Старый храм одиноко возвышался над гладью небольшого тихого озера. Но не было больше богослужений в древнем здании, не пелись молитвы, не горели свечи. Некогда священное для паломников и жителей место превратили в продовольственный склад. Тропа к храму заросла подлеском, осталась лишь грунтовая дорога, по которой иногда моталась старая полуторка времен войны. Кресты с куполов давно сняли, как и медный колокол, на месте которого прямо из крыши росла молодая береза.
Внутреннее убранство сохранилось не лучше: известковая штукатурка во многих местах слезла и обнажила красный кирпич княжеских времен. Краски на стенах померкли, и сюжеты фресок, нанесенные мастерами много столетий назад и некогда поражающие своей красотой и мастерством художников, уже нельзя было различить. Но одна трехметровая фреска все же выделялась своей сохранностью. На ней был изображен серафим с огромными белыми крыльями за спиной. Копьем, что лежало в его руках, он поражал отвратительную рогатую тварь, вылезшую из преисподней.
— Крепи лебедку быстрее, домой уже охота! — крикнул усатый мужичок в засаленной тельняшке. Фигура его напоминала арбуз, а лицо от жары было таким же красным, как и мякоть этого плода. Он смотрел наверх, где на приставной лестнице молодой непричесанный парень пытался закрепить лебедку.
— К потолку на шлямбур крепить придется — балки совсем плохие на вид. Вот здесь вобью, — крикнул молодой рабочий и молотком указал на голову ангела, где собирался пробить дыру размером с грецкий орех.
— Эй.. Может, в стороне отверстие сделаешь? — усатый рабочий с опаской поглядел на фреску.
— А ты из богобоязненных, что ли? — рассмеялся молодой напарник.
— Да не особо.. Просто этой картине лет то сколько уже.. Возьми чуть правее.
— Неа! Тут лучше всего. Дальше свод закругляется, в него вообще ни черта не забьешь.
— Ну как знаешь… — поежился мужичок и боязливо посмотрел наверх, словно он здесь не при делах.
Раздались удары молотка, но шлямбур никак не входил в кирпич.
— Вот строили-то при царе.. — рассердился молодой рабочий и со всей дури стукнул по анкеру. Большой кусок штукатурки отвалился и брякнулся на пол. Ангел остался без головы, шеи, и куска копья.
Вдруг стены храма задрожали. Пыль взлетела в воздух с многочисленных ящиков и стеллажей и смерчем пронеслась по храму. Раздался истошный вопль, исходящий будто из-под земли.
— Что ты наделал?! — завопил усатый и в страхе бросился бежать наружу, где его ждал старенький ГАЗ. Но добраться до дома ни одному из рабочих уже было не суждено.
— Дедушка, что это был за звук?! Деда, объясни! — испуганно кричала Маша, пробегая мимо грядок с томатами.
— Тихо! — прикрикнул дед Илия и распахнул деревянную крышку погреба.
В лицо дунуло сыростью и запахом земли. Илия спустился по скрипучим ступенькам и щелкнул выключатель света.
Маша с надеждой посмотрела на стоящего рядом девятилетнего брата-близнеца Павлика, но тот лишь развел руками.
Близнецы спустились по лестнице, прошли мимо полок, щедро заставленных продовольствием, и свернули в небольшую комнату, напоминающую вытянутую бочку с приплюснутым потолком. Стены помещения были обшиты шифером, посередине комнаты стояла маленькая буржуйка, на крюке висела масляная лампа. Илия принялся собирать пожитки в потертый вещмешок. Он действовал быстро, отточено, словно по инструкции. Но тревога была явно заметна на его седом морщинистом лице.
— Дети, мне нужно отлучиться. Это очень важно!
— Когда ты вернешься, деда? Я не хочу оставаться один здесь! — едва не плача произнес Павлик.
Дед мило улыбнулся и погладил мальчика по растрепанным белобрысым волосам.
— Как только смогу. А ты не давай в обиду сестру — ты же мужчина.
— Не нужна мне его защита! Я и сама позаботиться о себе могу! — вспыхнула Маша.
— Вот и хорошо! Защищайте друг друга. И не выходите из погреба, пока я не вернусь. Припасов у вас достаточно. Если вдруг отрубят электричество — пользуйтесь масляной лампой.
Дед на прощание обнял близнецов и вылез наверх. И массивные створки двери закрылись.
В воздухе раздался грохот винтов, и вертолетное звено быстро пролетело над армейской колонной. Сидящий на броне сержант Сальников проводил стальных птиц воинским приветствием, и те скрылись за горизонтом. БТР резко остановился и Сальников едва не слетел на землю.
— А ну потише там, а то в наряд отправлю! — сержант гневно стукнул по броне.
Впереди показались кирпичные коровники.
— А вот и наша ферма! — крикнул один из солдат и спрыгнул с брони, едва не выронив пулемет из рук.
Двигатель БТРа затух, и отделение солдат быстро построилось у обочины. Еще один армейский грузовик остановился следом.
— Наша задача: найти и вывезти людей. И плевать, хотят они уезжать или нет. Эвакуируем всех до единого. Проверяйте все до последнего сортира. О любом подозрительном движении докладывать мне, — раздал указания Сальников и пристегнул магазин к своему АК. — И никому не шкериться по подсобкам. Увижу — прибью. Тебя это особо касается, Муромцев!
Муромцев — безобидный худощавый парнишка в толстых и нелепых очках, лишь отвел глаза. Внешний вид его напоминал нескладного неряху, что попал в армию скорее по ошибке, чем по доброй воле. Он подтянул спадающие из-за худобы штаны, затянул веревку на неудобно болтающемся бронежилете и зашагал за остальными солдатами.
Бойцы разбрелись по территории, громко при этом крича: «Есть кто? Выходите, эвакуация!». Муромцев приметил узкую и едва заметную тропу и пошел по ней подальше от Сальникова. Ему хотелось поскорее вернуться в лагерь, где вечно недовольный им сержант, наконец займется чем-нибудь другим, кроме издевательств над ним.
— Товарищ сержант! Идите сюда! — крикнул один из солдат.
Сальников закинул в рот небольшую плитку молочного шоколада, недавно отобранную у одного срочника, и, причмокивая, с важным видом двинулся к зданию коровника. Однако не успел он войти, как запах мертвечины ударил в нос.
— Что так воняет? — спросил Сальников, но ответ уже был перед его глазами.
По всему помещению были разбросаны части коровьих тушек: головы, ноги, хвосты. Кровью было запачканы все стены и столбы.
— Медведь, что ли, поработал.. — с опаской произнес стоящий рядом с сержантом рядовой-казах.
— Откуда тебе знать, как медведь нападает, а, олух? В твоих степях кроме песка и ящериц ничего не водится, — выругался Сальников и осторожно переступил через окровавленное коровье вымя.
Казах не стал объяснять, что на его родине водится несколько видов медведей. Сальников все равно бы не поверил, да еще бы и в наряд поставил за споры.
— Ладно, все с этой фермой понятно. Доложим, что людей нет. Возвращаемся в лагерь, пока не стемнело, — приказал сержант, и солдаты с нескрываемым облегчением вышли из жуткого помещения.
Они уже дошли до БТРа, когда Сальников вдруг заметил отсутствие своего «любимчика» Муромцева.
— А этот обморок куда делся? — спросил сержант.
— Вроде по тропе влево уходил.
— Ладно, лезьте в броню. Сейчас вернусь.
Сальников двинулся обратно к постройкам и вошел в небольшой домик, явно служивший местом отдыха работников совхоза. Но внутри было пусто.
Муромцев нашелся в лесной просеке за домом.
— Ты что тут забыл, бестолочь? — крикнул Сальников и уже собрался отвесить срочнику подзатыльник, как заметил в руках того почти выкуренную папиросу.
— А всем говорил, что у тебя нету. Ну и балабол же ты!
Сальников грубо вытащил из кармана Муромцева пачку папирос. Тот не сопротивлялся, ведь давно уже привык к столь уничижительному отношению.
— Прибалтийские, неплохо, — присвистнул Сальников, запихивая пачку в карман кителя.
— Мои правда закончились. Эти там на столе нашел, — принялся оправдываться Муромцев.
— На столе лежала целая пачка папирос? — недоверчиво спросил сержант. — Ну пойдем посмотрим.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда они спустились по тропе к небольшой деревянной беседке, стоящей в тени двух орехов. Внутри все выглядело так, словно пир закончился в самый неожиданный момент, поэтому прибраться никто не успел. На столе лежал уже высохший хлеб и покрытая старой желтой коркой колбаса. Бутылки с пивом так и остались недопитыми.
— Пропало, черт побери. Жаль, — сказал Сальников, нюхая открытую бутылку с пивом.
— Интересно, куда все делись? — тихо спросил Муромцев и тут же пожалел, что вообще открыл рот.
— Обморок, хватит задавать тупые вопросы. Майор же довел, что началась то ли эпидемия, то ли случился выброс опасных веществ..
— Но тогда почему мы не в ОЗК?
Сальников хотел послать подчиненного куда подальше, но вдруг заметил лежащую вниз по холму одежду. Сержант спустился к находке, но та вызвала лишь отвращение: клочья одежды были перемешаны с кусками человеческой плоти. Недалеко валялся ботинок, с торчащей из него стопой. Вокруг кружились черные жирные мухи. Сальников скривился, но не столько от увиденной картины, сколько от осознания предстоящей волокиты со следственной группой.
— Муромцев, ужин отменяется, — крикнул Сальников в сторону беседки, — сходи к БТРу и вызови по рации капитана, здесь какая-то..
Не успел сержант договорить, как услышал дикий вопль Муромцева. Тот сломя ноги несся к нему.
— Сержааант! — в ужасе вопил Муромцев.
Следом за солдатом на тропе показалось существо, которое Сальников вначале принял за собаку. Однако, когда сержант разглядел ее получше, то вопль ужаса вырвался уже из его груди. Особь была чуть крупнее собаки, шерсть отсутствовала, а вместо собачьей головы у твари была… человеческая. Вместо собачьих лап — конечности, похожие на человеческие руки. Из огромной пасти торчали клыки, ничем не уступающие в размере медвежьим. Тварь, увидев Сальникова, остановилась, и, внимательно осмотрев человека, и, видимо, не учуяв опасности, тут же кинулась в атаку.
— Стреляй в нее! Стреляй! — завопил пронесшийся мимо сержанта Муромцев. И только тогда Сальников пришел в себя.
За полтора года в армии Сальников до дыр изучил устав воинской службы, и в особенности главу, посвященную применению оружия. Но правила устава тут же улетучились из головы, и вместо них в теле включился механизм выживания. Сержант выпустил несколько очередей в жуткое существо, которое уже находилась на расстоянии трех прыжков. Тварь взвыла и рухнула в траву. Из пасти ее хлынула кровь, и через несколько мгновений она была мертва.
Сальников испуганно оглядел тело неизвестного существа и затем посмотрел на Муромцева. Тот был не в себе от ужаса. Но не успели они обменяться ни словом, как из-за здания выскочили еще несколько похожих тварей и направились вниз по склону, где стояли оба солдата. Сальников тут же понял, что назад к БТРу им не пробиться, и они оба не сговариваясь, бросились бежать вниз по холму.
Их мотострелковое подразделение славилось отменной физподготовкой. Поэтому около километра они бежали не останавливаясь.
— Стой, Муромцев, мать твою! — вскрикнул запыхавшийся и отставший сержант. Сальников остановился и обхватил ствол дерева. — Кажется, отстали…
— Кто это был, товарищ сержант? — спросил Муромцев и поглядел в сторону небольшого, поросшего дикими травами поля, которое они только что пересекли..
— Без понятия. Я вообще никогда такого не видел. Видимо, эти твари коров и пожрали.
— И людей.. — добавил Муромцев и вытер рукавом кителя выступивший на лбе пот.
Сальников бросил взгляд на солдата и тут же застыл от удивления.
— Автомат где твой? — спросил сержант тоном, в котором содержалась и надежда, и дикая злость одновременно.
Но надежда тут же испарилась.
— Оставил в беседке, — пролепетал Муромцев и стыдливо потупил глаза.
Сальников слишком сбил дыхание, чтобы материться, поэтому просто покрутил у виска пальцем.
— Не знаешь, где мы можем быть, а воин? — спросил Сальников со злобой глядя на боевого товарища, который потерял личное оружие, еще ни разу не вступив в бой. Теперь Муромцев держал руку на болтающемся на поясе штык-ноже, словно это могло помочь отбиться от тех, кто привел его бегство часом ранее.
— Не могу знать, товарищ сержант. Я же внутри брони ехал, ничего не видел.
Сальников раздвинул ветки дерева и увидел впереди небольшой ручей, текущий через заросли камыша. За поймой начинался лес, на опушке которого в лунном свете были видны очертания одинокой избы. За спиной сержанта вдруг громко хрустнула ветвь. Он вздрогнул, но тут же понял, что это шумит Муромцев.
— Идиот, не шуми! — разозлился сержант. — Видишь, изба стоит. Надо тихо подойти и внутри все проверить.
— А если там кто-то есть? — недоверчиво спросил рядовой.
— Значит, им придется поделиться с нами кровом и едой. Жрать хочу ужасно!
— Может, пройдем дальше, вдруг там те твари живут?
— Вряд ли они живут в домах, затупок! Нужно найти ночлег под крышей. Да и оборонятся в доме удобнее. Но если хочешь идти дальше — валяй. Я не настаиваю. Если хочешь, потом скажу, что ты геройски погиб, — усмехнулся сержант.
— Не хочу, — тихо ответил рядовой.
— То-то же. Ладно, пошли. Гранаты хоть не посеял?
— Отлично, но лучше их не доставай от беды подальше.
Сальников первым вошел в незапертую дверь, держа палец на курке автомата. Он проверил все комнаты, и убедившись, что дом безопасен, расслабился и опустил оружие. Было видно, что жилище брошено недавно: на плите стояли чистые кастрюли, висели на веревках давно высохшие полотенца, постельное белье было тщательно выглажено и застелено.
— Ни души, — обрадовался Сальников и свалился на кровать прямо в обуви, — поищи жратвы, Муромцев, а то я с утра ничего во рту не держал.
— «Кроме чужой шоколадки», — подумал Муромцев и пошел на кухню потрошить ящики. Там он нашел немного макарон, сухари, соль и сухофрукты. На полке лежал металлический фонарь, который рядовой тут же включил.
— Небогатый улов, — ухмыльнулся Сальников, глядя на найденные запасы предыдущих хозяев.
— Видимо, все унесли с собой, — предположил Муромцев.
— Все, да не все. В таких селах обычно все в погребах хранят. Дай-ка сюда фонарь!
Они вышли на улицу, осмотрели огород и довольно быстро обнаружили вход в погреб. Сальников потянул створку двери, и та со скрипом отворилась. Внутри погреба стояла кромешная темень.
— Полезай-ка и проверь, что к чему, — приказал Сальников.
— Без автомата не полезу, товарищ сержант, — испуганно, но твердо произнес Муромцев.
Сержант не стал спорить и осторожно шагнул на первую ступеньку. Та заскрипела.
— Свети давай! — приказал он, — тебе даже фонарь доверить страшно, не то что автомат!
Когда ноги Сальникова коснулись земли, он крикнул стоящему наверху Муромцеву:
— А тут не погреб, а целый бункер. Спускайся, будешь светить.
Погреб был щедро набит припасами, которых средней семье хватило бы минимум на три месяца. Здесь, словно в погребе князя, на нитках висело сушеное мясо и рыба, грибы, колбаса. В углу были сложены мешки с овощами, крупами, сухарями и консервами.
Сальников вскрыл небольшую коробку и запустил палец в густую белую массу.
— Масло! Вот это да! А тут можно ядерную войну пережить!
Муромцев же не обращал внимания на продукты. Его взгляд был прикован к другой части погреба. Здесь в углу комнаты на стене были закреплены несколько охотничьих ружей, алебарда и даже боевой арбалет. Еще одно ружье нашлось в старом шкафу. Это был помповый «Винчестер» конца прошлого столетия. Оружие было изящным, с металлической резьбой и красивым кожаным чехлом. В шкафу Муромцев также обнаружил черный морской китель, высокие сапоги и фуражку с вышитой золотистыми нитками надписью «Керчь».
— Белогвардеец, значит, — тихо сказал Муромцев.
— Что говоришь? — спросил Сальников.
Но не успел рядовой ответить, как в нескольких метрах от него скрипнула дверь, которую оба солдата сразу и не заметили. Сальников среагировал моментально, направив дуло автомата на дверь.
— Ну-ка выходите с поднятыми руками, не то перестреляю всех к ядреной матери!
Муромцев от неожиданности сам поднял руки вверх, ожидая, что из-за двери сейчас либо вылезет мерзкая тварь, вроде той, что они видели ранее, либо по ним начнет пулять из нагана старый, притаившийся в засаде белогвардеец. Но все это оказалось лишь фантазией напуганного солдата, потому что через мгновение послышался шепот и из-за двери показались две детские напуганные мордашки.
— И как скоро ваш дед обещал вернуться? — спросил сержант, выслушав рассказ Маши и Павлика. Дети ждали в погребе уже четвертый день в ожидании Илии и ни разу не выбирались наверх. Они сидели на кровати и все еще недоверчиво поглядывали на солдат.
— Ничего не обещал, сказал ждать, — буркнула Маша.
Павлик перебирал в руках гильзы от патронов, которые он повесил на шнурок и носил на шее.
— Думаю, дед ваш уже не вернется, — сказал Сальников, вспоминая кровавые события последнего дня, и тут же замолчал, осознав, что сморозил глупость. Муромцев посмотрел на него с осуждением, но ничего не сказал.
— Почему не вернется? — хором спросили близнецы.
— Да.. так.. Население эвакуируют. Весь район уже вывезли. Наверное, и ваш дед уехал с солдатами, — оправдался Сальников.
— Он бы нас не бросил! — твердо произнес Павлик, сжимая кулаки от злости.
— Не бросил конечно, но солдаты не стали бы спрашивать. Посадили бы в кузов и увезли, — попытался утешить детей Муромцев. Он смотрел на них с сочувствием и каким-то умилением, которым обычно смотрят на младших братьев и сестер.
— В любом случае, утром мы отведем вас в лагерь. Только рацию бы добыть, — сказал сержант.
— Но дед сказал ждать его здесь! — выступила Маша.
— Не обсуждается! — отсек Сальников. — У нас приказ, и вы обязаны подчиняться.
— Оставим записку вашему деду, чтобы знал, где вас искать, — предложил Муромцев.
— Вот именно, молодец, обморок!
— Они правы, Маша. Дед хотел, чтобы мы были в безопасности. Пойдем с ними, — согласился Павлик.
— Вот и иди с ними, дуралей! Ты все равно мне надоел за эти дни! А я деда дождусь! — вскипела Маша и выбежала из спальной комнаты.
— Может, сыграем в шашки? — спросил Муромцев, глядя на Павлика.
— Отлично, играйте. Только не в комнате, я подремлю часок, — сказал Сальников, повернувшись к стенке и обняв подушку. — Кстати, Муромцев. Я в хате вещи забыл. Сгоняй-ка туда обратно. А то какие-нибудь мародеры ночью украдут. И посуды для нас возьми — жрать не из чего.
Сальников зевнул и прикрыл глаза. Муромцев сжал кулаки от злости и уже хотел высказать сержанту все то, что накопилось в его душе, но вместо этого тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Он вернулся через пять минут и бросил вещмешок сержанта у кровати. Сальников уже спал и негромко храпел. Рядовой вышел из спальни и разместился в углу на небольшой софе, рядом со шкафом, где Илия хранил оружие и форму. Рядовой отложил толстые очки, и только собравшись прикрыть глаза, услышал:
— Ты предлагал в шашки сыграть. — Павлик стоял рядом, держа в руках потертую коробку с фигурами.
Когда Сальников проснулся и взглянул на часы, то увидел, что прошел уже час. Тревога не давала ему уснуть, мозг ловил каждое движение тени и любой звук, словно ожидая, что из темноты вот-вот выползет отвратительная тварь. Но за дверью сейчас раздавался лишь детский смех.
— Иерусалим, тебе на «м», — смеялась Маша.
— Мехико, — уверенно отчеканил Муромцев.
— Это страна! Не считается, — воскликнул Павлик.
— Это столица Мексики, вообще-то, — ответил солдат.
Муромцев и дети, казалось, забыли обо всех бедах и дружно погрузились в смех и игры. Сальников вышел из комнаты.
— Муромцев, отстань от детей. Им завтра рано вставать.
Сержант сорвал со стены кусок вяленого мяса и сунул его в рот.
— Вообще-то, это наша еда! — возмутилась Маша.
— Мы вас, вообще-то, спасаем. А по закону военного времени все имущество может изыматься в пользу государства, — нагло ответил Сальников.
Маша с надеждой посмотрела на Муромцева, но тот стыдливо опустил глаза, не желая ссориться с сержантом из-за припасов детей.
— Кстати, соберите еды и себе. До лагеря больше полдня дороги. Нам бы только шоссе найти.
— Карта на стене, — подсказал Павлик.
Сальников уселся на раритетный лакированный стул и принялся изучать старую карту, громко чавкая мясом.
— Приятного аппетита, — с издевкой произнесла Маша, но сержант не отреагировал.
— Вова сказал, что вы убили одного из монстров. Это правда? — спросил Павлик.
Сальников не сразу вспомнил, что Муромцева звали Вовой. Обычно он называл его обмороком, соплей или того похуже.
— Да, лежит возле фермы. А что вы о них знаете вообще?
— Только то, что дед рассказывал в детстве, — ответил Павлик.
— Расскажи, — попросил Муромцев.
— Да там..так одни сказки. Якобы где-то здесь есть место, где твари из загробного царства в наш мир попадают. И если их вовремя обратно не загнать, то они конец света устроят.
— Познавательно, — равнодушно произнес Сальников и радостно ткнул в карту пальцем. — Поветное ваше село называется, говорите? Вот оно! До нашего лагеря где-то тридцать пять километров по прямой..
— Товарищ сержант, дети говорят, что на конце села есть почта. Там даже какая-то древняя рация стоит.. Можем послать сигнал нашим, — предложил Муромцев.
— Можно попробовать, — согласился сержант.
— У нашей рации с аккумулятором проблемы, — вспомнил Павлик.
— Придумаю что-нибудь, главное, надыбать где-нибудь резистор и диоды. Тогда можно попробовать к батарейкам от фонарика подсоединиться, — придумал Муромцев.
Вдруг рядовой вскочил как ужаленный и схватился за голову.
— Что такое? — недоверчиво спросил сержант и перестал жевать.
— Я фонарик в доме оставил, — пролепетал рядовой.
— Да и черт с ним, утром заберешь, — отмахнулся Сальников.
— Нет.. Я.. я его включенным оставил. Теперь вся округа видит, что свет в доме горит.
— Дед говорил, что тех монстров привлекает свет! — испуганно выпалил Павлик.
Воцарилось молчание, которое прервал Сальников:
— Ах ты гусь, обосранный! Да я тебя!
Банка тушенки больно прилетела в грудь рядового.
— Я поднимусь в дом и заберу фонарь! — сказал Муромцев, потирая ушибленное место. Но сержант жестом остановил его.
— Сиди тут, пугало бестолковое. Сам заберу.
Дверь в дом была открыта. Внутри гулял развивающий занавески сквозняк. Фонарь лежал на столе и своим светом озарял крохотную деревенскую кухню. Сальников выключил фонарь, закрепил его на ремне и направился к выходу. Уже в коридоре он вдруг услышал шаги в соседней спальне. Сальников снял автомат с предохранителя и притаился у стены. Казалось, что за стенкой находились несколько человек. Но не было ни голосов, ни шепота. Сержант вспомнил о жутких существах, что атаковали их вечером и чувство ужаса сковало его. «Убирайся отсюда» — говорили мысли, но нутро осознавало, что существо внутри наверняка видело, как Сальников вылезал из погреба.
Сержант резким рывком открыл дверь, и свет фонаря тут же упал на того, кто стоял прямо в центре комнаты. Сальников вскрикнул от ужаса. Перед ним находилась столь отвратительная тварь, представить существование которой едва ли было возможно: на восьми огромных паучьих лапах восседал человеческий торс с множеством мелких глаз на лице. Тварь обернулась на луч света и завопила страшным воплем. Сальников сделал несколько очередей. Звук выстрелов оглушил его, в нос ударило запахом пороха.
Он выбежал на улицу и тут же спрятался за первое попавшееся дерево. Тварь так и не появилась. Но из леса послышался вопль других существ. Сальников увидел, как закачалась поросль и высокая трава вдалеке и тут же бросился к погребу, пока враг не заметил его.
— Кто стрелял? Что случилось? — спросил встревоженный Муромцев, когда Сальников спрыгнул с лестницы.
— Мы не одни. Вот что, — коротко ответил сержант, — нужно забаррикадировать дверь в погреб.
— Они вас видели? — испуганно спросил Павлик.
— Не знаю, — честно ответил сержант.
Не прошло и минуты, как снаружи кто-то начал скрестись в дверь.
— Прячь детей, не стой как истукан! — крикнул Сальников.
Муромцев опомнился и отвел детей в комнату.
— Запритесь здесь и не высовывайтесь! — сказал Муромцев и захлопнул дверь. Он тут же помчался к шкафу, где схватил так понравившийся ему ранее Винчестер.
Существа стремительно уничтожали дверь, словно хищники, чувствующие близость жертвы. Вниз на земляной пол летели щепки и комья земли.
— Готов, Муромцев? — тихо спросил Сальников, обреченно глядя наверх. Губы его дрожали, дыхание было учащенным, но автомат он держал крепко.
Вдруг на улице раздались выстрелы. Одна из тварей заверещала и упала сверху на двери. И тут же через щели вниз полилась черная, отвратительно пахнущая кровь. Выстрелы раздавались из двух стволов, почти без перерывов. И почти каждый выстрел сопровождал с собой бешеный крик раненых существ.
— Кто палит-то? — удивился Муромцев.
— Не знаю, но звук похож на револьвер, — ответил Сальников.
Стрельба утихла. Кто-то подошел к разбитым дверям, и, выругавшись, начал оттаскивать от дверей труп убитой твари. Дверь открылась, и лестница заскрипела под тяжелыми шагами.
— Стой, стрелять буду! Это приказ сержанта советской армии! Брось оружие и назовись, а то применим оружие! — крикнул Сальников.
Вошедший направил на Сальникова фонарь.
— А ну убери свет, а то выстрелю! — взвыл ослепленный сержант.
Фонарь скользнул на Муромцева. Человек оглядел его с ног до головы и спокойно произнес:
— А кто тебе, рабу божьему, разрешал мое ружье брать?
П.С. История задумывалась небольшой, но в итоге разрослась до большого рассказа в трех частях (классика). Вторую часть опубликую уже через день. Но если не хочется ждать, то она уже есть в моем ТГ. Также подписывайтесь на Дзен.