CreepyStory

5. Ведьмы и ведьмаки, фамильяры, домовые.

6. Темные ритуалы. Обряды. Ритуалы и запреты. Старинные обряды, найденные записи, книги, дневники.

7. Детективное агентство. Мистические расследования.

8. Призрачный автобус.  Транспорт, который увезет в странные места. Поезда и дорожная мистика.

9. Охотники на нечисть.

10. Коллекция странных вещей. Поиск и добыча артефактов.

11. Архивы КГБ, НКВД  — мистические расследования.

12. Мистика и ужасы в сеттинге СССР. Ужасы в пионерском лагере, советской школе, комсомольцы, пионеры, строители БАМа, следствие ведут ЗНАТОКи— можно использовать все

В этом конкурсе наших авторов поддерживают:

Обширная библиотека аудиокниг Книга в ухе , где вы можете найти аудиокнигу на любой вкус, в любом жанре - обучение, беллетристика, лекции, и конечно же страшные истории  от лучших чтецов, и слушать, не отрываясь от своих дел - в дороге, при занятиях спортом, делая ремонт или домашние дела. Поможет скрасить ваш досуг, обрести новые знания, интеллектуально развиваться.

Призы:
1 место  12500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории, которая ему понравится больше всего.

Озвучка от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС всем призовым историям, а так же тем, кто в призовые не попал, но сделал годноту. Вашу историю услышат десятки тысяч людей.

В истории вы можете замешать все, что вам угодно: колдуны и ведьмы, городское фэнтези с крипотой типа “Тайного города” и “Дозоров”, команды искателей артефактов, поиск и ликвидация нечисти различной, коллекции странных вещей,
Архивы КГБ, НКВД, мистика в СССР,  деревенские, лесные ужасы, охотничьи байки, оборотни,  городские легенды, любую славянскую мифологию, легенды севера, шаманы. Была бы интересна детективная составляющая в такой истории. Мистика, крипота, но, пожалуйста, без излишних живописаний "кровькишки и далее по тексту", так же не надо политики, педофилии, и обсценной лексики.

И не забывайте про юмор. Порадуйте ваших читателей и слушателей.

Непременные условия:
Главный герой мужского пола, от 18 лет.

Частый вопрос- почему такая гендерная дискриминация? Отвечаю. Потому что чтец - взрослый мужчина с низким голосом, а так же у героя такого возраста больше возможностей действовать и развиваться в сюжете, учитывая наше правовое поле.

Локация - территория России, бывшие страны СНГ, Сербия, Польша. Если выбираете время происходящего в истории - современность или времена СССР.

Заметка новичкам. Один пост на Пикабу вмещает в себя до 30 тыс знаков с пробелами. Если вы превысите заданное кол-во знаков, пост не пройдет на публикацию. Длинные истории делите на несколько постов

Условия участия:
1.В конкурсе могут участвовать произведения (рассказы), как написанные одним автором, так и в соавторстве. От одного автора (соавторов) принимается не более трех текстов. Текст должен быть вычитан, отредактирован!

2. Опубликовать историю постом в сообществе CreepyStory , проставив тег "конкурс крипистори”

3. Скинуть ссылку в комментарии к этому посту с заданием. Это будет ваша заявка на участие. Пост будет закреплен в сообществе на первой позиции. Обязательно.

4. Делить текст на абзацы-блоки при публикации на Пикабу.

5. Принимаются только законченные произведения, отрывки из романов и повестей не принимаются.

6. На конкурс допускаются произведения нигде ранее не озвученные.

7. Не допускаются произведения разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь и противоречащие законам РФ. Не принимаются политизированные рассказы.

8.Объем от 35 000 до 80 тысяч знаков с пробелами. Незначительные отклонения в плюс и минус возможны.

9. Все присланные на конкурс работы оцениваются организатором, но и учитывается рейтинг, данный читателями.

10. Не принимаются работы с низким качеством текста — графомания, тексты с большим количеством грамматических и стилистических ошибок. Написанные с использованием ИИ, нейросети.

11. Отправляя работу на конкурс, участник автоматически соглашается со всеми условиями конкурса.

12. Участие в конкурсе априори означает согласие на первоочередную озвучку рассказа каналом ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС

13. Организатор имеет право снять любой текст на любом этапе с конкурса в связи с деструктивным поведением автора, а так же за мультиаккаунты на ресурсе.

Так же принимаются к рассмотрению уже готовые произведения, нигде не озвученные, опубликованные на других ресурсах, с условием, что публикация будет сделана и в нашем сообществе CreepyStory

Подписчики сообщества, поддержите авторов, ставьте плюсы, или минусы, если вам не понравилось, комментируйте активно, я буду читать все, и чтобы выбрать достойных, буду тоже ориентироваться на ваши комменты.

Обнимаю, удачи! Ваша Джурич.

Маленькая памятка от меня для авторов, от души душевно, без всякого принуждения.

КАК НАПИСАТЬ РАССКАЗ ПОД ОЗВУЧКУ?

1. Помните про правила первых трех абзацев. Начинайте рассказ с того, что зацепит читателя ( далее, и слушателя) и заставит его прочесть вашу историю. Классический пример - " Все смешалось в доме Облонских..." И каждый, кто прочел, задался вопросом, что же там происходит? Читает дальше.

Не берите в начало штампы. Например, "... он проснулся, потянулся, пошел ставить чайник..", никаких описаний погоды-природы за окном, и вообще, старайтесь быть оригинальными. Про природу-погоду пишут миллионы в начале своих историй. Чем вы будете отличаться от остальных?

Не начинайте рассказ с диалогов. Это просто, да. Но слушатель не поймет, кто разговаривает, зачем говорит и почему. Для него это голоса из ниоткуда. Скорее всего, слушатель подумает, что пропустил начало рассказа, и просто выключит неинтересное аудио. Да, и как сказал один писатель :  «Болтовня для завязки хороша только в порнухе».

2. Не берите множество персонажей в "один кадр". В диалоге участвуют двое, третий молчит, совершает какие-то действия ( может быть). Помните, что чтец не вывезет одним голосом озвучить мальчика, девочку и еще одного мальчика, например, и чтобы слушатель не запутался - кто что говорит. Объяснение происходящего на диалогах - тоже в топку.

3. Всегда помните, что в истории должны быть задействованы запахи, звуки и тактильные ощущения персонажей. Одевайте своих персов. Это можно даже подать через комментарии к диалогам, не обязательно тщательно прописывать это в тексте.

" — Да, — Мишка нахмурился, и задергал пуговицу на своей клетчатой рубашке. "

4. Всегда думайте, на каком моменте слушателю станет неинтересно, и он выключит ваш рассказ. Конкуренции море . Поэтому - не растягивайте, не размазывайте не интересное никому самокопание Главного Героя, или какие-то факты из его жизни, которые можно описать в двух предложениях. Не описывайте длительные поездки, унылую жизнь Главного Героя в деталях.

5. Саспенс. Нагнетайте обстановку. Иногда это страшнее, чем то, что происходит в экшене.

6. Логика. Должна незыблемо присутствовать в сюжете, в действиях всех персонажей.

7. Факты. История. Оружие. Ройте инфу. У вас есть Гугл. Информация по месторасположению локации , которую вы выбрали, километраж дороги, по которой едет Главный Герой, населенные пункты, все должно быть как в реале. Внезапно может появиться в комментах чел, который там живет, и заорать, что "вы все врёте, не так у нас".

8. Старайтесь не слить концовку)

9. Добавьте шуточек. Дайте людям отдохнуть, читая и слушая вас. И так все напряжены до предела.

10. Фразы в диалогах и комментарии к ним. … — сказал он, ответила она, воскликнул он (после восклицательного знака), спросил он (после вопросительного). В озвучке частые комменты подобного типа звучат навязчивым повтором, лучше использовать комменты, отображающие либо действия персонажей, либо их эмоции. Как пример - можно послушать озвучку “Понедельник начинается в субботу”, и с 5 минуты посчитать слово “сказал”. Что в чтении приемлемо, в озвучке не очень хорошо.

11. Не надо называть Главного Героя только одним именем в тексте. При озвучке частые повторы имени вызывают раздражение у слушателя. Он в какой-то момент начнет считать повторы, и писать комментарии под видео, сколько было Викторов или Максов за полчаса.

В озвучке это будет выглядеть : макс, макс, макс , макс, макс пошел, макс сел, макс бежал. Через каждые две минуты. Надо найти замену имени, например, называть его по фамилии, профессии, парень, имя уменьшительное, он, мужчина, может кличка у него есть, еще как-то, и, стараться чередовать.

12. Про слова специфические, редко используемые, техническую инфу и англицизмы. Читателю, как и слушателю, должно понятно быть каждое ваше слово в тексте. Писать надо как для детей, чтобы любое слово было понятно даже Ирине Борисовне из деревни Волчехвост, Хтонического района, 65 лет, пенсионерка, всю жизнь на скотобойне проработала. Это непременное правило. И тогда слушатель будет вам благодарен. Выкручивайтесь, объясняйте. Даже если очень не хочется.

13. Еще хочу посоветовать навесить на Гуглдок программу "свежий взгляд". Отличная вещь, на проверку близких повторов однокоренных, чтобы не пропустить. Вы улучшите свой текст, это 100%.

14. То, что правильно и логично сложилось в вашей голове, может быть непонятно читателю, а уж слушателю тем более. У каждого свой опыт жизни, образование. Им все надо объяснять, как детям. Какие-то понятные вещи для вас, могут быть просто недоступны пониманию других людей. Допустим, автор пишет “в метро включилось тревожное аварийное освещение”. Вот это читает пятнадцатилетний мальчик, из села в Челябинской области. Никогда он метро не видел, кроме как в интернете видео и фото. Аварийку там не демонстрируют. Как он сможет вообразить, почему оно тревожное? Чем тревожит? Он свет такой никогда не видел. Свет зеленый? Синий? Красный? Какой? Внимание к деталям.

15. Ничего не бойтесь, пишите! Ваш читатель вас найдет. А слушатель будет благодарен за нескучно проведенное время.

И в прошлый раз просили “прозрачнее объяснить условия участия и победы”.
Ребят, просто напишите интересную историю, с учетом того, чтобы интересна она была не только вам лично, как автору, а и большинству людей. От себя лично прошу, не надо никаких розовых соплей любовных, лавкрафтовщины и “одноногих собачек”. Кто не знает что это:
Одноногая собачка — условное обозначение чего-то очень жалостливого, нарочито долженствующего вызвать в зрителе приступ немотивированных едва сдерживаемых рыданий, спекулирующего на жалости.
Изначально происходит вот из такого боянистого анекдота:

Бежала одноногая собачка, подняла ножку чтобы пописать. И упала на животик.

Да будет свет, мир, и крипота!)

Через два часа погода стала стремительно ухудшаться. И что характерно, накануне синоптики обещали, что будет недурственный денёк, но в очередной раз промахнулись с прогнозом. Небесный купол быстро стало затягивать серыми тучами. Поднялся сильный порывистый ветер. По всем признакам, вскорости небеса должны разразиться затяжным дождём.

А я тем временем неожиданно вышел на гарь, не обозначенную на карте. Несколько лет назад здесь бушевал жуткий опустошительный лесной пожар. И сейчас предо мной предстало грустное зрелище.

Кругом видны чёрные засохшие деревья. Решил не пересекать гарь. Это хлопотное занятие, в густой траве и разросшемся кустарнике скрывается немало стволов поваленных деревьев. Поэтому стал продвигаться вдоль её границы. Пройти удалось недалеко. Вскоре движение было прервано ненастьем. Порывы усилившегося ветра обрушили на меня волны дождя.

Идти под потоками воды не было никакой возможности, и я стал высматривать для себя подходящее убежище. И вскоре меня приютила под своими густыми ветками красавица-ель. У меня имелся большой кусок полиэтилена, который сначала использовал как плащ-накидку. А потом применил, чтобы под ветками ели соорудить себе навес.

Нудный дождь не прекращался. Капли выбивали по тенту грустную нескончаемую мелодию. Быстро темнело. Приближалась холодная осенняя ночь. Необходимо готовиться к ночлегу. Было непросто, но я справился с этой задачей. Удалось соорудить подобие односкатного шалаша, а перед ним сложить костёр с отражателем.

Часам к девяти вечера дождь иссяк. Поутихли порывы пронзительного ветра, но окончательно он не угомонился. Продолжал раскачивать верхушки деревьев, и их стволы жалобно скрипели. Удалось развести костёр. Поужинал, попил таёжный, заваренный на травах, чай. Обсох, согрелся. Жить стало веселей. Сижу на лапнике, кемарю.

И тут меня что-то всколыхнуло. Открыл глаза. Всматриваюсь в окружающую меня темень. А на душе нарастает беспричинное беспокойство. Появилось смутное предчувствие чего-то нехорошего. Промелькнула мысль: из леса исходит угроза. Там, в темноте, может таиться незримая опасность.

Прислушиваюсь, вглядываюсь в ночную тьму. И вздрагиваю от неожиданности. Вижу, возле костра с правой стороны отражателя сидит незнакомец. Голову склонил набок и на языки пламени смотрит. Я оторопел. А в глубине моего сознания россыпь вопросов образовалась: «Кто это? Как незаметно смог подойти? Отчего не обозначил себя? Почему молчит? Он один?»

Пальцы моей руки инстинктивно обхватили шейку приклада. Незнакомец не отреагировал на это движение. Сидит, смотрит на огонь. А я на нежданного гостя. Молодой человек. Одет не по погоде. На нём летний противоэнцефалитный костюм. Головного убора нет. В свете костра видны кудри золотистого оттенка. И в этот миг я замечаю на его левой щеке большое родимое пятно.

Вот по данному пятну я и признал его. Так это же мой односельчанин! Федька. Лет на десять моложе меня. Один раз помог ему добраться из леса в село. Взял на прицеп его заглохший «Москвич». Тогда и познакомились. Шебутной парень. Там, где он, всегда шуточки, хохот. А сейчас сидит тихонечко. Не говорит ни слова.

Только вот есть одна неувязочка. Точно знаю, что Федька недавно погиб во время лесозаготовки: попал под ствол спиленного падающего дерева. Схоронили его месяц назад. И стало быть, он сейчас не может здесь возле костра сидеть, а должен лежать на местном погосте.

Однако, он здесь! В нескольких шагах от меня. От осознания этого факта мне стало не по себе. Ощущаю, как волосы на голове встают дыбом, пытаясь избавить её от вязаной шапочки. По спине диким стадом промчались холодные мурашки. В районе желудка появляется дискомфорт. В голове набатом звучат вопросы: «Что мне делать?! Как мне быть?!»

И тут Федька поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. Его пристальный взгляд буквально обжёг, проник в сердце. И меня такая оторопь взяла. В душе появилось чёткое желание скорее уйти прочь со своего места.

В этот миг резкий порыв ветра прибил пламя костра. В сторону от кострища полетела россыпь багряных искр. Я вскочил на ноги, непроизвольно направляя ствол ружья на Фёдора. И в то же мгновение его очертания задрожали, стали растворяться. Одновременно за моей спиной раздался громкий шум. Я оглянулся и, критично оценив обстановку, бросился в сторону. В ту же секунду с протяжным скрипом и гулким ударом об землю на это место обрушился ствол сухостоя. Ушатал всё-таки ветер сгоревшую сосну.

Федька исчез. А я стоял ошеломлённый в сторонке. Не сразу, но понял, что на самом деле здесь сейчас произошло. Буквально минуту назад призрак односельчанина спас меня от преждевременной погибели. Если бы он не пробудил ото сна своим мистическим появлением, то меня накрыло рухнувшее дерево. Шансов спастись практически не было. Мой лежак пронзила толстая ветка.

У меня сердце бешено колотилось, отмечая новый день рождения. А губы шептали слова благодарности Федьке за его бесценный подарок...

По возвращении из урмана домой я, хоть и был тогда убеждённым материалистом и ярым атеистом, отправился в ближайшую церковь и заказал сорокоуст по усопшему Фёдору.

Больше историй в новом ролике

Ханна шмыгнула носом и посмотрела ему в глаза.

— Я устала, Уилли, — он еле расслышал её слова. — Я так устала. Не уверена, что вернусь в следующий раз, слышишь? Не уверена, что захочу.

Уилл, наконец, решился взять её ладони в свои, и, почувствовав их тепло, судорожно вздохнул, и принялся покрывать поцелуями каждый пальчик.

— Нет, не говори так, Хани! Ты вернулась, родная, ты вернулась! Я не знаю как, но я так рад, и боюсь, что это только сон... — бормотал он, всхлипывая и размазывая слезы по глазам.

— Уилли, глупый, я не могу тебя бросить, ты же знаешь, — Хани потерлась кончиком носа о его щеку, потянулась с поцелуем, но остановилась. — Уильям Корт, вам срочно нужно в душ!

Уилл улыбнулся, снова поцеловал ее руки и встал.

— Да, Хани, уже иду!

* * *

Ханны не стало сорок дней назад, всего через две недели, как они переехали в новый дом, о котором она столько мечтала. Уилл почти не помнил, как прожил этот месяц. В памяти отложились только похороны. Он стоял над раскрытой могилой, смотрел на лакированный гроб и вздрагивал каждый раз, когда комок земли падал на крышку. Глаза были сухими, а внутри разрасталась другая могила, в которой исчезала вся его прежняя жизнь, все надежды на будущее, все, что они с женой не успели сделать вместе.

После похорон он купил первую бутылку виски, осушил её до полуночи и отключился. Ему не снились сны, по ту сторону была одна чернота, в которой не надо было думать и не было больно. Ему понравилось и утром, не умывшись и не переодевшись, он отправился в магазин за очередной порцией забвенья.

Всё изменилось через тридцать девять дней после смерти Ханны. Впервые за много дней Уилл проснулся с ясной головой. За окном светило солнце, зеленела трава и пели птицы, а в доме было мрачно и пусто. Нераспакованные коробки всё еще стояли по углам и в коридоре, пыль поднималась в воздух и плясала в солнечных лучах, пока Уилл бродил по дому в поисках новой бутылки.

Что заставило его заглянуть в комнату, которую Ханна готовила для своей мастерской, он и сам не понял. Он не заходил сюда с того страшного дня, когда нашёл там Ханну. Она лежала перед старинным шкафом, оставшемся от прежних хозяев, раскинув руки в стороны, и застывшим взглядом смотрела прямо на него.

Врачи уже ничего не могли сделать, тромб — объяснили ему, со всяким может случится, не повезло. А Уилл всё смотрел на шкаф, наполовину отодвинутый от стены, и думал, почему Ханна не позвала его на помощь? Может тогда она осталась бы жива?

Сейчас шкаф находился в том же положении, одна часть выступала вперед, а позади сгущалась тень, скрывая часть стены. На полу лежали коробки, которые Ханна не успела разобрать, швейная машинка стояла на столе у окна, он сам принес ее туда вечность назад. Безголовый и безрукий манекен, который Ханна звала Дорис, показался Уиллу поникшим, словно тоже скучал по хозяйке.

Уилл провел кончиками пальцев по черному сукну, обтягивавшему фигуру, и вздрогнул, когда дверца шкафа внезапно открылась.

Обернувшись на скрип, Уилл увидел, что внутри шкафа нет задней стенки. Это было странно, потому что он точно помнил, раньше она там была. Наверное Ханна сняла ее, только зачем?

Он подошел ближе и заглянул внутрь. Там, где должна была быть деревянная стенка, теперь виднелась стена, в которой была дверь.

Уилл поморгал, надеясь, что ему кажется, но дверь никуда не исчезла. Напротив, свет из щелей в рассохшейся древесине будто стал ярче.

— Что за черт, — Уилл залез в шкаф, чтобы рассмотреть дверь поближе, и заглянул в щель. Там, где по его расчетам должен был находиться сад, сейчас стоял дом, такой же, как тот, в котором Уилл сейчас находился. Только вместо двери, через которую смотрел Уилл, была стена.

— Что это такое? — Уилл всматривался в странный дом, находя всё больше сходства со своим, пока не заметил движение в одном из окон. Занавеска отодвинулась и Уилл увидел Ханну.

Не веря своим глазам, он примкнул к щели и закричал:

— Ханна!

Жена вздрогнула и в тот же миг стало темно. Щель, а вместе с ней и дверь, превратились в глухую стену.

— Нет-нет-нет, — зачастил Уилл, шаря по шершавой поверхности пальцами, — Верните! Пожалуйста!

Но стена оставалась прежней, без единой выемки или намека на дверь.

Уилл вылез из шкафа и с трудом отодвинул его в сторону, освобождая стену целиком. Он продолжал щупать её, миллиметр за миллиметром, а потом замолотил по ней кулаками.

— Верните! — орал он, — Ханна! Вернись, прошу тебя!

Он не знал, сколько просидел там, пялясь в стену и пытаясь убедить себя, что ему всё привиделось. На улице уже стемнело, когда он вышел из дома и направился в ближайший магазин за выпивкой. А утром:

— Ты очень странно себя ведешь, — сказала Ханна, выйдя из вновь появившейся двери и повесив сумку на крючок, которого прежде там тоже не было.

* * *

Первым делом он вернулся в мастерскую. Двери снова не было, как и сумки с крючком. Уилл подвинул шкаф на место, а затем запер мастерскую на ключ, который спрятал в карман. Он не знал, что это, как это работает, но точно знал, что не хочет отпускать Ханну обратно.

* * *

— Ты так изменился, Уилли, — Ханна гладила его волосы, временами касаясь лица, от чего у Уилла по затылку бегали мурашки.

— В чем, солнце? — Лениво спросил он, жмурясь от ее ласки.

— Ты стал совсем как прежде, когда мы только поженились, помнишь? Заботливым, терпеливым, и ты больше не пьешь.Я скучала по тебе такому. Если бы я только знала, что нужно уехать к маме на месяц и всё изменится, я бы сделала это пару лет назад.

— Тебе больше не нужно никуда уезжать, Хани, я тебя не отпущу.

Ханна рассмеялась.

— Но тебе придется, родной. Я обещала вернуться через пару дней. Поедешь со мной?

— Да, солнце, конечно я с тобой поеду.

Ночью Уилл прокрался в мастерскую и вновь увидел дверь. Щели в ней стали шире, и там, по ту сторону, он увидел себя. Грязный, с отросшей щетиной, он слонялся перед домом, время от времени прикладываясь к бутылке и выкрикивая матерные слова.

— Я убью тебя, стерва! Ханна! Ты слышишь? Я убью тебя, тварь!

Уилл попробовал открыть дверь, но она не поддавалась, как он не старался. Тогда он принес доски и заколотил место, где она появлялась. И снова придвинул шкаф.

Кем бы ни был тот человек по другую сторону, Ханны ему больше не видать.

— Завтра мы должны ехать, Уилли.

Ханна готовила пирог с яблоками, а Уилл сидел рядом, прихлебывая кофе и изучая правки на свою статью. Работа из дома стала его спасением, он не представлял, как сможет оставить Ханну одну, боялся, что она исчезнет. И теперь старался всегда быть рядом, тщательно следя, чтобы Ханна не приближалась к мастерской.

— А мы не можем это отложить? У меня сейчас много работы, знаешь, и, боюсь, у твоей мамы будет не совсем удобно.

— Нет, Уильям! — строго ответила Ханна, — мы не можем так поступить, ты должен понимать!

Уилл еще не придумал, как объяснить Ханне, что здесь ее мать живет на другом континенте и не общается с дочерью уже много лет. Все попытки отменить поездку жена упорно отвергала.

— Послушай, Хани, мне кажется твоя мама не расстроится, если ты к ней не приедешь. Мне не хотелось тебя расстраивать, но она звонила мне и просила передать, что будет занята в ближайшее время...

Ханна не дала ему закончить и расхохоталась.

— Уилли, я понимаю, почему ты не хочешь ехать к моей маме, но ты сам виноват, что она так к тебе относится. Сейчас всё будет иначе, увидишь! Я расскажу, что ты стал другим и она тоже тебя полюбит, обязательно полюбит. К тому же... — Она поставила пирог в духовку и подошла к нему. — Я всё ещё могу поехать сама.

— Ну уж нет, Ханна Корт, одну я тебя не отпущу.

Он притянул ее к себе и прижался носом к её животу.

— Я тут подумал, может быть, нам стоит завести ребенка?

Он сразу понял, что сказал что-то не то. Лицо жены переменилось. Она распахнула глаза и оттолкнула его.

— Как ты можешь? — в ее голосе послышались слезы. — Я же поверила, я тебе снова поверила! Какая же я дура!

— Эй-эй-эй, подожди! Что я такого сказал? Хани! Прости меня, я просто подумал...

— Я знаю, что ты подумал! Ты говорил мне это сотню раз, и я никогда на это не соглашусь, слышишь? Господи, да как же я могла снова на это купиться!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

— Хани, солнце, прости меня! Обещаю, я больше никогда так не скажу, только если ты сама...

Она отняла руки от лица и посмотрела на него.

— Я сама? Ты так и не понял? Я никогда на это не пойду, слышишь? Никогда!

Она почти выбежала из кухни, так, что Уилл не успел её поймать. Когда он пришел в спальню, то увидел, как она кидает вещи в дорожную сумку.

— Я должна была послушать маму, мне не стоило возвращаться, какая же я дура! Какая я дура!

Уилл поймал ее за руки и прижал к себе.

— Прости! Я не знаю, что я сделал, но прости! Обещаю, я на все согласен, все, что ты хочешь, только не говори так больше, я не могу без тебя, слышишь?

Она обмякла в его руках и разрыдалась.

— Все будет хорошо, солнце! Я всё для тебя сделаю, обещаю!

* * *

— Знаешь, Уилли, иногда мне кажется, что я в чужом месте, — Ханна лежала в его объятиях, рассматривая потолок.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не знаю... Например, эти стены. Я помню, как выбирала цвет краски, но он был на тон светлее. Ты еще тогда посмеялся надо мной, сказал, что это просто сиреневый и не надо забивать голову ерундой. Но я назло тебе заказала именно тот цвет, а теперь он другой. Или моя одежда, понимаешь, она будто не моя, хотя я помню, как примеряла ее в магазинах, но не помню, что покупала. И так со всем, даже с тобой. Ты кажешься чужим временами, иногда мне даже хочется, чтобы ты снова накричал на меня и я бы точно поняла, что ты — это ты. Глупые мысли, да? Наверное, я не привыкла, что у нас может быть вот так, — она помахала рукой в воздухе, — хорошо.

Уилл поцеловал её в макушку.

— Теперь всегда будет хорошо, Хани.

Он проснулся от ощущения пустоты рядом. На руке не чувствовалось привычной мягкости волос Ханны. Кровать на ее половине была пуста.

Сон прошел мгновенно, Уилл вскочил на ноги и побежал по дому, выкрикивая: "Ханна!"

Жена не откликалась. На кухонном столе он увидел записку:

"Не волнуйся, Уилли, мы скоро вернемся."

Сердце болезненно бухало в груди, пока он судорожно искал ключ от мастерской. Только когда нащупал его в кармане пиджака, смог выдохнуть. Побежал к мастерской, открыл двери и обнаружил только приколоченные к стене доски.

Выдохнув, он опустился на пол и только теперь уловил главное. Мы. Она написала — мы. Кто эти мы?

Вскочив с пола, он побежал к двери, схватил ключи от машины, и, как был босым и в пижаме, кинулся к гаражу.

Дорога до бывшего дома тещи заняла четыре часа. Ханна, должно быть, уехала на автобусе часом раньше, а значит, он может успеть перехватить её. Уилл с трудом нашел нужный переулок, а затем и дом, и понял, что опоздал.

Ханна сидела у дороги, положив сумку рядом. Она растерянно озиралась вокруг, закрывала глаза и открывала их снова.

— Хани! — Уилл припарковался рядом и, выйдя из машины, сел рядом. — Почему ты сбежала?

Она отстраненно посмотрела на него.

— Уилли, я сошла с ума? Скажи, я сумасшедшая?

Уилл хотел качнуть головой, но губы уже говорили другое:

— Я не хотел тебя расстраивать, солнце. Давай вернемся домой, хорошо? Нельзя, чтобы тебя видели, понимаешь?

Она заплакала и потянулась к нему.

— А как же Генри?

Уилл с трудом сдержал вопрос. Вот кто эти "мы". Её сын Генри. Минуту он молчал, а потом тихо сказал:

— Генри умер, родная. Мне очень жаль.

Хани отпрянула, вцепилась в свои волосы и завыла. Уилл поднял ее и повел в машину, крепко обнимая.

— Мне очень, очень жаль, солнце. Прости.

* * *

Всё изменилось. Хани больше не смеялась, не ласкала его, не целовала. Она лежала в кровати и молча смотрела в стену, не реагируя на попытки Уилла её растормошить.

Она напоминала ему самого себя в то время, когда он потерял настоящую Хани. Не хватало только выпивки.

Уилл не хотел думать, что поступил плохо. Не хотел думать, что сделал ее несчастной. И не хотел думать о том, что должен отпустить ее, чтобы всё исправить.

Но смотреть на увядающую Хани и потерять ее снова тоже не мог.

Он снова пошёл в мастерскую.

Дверь появилась только на пятые сутки. Уилл отодвинул шкаф, отодрал все доски и караулил её каждую свободную минуту. И вот она появилась. Щели стали шириной в ладонь и теперь Уиллу не приходилось даже приближаться, чтобы увидеть что твориться по ту сторону.

Его двойник не появлялся. Уилл пытался открыть дверь, чтобы войти в тот мир самому, но она все так же не поддавалась. Даже просунуть руку в щель не получалось, что-то незримое охраняло вход от него.

Уилл пробовал сверлить, рубить топором, отжимать ломом, ничего не работало. Тогда он стал просто наблюдать. Дверь больше не исчезала, а щели становились всё шире. На третий день появился другой он, снова с бутылкой и угрозами. А потом Уилл увидел Генри.

Его тёща, одетая в такую приличную одежду, какой Уилл ни разу у нее не видел, катила инвалидную коляску с мальчиком к двери дома.

— Где Ханна? — спросила она, когда другой Уилл открыл двери, и, пошатываясь, уставился на них.

— Зачем ты его сюда притащила? Я с этим уродом возиться не буду!

Мальчишка съежился, а у Уилла зачесались руки надавать себе же по морде.

— Где Ханна? — спросила тёща. — Она должна была приехать за Генри несколько дней назад.

Другой Уилл рассмеялся. Потрепал мальчишку по голове, несмотря на попытки того уклониться.

— Что, бросила она тебя наконец? Дура! Сколько я ей об этом говорил, вцепилась как клещ в уродца. А теперь поумнела, значит.

— Что ты несешь? — закричала теща, — где Ханна?

— Не знаю я! — заорал в ответ другой Уилл. — Ушла и не вернулась. Я думал, она с вами.

— Что это такое?

Уилл подпрыгнул, когда позади появилась Ханна. Она прильнула к щели и во все глаза смотрела на свою семью.

— Генри! — закричала она, и начала дергать дверь.

Уилл испугался, что у нее получится её открыть, но дверь всё так же не поддавалась.

— Хани, постой, подожди...

Но Ханна не слушала, она молотила по двери и звала сына.

Мальчик оттуда вдруг поднял голову и посмотрел прямо на них.

Ханна застыла.

— Генри, — почти шепотом сказала она.

Но теща уже катила коляску с ребенком обратно к машине.

— Мама! Нет, стой! Генри! — надрывалась Ханна, но никто, кроме Уилла, ее больше не слышал.

Когда ее мать и сын скрылись за поворотом, она обернулась к Уиллу. Ее глаза блестели, рот перекосило.

— Что это? Что это такое? Кто ты такой?

— Я Уилл, твой муж, — устало ответил Уилл и снова сел на пол. — Прости меня, Ханна.

* * *

— Как мне попасть обратно? — Ханна не желала отходить от двери ни на секунду. — Мне надо обратно, слышишь?

— Я не знаю, — в который раз отвечал Уилл. — Ты сама пришла сюда, я тут ни при чем. Вспомни, как ты нашла эту дверь.

Пока они спорили, другой Уилл снова вышел во двор. Он ходил по траве, изредка прикладываясь к бутылке, и, казалось, что-то высматривал.

— Что он делает? — Ханна подошла ближе, щель теперь была размером с ее лицо, и крикнула: — Эй, Уилл!

Другой Уилл замер, оглянулся и притих.

— Он слышит, слышит! — заверещала Ханна, — Эй, Уилли! Ты меня слышишь?

Другой Уилл снова замотал головой.

— Ханна?

— Да-да! Уилл! Иди сюда, слышишь? Иди на мой голос!

Другой Уилл приблизился лицом вплотную к Ханне и исчез.

— Что? Где он? Куда он делся?

— Ханна? Где ты, Ханна?

Уилл потер виски.

— Он видит только воздух. Ты же не думаешь, что дверь висит у вас в саду?

— А то, что эта дверь вообще существует, тебя не смущает? — огрызнулась Ханна.

— Я к тому, что та дверь, скорее всего, тоже в доме, — беззлобно ответил Уилл.

— Прости, — Ханна виновато улыбнулась. — Что же делать?

— Попроси его поискать дома.

— Чертова дура, где ты? — от голоса другого Уилла, раздавшегося так близко, будто он орал им в уши, оба подпрыгнули.

— Уилл, иди в дом! В комнату возле кухни, найди там дверь, слышишь? Найди дверь!

— Издеваешься? За дурака держишь? Выходи!

Его лицо снова появилось в щели, но тут же исчезло.

— Уилл! Это важно, поищи дверь!

— Да пошла ты, — отозвался другой Уилл, делая очередной глоток, и вернулся в дом, не оборачиваясь на крики Ханны.

— Что нам теперь делать? — Ханна прильнула к щели и всматривалась в свой прежний дом.

— Не мешает поспать, — ответил Уилл. — Расскажешь о Генри?

Он принёс одеяла и подушки в мастерскую, потому что Ханна отказалась уходить из комнаты, и они расположились напротив двери, чтобы ничего не упустить.

Только недавно они были близки, как настоящая семья, а теперь Уилл не смел даже коснуться Ханны. Она тоже держалась на расстоянии, и избегала смотреть на него.

— Генри самый лучший ребенок на свете, — начала она, когда время на часах показывало двенадцать ночи. — У него твои глаза и... То есть, глаза отца. Он похож на отца, на Уилла. Боже, это всё так странно. Я иногда думаю, что правда сошла с ума и придумала всё это, чтобы стало легче.

Уилл кивнул.

— Я тоже часто об этом думаю. С самого твоего появления.

— Твоей жене повезло. Я хочу сказать, что тот Уилл, мой, он совсем не такой, как ты. Я бы хотела, чтобы он...

— Хани, мы ведь все еще можем быть вместе, — Уилл с надеждой посмотрел на неё. — Заберем Генри, обещаю, я буду любить его как собственного сына, мы еще можем быть счастливы.

— Я бы очень этого хотела.

* * *

— Кто это такой?

Уилл проснулся от крика. Над ним нависло его собственное небритое лицо. Другой Уилл схватил его за грудки и выдернул из постели.

— Ты кто такой? Что это такое?

Щели в двери теперь были такими широкими, что дерева было почти не видно.

— Уилл, отпусти его! — Ханна стояла сзади, ломая руки.

Другой Уилл сомкнул руки на шее Уилла и прижал его к стене.

— Кто ты такой, а?

— Я Уилл, — прохрипел Уилл, тщетно пытаясь скинуть руки противника с горла.

— Это я Уилл! Я! А ты урод!

У Уилла потемнело в глазах, воздуха не хватало, и он почти провалился в темноту, когда раздался глухой стук и пальцы другого Уилла разжались, а сам он повалился на пол.

Ханна отбросила в сторону Дорис, которой саданула по мужу.

— Ты в порядке?

Уилл вместо ответа показал на дверь. Она светилась как портал в другой мир, и уменьшалась на глазах.

— Быстрее!

Ханна кивнула и шагнула в проём. Сейчас всё получилось и она свободно прошла на ту сторону. Уилл с сожалением смотрел, как его жена снова уходит, когда она вдруг повернулась и протянула руку:

— Уилли, пойдем со мной?

Уилл посмотрел на другого Уилла, который открыл глаза и пытался встать.

— Не он, ты! — закричала Ханна, — скорее!

Через минуту другой Уилл мог только наблюдать через тоненькую щель в деревянной двери, как его жена уходит с новым мужем в его старый дом.

Еще через минуту дверь исчезла навсегда.

— Мало, девочка, — буркнул Сергей Петрович, уже забирая банку с тушёнкой, чтобы её убрать.

Паника, острая и знакомая, сжала горло. Отдать тушёнку? Или молоко? Остаться совсем без еды? Мысль о возвращении в холодную квартиру с вечно пьяной матерью и пустым желудком была невыносима. И тогда внутри что-то щёлкнуло. Не страх, а холодный, острый осколок понимания. Нужно что-то сделать. Сказать что-то. Заставить его.

Она замерла, глядя на продавца. Её мозг лихорадочно искал выход, слова, интонацию. Она видела его усталость, его отстранённость. Как до него достучаться? Как разжалобить? Как… сыграть?

— Сергей Петрович… — голос её дрогнул сам по себе, но Вика тут же усилила эту дрожь, сделала её тоньше, жалобнее. — Пожалуйста… Я… я не рассчитала. У меня мама… больная. Дома совсем ничего нет. Можно… я потом принесу? Завтра? Я живу рядом…

Она приложила все усилия, чтобы глаза стали огромными, влажными. Сжала губы, изображая борьбу со слезами. Она видела, как он напрягся, а его взгляд скользнул по её поношенной куртке и стареньким джинсам. В его глазах мелькнуло что-то — раздражение? Нет… скорее, усталое нежелание иметь дело с проблемой. Но не сочувствие. Не то.

— Не положено, — отрезал он, уже убирая банку. — Правила.

Отчаяние накатило с новой силой. Вика почувствовала, что вот-вот сорвётся и заплачет по-настоящему. Её рука судорожно полезла в карман за телефоном. Может, позвонить кому? А кому? Никого. Абсурдная мысль. Она просто машинально вытащила телефон, чтобы чем-то занять дрожащие руки, глядя на убираемую банку тушёнки.

— Щас, — сказала Вика и быстро вбила запрос в телефоне: «Мужик, сорок лет, продавец, у меня не хватает денег на продукты, что делать?» Телефон мгновенно выдал несколько вариантов:

Используйте технику дефицита: «Это последняя пачка, да?» Апеллируйте к справедливости: «Обычно у вас было дешевле!» Создайте чувство срочности: «Мне очень нужно, это подарок!» Проявите симпатию: «У вас такой красивый бейджик!»

Вика сглотнула и посмотрела на продавца. Тот уже начинал терять терпение.

— Простите, — начала Вика, стараясь звучать как можно искреннее. — У вас это… последняя банка тушёнки? Я специально за ней шла.

Продавец нахмурился:

— Нет, не последняя.

— А, понятно… — Вика сделала паузу. — Просто обычно у вас был другой, более выгодный ценник.

Продавец что-то пробурчал себе под нос и начал пересчитывать товар.

— Ладно, — наконец сказал он. — Скидываю вам сто рублей. Только не говорите управляющему.

Вика едва сдержала победную улыбку. Она быстро расплатилась и выскочила из магазина.

«Работает!» — подпрыгнула от радости она, открывая телефон и добавляя новый пункт в заметки: «Техника дефицита и апелляция к справедливости работает — скидка сто рублей».

На следующий день она зашла в другой магазин. На этот раз не хватало триста рублей на новую помаду. Вика уже знала, что делать.

— Ой, какая у вас красивая новая форма! — сказала она продавщице-консультанту. — И бейджик такой стильный.

Девушка зарделась от комплимента:

— Спасибо! Выбрали что-то?

— Да, вот эту помаду. Только знаете… — Вика сделала паузу. — Это подарок для моей учительницы, а у меня сегодня день рождения, и я копила на него целый месяц.

Продавщица посмотрела на ценник:

— О, давайте я вам сделаю скидку как постоянному клиенту.

Вика едва не подпрыгнула от радости. Она поблагодарила продавщицу, а для себя отметила: «Техника симпатии плюс срочность работает — скидка триста рублей!»

Подходя к квартире, она ощутила невероятный прилив сил и энергии. «Однажды я стану богатой, очень богатой, неприлично богатой — и покажу им всем!» — сказала она, сделав шаг в пропахшую перегаром прихожую. Остановилась, сделала глубокий вдох и резко выдохнула. Стало чутка легче. Всё это надо было как-то пережить…

Читать книгу "Манипулятор" полностью бесплатно

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Улица Мира встречает меня гулом проезжающих машин и запахом выхлопных газов. Дома здесь стоят плотно друг к другу, серые, советской постройки. Я иду вдоль улицы, сверяясь с картой на телефоне и старой фотографией района, которую нашёл в архиве. На ней отмечен дом №23 — именно там, согласно документам, когда-то располагался госпиталь. Сейчас на его месте стоит шестиэтажное кирпичное здание. «Дом со шпилем» — здание выполненное в стиле «Сталинский ампир», построено в 1954 году.

Я обхожу дом несколько раз, ищу вход в подвал, но нахожу только запертую техническую дверь с висячим замком. Сумерки сгущаются, и я решаю вернуться в свой хостел, чтобы продолжить поиски завтра. Но когда я уже собираюсь уходить, меня окликает пожилая женщина, стоящая у подъезда:

– Вы кого-то ищете, молодой человек? – её голос скрипучий, а глаза — удивительно ясные для её возраста, изучают меня с неприкрытым любопытством.

– Я ищу подвал, – отвечаю честно, решив, что местные жители — лучший источник информации. – Мне нужно попасть в подвал этого дома.

Женщина вздрагивает, и её взгляд темнеет.

– Зачем вам туда? Там ничего нет, – она нервно теребит ремешок старой сумки. – Давно уже никто не спускается в тот подвал.

– Мой отец… – начинаю я, но осекаюсь. Не стоит рассказывать незнакомым людям о своих личных делах. – У меня есть причины. Это важно.

Она долго смотрит на меня, словно взвешивая что-то в уме, а затем вздыхает:

– Приходите завтра в полдень. Я покажу вам вход. Но учтите, молодой человек, некоторые двери лучше оставлять закрытыми, – с этими словами она исчезает в подъезде, оставляя меня в недоумении и с ещё большим количеством вопросов.

Утром, выпив две чашки крепкого кофе, я покидаю хостел и возвращаюсь на улицу Мира. Женщина уже ждёт меня, сидя на скамейке перед домом. При дневном свете я вижу, что она старше, чем показалось вчера — ей, должно быть, далеко за восемьдесят. Она молча ведёт меня не к технической двери, которую я заметил накануне, а в сторону небольшого сарая, примыкающего к дому с торца. Внутри — садовый инвентарь, старые вёдра и метлы. Она отодвигает шкаф, и за ним обнаруживается маленькая дверь.

– Вот ваш вход, – говорит она, протягивая мне ключ. – Только помните — к ночи выбирайтесь оттуда. И не заходите дальше главного зала. Там коридоры, в которых можно заблудиться.

– Откуда вы знаете про этот подвал? – спрашиваю я, принимая ржавый ключ.

– Я живу здесь с 1963 года, – отвечает она. – Мой муж был военным врачом. Он рассказывал, что под домом осталась часть старого госпиталя, где проводили… – она замолкает, словно не решаясь продолжить. – Эксперименты. Во время войны и после. На раненых немцах сначала, потом… на наших.

– Какие эксперименты? – я чувствую, как внутри нарастает тревога.

– Не знаю точно. Он никогда не рассказывал подробностей. Только повторял, что они пытались создать что-то, способное переломить ход войны. А когда не получилось… просто замуровали всё там внизу, – она крестится. – Мой муж умер в 1981-м. Сказал перед смертью, что слышит их голоса. Тех, кто остался там, внизу.

С этими словами она уходит, оставляя меня наедине с дверью и ключом. Я вставляю ключ в замочную скважину, проржавевший механизм сопротивляется, но потом поддаётся. Дверь открывается с протяжным скрипом, обнажая крутую каменную лестницу, уходящую вниз, в темноту. Я включаю фонарик и начинаю спускаться, считая ступени. Их ровно сорок две.

Внизу меня встречает затхлый, спёртый воздух, наполненный запахом сырости и плесени. Луч фонарика выхватывает из темноты стены, выложенные старым кирпичом, на котором проступили пятна селитры. Я двигаюсь вперёд по узкому коридору, и через несколько метров он расширяется, переходя в просторное помещение — тот самый «главный зал», о котором говорила старуха.

Зал представляет собой прямоугольное помещение с высоким потолком, укреплённым бетонными балками. Вдоль стен — металлические шкафы, некогда белые, сейчас покрытые ржавчиной и плесенью. В центре — большой стол из нержавеющей стали, на котором всё ещё можно различить тёмные пятна. Операционный стол? Стол для вскрытий? От этой мысли становится не по себе. На стенах висят потемневшие от времени схемы человеческого тела с какими-то пометками на полях.

Я медленно обхожу зал, осматривая каждый уголок. В одном из шкафов нахожу папки с документами — большинство бумаг истлело, но некоторые ещё можно прочесть. Это медицинские карты, датированные 1944-1946 годами. На них — имена пациентов и серии букв и цифр, обозначающие, по всей видимости, проведённые процедуры. С удивлением замечаю, что среди немецких фамилий встречаются и русские. Одна из карт привлекает моё внимание — «Субъект М-18, Нейманн Фридрих, 1919 г.р.». В графе «Особые отметки» написано: «Высокая совместимость с сывороткой. Показывает признаки адаптации. Рекомендовано продолжить эксперимент».

Продолжая осмотр, я нахожу в дальнем углу зала ещё одну дверь — массивную, стальную, с круглым штурвалом вместо ручки, как на подводных лодках. Рядом с дверью — панель с кнопками, очевидно, для ввода кода. Но электричества здесь давно нет, и панель мертва. Я вспоминаю предупреждение старухи не заходить дальше главного зала, но любопытство берёт верх. Я берусь за штурвал и пытаюсь повернуть его. Он поддаётся с трудом, но после нескольких усилий дверь открывается с глухим скрежетом.

За дверью — ещё один коридор, но не такой, как тот, по которому я пришёл. Этот шире, с металлическими стенами и потолком. По обе стороны — двери, напоминающие камеры. Или палаты? Я медленно иду вперёд, освещая путь фонариком. Некоторые двери открыты, и я заглядываю внутрь. Комнаты маленькие, с узкими койками, прикрученными к полу. На стенах — потёки ржавчины и следы копоти. В одной из комнат на полу лежит скелет в остатках истлевшей одежды. Я отшатываюсь, подавляя приступ тошноты.

Продолжая двигаться по коридору, я замечаю, что он начинает спускаться всё глубже под землю. Сколько же здесь уровней? Воздух становится всё тяжелее, и мне начинает казаться, что я слышу какие-то звуки — далёкие, на грани восприятия. Скрежет металла? Шаги? Или просто игра моего воображения?

Коридор заканчивается ещё одной дверью, но на этот раз обычной, деревянной. Она не заперта, и я осторожно открываю её. За ней — лаборатория. Здесь до сих пор стоят микроскопы, колбы, пробирки, странные аппараты неизвестного мне назначения. На столах — записи, формулы, схемы. И всюду — бурые пятна засохшей крови. В центре комнаты — стеклянная камера размером с телефонную будку, соединённая трубками с огромным резервуаром. На резервуаре — маркировка: «Сыворотка X-9. Крайне опасно».

Я подхожу к столу с записями и начинаю просматривать их. Большинство на русском, но есть и на немецком. Из обрывков фраз я понимаю, что здесь проводились эксперименты с какой-то сывороткой, которая должна была повысить выносливость и регенеративные способности человека. Подопытными сначала были немецкие военнопленные, а после войны — заключённые и… добровольцы? Я натыкаюсь на список имён, и среди них вижу фамилию своего деда: «Рогов А.И., 1918 г.р., доброволец, высокая совместимость, субъект R-24».

Сердце пропускает удар. Мой дед был здесь? Он участвовал в этих экспериментах? Добровольно? Я лихорадочно перебираю бумаги, ищу любую информацию о нём. Мой взгляд упал на папку с грифом «Совершенно секретно», а внутри — отчёты о проведённых процедурах, фотографии, результаты анализов. Мой дед выжил после введения сыворотки и показал «исключительные результаты». Но потом что-то пошло не так. В последнем отчёте, датированном мартом 1946 года, написано: «Субъект R-24 проявляет признаки дегенерации тканей и психической нестабильности. Изолирован в блоке D для дальнейшего наблюдения».

Блок D. Я оглядываюсь и замечаю на противоположной стене ещё одну дверь с маркировкой «D». Что-то подсказывает мне, что я не должен туда идти. Что я уже зашёл слишком далеко. Но я должен узнать, что случилось с моим дедом. Почему моя семья хранила это в тайне все эти годы. И почему отец оставил ту странную записку перед исчезновением.

Я подхожу к двери блока D и открываю её. За ней — ещё один коридор, но на этот раз он выглядит иначе. Стены обиты мягким материалом, как в психиатрических клиниках. Двери здесь толще и имеют маленькие смотровые окошки. Я медленно иду вперёд, заглядывая в каждую камеру. Большинство пусты, но в некоторых я вижу скелеты, лежащие на койках или свернувшиеся в углах. Жутким кажется то, что многие из них словно пытались вырваться наружу — их кости разбросаны по комнате, а черепа часто находятся у самой двери.

В конце коридора — дверь с номером 24. R-24. Мой дед. Я подхожу к ней, сердце колотится как сумасшедшее. Смотровое окошко затянуто паутиной и пылью, ничего не видно. Я берусь за ручку двери и медленно открываю её. Внутри темно, луч фонарика с трудом пробивается сквозь густую пыль, поднявшуюся от движения двери.

Комната маленькая, с одной койкой и столиком. На столике — потрёпанная записная книжка. Я беру её и открываю. Это дневник моего деда, который он вёл во время своего заключения здесь. Последняя запись датирована 12 июня 1946 года: «Они говорят, что я единственный, кто выжил после полного курса. Остальные умерли или… хуже. Я чувствую, как меняюсь. Как что-то внутри меня растёт, становится сильнее. Мои кости ломаются и срастаются заново, кожа слезает пластами. Но боли нет. Они боятся меня. Запирают, приковывают к стене. Но цепи не удержат меня. Ничто не удержит. Скоро я выберусь отсюда. И тогда они поймут, что создали…»

На этом записи обрываются. Я озираюсь по комнате, ища хоть какие-то следы того, что здесь произошло дальше. И замечаю на стене напротив входа огромные борозды — словно кто-то с невероятной силой рвал бетон голыми руками. А рядом с койкой — разорванные цепи и наручники, покрытые ржавчиной.

Внезапно я замечаю, что в углу комнаты есть ещё одна дверь — маленькая, незаметная. Она приоткрыта, и за ней — чернота. Я подхожу ближе и освещаю фонариком проём. Там лестница, ведущая ещё глубже под землю. И с этой лестницы доносится звук, который не может быть игрой моего воображения. Тяжёлое, хриплое дыхание.

Я должен уйти отсюда. Немедленно. Но что-то притягивает меня к этой лестнице, к этой темноте. Я делаю шаг вперёд и направляю луч фонарика вниз. Лестница уходит глубоко, теряясь во мраке. И где-то там, в этом мраке, что-то движется. Что-то большое.

Внезапно моё внимание привлекает надпись на стене рядом с лестницей. Выцарапанные в бетоне слова: «Он всё ещё там». Те же самые слова, что были в записке отца. И теперь я понимаю. Мой отец был здесь, и он нашёл это место и моего деда. Или то, во что он превратился.

Я делаю ещё один шаг к лестнице, и в этот момент снизу доносится звук — не дыхание, а что-то среднее между рычанием и стоном. А затем — шаги. Тяжёлые, неровные шаги, поднимающиеся по лестнице. Я замираю, парализованный ужасом. Луч фонарика выхватывает из темноты движение — что-то поднимается к верхним ступеням.

Сначала я вижу руку — огромную, с длинными пальцами, покрытую шрамами и старыми ожогами. Затем появляется голова — лысая, деформированная, с лицом, которое лишь отдалённо напоминает человеческое. И глаза — ясные, осмысленные глаза, которые смотрят прямо на меня с узнаванием.

Существо замирает на верхних ступенях, изучая меня. А затем произносит одно слово. Голос хриплый, словно его владелец не разговаривал десятилетиями, но я всё равно узнаю это слово.

– Внук…

Я роняю фонарик, который с грохотом катится по полу, освещая существо снизу, создавая жуткие тени на стенах. И в этом свете я вижу, что существо держит в другой руке истлевшую фотографию — точно такую же, как та, что я нашёл среди вещей матери. Фотографию моей бабушки.

Я пячусь к выходу, не в силах оторвать взгляд от этого создания, от моего деда, превращённого в монстра секретными экспериментами. Существо делает шаг в мою сторону, и я вижу, как по его щеке скатывается слеза.

– Помоги… – хрипит оно, протягивая ко мне руку. – Закончи это…

Теперь я понимаю, зачем отец приходил сюда. И почему не вернулся. Он не смог сделать то, о чём просил его отец. Не смог убить собственного отца, даже зная, во что тот превратился. И теперь эта ответственность легла на мои плечи.

Я стою перед выбором, который не должен делать никто. Помочь своему деду упокоиться после десятилетий страданий или сбежать, как это сделал мой отец, оставив его гнить в этом подземелье ещё на долгие годы. Существо смотрит на меня с мольбой в глазах, и я вижу в них отголоски человечности. Где-то глубоко внутри этого монстра всё ещё живёт мой дед. И он просит об освобождении.

Я медленно поднимаю с пола упавший фонарик и делаю шаг навстречу своей судьбе.

***

За дверью слышалась ругань, причем только в один голос, а когда парень нажал кнопку звонка, к двери подошли не сразу, но все стихло.

- Кто там? – послышался нервный, мужской голос.

Он поднес удостоверение в развернутом виде к глазку, представился и задал вопрос.

- Молохов Андрей здесь проживал?

Дверь ему открыли, но казалось, что внутри отсутствовала жизнь. Необъяснимый холод прошел по спине при лицезрении сидящей на диване женщины, смотрящей впереди себя отсутствующим, потухшим и даже каким-то безумным взглядом. Впустивший его мужчина подошел к окну и встал, держа руки в карманах брюк и глядя вдаль. Максим заметил, как на его скулах играли желваки.

- Спрашивайте, что нужно и уходите. Не до вас сейчас, - выдавил он из себя, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

- Это не совсем официальный визит, - с долей неуверенности начал парень, - вы ведь оба его родители?

- Да, я его отец. И что значит неофициальный визит?

- Неофициальный потому что я знаю, кто забрал их, в том числе вашего сына. И возможно я смогу помочь, только мне нужна будет поддержка и хотя бы капля доверия.

Мужчина повернулся и уставился на него, выгнув одну бровь, хотел заговорить, но первая начала женщина.

- Ему уже никто не поможет. Точно не вы. Андрей мертв, я чувствую это. Я его предупреждала, просила остаться… я знала, что он пойдет туда. Но он ослушался, это его наказание. Дети расплачиваются за грехи родителей, Андрюша платит за безрассудство отца. Я лишь молюсь, чтобы его душа исчезла прежде, чем с ней случится что-то страшное. Отче Наш, сущий на Небесах…

Максим, смотря на женщину, понял, что ей… скорее всего нехорошо. Мужчина не выдержал, стиснув зубы, и обратился к ней.

- Ты че несешь, мразь?! – он в два шага преодолел почти все разделяющее их расстояние, а остановил его только правоохранитель, на коего он недобро зыркнул, - извини, не до тебя. Сам видишь.

Максиму оставалось только кивнуть и покинуть квартиру, а когда за ним захлопнулась дверь, ругань продолжилась, но не так громко, почти не слышимо. Оно и понятно, не выглядел отец Андрея дураком и скорее всего, прекрасно понимал, что полицейский еще какое-то время будет у двери.

***

Максим встряхнул головой, вместе с тем сбросил неприятное воспоминание.

Каждому сгинувшему в парке он выделил минуту молчания. Ровно сто человек, сто первой он сгинуть не позволил. Именно он, а не кто-то там. Это давало ему самому надежду, что не все потеряно.

- Я знаю правду. Я знаю кто вас забрал. Я вытащу вас, только потерпите…

Он собрался уходить, обернулся и вздрогнул, увидев перед собой Никитина. Оба промокшие под проливным дождем они с минуту стояли молча, и полковник, решившись, заговорил.

- Ты ничего не знаешь, Торопов.

- Товарищ полковник… Погром…

- Нет, сержант. Нет никакого Погрома. И не было. Ты думал, что о твоем геройстве не узнают в Москве? Ты слишком шебутной для этого дела. С этой минуты ты не имеешь права вступать в контакт с родителями и родственниками погибших.

- П-почему?

- Ты отстранен от должности. Уволен приказом полковника ФСБ Валентина Афанасьевича. Документы подписаны, можешь заехать в отдел, забрать свои пожитки и свободен.

- Но… товарищ полковник!

- Или статья 286 часть 1. Лишение свободы на срок до двух лет. Ты не выполнил приказ майора, бросился к парку и плевать, что ты спас девку. Выбирай. Не моя инициатива, Торопов, и вини в этом только себя. Те, кто поделился с тобой информацией о Громове, заплатят цену куда большую, чем ты. Дело о заключенном под номером шестьдесят три засекречено, а разглашение даже мельчайших деталей я уже покрыть не смогу, да и не буду, это сто процентный срок.

Парень заметно сник, огонь надежды погас, а слова Никитина ножом разбили душу на мельчайшие осколки. Вслед за опустошением пришла ярость, и он оскалился.

- Да пошли вы все! Эти люди, которых забрал Громов, ни в чем не виноваты! А это был именно он, уж глазам своим я верю, как и Сергей Арсениевич. Громова осудили в семидесятые по позорной статье! Поставили крест на жизни, а когда одумались… стало поздно. Эти дикари удавили порядочного человека! Откуда в камере цепь взялась!? Не мудрено, почему дело засекречено. Жалкая попытка скрыть свою промашку и собственный позор! Знайте… вы и породили Погрома! Вся эта кровь… она на ваших руках, на руках таких, как вы.

Он хотел пройти мимо, пихнул полковника плечом, но он обхватил сержанта изгибом руки за шею и злобно зашептал ему на ухо.

- Послушай, сука внимательно… я знаю, что твое дело нужное, но делается оно не так. Какого сука черта ты начал орать об этом на каждом углу!? Все кончено, Максим. Твой поезд ушел. У тебя был шанс сделать все тихо, но ты его упустил. А теперь иди отсюда и помни два правила так же, как ты помнишь имя своей матушки. Первое – ты этим людям ничем не поможешь. Они мертвы. И второе – не забывай о сроке. Докладная у меня в столе в самом низу, но одно малейшее поползновение, и я ее подниму. А если и это не проймет… помнишь хроника, который болтать начал, что знает правду об Ичкерии? Конечно, помнишь. Вот будешь, как он в земле мерзнуть. Понял меня?

- П-понял, - пустым голосом просипел Максим.

- Вот и молодец, - полковник отпустил его и напоследок крепко врезал в челюсть, свалив его с ног, - а это за длинный язык. Держи его за зубами.

Никитин отряхнул руки, повернулся и пошел на выход к своему тонированному, черному Лэнд Крузеру. Торопов сплюнул тягучую, кровавую слюну, провожая полковника с озлобленным и одновременно растерянным видом, держась за ударенное место.

Он забрался в салон, взъерошил мокрые волосы, протер лицо ладонью, покосившись на пожилого мужчину на пассажирском сидении. Тот следил равнодушным взглядом за уходящим прочь с территории Максимом и обратился к Никитину.

- Объяснил молодому человеку политику партии?

- Так точно, товарищ полковник.

- Ну-ну, Серега. Между нами можно и по имени отчеству.

- Все сделано, Валентин Афанасьевич.

- Ну и хорошо. Слушай, Серег… а ты долго собрался в полиции жопу протирать?

- В каком смысле? – опешил Никитин.

- Я наблюдаю порой за тобой. Ты перспективный малый, не хочешь повыше?

- Вы ведь предлагаете это не по доброте душевной?

- Нет, но и многого от тебя не попрошу. Свои люди мне нужны поближе, времена сейчас смутные начинаются. Давай мы с тобой договоримся. Наведи в Вишнецке порядок. Любыми способами. За полгода управишься… и добро пожаловать к нам. Я замолвлю за тебя словечко нужным людям.

- Три месяца.

- Что… три месяца? – не понял Валентин.

- Управлюсь за три месяца.

Мужчина потупил взгляд, затем расплылся в добродушной улыбке и протянул ладонь. Никитин крепко пожал его руку, завел двигатель, и Лэнд Крузер умчался вдаль, скрывшись за стеной проливного дождя…

***

Погода в этот холодный, майский день разгулялась не на шутку. С самого утра шел ливень, а после визита Максима на оцепленный объект, погода словно взбесилась, подкрепив страшный дождь порывами шквального ветра, под которым раскидистые деревья клонились к земле, а старые тополя вовсе выдирало с корнями.

Торопов зашел в отдел, как велел Никитин. Забрал старый, потертый пакет из Пятерочки, сунул туда свою кружку и поплелся к выходу, у которого вспомнил, что хотел попрощаться с напарником, уже развернулся, но вовремя осекся. Не было у него больше напарника, нашли мертвого с торцевой части парка с продырявленной головой, распластавшегося примерно около забора.

Машины у него не имелось, поэтому он заказал такси до больницы и уже там сидел у палаты в ожидании. Ксюша вышла почти сразу за врачом, одетая в больничную пижаму и с гипсом на правой руке, а в левой она держала черного, плюшевого кролика. Единственное, что осталось в память об Андрее. Присела рядом с Максимом, обняла его, не выпуская игрушку. Она была ему благодарна за спасение и питала теплые чувства, как к родному дяде, коего у нее никогда не имелось.

- Родители уже заходили?

- Да, перед обедом принесли нормальной еды, следователь еще приходил, когда эти расспросы уже закончатся? – девчонка надула губы, отпрянула от него, зачесав за ухо прядку выпавших волос.

- Понятия не имею, Ксюш.

- А ты… - она перешла на шепот, осмотревшись в коридоре и убедившись, что поблизости никого нет, - как собрался в парк попасть?

Максима еле заметно передернуло. Он ведь и с ней разговаривал, обещал, что не оставит их, в том числе ее любимого.

- Уже никак, - он с сожалением вздохнул, глянул на Ксюшу, - меня отстранили от службы. Выперли, проще говоря. Нельзя у нас быть добрым и быть за правду. У меня отец маму метелил в пьяном бреду чуть ли не до полусмерти, а от государства грамоты получал за то, что хороший человек и прилежный работяга. Мать потом ушла после очередных побоев, еле ноги унесла, а через неделю ее нашли мертвую. До теплотрассы каких-то пары метров не дошла. Она выбрала насмерть замерзнуть вместо того, чтобы быть с таким хорошим человеком. Ирония, да? Он был первым, кого я засадил, там и подох, животное. Собственно, поэтому я и пошел работать в органы. Прости, если дал тебе какие-то надежды. Те, кто остались в парке… мертвы. Их не вернуть.

Он сочувственно погладил девчонку по плечу и встал, не дожидаясь ответа. Она провожала его растерянным взглядом, пока он не скрылся за первым поворотом. По щекам покатились слезы, и Ксюша, посмотрев на плюшевого кролика, прижала его к груди, горько расплакавшись…

***

Последнее, что запомнил Андрей, прежде чем провалиться в темноту – страшное землетрясение, обрушение построек в парке и спина убегающей со всех ног Ксюши. После этого его на какое-то время поглотило забытье. На день или два, а может на неделю, он не помнил и не понимал. Да и как тут понять, когда с закрытыми глазами здесь кажется светлее…?

Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя, как все тело неприятно ноет, а кожа покрывается мурашками. Не удивительно, учитывая то, как здесь холодно. Он продрог, обнял себя за плечи, растирая их ладонями, осмотрелся. Глянул вверх - небо абсолютно черное, ни одной звезды, сплошное одеяло сумрака.

Он не сразу обратил внимание на непонятно откуда взявшиеся куски бетона, осколки стекла и прочий строительный мусор. Мало, но было, будто здесь прибрались, но не до конца.

Однако парк на удивление был целым. Четыре ларька с пустыми и чистыми прилавками, все постройки с шипастыми крышами на месте, как и выложенная камнем площадь у фонтана. На него Андрей и обернулся и тут же шарахнулся, не сдержав крика ужаса…

Фонтана он не увидел… он был облеплен живой, пульсирующей плотью словно кость, обросшая мясом. При каждом толчке, будто биении сердца, из рассечений этого уродливого слепка сочилась кровь. Также оттуда торчали шевелящиеся конечности и слышался стон… или вой? Из чего бы ни состояла эта мерзкая куча, она была жива и просила о помощи на несколько десятков голосов.

Юноша затрясся от страха и глянул в сторону выхода, тут же сорвавшись с места. Отсюда надо бежать и как можно быстрее. Он припустил как испуганная лань, и уже на тропе в кого-то врезался, не ожидая кого-либо увидеть. Он сшиб с ног Витю и вместе с ним повалился оземь, отшатнулся от него и вскочил, тяжело сглотнув.

- Андрюха… твою мать! – прогнусавил рыжий, а Андрей, осмотрев его, не поверил своим глазам.

Его друг выглядел абсолютно нормальным. Ни безумного взгляда, ни таящей кожи, ничего…

- В-витя!?

- Ага… ты меня и здесь угробишь, - недовольно буркнул он, вставая, - куда ты так несешься?

- Т-ты видел, что там!? У фонтана!? – прошипел юноша, остервенело указав в сторону площади, - нахер отсюда валить надо! И… где он?

- А… ты только щас очухался? – огорченно хмыкнул Витя, приблизившись к другу, - не уйдем мы уже отсюда.

- В… в смысле? Почему? Вон же… выход!

- Пошли. И не шуми, пока он не услышал, - рыжий сочувственно хлопнул друга по плечу, направившись к воротам парка.

Андрей не мог понять, почему он никуда не торопится и что значит – не уйдут? Они в западне? Ворота закрыты? Так полиция что-нибудь придумает, хоть с вертолетов их отсюда вытащат, если учесть опасные фокусы с заборными прутьями.

Но когда они дошли, вся надежда на спасение померкла. Вопреки его опасениям створки были распахнуты, как и прежде. Одна наружу, вторая вовнутрь. Только за пределами парка ничего кроме черноты он не увидел. Лишь небольшой клочок прилегающей к парку территории, а за ним будто обрыв.

- Что это…? Так везде?

- Да. Пока ты в отключке был, он тебя не трогал. Сбрасывал тела, на части их рвал, как-то силой мысли разжижал их, фонтан ими облеплял. Как меня не заметил, не знаю, но я все вокруг тут обшарил. По периметру свалка целая, сплошной забор, а за ним эта чернота.

Андрей продрог, поежился и подошел к самому краю. Становилось немного легче от того, что он здесь не один, а с ним его друг. Какой бы он ни был раньше, Витя именно его друг.

- Слушай, Вить, я не хотел тебе этого говорить. Не хотел этих распрей, не горжусь тем, что Ксюша тебя продинамила. Мне это никогда душу не грело. Кстати… где она?

Рыжий за его спиной скупо усмехнулся.

- Да забей. А Ксюха успела проскочить. Ей повезло.

Юноша прикрыл глаза и облегченно выдохнул. Успела…

Он вздрогнул от раската грома, а следом увидел, как перед ним, во тьме словно загорелся прожектор, освещающий клочок земли, омываемый проливным дождем и стоящего там парня, и услышал его голос будто сквозь толстый слой ваты.

«Я знаю правду. Я знаю кто вас забрал. Я вытащу вас, только потерпите…»

Эти слова зажгли в душе Андрея слабый огонек надежды. Кто-то в курсе… значит, за ним придут, вытащат отсюда. Но потом, когда парень обернулся, собираясь уйти, встретился с кем-то, чьего лица юноша не увидел из-за его спины, но услышал неутешительную речь о том, что этот Торопов уволен из структур по приказу полковника ФСБ Валентина Афанасьевича…

Далее они чуть не подрались, и все это время Андрей пытался докричаться до них, дать знать, что он здесь и слышит их, но на каждый его выкрик небо по ту сторону усмехалось очередным раскатом грома и усиливающимся дождем…

- Он говорит, что мы мертвы… но мы живы! – в отчаянии выпалил юноша, - как ему доказать? Может… шагнуть туда? Прыгнуть?

- Я не знаю, Андрюх… попробуй. Но я на твоем месте не стал бы.

- Почему? Может… это шанс? Ты не хочешь попробовать? Хотя бы узнать?

- Да я бы попробовал, - пожал плечами рыжий, а когда друг повернулся к нему, он устало улыбнулся, указав себе за спину, - но я не могу. Я там… в той куче у фонтана.

Юноша тяжело сглотнул, смотря на Витю, и тот прямо на его глазах обтаял, как мороженое на жаре, а спустя пару секунд бесследно исчез…

Вместо него появился сам Погром. Андрей попятился, но мужчина сосредоточенно сдвинул брови, и створки ворот захлопнулись, не позволив ему вывалиться во тьму.

- Лучше бы я преподавал не архитектуру, а психологию. Вы слишком быстро сходите с ума. Ты действительно думал, что Витя с тобой? Ты забыл, что я с ним сделал на твоих глазах?

- Не трогай меня… не трогай! – вжимаясь в прутья изо всех сил, взмолился юноша, попутно заметив в его руке маску…

- Ты наслышан о том, по какой статье меня посадили и удавили? Нет? Что ж, меня оклеветали, но легче тебе от этого не станет. Твоя самоотверженность мне нравится, а еще я заметил связь той игрушки, которую берегла девчонка… с тобой. Ты ведь ей подарил этого кролика?

Погром приблизился вплотную к Андрею, изучая его заинтересованным взглядом.

- И специально для тебя я сделал эту маску. Носи на здоровье, - улыбнулся мужчина, натянув на голову юноши черную, угрюмую маску кролика со стоячими ушами, - только натуральные, живые материалы.

Иван отступил, с умиротворением наблюдая, как края маски сомкнулись и спаялись на затылке Андрея, и как он ни пытался ее с себя сорвать, ничего у него не получалось. Он свалился на колени, сдавленно мычал, истерично и приглушенно визжал, а в глазницах украшения то и дело вспыхивали кроваво-красные огни, но это лишь веселило Погрома.

- Пойдем, малыш банни. Нам с тобой предстоит еще очень многое… - взяв брыкающегося юношу за шею, Иван силой поставил его на ноги и повел вглубь парка.

К площади с фонтаном…