Он проводит пальцем по сфере, за которой вампир, и на мгновение по ней пробегает алый свет, оставляя после себя дымящиеся руны.
Где-то сверху раздается грохот – будто рухнула каменная кладка. Хаос начался.
Гилен поворачивается к лестнице, ведущей в верхние уровни Башни, оценивая маршрут. Ему нужно пройти через караульные помещения, где сейчас наверняка царит неразбериха. Охранники либо уже дерутся друг с другом, либо бегут – его изменения в рунах работают как чумной ветер, разнося безумие.
"Интересно, эти смертные уже поняли, что эта "надежная" тюрьма теперь сито?"
Он делает шаг вперед, но вдруг спотыкается – тело все еще не слушается как следует. Приходится опереться о стену, стиснув зубы от досады. Даже Туманный Сдвиг сейчас рискован.
В этот момент из-за поворота выбегает охранник – молодой парень с мечом наизготовку. Его глаза дикие, на щеке – кровавая царапина, будто он уже дрался с кем-то. Увидев Гилена, он замирает, лицо искажается в гримасе ужаса.
Охранник хрипит, сжимая дрожащими пальцами рукоять меча:
— Ты... Ты должен быть в клетке!
Гилен медленно выпрямляется, снимает очки. Его рубиновые глаза вспыхивают в полумраке, как две капли свежей крови.
Голос звучит мягко, почти ласково:
— А ты должен был следить за дверью. Видишь, как мы оба подвели начальство?
Охранник замахивается мечом, но тут из соседней камеры вырывается черная тень – один из пленников, чья клетка открылась раньше срока. Раздается хруст костей, и крик обрывается, сменяясь влажными звуками разрываемой плоти.
Гилен равнодушно отряхивает рукав, будто стряхивая пыль:
— Опоздал.
Он переступает через тело, из которого уже хлещет алая лужа, и идет дальше, вверх, навстречу хаосу, который сам и создал. Его тень, удлиненная светом далеких факелов, тянется за ним, как живое существо.
Стены подземелья содрогаются в конвульсиях, каменные блоки скрипят под невидимым давлением. Клетки лопаются одна за другой, словно черные мыльные пузыри, оставляя после себя лишь дымящиеся обломки. Руны гаснут, их свет угасает, как последние искры костра, и на свободу вырываются те, кого годами держали в цепях, световых сферах и ледяных склепах.
Гилен стоит в эпицентре этого хаоса, неподвижный, как статуя. Его расширенные зрачки следят, как тени вытягиваются из распавшихся темниц, принимая знакомые очертания:
Вампиры и высшие вампиры с бледной, как лунный свет, кожей, их движения плавны и смертельно грациозны.
Демоны и полудемоны с трепещущими перепончатыми крыльями, их когти скребут по камню, оставляя глубокие борозды.
Что-то с слишком многими зубами и слишком малым количеством глаз - бесформенная масса плоти, пульсирующая в такт собственному дыханию.
Они шипят, рычат, скребут когтями по камню - но ни один не решается подойти слишком близко к худому человеку в разорванной одежде. В воздухе висит немой вопрос, напряжение, которое вот-вот лопнет.
Гилен усмехается, проводя рукой по воздуху - и Кровавый Туман на мгновение обволакивает его пальцы, послушный, как ручной зверь.
Гилен произносит тихо, но так, что слышат все, его голос режет тишину, как нож:
— Ну что, детища Тьмы? Время вспомнить, каково это - рвать глотки тем, кто смел вас запереть.
Это всё, что им нужно. Монстры с воем бросаются в коридоры, их крики сливаются в единый адский хор. Лязг мечей, взрывы заклинаний, хруст костей - Башня в мгновение ока превращается в скотобойню. Стены дрожат от ударов, по каменным плитам растекаются алые лужи.
И только один пленник не спешит присоединяться к бойне.
Высший вампир - высокий, с лицом аристократа и холодными глазами - подходит, чуть склоняет голову. Его плащ, когда-то роскошный, теперь висит лохмотьями, но в движениях все еще читается многовековая грация. Голос звучит вежливо, но в нем дрожит давно забытый страх:
— Простите мою наглость... Но вы - не воплощение ли Зар'гула?
Гилен поворачивает к нему голову, и рубиновые глаза вспыхивают в полумраке, как два кровавых уголька.
Гилен отвечает сухо, отчеканивая каждое слово:
— Я слышал это имя. Но сейчас не время для праздных вопросов.
Вампир кланяется, почти касаясь пальцами пола, в этом жесте - и благодарность, и покорность:
— Тогда позвольте просто поблагодарить. Долгие годы я мечтал... отплатить этим тварям.
Он расправляет плащ - ткань превращается в черные клубы дыма, и через мгновение на месте аристократа уже летучая мышь, стремительно исчезающая в темноте коридора.
Гилен остается один. Он прислушивается к звукам бойни. Охранники уже не кричат - их слишком быстро перестали слушаться голосовые связки. Но где-то выше, на уровнях Башни, еще слышны шаги - инквизиторы собирают силы. Мастера инквизиции наверняка среди них, их холодный расчет куда опаснее ярости простых стражников.
Он разминает запястья, чувствуя, как Кровавый Исток внутри него медленно наполняется. Крови пока мало, ее хватит лишь на один Туманный Сдвиг. Или... на что-то более креативное. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Пусть попробуют остановить его.
Рубин шагает через разрушенные стены, его сапоги хрустят по обломкам штукатурки и костям. Рубиновые глаза отражают пляшущие тени пожаров, разгоревшихся в верхних ярусах Башни. Коридор, некогда строгий и аскетичный с его бесстрастными каменными плитами, теперь залит кровью — алые лужи пульсируют в такт последним ударам погибающих сердец, разорванные тела образуют причудливые композиции на полу, клочья инквизиторских мундиров безобразно разбросаны по полу. Где-то в едком дыму мелькают силуэты освобожденных тварей, уже добравшихся до верхних уровней.
"Как быстро они вспомнили вкус свободы... и плоти".
Он намеренно обходит стороной разлитую кровь — она чужая, добытая не его рукой. Исток Крови внутри него должен оставаться чистым, незамутненным случайными примесями. Он не намерен замедлять его рост ради сиюминутной выгоды.
Из-за поворота вываливаются трое стражников — молодые, необстрелянные, их лица перепачканы сажей и кровью, а мечи дрожат в неуверенных руках.
Первый стражник давится собственным дыханием:
— Ч-чёрт... Это же тот, кого держали в глубине! Он должен быть в клетке!
Второй шепчет, и в его голосе слышится детский ужас:
— Глаза... У него глаза как...
Третий не дослушал. С диким, почти звериным криком он бросается на Гилена, меч сверкает в отблесках далеких пожаров.
Гилен едва успевает отклониться — лезвие рассекает воздух у самого виска, оставляя после себя струйку теплой крови.
"Слишком медленно... Но я и сам не быстрее".
Его пальцы сжимаются в кулак — и из суставов вырываются алые когти, пока еще хрупкие, как сосульки, но уже смертоносные.
Удар снизу вверх — кровавые лезвия впиваются в живот стражника, разрывая кожу и мышцы с мокрым чавканьем. Тот падает, хрипя, пузырясь кровью, но Гилен уже отпрыгивает — двое других нападают одновременно, их движения неуклюжи, но яростны.
Меч скользит по плечу — горячая кровь брызгает на стену, оставляя короткий алый мазок. Гилен стискивает зубы, но не издает ни звука. Вместо этого — молниеносный выпад, когти рвут запястье второму стражнику. Тот роняет оружие с глухим стоном, хватаясь за искалеченную руку.
Третий замахивается для решительного удара — но Гилен приседает, пропуская смертоносное лезвие над головой, и впивается когтями в бедро, перерезая сухожилия.
Гилен отступает на шаг, поднимая окровавленную руку. Его голос звучит тихо, но с металлической властностью:
— Хар-Гаал.
Кровь на полу вздымается густым туманом, обвивая его руку жидким алым коконом, а затем впитываясь в зияющую рану на плече. Кровавый Шов стягивает плоть, будто невидимые нити сшивают кожу, оставляя после себя лишь бледный шрам.
Стражники на глазах иссыхают, их тела превращаются в сморщенные мумии, кожа трескается, обнажая кости. Гилен смотрит на них без ненависти — просто констатация факта, оценка работы.
"Меридианы еще слабы... Но прогресс есть".
Он переступает через мертвые куклы людей и идет дальше, вверх, навстречу разгорающемуся огню, оставляя за собой кровавый след. Его тень, удлиненная пламенем, тянется по стене, как живое существо, готовое к прыжку.
Его рубиновые глаза горят в полумраке, словно два угля, брошенные в пепел, мерцающие кровавым отблеском. Алый Взгляд прорезает завесу дыма и тьмы, выхватывая движущиеся силуэты — пятеро инквизиторов в полном вооружении спешат на подкрепление, их доспехи позвякивают в такт быстрым шагам.
"Пять. Не лучший расклад".
Гилен делает шаг назад, пытаясь раствориться в тени, но судьба — или чья-то злая воля — выводит отряд прямо на него. Их взгляды встречаются, и воздух становится гуще.
Инквизиторы замедляются, как хорошо обученная стая. Их взгляды скользят по его худому силуэту, задерживаются на рубиновых глазах. В их движениях нет суеты — только холодная выучка.
Старший инквизитор, мужчина с шрамом через бровь, произносит резко, без тени страха:
— Гилен. Клетка не удержала.
Его голос ровный, без колебаний. Ни удивления, ни паники — только холодный расчёт, отточенный годами службы.
Второй, молодой, но с глазами старого воина, быстро шепчет товарищам:
— По протоколу. Клинки — наготове. Формируем круг. Первый и второй — в атаку, третий и четвертый — прикрытие. Пятый — резерв.
Пятерка расходится полукругом, мечи сверкают в отблесках далеких пожаров. Они знают — он опасен даже будучи ослабленным. Их движения синхронны, как у хорошо смазанного механизма.
Гилен не ждёт первой атаки. Он делает шаг вперед, опережая их.
Первый инквизитор бросается вперёд — его меч описывает смертоносную дугу, но Гилен уже сдвинулся, пропуская лезвие в сантиметре от шеи. Его кровавые когти вспыхивают алым светом, впиваясь в подмышечную впадину противника, разрывая артерию. Теплая кровь бьёт фонтаном, окрашивая каменные плиты в багрянец.
Но остальные не дают передышки. Двое атакуют с флангов — клинки свистят в воздухе. Один царапает бок, оставляя горящую полосу боли, второй вонзается в бедро. Гилен стискивает зубы, но не падает. Вместо этого — резкий разворот, удар пяткой в колено третьего инквизитора. Раздается хруст ломающейся кости, и коридор оглашает крик боли.
Четвёртый пытается ударить сзади — но Гилен предвидел этот удар. Его кровавый коготь пронзает запястье нападающего, меч с глухим звоном падает на камни.
Пятый — старший — не торопится. Его меч вспыхивает синим пламенем — церковное заклятие, выжигающее нечисть. Он делает выпад, и Гилен не успевает уклониться полностью — священное лезвие рассекает плечо, кровь хлещет по уже изорванной одежде, оставляя на камнях алые брызги.
Гилен отступает, прижимая рану. Его дыхание тяжёлое, но рука поднята с выпущенными когтями, готовыми к новому удару.
Гилен хрипит, но в его голосе звучит непоколебимая властность:
— Хар-Гаал.
Кровь раненых инквизиторов вздымается алыми струйками, собираясь в густой туман. Он обвивает Гилена, как живое существо, впитывается в раны — Кровавый Шов стягивает плоть, зашивая повреждения чужими жизнями. Остальная кровь подпитывает Кровавый Исток, даруя новые силы.
Инквизиторы на глазах иссыхают, их кожа трескается, мышцы усыхают. Лишь старший остается на ногах, его лицо, изборожденное морщинами и старыми шрамами, искажается гримасой ярости и глубочайшего отвращения, но в глазах, холодных как лед, нет и капли страха. Только стальная решимость, закаленная годами службы.
Голос его хрипит, словно ржавая дверная петля в заброшенной часовне:
— Ты — мерзость! И я отправлю тебя обратно в ад, откуда ты выполз!
Его меч вспыхивает синим пламенем — древнее священное заклятие, созданное для выжигания нечисти. Лезвие гудит в разрезанном воздухе, оставляя за собой шлейф голубого огня, который жадно лижет каменные стены.
Гилен отскакивает назад, но священное пламя все же опаляет его рукав. Ткань мгновенно вспыхивает, и он срывает её, чувствуя, как огонь лижет кожу, оставляя красные полосы.
"Слишком медленно... тело не слушается. Мускулы горят от усталости, а кости ноют, будто налитые свинцом".
Ветеран не даёт передышки. Его атаки точны и смертоносны — удар за ударом, меч пляшет в его руках, как живое существо, синие языки пламени жаждут плоти. Гилен парирует кровавыми когтями, но они хрупкие, трескаются и крошатся от соприкосновения со сталью и священным огнём.
Раз! Лезвие вонзается в бок, кровь брызжет на потемневшие камни пола. Гилен захрипел, но не упал. Вместо этого делает отчаянный бросок вперёд, когти впиваются в горло ветерана.
Но тот, используя последние силы, бьёт эфесом в лицо. Хруст ломающегося носа оглушает Гилена, он отлетает назад, горячая кровь заливает глаза, превращая мир в кровавую пелену.
На мгновение он ослеп, но Алый Взгляд пробивается сквозь кровавую завесу, возвращая способность видеть.
Ветеран шатается, хватаясь за шею — рана смертельна. Он пытается зажать хлещущую кровь пальцами, но она продолжает струиться сквозь них, окрашивая доспехи в тёмно-красный. Спустя мучительную минуту он падает на колени и хрипит последние слова:
— Ты уже мёртв... Ты просто ещё не знаешь этого...
Гилен улыбается сквозь кровь, наполняющую его рот. Его голос звучит хрипло, но торжествующе:
— Хар-Гаал.
Кровь из раны ветерана вздымается, тянется к Гилену алыми нитями, вплетаясь в его плоть. Ветеран захлёбывается, его кожа быстро сереет, глаза мутнеют, становясь похожими на гнилые ягоды.
— Нет... нет... ЭТО НЕПРАВ...
Его голос обрывается навсегда.
Гилен с трудом поднимается на ноги. Кровь струится по его израненному телу, но раны уже начинают стягиваться — Кровавый Шов работает, но ресурса слишком мало, чтобы полностью восстановить силы.
"Так долго не продержаться... Нужно уйти".
Он бросает взгляд на главный выход — там слишком много шума, криков и лязга оружия, слишком много безумия и пожирающего всё огня. Вместо этого его взгляд падает на боковой коридор — узкий, тёмный, почти незаметный, ведущий вглубь Башни.
Где-то там должна быть тишина. Где-то там можно передохнуть, собраться с силами перед последним рывком. Шатаясь, он направляется в темноту, оставляя за собой кровавые следы, которые медленно впитываются в древние камни пола.
Гилен шагнул в узкую комнату, притворив за собой дверь с глухим стуком. Коморка охраны — тесная, пропахшая потом, кожей и металлом, с едким оттенком вчерашней похлёбки, застоявшейся в деревянных мисках. Бледный свет от светильников рассеивал тьму, выхватывая из полумрака грубо сколоченный стол с остатками трапезы: черствый хлеб с неровным срезом, несколько полосок вяленого мяса, луковый суп в потрескавшейся глиняной миске, где жир застыл желтоватыми островками. На стене висело три копья — не шедевры кузнечного дела, с неровными древками и простыми наконечниками, но всё же лучше, чем ржавые обломки из Горла.
Он взял одно, проверяя баланс. Древко слегка покачивалось в руке, но наконечник сидел крепко. Сойдёт.
Гилен опустился на лавку, скрипнувшую под его весом. Его движения были механическими — он отправлял в рот куски хлеба, мяса, не чувствуя вкуса. Голод притупил все ощущения — только пустота в желудке и далёкое, почти призрачное тепло от еды.
Но потом — взрыв ощущений. Солёное. Кислое. Острое. Вкусовые сосочки взорвались, словно проснувшись ото сна. Он замер, кусок мяса застрял во рту, слюна внезапно наполнила рот.
Как... ярко. Даже эта простая, грубая еда казалась теперь пиром богов. Каждый кусок хлеба, каждая крупинка соли воспринимались с почти болезненной остротой.
Он нашёл в углу рюкзак — потрёпанный, с потертыми ремнями, но крепкий. Заполнил его всем, что мог унести — хлебом, сыром, сушёными фруктами, всем, что не было жидким.
Потом лёг на лавку, закрыл глаза. Медитативный сон — не отдых, но перезагрузка для измученного тела.
Снаружи ещё гремели крики, лязг оружия, топот ног, но они уже не имели значения. В этой маленькой комнате, пропахшей человеческой жизнью, на несколько драгоценных мгновений воцарился покой. Его пальцы непроизвольно сжали древко копья, даже в полудрёме не выпуская оружия. Грудь медленно поднималась и опускалась, а за закрытыми веками рубиновые глаза всё ещё видели кровь и огонь.
Продолжение следует...
Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)
