CreepyStory

И ещё ниже

Из чего слеплен наш современник? Современник пленен рутиной. Набрав в юности темп, он несётся, сломя голову, по закольцованному маршруту из дома, работы, встреч и отпусков, бесцельно, придерживаясь однажды случайно выбранного направления, обманывая себя миражами целей. На этом пути нет чудес. На этом пути есть кофе разной степени паршивости, экскалаторы, заправки и бокалы холодного пива по вечерам. На этом пути есть обязательные вехи, значимость которых определена раз и навсегда, но, увы не им самим, — школа, диплом, ЗАГС, роддом, кресло начальника хоть чего-нибудь, собес. На этом пути случаются лучшие друзья, великие открытия и прекрасные незнакомки, но чудес на этом пути нет. Есть мир, изученный, изведанный, нанесенный на карты и оценееный стоимостью перелета в любую точку. Есть какие-никакие тайны и загадки, о которых уже выложили видосы все, кому не лень. Есть мысли и идеи, которые на поверку оказываются выеденными до скорлупы яйцами. Есть сознание собственной уникальности и нестандартности, но не осталось вопросов, которые кто-то чуть более уникальный не успел бы загуглить до тебя. Самые нестандартные уже сняли об этом порно. Бежит современник, ликует, потрясая ключами от всего на свете, вся сокровищница знаний человеческой цивилизации под рукой, в трёх кликах, но он ими не пользуется. И так норм, да и не умеет. Столкнувшись с необъяснимым, наш современник сначала пасует, потом разумно решает игнорировать все, что не вписывается в его модель мира. Не так уж он не прав, этот самый наш современник.

Игнорировать безумие ситуации, в которую попал я, мне сильно мешают связанные за спиной руки. Впрочем, вскоре с меня снимают путы. Молчаливые прихожане в черном поднимаются с колен и вереницей тянуться к выходу. Один за другим гаснут факелы, остаются гореть лишь те, что сжимают в руках мои охранники с закрытыми капюшонами лицами. В зале остаются трое рослых мужчин, мать Анны, видимо, выполняющая роль местной жрицы, и я.

Когда шелест удаляющихся шагов стихает, бухгалтерша жестом предлагает мне следовать за ней. Мы сворачиваем в узкую галерею, ранее мной не замеченную. Идём долго, и, судя по уклону, спускаемся ещё ниже, на какую-то уже фантастическую глубину. За весь путь мои спутники не произносят ни слова, я тоже не спешу завязывать беседу. Галерея приводит в естественную пещеру с низким сводом. Посреди пещеры зияет круглый колодец, исходящий тусклым светом клубящегося бледно-зеленого тумана. Сопровождающие подводят меня к краю светящейся дыры, и я, почти не удивляясь, мысленно прощаюсь с жизнью, но никто не толкает меня в спину. Вместо этого, чёртовы адепты (честно сказать, не могу подобрать подходящего определения их роли), зажигают от своих факелов другие, закреплённые на стенах, и уходят в глубь пещеры. Неровного пляшущего света пламени оказывается достаточно, чтобы рассмотреть допотопного вида металлическое сооружение, состоящее из рычагов и массивных барабанов с натянутыми цепями. Орудие пытки? Падением в светящуюся бездну я не отделаюсь? Меня сейчас будут пытать? Страха как такового нет. Мне даже слегка любопытно, что будет дальше.

А дальше начинается интересное. Мадам из бухгалтерии идёт к стене, достает из ниши, выдолбленной в каменной стене, книгу в кожаном переплете, открывает, подходит к колодцу и начинает читать вслух строки на том же языке, состоящем из одних согласных, который я уже имел несчастье слышать в первом зале. Двое из ее спутников берутся за рычаги, и по взмаху руки третьего, синхронно наваливаются на них. В камне, под полом пещеры что-то щелкает, заводится какой-то механизм, пещера наполняется гулом. Барабаны начинают медленно проворачиваться, натягивая звенья стальных цепей, уходящих в дыру. Цепи медленно ползут вверх, волоча из сокровенной глубины дьявольского колодца что-то очень тяжёлое. Долго, мучительно долго натужно шумят машины, крутятся барабаны, через силу перебарывая сопротивление тумана и вес поднимаемого из бездны предмета, натягиваются цепи, и, временем, кажется, что старинный механизм не выдержит, что звенья сейчас лопнут, и сокрытое в проклятой дыре рухнет обратно, в ад, откуда его пытаются вырвать слова сумасшедшей жрицы, но упрямство металла и человеческой воли берут верх.

Над истекающей клубящемся маревом, шахтой раскачивается железный гроб.

Это перевод истории с Reddit

Я только открыл ноутбук, когда письмо от отдела кадров упало во входящие:

«Ваш аттестационный отчёт назначен. Пожалуйста, завтра в 8:00 явитесь в кабинет № 3 для процедуры калибровки».

Калибровка. В этом слове гудело будущее.

Это была не просто очередная аттестация; это была та самая, ежегодная, которая должна была наконец‑то катапультировать меня на старшую должность. В операционный отдел, возможно.

Само слово казалось куда более захватывающим, чем финансовые таблицы и SQL‑запросы, которыми я занимался весь год. А мой начальник был из Операций — мира решений и действий, к которому я изо всех сил стремился.

Часы только что пробили пять, когда он появился у моей кабинки, расплывшись в широкой улыбке. Он опёрся на перегородку, перенеся вес на ногу с заметной хромотой — «сувенир» от походной аварии, как‑то стоившей ему части ноги.

— Ну что, — хлопнул он меня по плечу. — Большой день завтра, а? Не подведи.

Я криво улыбнулся, задержав взгляд на его бейдже: мрачный чёрный, такой непохожий на наши синие значки рядовых сотрудников. Вот бы мне такой…

День X настал, и я явился к кабинету № 3 заранее.

Он находился в части города, где я ни разу не бывал: у самого порта, в затрапезном районе.

И снова пришла мысль, что, несмотря на стаж, я толком не могу объяснить, чем именно занимается наша компания.

Продукты покрывал густой туман секретности; мы лишь слышали о госконтрактах и «чувствительных технологиях». Безопасность, говорили они. Может, с повышением туман развеется.

В приёмной под огромной вывеской «HR» меня встретила каменная секретарша и, ничего не сказав, указала на стул. Там уже сидели трое.

Эмма, приветливая девушка из ИТ, одарила меня первой живой улыбкой, нарушившей напряжение.

Седовласый бухгалтер лет пятидесяти сидел неподвижно.

Третий, похоже, инженер, держался в тени, изучая комнату с той же тревогой.

В животе завязался узел. Неужели мы соперники? Письмо молчало о подробностях. Секретарша поднялась и жестом велела следовать.

Мы прошли по тусклым коридорам и остановились у деревянной двери. Она приоткрыла её, впустив нас, и лаконично бросила:

— Проходите.

Дверь захлопнулась за нами с глухим ударом.

Помещение оказалось огромным, как теннисный корт. Середину занимал металлический каркас; сверху бил суровый свет прожекторов, камер было не меньше шести. На одной стене выделялось большое стекло.

За плотным стеклом я увидел своего начальника и знакомых руководителей отделов. Они сидели в мягких креслах и разглядывали нас.

Начальник первым подошёл к компьютеру.

Провёл чёрным бейджем, поднял микрофон.

— Начинается аттестация и процедура калибровки на должность операционного менеджера второго региона — мою, — произнёс он, и голос рассыпался по динамикам. — Подойдите к панелям. Трансляция пошла.

На камерах вспыхнул красный огонь.

В центре зала стояли четыре терминала, экраны обращены внутрь, будто декорация дикого шоу. В каждом виднелось крохотное отверстие, а на полу белым был очерчен кружок для ног.

Мы подошли, дрожь пробежала по коже. Никто не понимал, что дальше.

— Встаньте на круг, — велел начальник. Мы подчинились.

— Процесс состоит из трёх этапов и продлится, пока не выберем кандидата. Первый — «Скрининг», анкета с данными и резюме. Заполняйте честно и не лгите.

На экране вспыхнули вопросы — и профессиональные, и личные:

«Вы женаты?» «Какие языки знаете?» «Каков ваш уровень работы со сложными данными?»

С два десятка сжатых пунктов мы заполняли молча. Нажал «Готово». Остальные тоже.

— Отлично, — прозвучало. — Данные анализируются, ждите.

Минут десять мы наблюдали, как он сверялся с монитором и совещался с коллегами.

Наконец:

— Кандидат Уильям, исключён за ложь.

Сбоку раздался глухой удар. Инженер рухнул; из головы поднялся дымок — будто пулевое отверстие.

Эмма вскрикнула. Мы с бухгалтером побледнели.

Я дёрнулся к Уильяму, но начальник рявкнул:

— Шаг в сторону — смерть. Над каждой панелью ствол. Кандидат Уильям солгал — цена очевидна. Лгать нельзя.

Я окаменел: в отверстии действительно торчал ствол.

— Фаза 2, — объявил он.

Эмма рыдала, тело её тряслось, когда начальник читал правила:

— Следующий этап — «Знание компании». Десять утверждений. Пять секунд на «правду» или «ложь». У кого больше ошибок — устранён.

Он не дал перевести дух.

— «Честность — один из пяти наших принципов».

Мелькнуло «True / False». Я знал ответ.

— Правда, — выдохнул и дотронулся до «True». Загорелся зелёный.

Затем псы́пались утверждения:

«Главный клиент — Министерство обороны» (да).

«Гендиректор с нами более двадцати лет» (нет, подсказала Эмма).

«Устойчивое развитие — ключ в операциях» (нет, подтвердил бухгалтер).

Мы поддерживали друг друга, тонкая нить товарищества вспыхнула среди ужаса.

Девять из девяти верно.

Последнее: «Рост выручки за год составил 14 %».

Неуверенность хлынула. Цифра вроде знакомая, но… Эмма растерялась, лицо бухгалтера каменное.

Он вдруг уверенно произнёс:

— Правда.

Эмма, поверив, нажала «True».

Я колебался; в памяти всплыла диаграмма — там было ближе к девяти. В последнюю секунду ткнул «False».

В глазах бухгалтера скользнул отблеск… удовлетворения? Он знал. Он специально солгал.

— Два кандидата без ошибок. Кандидат Эмма, девять верных, исключена, — отрезал начальник.

Тишина. Эмма вскинула глаза — и глухой удар.

Пока её тело падало, меня захлестнула ярость.

— Вы не имеете права! — крикнул я, но начальник лишь объявил новый этап.

Я взглянул на дверь — бегство? Но ствол над экраном не давал забыть.

— Зачем вы её обманули? — бросил я бухгалтеру. Он молчал, холодно глядя.

— Фаза 3 — «Голая воля». Проверка истинного желания.

Менеджеры за стеклом поднялись, будто ждали шоу.

Начальник что‑то ввёл, провёл бейджем. Перед нами разъехалась крышка панели.

Бейсбольная бита, утыканная гвоздями.

— Правила просты, — сказал он. — Последний выживший получает должность. Начинайте.

Я застыл. Пока смысл доходил, бухгалтер уже нёсся ко мне, держа биту.

Дальше всё расплылось.

Я схватил свою биту, когда первый удар обрушился. Инстинкт — поднять руку. Гвозди вспороли ладонь, боль взвыла; его бита застряла в мясе.

Другой рукой я взмахнул вверх. Шипы вошли ему в челюсть и шею.

Через пол‑минуты он лежал, захлёбываясь. Я опустился рядом, ошеломлённый.

Послышались аплодисменты.

Менеджеры хлопали, будто на трибуне. Камеры опустились, снимая крупным планом кровь на моём лице.

Начальник исчез за стеклом и появился у двери, прихрамывая. Я сидел, рубашка в пятнах. Он помог подняться.

— Парень, ты справился лучше, чем я, — кивнул на свою ногу и на мою разорванную кисть. — Горжусь тобой.

Я смотрел на безжизненную Эмму.

Он снял чёрный бейдж и повесил мне на шею.

— Ты будешь отличным менеджером, — сказал и ушёл.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Это перевод истории с Reddit

Впервые я увидел машущую леди около пяти дней назад.

Был разгар дня, и я стоял на железнодорожной станции по пути на работу. Я уже находился в вагоне поезда, который отъезжал от платформы, когда взглянул в окно и увидел её.

На ней было чёрное платье, чёрные кожаные туфли и чёрная медицинская маска. Длинные тёмные волнистые волосы обрамляли лицо. В тот миг, когда наши взгляды встретились, она подняла руку и помахала.

В вагоне было полно людей, поэтому я решил, что жест не для меня. Но, оглянувшись, заметил, что никто больше не отреагировал.

Два дня спустя я возвращался домой с покупками. Я увидел ту же даму в чёрном через дорогу. Когда я повернул голову к ней, она снова подняла руку и помахала.

Она была в маске и не походила ни на кого из знакомых, так что я быстро решил, что она машет кому‑то за моей спиной.

Из любопытства огляделся.

Никого. Ни единой души.

Странно, но угрозы не было — она просто махала издалека.

А сегодня утром я сидел в офисе на втором этаже. Мой стол стоит у окна, и оттуда видно пешеходный переход.

Я увидел даму в чёрном. Она была в той же маске, но её голова была задрана вверх: она смотрела прямо на окно у моего стола.

Когда наши взгляды встретились, она подняла руку и помахала.

Я спросил коллегу Кайла, сидевшего рядом, видит ли он эту женщину. Его ответ заставил меня похолодеть:

— Какую женщину? Переход пуст.

Он не шутил. Позже я спрашивал и других: никто не видел её. Все реагировали так, будто я сошёл с ума.

Потрясённый, я достал телефон и сфотографировал улицу.

На снимке переход был пуст.

Я снова посмотрел вниз — и всё ещё видел её, одетую во всё чёрное. Она снова помахала мне, прямо второму этажу.

На фото её не было. Кайл тоже её не видел.

Весь день она стояла там. Каждый раз, когда я оборачивался, и наши взгляды встречались, она махала.

Когда вечером я вышел из офиса, её не было. Я воспринял это как хороший знак. Я ошибся.

Я вскочил в прибывший поезд и, уткнувшись в телефон, сел. Оглядываться не стал.

Стоило поезду тронуться, я почувствовал на себе взгляд и поднял голову.

В вагоне, кроме меня, никого…

…кроме дамы в чёрном.

Но теперь она была не одна.

С нею стояли ещё две женщины, одетые точно так же: чёрные платья, чёрные маски, такие же длинные волнистые волосы.

Стоило мне посмотреть на них, все трое повернули головы ко мне.

Через секунду все трое подняли руки и помахали.

Чёрт.

Я опустил взгляд в пол, надеясь, что хуже не станет.

В этот момент телефон завибрировал.

Это была София, ещё одна коллега, знавшаяся на всём духовном и сверхъестественном.

— Кайл сказал, ты видел женщину во всём чёрном у здания, которую никто, кроме тебя, не заметил? — спросила она.

— Сейчас я в поезде и вижу их, — ответил я.

— Их?

— В вагоне теперь их три.

— Ты смотришь на них?

— Нет, я пялюсь в пол. Они жуткие.

— Посмотри на них, — сказала София. — Сколько их?

— Какого чёрта… — пробормотал я.

Инстинктивно я поднял голову.

Они всё ещё были там. Но уже не трое.

Четверо. Все смотрели на меня и одновременно махали.

— Их четыре, — прошептал я. — Что происходит?!

— Прежде чем объясню, Райан, не отводи глаз, — предупредила София.

— Почему?

— Они множатся каждый раз, когда ты отворачиваешься, а потом снова смотришь.

Рефлекторно я отвернулся, затем снова посмотрел.

Их стало пять. Махали.

— София, что за хрень?!

— Сестринство Смерти, — спокойно сказала она. — Их вызывают, намеренно или нет, люди, которых ты убил.

— Постой! Я никого не убивал!

— Это не всегда буквальное убийство.

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты мучил кого‑то так, что он покончил с собой, — это убийство. Когда они умирали, проклиная тебя, они призывали Сестринство.

Я сразу вспомнил школьные годы — то, о чём стыдно вспоминать.

— Месть начинается в день, когда тебе исполняется двадцать пять, — продолжила София. — А пять дней назад у тебя был двадцать пятый день рождения.

— Ч‑что мне делать? — пролепетал я.

— Их число будет расти, пока не сравняется с количеством тех, кого ты погубил, — сказала София. — Достигнув нужного числа, они придут убить тебя. Смерть будет долгой и мучительной.

У меня перехватило дыхание.

— София, помоги мне!

— Сколько людей ты убил?

— Я не знаю! Я же не собирался их убивать!

— Так оправдываются все обидчики, — холодно сказала она. — Худший случай, что я знала, был семь. Я посоветовала тому человеку найти семьи жертв и просить прощения. Сколько женщин в чёрном сейчас рядом с тобой?

Я посмотрел и попытался сосчитать.

Пока мы говорили, я забывал держать на них взгляд: переводил его на телефон, на пол, обратно. Я не помнил, сколько это длилось.

Я сбился со счёта, сколько раз они умножились.

— Не знаю, София, — сказал я, дрожа. — Их много. Двадцать… может, двадцать две?..

На другом конце повисла тишина. Затем её голос прозвучал ровно, безжизненно:

— Ты отвратительный психопат.

И она повесила трубку.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Я брел по улице полностью погруженный в свои мысли. Накрапывал дождь, холодные капли противно забирались за шиворот моей кожаной куртки.
За подругу было обидно. Она погибла борясь с двойником из зеркала. Наверное я мог бы помочь ей, может быть успел бы спасти... Но не смог...
Да и в целом, не нужно было показывать ей Изнанку. Хотел показаться крутым. Хотел по выпендриваться перед девушкой. Этим ее и погубил. Не буду я больше совершать таких ошибок.

На душе скреблись кошки. Погода поддерживала это состояние.

Домой идти решительно не хотелось. Хотелось идти хоть куда-нибудь.
Я брел темными переулками и тропинками между домов. В окнах домов сверкали огни,там плескалось веселье, люди жили своей жизнью и даже не знали о том что одна прекрасная девушка закончила сегодня свой путь. Ну и черт с ними. Пусть веселятся.
Дождь набирал силу. Сплошной стеной вода лилась с неба.
На мокром асфальте обозначались сухие следы.
Выпивоха.
Он ходит по мокрому асфальту в поисках жертвы и подстраивается под их шаг. Когда обычный человек наступает на его сухие шаги, то он отдает выпивохе пару лет жизни.
Интересная живность, раньше здесь его не встречал.
Из чистой вредности я начал наступать на его шаги задом на перед. То есть носком к пятке. Такие простые действия уже у него отнимают пару лет жизни и передает мне.
Шагаю задом наперед по мокрой дороге я не заметил маленькую выбоину и подскользнувшись упал. Пытаясь найти рукой опору чтобы встать, нечаянно я наткнулся на что-то очень гладкое и будто полированное. Схватил, поднес к лицу. Это оказался маленький зелёный кристалл. Он мерно светился в наступающих сумерках.
Ну все ясно. Где-то рядом обжился Старейший.
Очень интересная личность. В моих кругах говорят что он старше любого города. Ещё говорят что он знает ответы на все вопросы, но только чужие.
В целом. Это интересная персона может помочь мне справиться с душевными терзаниями.
И я пошел по следу из зелёных кристаллов. Интересно что НЕЗРЯЧИЕ их совершенно не видят.
По зелёной тропинке я дошел до заброшенного квартала.
Выбитые окна многоэтажек смотрели на меня сотнями невидящих глаз. В некоторых из них я видел силуэты людей. Они протягивали в мою сторону руки. В таких случаях я чувствовал как мое сознание втягивает в их глаза. Тогда я сильно зажмуривался и чертил сложные пасы руками. Силуэты отступали, но ненадолго, черед пару минут они снова пытались дотянуться до меня невидимыми потоками сознания. Ужасное место, никогда его не любил.
Слабых людей, или сильных не знающих методов защиты от Оконных Силуэтов они способы загипнотизировать и заставить вскрыть себе горло или вены об разбитые стекла домов. И все. Пиши пропало.
Я прошел эту часть маршрута без особого энтузиазма. Но прошел.
Слабо фосфорицируюшая тропинка привела меня к очередному заброшенному зданию.
Интересно что входной двери в подъезд небыло. Вместо нее была темно-серая пелена.
Все это сильно настораживало но пелену я узнал. Поле отрицания. В теории уничтожает любую живую материю до состояния пепла.
Я смело сделал шаг вперёд. Перешел через поле. Перстень на моем указательном пальце рассыпался серебряной пылью.
Жалко... Подарок матери. Я надеялся что ещё на пару спасений хватит. Не хватило...
Неплохо так защитился Старейший.
Интересно, почему он так сильно не хочет видеть гостей.
Заброшенная многожтажка выглядела изнутри... Странно.
Будто пустая оболочка. Скорлупа.
Внутри небыло этажей и квартир. Только голые стены.
Посреди всего этого стоял трон. Собранный будто из кусков малахита и слабо светящийся в темноте.
На нем восседала человекоподное сушество, но немного выше и мощнее чем обычный человек. Глаза его также светились зелёным.
-Приветствую тебя, Старейший. Надеюсь ты не против что я составлю тебе компанию на этот темный и дождливый вечер.
-Зачем ты пришел ко мне? И как? Я же поставил защиту.
Голос его был глубоким и медленным. Наверное на инфразвуке. Когда он говорил ныли зубы.
-Мне нужен ответ всего на один вопрос. После чего я уйду и больше не побеспокою тебя, обещаю.
-Ну... Спрашивай.
-Как же мне обрести счастье?
Потянулась очень долгая минута. После чего Старейший посмотрел мне в глаза. И мир мгновенно потемнел.

***

Пришел в себя я уже примерно в центре города. От мокрого асфальта красиво бликовал свет фонарей.
Был я в очередных дворах, между ними дорога, по дороге бежала девушка.
Выглядела она испуганно и от нее исходил ощутимый аромат страха.
Бежала она мне на встречу и даже не замечала меня. Именно из-за этого она в меня врезалась.
Весила она чертовски мало так что не смогла даже колыхнуть меня.
-Куда ты бежишь, роза моя?
-Ты не поймёшь! Он уже рядом! Уйди!
Я всмотреться в ее глаза. Не может быть.
ВИДЯЩАЯ.
Я не встречал ВИДЯЩИХ вживую никогда. А тут ещё и такая красивая. Брюнетка, волосы до бедер. Красивые и яркие сине-зеленые глаза. Фигура, как говорится, кукольная.
Я перевел взгляд за ее спину и моментально все понял.
За ней бежал Шепчущий.
Очень неприятный обитатель Изнанки.
Его суть заключается в том что он нашёптывает одиноким путникам ночью разные странные вещи. В основном связанные с самоубийством или с убийством других. Почти не представляет угрозы но...
Если вслушиваться и обращать внимания на его шепот то он обретает силу и плоть. И чем больше и дольше ты слушаешь тем сильнее он становится. В своей финальной фазе способен буквально разрывать людей на части.
И именно в своей финальной фазе Шепчущий и бежал за девушкой.
Признаться честно, Я запаниковал.
-Душка моя. Зачем же ты вслушивалась?!
Ее глаза расширились от удивления. Она поняла что я тоже ВИДЯЩИЙ.
-Я... Я хотела щаписать о чем он говорит...
Мы побежали вместе. Ее бег сильно осладняла сумка что висела у нее на плече. Рывком я схватил эту сумку и повесил уже себе.
Твою ж мать. Она была сильно тяжелее чем должны бы быть. Бросил беглый взгляд на то что внутри. Книга. Древняя книга. Слишком тяжёлая она видимо из-за того что в ней слишком много тайн...
Мы бежали и теперь я тоже слышал шепот за спиной. Шепот с громкостью крика.
Бегал я хорошо. Очень быстро и мог делать это очень долго. Девушка же наоборот, начинала сдавать позиции.
-Лапочка, нужно придумать способ несколько его затормозить.
-Он боится взгляда да? Поэтому он прячется за спиной...
-Верно. Но человеческий угол обзора равен примерно 180 градусов.
-Но нас двое!
-Спина к спине!
Я крикнул и мы моментально прижались к спинам друг друга. Шепчущий что бежал следом оказался видимым. Он представлял из себя гигантскую черную кляксу. Сгусток овеществленной тьмы. Он не имел постоянной формы и размера и мерзко шептал всеми "конечностями"
Он вдруг замер. Он был не готов к тому что мы сделали. Был бы он чуть слабее то он испугался бы и сбежал. Но этот был силен, чертяга. Он испугался, но продолжил медленно перемещаться в нашу сторону.
Твою мать. Нужно что-то срочно придумать...
-Дэр! Приди на мой зов! Помоги мне! Тебе ведь ещё нужен твой добрый двойник.
Кричал я искренне и громко.
В этот момент Шепчущий наступил на большую лужу. В тот же миг из лужи показалась мускулистая рука и схватила его за ложноножку.
Шепчущий попытался вырваться но не смог.
Рука взбугрилась мышцами и начала затягивать монстра в Зазеркалье.
Когда процесс завершился, а рука полностью затащила монстра в зеркальный мир, из отражения лужи показался мой зеркальный двойник. Показался и подмигнул мне.
Я знал что это значит. В ближайшее будущее я буду должен ему пару дней в моем теле...
Девушка смотрела на меня испуганными глазами и яасто-часто дышала. Я указательным пальцем убрал ее длинный локон за ушко, а обратным движением погладил щеку.
-Может поужинаем вместе?
-Ну... Я знаю рядом одно место и там нет никаких сущностей. Даже мусорных ртов.
Я протянул ей руку, как джентльмен.
-Пройдем?
-Можно.
Несколько застенчиво сказала она и покраснела.
Возможно впервые в жизни я был счастлив.


Первую часть рассказа можно посмотреть в моем профиле. Ее название "Рэд, помоги мне*

В масляном круге самодельной костровой ужасно шумно. Веселая южная ребятня дорвалась до ночевки-маевки без взрослых.

В первую майскую ночь тут много лет играют в «свечную бухту»: как в бутылочку, только вертят большую восковую свечу. Говорят, еще царскую венчальную, сохраняемую одной местной семьей. И вот на кого укажет «царская свечка», тот идет на острый скалистый край - маяком работать. Значит, стоять на краю с зажженной свечой (своей собственной) до самого рассвета и путь судам освещать. А все остальные участники должны препятствовать маяку, тушить «свечную бухту».

Хоть и не очень пионерская игра, но ребятам интересно. Для здешних подростков «простоять маяком» - настоящая инициация. Да и девчонки не дрейфят, тоже со свечками набежали. А ребята постарше, братья-сестры, мелким не мешают, потихоньку пивко или квас потягивают, бренчат на гитарах и вспоминают, как сами также играли.

Наконец-то толстую восковую царицу зажгли от костра. Все претенденты стоят не дышат - а ее один из старших так раскрутил, что твою шутиху, аж в глазах искрит. Эх, выбрала Володьку... И рослый, и спортсмен с разрядом по гребле, и вихор белый вьется над карим глазом. Трудно потушить будет.

Каких только испытаний не подкидывала Володьке эта ночь! В рамках правил, конечно, основанных, к слову, на самой настоящей инструкции для смотрителя маяка. (Документе раритетном, относящемся ко временам, когда на одном из ближних островков был действующий маяк.) Ухали совой и хлопали крыльями прямо за спиной мальчика, девчонки неожиданно визжали «помогите!», пацаны помельче метали жеваную бумагу... Стоит Володька во фрунт, будто помер, свечу только крепче обхватывает. А надо суметь отвлечь, чтобы огонь задуть.

Когда чуть замерцало рассветом, весь лагерь спал. Засада в самых близких к «смотрителю» кустах храпела так, что заглушала море. Внутри этих звуков к Володе сзади спокойно приблизилась полная и некрасивая девочка с выпуклыми глазами. Вытянутыми загорелыми руками, перепачканными землей и зеленью, аж приподнявшись на носках в бледно-розовых босоножках, она один раз, но очень резко и с силой толкнула утомленного подростка в спину.

Кажется, он что-то крикнул, погружаясь в такую темную теперь «свечную бухту». Верочка даже не обернулась.

Другие истории про Верочку: Дачная амнистия (Про Верочку, часть 1) Лоскутки (Про Верочку, часть 2) Верёвочка (Про Верочку, эпизод с ярмарки) Ведьма, скупающая волосы ("Я от Верочки")

Это перевод истории с Reddit

Я всегда чувствовал огромное облегчение, оставляя пылающий город позади. Пройти сквозь смерть и разрушение. Отделить себя от пепла и руин, ржаво‑красных туч и кроваво‑оранжевого неба. С глаз долой — из сердца вон.

Тяжёлые стальные двери захлопнулись, когда я ступил в галерею.

Я вздохнул, позволив плечам опуститься, медленно вывернул шею — слева направо, справа налево. Кондиционер гудел, и его холодное механическое дыхание ползло по обнажённой коже. Тело остывало, мышцы шеи разматывались, как пружины.

Это было моё убежище. Последнее здание, оставшееся в целости. Огромный мраморный плот, дрейфующий над океаном обломков.

Но полностью расслабляться нельзя.

Да, внутри галереи безопаснее, чем в огне за её стенами. Гораздо безопаснее. Однако и здесь были свои риски.

Ведь это убежище делил с мной ещё кто‑то. В отличие от меня, она, похоже, никогда не выходила наружу. Обычно, когда я входил, её не было видно, но она всегда была здесь.

Если я не видел её, значит, она находилась внутри стен. А там она лупила лбом по мрамору. Костяшек у неё не осталось, поэтому череп стал её инструментом.

Один и тот же ритм, отмеренный и выверенный.

Тук, пауза.

Тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук.

Удары были лёгкими, но звук щедро расходился по огромному залу. Это был один прямоугольный зал с потолками в девять метров и почти без мебели. На каждой стене висело несколько полотен никому не известных художников. В центре — винтовая лестница, но шестьдесят восемь металлических ступеней обрывались на две трети высоты, никуда не ведя.

И, самое загадочное, лифт. Прямо напротив входа. Ни одной кнопки, чтобы вызвать эту чёртову штуку. Над дверями — контур стрелки вниз, но я никогда не видел, чтобы он вспыхивал. Никто оттуда не выходил и, я знал, никогда не выйдет.

Лифт — билет в одну сторону, построенный исключительно для меня. Не знаю, откуда у меня эта уверенность, но я поставил бы на это жизнь раз двадцать.

Так что я оставался один на галерейном полу, а змея‑женщина шуршала в стенах, вокруг — опустевший пылающий город на километры во все стороны. Всегда начиналось с того, что я подходил к массовым стальным дверям, чувствуя за спиной жар, будто бегущие волны огня, — а вот когда всё заканчивалось, было непредсказуемо. Могли пройти минуты, часы. В редких случаях — дни или недели.

Но в конце концов я просыпался.

Один и тот же непостижимый сон, без промаха каждую ночь вот уже пятнадцать лет. Послание из пустотелой реальности, которое я не понимал — до прошлой ночи.

Тук, пауза.

Тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук.

Моё рождение

Сколько себя помню, я чувствовал себя чужим. Изгоем среди собственных. Думаю, многие переживают похожую париевость, и я не могу утверждать, будто мой опыт уникален или невероятен.

Позвольте привести пример — хоть какое‑то объективное доказательство моей инаковости.

Как только я сделал первый вдох, сердце моей матери остановилось. Внезапная остановка, без причины, без смысла. Как сдохший аккумулятор. Медики забегали. Пара доз адреналина — и сердце, нехотя, вернулось к работе.

Но как только оно забилось снова — моё остановилось. Тогда оживляли меня — и мать умирала вновь. И так дальше.

По словам отца, врачи становились всё более озадаченными и напуганными с каждым нашим «перещёлкиванием». Жизнь в той операционной была игрой с нуль‑суммой: или я, или она. Непоколебимая воля Бога, Жнеца — или какой иной безымянной силы. Наверное, со стороны это выглядело бы забавно, не будь всё так трагично.

Через три‑четыре цикла сердце матери сдалось окончательно. Отказалось биться, хоть что делали врачи. Отец иногда строил теории, будто медики решили исход тайком, присуждая жизнь мне, заменив адреналин физиологическим раствором.

Сомневаюсь, что так было. Просто обстоятельства были жестоко несправедливы, а почва несправедливости плодородна для заговоров. Как бы то ни было, я понимал боль отца.

Вот в чём суть: хотя я всегда ощущал себя чужаком, эмпатии мне не чуждо. Я уважаю людей. Просто не чувствую с ними связи. Как натуралист, живущий один в джунглях: люблю флору и фауну, восхищаюсь чудом природы, но всё равно остаюсь один.

Что приводит нас к Энтони.

Моё детство

В школе меня изрядно травили: тихий, одинокий газельчонок, отбившийся от стада. Мне было плевать. Я не видел в них хищников — лишь назойливых мух: шумно, слегка раздражает, но безвредно.

В том‑то и проблема — им хотелось быть хищниками, а я не давал почувствовать этого. Они питались страхом и страданием. Когда насмешки не срабатывали, начались эскалации.

Каждый раз, когда очередная пакость случалась — пакет молока на голову, пауки в рюкзак — я замечал Энтони сбоку: он пылал от ярости за меня. Высокий, взлохмаченные чёрные волосы, голубые глаза кипят под толстыми квадратными линзами.

Однажды особенно тупой и злой задира Остин сорвал с меня клок волос. Это стало чертой. Для меня — и, похоже, для Энтони.

Я развернулся, вцепился зубами в его локоть. В тот же миг Энтони подбежал сзади и, занеся металлический поднос, врезал Остину в висок. Чистый «one‑two».

Через час мы с Энтони впервые разговаривали — у кабинета директора, ожидая допроса.

Меня всегда смущал его взгляд: улыбка слишком широкая, внимание слишком пристальное. На поверхности — дружелюбие, но под ним тлела одержимость, собственнический огонь.

Я старался не замечать: он был единственным, кому я мог довериться. Единственный, кто знал о галерее и горящем городе.

Теперь больше никто не знает.

Этот пост должен это исправить.

Галерея

«Ide побеждает Тарандоса» — моё любимое полотно. (Первое слово произносится, кажется, «и‑дэ»).

Это была не самая большая и не самая техничная работа, но в ней было колдовство. Меня магнитило к ней часами каждую ночь.

Длина ладонь, высота пол‑ладони, в раме, украшенной чередующимися солнцами и лунами. Однорукая валькирия с белыми крыльями и тускло‑серой бронёй лежит на спине в тени ивы. На неё снисходит тварь с телом человека и оленьей головой. Морда искажена яростью, руки тянутся к насилию. Зверь не видит зубчатый кинжал в единственной руке валькирии, касающийся кожи на правой стороне его шеи, вот‑вот прольётся кровь.

Масляные краски придавали сцене живость: трава казалась сочной, волосы на костяшках чудовища — сальными и густыми.

Разглядывая полотно, я чувствовал себя живым — куда живее, чем наяву. Но стоило глазам упасть на две чёрные дыры над головой валькирии — во мне просыпалась тревога.

Потому что это были не мазки кисти.

Это были дыры — буквально.

У каждой картины в галерее была пара таких.

Она любила наблюдать, как я смотрю.

Когда смотрела долго, не моргая, сквозь отверстия сочились слёзы.

Потом рама дрожала, передавая её послание.

Тук, пауза.

Тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук.

Мой подростковый возраст

«Чего тянешь? Стреляй уже», — произнёс семнадцатилетний я, дерзко и бесстрашно.

Мужчина в маске окаменел. Я шагнул ближе. Кассир замер с купюрами в руках.

«Куинн, что ты творишь?» — прошипел Энтони, прячась за стеллажом.

Я втянул воздух, провёл пальцами по стойке и облизнул губы. Перепроверил все чувства.

Запах, осязание, вкус, зрение, слух — всё на месте.

Я расправил плечи.

«Я… я не боюсь. Прострелю тебе кишки…» — заикаясь, буркнул грабитель.

Я подошёл вплотную: ствол упёрся мне в грудь.

«Давай. Я облегчил тебе задачу».

В долю секунды его бравада рассыпалась. Он рванул к выходу и исчез в ночь.

Позже я рассказал Энтони, что у меня нет синестезии — значит, никто здесь не умрёт. Трюк, логический вывод.

Смерть моего деда я «чувствовал» год. Его квартира пахла тишиной, голос звучал округло. Чем ближе срок — тем сильнее ощущения.

Я понял: могу чуять смерть. Значит, нечего бояться. Так я думал, пока был молод и глуп.

Но были изъяны.

Я не защищён от бед, что не ведут к смерти.

И я не знал, смогу ли учуять собственную смерть — ведь не умирал.

Галерея

В ночь двенадцатого дня рождения она явилась.

Из трещины у лифта, не шире волейбольного мяча, выскользнула женщина.

От неё осталась лишь голова и волочащийся позвоночник‑хвост.

Двигалась, как змея: позвонки изгибались S‑волнами по мрамору.

Подойдя, она обвилась вокруг моей ноги, поднялась по туловищу и уложила хвост на плечи.

Мы встретились глазами. Посреди лба зияла впадина — кость стёрта бесконечными ударами.

Она прошептала первые восемь слов, что я слышал от неё до прошлой ночи:

«Ты

Готова

Увидеть, что

Внизу?»

Я покачал головой. Она разочарованно вздохнула.

Я проснулся.

Через год сцена повторилась. И так год за годом.

Мои ранние двадцатые

Перед отъездом в колледж Энтони признался в любви. «Мы предназначены, идеальные дети, умрём вместе» — всё в таком духе.

Я мягко объяснил: романтики во мне нет, это не его вина. Он не принял. Называл «заносчивой сукой», швырнул стул в окно и исчез на пять лет.

Наши дни

Неделю назад умер отец, и я вернулась в родной город. Кофемашина сломалась — пришлось на главную улицу. Там я столкнулась с Энтони.

Я едва узнала его: мускулы Геракла, волосы зализаны едким гелем, очков нет — лазерная коррекция.

Тьма всё ещё была в нём, но он научился прятать её.

Вчера мы ужинали и пили вино. Платонически, я подчёркивала. Он смеялся: придёт ли мой "бойфренд" бить ему морду? Я вновь пояснила: я одна.

Это его обрадовало.

Он пригласил посмотреть дом. Два этажа кирпича. Вошли: маленький тамбур, длинная лестница к роскошному фойе. Я заметила, как он что‑то нажал на панели охраны у двери и как щёлкнул замок.

Час болтали на кожаном диване.

Я собралась уходить. Он стал зажигать пять толстых свечей.

«Энтони, поздно, мне пора», — сказала я. Он молчал, лишь зажигал фитиль.

От двери не отходил запах беды. Я потянулась к ручке — заперто. Замка не видно.

«Энтони? Открой, пожалуйста». Тишина. Свет погас.

Паника вспыхнула, как кислота в грудной клетке. В сумке — телефон.

Грохот шагов. Он схватил меня за ворот, рванул вниз. Нос ударился о кромку ступени, вспышка боли. Он прижал меня к полу, колени на локтях, пальцы сомкнулись на горле.

Сознание ускользало. В последний момент я подумала о любимой картине.

«Ide побеждает Тарандоса».

Хотела умереть, чтобы её красота осталась в голове.

Вдруг — хруст плоти и хрип. Его руки разжались. В его шее торчал зубчатый кинжал. Рукоять сжимала чужая рука, выросшая из моего груди. Через миг и рука, и клинок исчезли. Я столкнула его; свечи упали на плед — вспыхнул костёр.

Я кинулась к двери — заперто. На панели — четыре звёздочки.

Пробую свой день рождения — неверно. Одна попытка ушла.

Пробую день рождения Энтони — неверно. Ещё одна.

Осталась последняя.

Пламя ревёт этажом выше. И тут я услышала. Или поняла. Стук в стене за спиной.

Тук, пауза.

Тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук‑тук‑тук, пауза.

Тук‑тук.

Я затаила дыхание.

1‑3‑4‑2.

Экран разблокировался.

Кнопка «ОТКРЫТЬ», рывок ручки — и я рухнула на улицу.

Галерея

Вернувшись прошлой ночью, вскоре после смерти Энтони, я почувствовала перемены.

Женщина выползла, я встретила её у лестницы.

Она улыбнулась.

Я спросила:

«Почему я не ощущала, что Энтони умрёт?»

Она обвилась вокруг, её рот был открыт, слова лились без движения губ:

«Потому что он не должен был умереть прошлой ночью. Умереть должна была ты. Это было написано. Невозможно предвидеть то, что не записано».

Улыбка стала острей.

«Но я вмешалась. Иначе ты никогда не дошла бы до галереи. Это стоило труда, но мы справились».

Потом она спросила:

«Готова увидеть, что внизу?»

Я кивнула.

Стрелка над лифтом вспыхнула красным, прозвенел сигнал.

Двери раскрылись — внутри стояло безголовое женское тело в серебристом коктейльном платье, из‑под которого торчали края окровавленной больничной сорочки. В руке — шар с надписью «С Днём Рождения!».

Голова со спинным хвостом скользнула вперёд, взобралась на тело и соединалась с ним, как штекер.

Я вошла. Внутри всё сияло, словно зеркала. Впервые я увидела себя в галерее.

Я была гораздо старше, чем во сне наяву.

И тогда я задумалась.

Может, галерея никогда не была сном. Может, это предвидение.

Видение будущего: гигантский мраморный гроб над руинами вечно пылающего города. Алтарь новым богам новой эры.

Женщина повернулась ко мне и прошептала:

«Если проснёшься раньше, ничего. Теперь ты в безопасности. Мы можем пытаться каждую ночь без страха. Рано или поздно ты переступишь апофеотический порог. Мы воплотим всё это, моя одноногая Валькирия, моя тёмно‑красная луна.

Моя единственная дочь».

Я проснулась.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6