Лига историков

История создания армейских стальных шлемов советского периода (в просторечии касок), несмотря на немногочисленность моделей (для пересчёта достаточно пальцев одной руки) и не столь большую отдалённость этих событий во времени, сплошь изобилует белыми пятнами, вызывая массу вопросов, ответы на которые, возможно, уже безвозвратно утеряны. Мы попытаемся исправить эту ситуацию.

Автор - научный редактор журнала «КАЛАШНИКОВ» Юрий Пономарёв

История создания стального шлема обр. 1968 г. (СШ-68) хоть и отдалена от современности всего несколькими десятилетиями, также описана далеко не полностью. Истоки самой идеи создания нового шлема таятся в начале 60-х годов прошлого века.

В советский период вопросу унификации вооружения и боеприпасов в рамках Варшавского договора уделялось неослабное внимание. С этой целью с периодичностью раз в десять лет организовывались сравнительные испытания стрелкового оружия и патронов изготовления тех стран, в которых они были поставлены на производство.
Целью этих испытаний была сравнительная проверка безотказности, ресурса и взаимозаменяемости деталей, единства баллистических характеристик и специального действия пуль.

Во время проведения таких испытаний в 1962-63 гг. при определении пробивного действия пуль стрельбой по стальным шлемам была выявлена лучшая пулестойкость шлема М-56 производства ГДР (по сравнению с недавно принятым и состоящим на снабжении ВС СССР стальным шлемом обр. 1960 г. СШ-60 в среднем на 3-6%).

Озаботившись этим обстоятельством, Генеральный штаб МО СССР в 1964 г. выдал указание Техническому комитету управления вещевого снабжения МО об открытии научно-исследовательской работы по исследованию создания нового стального шлема с повышенными на 10% защитными свойствами по сравнению с таковыми у СШ-60.

В 1965 г. техническим комитетом управления вещевого снабжения МО были сформулированы требования к новому шлему и выдано задание на его разработку волгоградскому Государственному ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени металлургическому заводу «Красный Октябрь» министерства чёрной металлургии («ЗКО», предприятие п/я А-7653).

С самого начала работ было ясно, что достижение требуемых защитных характеристик нового шлема только за счёт разработки новой формы купола достичь не удастся. По этой причине к работам был привлечён Ленинградский НИИ-13 (предприятие п/я Р-6762, после 1965 г.

Центральный научно-исследовательский институт материалов — ЦНИИМ) с целью исследования возможности разработки новой броневой стали с улучшенными характеристиками. Кстати, редакция журнала «Калашников» до 2014 года располагалась в ЦНИИМ. На «ЗКО» разработку нового шлема поручили рабочей группе в составе Белькова Д.Г., Светлакова А.А., Воронкова Л.И., Широких П.И., Копылова В.И., Мастерова А.П. и Люсева А.А и к концу 1966 г. окончательный вариант нового шлема был практически готов. Новый шлем сохранил штатный подшлемник и подбородочный ремешок конструкции Д. Г. Белькова от шлема СШ-60.

Неизменным остался и способ их крепления к куполу. Форма купола претерпела значительные изменения. Наклон лобовой части стал практически подобен таковому шлема М-56 Национальной народной армии ГДР. В тыльной части угол наклона поверхности купола к вертикали принят промежуточным, больше чем у СШ-60 (для увеличения пулестойкости и провокации рикошетов), но меньше, чем у М-56 (для улучшения эксплуатационных свойств, уменьшения массы и увеличения площади защиты). Для увеличения жёсткости купола была увеличена отбортовка краёв купола не только по сравнению с М-56, но и с СШ-60.

За счёт этих мероприятий новый опытный шлем, получивший сокращённое условное наименование СШ-С, стал длиннее штатного СШ-60 примерно на 8 мм и шире примерно на 10 мм (для второго роста), а по сравнению с М-56 на 18 мм короче и на 5 мм уже. Успешно поработало и НИИ-13, создав новую броневую сталь марки 38ХСЗНМФА (условное заводское обозначение К-1), взамен штатной стали марки 36СГНА (условное заводское обозначение И-1).

К февралю 1967 г. была оформлена конструкторская документация на опытный шлем СШ-С: проекты ТУ и чертежей, обработан техпроцесс изготовления купола. Предварительные испытания, проведённые на «3КО» порадовали результатом: «новая форма шлема увеличивает его пулестойкость в среднем на 4-8%, а применение опытной стали марки К-1 — ещё примерно на 5%».

Получив отчёт со столь обнадёживающими результатами, технический комитет УВС МО обратился в Главное ракетно-артиллерийское управление с заявкой на проведение полигонных испытаний в специализированной организации. В качестве такой организации был определён ленинградский научно-исследовательский испытательный полигон «Ржевка», отдел испытаний стрелкового оружия и средств ближнего боя я возглавлял до увольнения в запас в 2009 г.

К сентябрю 1967 г. была отработана и согласована со всеми соискателями ОКР программа испытаний, изготовлены и отправлены в адрес полигона шлемы второго роста: СШ-С (90 шт. из стали К-1 и 90 шт. из стали И-1) и СШ-60 (90 шт. из стали К-1 и 90 шт. из стали И-1). Сталь марки К-1 была плавки № 117433, а И-1-№ 117447.

Испытания шлемов проводились по программе и методике, согласованным и утверждённым в сентябре-октябре 1967 г. начальником УВС МО, главным инженером «ЗКО» и командиром полигона. Перед началом испытаний с целью уточнения методики было проведено техническое совещание, в котором приняли участие член техкома УВС МО Широких П.И., инженер военной приёмки № 2855 при «ЗКО» Копылов В.И., начальник участка «ЗКО» Бельков Д.Г., инженер ЦНИИМ Куликов Е.А. и представители полигона Шерешевский М.С. и Окатов А.Н.

В результате были приняты конструкция и размеры манекена (болванки), соответствующие размерам и форме головы второго роста и определено «тактическое» положение шлема (как наиболее типичное для боевых действий) с опорой передней части купола козырьком на плоскость.

Продолжение следует...

Автор: Максим Иванов.

Плен бывает очень разный. Японский плен, по многим источникам, это одна из самых худших вещей, которая могла случиться с солдатом (справедливо для Второй мировой). Многие слышали про Батаанский марш смерти или чудную японскую традицию поедать печень свежеубитых врагов.

Тем больше я удивился, когда обнаружил интереснейшую штуку, а именно отчет американского агента Красного креста в Японии о посещении лагеря американских военнопленных.

"Посетил лагерь пленных в Зентсую 12 марта этого года в рамках взаимодействия с японским отделением Красного креста. Лагерь расположен на острове Сикоку, рядом с внутренними японскими водами. Хороший климат, нет эндемичных болезней.

Рядом с лагерем город на 25 тысяч жителей, лагерь расположен на 6 акрах, огорожен колючей проволокой и деревянными палисадами. Два барака с хорошей вентиляцией и большой высотой потолков, общий объем 12 тысяч кубических метров. Расчетно 500 пленных, в наличии 374. Один англичанин из Шанхая, два голландца, пять австралийцев, остальные американцы. 20 с атолла Уэйк, остальные с Гуама. 45 офицеров, 10 врачей, 2 провизора, один стоматолог.

Бараки разделены на помещения на 14 человек каждое, на каждую кровать приходится по 5 одеял, для офицеров подушки и матрасы. Все регулярно прожаривается.

Дневной рацион: 300 граммов хлеба, 300 граммов риса, 160 граммов пшеницы, картофель, батат, сезонные овощи, рыба, яйца. Мясо, сахар, фрукты выдавались редко. Общая калорийность в среднем 3200 калорий,молодые и активные вес сбрасывали, пожилые - набирали.

Табачное довольствие - 10 сигарет на 1, 2 или три дня в зависимости от чина пленного. Религиозные церемонии отправлял священник из пленных. 200 человек были заняты на расчистке ближайших холмов под плантации зерна, картофеля и батата. В зависимости от чина выплачивалось от 80 до 90 иен в день. Работы в лагере оплачивались от 15 до 35 иен в день. Идет подготовка к организации оплачиваемых работ в городе. Офицеры получают те же деньги, что и японцы в соответствующем звании."

Для сравнения, рацион пленных высших британских офицеров, сдавшихся в Сингапуре: 500 г риса, 50 г мяса, 50 г муки, 100 г овощей, 15 мл молока, 20 г сахара, 5 г соли, 5 г чая, 5 г кулинарного жира.

Не знаю, кто решал судьбу обитателей этого лагеря, но счастливый билет им определенно достался.

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Также читайте на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Имя Александра Борисовича Жука известно каждому любителю огнестрельного оружия в нашей стране

Без его справочных изданий уже невозможно представить отечественную оружейную литературу. Этой статьёй мы начинаем публикацию отрывков из книги «Оружейный художник. Памятные записки А. Б. Жука», автором-составителем которой является сын художника Юрий Александрович Жук.

Материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»

В связи с выходом в свет моей книги «Револьверы и пистолеты» мне довольно часто приходится слышать вопросы: «Как пришло к вам увлечение оружием?» и «Почему вы свою жизнь посвятили этой теме?». Такие вопросы, честно говоря, заставляют чувствовать себя, что называется, «не в своей тарелке». Поэтому всякий раз, когда я их слышу, мне начинает казаться, что посторонние представляют меня лишь в роли некоего «милитариста», не интересующегося ничем, кроме оружия. Да, стрелковое дело является в моей жизни интересом № 1, но, как ни странно, не является для меня интересом профессиональным.

Моя профессия одна из самых творческих. Я — художник. И художник я прежде всего, даже и по отношению к своему интересу № 1. А что такое быть художником? Это значит не только по-своему «видеть» мир (подобно тому, как музыкант его по-своему «слышит»), но и в своей повседневной работе находиться в постоянном творческом поиске.

В детстве я рисовал всё, но главным образом всяческую технику и батальные сцены, навеянные просмотрами кинофильмов «про войну». В рисунках я любил точность и не мог успокоиться, если не знал, как нарисовать ту или иную деталь изображаемого мной автомобиля, паровоза или самолета. И, конечно же, рисовал стрелковое оружие, давно подметив в нём его особую строгую красоту, которая с очевидной закономерностью также присуща некоторым предметам техники, которые своим внешним видом толь ко лишний раз подчёркивают гармонию своего внутреннего совершенства.

Таким образом, любование красотой форм предметов техники и, в частности, оружия было тем первоначалом, которое привело меня к изучению стрелкового дела и к работе над созданием книги об оружии.

Родился я в год, когда только что закончилась Гражданская война и из раннего детства сохранил воспоминания о колоритных фигурах в будёновках, гимнастёрках с «разговорами», крест-накрест перепоясанных ремнями и звякающих на ходу шпорами и шашками. Вообще в памятных картинах моего детства военных вспоминается много...

В то далёкое время мне часто доводилось бывать в клубе профсоюза работников «Рабземлеса», в системе которого в г. Умани работал тогда мой отец. Больше всего мне нравилась военная комната, в которой, помимо занимающих меня плакатов, было и настоящее оружие. В специально сделанной пирамиде был целый ряд винтовок, которые можно было потрогать. Поэтому всякий раз я не упускал возможности поклацать их затворами или даже попытаться поднять винтовку, т. е. оторвать её на какие-то секунды от пола.

Как далекий сон, я вспоминаю картину, на которой вижу себя в упомянутой уже военной комнате клуба, сидящим на коленях у сослуживца моего отца. Раза три-четыре он взводил у пистолета ударник, предоставляя мне возможность самому нажимать на спуск и наслаждаться звуком тихого отрывистого щелчка.

Переезд нашей семьи в Черкассы ещё больше способствовал «военизации» моих детских впечатлений.

Прямо напротив дома, в котором мы жили, находилось военное общежитие с огромным пустырём позади. Там мальчишки со всего квартала обычно устраивали свои игры.

Тон задавали, конечно же, дети военных. Нельзя было не заметить особую военную направленность этих ребят, которые во всём пытались подражать своим отцам: любили маршировать с походными песнями, а если играли, то почти исключительно в войну.

А ещё в нашем дворе жил какой-то командир и я вспоминаю, как помогал ему чистить наган, а когда он съезжал с квартиры и носил в пролётку свои вещи, я шёл рядом и, перегнувшись от натуги, тащил его винтовку, от счастья не замечая даже, что здорово царапаю себе руку остриём надетого «наоборот» штыка.

Из времён далёкого детства вспоминаются мне и игрушки мальчишек старшего возраста — предметы моей зависти: австрийский штык, примкнутый к деревянному игрушечному ружью, оболочка от настоящей гранаты, никелированный детский пистолетик Монте-Кристо, какие-то ржавые маленькие револьверчики без барабанов и других деталей и пр.

В мамах моих черкасских товарищей также было нетрудно угадать командирских жён. Они неоднократно устраивали на упомянутом мной пустыре стрельбы из мелкокалиберных винтовок и охотно давали стрелять и нам, мальчишкам. Именно тогда я впервые познакомился с терминами «молоко», «яблочко», «мазать», «пятёрка» (тогда она, а не «десятка» была центром мишени).

А потом в моей биографии была Тула, — жизнь в городе оружейников, — и этот период, конечно же, тоже наложил известный отпечаток к формированию моего пристрастия к военному делу и стрелковому оружию.

Отец моего нового дворового друга Шуры Городниченко работал на ТОЗе, и в качестве распределявшихся на заводе дров получал отходы производства. Однажды утром к ним во двор въехал грузовик (такую диковину я видел впервые в жизни) и ссыпал около сараев огромную кучу... винтовочных лож и обрезков от их заготовок — точного профильного изображения ложи винтовки, но гораздо более плоского и лёгкого, а поэтому и более удобного для детских игр.

Вот уж было с чем поиграть в войну!Была в «арсенале» наших общих дворовых игрушек и ржавая рама от пистолетика Коровина — вероятно, какой-то брак, вынесенный с завода и в те времена считавшийся в Туле едва ли не таким же мусором, как, например, прохудившаяся кастрюля.

В те времена военно-патриотическая работа среди населения имела весьма широкий размах и в витринах этих магазинов, прямо с улицы, были видны ряды малокалиберных винтовок Смирнского, противогазы, разложенные веером гранаты, а также поблёскивающие краской тела макетов станковых пулеметов.

Равнодушно проходить мимо этих магазинов я не мог, и вытащить меня оттуда было делом нелёгким, потому что их посещение было равносильно для меня посещению музея. В этих магазинах всё продавалось абсолютно свободно, и почти всё, что там продавалось, мне, конечно же, хотелось иметь. Но моей особой мечтой была малокалиберная винтовка, тем более что обладание ей было весьма престижно среди мальчиков-подростков.

В Туле жe усиление моего интереса именно к револьверам и пистолетам произошло и ещё по двум причинам. Во-первых, я познакомился в школе с мальчиком, отец которого работал на ТОЗе и имел немало специальной литературы (то ли каких-то справочников, то ли каталогов), которая была обильно насыщена изображениями револьверов и пистолетов. Я часто бывал у этого мальчика — Бори Евмененко — просматривал книги его отца и тщательно срисовывал из них изображения оружия, всё больше и больше постигая красоту его форм. А во-вторых, мне довелось увидеть, — причём не где-то мельком, на расстоянии, а у себя дома, — два, что называется, классических образца личного оружия, являющихся воистину шедевром оружейной техники. Это был наган моего дяди — Владимира Петровича Кононенко, служившего в РККА и останавливавшегося у нас проездом на несколько дней, а также браунинг ещё одного моего дяди — Николая Петровича Кононенко, также иногда гостившего у нас.

Форт Толукко - небольшое укрепление на восточном побережье Тернате (Индонезия), которое в разное время занимали португальцы, султанат Тернате, голландцы, англичане и испанцы. Построенный в 1522 году, он имеет фаллическую форму, которая, скорее всего, обусловлена особенностями рельефа местности.