CreepyStory

Это перевод истории с Reddit

Я в это не верил. Совсем.

Демоны, ритуалы, соляные круги… всё это казалось фольклором — старыми предостерегающими сказками, окутанными тайной. Наверное, поэтому мы и смеялись, когда Дев достал ту странную древнюю книгу.

Был пятничный вечер. Мы с Девом, Джеем и Алиной сидели у Джея дома. Родители уехали на выходные, и мы проводили одну из тех пустых ночей — ленивые, уставшие, наполовину подвыпившие, наполовину скучающие. Дев копался в коробке с отцовскими вещами в подвале и нашёл её. Тяжёлую книгу в кожаном переплёте с растрескавшимися краями и страницами, запятнанными временем — или чем-то похуже.

На обложке значилось:

«Малая Ключница Соломона».

Большая часть выглядела как хлам: поблекшая латынь, странные символы, драматичные предупреждения. Но Дев раскрыл книгу на помеченной странице и постучал пальцем по подчёркнутому имени.

— Оробас, — сказал он. — Тут написано, что он говорит правду и защищает людей. Один из «хороших».

Джей расхохотался:

— Расслабленный демон? Да ты шутишь!

Алина закатила глаза: ей уже надоело. Не знаю, что заставило меня это сказать. Скука, слишком много пива или обычное любопытство? Но я сказал:

— Давайте призовём его.

Мы не относились к этому серьёзно. Это была глупость, чтобы убить время и посмеяться. Может, снять пару роликов для соцсетей. Мы зажгли несколько чайных свечек из хлама, сели кольцом на холодный бетон, и Дев прочитал слова вслух.

Большинство шагов мы пропустили. Нам было лень возиться. Ни защитного круга, ни благовоний. Только свет свечей и плохие решения.

И… ничего не произошло. Мы смеялись ещё громче. Подшучивали друг над другом, пытались пугать, потом пожали плечами и пошли играть в Mario Kart.

Минут через двадцать дверь подвала заскрипела. Джей клялся, что запер её.

Двери там капризные… Он пошёл и снова запер. Мы посмеялись, мол, вдруг заклинание сработало.

Потом наверху раздался тихий стук. Один раз. Достаточно мягкий, чтобы не показаться наглым, но резкий, чтобы мы замолчали. За ним — звук падающей сковороды на кухне.

Джей поднялся проверить. Вернулся нахмуренный:

— Сковорода стояла далеко от края. Её кто-то столкнул, может, этот чёртов кот.

Помню, Алина сказала что-то вроде: «Наверное, сквозняк», но меня это не убедило. Воздух стал тяжелее. Не холодный, а… неправильный. Мне стало не по себе.

И тут что-то стукнулось о стену за нами. Громко. Нарочно. С силой.

Мы вздрогнули — даже Дев побледнел, а его трудно вывести из равновесия. Он выглядел перепуганным… по-настоящему.

Он снова схватил книгу и, нахмурившись, вчитался. Остальные поняли, что это больше не шутка.

«Оробас, призванный без круга или печати, может свободно бродить. Рук в кровь не марает, но силён страхом и временем. Он может мучить, вводить в заблуждение и тянуть беды к тем, кому должен явить истину. В последнем часе, когда тень станет плотью, он может коснуться. Он может забрать. Защита — в кругах из соли и в свете. Он не пересечёт их, пока они целы. Если до рассвета он не овладеет душой, вернётся в своё царство».

Смех Джея вырвался резким и коротким:

— Шикарно. Очень смешно.

И мы все это услышали. Дыхание. Прямо у моего уха. Холодное, влажное, ощутимое.

Я дёрнулся, обернулся, ожидая увидеть кого-то — никого.

Голос Дева сорвался, когда он крикнул:

— Мы его не связали! Тут написано — без связывания, без контроля!

Наверху раздались новые звуки. В лестничном проёме лопнула лампочка.

Алина вскрикнула. Джей выругался. Я молчал — старался не сорваться в панике.

Мы забегали. Дев попытался гуглить ритуалы связывания. Смешно, да только было уже не до смеха. Это должна была быть шутка! Мы поняли слишком поздно.

Я выбежал наверх, схватил пакет соли, и мы посыпали её вокруг себя дрожащим кольцом, стоя вплотную, не зная, смотреть ли по сторонам… или друг на друга.

И тогда начали гаснуть лампы.

Одна. Потом другая. Потом ещё. Пух… пух… пух… Всегда прямо за пределами круга. Тьма подбиралась ближе с каждым хлопком. Мы знали — нам действительно угрожает опасность.

Я включил фонарик телефона. Он мигнул. Но батарея была полной, не должен был.

Дев прошептал, едва слышно:

— Он не коснётся души, если та не скользнёт из света во тьму. Или во сне.

— Не засыпай, — сказала Алина, и голос у неё оборвался.

— Сомневаюсь, что кто-то уснёт, — ответил Дев.

Было 4:25 утра…

Нам надо было продержаться до рассвета.

Время тянулось мучительно медленно… но шло.

Следующий час… Я даже не знаю, как описать.

Скрежет. Не постоянный, лишь чтобы не дать забыть. Стул сам собой заскользил по полу. Что-то шевельнулось в углу, за границей света, но когда я посмотрел, его не было. Не исчезло. Просто… не было.

Потом случилось то, что подтвердило: мы не в безопасности. Газ.

Запах ударил сразу. Резкий, кислый. Алина закашлялась.

Конфорка наверху. Кто-то включил её.

Но мы все были внизу.

Выходить из круга не хотелось, но и сидеть, пока дом наполняется газом, мы не могли.

Мы решили подняться вместе, медленно. Один всегда держал свет на остальных, как дети в жмурки с фонариком в доме с привидениями.

Конфорка пылала на полную. Ручка сорвана.

Джей нашёл вентиль под раковиной. Перекрыл его пассатижами. Я поднял ручку и сунул в карман худи.

Фонари снова мигнули.

Мы рванули. Просто помчались, цепляясь друг за друга.

Обратно в подвал. В соль. Мы больше не говорили. Только дышали — прерывисто, тихо.

Я взглянул в маленькое подвальное окно и увидел небо, начинавшее сереть тем странным голубовато-серым. Чуть-чуть. Достаточно, чтобы поверить: скоро конец.

Всё стихло. Ни шума. Ни сквозняка. Ничего не двигалось. Всё было… спокойно. Тёплые первые лучи солнца на коже.

Рассвет полз медленно. Всегда так, когда смотришь. Когда он наконец пришёл, казалось, я не дышал часами.

Алина поднялась, деревянная:

— Всё кончилось, да?

Дев всё ещё сидел. Почти не говорил.

И вдруг — встал.

— Я домой, — сказал он.

— Что? Подожди, Дев—

— Я устал. Хочу спать.

Он пробормотал что-то ещё. Я не расслышал. Но Джей обмер.

— Что ты сказал?

Дев выглядел удивлённым:

— Ничего. Спокойной ночи.

И ушёл.

Мы не пошли за ним.

Начали убирать. Нам было что убирать — мусор, свечи, лопнувшие лампочки… соляной круг. Пытались вернуть комнате нормальный вид.

Тогда Джей тихо сказал:

— Круг.

Мы обернулись. Он смотрел на пол.

Там был разрыв. Линия, где кто-то слишком быстро ступил. След каблука смазал край.

— Разрыв. —

А Дев сидел как раз рядом с этим местом.

Мы просто смотрели.

Не говорили.

Не убирали.

Не хотели признавать, что он есть.

И Дев не отвечает на наши звонки.

Мы твердим себе, что ему нужно пространство. Что он вышел тем утром и пошёл домой.

Но никто из нас на самом деле не видел, как он выходит.

Мы помним лишь звук двери.

И чем больше я думаю об этом моменте, тем сильнее ощущение —

А вдруг Дев так и не выбрался из подвала?

А вдруг мы позволили уйти… чему-то другому?

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

— Как меня... То есть тебя зовут?

Знаете, разговаривать с самим собой — странно. Целый спектр чувств: потрясно, невероятно, неловко, слегка безумно и даже страшновато.

Особенно, когда ты сидишь напротив себя.

— Меня зовут Айдар, и ты об этом знаешь.

— Верно. Ты в курсе, что тебя ожидает? — спросил я себя.

— Знаю. Ты останешься жив, а мне — пиздец, простыми словами.

Знаю, непонятно, но обо всем по порядку. Зовут меня Айдар. Как и другого меня, который сидит на койке напротив. Ученые называют меня "Объект 86", "мутант", "пятница", "стабильный комплекс самовоспроизводящейся структуры ДНК"... В общем по-всякому.

А теперь к сути. Да, я мутант. На данный момент я нахожусь в каком-то комплексе, который умудрились построить прямиком в зоне. Собрали здесь скопища местной фауны (вот не боятся же, а) и изучают их сидят.

К ученым я пришел сам. Узнал, что неподалеку от моего жилища находится экспедиция. Нашел людей, объяснил проблему, попросил помочь. Дело в том, что ровно раз в месяц, в пятницу, появляется второй я. Процесс, надо сказать, не из приятных. Ну это, если мягко описывать. У меня начинается деформация тканей организма. Они меняются. Череп, в частности челюсти, расширяются, горло тоже. И откуда-то из моих внутренностей выходит через рот второй человек. Без какой-либо предварительной "беременности". Организм потом восстанавливается, но не моя психика.

Вас когда-нибудь тошнило самим собой? Думаю нет.

Моя копия абсолютно не имеет никаких воспоминаний, лишена вообще всех функций, кроме дыхания. Овощ. Но самое интересное, что двойник не умирает от обезвоживания или нехватки еды. А через месяц второго меня вырвет еще одним человеком. Как и меня. И нас так станет четверо.

Я это уже проходил. В самый первый месяц после того, как получил мутацию. У меня был домик в самом крупном обитаемом населенном пункте жителей аномальной зоны. Село Иглино. Там столько людей, сколько, наверное, во всей ебанной аномальной зоне нет.

И вот я хапанул этот чертов вирус. И нет, пресловутый уфимский грипп меня не убил. Я даже сначала подумал, что мне повезло, и моя иммунная система с ним справилась, увела в спящую форму, как у почти всех местных.

Но нет.

Через месяц после заражения мой организм впервые узнал, что такое "рожать" себя через пищевод. От двойника я избавился, забив гвоздодером. Затем я похоронил тело ночью в лесу, постоянно шарахаясь звуков. Мутанты не дремлют. Зона все таки.

Знаете, хоронить себя... В общем — паршивое ощущение.

После этого я ушел из поселения. Нашел себе заброшенный и не тронутый ни аномалией, ни монстрами домик, неподалеку от Иглино. Решил поселиться там, пока не найду решение проблемы.

Когда в доме появился еще один я, через месяц четверо, а еще через тридцать дней — шестнадцать, я понял, что решение проблемы найти самостоятельно мне не получится.

Избавиться от такого количества себя было еще труднее. Ощущение, что с каждым закопанным двойником я хороню часть себя, не покидало меня. Тем более, что с одной из копий все получилось гораздо интереснее.

Наверное невидимые духи (или боги) зоны решили надо мной подшутить. Это была пятница, 13 августа. Один из тех, кого я изрыгнул из своей гипертрофированной в тот момент челюсти, оказался моей полнейшей копией. Вплоть до разума, воспоминаний, рефлексов, морщинок, движений, взгляда. Даже загар, полученный мной от безжалостно палящего солнца аномальной территории, был у нас идентичен.

Его я убить не смог.

После этого духи (или боги) зоны решили надо мной смилостивиться и послали мне экспедицию ученых, к которым я и обратился. Меня увезли в секретный комплекс, который находился где-то под землей в пределах периметра.

Только вот лечения я никакого не получал. И решения проблемы тоже. Головастые товарищи, приходившие ко мне в костюмах противовирусной защиты, забирали меня другого и больше я себя никогда не видел. До следующего месяца. Мне никто ничего не объяснял, но, я так думаю, что над ними проводили разные опыты.

Страшные опыты.

Я осознал свою ошибку. Да, не стоило сдаваться этим служителям науки. К черту их, к черту всех тех, кто считает жителей зоны материалом для исследований. Поэтому логично, что я захотел сбежать. Ученых, заходивших ко мне в камеру, всегда сопровождал один вооруженный охранник. Так что поднимать бунт мне было не с руки. Но сегодня как раз пятница, 13 число. Теперь со мной в камере не мой двойник-овощ, а полноценный я. Который уже знает план.

— Знаю. Ты останешься жив, а мне — пиздец, простыми словами. — Произнес второй я.

— Да. И ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Верно?

— Естественно, — он улыбнулся самому себе.

Волнительно, страшно до дрожи, сюрреалистично, блять! План побега мог пойти через известное место в любой момент. Но кому, как не себе, я могу доверять в полной степени. Верно?

Дверь камеры скрипнула.

Начало здесь.

— Здесь всегда было неспокойно, — начал рассказ Илия, — заходишь в лес и чувствуешь злые глаза, что за тобой из другого мира наблюдают. Есть дни, когда наш и их миры соприкасаются и оказываются так близко, что скотина места себе не находит, птицы как сумасшедшие в небе кружатся, а сельчане из дома лишний раз носа не показывают. Иногда можно даже жуткие крики услышать.

— Чьи крики? — уточнил Павлик, продолжая обнимать деда.

— Грешников, Павлик. Тех, кто в жизни много зла натворил, а сейчас там жарится.

Сальников усмехнулся и отхлебнул свежезаваренного чая из металлической кружки.

— Но твари так просто к нам пролезть не могут. Сильнейшая магия их не пускает.

— Магия? — удивилась Маша.

— Древние чары, которые наш мир издавна от демонов и их слуг защищают. Такие чары наложены на нескольких участках — местах силы. Места эти от людей спрятаны, так просто не найдешь. Иногда какая-нибудь тварь все равно пролезет, и пытается место силы разрушить. Пока им этого не удавалось. Да и отстреливали их те, кому положено места эти охранять.

Муромцев хотел расспросить о том, кто же эти люди, что выслеживают тварей. Но вспомнив об увиденном в погребе арсенале, и боевых навыках старого белогвардейца, решил, что ответ ему уже известен.

— Но недавно кто-то одно из мест повредил, и твари наружу начали вылезать, — продолжил Илия.

— Что за место? — спросил Муромцев, которого в отличие от сержанта, рассказ невероятно захватил.

— Не знаю точно, еще не нашел. Мест силы много, собраны они компактно, но пока все обойдешь.. Скажу лишь, что самое сильное из мест — храм на Голубом холме. Стоит над озером еще с четырнадцатого века. Если надежда угасает — вам туда. Здесь недалеко, километров пятнадцать. — Илия призадумался, словно вспоминая детали и отхлебнув чаю, продолжил рассказ. — Раньше на холме древнее языческое капище стояло. Говорят, давным-давно пришел князь с монахами и распорядился капище снести, и храм новый построить. Старожилы князю пытались объяснить, почему капище трогать нельзя и что будет, если он не послушается. Но князь не послушал и все с землей сравнял подчистую… И тут как началось..

— То же, что и сейчас? — Муромцев изобразил руками когти чудовища.

Илия кивнул.

— Дружина князя в бою с демонами почти вся погибла, там же на холме. И когда князь, осознал, что натворил, то упал на колени и начал просить прощение у старых богов. Но боги не простили его и на помощь не пришли. И тогда князь к своему богу обратился. И тут же с неба спустился серафим с копьем и растворил своим светом армию демонов. И приказал ангел божий на холме храм построить и больше ни одно капище не трогать. С тех пор храм вместе с языческими капищами охраняют наш мир от вторжения.

— Значит, нужно проверить остальные места силы? — спросил Павлик.

— Именно. Но для этого мне нужна помощь.

— Мы с тобой дедушка! — вскочила Маша.

Илия посмотрел на нее добрым отеческим взглядом и улыбнулся.

— Исключено! — крикнул Сальников, которому надоело молчать в стороне, — все, что вы сейчас рассказали — просто сказки. Как у какого-нибудь Ганса Христиана Андерсена или Братьев Гримм! Вы себя со стороны послушайте: ад, демоны, князья, серафимы. Совсем с ума сошли со своей религией!

— Религия ум не калечит, а лишь делает смирным. Если человек, конечно, глубоко понимает, для чего ему смирение нужно, — спокойно ответил Илия, — мне не нужна ваша помощь. Здесь автоматы не особо помогут. Здесь вера нужна сильная и… магия церковная.. Есть недалеко отсюда жилье той, что может помочь.

— Пойдем к Светлане? — обрадовался Павлик.

— Никуда вы не пойдете, я же сказал! — крикнул Сальников.

— Ты же сам видел тех тварей.. — сказал Муромцев.

— И что? Может это какие-то биологически зараженные твари, которых западные капиталисты вывели, чтобы нас извести!

Илия засмеялся так громко, что дети вздрогнули, а потом тоже начали хохотать.

— Распылили с самолетов! — пошутил Илия и еще громче расхохотался.

Сальников метнул полный ненависти взгляд на присутствующих. И когда смех стих, он отчетливо заявил:

— У нас приказ выводить всех гражданских, кого встретим. Я не позволю вам шастать в зоне ЧС в одиночку. Как станет светло, уходим в лагерь.

— Сержант, но если они правы? — попытался достучаться до старшего Муромцев.

— Для защиты страны у нас есть армия. И пусть она делает свою работу.

— Ты не понимаешь, с чем имеешь дело, солдат, — произнес Илия, — со временем тварей станет еще больше. Они станут сильнее и разрушат остальные, пока еще сдерживающие их места силы. И то, что вылезет потом из ада, ни по зубам ни одной армии мира. Нужно искать поврежденный участок и постараться его восстановить.

— Расскажешь это нашему командиру. Если даст добро, то делай что хочешь. А пока вы под моим начальством. Вот и подчиняйтесь. Тебя это тоже касается, рядовой. — Сальников зло посмотрел на Муромцева, и тот отвел грустные глаза.

Илия не стал спорить, хотя было видно, как тяжело пожилому человеку дается сдерживать себя. Он натянуто улыбнулся и произнес:

— Ладно, дети, ложитесь спать. Завтра нас ждет долгая дорога.

***

Когда Сальников открыл глаза, то увидел, что комната окрашена ярко-красным светом. На соседних лежанках никого не было. Погреб был пуст, и из открытых на улицу дверей проникал красный свет.

— Кто оставил дверь открытой?! — крикнул он и полез вверх.

Небо было озарено кровавым рассветом. Сальников прошел огород и вошел в дом, из окон которого сочился тусклый свет. За кухонным столом сидели Илия, Павлик и Маша и смотрели перед собой в одну точку совсем не моргая. На вошедшего сержанта внимания они не обратили.

— Что вы здесь делаете? Почему погреб открыт и свет везде горит? Твари же могут явиться в любой момент, — возмутился Сальников.

Дети вдруг начали истерично смеяться, а Илия показал пальцем на улицу. Сальников подошел к окну и увидел, что дом окружен множеством отвратительных существ. Он попятился в глубину комнаты и хотел схватиться за автомат, но тот испарился.

— Уж поздно, солдат: они пришли, — со спокойной улыбкой сказал Илия.

Дети продолжали смеяться и корчить сержанту смешные рожи.

— Где Муромцев? — испуганно крикнул Сальников, пытаясь запереть двери.

— Твой друг уж за дверью, и хочет спросить тебя за страдание, что ты ему причинил, — ответил старец.

— Теперь объясни ему, зачем ты убил его! — крикнула Маша и громко засмеялась.

Дверь открылась, и в комнату вошел человек в солдатской форме. Но это был не Муромцев. Он был долговязым, светловолосым. Лицо мужчины было бледным, глаза светились красным светом, а на шее виднелась алая полоса от петли. Сальников сразу же узнал того, кто вошел в комнату.

— Я не хотел, не надо! Прости меня! — взмолился сержант и упал на колени.

Илия и внуки громко смеялись, а человек в форме молча смотрел на сержанта, который вдруг стал кататься по полу и кричать оттого, что одежда на нем начала дымиться и плавиться. Вдруг полы избы исчезли, и Сальников увидел, как летит в огромный бассейн с раскаленной лавой.

— Неет! — закричал Сальников и проснулся.

В комнате тускло горела масляная лампа. На циферблате было ровно три часа ночи. Сержант поднялся и вытер лицо от пота. Выйдя из комнаты, он встретился с Муромцевым, который собирал вещмешок.

— Где они? — спросил Сальников, оглядывая пустые кровати в углу.

— Ушли ночью.

— Как ушли? Я же сказал их охранять! — вскричал Сальников.

— Дед угрожал револьверами. Пришлось их отпустить, — развел руками Муромцев.

— Врешь, собака. Небось сам отпустил на все четыре стороны.

Муромцев ничего не ответил и незаметно для сержанта улыбнулся.

— В какую сторону ушли, ты, конечно, не в курсе?

Рядовой покачал головой. Сальников вздохнул и начал готовиться к долгой дороге до лагеря. 

— А ты отдаешь себе отчет в том, что дети могут погибнуть? Ладно дед полоумный, но близнецам-то нет и десяти лет! — отчитывал Сальников подчиненного, когда они шли по лесной тропе.

Дом Илии остался уже далеко в стороне. Муромцев и Сальников пополнили припасы консервами и хлебом и быстро шли на запад к военному лагерю. Муромцев заодно прихватил с собой арбалет старика, и теперь они оба были при оружии. 

— Он ведет их в безопасное место. Если им не удастся найти поврежденное капище, то прятаться все равно будет негде.

— И ты поверил в этот бред! Знаешь, Муромцев, ты реально идиот. Бестолковый, трусливый, безответственный. Зачем ты в армию поперся, а? Ты автомат-то потерял в первом же бою. Ты бесполезен для мира! Даже детей не смог защитить!

Сальников еще минуту ругался на ходу, но когда обернулся, то заметил, что Муромцева рядом нет. Тот быстрым шагом шел обратно по тропе.

— Ну и куда ты пошел, а, идиот?

Сальников догнал рядового и развернул того за плечо. Под огромными уродливыми очками Муромцева были видны слезы.

— Ты чего? — пролепетал удивленный сержант.

— Ничего! — вскрикнул рядовой и оттолкнул Сальникова. — Отстань от меня! Отстань!

Муромцев в истерике кричал, пинал ветки деревьев, бросал камни о землю. Сальников стоял рядом в оцепенении.

— Да я бестолочь и неудачник! И всегда таким был! А теперь оставь меня в покое! — крикнул Муромцев и зашагал прочь быстрым шагом.

— Ты куда, рядовой?

— Помогать тем, кто относился ко мне как к человеку. Нужно было сразу идти с ними! — огрызнулся Муромцев.

— Тебя осудят за неповиновение приказу! Если в живых вообще останешься, слышишь?

— Плевать, — отозвался вдалеке голос рядового.

Сальников еще какое-то время кричал угрозы вслед, а затем недолго поразмыслив, перекинул автомат на другое плечо и пошел следом за Муромцевым.

***

Павлик осел на бревно, чтобы перевести дух. Ноги ныли от усталости.

— Мы почти на месте, Павлик. — Илия протянул внуку фляжку с водой, и тот сделал несколько жадных глотков.

— Мне оставь, жадина! — возмутилась Маша.

— Я оставлю, дай хоть чуть-чуть напиться!

— Когда придем к Светлане, я тебя в колодец сброшу — там и напьешься!

— Ну-ка тихо! Вы должны стоять друг за друга горой, а воюете как бандиты, — возмутился Илия, — нужно добраться до дома Светланы дотемна. Твари стараются не выходить на солнечные лучи, так что ускоримся.

Когда лес стал еще гуще, а деревья еще старше и толще, солнце стало заходить за верхушки деревьев. Где-то в лесу закричал ворон. Илия тревожно огляделся и достал из кобуры один из револьверов.

— Быстрее идем! — шепотом произнес Илия.

Они быстро шли через поле подсолнечника, периодически переходя на бег. Илия тяжело дышал, иногда хватался за бок, в котором жутко кололо. Детям тоже было несладко, но они мужественно шли вперед.

Илия услышал, как сзади в высоких зарослях подсолнечника кто-то движется. Старец вскинул револьвер и успел сделать выстрел до того, как черная мохнатая фигура сделала прыжок. Зверь заскулил и свалился замертво с огромной дырой в шее. Рана шипела и сочилась темной как смола кровью.

С нескольких сторон раздался лай, и Илия понял, что их окружают. Он поглядел вперед и увидел между стеблями подсолнечника начинающийся хвойный лес.

— Бежим! Деревья спасут!

Они бежали из последних сил, сбиваясь с ног. Собачий лай вгонял в панику. А лес придавал сил и надежду. Когда дети пересекли границу поля и леса, Илия отставал всего на десять метров. Вдруг черная тень пикировала с неба и сбила старика с ног. Илия упал на выгоревшую траву и перевернулся на спину. Из раненого плеча выступила кровь. Метрах в десяти от Илии сидела женщина со сложенными крыльями. Кожа ее была черна, на голове торчали два длинных рога, глаза светились красным свечением.

— Вы опоздали, монах. Твой мир скоро погрузится во тьму.

Из зарослей выбежали около дюжины волков. Но в отличие от своих земных сородичей, они были вдвое крупнее, а вместо шерсти во многих местах были видны голые кости. Илия поднял лежавший рядом револьвер и прицелился в крылатое существо.

— Меня это не убьет, монах!

Тварь засмеялась громким издевательским смехом. Но раздавшийся со стороны леса женский голос заставил ее замолчать:

— А вот это убьет! 

Илия обернулся и увидел женщину, одетую в черную рясу монахини. Она загораживала своим телом детей и держала в руках оружие, напоминающее арбалет с небольшим барабаном.

Тетива дернулась, и острый металлический кол влетел крылатой твари прямо в грудь. Она завопила, попыталась взлететь, но тут же рухнула на землю и перестала шевелиться.

— Быстрее ко мне! — крикнула женщина и Илия бросился бежать.

Волки ринулись следом. Илия подбежал к Светлане, и та обняла его с такой силой, что у него перехватило дыхание. 

Первый волк бросился в атаку, но ударился о невидимую стену и с визгом отлетел назад. Остальные особи остановились, чувствуя какую-то неведомую преграду между собой и людьми. Лес защищал мир людей и не собирался впускать слуг тьмы.

— Здесь вы не пройдете, пошли прочь бесовы отродья! — крикнула Светлана стальным голосом.

Волки облаяли ее и скрылись среди высокого подсолнечника.

Илия упал на колени без сил. Светлана поцеловала его в лоб и вместе с детьми помогла подняться.

— Так арбалет у тебя? Думал, он утерян давно, — прокряхтел Илия.

— Такие вещи просто так не теряются, мой друг — мягко улыбнулась Светлана.

В хижине монахини было уютно, несмотря на аскетичную обстановку. Пахло свежими простынями и свежезаваренным травяным чаем.

— Времени все меньше, Илия. Зло вот-вот окрепнет и пойдет в наступление. Если они разрушат и другие места силы, то их уже никто не остановит, — Светлана закончила обрабатывать рану Илии и туго завязала повязку.

— Мы не знаем, какое место они повредили и как именно, — ответил Илия, застегивая рубашку.

— Храм. Остается только он. Все остальные места мы проверили.

Светлана протянула Илие чашку с отваром.

— Пей, станет легче.

— Но как они могли пробраться внутрь? Ни одна тварь не войдет в храм, пока его охраняет серафим, — удивился старик.

— Значит, это была не тварь. Кто-то помог им из нашего мира. Специально или случайно — пока неизвестно.

Илия сделал глоток и посмотрел на монахиню. Она была в черном выглаженном подряснике, покрывающем все тело, включая голову. Кожаный пояс на животе говорил, что человек, носящий его, принял целибат и обуздал свою плоть для служения господу. Илия подумал, что хоть женщине было чуть за сорок, но тяжелая работа по хозяйству сильно состарила ее: появилось множество морщин, кожа на руках огрубела и покрылась мозолями.

— Быт помогает усмирить плоть и отвлекает от других праздных деяний, — ответила Светлана, словно читая его мысли.

— Да знаю я, хотя меня этот быт самого достал. Внуков сам воспитываю. А еще ферма, трактора ломающиеся эти. Лучше бы в лес ушел, как и ты, — махнул рукой Илия.

— Ты сделал свой выбор и не кори себя за него. Неисповедимы пути господни.

Светлана повернулась к стоящей на полке иконе и перекрестилась.

На улице раздался детский смех, и в дом вбежали Маша и Павлик. Вода лилась с их одежды на пол.

— Нашли, значит, пруд, — рассмеялась Светлана, глядя на счастливых детей.

— Ну-ка подотритесь живо! Пол Светлане весь намочили.

— Ничего, его все равно надо мыть, — добродушно улыбнулась монахиня.

Однако Илия все равно был зол на детей, потому что пол был в идеальной чистоте, как и вся изба. Дети кинулись переодеваться в сухие вещи. А Илия спросил:

— Думаешь, они уничтожили фреску?

Светлана задумалась.

— Или сильно повредили. Когда ты был в храме в последний раз? В каком состоянии она была?

Илия призадумался.

— Два года назад. Когда храм стоял закрытым. Подлатал протекающую кровлю. Фреска была в хорошем состоянии. Но здание старое, а там еще администрация со своим складом..

В глазах монахини блеснул гнев при упоминании того, во что превратился священный для нее объект. Но она тут же перекрестилась и вновь ощутила спокойствие.

— Когда отправимся? — спросил Илия.

— Утром. Времени больше нет. Храм — самое сильное место силы из всех. Разрушат его окончательно, и мы проиграли.

— Если фреска повреждена, сможешь ее восстановить?

— Будем молиться, чтобы получилось.. — ответила Светлана. Но Илия услышал в ее голосе тревогу.

Они вышли с рассветом, оставив в избе близнецов.

— Здесь самое безопасное место в мире. Ждите нас, — приказал Илия детям, когда те принялись спорить и проситься взять их в храм.

Шли быстро, почти без перерывов. То и дело попадая под неестественно холодные для лета дожди.

— Плохой знак, — сказала Светлана, выжимая промокшую насквозь одежду.

На половине пути Илия стал отставать, рана на плече покраснела и гноилась. Его шатало и то и дело клонило ко сну.

— Давай отдохнем пять минуток. Я не могу..

— Терпи родной, терпи. До храма немного. Он сил предаст. Рана подлая — демоническая. Чем ближе к месту силы, тем слабее ты будешь.

Вскоре показалось озеро, в конце которого на холме возвышался древний храм. 

— Пришли родной, пришли.

Светлана поместила Илию в лодку и села за весла. Она чувствовала, что на дне озера, кто-то наблюдает за ними. Но всплыть на свет враг не мог, и это успокоило монахиню. Илия лежал на полу лодки и стонал. Его речь была несвязная, лоб горел жаром.

Лодка ударилась носом о берег. Светлана подхватила Илию за плечо и помогла подняться по холму. Двери в храм были не заперты. Монахиня перекрестилась перед входом и поклонилась.

Внутри был беспорядок: на полу лежали ящики, разорванные мешки с крупой, которую поедали редкие голуби и крысы. На стенах висели плакаты с призывом к честному труду на благо родины и коммунизма. Мозаика на полу была сбита и заменена дешевой серой плиткой, на месте алтаря стояли сколоченные полки, заставленные ящиками и коробками. Светлана опустила на пол Илию. Подняв голову к потолку, она, наконец, увидела поврежденную фреску.

— Спаси господи! — произнесла Светлана и перекрестилась.

— Сможешь поправить? — с надеждой спросил Илия, которому наконец стало лучше.

— Да, но это потребует времени, которого у нас, возможно, не осталось.

***

— У леса нужно было повернуть налево, какой же ты болван! — ругалась Маша.

— А ну замолкни, я здесь ходил кучу раз. Просто деревья разрослись за пару лет, — парировал Павлик.

Они убежали из дома Светланы, как только она с дедом вышли за порог.

— Не знаю как, но мы поможем им победить зло. Я слышала, что она будет рисовать какую-то картину, а я как раз хорошо рисую. А ты можешь.. Хотя, ты у нас бестолковый, конечно.

— Сама ты бестолковая, — надулся Павлик.

— Да не переживай ты, зато ты храбрый и согласился меня сопровождать в пути, где могут быть монстры, — смягчилась Маша.

Павлик улыбнулся и дальше шел, светясь от счастья.

К храму они подошли с востока. Озеро оказалось левее.

— Надеюсь, дед и Светлана внутри, — произнес Павлик. — Не нравится мне здесь. Сколько лет живу — никогда такой тревожной тишины не слышал.

Но не успели они пройти и десяти метров, как из зарослей выскочили три озлобленных черных пса и перегородили дорогу к храму.

Маша закричала от ужаса. Павлик достал маленький ножик, который стащил с кухни монахини и принялся размахивать им.

— Пошли вон в преисподнюю, твари! — кричал он.

Но звери подступали все ближе и ближе. Павлик поднял с земли острый камень и запустил в одного из врагов. Но тот не нанес никакого урона.

— Паша, на дерево, быстрее.

Дети быстро взобрались на невысокий ствол. Волки подпрыгивали и клацали острыми зубами, пытаясь достать детей. Но каждый раз животные соскальзывали вниз. Однако с каждым прыжком дерево все больше клонилось, ствол трещал, корни начали вырываться из земли. 

— А ну оставили их, собаки недобитые! — крикнул вдруг взявшийся из леса Муромцев. В руках его был арбалет, который тут же выстрелил. Однако стрела лишь легко задела одного из волков. Твари как по команде оставили дерево и переключились на появившегося врага.

— Володя, беги! — заверещала Маша.

Но Муромцев и не собирался вступать в неравный бой. Он бросился бежать вниз по пригорку. Существа последовали за ним. И через мгновение раздалось несколько громких хлопков. Заскулили псы, и настала тишина.

— Спускаемся, Паша, нужно проверить, что с ним! — потребовала сестра.

— Нет, ждем. Вдруг звери не погибли.

Через минуту вернулся Муромцев, в испачканной землей форме. Он шел довольный, держа арбалет в руках.

— Спускайтесь, давайте! — весело крикнул он.

— Где звери? — недоверчиво спросил Павлик, не собираясь раньше времени слезать на землю.

— Сдохли.

— Точно сдохли? — переспросила Маша.

На ее вопрос ответил появившийся Сальников:

— А то! По всему склону куски разбросало. Три РГД — мощь страшная.

К монастырю они вышли через полчаса. До заката солнца оставалось совсем немного, а значит, вскоре все окрестности будут полны слугами тьмы. Каждый из них, вдруг осознал, что храм может стать их могилой, если твари прорвутся внутрь.

Павлик постучал в дверь. Илия открыл ее не сразу, и когда увидел стоящих на пороге детей, долго и яростно ругался.

— Почему вы не ушли? — обратился он к солдатам.

— Советский воин должен защищать мирное население ценой своей жизни, — отрапортовал Муромцев.

Сальников ничего не ответил и пошел осматривать храм.

— Как продвигаются наши дела? — спросил рядовой.

— Фреска почти готова. Светлана намазала штукатурку, и пока та не засохла, наносит краску. Также делали и монахи в древности, — объяснил Илия.

Муромцев нахмурил брови, не понимая, о чем вообще речь. Но потом поднял брови и увидел под сводами купола худенькую женщину, что аккуратно вырисовывала ангелу лицо. 

— И это ваш план? — недоверчиво спросила Маша.

— Другого нет. Как и времени. Сегодняшней ночью здесь решится судьба нашего мира. Так давайте подготовимся и встретим зло во всеоружии.

Подписывайтесь на мой тг. В нем продолжения выходят чуть раньше. Финальная часть также есть в тг по ссылке.

Это перевод истории с Reddit

Всё началось около шестнадцати лет назад, когда меня бросила Рэйчел. Я её не виню — тогда я был развалиной. Впрочем, я и сейчас развалина, просто другого сорта. Мы встречались четыре года, и я всерьёз думал, что мы поженимся. У меня уже было кольцо. Но, видимо, моё «давай не спешить» и её «давай строить будущее» оказались двумя совсем разными понятиями.

После её переезда я почти превратился в отшельника. Я работал фриланс-разработчиком, в основном писал алгоритмы ИИ для разных техно-компаний, так что и раньше сидел дома большую часть времени. Было чертовски легко просто… перестать выходить. Я заказывал еду онлайн, всё привозили на дом, а дни проводил за кодом, ночи — за дешёвым пивом и бесконечным скроллингом Netflix.

Единственное место, куда я выбирался, — «Мёрфи», забегаловка за углом. И то только чтобы посидеть в одиночку, потягивая пару «Будов», притворяясь, будто я среди людей. Бармен Джимми знал мой заказ и знал, что болтовня мне ни к чему. Идеальная схема.

Мама звонила каждые пару дней, спрашивала, когда сможет навестить или когда я приеду к ней на ужин. Друзья писали: «Пойдём выпьем?», «Сходим на концерт?». Я игнорировал почти всё. Так было проще — сидеть в своём пузыре и жалеть себя. Рэйчел давно пошла дальше — я видел её Инстаграм: новая жизнь, новый парень, всё новое. А я третий день носил те же тренировочные штаны и ел на ужин хлопья.

И тут он появился.

Был вторник, февраль, около двух дня. Помню это, потому что как раз отлаживал нейросеть, когда раздался звонок в дверь. Я чуть не проигнорировал — доставок не ждал, да и слушать проповедников или продавцов солнечных панелей желания не было.

Но что-то заставило меня подойти и посмотреть в глазок.

Высокий, лет пятидесяти, в дорогом сером костюме, который стоил дороже моей аренды. Идеально уложенные серебристые волосы, уверенная улыбка, вызывающая мгновенное доверие. Ему место было в зале заседаний, а не перед моей паршивой многоэтажкой.

Я открыл дверь, выглядя, наверное, как пещерный человек, что, в общем, недалеко от истины.

— Мистер Уокер? — Голос гладкий, деловой.

— Да, это я. Чем могу помочь?

— Очень надеюсь, что поможете. Меня зовут мистер Блэквуд, и у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать. — Он скользнул взглядом вглубь квартиры, отметил пустые бутылки, одежду на мебели, общий бардак. — Можно войти?

Всё внутри кричало, что это неправильно, но в его присутствии было что-то, заставившее меня посторониться. Он уселся на мой диван так, будто это его собственность, совершенно не обращая внимания на хаос вокруг.

— Мистер Уокер, перейду сразу к делу. Я представляю… заинтересованных лиц, которые проводят социальный эксперимент. Нам нужны люди, готовые участвовать в длительном исследовании изоляции.

— Исследование изоляции?

— Всё довольно просто. Вы соглашаетесь оставаться внутри своего жилья ровно один год. Никаких выходов, даже чтобы взять глоток свежего воздуха. Без исключений. Взамен по завершении вы получаете один миллион долларов.

Я пристально смотрел на него, ожидая шутки.

— Вы серьёзно…

— Абсолютно. Вы можете продолжать работать, пользоваться интернетом, заказывать всё, что нужно, с доставкой. Единственное условие — физически не покидать эту квартиру 365 дней подряд.

Миллион долларов. Я неплохо зарабатывал кодингом, но миллион всё менял. Я мог погасить студенческий долг, кредиты, возможно, купить дом. А если честно, последние месяцы я и так почти жил именно так, только бесплатно.

— В чём подвох?

Мистер Блэквуд улыбнулся.

— Без подвоха. Просто год вашей жизни в обмен на финансовую свободу. Мы сразу переводим вам пятьдесят тысяч на текущие расходы, оставшиеся девятьсот пятьдесят — после успешного окончания.

Он вынул из портфеля контракт. Удивительно короткий: две страницы юридического текста, где говорилось, что я не могу покидать квартиру год, а если сорвусь — теряю деньги и возвращаю аванс.

Я должен был задать больше вопросов. Должен был узнать, кто эти «заинтересованные лица» и зачем им платить за то, что я останусь дома. Но я был депрессивен, на мели и, честно? Иметь отговорку, чтобы спрятаться от мира, звучало идеально.

Я подписал.

Честно говоря, первые месяцы были восхитительны. Пятьдесят тысяч упали на счёт ещё до того, как я проснулся, и я внезапно мог позволить себе хорошую еду, лучшее пиво, все игры и стрим-сервисы. Я с новой энергией взялся за работу, брал крупные проекты, зарабатывал больше, чем когда-либо.

Друзья решили, что я спятил, но слегка завидовали. «Чувак, тебе платят миллион за то, что ты и так делал», — смеялся Маркус в видеочате. «Самые лёгкие деньги в истории».

Даже мама поддержала, хоть и беспокоилась о психике. «Только позвони, если станет тяжело, ладно? И, может, кушай иногда овощи».

Где-то к четвёртому месяцу я начал разговаривать с собой, но не чувствовал странности. Пару комментариев во время кодинга, вслух озвучивал, что делаю, пока готовил. «Так, посмотрим, заработает ли алгоритм». Обычное дело. Все иногда говорят сами с собой, правда?

Случайные приступы одиночества были самым трудным. Отличный день, работа спорится, и вдруг фото друзей без меня — удар под дых. Но были видео-звонки, чаты, соцсети. Я не был полностью отрезан.

Когда год закончился, мистер Блэквуд вернулся, как обещал. Вручил чек на девятьсот пятьдесят тысяч и ту же профессиональную улыбку.

— Поздравляю, мистер Уокер. Надеюсь, опыт оказался не слишком тяжёлым?

— На самом деле легче, чем я думал.

— Превосходно. В таком случае у меня для вас новое предложение.

Сердце забилось быстрее. Я боялся конца эксперимента, возврата в реальность.

— Ещё пять лет, мистер Уокер. Те же правила, та же квартира. В обмен — десять миллионов долларов.

Десять миллионов. Чёрт. Это деньги, чтобы уйти на пенсию досрочно, никогда больше не работать. Купить дом за наличку, объехать мир. Честно, я привык к своему укладу. Пять лет пролетят.

Я подписал не раздумывая.

Первый год из пятилетнего договора прошёл гладко. Я много зарабатывал, вошёл в рутину, был счастлив как никогда после ухода Рэйчел. Я похудел, начал тренироваться дома, даже пробовал медитацию. Друзья шутили, что изоляция — лучшее, что со мной случилось.

А потом всё пошло наперекосяк.

Второй год. Позвонила Рэйчел. Я увидел её имя и чуть не сбросил, но любопытство победило.

— Привет, Дэвид. — Голос тот же, и меня будто ударило поездом.

— Рэйчел… Привет. Я не ожидал.

— Знаю, странно. Но я думала о тебе. О нас. Хотела спросить, не сходили бы мы пообедать? Просто поговорить. Кажется, мы… оба ошибались.

Сердце колотилось, готово выскочить. Об этом я мечтал годами. Она хотела попробовать снова. Но…

— Я… не могу.

— Не можешь? Ты… с кем-то встречаешься?

— Нет, дело не в этом. Я… буквально не могу выйти из квартиры. Сложно объяснить.

Повисла тишина.

— Дэвид, что за чёрт? Ты под домашним арестом?

Я пытался рассказать про сделку, деньги, что осталось всего три года. Пока говорил, сам слышал, как безумно это звучит.

Она молчала, потом:

— Ты совсем не изменился, да? Снова выбираешь деньги, а не нас? Шанс всё исправить?

— Всё не так просто, Рэйчел. Это десять миллионов. Подумай, что мы могли бы…

— Не верю. Я надеялась, ты изменился, но ты всё тот же слабый мальчик, который ни за что не берёт ответственность.

Она положила трубку. Я перезвонил семнадцать раз. Бестолку.

Ночью я плакал впервые с тех пор, как она ушла. Но контракт не нарушил. Ещё три года, говорил я себе. И будет достаточно денег, чтобы вернуть её, доказать, что могу обеспечить нас.

В третьем году мама позвонила с новостью, от которой кровь застыла.

— Сынок, мне нужно сказать. Я была на ежегодном осмотре… нашли уплотнение в груди. Будут ещё тесты, но кажется…

Мир остановился. Маме было пятьдесят восемь. Она должна была жить десятилетиями: увидеть моих будущих детей, мою свадьбу, состариться красиво.

— Как думаешь, тот милый джентльмен поймёт и отпустит тебя домой? — её голос дрогнул.

Я замер. Дышать стало тяжело. Десять миллионов — огромные деньги, особенно если опухоль окажется доброкачественной… но это же мама. Слёзы подступили. Видно, я молчал слишком долго.

— Нет, всё нормально. Забудь. Прости, что нагружаю. Ты так много работаешь, а с такими деньгами сможешь позволить любое лечение, от самого Бога! — попыталась она пошутить.

Она заставила меня пообещать не нарушать контракт. Вопреки всему, я остался.

Рак оказался агрессивным. Третья стадия, когда обнаружили. Я наблюдал мамину борьбу по видеосвязи, видел, как она худеет и слабеет после каждой химии. Я платил за лучших врачей, самое дорогое лечение, но этого оказалось мало.

Друзья звонили всё реже. Маркус женился в четвёртом году — я смотрел свадьбу в прямом эфире. «Без тебя это не то, брат», — сказал он потом. «Сара думает, ты сошёл с ума».

Может, так и было. Я постоянно разговаривал сам с собой, вёл целые беседы с воображаемыми людьми. Спорил со своим отражением в ванной. Озвучивал весь день вслух, лишь бы слышать человеческий голос, пусть свой.

— Итак, Дэвид, время сварить кофе. Сегодня эфиопские зёрна, потому что мы чувствуем себя шикарно. Чувствуем? Да, определённо шикарно.

Я оставлял телевизор включённым круглые сутки, чтобы были голоса. Знал «Офис» наизусть. Мог цитировать целые сцены «Друзей». Эти вымышленные люди стали реальнее моих настоящих.

Мама умерла во вторник, в феврале. Пятый год, 364-й день. За день до окончания контракта.

Тётя Линда позвонила в 6:47 утра. «Она боролась до конца, Дэвид. Говорила, как гордится тобой, как ждёт, когда ты закончишь свой проект».

Я орал, пока не охрип. Разбил кулаком зеркало, швырнул ноутбук в стену.

Но не ушёл. Нельзя. Остался день.

Мистер Блэквуд пришёл ровно через сутки, в 6:47. Вручил чек на десять миллионов.

— Примите соболезнования, мистер Уокер.

Разумеется, он знал.

Я хотел послать его к чёрту, но он продолжил с улыбкой:

— Есть последнее предложение. Ещё десять лет. Те же условия. А сумма — сто миллионов долларов.

Сто миллионов. Настоящие «чёрт-вам-всё» деньги. Можно купить что угодно, поехать куда угодно. Достаточно, чтобы смерть мамы не была напрасной. Достаточно, чтобы вернуть Рэйчел, показать, чего я добился.

— Почему? — спросил я. — Почему я? Почему всё это?

— Потому что вы очень, очень хороши, мистер Уокер. Большинство ломается ко второму году. Вы продержались пять и всё ещё… функционируете.

Я оглядел квартиру. Само выбранную гробницу. Тюрьму. Дом.

— Десять лет?

— Десять лет.

Я подписал третий контракт.

Следующее десятилетие превратилось в сплошную тьму. Я перестал работать — зачем? С авансами и прежними чеками мне хватало на несколько жизней. Перестал регулярно мыться, убираться, перестал заботиться о чём-нибудь. Спал по шестнадцать часов, остальные восемь тупо смотрел в экран, наблюдая чужие жизни.

Рэйчел вышла замуж. Я увидел фото в Facebook и удалил все соцсети. Она выглядела счастливой. Светилась. Всё, что я мог бы ей дать, если бы не был таким жадным.

У Маркуса с Сарой родилось трое детей. Я наблюдал по рождественским открыткам и редким сообщениям, которые потом прекратились. Они перестали спрашивать, когда я закончу «проект». Перестали спрашивать обо мне вообще.

Я стал видеть то, чего нет. Тени на периферии. Голоса, зовущие по имени из коридора за дверью. Часами разговаривал с мамой по телефону, пока не вспоминал, что она умерла.

Квартира разваливалась. Я чинил лишь чтобы не рухнуло совсем, но перестал делать её пригодной для жизни. Стены в пятнах, ковёр порван, всё пахло отчаянием и затхлостью.

К восьмому году я едва был человеком. Мог пройтись неделями, не произнеся ни слова, неделями не смотря в зеркало. Забыл звук собственного голоса. Забыл, каково прикасаться к другому человеку, вдыхать свежий воздух, чувствовать солнце.

Когда мистер Блэквуд вернулся, он вошёл, будто у него был ключ. Я сидел там же, где последние три дня, уставившись в сломанный телевизор, цитируя «Как я встретил вашу маму».

— Поздравляю, мистер Уокер. — Он протянул чек. Сто миллионов. — Вы справились.

Я взял дрожащими руками. Ногти длинные, жёлтые, от меня, наверное, воняло смертью.

— Ну, — сипло произнёс я. — Что дальше? Миллиард за двадцать лет? — Сарказм сквозил, но часть меня реально хотела оправдание полежать ещё.

Мистер Блэквуд рассмеялся искренне.

— О нет, мистер Уокер. Вы заслужили отдых. Вы дали нам всё, что нужно. Вы свободны.

Свободен. Шестнадцать лет спустя я свободен.

Я вышел наружу впервые за более чем десятилетие и сразу рухнул. Солнце слишком яркое, воздух слишком свежий, шум машин и людей оглушителен. Я сел на тротуар, блевал, пока не осталось нечего, и потерял сознание.

Очнулся в луже собственных испражнений, полубезумный, но ориентирующийся. Столько лет взаперти — я не знал, куда идти. Улицы изменились. Но одно место точно ещё работало.

Я пошёл в «Мёрфи».

Джимми больше не было — он вышел на пенсию. Новый бармен не знал моего заказа, не знал, что мне не нужны разговоры. Всё изменилось.

Сижу с пивом, окружённый людьми вполовину младше. Каждый раз, пытаясь заговорить, слова застревают, чужие во рту. В отчаянной попытке общения я предлагаю купить напитки незнакомцам, думая, что новое богатство хотя бы купит минутную компанию. Но каждый раз карта отклоняется. Через минуту приходит сообщение с неизвестного номера:

«Эти деньги только для вас, мистер Уокер».

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit