Автор: Мох Зеленый

Реконкиста - событие не то чтобы у нас сильно известное. Ну то есть знают обычно про неё то, что она была, а после образовалась единая и крутая Испания, вскоре ставшая гегемоном. Но детали этого чудного процесса, особенно, естественно, ранней его части освещены у нас мало. По крайней мере в историческом и околоисторическом интернете. Поэтому для своего и вашего самообразования и просвещения решил эту тему поизучать. Начнём, как водится, с начала.

Место - Пиренейский полуостров. Вопреки стереотипам, Испания - страна процентов на 90 горная, плодородные долины в большинстве своём находятся вдоль рек. К 8 веку полуостровом правили вестготы, более того, часть их владений - остатки былого величия, находились на юге современной Франции в районе Каркассона и Нарбоны. На севере полуострова жили полунезависимые горцы - кантабры, астуры и баски, в то время называемые васконами. Все они доставляли много проблем ещё римлянам. Гораздо более аморфные вестготы, естественно, от них получали тоже и правили в этих местах поскольку-постольку.

К началу восьмого века королевство вестготов находилось не то чтобы в состоянии перманентного хаоса, но в состоянии перманентной тряски уж точно. Не помогает понятности ситуации и то, что источников по ним у нас крайне мало. Примерно в 708-709 годах умер король Витица. После его смерти знать разделилась - род короля любили далеко не все, и сына его на троне хотели видеть тоже не все. Потому оппозиция выбрала своим королём Родриго/Родериха (в тексте будет Родерих, потому что звучит более по-готски имхо), правителя Бетики(юг страны, столица - Севилья). Сыновья свежепреставившегося Витицы вместе со сторонниками обосновались в Тарраконе (чуть южнее Барселоны). Дальше информации у нас совсем мало, но, судя по всему, Родерих с братьями-конкурентами договорился, по крайней мере в 711 воевал он с басками на северо-западе королевства.

У противоположной стороны всё было намного веселее. К 709 году арабы закончили покорение Северной Африки. Теперь она стала называться Ифрикией и во главе её стоял наместник Муса ибн Нусайр. Помимо приведения к порядку остатков Византийского сопротивления он весьма успешно приводил в лоно истинной веры берберов - местных воинственных жителей. Они и стали основной боевой силой дальнейших завоеваний.

Единственным оплотом сопротивления оставалась Сеута. Это и сейчас важный испанский порт прямо напротив Гибралтара. Город держался, но подмоги от Византии так и не было, поскольку Византия находилась в так называемом периоде анархии и переживала очередной переворот.

Дальше нам на помощь приходит прекрасная кулстори позднего сочинения. Глава города - которого вроде как звали Юлиан - очень любил свою дочь, Каву, и отпустил её к вестготам для получения образования. Там её заметил Родерих, соблазнил, но как честный мужчина вести себя не стал, что Юлиану не понравилось. Поэтому он сдал город с потрохами в обмен на месть. Даже кораблей арабам подогнал.

Муса, естественно, на такое щедрое предложение согласился. В 710 году с согласия халифа Валида 1 на полуостров отправился разведывательный отряд. Во главе его стоял Тарик ибн Зияд с четыремя сотнями бойцов, они высадились, пограбили в районе современного Гиблартара и вернулись обратно с богатой добычей.

Осознав всю (нулевую) мощь обороны полуострова, уже в следующем, 711 году, Муса приказал Тарику наступать. Переправившись, мусульманское войско, в основном состоявшее из берберов, собиралось у местной примечательной горы. Назвали её по имени командира - гора Тарика или, по-арабски, Джабаль аль-Тарик, именно это название со временем превратилось в известный нам Гибралтар. Город, лежащий там, - Картея, был захвачен.

Тарик начал наступление на Севилью, навстречу ему, спешно оставив басков, вышел король Родерих с войсками. Муса прислал подкрепление, и в июле 711 года на берегах реки Гваделете стороны столкнулись. Ход битвы подробно не описан, известно только одно: король Родерих её не пережил, большая часть его соратников тоже.

После поражения вестготская власть посыпалась, а армия самораспустилась. И вестготские аристократы, и галло-римские города покорялись без боя, а то и на взаимовыгодных условиях. Сыновья предыдущего короля, например, за сдачу без сопротивления получили свои наследственные владение. Их потомки занимали непыльные посты ещё лет сто-двести.

Победив последние боеспособные силы готов, Тарик не стал размениваться по мелочам, и, захватив Кордову, сразу нацелился на столицу - Толедо. Узнав об этом, градоначальник бежал в Рим, многие горожане последовали его примеру. Город сдался без малейшего сопротивления.

Это был большой успех. Правда, по мнению непосредственного начальства, Тарик несколько... превысил свои полномочия ради славы и личного обогащения. Поэтому в июне следующего 712 года Муса приехал на полуостров сам с ещё большими силами. Начал он с подчищения за своим подчинённым не до конца покорённой приморской провинции Бетики. Города пали один за другим. Несколько месяцев сопротивлялась Севилья - вотчина покойного Родериха. Даже после захвата город поднял восстание, но оно тут же было подавлено сыном Мусы. Следующей на очереди стала более северная провинция Лузитания. Её столица - Мерида - продержалась ещё полгода, вплоть до середины лета 713 года. После этого Муса наконец-то повернул к Толедо, с Тариком он встретился неподалёку от Мадрида (тогда ещё не основанного). За "непослушание и жадность" Муса отходил подчинённого кнутом, что, впрочем, не помешало им вдвоём проследовать в Толедо, на зимовку.

Весной 714 года начался новый виток кампании. Военачальники отписались халифу и разделились. Тарик пошёл на северо-запад в Астурию, взяв Леон и Асторгу. Муса же сначала отправился на северо-восток вдоль русла реки Эрбо к Сарагосе, в ней он получил знание наказуемости инициативы вместе с приказом от халифа возвращаться в Дамаск для отчёта. Его он решил проигнорировать и пошёл на северо-запад, к городу Луго в Галисии, где он получил повторное настойчивое приглашение вернуться. Пришлось послушаться и, вместе с Тариком, частью армии и пленными вестготскими аристократами Муса отправился в Дамаск, навсегда покинув Испанию и наше повествование. Вместо себя он оставил своего сына Абд аль-Азиза.

Тот не стал терять времени даром и закончил начатое отцом. Баскская Памплона, всеми известная Барселона, приморский Лиссабон, Малага, Гранада, что сыграет в истории мусульманской Испании или, как её называли сами арабы Андалусии, столь большую роль - все они пали перед его войсками.

Ещё в апреле 713 года Абд заключил крайне любопытный акт, до нас дошедший - договор со знатным вестготским вельможей Теодомиром, правившим городом Мурсией. Тот согласился на выплату дани, но сохранил свою власть над городом и окрестностями. Получилась этакая автономная христианская область под сюзеренитетом арабских владык. Считалось, что Абд вообще питал к христианам некоторую слабость, в частности, он женился на вдове Родериха и даже поддался её уговорам носить корону и требовать к себе соответствующих почестей. Лучше бы он внимательней следил за нюансами высокой политики.

Когда его отец, Муса, с Тариком прибыли ко двору халифа в 715 году, то обнаружили, что тот уже скончался. Если учесть, что он очень скептически относился к идее завоёвывать Испанию, и вообще планировал приказать её оставить, то эту новость они, возможно, узнали с облегчением. Однако новый правитель Сулейман, хотя отдавать территорию обратно не планировал, имел некоторое хамство конкретно к Мусе, ну и всей его семье заодно. Поэтому незадачливого завоевателя лишили всех богатств, должностей и почестей. А когда пошли слухи, что Абд планирует стать независимым правителем только что покорённой земли, халиф не мешкал.

Абд был убит в 716 году в Севилье на пороге только что переделанной из церкви мечети. Его голову отправили к Сулейману, который устроил в честь её показа специальное мероприятие, не забыв пригласить туда ещё живого, но уже разорённого Мусу. Добрейшей души был правитель.

На этом, в принципе, период активного завоевания Испании был закончен, теперь надо было переварить захваченное. Но осталось пара "но".

Один из моментов известен, наверное, всем, увлекающемся историей/хоть что-нибудь помнящих из школьной программы, второй известен мало, но для нашей основной темы - Реконкисты - очень важен.

Начнём с более известного: в 720 году арабы захватили Нарбонну - столицу вестготской провинции Септимания, ну и римская Нарбоннская Галия тоже отсюда. Уже в следующем году была атакована Тулуза, впрочем, герцог Эд Аквитанский, правитель тех краёв, отбил набег. Судя по всему, он в целом сосредоточился на борьбу с арабской угрозой, сделав правильные выводы из судьбы Вестготского королевства. К тому же переходы через Пиренеи были весьма рискованным предприятием, Роланд не даст соврать. Баски не мало попортили крови всем идущим по горным тропкам, и арабы не исключение.

Но в 732 году очередной (после убийства Абда там началась та ещё хаотичная чехарда в области управления) эмир собрал большое войско и спокойно прошёл как раз через страну басков и то самое Росенвальское ущелье. Он разбил Эда, взял Бордо и отправился дальше, вглубь Франкского королевства. Эд, впрочем, выжил и смог сбежать к своему конкуренту Карлу Мартеллу. Тот собрал войска и встретил эмира у Пуатье. Битва эта весьма знаковая и заслуживает отдельной статьи. Для нас важно то, что, во-первых, это была самая северная точка продвижения арабов в Европу, во-вторых, правители франков обратили своё внимание на проблему. Будут ещё и набеги, и разорения городов, но в 750-х сын Карла, Пипин Короткий, завоюет Нарбонну и выйдет к границам полуострова. Франки укрепят свою границу и будут готовы наступать.

Второе событие намного менее известно и носит скорее легендарный характер.

Традиционная версия такова - в какой-то момент из покорённых земель на север, в горы Астурии, сбежал человек. Звали его Пелайо. В поздних хрониках его называли то племянником Родериха, то телохранителем, кем только не. Скорее всего он был представителем местной знати. Местные жители - астуры и кантабры - выбрали его своим королём. Полноценным королевством эту территорию, конечно, назвать сложно, уж очень она была мала, тем более, что основные города этой области всё равно были захвачены. По преданию, то ли в 718, то ли в 722 для покорения молодого королевства был направлен карательный отряд. В нём ещё состоял один из сыновей Витицы, ставший священником, но всё равно склонившийся перед арабами. По легенде, между ним и Пелайо произошёл диалог, сводящийся к "Сдайте нам ваше оружие! - Придите и возьмите!". Взять не смогли, и у речушки Ковадонга христиане одержали победу. Первую на полуострове. Реконкиста началась.

Правда в исламских и даже христианских хрониках того периода об этой битве нет ни слова. Да и в целом образ Пелайо был развит позже, для придания астурийским королям величия и легитимности. Но даже если битва в самом деле была, мусульманам было важнее наладить систему власти покорённых земель, а не заниматься горцами где-то в северных долинах. Так или иначе, начало долгому процессу было положено, и уже третий король Астурии весьма расширит её территорию и укрепит позиции христиан на полуострове.

По сути, успех арабов заключался в слабости Вестготов. Им удалось убить короля и его ближайшее окружение в первой же крупной битве, а после, с лёту, без боя взять столицу, что лишало готов хоть какого-то шанса отбиться. Но этот шанс был, потому что средневековая система управления плохо справлялась с большими расстояниями и гигантским населением. Халифат разросся и сам уже управлялся с трудом. Не так уж не прав был старый халиф, что не дождался приезда Мусы. Испания была далеко, контролировать её трудно, и большая часть населения привыкла к жизни независимого государства, что Андалусия продемонстрирует в первом же глобальном кризисе арабского мира. К тому же за Пиренеями уже поднимал голову сильный противник. Молодая династия каролингов только-только приходила к власти, и, в скором времени, уже франки начнут решительно наступать и совершать набеги на подконтрольные арабам земли. Новые государства вступят в игру, а бурления восьмого века сыграют христианам лишь на руку. Впрочем, Реконкиста только началась, и идти ей придётся ещё больше семи столетий.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Автор: Лев Брагуца

Ранним утром добропорядочный и благочестивый француз заходит в главную святыню — Собор Парижской Богоматери и ужасается. Вместо умиротворяющего кюре с амвона его встречают: разукрашенный изнутри собор, снятые кресты, подобие горы по центру с греческим алтарем на вершине, а завершает композицию статуя Свободы с факелом, заместо Марии. На вершине всего этого непотребства — несколько пышногрудых актрис, изображающих свободу, про которых позже будут отзываться, как об “очаровательных грешницах, поющих лучше чем ангелы”. И это даже не события олимпиады или еще какого постмодернистского перформанса, а всего лишь 10 ноября (зачёркнуто) 20 брюмера 1793 года. Но вернемся за несколько лет до….

Не успели стены Бастилии пропустить сквозь себя вершителей революции, как перед новым правительством, пока что в лице Учредительного собрания, встал вопрос. А что, собственно, делать с церковью и прочими предрассудками? Само французское общество не в один миг перестало посещать мессы и, радостно гогоча, побежало топтать святыни. Определенные зерна были посеяны еще в середине века “Энциклопедистами”, которые составили свой просветительский талмуд и призвали к разуму своего читателя.

Но и почва, куда попадало это знание, оказалась на редкость благодатной. Куда меньше людей соблюдало пост, выписывало себе церковные журналы и посылало в монастыри дочерей. Последние, видимо, совсем уж потеряли веру в кару небесную, а потому количество внебрачных и брошенных детей тоже неуклонно росло. И что самое ужасное, по некоторым свидетельствам, увеличилось применение контрацепции. Уже тут порядочный француз должен был бы ужаснуться и, испуская дух, покаяться, но пожеланий о посмертных мессах тоже становилось все меньше. При этом общество не хотело совсем уж бросаться в объятия атеизма. Буржуазия, аристократия, да и часть духовенства открыто посмеивались над церковью, как над институтом, но вот взять и сломать, что работало тысячелетия. Нет, до такого безумства дойдет только Конвент.

А пока у нас ванильный 1790 и Учредительным собранием, в лице Церковного комитета, разрабатывается гражданское устройство духовенство, идеи которого звучали в общем-то неплохо: независимость от Ватикана, пересмотр церковных округов, ну и всего-то введение выборности священства прихожанами. И если первые два воспринимались более-менее, то от последнего сгорело у многих. Потому что внезапно оказалось, что католического священника, который будет вещать, как ни странно, католикам, могут выбирать вообще кто угодно. Да, даже иудеи. Выход из этого щекотливого положения был простой, выборы проводили сразу после мессы. Хочешь постебать своего католического бро? Придется убить несколько часов. Робеспьер вообще предлагал выдвигать на церковные должности простых прихожан, но до этого уже дело не дошло. И наконец, в ноябре того же года, была разработана и утверждена обязательная присяга, то есть священники, принявшие ее становятся конституционными, а не принявшие, ну, будут переизбраны уважаемыми выборщиками. Подобная мера вызывает некоторое недовольство, но члены собрания не хотят замечать радикальность подобных действий. В дальнейшем, значительная часть священства припомнит это, выступив на стороне противников республики, что, в свою очередь, будет приводить к все большему давлению на церковь.

Учредительное собрание в это время пытается усидеть на двух стульях. С одной стороны, оно провозглашает себя философским, то есть выступает за разум, свободы и прочие просвещенные слова, но при этом очень не хочет отказываться от католичества. И когда возникает предложение, объявить католицизм национальной религией, ему отказывают в том числе и потому, что как вообще можно усомниться в благочестивости этих господ?

И даже пришедший к власти после ликвидации Учредительного, а затем Законодательного собрания, Конвент не спешит поднимать кюре на пики. Пока он еще помнит, что большинство избирателей открывают свои сессии мессой. В июне 1793 наконец гарантируется свобода исповедания каждому французу; народ ликует, свобода торжествует, все счастливо пьют белое вино. Но в начале мы, кажется, говорили про осмеяние собора. К этому нас подводят события, уместившиеся в достаточно короткий промежуток времени.

Дело в том, что за какие-то пару месяцев произошел качественный поворот и спустились новые методички. Примерно с апреля по декабрь случился некоторый европейский контрнаступ, и священство, к слову, то самое конституционное частично начинает вступать в заговор с федералистами, недовольное присягой и своим новым положением. Такой удар был немыслим, но в начале борьба все равно была направлена не на веру как таковую, а на священника, как человека. Дайте нам хорошего кюре и Франция будет стронг. И что же делать человеку, взгляд которого целомудренно опускается перед всем, что не является республикой? Сломать этот камень преткновения, разрушить культ и устроить царство разума на земле. Причем желательно за несколько дней и за это же время заместить чем-то столь же мощным.

Но перед основной частью, нужен небольшой прогрев. Начался он с разрешения браков для божьих слуг. Более двух тысяч священников пользуются этой возможностью, а Конвент поощряет. Так если кюре прогонят с прихода, после союза с прекрасной барышней прихожане, он сохранит жалованье. Обеспечение же их ляжет на ту самую коммуну, жители которой его изгнали. Вскоре обращаются к практике знакомой и родной нам, а именно переливают колокола на пушки, ну и не отходя далеко разрушают то тут, то там парочку святынь.

Что примечательно, инициатива всех этих непотребств исходила из провинции, и особенно интересна в этом контексте деятельность Фуше в Невере. Он, как бывший член духовного ордена, точно знал, как продвигать культ Разума, чтобы все остались довольными. Он приезжает в Невер, причем вместе со своей женой и новорожденным сыном, которого сам крестит перед алтарем и увещевает всех священников заводить детей ну или хотя бы взять кого-то на попечительство под страхом лишения содержания. С кладбищ выкидываются все кресты, запрещается отпевание и над аккуратными курганчиками теперь возвышается только статуя с надписью «Смерть есть вечный сон». А для закрепления, устраивает языческие празднества и возводит алтарь Весте и “храм любви” неподалеку, что очень нравится местным и они все больше заключают браки. А вот что, как оказалось, людям не очень нравится — так это показательные казни в Лионе. Дорогому товарищу показалось, что местные тюрьмы несколько переполнены, а потому он отдает распоряжение выбрать случайным образом шестьдесят мятежников и, связав их вместе, пальнуть разок другой картечью из пушек. Выстрелов понадобилось несколько. Позднее за эту выходку на него очень обидится Робеспьер и Фуше выгонят из Якобинцев, как из гестапо за антисемитизм. Но каким-то чудом он избежит казни, будет служить при Наполеоне и умрет в эмиграции, оставив сыновьям крупное состояние.

И пока Фуше развлекается в Лионе, вернемся в Париж, где тоже времени зря не теряют и возводят на месте Бастилии памятник матери природе, из груди которой льется вода, и начинают своеобразно причащаться, используя чаши для евхаристии.

Но несмотря на все это, введение нового календаря, замены церковных праздников и разработка жития республиканцев на манер святых, оба комитета не спешили открещиваться от веры. Пока что дехристианизация проходила только на словах, исключая отдельные эксцессы. Дело в том, что саму по себе веру неприемлемо только часть как собрания, так и жителей. Кроме атеистического, существовал и популярный деистический взгляд, то есть вера в бога как такового, но без мистических предрассудков. Позже, после падения культа Разума, Робеспьер объявит себя верховным жрецом культа, уже верховного существа, добив грань абсурда.

Но в данный момент общество, хоть и с неохотой некоторой его части, но неуклонно двигалось по пути дехристианизации. В Конвент продолжает приходить священство и показательно снимать с себя сан и зачастую присоединяться к последователям культа. Что забавно, ведь оказалось, что для пропаганды культа в провинции нужны образованные и близкие к народу люди, для чего идеально подходит бывшее духовенство.

А тем временем 17 брюмера, то есть ровно за три дня до описываемых в начале событий, Конвент решает, что пути назад нет и мост должен пылать, а потому утверждает праздник Разума в Соборе Богоматери. И с этого времени, с чудного момента, когда актриса в образе свободы отвешивает (братские, конечно) поцелуи председателю и секретарям, мы можем говорить об официальном начале культа.

Секции, то есть разные районы, Парижа начинают наперегонки избавляться от всех элементов вчерашней религии. Книги и иконы летят на костер, храмы и соборы закрываются, церкви Разума и памятники новым апостолам, вроде Марата — открываются. Но в отличие от провинции, а о ней мы поговорим ниже, столица была напрочь лишена серьезности. Первыми, кто вступил на путь беспощадной религиозной борьбы стали детишки. Оказалось, что забегать и ломать алтари, сжигать книги и всячески веселиться в бывших святых местах гораздо интереснее, чем подмастерить у какого-нибудь сапожника. И взрослые уходят не особо далеко, они думают не столько о создании новой религии, сколько об осмеянии старой.

Жители проводят костюмированные шествия, пародируют крестные ходы, соревнуются в остроумных шутках на темы писания и наряжают в одежды кюре: свиней, петухов, кошек, собак и ослов. Особенно ослов. И если (братские) поцелуи в соборе, как и само действо не отличалось клерикальной серьезностью, то праздники в других церквях Парижа плавно перетекали в попойки, балы, а кое-где выходили за пределы (братских) поцелуев. Марат-Шалье-Ле-Пелетье заменили Святую Троицу. Но это был не религиозный, а гражданский мотив. Народ ходил поклоняться в его лице не предвестнику культа или мастеру пера, а гражданину и патриоту, который пострадал за республику. И это в то время, когда Франция вела войну и начинала формировать свое национальное сознание, поэтому культ становится не только противопоставлением себя католическому миру или развитием идей просвещения, но политическим актом со своими, национальными героями. Особенно хорошо это заметно в гражданском евангелии Фабра, где на вопрос “Что такое крещение?”, следовал ответ “Возрождение французского народа”.

В провинции же дела обстояли несколько иначе. Культ там, как и в столице, носил гражданский, а не религиозный характер, но люди относились к нему с большей серьезностью и меньшей театральностью. Никто не ждет приказа сверху и пока разворачивались события в столице, в Нанси, например, отменяют иудеев, протестантов и католиков. После этого выпивают за здравие республики из чаши бывшего епископа, грандиозно низлагают духовенство и идут обмывать это дело в клуб за здравие философии и разума. Причем не всегда это достигалось насильственными методами, так дехристианизация жителей Нижней Шаранты проходила, по донесениям, без потрясений, под задушевные разговоры, с радостным снятием сана и “братским лобзанием служителей обоих культов”. Все в провинции воспринималось с простой серьезностью. Всенародное отречение в Страсбурге — никаких непотребств и поцелуи действительно братские. Правда отречение было не во славу философии, разума и просвещения, а просто как акт единения и противопоставления, ведь город находился у самой границы и священство воспринималось соответствующе. Эти мерзкие конституционалисты переходят на сторону наших врагов? Что же, они не оставили нам выбора.

При этом, разные города за пределами столицы, конечно, отличались. Некоторые, как например Безансон, пошли по прямой замене одного культа другим, выбрали 12 апостолов Разума и действительно пошли проповедовать. А в Бордо, напротив, вернулись к театральщине и местный кружок самодеятельности, получив всю церковную утварь, занялся сочинением смешных представлений. А дальше все как в Париже: 100 юных дев, богиня Свободы и братские поцелуи.

Единым оставалось одно — неприязнь и рвение против религии были продиктованы не идеями просвещения, хотя они и легли в основу, а проблемой конституционального священства. Оказалось, что если заставить человека делать, что ему не нравится, то с высокой вероятностью он пойдет к вашим врагам и уже ничего не остается, как объявить их всех врагами республики и начать борьбу. Все действия Конвента были следствием абсолютно непродуманной религиозной политикой Учредительного собрания, которая и привела к той гражданской войне и ситуации, когда благочестивый француз пошел громить алтари, ему может и не очень хотелось, но отечество оказалось важнее.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen)

Читайте также:

• Первый триумвират. Часть 1. Разрушенные планы

• Первый триумвират. Часть 2. Возвращение героя

• Первый триумвират. Часть 3. РКМП - Республика, которую мы потеряли

• Первый триумвират. Часть 4. Консульство Юлия и Цезаря

• Первый триумвират. Часть 5. Бешеный пес

• Первый триумвират. Часть 6. Герой Галлии

• Первый триумвират. Часть 7. Триумвират возвращается

  Хотя Цезарь в своих отчетах и писал, что Галлия была замирена, на самом деле это было не совсем так. До местных племен только начало доходить, что события предыдущих лет это не карательная операция, а завоевание. И Цезарь отлично понимал, что рано или поздно кто-то обязательно поднимет мятеж. Первые столкновения с галлами из-за трений начались еще зимой с 57-56 г.г. до н.э., причем сразу в разных частях Галлии, независимо друг от друга. К возвращению Цезаря из Лукки большая часть восстаний будет подавлена, а оставшиеся очаги сопротивления племени венетов на севере раздавит свежепостроенный римский “флот канала”.

В 55 году Цезарь запланировал операцию в Британии. Хотел ли он присоединить остров к Риму, или обе высадки были этакой рекогносцировкой с целью определить перспективы и обеспечить влияние - неизвестно. Однако отсутствие достойных трофеев на острове должно было стать холодным душем для амбиций Цезаря - в Галлии разграбление местных святилищ принесло ему и Риму огромные богатства, Британия же была сильно беднее и не могла покрыть затраты на собственное завоевание.

Однако была и еще одна причина по которой Цезарь вынужден был отказаться от любых планов на Британию - в Галлии становилось все неспокойнее. После возвращения с острова Цезарь размазал все легионы по территории Галлии, чтобы обеспечить быструю реакцию на восстания. Однако это стало ошибкой. Видя малочисленность римлян, первыми против них рискнули восстать эбуроны и перебили целый легион. Новость об этом как пожар распространилась по всему северу Галлии, а потом он вспыхнул.

Легионы оказались отрезаны друг от друга и от Республики. Цезарь вынужден был оперировать всего двумя неполными легионами против превосходящих сил противника, так как остальные оказались блокированы. Однако грамотное маневрирование силами и дисциплина легионеров позволили деблокировать все свои силы и объединить их. После чего начались боевые действия против восставших. В связи с чрезвычайной ситуацией, Цезарю пришлось набрать еще два легиона в провинциях и запросить один дополнительный у Помпея, доведя общее число легионов в Галлии до 10. Весь 54 и 53 года пришлось потратить на зачистку земель белгов, сенонов и карнутов. Причем довольно радикальную - методы римлян никогда особенно человеколюбивыми не были, а потому Цезарь в “Записках” без рефлексии напишет об “опустошении” земель восставших.

На конец 53 года до н.э. ситуация в Галлии, на первый взгляд, стабилизировалась, однако Цезарь в отчете в сенат был гораздо сдержаннее в оценках, нежели пару лет назад. На очередном ежегодном собрании галльских вождей он устроил показательную казнь одного из предавших лидеров племен и объяснил свои жесткие действия на севере. Для римлян показательно жёсткая расправа над теми, кто нарушил недавно заключенный договор, была стандартной реакцией. Обычно после такой показательной порки колеблющиеся предпочитали сидеть на попе ровно и лишний раз не злить римлян. Обычно…

Но ситуация была необычной. То, как римляне тихой сапой под видом помощи своим союзникам по факту завоевали всю Галлию, сильно беспокоило очень многих, причем даже их союзников! Восстание 54 года показало, что в случае внезапности и численного превосходства римлян могут бить и отдельные племенные объединения, а если уж вся Галлия объединится – то у италийцев не будет и шанса. Уверенности в возможности успеха придавали слухи о катастрофическом разгроме римлян на востоке и беспорядках в самом Вечном городе. Всю зиму с 53 на 52 год до н.э. галльские племена будут заключать тайные союзы и очень быстро во главе всего движения встанет лидер арвернов Верцингеториг. Его отец несколько лет назад пытался стать лидером всех галльских племен, его сын сумел реализовать эти амбиции.

Ничего не подозревающий Цезарь на зиму уехал в Равенну, решать вопросы провинциального управления. Легионы были сосредоточены в основном на севере, обеспечивая контроль только что переподчиненных земель. То есть между Цезарем и его войсками были сотни километров, и если они все станут враждебными, то легионы окажутся без единого командования, буквально обезглавленными. А значит возникал шанс разбить римлян по частям.

Восстание началось в январе с резни римлян в городе Кенаб, и в начале легаты Цезаря, командовавшие легионами, не осознали масштаб проблемы. Отдельные бунты в племенах, видимо, считались возможными, но меньше чем за месяц восстание распространилось почти на всю Галлию. Те племена, что не присодинялись к Верцингеториксу, тут же подвергались нападениям соседей. Связь Цезаря с легионами была нарушена, и он не имел достоверной информации об их состоянии.

Чтобы еще более осложнить задачу для Цезаря, галлами было запланировано нападение на Нарбоннскую Галлию, чтобы отвлечь проконсула на защиту провинции. Столкнись с такой угрозой многие другие полководцы - и план галлов бы сработал, но Цезарь всегда действовал куда рискованнее, нежели другие. Нарбоннская Галлия за предыдущие годы была неплохо укреплена - там в постоянной готовности были подразделения местных ополченцев, которым Цезарь лишь помог отбить первый натиск, после чего оставил легата защищать территорию. Сам же полководец, вкинув галлам дезинформацию, с небольшим отрядом конницы кинулся к двум ближайшим легионам, а уже с их стоянки отправил приказы о сосредоточении сил, а также нанял германскую конницу из-за Рейна.

Галлы, похоже, не ожидали такой прыти от римлянина, уверенные, что тот надолго застрянет на юге. Хотя они могли поднять гораздо большую, чем у Цезаря армию, управление ею, и особенно логистика, оставляли желать лучшего. В условиях зимнего периода именно логистика могла выиграть войну, и римляне тут имели неоспоримое преимущество. Не сумев предотвратить консолидацию их сил, Верцингеторикс, тем не менее, сумел отколоть от союза с ними эдуев. Это не давало ему решительного преимущества, но сильно затрудняло снабжение римлян припасами, а использование тактики выжженной земли позволило еще сильнее ограничить Цезаря. Фактически, успех кампании зависел от того, сможет ли римский полководец взять города с большими запасами еды или нет. Голод, а не грубая сила, должны были стать самым сильным оружием галлов в этой битве. Для римлян галлы были кем-то типа орков, и от них могли ожидать чего угодно, но не такой продуманной стратегии. Верцингеторикс же оказался хитрым и умным варбоссом, отлично осозновавшим сильные и слабые стороны армии противника и своей.

Однако галл не учел одно качество, о котором многие забывают - римское осадное мастерство. В кампании против белгов одного только вида осадных башен римлян иногда было достаточно, чтобы сдавались целые города. В этот раз галлы сражались куда более отчаянно, надеясь на помощь войск Верцингеторикса, однако это не спасало: когда римляне подводили свои насыпи к стенам и по ним начинали двигаться осадные башни, судьба города обычно была предрешена. Кенаб и Новиодун, взятые в первые два месяца этой кампании, дали армии Цезаря достаточно припасов для ведения войны. А неудача при Герговии не стала для Цезаря катастрофой, так как уже отступая, он одержал серьезную победу над галльской конницей.

Цезарь хотел как можно быстрее закончить кампанию, так как гоняться друг за другом галлы и римляне могли очень долго и без всякого смысла. Поэтому его целью было разгромить Верцингеторикса с его основной армией, лишив тем самым восстание своего центра. Вождь галлов понимал чего добивается Цезарь и, когда возможности к маневрированию армией были исчерпаны, решил сделать рискованную ставку: дать осадить себя в городе Алезия, отправив перед этим отряды поднимать войска племен, чтобы ударить Цезарю в спину. Оба военачальника отлично понимали, что идут ва-банк. Если Цезарь даст себя поймать между молотом и наковальней двух армий галлов, то по числу потерь это будет второй Араузион или Канны, а Рим получит на северной границе огромную орду варваров, жаждущих мести. Однако галлы опять недооценили военное искусство римлян.

Цезарь, понимая, что сбор армии у противника займет не меньше месяца, мог позволить себе разделить силы: часть солдат строили и охраняли осадный вал длинной в 16 км; другая - циркумволационный вал, защищающий от деблокады, рвы с кольями, укрепленные лагеря и крепости между двумя валами; третья - занялась фуражировкой в расчете на не более 30 дней, сверх имеющихся запасов.

Цезарь верно оценивал перспективы сражения - галлы не смогут долго удерживать большую армию в поле, с учетом того, что римские фуражиры обчистили местность, а их логистика была крайне слабой. Запертая в городе армия Верцингеторикса также не имела с собой большого количества припасов. Так что достаточно было просто продержаться неделю после прибытия второй армии галлов и война скорее всего будет выиграна.

Столь масштабные строительные работы вызывают подчас и у современников недоверие, однако еще в 19 веке по приказу Наполеона III археологи нашли место проведения битвы и с удивлением обнаружили, что описанные Цезарем в “Записках” осадные сооружения действительно имели место. Битва при Алезии стала не только пиком Галльской войны, но и одним из эталонных примеров того, почему именно римский солдат завоевал Средиземноморье. Римлянам не нужен был стройбат - ведь их легионы сами были стройбатом.

Цезарь в “Записках” насчитал в рядах деблокирующей армии 300 тысяч воинов, что современными историками ставится под сомнение и они урезают осетра в 2-3 раза. Однако даже с учетом этого, по самым оптимистичным подсчетам галлы превосходили в численности римлян в 2 раза, а по пессимистичным - в 5. Сражение, как и ожидал Цезарь, продлилось всего 3 дня. Это были очень насыщенные дни: галлы атаковали и с фронта, и с тыла.

На пике битвы они даже сумеют прорваться в пространство между валами, однако были отброшены совместными действиями Лабиена и Цезаря, приведших подкрепления с других оборонительных участков. На четвертый день, потеряв огромное число бойцов и не добившись ничего, галлы запросили капитуляцию. Общегалльское восстание провалилось. Верцингеторикс сдался Цезарю и был закован в кандалы для проведения в триумфе.

Цезарь, понимая, что устрашение сейчас будет неэффективно, проявил мягкость к проигравшим и устроил показательную порку лишь отдельным наиболее отличившимся в мятеже общинам и лидерам. Многие были прощены или отделались минимальными потерями. Даже эдуи, предавшие римлян после десятилетий союзнических отношений, получили прощение. Тем не менее, нового восстания не случится. Галлия была обескровлена. По римским же сведениями, общие потери галлов за 10 лет войны составили более миллиона человек, то есть погиб каждый пятый житель этой территории.

Галлия была, наконец, точно замирена и усмирена, на следующее десятилетие это будет тихий и спокойный регион, постепенно интегрируемый в Республику. Хотя римляне ещё будут добивать отдельных упертых до 50 года до н.э., всё же война завершилась именно Алезией. После новостей об этой битве сенат, несмотря на противодействие оптиматов, объявил неслыханные 20 дней молебствий за Цезаря. Если, отправляясь в Галлию, Цезарь был значим только тем, что он был союзником Красса и Помпея, то теперь его слава блистала ничуть не меньше, чем у завоевателя востока. Риск себя оправдал, и теперь Гай Юлий намеревался закрепить успех, получив второе консульство. Ровно через десять лет после первого - все, как и положено по закону Суллы. Но к этому моменту ситуация в Риме изменится настолько, что это будет попросту невозможно.

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen)

Победы Цезаря в Галлии, так впечатлившие сенат, по иронии стали для него проблемой. Стало очевидно, что вскоре галльский вопрос перейдет в плоскость организации провинции, и тот, кто встанет у его руля, получит очень много политических очков. Оптиматы, естественно, не хотели, чтобы этим человеком был Цезарь, а потому начали обсуждать лишение его проконсульских полномочий.

Читайте также:

• Первый триумвират. Часть 1. Разрушенные планы

• Первый триумвират. Часть 2. Возвращение героя

• Первый триумвират. Часть 3. РКМП - Республика, которую мы потеряли

• Первый триумвират. Часть 4. Консульство Юлия и Цезаря

• Первый триумвират. Часть 5. Бешеный пес

• Первый триумвират. Часть 6. Герой Галлии

Ещё в январе 56 года в комициях некий народный трибун ровно с теми же доводами выдвинул проект закона об отзыве Цезаря. После его неудачи лидером движения за лишение Цезаря провинции стал внук покорителя Нарбоннской Галлии Луций Домиций Агенобарб, связанный браком с фамилией Порциев Катонов. Он намеревался стать консулом 55 года до н.э. и провести закон об окончании полномочий Гая Юлия, так как война в Галлии была уже, очевидно, выиграна.

В таких условиях Цезарь был вынужден отложить любые военные кампании и сосредоточиться на защите своего командования в Галлии. Именно в это же время конфликт из-за Египта обострился настолько, что к Цезарю на север поехал Красс, жаловаться на Помпея. Через некоторое время туда же засобирался и Помпей, так как фракционная борьба в сенате уже привела к параличу управления Республикой.

То есть у всех троих вновь возникли проблемы, которые можно было разрешить, перезаключив союз. Вместе с триумвирами в Лукку, где расположился Цезарь, отправились и многие сенаторы, в надежде добиться у сильных мира сего чего-нибудь для себя. Решение, предложенное Цезарем, было простым: Помпей и Красс должны снова стать консулами, для чего требовалось по максимуму отложить выборы, чтобы из Галлии успели прибыть ветераны для голосования. Оба консула, как они и хотели, получат свою войну: один в Испании, другой сможет из Сирии либо пойти в Египет, либо на Парфию, где как раз шла война между двумя претендентами. В обмен они защитят проконсульство Цезаря и продлят его. Таким образом каждый триумвир получал себе фронт для заработка славы и армию как страховку на случай непредвиденных событий в Риме.

При этом в Лукке происходило не только переоформление триумвирата, но и очередная глобальная смена союзов. Клодий и Клавдии вновь стали тактическими союзниками триумвиров. Вернувшись в Рим, “бешеный пёс” развернет кампанию по срыву выборов через постоянное провоцирование драк и нападений. При этом на одной стороне с ним действовал Цицерон. Бедняга мог стать в 60 году до н.э. равноправным членом триумвирата (точнее уже квадровирата), а теперь он отрабатывал услуги для Цезаря и Помпея, вложивших немалый политический капитал в его возвращение. Цицерон защищал в сенате войну в Галлии, продвигал необходимость сохранения командования Цезаря в ней и, в целом, поддерживал выдвижение Красса и Помпея в консулы. При этом сама вынужденность этого союза раздражала Марка Туллия, но и нарушить обещания он не мог, тем более, что триумвиры помогли карьере младшего брата Цицерона Квинта.

Вернувшийся в Рим Катон уже ничего изменить не смог. Клодий сумел-таки постоянно срывать выборы до конца года, когда в Рим во главе большого отряда ветеранов прибыл Публий Красс. После чего исход выборов был предрешен. Один из трибунов, хотевший наложить вето на голосование, чтобы первым оказаться на Форуме, решил переночевать в курии сената, где и был заперт до конца следующего дня. Еще одного трибуна и Агенобарба просто силой не пустили на Форум. В этот раз триумвиры даже не пытались скрывать методов обеспечения нужного им голосования.

В своих выступлениях Красс и Помпей будут постоянно ссылаться на их прошлое совместное консульство, когда они преодолели поразивший “сулланскую республику” кризис. И теперь эти двое должны были снова привести государство в порядок. Законы, необходимые триумвирам, были приняты при минимальном сопротивлении сената. Позиции их были настолько сильны, что они позволили выиграть на следующих выборах оптиматам, которые вместо попыток конструктива будут бессильно пытаться мешать, ничего не добившись по итогу.

При распределении провинций Крассу досталась Сирия, и он с энтузиазмом начал готовиться к походу против Египта. Однако всю малину ему попортил Габиний. К нему с очень большой взяткой явился царь Египта Птолемей и попросил, всё же, помочь вернуть трон, раз в Риме никак не могут решить его проблему. В этот же момент пришло и письмо от Помпея, в котором тот просил Габиния поскорее решить египетский вопрос, чтобы обеспечить поставки зерна, так необходимые Гнею для поддержания собственной репутации. В результате Габиний молниеносно ввел войска в Египет и оккупировал его.

Красс в начале повозмущался такому повороту событий, но потом решил, что оно того не стоит, и Парфия сулит ещё большие выгоды. Не дожидаясь окончания консульства он отправится в Сирию, чтобы поскорее начать войну.

Помпей же получил милую его сердцу Испанию, которая 25 лет назад стала для него трамплином в небеса. Хотя там ещё было с кем повоевать, Гней не собирался отправляться туда сам, решив переложить бремя управления провинциями на своих легатов, что было интересным новшеством. Официально причиной такого поведения была необходимость надзора за хлебными поставками, так как кризис снабжения всё ещё не был решен. Неофициально же, Помпей оставался в Риме как главный защитник интересов триумвиров, потому что ни Красс, ни Цезарь из своих провинций не могли оперативно и эффективно решать проблемы, которые, несомненно, возникнут из-за оптиматов.

Не имея права, как проконсул, находиться в Риме, он выедет на одну из своих вилл, откуда будет осуществлять надзор за всем происходящим. На какое-то время Помпей начнет жить идеальной жизнью, той, о которой всегда мечтал и к которой стремился: он самый влиятельный человек в Риме, его любит народ, к нему обращаются за решением проблем, от него зависят два других коллеги по триумвирату, а дома у него любимая и любящая его жена Юлия. Если ему наскучит политика, то он возьмет её, их будущего ребенка и махнет в Испанию. Вся его экстраординарная жизнь была нужна именно для этих моментов. Он был счастлив, наверное, так, как никогда раньше. Однако идиллия продлится всего полгода, после чего, жизнь Помпея и Республика окажутся в шторме, выходом из которого будет только новая гражданская война…

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Автор: Павел Леонов

Когда говорят про Холодную войну на море, очень любят миллиметры, узлы, всяческие заклепки. Но каждый раз надо помнить, что история - это про людей, и только потом про людей с техникой.

Например, советские авианосцы остались в проектах в 30-40-50е годы не только потому что было политическое решение. В тот период военная печать флота все же старалась тонко намекнуть что основой будущего флота современной страны должны стать авианесущие корабли. Даже в журнале «Военная мысль» в 1946 году появилась статья со следующим выводом: «Условия современной войны на море требуют участия в боевых действиях мощных авианосных сил. Они необходимы для нанесения мощных ударов против военно-морских сил противника, а также для борьбы с его авиацией. Как на море, так и вблизи баз эти задачи могут быть выполнены только авианосной авиацией». Эти выводы на ближайшие двадцать лет станут противоречить основной политической мысли Советского Союза, что авианосцы это дорого и почти бесполезно. В 1954 году «Кузнецов внес в ЦК партии записку с конкретными предложениями о дальнейшем строительстве Военно-Морского Флота. Затребованная сумма составляла 110-130 миллиардов рублей на 10 лет. По тем временам она представлялась колоссальной…» пишет в своих воспоминаниях пенсионер союзного значения Н.С. Хрущев. Согласно статистической таблице ЦСУ СССР, издания 1956 года, расходы на оборону должны были составить 107,4 миллиарда рублей. В 1954 – 98,8, в 1952-53 – около 108 миллиардов. То есть флот СССР просил на десятилетнюю программу развития весь бюджет СССР. Это практически точная копия поведения ВВС США, которые на свою одну программу стратегического бомбардировщика B-36 просили весь оборонный бюджет США. Как видим, поведение военных одинаково - как и физика в разных полушариях.

Авианосцы судостроительная промышленность тех лет не могла освоить, и было бы неплохо прикупить их при оказии, но США нам бы их не продали.

Вам это покажется странным, но такие же проблемы с флотом и кораблестроением испытывала и Великобритания, хотя уж вроде бы был в наличии Имперский флот Его Величества. Первая британская атомная подводная лодка, мало того что страдала в проекте и строительстве, представляла собой американские технологии, просто собранные у британцев на верфях. Вот табличка на HMS Dreadnought (первая атомная)у входа в реакторный отсек. Это отсылка к Checkpoint Charlie — пограничный контрольно-пропускной пункт в Берлине. Он использовался для перехода из Западного в Восточный Берлин. Там еще стояли напротив танки СССР и США, эдакое живое воплощение в металле противостояния держав.

В общем, про это и многое другое будет написано в книге нашего автора с Котов (Cat_Cat) Павла Леонова "Вражеские уроки: порванный флаг". Сейчас проводится краудфандингская компания по сбору средств — осталось совсем не много до завершения. Там много лотов, которые можно выбрать, но самым главным и дорогим будет модель 665 проекта, в гипотетическом камуфляже. В таком виде лодка должна была пройти через разрушенный ядерными взрывами Стамбул/Босфор, выйти в Средиземное море, и охотиться там на корабельные группировки и соединения НАТО. Четыре ракеты П-5 позволили бы развлечь конвой или авианосную группировку, или береговые цели до смерти.

Естественно, речь о чисто гипотетическом конфликте, когда СССР уже разбомблен и подвергнут ракетным ударам, и мы наносим ответный удар.