Бред

С другой стороны, пока у тебя (в этом "внутреннем диалоге") нет (этого самого) консенсуса, у тебя нет ни одного согласного. Все - гласные (все так или иначе говорят, напоминают тебе о "себе"). Причём все не-согласны как с тобой, так и друг с другом ("разделяй и властвуй" - разделяй, живи и здравствуй). "Лебедь, рак и щука" - кто в лес, кто по дрова.

"Мно-гие" - которые мнят "себя" кем-то и чем-то. Точнее, которых ты мнишь (по-мнишь) кем-то и чем-то (придаёшь самые разные значения, смыслы). Они тебе "по-мнят-ся" (не забываются) именно своим разно-образием (отличием друг от друга).

Многие с тобой не согласны. Согласны с тобой (лишь очень) не-многие. Можно даже (по правде говоря) сказать, что "ни-кто" не согласен. Поскольку ты ведёшь "внутренний диалог" (с твоими по-литическими противниками по личным вопросам), то "ни-кто" с тобой не согласен.
Твоя лич-ность не позволяет "ни-кому" с тобой согласиться. Многим, вероятно, не нравится твоя лич-ность (нравится своя лич-ность?).

Многим хочется сохранить своё лицо "пред ликом божьим" (перед "никем"). Но это, судя по всему, ни-кому не удаётся. И от многих остаётся лишь "ничего". Что-то типа "из праха в прах". А, значит, (сколько-нибудь) многие всегда не-согласны с тобой (им никогда не суждено быть согласными с тобой).

Таким образом, нет никакого (разумного) смысла надеяться и ждать, что хоть кто-нибудь будет согласен с тобой. Все всегда не согласны (все гласны). И ты "хоть тресни"!
А это значит, что тебе, вероятно, всё же придётся самому перестать быть гласным и стать (остаться) не-гласным. Таков негласный закон (?).

«Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь - как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.»

«С этим злым родом» - с людьми, которых ты наплодил и нарожал (лишь в твоём воображении).
Зачем людям стремиться к духовному (=к тебе), если они никогда из духовного (из твоего ума, из тебя - из их "бога") не выходят?

Вся "жизнь" людей - твоё думание о них (о людях). Как только ты прекращаешь думать (помнить) о людях, от людей (от твоих галлюцинаций) ничего не остаётся. В этом смысле все люди духовны - "мертвы". Духовнее ("мертвее"), чем они есть всегда, они стать просто не могут.

«Другой же из учеников Его сказал Ему: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов.»

Уйти от людей (от твоих галлюцинаций) - предоставить всем людям (всем мертвецам) исчезнуть из поля твоего зрения. Вот и вся "духовность", к которой не стремишься именно ты. Тебе хочется "жить" в людях (в среде мертвецов, в окружении твоих галлюцинаций, миражей) - в твоём сновидении.

Почему люди в наше время не стремятся к духовному? Потому что ты не отпускаешь их от "себя". Тебе нравится твоё само-одурачивание. Ты так потешаешься, развлекаешься, забавляешься. А, значит, ты сам не стремишься к "духовному" (к разумному). А в зеркале видишь людей, которые не стремятся к духовному - видишь твои отражения в зеркалах твоих галлюцинаций.

"На зеркало неча пенять, коли рожа крива".

Люди обличают тебя в том "грехе", который ты с лёгкой руки приписываешь им.

В любви и власти «никто» (ты) охотно «никому» (тебе) не уступит части. Тебе приходится всегда (сейчас) владеть всей полнотой любви и власти. Тебе просто не с кем делиться любовью и властью.
Твоя власть (и любовь) абсолютна. Но тебе не над кем властвовать и некого любить. Зачем тебе властвовать над самим собой (а больше не над кем)? Зачем тебе "любить" самого себя (а больше и некого)?

Поэтому тебе приходится (от скуки, от нечего делать) идти на само-одурачивание (самообман). Изобретать (рисовать) на абсолютно пустом месте "других", с кем ты (якобы) борешься за власть и за любовь (над кем ты властвуешь и кого ты "любишь"). Отсюда (из самообмана =очарования) неизбежность твоего разочарования и во всякой власти, и во всякой "любви".

Но тебе (бедному крестьянину) некуда податься. И приходится снова и снова очаровываться (опьяняться).

«Эх, жизнь моя - жестянка!
Да ну ее в болото!
Живу я как поганка,
А мне летать, а мне летать, а мне летать охота!»

Хотя, по сути, живут они лишь в нашем (писателей, поэтов, художников, композиторов) воображении, в мечтах. Они живут, мучаются не по настоящему, а понарошку. У них там не столько жизнь, сколько один сплошной театр воплощений и перевоплощений. Им же за это деньги (в том числе славу, почёт, внимание, уважение) платят.

Там же они все сплошь - лицедеи и лицемеры, игроки. У них там спорт (состязание, веселье, сабантуй), олимпийские игры, чемпионат мира. Они - типичные гладиаторы, противоборствующие рабы божьи. А мы - их благодарные зрители, наслаждающиеся (в безделье) их поединками - их игрой, искусством, лицедейством, притворством.

Наслаждение бездельем похоже на наслаждение какой-нибудь порнухой (эротикой, "красотой тела") - наслаждение тленом, растлением, развратом неразумных живых.

"Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работают (умирают от делания дел) другие люди."

Как мы относимся к людям, не умеющим наслаждаться безделием? Мы к ним не относимся. Мы на них просто бесконечно смотрим нашим остановившимся взглядом - мы на них медитируем.

Делая (постоянно) первый шаг, женщина пытается куда-то идти, но у неё никогда ничего не получается. Почему? Идти (шагать) женщине абсолютно некуда.
С другой стороны, женщина не может не делать этот первый шаг. Даже если этот шаг (всегда) абсолютно бессмысленный (безрезультатный, бесполезный, бескорыстный). Она просто вынуждена из-за "отчаяния" - из-за страха "смерти".

Женщина всегда страстна - в страхе. Страх (=страсть ="любовь") её гонит "куда глаза глядят". С милым (=с её "смертью", с её счастьем) "хоть на край света". Женщина целую вечность мучается (терзается) в жизни (одна в целом море людей) без счастья, без покоя. Ей нужна именно "смерть" (счастье небытия, забвения).

Но, к сожалению, никто не может ей это счастье (эту милость, это прощение всех обид) дать. Она вынуждена помнить (не может забыть) все обиды, (проклята) не прощать никому ничего. А, значит, проклята на жизнь - на "муки адские".

Любой шаг женщины – «первый». И всякий «первый» шаг женщины – шаг к «смерти» (к счастью небытия) - шаг в про-пасть (шаг в никуда). Но женщина всегда (сейчас) бессмертна - всегда несчастна (=всегда «жива»). Поэтому любой шаг женщины – вот именно МИМО.

Мимо чего? Мимо «смерти» (мимо счастья). Женщина при любом «первом» шаге остаётся на том же самом (нулевом, исходном, изначальном) месте. А, значит, она остаётся в «смерти».
Иначе говоря, женщина постоянно вынуждена делать первый шаг из своего Гроба (Господнего), но никогда из этого Гроба не выходит (ни на шаг).

"Если сто раз с утра всё не так,
Если пришла пора сделать шаг,
Если ты одинок,
Значит, настал твой срок
И ждёт за углом перекрёсток семи дорог.
*
Там не найти людей, там нет машин,
Есть только семь путей и ты один.
И как повернуть туда,
Где светит твоя звезда,
Ты выбираешь раз и навсегда.
*
Перекрёсток семи дорог, вот и я.
Перекрёсток семи дорог - жизнь моя.
Пусть загнал я судьбу свою,
Но в каком бы ни пел краю,
Всё мне кажется,
Я опять на тебе стою."

«Поговори хоть ты со мной,
гитара семиструнная,
Вся душа полна тобой,
а ночь такая лунная…»

"Око за око, зуб за зуб" - это (как раз) "честно", справедливо. Честно - отдавать (назад, обратно) честь автору. Как он честит (почитает) сам "себя" (="тебя"), так и ты честишь (чтишь) его. Кем он сам "себя" считает (обращаясь к тебе), кем он сам хочет себя видеть - такую именно честь ты ему и воздаёшь. Ты ведь не желаешь его расстраивать (огорчать).

Ты поддерживаешь (утверждаешь) его в его само-обмане - в желании видеть "себя" и "других". Ты не разубеждаешь (не раз-уверяешь, не раз-очаровываешь) его ни в чём. "Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало".

Женщина (очень) храбро (=со страхом, со страстью, с трепетом) и само-отверженно (отдавая «себя») сближается с предполагаемой «смертью» - садится на белую лошадь, заходит на корабль с алыми парусами, но (чуда) желаемой «смерти» не происходит. Она остаётся (как ни в чём ни бывало) жить в этом злосчастном мире. Очередной мужчина оказывается обычным импотентом, которого женщина презирает и умиротворяет сама (из мести за обман её надежд, за неоправдание её доверия).

Женщина, по сути, не боится даже «смерти» (настоящего мужчины). Более того, она страстно желает и ждёт именно (счастливого) конца. Чего же ей бояться каких-то там импотентов (людей), которых она так или иначе умиротворяет сама? Надо же ей хоть чем-то занимать, развлекать «себя» в этом томительном ожидании «настоящего мужчины» (Принца на белом коне) - в ожидании её счастливого конца.

«Дышала ночь потоком сладострастья
Неясных дум и трепета полна.
Я вас ждала с такой безумной страстью
Я вас ждала и млела у окна.

Наш уголок я убрала цветами,
К вам одному неслись мечты мои.
Минуты мне казалися часами
Я вас ждала, а вы…
Вы так и не пришли…»

Женщина всю жизнь ("ночь души") ждёт Принца – ждёт «смерть» (рассвет). Но сама женщина и есть эта «смерть» (эта звезда по имени Солнце). «Глаз не видит глаза». Женщине, вероятно, нужно зеркало, чтобы это увидеть. И вся её жизнь в людях, которых она безжалостно истребляет, и есть такое зеркало.
Увидев «смерть» (своё отражение) в зеркале жизни, женщина, наконец, «умирает» (от долго-жданного счастья).

«Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла...»