Тень не шипела. Она просто стояла, вытянувшись, как натянутый нерв. Её уши дрожали, а лапы слегка дрожали, будто она ощущала под лапами вибрацию. Мгновение — и из её груди вырвался звук. Не рык, не вой. Это был хриплый, глубокий треск — предостережение.
Ш’аас, заметив это, выпрямился, морщась от боли в боку. Он оторвался от Колючки, оглянулся.
— Тень почуяла что-то, — сказал он глухо. — Может… пауки. Лаз открыт.
Все на мгновение замерли. Даже Т’кел поднял голову от сканера.
— Ч’аро, — пробормотал Ш’аас, — глянешь?
Ч’аро уже поднимался, крепко сжав копьё. Его лицо потемнело.
— Посижу тут, говорили они. Отдохни, говорили. — Он двинулся к лазу, склонив голову. Тень отступила в сторону, пропуская.
Он остановился у самой кромки, прищурился. Проход вёл вверх, к расщелине. Снаружи падал тусклый свет. За пределами — тишина. Или… почти. Он прислушался. И тут услышал: шорох. Лёгкий, как шелест сухой травы. Но потом — ещё один. И ещё. Сотни. Тысячи. Быстрые, хищные, цепкие. Он узнал это звучание: лапы. Мелкие, цепкие лапы, движущиеся по металлу. Звук, от которого волосы встают дыбом. Пауки, привлечённые звуками их голосов и движением, наконец-то нашли путь.
— Пауки, — выдохнул он. — Много.
Он отпрянул, руки судорожно вцепились в рычаг механизма — тот, который никто не проверял. Ржавый, заклинивший. Он налёг на него, весь вес, вся сила — и ничего. Пауки уже близко. Его дыхание участилось, сердце колотилось в висках.
— ЗАКРЫВАЮ ЛАЗ! — рявкнул он, не оборачиваясь. — ВСЕ НАЗАД!
Ш’аас вскочил, схватив Колючку. З’ира метнулась к ближайшей панели. М’лис вскочила, спотыкаясь, подбежала к Т’келу, который всё ещё смотрел в сторону звука, словно слышал что-то за пределами восприятия остальных.
Ч’аро заорал, срывая голос:
И в этот момент первый из пауков показался в верхней части лаза. Маленький, но быстро шевелящийся, с белым хитином, он полз по стене. За ним — ещё. И ещё.
— МАТЬ ИХ… — Ч’аро рванул рычаг снова. Щёлк. Скрежет. Металл тронулся. Он вбил копьё в шестерёнку, как рычаг, надавил всем телом — заслонка дрогнула и пошла вниз. Пауки уже почти у него. Один прыгнул — Ч’аро отбил его прикладом.
С глухим лязгом металлическая заслонка опустилась, перекрывая лаз. В последний момент один из пауков втиснулся в щель — Тень рванулась вперёд и схватила его, хрустнув позвоночником насекомого. Её глаза светились холодной злостью.
Тишина. За заслонкой — шорох, удары, царапанье, потом тишина. Только дыхание людей и рёв в ушах. Ч’аро отступил назад, хватаясь за стену. Его плечи ходили от напряжения, на лбу выступили капли пота.
— Закрыто, — прохрипел он. — Но они были там. Совсем рядом.
М’лис, стоявшая в проходе, стиснула зубы. Её голос был сухим, но в глазах мелькнул страх:
— Мы и правда оставили дверь открытой, как идиоты…
— Все устали, — ответила З’ира, но в её голосе была горечь. — Мы должны были думать. Но теперь мы в ловушке. Один вход — один выход.
Т’кел, наконец, пошевелился. Его голос прозвучал тихо, отстранённо:
— Они пришли не за нами. Их ведёт голос. Разломы… позвали их.
М’лис резко повернулась к нему, её кулаки сжались ещё сильнее.
— Голоса, шёпоты, пауки… Осталось только, чтобы стены заговорили, — бросила она с сарказмом, но её голос дрогнул. — Хватит нести чушь. Нам надо к реактору, пока нас не сожрали.
Ш’аас, сидя у стены, закрыл глаза и выдохнул:
— Пора что-то сделать. Или нас сожрут по частям.
З’ира посмотрела на всех. Затем — на Тень. Существо стояло перед заслонкой, не шевелясь. Оно будет стоять там, пока нужно. Будет ждать. Охранять.
— Хорошо, — сказала она. — Ч’аро и Ш’аас — отдыхайте. Тень остаётся у лаза. Но, М’лис, Т’кел… после всего этого я хочу, чтобы вы сходили в медблок. Вы оба на грани. — Она перевела взгляд на Т’кела. — Т’кел, что у тебя с данными?
Т’кел медленно поднял голову. Под глазами темнели круги, зрачки расширены, лицо цвета старого воска. Он выглядел так, будто пробирался сквозь чьи-то чужие сны. Говорил он медленно, с паузами между словами:
— Я… пока не всё понял. Но реактор… он не просто источник энергии. Он связан. С чем-то… больше. Мы должны идти дальше. Там… ответ.
М’лис напряглась. В её лице дёрнулся мускул. Она медленно сжала кулаки, ногти впились в кожу. Несколько мгновений она молчала, затем выдохнула:
— Только не вздумай слететь с катушек прямо там, ясно? — тихо бросила она, не глядя в его сторону. — Мне хватит одного бойца, зависшего в обмороке между топливными трубами.
Т’кел не ответил. Он лишь слегка кивнул, будто соглашаясь — или будто кто-то другой за него.
За заслонкой зашевелилась тишина. То была не буря, не бегство, не бой — скорее, затишье хищника, уставшего ждать. Звук, как будто дышала сама тьма. Шорох множества лап стих, но остался — на границе восприятия. Не ушли. Затаились.
У лаза всё ещё стояла Тень. Её тело вытянулось, хвост затаился вдоль пола, морда чуть приподнята. Уши дёрнулись — и снова. Она различала то, что не слышали остальные. Её мышцы были напряжены, глаза не моргали. Это был не страх, а концентрация. Инстинкт. Чуткое животное, выбравшее сторожить проход — даже если бы никто не просил.
Ш’аас прижал к себе Колючку. Муроло прижался к его груди, трясясь мелкой дрожью. Ш’аас провёл пальцами по его спине, но сам всё ещё смотрел на заслонку. Он знал этот взгляд у Тени. Видел, когда они столкнулись с гнездом пауков. Это была тишина перед штормом. Или перед смертью.
— Нам надо спешить, — сказал он. Голос его хрипел, как старый замок, но в нём слышалось: он в строю. — Если они решат, что проходом можно стать… мы не успеем.
— Да. М’лис, Т’кел — идите к реактору. Мы поддержим связь, пока сможем. Ш’аас, Ч’аро — снарядитесь и отдыхайте по очереди. Я останусь у терминала, если что — координирую.
Колючка пискнул, как будто в ответ, его глаза на мгновение вспыхнули отражением экрана. Т’кел медленно поднялся. М’лис выдохнула сквозь сжатые зубы, похлопала по штанине и тоже встала.
— Пошли, Бета, — сказала она. — Поиграем в инженеров, пока всё это не рухнуло нам на головы.
Их шаги удалялись в гулком полутёмном коридоре. За их спинами заслонка лаза мерцала в отблеске фонаря, а Тень не двигалась, не моргала. Сторож.
И то, что их ждало у реактора, уже знало, что они идут…
***
Комната архивов располагалась в боковом отсеке на пути к реактору, в помещении, некогда, возможно, бывшем серверной. Сейчас это был полутёмный зал с мигающими консолями, выжженными панелями и паутиной из кабелей, змеящихся вдоль пола. Воздух пах озоном и старой пылью, а в дальнем углу мерцал терминал, которому чудом удалось сохранить энергоснабжение.
Т’кел сидел перед ним, слегка согнувшись, будто пытался спрятаться от тусклого света. Его пальцы бегали по экрану, вызывая очередную строку данных — выцветший технический журнал, полураспавшаяся диагностическая таблица из архивов станции. Он читал быстро, почти машинально, но взгляд становился всё более напряжённым. На экране замигали строки:
РЕЖИМ ПОДАЧИ ХЛАДАГЕНТА: РУЧНОЙ
ПРЕДЕЛ ПОДАЧИ: 93% ДО КРИТИЧЕСКОГО НАГРЕВА
ОХЛАЖДАЮЩИЙ КОНТУР: ФРАГМЕНТИРОВАН, НО ФУНКЦИОНАЛЕН
Т’кел моргнул. Это были старые данные, отчёт о последней диагностике, проведённой перед тем, как станция замолчала. Но шёпот внутри усилился — не резкий, не пугающий, но липкий, как будто кто-то следил за каждым его движением. Он провёл рукой по экрану, отбрасывая лишние окна, и проговорил вслух, не оборачиваясь:
— Реактор можно включить… Если верить этим записям, хладагент запустится, но только в ручном режиме. До перегрева останется пара процентов — это риск.
— Ты уверен? — М’лис подошла сзади, вытирая руки от машинного масла. Её голос был резким, с ноткой раздражения. — Или просто читаешь, как тебе кажется?
Т’кел не повернулся, но его плечи напряглись.
— Это не “как кажется”. Данные вот. — Он ткнул в экран. — Контур, судя по архивам, работает, но изношен. Если температура уйдёт за девяносто — лопнет труба. Взрыв, утечка. Всё как в отчёте.
М’лис прищурилась, вглядываясь в диаграммы. Она выпрямилась, скрестила руки.
— Ты читаешь бумагу, а я руками вижу, что всё держится на ржавчине и соплях.
Т’кел медленно повернулся. Его лицо оставалось спокойным, но губы плотно сжались.
— Я… читал о них. В старых записях. Отчёты об авариях, о разломах. Но эти данные говорят сами за себя.
— Отчёты, — повторила М’лис с презрением. — Эти “данные” двадцатилетней давности. Половина труб проржавела, другая с лозой проросла. А ты веришь цифрам?
— А ты веришь интуиции? — резко спросил он. — Или собираешься кидать гайки в реактор, пока не заработает?
М’лис шагнула ближе, её глаза сверкнули.
— Я технарь, Т’кел. Я всю жизнь разбирала железо, а не слушала голоса из тьмы.
Т’кел встал, его движения были резкими, но в глазах мелькнула тень сомнения.
— Я… просто пытаюсь понять, что делать, — сказал он тихо, его голос дрогнул, и он отвёл взгляд, словно боялся, что М’лис заметит его страх.
У выхода из комнаты архивов стояли З’ира, Ч’аро и Ш’аас. Они следовали за М’лис и Т’келом, чтобы не оставлять их одних, но держались на расстоянии, наблюдая из прохода. Сначала они молчали, пытаясь не вмешиваться, но с каждой репликой в их позах нарастало напряжение.
Ш’аас тихо сказал, наклонившись к З’ире:
— Если они ошибаются, мы все в яме. Один перегрев — и всё.
— Я знаю, — прошептала она, не отводя глаз от Т’кела. Её руки сжались в кулаки, но она сдерживалась, чтобы не вмешаться.
Ч’аро стиснул копьё, его взгляд метался от М’лис к Т’келу.
— Они спорят, как будто забыли, что мы живём под бомбой, — тихо бросил он.
Тень, устроившаяся у стены в коридоре, повернула голову. Колючка, сидя у Ш’ааса на плече, напрягся, шерсть приподнялась. В воздухе витала тревога — не столько от слов, сколько от энергии, глухо накапливающейся между людьми.
— Я не прошу верить мне, — проговорил Т’кел чуть тише, почти спокойно. — Я говорю: нужно осторожно. Контур — нестабилен. Он связан с разломами. Я… это чувствую.
М’лис тихо выругалась, отвела взгляд и прошла мимо, бросив:
— Значит, делай по-своему. Но если всё пойдёт вразнос — ты сам за это ответишь.
З’ира, наконец, шагнула вперёд, её голос прорезал тишину:
— Хватит. Мы не можем терять время. М’лис, Т’кел, идём к реактору. Надо запустить его, пока пауки не нашли другой путь. — Она посмотрела на них обоих, её взгляд был твёрдым, но усталым. — Но держите себя в руках. Мы не можем позволить себе ошибиться.
М’лис кивнула, бросив последний взгляд на Т’кела, и первой двинулась к выходу. Остальные последовали за ней, их шаги гулко отдавались в коридоре. Т’кел остался у терминала на миг дольше, глядя в экран, где тускло пульсировали старые строки. Шёпот в голове не утихал: …твой шаг… ключ…. Его рука сжала сканер, дыхание стало неровным, а в глазах мелькнула тень страха. Он выдохнул сквозь сжатые зубы, затем повернулся и пошёл вслед за ней — не от уверенности, а потому что было некуда отступать.
***
Коридор, ведущий к реакторному отсеку, был узким и извилистым, словно вырезанным в спешке. Стены дрожали от низкого гула, исходившего из глубины станции, а воздух становился всё тяжелее, пропитанный запахом озона и горелой изоляции. Каждый шаг отдавался звоном в ржавых трубах, которые тянулись вдоль потолка, покрытые пятнами плесени и каплями конденсата. М’лис шла впереди, её шаги были резкими, почти судорожными, а в руках она сжимала резак, чьё слабое свечение отбрасывало длинные тени на стены. Т’кел следовал за ней, его сканер мигнул пару раз, пока он сверял координаты с архивами, но его взгляд был расфокусированным, словно он прислушивался к чему-то за пределами их мира. З’ира, Ш’аас и Ч’аро шли позади, держась на расстоянии, чтобы не мешать, но их лица были напряжёнными. Тень скользила вдоль стен, её движения были медленными, а шрамы на боках едва заметно пульсировали в такт подземным вибрациям. Колючка, сидя на плече Ш’ааса, дрожал, издавая слабый писк, который сливался с гулом станции.
На полпути М’лис остановилась у груды обломков, покрытых слоем пыли и ржавчины. Под обугленным металлом виднелись скелеты в изодранных комбинезонах — их черепа были смяты, кости переломаны, а рядом валялись переговорные гарнитуры, покрытые трещинами. М’лис наклонилась, подняла одну из них, и из треснувшего динамика вырвался слабый треск, переходящий в обрывок записи: “Температура поднимается… не отвечает… Боже…” — голос оборвался, оставив лишь шипение, от которого по спине пробежал холод. Она сжала гарнитуру, её пальцы задрожали, а в глазах мелькнул страх.
— Остатки их криков, — прошептала она, бросив взгляд на Т’кела. — Хочешь послушать ещё?
Т’кел не ответил, его лицо оставалось непроницаемым, но сканер в его руке задрожал сильнее. Он протянул руку к другой гарнитуре, подключил её к сканеру и передал М’лис.
— Они могут пригодиться, — сказал он тихо, его голос был едва слышен. — Связь с остальными.
М’лис надела гарнитуру, шипение усилилось, но связь заработала. Она бросила вторую З’ире, которая кивнула, надевая её с осторожностью. Группа двинулась дальше, но воздух становился всё более тяжёлым, а гул нарастал, словно сердце станции билось всё быстрее.
Двери реакторного отсека возвышались впереди — массивные, покрытые коррозией, с тусклой надписью “Отсек Р-7”, едва различимой под слоем грязи. М’лис подошла к панели управления, её пальцы дрожали, пока она подключала резак и вводила команду на открытие. Раздался скрежет, металл задрожал, и двери медленно разошлись, открывая тёмный зал, полный ржавых труб и мерцающих консолей. В центре возвышался реактор — огромный цилиндр с мигающими индикаторами, от которого исходил жар, словно от раскалённого камня. Воздух внутри был густым, пропитанным запахом металла и старого масла, а свет от индикаторов отбрасывал красные блики на стены.
М’лис и Т’кел вошли внутрь, остальные остались у входа, держась наготове. М’лис подошла к главной консоли, её движения были резкими, но в них чувствовалась неуверенность. Она подключила резак, её пальцы замерли над кнопками, и она бросила взгляд на Т’кела.
— Если это не сработает… — начала она, но её голос дрогнул, и она замолчала, сжав губы.
Т’кел молча кивнул, его глаза были прикованы к консоли, но в них мелькнуло что-то странное — тень, словно он видел больше, чем остальные.
— Запускай, — сказал он тихо, его голос был почти механическим.
М’лис выдохнула, её пальцы нажали на кнопку инициации. Реактор загудел, индикаторы зажглись зелёным, и на миг показалось, что всё под контролем. Но внезапно свет сменился красным, и голос системы, искажённый помехами, прогремел: “Отсутствие хладагента. Риск расплавления. Блокировка активирована.” Двери с оглушительным лязгом закрылись, отрезая М’лис и Т’кела от остальной группы. Металлические створки сомкнулись с такой силой, что пол задрожал, а воздух в отсеке стал ещё жарче.
Снаружи З’ира бросилась к дверям, её кулаки забарабанили по металлу.
— М’лис! Т’кел! Откройте! — крикнула она, её голос сорвался, но через гарнитуры донеслось лишь эхо. Ч’аро рванулся вперёд, ударив копьём по створкам, но металл не поддался.
— Они заперты! — выдохнул Ш’аас, его лицо побледнело, а Колючка на его плече запищал громче, его тело дрожало в такт вибрациям.
Внутри отсека М’лис обернулась к Т’келу, её дыхание стало прерывистым, а глаза расширились от ужаса. Жар реактора обжигал кожу, гул становился невыносимым, а красный свет заливал всё вокруг, словно кровь. Она шагнула назад, её руки сжали резак, но пальцы дрожали так сильно, что она едва его удерживала.
— Мы заперты… — прошептала она, её голос сорвался. — Ты знал… Ты знал, что это случится! Это из-за тебя! Ты привёл нас сюда, ты с этой своей сущностью! Ты такой же, как они! Ты не человек!
Т’кел замер, его взгляд был пустым, словно он смотрел сквозь неё. Он не защищался, не отводил глаз.
— Если это нужно… бей, — сказал он тихо, его голос был лишён эмоций, словно он уже сдался.
М’лис рванулась вперёд, её резак взметнулся, целясь в плечо Т’кела. Она закричала, её голос смешался с гулом реактора, и удар пришёлся вскользь — резак оставил рваную рану на рукаве, из которой потекла кровь. Т’кел не шелохнулся, его лицо оставалось неподвижным, но кровь капала на пол, смешиваясь с пылью. М’лис замахнулась снова, но её рука дрогнула, и она отступила, её дыхание стало хриплым, слёзы текли по щекам.
— Я не могу… я не хочу так… — прошептала она, роняя резак. Он с лязгом упал на пол, а она прижалась к стене, закрыв лицо руками.
В этот момент земля дрогнула сильнее, низкий гул превратился в рёв, и снаружи группа ощутила, как их накрыла волна страха и безнадёжности. Ш’аас схватился за голову, его пальцы впились в виски, лицо исказилось от боли.
— Что-то… не так… — прохрипел он, его голос дрожал.
Ч’аро закричал, его голос сорвался:
— Что происходит?! Откройте двери! — Он снова ударил копьём по створкам, но металл лишь гудел в ответ.
Тень, стоявшая у дверей, припала к земле, её шрамы пульсировали ярче, излучая слабый свет, будто она пыталась уловить утраченный отклик. Она издала низкий, жалобный звук, её лапа медленно потянулась к морде, тёрла её, словно стряхивая невидимую пыль, а глаза, обычно яркие, потухли, наполнившись растерянностью. Колючка пищал в такт вибрациям, его тело сжималось, шерсть вставала дыбом, как будто он чувствовал нечто, чего не могли понять люди.
Внутри отсека М’лис сползла по стене, её плечи дрожали, а дыхание стало судорожным. Т’кел стоял неподвижно, кровь стекала по его руке, но он смотрел в сторону, словно слышал что-то за стенами — шёпот, который становился громче. Реактор гудел всё сильнее, жар усиливался, и красный свет заливал отсек, создавая ощущение, что они в ловушке внутри живого существа.
Система заговорила снова, её голос прорезал гул: “Хладагент достиг критического уровня. Стабилизация… три… два… один…” Двери с лязгом открылись, ослепительный свет хлынул в коридор, сопровождаемый искажённым рёвом. М’лис зажмурилась, прикрыв лицо руками, Т’кел медленно поднял руку, чтобы защитить глаза, а З’ира, стоя у выхода, прошептала, её голос дрожал:
— Они теперь знают, где мы…
Тень зарычала, её шрамы всё ещё пульсировали, но она не двигалась, охраняя группу. Колючка прижался к Ш’аасу, его писк стал слабым, почти умоляющим, словно он просил вернуть утраченное. В воздухе повисла тишина, но она была обманчивой — передышка перед чем-то неизбежным. Группа стояла, тяжело дыша, их лица были бледными, а глаза полны страха. Они осознавали, что запуск реактора пробудил нечто большее, чем они могли себе представить, и это нечто теперь знало об их присутствии.
***
Коридор гудел слабым эхом шагов, когда группа возвращалась в центральный отсек после инцидента у реактора. Металлический пол дрожал под их весом, прерываемый редкими скрипучими стонами стен, словно станция сама чувствовала их усталость. Никто не произносил ни слова — молчание висело тяжёлым грузом, давя на плечи. Тени от мигающих терминалов дрожали, отбрасывая на стены искажённые силуэты, а запах ржавчины и плесени смешивался с металлическим привкусом воздуха, усиливая ощущение клаустрофобии. З’ира шла впереди, её шаги были медленными, лицо бледное, но взгляд сосредоточенный. Ч’аро следовал за ней, сжимая копьё так сильно, что костяшки побелели, его глаза метались по коридору. Ш’аас замыкал группу, его плечи сгорбились, а Колючка на его плече едва шевелился, вяло прижимаясь к хозяину.
Тень скользила вдоль стены, её движения были замедленными, шрамы на боках тускло пульсировали, но она не реагировала на негромкие команды З’иры. В какой-то момент она остановилась, её лапа медленно потянулась к морде, тёрла её с явной растерянностью, издавая слабый, хриплый звук — нечто среднее между стоном и рычанием. Её глаза, обычно яркие и внимательные, потухли, заполнившись пустотой, словно она потеряла что-то важное. Колючка, лежа на плече Ш’ааса, был почти неподвижен — его тело свисало, а писк, едва слышный, дрожал в такт слабым вибрациям пола. Ш’аас гладил его дрожащей рукой, но муроло не реагировал, и это молчаливое страдание только усиливало тревогу.
Они добрались до центрального отсека, где тусклый свет терминалов освещал импровизированный стол из обломков. Запас консервов, рассчитанный на пару недель при экономии, лежал в углу — банки с протеиновым фаршем, слегка потрёпанные, но пригодные. З’ира взяла несколько банок, её движения были осторожными, но уверенными, несмотря на усталость, и начала раздавать их группе. Она протянула одну Ч’ару, затем Ш’аасу, но её взгляд задержался на М’лис и Т’келе, которые сидели поодаль.
Ч’аро открыл банку, его голос прервал тишину:
— Надо кого-то поставить у лаза. Пауки могут вернуться.
З’ира покачала головой, её голос был хриплым, почти сломленным:
— Нет. Никакой пользы не будет, если все рухнут. Нам нужен отдых. — Она опустилась на ящик, её руки дрожали, но она постаралась скрыть это, раздав остальную еду.
М’лис сидела в стороне, её движения были механическими — она открыла банку, но ела медленно, почти не поднимая глаз. Когда З’ира спросила тихо:
— М’лис, как ты? — та ответила сухо, не глядя на неё:
— Всё нормально. — Её голос был холодным, лишённым эмоций, и она отодвинулась ещё дальше, избегая не только Т’кела, но и остальных. Её руки дрожали, а взгляд был пустым, что выдавало внутренний надлом.
Т’кел сидел у терминала, его пальцы быстро бегали по экрану, вводя данные. Его лицо было бледным, глаза мутными, словно он смотрел куда-то сквозь реальность. Колючка, собрав остатки сил, медленно пополз к нему, его слабый писк был едва слышен. Но Т’кел не заметил — он был поглощён терминалом, его движения становились всё более отрешёнными, как будто он сливался с машиной. Эта сцена прошла незамеченной для остальных, но она повисла в воздухе, как предзнаменование.
Ш’аас смотрел на Колючку с тревогой, его пальцы гладили муроло, но безрезультатно. Ч’аро бросал настороженные взгляды на лаз, его челюсти сжаты. З’ира пыталась поддерживать порядок, но её голос дрожал, когда она сказала:
— Ешьте. Нам нужно держаться. — Но даже её слова не могли разорвать напряжение, которое сгущалось в комнате.
Наконец, усталость взяла своё. Они разлеглись на импровизированных лежанках из обломков и тряпья, привалившись к стенам. Свет терминалов стал ещё тусклее, гул станции затих до едва уловимого шепота. Сон накрыл их быстро, но он оказался не спасением, а ловушкой.
Все видели один и тот же кошмар. Сначала горло сжало, как будто невидимая рука сдавливала его, дыхание стало тяжёлым, прерывистым, а в груди нарастала паника — каждый вдох был борьбой, каждый выдох — сиплым хрипом. По телу пробежал неестественный холод, от которого кожа покрылась мурашками, а пальцы онемели, но вскоре холод сменился жаром, обжигающим, липким, от которого пот тёк по вискам и спине, пропитывая одежду. В воздухе витал резкий запах крови, смешанный с машинным маслом, едкий, металлический, вызывающий тошноту — он забивал ноздри, проникал в горло, заставляя желудок сжиматься.
Затем перед глазами возникла тень — мягкий, расплывчатый силуэт, почти человеческий, но с чем-то неуловимо чуждым. Она стояла посреди разрушенного отсека станции, где стены были покрыты ржавчиной, а пол усеян обломками. Но в этом пейзаже появились проблески зелени — тонкие побеги, прорастающие сквозь трещины, словно обещание терраформирования, обещание жизни. Голос сущности зазвучал — низкий, успокаивающий, почти родной, как шепот давно забытого друга:
— Вы найдёте путь домой. Я дам вам покой. Я спасу вас. — Каждое слово обволакивало, убаюкивало, и на миг показалось, что всё возможно: зелень разрасталась, воздух становился свежим, а где-то вдали слышался шум ветра, которого не могло быть на станции. Надежда, хрупкая и тёплая, зажглась в груди, как слабый огонёк в темноте.
Но затем тень дрогнула. Её очертания начали искажаться, растягиваться, как расплавленный металл, и из-под её поверхности проступили новые формы — длинные, костлявые руки, слишком много, чтобы сосчитать. Они тянулись из пола, из стен, из темноты, их пальцы были скрюченными, с ногтями, напоминающими ржавые крючья. Эти руки принадлежали теням — лицам, знакомым, но искажённым, с пустыми глазницами, которые смотрели прямо в душу. Это были те, чьи скелеты они нашли в коридоре, те, кто кричал в записях гарнитур, те, кто не смог выбраться. Их рты открывались в беззвучном крике, но воздух дрожал от их отчаяния, и этот ужас проникал под кожу, заставляя сердце биться быстрее.
Голос сущности изменился, стал резким, насмешливым, с шипящими нотками, от которых волосы вставали дыбом:
— Вы не уйдёте. Вы — моё топливо. Вы принадлежите мне. — Зелень начала увядать, побеги чернели, рассыпались в пепел, а стены задрожали, издавая низкий, рвущийся звук, словно металл разрывался изнутри. Пол под ногами треснул, из трещин полезли новые руки, их пальцы цеплялись за лодыжки, тянули вниз с нечеловеческой силой. Жар вернулся, но теперь он был невыносимым — кожа горела, как будто они стояли в центре пожара, а запах крови стал таким густым, что каждый вдох казался глотком железа.
Станция начала рушиться. Металлические балки срывались с потолка, падая с оглушительным грохотом, пол наклонялся, и из трещин вырывался красный свет, слепящий, пульсирующий, как живое сердце. Руки сущности тянули сильнее, их ногти царапали кожу, оставляя жгучие следы, а её голос превратился в рёв:
— Вы — часть меня! Вы никогда не уйдёте! — Лица погибших закричали, их голоса слились в хор, от которого уши заложило, а разум начал трещать, как стекло под ударом. В этом хаосе мелькнула тень З’иры, её лицо исказилось от ужаса, она протянула руку, но её тут же утащили вниз, в трещину, где красный свет поглотил её. То же произошло с Ч’аро, Ш’аасом, М’лис — они исчезали один за другим, их крики эхом отдавались в темноте, пока не осталась только пустота.
Остальные проснулись почти одновременно. З’ира прижала руку к груди, её дыхание было хриплым, она прошептала:
— Это было… реально. — М’лис сжала кулаки, её тело дрожало, но она молчала, глядя в пол. Ш’аас обнял Колючку, его руки тряслись, а Ч’аро сжал копьё, его взгляд был полон страха. Они посмотрели друг на друга, и в их глазах отразилось одинаковое понимание — они видели одно и то же.
Т’кел проснулся последним. Его лицо блестело от пота, тело дрожало, но в его взгляде что-то изменилось. Метания исчезли, уступив место сосредоточенности, словно он начал понимать. Он медленно сел, опираясь на терминал, его пальцы дрожали, но движения становились увереннее. Он прошептал сам себе:
— Если я ничего не сделаю… никто не сделает. — Эти слова были первым шагом к трансформации. Он открыл архив на терминале и начал записывать:
“Реактор связан с разломами. Сущность питается энергией. Надо найти источник… или уничтожить его. Если я погибну, пусть это будет известно. З’ира, Ш’аас, Ч’аро, М’лис — вы должны выжить.” Его рука дрогнула, но он закончил запись, закрыл файл и посмотрел на группу. Его взгляд был мягким, но решительным — он понимал, что его путь diverge от их пути, но принял это как бремя.
За окном терминала гул станции стал чуть громче, словно сущность наблюдала. Тень, лежавшая у стены, не шевелилась, её шрамы едва светились. Колючка прижался к Ш’аасу, его писк затих. Тишина воцарилась в отсеке, но она была обманчивой — передышка перед неизбежным.
Эта часть истории движется к финалу. Но мир далеко не закончен
Друзья, спасибо вам за поддержку! Особенно 16 подписчикам, и я невероятно благодарен каждому из вас за то, что вы со мной в этом путешествии. Я слежу за вашими комментариями и реакциями, и всегда рад пообщаться! Если мой мир заинтересовал вас, присоединяйтесь, и давайте вместе узнаем, что ждёт группу в финале этой истории. Выбирайте их путь в опросе и делитесь своими мыслями!
