоротливые приматы – спят иначе. У них отключаются сразу оба полушария.

Помню как я, будучи школьником, был потрясен этим фактом. Настолько, что постоянно будил свою собаку, стоило ей ненадолго задремать, - ведь мне казалось, что тем самым я спасаю ее от неминуемой гибели. И что с того, что раньше она благополучно просыпалась без моего участия? Моей любимице грозила смертельная опасность, и я просто обязан был ее спасти!

Наверное, со стороны это выглядело забавно и даже весело, но моим родителям достало такта не смеяться над глупым испуганным мальчишкой. Они успокоили меня, объяснили, как могли, разницу между нами, потомками обитателей морских глубин, и коренными жителями суши; следующий урок биологии полностью подтвердил их слова, и я испытал невероятное облегчение. Страх ушел, осталось лишь удивление, насколько прихотливы и непредсказуемы пути эволюции. Но очень скоро я привык к этому факту, он стал для меня тривиальным, и я выбросил его из головы за ненадобностью. Как и все мои сородичи.

Все, кроме управленцев. Для которых двуполушарный сон животных стал основой их духовных практик.

Умирать надо осознанно, говорили они. Не пускать на самотек этот важнейший процесс, а управлять им, чтобы иметь возможность самому решать свою дальнейшую судьбу. Сохрани полное самосознание, переступая незримую черту между жизнью и смертью, и станешь свободным, утверждали они. Ты сможешь сам выбрать свое новое воплощение. Более того, находясь там, за чертой, ты сможешь откорректировать свою новую жизнь по своему усмотрению. И тем самым станешь вровень с Великим Даном!

Никогда я не мечтал стать Богом! Даже сама мысль об этом казалась мне… нет, не кощунственной, а – невероятно глупой. Нелепой, сравнимой с наивным желанием маленького ребенка стать самым могущественным волшебником в мире. Другое по-настоящему беспокоило меня, лишая сна и душевного равновесия. И виной всему один случай, который приключился со мной.

Давно, когда я только еще начинал свое Ученичество, я повстречал в Обители одного человека. Одного очень странного человека. В чем именно заключалась эта странность, я не смог бы внятно объяснить. Может быть, в искательном взгляде, которым он одаривал каждого встречного? В растерянной улыбке? В походке, неуверенной и ломкой? И как он постоянно вздрагивал, вжимая голову в плечи? Одежда и тело его были чистыми, от него не воняло, но он вызывал безотчетную брезгливость. Беднягу сторонились все, в том числе и я.

А потом я стал свидетелем одного разговора. Не специально, не по своей воле – просто меня послали с поручением к одному из Учителей. Я вошел в келью, Учитель Эждин в это время разговаривал по телефону и дал мне знак не мешать. Я скромно остановился в дверях, опустив взгляд, но успел заметить выражение озабоченности на морщинистом лице старца.

- … кармические нити. Они оборваны полностью, - говорил Учитель, расхаживая по келье. – Создается впечатление, что человек родился в первый раз. Что значит «этого не может быть»? Это есть! Нет, я не могу ошибаться. Нет, я не знаю, как такое возможно. Да, у меня есть предположения. Нет, не сейчас и не по телефону – позже я напишу вам самый подробный отчет, где изложу свои соображения и выводы. Вот только не надо меня торопить! И голос повышать тоже не надо! Командовать будете там, у себя, а здесь – Обитель. Да, хорошо. Да, я принимаю ваши извинения. До встречи.

Учитель Эждин закончил разговор, бросил серебристый аппарат на койку; на меня он не смотрел, покусывая в задумчивости костяшку пальца.

- Бедняга, - проворчал он. – И ведь ничего нельзя сделать. Если только…

Спохватившись, что в келье он не один, Учитель вопросительно посмотрел на меня. Я передал поручение и удалился, сделав вид, что ничего такого не слышал и что меня вообще это не интересует.

Не знаю, почему я связал этот разговор со странным жителем Обители? Интуиция, наверное. Но с этого момента я стал внимательнее приглядываться к нему. И не только я – очень скоро этот человек заинтересовал всех Братьев. Даже из других Обителей приезжали, чтобы взглянуть на это диво дивное. Еще бы! Отсечение кармических нитей – это вам не шутка! Ничего подобного я никогда раньше не видел. Читал, да, как теоретические выкладки, но встречаться с подобным явлением мне не приходилось. Интересно, каково это – жить в первый раз? Нет, мы, люди, все через это проходили, все когда-то впервые осознали себя разумными существами. Но было это так давно, что память об этом важнейшем событии надежно спрятана в глубинах Первичной Матрицы. Во всяком случае, у тех из нас, кто пережил хотя бы десяток реинкарнаций.

Этот человек напоминал мне книжный шкаф с пустыми полками. Нет, не так! Он напоминал мне компьютерную базу данных с пустыми ячейками, которые только предстояло заполнить множеством самых разнообразных фактов. И Учителя Обители занимались этим методично и старательно, объясняя этому человеку устройство мира, в котором он живет. Какой-то инфернальной жутью  веяло от этого процесса, настолько механистическим, неестественным выглядел он.

Но даже самая полая база данных бесполезна без алгоритма, созданного для их обработки. И Наставники учили этого человека делать логические выводы из набора фактов и строить прогнозы. Например – если идет дождь, а ты оказался безо всякого укрытия, то ты вымокнешь.

Когда таких простых вещей не понимает годовалый младенец, это нормально и вызывает умиление. Когда же нечто подобное приходится объяснять взрослому человеку…

- И ведь он не дурак, - как-то заметил Учитель. – Не умственно отсталый, хотя многие годы родители и врачи думали именно так. Просто все его прошлые жизни вдруг перестали существовать. Вы уже знаете на собственном опыте, что все наши реинкарнации ложатся в основу нашего бессознательного самоощущения, нашего разума. Прошлое влияет на будущее – это аксиома, не требующая доказательств, потому что каждый из нас является тому живым доказательством. Мы настолько привыкли опираться на эту основу, что даже не замечаем этого; мы строим каждую свою новую жизнь на прочном фундаменте жизней прошлых, внечувствительно накапливая опыт, необходимый для нашего дальнейшего развития. А этого бедолагу ничего не поддерживает в его нынешнем воплощении. Крыша без стен и фундамента – вот что представляет собой его сегодняшняя жизнь.

- Но как это произошло? – воскликнул кто-то. – И что с ним будет дальше?

Учитель пожал плечами.

- Полагаю, случилась какая-то катастрофа… может быть, даже по вине этого самого человека. Может быть, он совершил нечто такое, из-за чего Великий Дан стер его личность и воссоздал заново, дав ему еще один шанс. Этого никто не знает и вряд ли узнает когда-то. А что касается будущего этого несчастного… Будем надеяться, что его следующее воплощение пройдет без эксцессов. Во всяком случае,  мы постараемся сделать для этого все возможное.

Спустя несколько дней после этого разговора я, выполняя поручение Учителя, зашел в библиотеку, чтобы сделать кое-какие выписки из жизнеописания Святого Трасуна. Разумеется, старо-ренигского, на котором было составлено жизнеописание, я не знал, но к моим слугам была вполне современная превосходная копия. Переводчик явно обладал писательским даром, потому что я, не большой любитель исторических трудов, по-настоящему увлекся чтением. Жизнь Святого Трасуна разворачивалась передо мной эпизод за эпизодом, стремительное повествования влекло меня вперед, как упряжка резвых коней… и вдруг упряжка встала, как вкопанная, а я прикипел глазами к странице.

Медленно, проговаривая про себя каждое слово, я читал невероятную историю о человеке без прошлого по имени Брин. Описание его поведения до мельчайших деталей совпадало с поведением несчастного, живущего в нашей Обители, и я сделал вывод, что передо мной второй известный, документально подтвержденный случай отсечения кармических нитей. Точнее первый, если придерживаться хронологии. Единственное отличие между ними состояло в том, что тогда, двести с лишним лет назад наука не была настолько развита, как сейчас. Зато был Святой Трасун. Он странствовал по Беррине, и слава его бежала далеко впереди, открывая все границы и распахивая любые двери, от нищих хижин до великолепных дворцов. И судьбе было угодно, чтобы путь Святого Трасуна привел его в Обитель близ горы Муа, где влачил свое жалкое существование человек без прошлого.

Редкостный умница, гений, опередивший свое время, Святой Трасун не мог не заинтересоваться этим случаем. Он провел в Обители больше года; он наставлял и поучал братьев, щедро делясь с ними своими знаниями; он написал свой знаменитый «Трактат о невидимых нитях души». И еще он изучал Брина.

О, конечно, им двигало прежде всего милосердие, желание помочь несчастному! Но я совершенно уверен, что не последнюю роль здесь сыграл чисто научный интерес, острое, как микротомный нож, любопытство ученого! И это нисколько не умаляет заслуги Святого Трасуна! Потому что он действовал не жалея себя, сознательно подвергая себя такому риску, на который далеко не всякий пойдет.

Когда стало окончательно ясно, что обычные методы не оказывают сколь ни будь заметного влияния на состояние Брина, Святой Трасун решился на совместную медитацию.

Я люблю и глубоко уважаю своего Учителя, я преклоняюсь перед его духовными заслугами, для меня он является идеалом, к которому нужно стремиться. Но даже он, при всех своих талантах, вряд ли бы смог повторить то, что сделал Святой Трасун. Да и никто бы не смог.

Собственно, в совместной медитации нет ничего такого невероятного. Обычная, пусть даже не слишком распространенная практика; рабочий метод, если, например, ученик надолго застрял на каком-то этапе, а Учитель хочет помочь ему. Просто для совместной медитации необходимо, чтобы оба оппонента были хоть как-то готовы к ней, имели хотя бы минимальные знания и обладали базовыми навыками.

Брин, человек без прошлого, не имел, не обладал и не был готов совершенно. Всё за него предстояло сделать Святому Трасуну, и этот подвиг был сравним с тем, как если бы чайка вознамерилась отправиться в совместный полет с пингвином.

Медитация длилась трое суток и сопровождалась разного рода знамениями. Я по натуре скептик, мне претит религиозный фанатизм и оголтелая вера в написанное слово. Ужасная гроза, разразившаяся над обителью? Обычное преувеличение восторженных свидетелей события. Стаи птиц, затмившие небо? Сезонная миграция. Но даже я, при всем своем научном складе ума, не мог объяснить некоторые явления. Например, каким образом ожила тысячелетняя мертвая олива, под которой, согласно преданию, отдыхал сам Великий Дан? Не проклюнулась новым ростком среди узловатых корней, что было бы хоть как-то объяснимо – съел, например, кто-нибудь спелую маслину, сплюнул косточку, а та и проросла, после обильного дождя. Нет! Эта прокаленная, выбеленная солнцем олива, сухая и звонкая, одетая в остатки коры как нищий в лохмотья, вдруг окуталась нежным, серебристо-зеленым покрывалом молодой листвы.

Этот феномен пытались объяснить многие ученые, и большинство из них склонялись к массовой галлюцинации. Но один известный популяризатор науки, автор десятка увлекательных книг, выдвинул такую теорию – Святой Трасун погрузился в столь небывало глубокую медитацию, что вызвал некий временной сдвиг. Ткань Мироздания дала трещину, и сквозь нее в настоящее проникло прошлое. Вроде того, как копье солнечного луча бьет из разрыва туч. Очевидно, Святой Трасун понимал, чем это грозит людям, поэтому сделал все, чтобы удар пришелся на сухое дерево. Так что не оживала эта тысячелетняя мертвая олива, нет, просто явился из далекого прошлого оливы образ молодой листвы и одарил ее неким подобием жизни.

Кстати, утверждал популяризатор, эта теория превосходным образом объясняет тот факт, почему спустя три дня зеленая листва бесследно исчезла – это Святой Трасун закончил свою медитацию, и ткань Мироздания восстановилась.

Да, Святой Трасун вышел из медитации. Точнее, вывалился – истощенный, измученный, постаревший. Несколько дней он пролежал пластом, восстанавливая силы, питаясь жидкой кашицей и разведенным в вине медом. А потом объявил свой вердикт:

- Этот человек, которого мы называем Брином, когда-то прогневал Великого Дана своей дерзостью. И чтобы преподать гордецу урок смирения, Великий Дан повелел ему родиться в самом дальнем из своих миров. Этот мир настолько далек, затерян в такой глуши, что даже единая нить Судьбы не в силах дотянуться до него. Существа, обитающие там, ничего не знают о череде сменяющих друг друга рождений. Они не имеют памяти, поэтому каждый раз умирают навсегда. Они обречены на вечное кружение во тьме, поколение за поколением, но ничего не знают об этом и поэтому счастливы. Так счастлив муравей, который даже не подозревает о величии мира, в котором ему выпало жить.

- Мы называем Дана не просто Великим, но и Ужасным, - продолжал Святой Трасун. – И это воистину так, потому что сила его гнева велика и невыносима. Но он еще и Милосердный! И в милосердии своем, сочтя наказание достаточным, он взял душу этого человека после его телесной смерти в том обреченном мире и вернул в наш мир, осененный благодатью реинкарнации. Увы! Кармические связи этого человека были разрушены, прошлое его было стерто, и теперь ему предстоит новый путь.

Я не знаю, что там дальше случилось с этим Брином – я не мог дальше читать. Я был потрясен до глубины души.

Неужели и вправду существуют такие миры, где смерть – это приговор? Миры, где не существует Обратной Жизни, где о ней никто никогда не слышал и даже мысли об этом не допускает? А что если я, в наказание или по нелепой роковой случайности, воплощусь в одном из таких миров? Я не смогу вспомнить свои прошлые жизни, прервется единая цепь моих перерождений…

Призрак страшной гибели, окончательной и бесповоротной смерти восстал передо мной, распахнув черные крылья, сотканные из мрака небытия.

Меня охватил ужас. Крупная дрожь колотила меня, тело все покрылось липким холодным потом, и я задыхался. Не хочу умирать! Не хочу!!! И пусть шансы на это ничтожно малы, но они ведь не равны нулю! Великий Дан, за что? Зачем ты создал такие миры, где жизнь обречена? Это твой неудачный эксперимент? Или просто две стороны одной монеты? Аверс, без которого не существует реверса? Катод, без которого невозможен анод? Ладно, пусть. Но дай слово, что меня это не коснется! Что я буду жить вечно, пока не исчезнет Вселенная!

… Меня нашли поздно вечером, когда Учитель, обеспокоенный моим долгим отсутствием, поднял на поиски всю Обитель. Я лежал под столом в библиотеке, у меня был жар и я бредил. Жизнеописание Святого Трасуна, смятое и изорванное, валялось в углу, словно я изо всех сил запустил им в стену.

- Грипп, - поставил диагноз вызванный врач. – Ничего удивительного, сейчас как раз сезон. Но состояние больного тяжелое. Я буду настаивать на госпитализации.

***

Я ничего не рассказал тогда Учителю. А он и не спросил – для него, как и для всех остальных, я просто переболел гриппом в особо тяжелой форме. О том, что это был приступ панической атаки, начало развития фобии, он даже не догадывался. Я, впрочем, тоже. Я не врач, я астрофизик, в неврозах я не разбираюсь. Но липкий черный ужас остался со мной навсегда.

Мы все с детства твердо знаем,  что смерть это не смерть тела, а отсутствие памяти о прошлых жизнях. Сохрани память, и обретешь практическое бессмертие. И какая тогда разница, в каком теле ты воплотился в очередной раз.

Теперь я так же твердо знаю – бывает и по-другому. И тогда, в дни болезни, лежа на больничной койке, дал себе клятву – я сделаю все, чтобы избежать страшной судьбы.

Еще подростком я, как и многие мои ровесники, прочитал скандально известную книгу «Путь управляемой смерти» - она лежала в открытом доступе за какую-то смешную цену. Тогда она произвела на меня впечатление некоего Откровения, способного перевернуть мою жизнь. Я буквально горел этой идеей, я ни о чем больше не мог говорить, я усердно, но довольно бестолково, следовал описанной в книге практике управленцев и даже добился кое-каких успехов. Это безумство продолжалось целую неделю, а потом мне стало сложно и скучно. Да и экзамены приближались, так что мне было чем заняться. А книга, распечатанная на дешевой бумаге, осталась пылиться среди другого хлама.

Повзрослев, я снова перечитал «Путь управляемой смерти» и испытал дичайшее раздражение. Великий Дан! Набор банальностей, изложенных корявым языком! Нелепость, помноженная на бессмысленность и возведенная в степень ничтожности! Какой идиот написал эту книжонку? Каким идиотом надо быть, чтобы относиться к ней серьезно? В огонь её, в огонь! И забыть.

Спустя годы, уже в Обители, я, поправляясь после перенесенного «гриппа», вдруг осознал, что эта книга – инструкция. Самая подробная, тщательно продуманная, разбитая на последовательные этапы инструкция. Которая единственная может помочь мне избежать смерти. Не смерти моего нынешнего тела – я не настолько наивен, я знаю, что законы биологии неумолимы. Но избегнуть смерти моей души, моей сущности, моего вселенского Я… Да, это возможно! Даже в том аду, что зачем-то создал Великий Дан.

Память! Вот основа основ! Базис, матрица, которая позволяет нам оставаться самими собой! Сохрани ее и станешь воистину бессмертным!

Гуляя по больничному саду, то и дело присаживаясь на лавочки, чтобы отдохнуть, я тихо изумлялся, каким же слепцом я был раньше! Как не сумел разглядеть драгоценное зерно истины среди словесной, ничего не значащей шелухи? Наверное, для этого нужен определенный жизненный опыт, некая зрелость души?

Пережив страх смерти, я получил этот опыт. Я созрел и прозрел. И с этого дня намеревался твердо следовать тем путем, который открылся мне.

… Так я думал тогда. Так я думаю и сейчас…

Опыт мой преумножился: я вспомнил девочку Илле, я вспомнил монаха-героя. И решил на этом остановиться. Конечно, соблазнительно вспомнить еще несколько своих инкарнаций, пережить заново те далекие ушедшие дни. Но к моей истинной цели это никак не приблизит. Даже наоборот.

Я не знаю, сколько отпущено мне в этой моей нынешней жизни. Да, я еще не стар и относительно здоров. Но ведь я могу погибнуть просто от несчастного случая, погибнуть в любой момент! Предположим, что дни мои сочтены. Предположим, что невидимый червь смертельной болезни уже подтачивает мой организм. И что? Тратить драгоценное время на никому, в сущности, не нужные воспоминания?.. Нет уж, лучше я потрачу их на особые тренировки. Научиться умирать не в панике и безнадежных метаниях, а хладнокровно, осознанно, чтобы в итоге сохранить себя там, за чертой, - вот моя цель!

И «Путь осознанной смерти» - моя путеводная звезда, простите за невольный каламбур.

… На девятом году своего ученичества я пришел к Учителю с просьбой благословить меня на отшельничество.

- Зачем? - хмурясь, спросил Учитель.

- Что-то тревожит мою душу, - сказал я. – Мне нужно разобраться в себе. Понять, что я есть такое на самом деле. В чем замысел Великого Дана относительно меня. Я не мог сделать этого в миру, я не могу сделать этого в Обители. Даже здесь слишком много событий, слишком много страстей. А мне нужен покой. Покой и одиночество.

Как видите, я соврал. Соврать своему Учителю – какой грех может быть более тяжким? Разве что грех самоубийства. Но и правду сказать я не мог, чисто физически не мог! Просто язык не поворачивался, губы немели, а слова осыпались сухим песком. И я сгорал со стыда, не смея взглянуть в лицо своему Учителю.

Конечно, он мне не поверил. Но ничего не сказал. Такой у него был принцип – каждый должен пройти свой Путь до конца, даже если этот Путь приведет в конечном итоге в ад. Он оформил мне необходимые документы, и на следующий день я покинул Обитель.

Я сделал это украдкой, под покровом ночи – небо на востоке только-только начало сереть. Душа моя ныла, я чувствовал себя предателем, неблагодарным сыном, оставившим стареющих родителей ради благ мира. Но у меня была Цель! И я утешался банальной мыслью, что она непременно всё оправдает.

- Я вернусь, - сказал я. – Честное слово!

В глухой тишине мои слова прозвучали беспомощно и глупо. Закусив губу, я поправил на плече котомку, перехватил поудобнее дорожный посох, выданный мне вместе с документами, и направился по еле заметной тропинке на север, в сторону Исоторского леса.

Там, в глухой чащобе этого огромного лесного массива, ждал меня отшельнический скит.

- Чтобы победить смерть, - объяснял я. – Многие считают, что смерть наступает, когда умирает тело. Чушь! Бред! Ведь что такое тело? Временная оболочка, что-то вроде костюма, который можно сменить в любой миг. Сегодня оно одно, завтра другое… не стоит переживать из-за него. А вот память, это совсем другое дело! Именно отсутствие памяти о прошлых воплощениях делает нас смертными! Вселяет в нас страх смерти!

- Память бессмертна, - улыбнулся тогда Учитель. – И ты в этом очень скоро убедишься.

***

Открытая Дверь чем-то напоминает Обратную Жизнь – те же строжайшие ограничения во всем, включая еду и сон, та же глубочайшая медитация. И все же это совсем другая методика. Потому что медитация в этом случае направлена не вовнутрь, а вовне.

Обратная Жизнь подразумевает сосредоточение человека на себе самом, на его нынешнем воплощении. Желающий вспомнить свою жизнь должен отсечь все, что не связано с ним лично, сделаться центром Вселенной… да что там центром – стать самой Вселенной, в которой ничего, кроме тебя самого, не существует. Мир есть ты, ты есть Мир, а больше ничего нет, не было и никогда не будет. Вселенная обретает конечный объем, четко очерченные границы, и наш разум, наш несовершенный разум, помещенный в грубую белковую оболочку, может без особого труда охватить этот объем. И тогда мы начинаем вспоминать нашу жизнь, просто потому, что вспоминать больше нечего. Даже не вспоминать – проживать, от дня сегодняшнего к началу и наоборот, с любого момента, с любой скоростью.

Выход из такой медитации поначалу довольно болезнен – очень странно и неприятно вновь ощутить себя незначительной пылинкой в бескрайнем космосе.

Практика Открытой Двери направлена на то, чтобы человек открыл себя для Вселенной, для всей той информации, которая эту Вселенную составляет. В том числе и для той, которая касается его прошлых воплощений. По большому счету, вы можете получить ответы на все вопросы, даже на не заданные, и в этом заключается главная опасность – слишком велик соблазн узнать все тайны мира, слишком трудно ему противиться. Неподготовленный человек может настолько увлечься, что навсегда останется погруженным в медитацию. Ну как – навсегда? До самой своей смерти от жажды и голода. Про таких говорят: «Ушел к Великому Дану».

- Ушел и дошел – две большие разницы, - не уставал напоминать нам Учитель. – Открываясь миру, вы должны оставаться самими собой. Помните, каждый из вас – маленький человек, обремененный маленькими страстями. Вам не следует брать больше, чем вы сможете унести. Поэтому без колебаний отсеивайте все лишнее. Без сожалений отсекайте все, что не связано с вами лично. Не поддаться искушению – вот ваша задача. Вернуться, сохранив разум и душевное здоровье, - вот условие для следующего шага вперед. Помните – торопиться некуда, Великий Дан всегда держит двери открытыми.

Мне в этом смысле повезло. Меня не интересовали тайны Вселенной, меня интересовал я сам. У меня была совершенно конкретная цель, и я шел к ней кратчайшим путем. Наверное, именно поэтому у меня все получилось с первого раза.

Оказывается, в прошлой жизни я был девочкой по имени Илле, единственной дочерью ничем не примечательного государственного чиновника. В девять с небольшим лет меня укусила ядовитая змея и я умер… умерла… Короткая, ничем не примечательная жизнь, но я ничуть не расстроился. Не всем же быть царями, великими полководцами и прочими историческими личностями. Главное, что она была – эта моя прошлая жизнь, и память о ней сохранилась в структуре Вселенной.

Я прошелся по ней, от смерти до рождения, и это не заняло у меня много времени. Какой-то жалкий десяток лет, о чем тут говорить! К тому же, память об этом десятилетии была дискретна – бусины, через неравные промежутки нанизанные на одну нить. Мне не составило труда перебрать их все, одну за другой.

Моя прошлая смерть случилась около ста лет назад, и вот это вызывало вопросы. С которыми я и отправился к Учителю.

- Мне сорок лет, - сказал я. – Где я был все эти шестьдесят лет? Чем занимался? Можно ли вспомнить этот период моей жизни? И почему вы, Учитель, получили новое рождение в тот же год, когда умерла ваша прошлая инкарнация?

Учитель покачал головой.

- Какой любопытный у меня ученик. Как много вопросов задает! И как трогательно уверен, что я знаю ответы! – Улыбаясь, Учитель смотрел на меня. – Что ж, слушай. Мой ответ такой – я не знаю!

- Не может быть! – вырвалось у меня, и я поспешил захлопнуть рот: подвергать сомнению слова Учителя граничило со святотатством. За такое без разговоров изгоняют из Обители.

Но Учитель не обратил внимания на мою дерзость.

- Может, мой мальчик, еще как может! Я задавал точно такие же вопросы своему Учителю, а он – своему. И никто из нас не получил ответа. И не потому, что их не существует. Просто, я полагаю, это знание разрушит изначальные планы Великого Дана. Каждый из нас должен пройти свой путь шаг за шагом, а не перескакивать через ступеньки. Иначе мы рискуем пропустить что-то очень важное, без чего мы не сможем стать теми, кем должны стать. Вселенная смертна, ты, астрофизик, знаешь это лучше меня, - продолжал он. – Когда погаснет последняя звезда… нет, даже не так! Когда исчезнет последняя материальная частица нашей Вселенной, мы, мыслящие сущности, должны быть полностью готовы.

- К чему? – спросил я.

- К тому, чтобы перейти в другую Вселенную, разумеется! Через очередной Большой Взрыв или что еще там вы, ученые, для нас придумали. Получив и сохранив бесценный опыт, мы получим толчок к дальнейшему развитию. И лучшие из нас станут творцами нового мира. Единым Творцом, которого здесь мы называем Великим Даном.

- И так до бесконечности? – спросил я.

- И так до бесконечности.

- Но это же глупо, Учитель! – воскликнул я. – Глупо и бесперспективно! Развитие не может быть бесконечным! У него должен быть какой-то конечный результат! Достигнутая цель, если хотите! А иначе получается какой-то бег по кругу. Ну, даже если по восходящей спирали – все равно!

- Достигнутая цель,- повторил Учитель, кивая. – Конечный результат. Костюм, пошитый портным. Картина, написанная гениальным художником, или детский рисунок. Обед, приготовленный стряпухой. Нечто зримое, вещественное, статичное… Да, так бывает, особенно у молодых… Ты спрашивал, почему я ушел на следующее перерождение почти сразу, а ты – через много лет? Видишь ли, есть такая теория: в промежутках между рождениями душа проделывает определенную работу. Осмысливает полученный опыт, анализирует ошибки, готовится сделать следующий шаг… Кому-то на это требуется больше времени, кому-то меньше. Считается, что это говорит о духовной зрелости человека. Не знаю, так ли это на самом деле, ведь нам не дано помнить о нашем внетелесном существовании. Но мне кажется, что так оно и есть.

Тогда мне показалось, что он просто сменил тему, не желая обсуждать со мной перспективы развития человечества. Теперь я понимаю, что он хотел предостеречь дурака от ошибки. У него не получилось, но это не вина Учителя – он не хотел запрещать мне прямо, это противоречило его убеждениям и этическим принципам. Все, что он мог, это разговаривать со мной – терпеливо, изо дня в день отвечая на мои вопросы. Он хотел донести до меня свое видение мира, ту целостную картину, которая сложилась у него в результате многолетних размышлений о природе Жизни. Только я оказался плохим учеником – я его не услышал. Нет, не так! Я и услышал, и понял, и даже принял. Только эта величественная картина, от которой у некоторых захватывало дух, мало трогала меня. У меня был свой план, дерзкий и наивный одновременно. И для его выполнения мне не требовалось проникновение в глубочайший философский смысл Жизни. С меня вполне было достаточно досконального знания ее законов. И то лишь ради того, чтобы в определенный момент нарушить их.

***

… Фрагментарная память о моей прошлой жизни сохранила эпизод, когда девочка Илле диктует школьной учительнице свой домашний адрес: город Эйкья, квартал Цагур, жилой комплекс номер восемь. Это было совсем недалеко от Обители, всего-то в двух часах езды, и я, по совету Учителя, отправился туда.

- Твои воспоминания о прошлой жизни ярки, подробны и, на первый взгляд, не требуют доказательств, - сказал мне Учитель. – Но таково свойство человеческого разума – подвергать все сомнению. Пройдет совсем немного времени, и ты вспомнишь другие свои воплощения. Поверь мне, некоторые из них будут настолько фантастичны, что ты усомнишься в их достоверности. Ты будешь думать, что тебе достался кусочек чужой жизни или что ты сошел с ума… и это будет проще, чем признать, что эти воспоминания принадлежат именно тебе – настолько чуждым тебе-нынешнему покажется твое далекое воплощение. У тебя и слов-то не будет, чтобы описать его. Так вот, чтобы ты не сомневался, чтобы доверял сам себе полностью, тебе надо убедиться в реальном существовании девочки Илле. Тебе повезло, она жила на Беррине, причем не так давно. А вот некоторым повезло меньше. Я знаю людей, чьи предыдущие жизни прошли на других планетах. А если даже одна из них пришлась на Беррину, то случилось это в такие давние времена, что ни могил, ни даже городов тех не осталось.

- Ничего себе! – воскликнул я. – И как же они живут с этим, бедняги?

- Точно так же как те, кто никогда не покидал Беррину, - сказал Учитель. – Апогей и перигей, если брать знакомую тебе терминологию, и оба максимально экстремальные. А между этими двумя крайними точками – мы. Большинство.

Я отправился в Эйкья и ничуть об этом не пожалел.

Я бродил по узким горбатым улочкам старинного приморского городка, вдыхал запахи йода,  жареной рыбы и цветущих магнолий и вспоминал.

Вот здесь, в этом тесном дворике я любил играть… то есть, любила играть с подружками. По этой улочке я бегала в школу. А вот и сама школа – приземистое трехэтажное здание с открытым бассейном на плоской крыше. Я терпеть не могла этот бассейн, он был слишком мелким, слишком тесным для меня, и слишком много народу туда набивалось на переменах. Поэтому на большой перемене я не ходила вместе со всеми в столовую, а удирала к морю, чтобы поплавать в свое удовольствие. Я хорошо тогда плавала, гораздо лучше, чем сейчас.

Знакомая тропинка, петляющая между скал, привела меня на берег моря, усыпанный валунами; точно такие же гладкие валуны, только побольше, тут и там торчали из воды. Сбросив одежду, я доплыл до своего любимого камня, взобрался на его плоскую, нагретую солнцем верхушку и улегся там. Мне было о чем подумать.

Что ж, сегодня на личном опыте я убедился, что реинкарнация не выдумка многоумных философов, не красивая сказка, пленившая наши души. Реинкарнация это самая что ни на есть реальная реальность: гуляя по Эйкья, я вспомнил многое из того, о чем не мог вспомнить, погружаясь в медитацию, и воспоминания эти были так свежи, так подробны, словно я сейчас был той самой, умершей сто лет назад девочкой Илле. Не все они были приятны, о некоторых эпизодах своей прошлой жизни я бы предпочел вовсе не помнить, и это лишний раз убеждало меня в их правдивости. Теперь мне надлежало решить, как мне действовать дальше.

На этом камне, соединившим две мои жизни, я провел весь день в одиноких размышлениях. И лишь когда солнце скрылось за щетинистыми сопками, отправился домой, в Обитель. Тихая светлая грусть наполняла мою душу – я навсегда простился со своим прошлым и сейчас все мои мысли были о будущем. Я готовил себя к роли первопроходца и, как всякий первопроходец, чувствовал себя безмерно одиноким.

До этого момента я двигался тем же путем, что и все мои собратья по Обители. Теперь же наши дороги расходились.

***

Многие обыватели, далекие от духовных практик, задаются вопросом - в чем цель пребывания человека в Обители? Зачем все эти жесточайшие ограничения, эта аскеза, уход от мира со всеми его маленькими и большими радостями? Для чего переносить такие испытания, которые далеко не каждому под силу? Неужели только для того, чтобы вспомнить все свои прошлые воплощения?

Отвечу – да, именно для этого! И не просто вспомнить, а осознать их, проанализировать и сделать выводы – это влияет на качество будущей жизни. Не в материальном плане, разумеется, а в плане духовном. Так, например, все великие философы, мыслители и вожди народов, все те, кто оказал самое серьезное влияние на социум, все они в том или ином своем воплощении проходили обучение в Обители и становились Учителями.

Все великие ученые совершали свои открытия не только из-за своих исключительных мыслительных способностей. Пройдя малое обучение в Обители, потратив на это не один год своей жизни, они получали уникальные знания о мире, в котором мы живем. Эти знания двигали науку как в глобальном, так и в утилитарном, чисто прикладном смысле. Вот почему научная мысль на Беррине редко когда заходит в тупик – всегда есть возможность обратиться к неиссякаемому источнику знаний и тем самым решить проблему.

Это, кстати, объясняет, почему власти с таким уважением относятся к нам, бедным отшельникам. Да и содержание Обителей, сколько их ни есть, обходится правительствам куда дешевле, чем содержание самой захудалой армии.

- Иногда я думаю, что было бы, если бы наша планета стала одной большой Обителью? - как-то сказал Учитель. – Если бы каждый из нас, живущих на Беррине, в совершенстве овладел духовными практиками и вспомнил все свои прошлые жизни? Привело бы это к высочайшему взлету нашей цивилизации? Или наоборот, повлекло бы за собой ужасную катастрофу? К счастью, Мироздание всегда стремится к равновесию, даже если это равновесие в итоге приведет к смерти Вселенной. Именно поэтому мы не можем выбирать свои инкарнации и проживаем часть своей бесконечной жизни в самых разных воплощениях.

- Учитель, а вам не кажется, что это… ну, скажем так, несколько расточительно? – осторожно спросил я. – Взять, например, бедняжку Илле. Она могла бы прожить долгую полноценную жизнь, вспомнить свои прошлые воплощения и вырасти духовно. Родить детей, в конце-то концов! А вместо этого умерла десятилетней. В чем был смысл всего этого? Зачем я потратил время на эту бесполезную инкарнацию? Ведь я мог бы попасть в Обитель гораздо раньше! Я мог бы дойти до своей цели прямым путем, а вместо этого целых десять лет петлял по тропинке, которая завела меня в тупик.

- Это ты считаешь свое прошлое воплощение тупиком, - возразил Учитель. – Потому что молод и нетерпелив… Скажи, до того, как ты пришел в Обитель, ты любил читать детективы?

- Не особо, - сказал я, несколько сбитый с толку этим вопросом. – Слишком мало хороших авторов. Избитые темы, предсказуемый финал, пресный язык.

- Но были авторы, которые тебе нравились? – настаивал Учитель. – Которых ты читал с удовольствием?

- Да. Двое или трое, уже не помню точно. Признаюсь, некоторые их книги произвели на меня сильное впечатление.

- И как ты их читал, эти книги? – продолжал допытываться Учитель. – Уделял внимание мельчайшим деталям? Останавливался, пытаясь сложить для себя картину преступления? Строил свои версии? Или стремился побыстрее добраться до финала, чтобы узнать, кто же убийца?

- Скорее, последнее, - подумав, сказал я. – Мне было… ну, скучновато, что ли, самому искать ответы, которые уже существуют. Но потом, конечно, я перечитывал книгу и получал при этом удовольствие.

Учитель покивал, словно и не ждал от меня иного:

- Вот об этом я и говорю – ты нетерпелив. Ты не умеешь получать наслаждение от неопределенности, загадки тебя раздражают и выводят из состояния созерцательного спокойствия. Сделать паузу, позволить жизни развиваться своим чередом, без ясно видимого смысла – это не для тебя. Тебе нужна цель, желательно – конечная, как точка в конце предложения. И ты идешь к ней прямо, не сворачивая и не останавливаясь.

- Да, - с некоторым вызовом сказал я. – А разве это плохо – иметь цель в жизни? Разве не этим человек отличается от животного?

- Не знаю, - вздохнул Учитель, глядя на меня с непонятным выражением. – Но мне кажется, что девочка Илле была твоей паузой. В которой ты нуждался, по мнению Великого Дана.

Спорить с Учителем – глупо; спорить с Великим Даном – бессмысленно. Я и не спорил. Я просто остался при своем мнении.

***

Мои собратья по Обители старались вспомнить как можно больше своих инкарнаций. Чем больше – тем лучше, вот их девиз, который лично мне казался довольно сомнительным. Какая разница, вспомнил ты пять своих прошлых воплощений или пятьдесят пять, если для твоей будущей жизни это не имеет ровным счетом никакого значения? Если каждый раз ты вынужден проходить свой Путь заново, начинать новую жизнь с чистого листа? И нет никаких гарантий, что эта новая дорога не заведет тебя в тупик! Как, например, это произошло с бедной девочкой Илле – ее Книга Жизни оказалась короткой и скучной, не стоящей того, чтобы ее хранить и перечитывать. Если бы ее не было вовсе, Мироздание ничего бы не потеряло.

Мои собраться по Обители были другого мнения. Они бережно хранили каждую свою Книгу Жизни, даже самую ничтожную, они гордились их количеством и радовались каждой новой так, как иной библиофил радуется редкой инкунабуле, заполучив ее в свою коллекцию. Мне же такое отношение казалось диким.

Один мой товарищ узнал, что в каком-то из своих прошлых воплощений прожил всего несколько минут после своего рождения. Тот несчастный младенец даже не успел ничего осознать, как сразу же погрузился во тьму смерти и ушел на новое перерождение. И что? – спросил я. Какой смысл был в этой твоей жизни? Какой смысл ее вспоминать сейчас? Опыт, с важным видом ответил мой товарищ, и я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться ему в лицо.

Для моего опыта вполне хватало одной девочки Илле, я бы с радостью на этом и остановился. Но такое мое равнодушие вызывало удивление и косые взгляды моих собратьев, поэтому я буквально был вынужден вспомнить хотя бы еще одно свое воплощение. И получилось это у меня с удивительной легкостью, к которой я, честно признаться, был не готов.

Как не был готов к тому, что это мое воплощение оказалось довольно интересным.

В той прошлой жизни я, оказывается, был монахом ордена Странствующих и жил в большом монастыре на южной границе средневекового королевства Сезария. До того, как принять постриг, я изучал философию в столичном университете, поэтому ничего удивительного, что образованного монаха не отправили собирать милостыню по городам и весям, а приставили к монастырской сокровищнице. Я провел ревизию всех ценностей, я завел каталог; изучив монастырский архив (который находился в ужасающем беспорядке), я сумел вернуть в монастырь некоторые ценности, которые считались безвозвратно утраченными. Например, воротник святого Айрина. Или корону Идлина Первого, основателя королевства. Или единственный экземпляр Священного Писания Гувизара Богослова.

Когда орды конных варваров, воняющих чесноком и потом, обрушились на наши границы, я руководил эвакуацией ценностей монастыря. По древнему тайному подземному ходу (который, между прочим, я же и обнаружил, благодаря архиву), я и еще двое крепких монахов денно и нощно, без отдыха, переносили сокровища – прежде всего книги - в глубокий подвал. Увы, спасти удалось не всё – я едва успел потянуть рычаг, когда дикари ворвались в монастырь. Тяжеленная каменная плита встала на место так плотно, что даже щелей не было видно, и мы втроем оказались замурованы в подземелье: я, брат Парвин и брат Сузес. Изобретение неизвестного гениального механика, тайный подвал был оборудован вентиляцией, поэтому смерть от удушья нам не грозила. Так же мы слышали крики и стоны умирающих монахов и молились за спасение их душ. А потом мощный взрыв сотряс стены монастыря до основания – это кто-то из выживших братьев поджег бочки с порохом. Очевидно, взрыв повредил запирающий механизм, потому что, когда все закончилось, мы не смогли выйти из подземелья. Мы умерли там, среди сокровищ, от голода и жажды, смиренно приняв свою участь, и судьба спасенных ценностей несколько долгих веков оставалась неизвестной.

Разрушенный монастырь восстановили и заселили заново. Потом его неоднократно перестраивали, реставрировали, но никто так и не смог отыскать тайный ход, ведущий к братской могиле трёх скромных иноков. Насчет сокровищ, пропавших без вести, существовало несколько теорий, и по одной из них алчные монахи-ренегаты, еще до нападения варваров, сами разграбили монастырские закрома. А взрыв устроили исключительно для того, чтобы скрыть недостачу.

Разумеется, я обо всем рассказал Учителю. А он, в свою очередь, обратился в Академию Наук. И пусть моя история вызвала недоверие историков, её необходимо было проверить. По согласованию с Советом Церквей была организована научная экспедиция с моим участием.

С волнением я вступил под своды монастыря, в котором не был четыре с лишним сотни лет. Конечно, очень многое здесь изменилось до неузнаваемости и кое-что даже в лучшую сторону, но я довольно быстро отыскал ту роковую для меня плиту.

… Я стоял над тремя высохшими мумиями в монашеских рясах, и светлая печаль сжимала моё сердце. Печаль и гордость – все-таки я до конца выполнил свой долг. Я не только сохранил сокровища тогда, четыреста лет назад, но и очистил память о монахах от грязных домыслов и наветов. А вокруг меня ликовали, обнимались, хлопали меня по плечам и орали в уши благодарности и восхваления.

Увы, это происшествие сразу же стало мировой сенсацией. Почему «увы»? Да потому что главным героем этой сенсации стал я. Меня буквально рвали на части: телевизионщики, журналисты, научная братия и просто любопытствующие. Президент лично вручил мне орден «За заслуги перед Отечеством». Патриарх удостоил меня аудиенции и отпустил мне все прегрешения, вольные и невольные. В мою честь была названа недавно открытая малая планета и улица моего родного города. А собратья по Обители смотрели на меня как на святого и бешено завидовали мне.

Кстати, сами Обители пережили настоящий бум популярности – такого наплыва желающих обрести Истину не было, пожалуй, со времен Святого Трасуна.

Слава обрушилась на меня, как снежная лавина, и я задыхался. Покой? Отрешение и сосредоточение? Ха! Об этом можно было только мечтать! Учитель сочувствовал мне и тихонько посмеивался над моими жалобами и проклятиями.

- Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее, - без устали повторял он избитую истину, а я лишь скрипел зубами в бессильной ярости.

Но всё проходит, в том числе и мирская слава. Утихли восторги и славословия в мою честь, иные события стали сенсацией, потеснив в людской памяти воспоминания о моем открытии, и я с огромным облегчением вернулся к своему прежнему образу жизни.

Мне надо было спешить; мне казалось, что я потерял слишком много драгоценного времени.