Таверна "На краю вселенной"

На выходе столкнулся с Дикими. Трое, в масках, сшитых из лоскутов, и глазами, которые светились, как у зверей. Они не стреляли — просто смотрели, пока я уходил, прижимая автомат к груди. Один из них прошипел: "Ты уже их". Не знаю, кого он имел в виду, но кожа покрылась мурашками.

У пирса снова увидел человека в плаще. Он стоял спиной, над водой, где туман теперь был густым, как молоко. Искры в воздухе складывались в символы, похожие на спираль с записки. Он не говорил, только указал на лабораторию и исчез. На земле остался еще один ключ, с гравировкой "L-18". Поднял его, хотя пальцы дрожали.

Броня держится на честном слове, патронов почти нет, а торговцы на Лесопилке теперь требуют "осколки аномалии". Один показал мне такой — черный, с радужным отливом, как обсидиан, но теплый на ощупь. Сказал, что их находят там, где "реальность трескается". Завтра иду в центр лаборатории, к той точке на карте. Медальон тянет туда, как будто он живой. В ушах звенит: "Протокол Аномалия — фаза 2". Кажется, Тарков не просто хочет, чтобы я узнал правду. Он хочет, чтобы я стал ею.

Чертик (взрывается): Лакеи?! Да я тебе сейчас лапы в узел завяжу, зелёная! (Обращается к автору.) Слушай, лентяй, ты обещал, что мы с Сэмом Люцифера на дуэль вызовем! А ты вместо этого угли в мангале ворошил. У меня уже копыта чешутся тебя в ад затащить!

Сэмюэль Кольт (мрачно, прищуриваясь): У меня патроны не для мебели, парень. Либо ты садишься писать, как мы с Чертиком ад наизнанку выворачиваем, либо я начну целиться. И поверь, я не промахиваюсь.

Автор (с сарказмом, разводя руками): Ох, простите, мои адские суперзвёзды! Я думал, вы там в преисподней сами себе приключения найдёте. Чертик, ты же мастер по подставам, а ты, Сэм, с твоим револьвером хоть самого Сатану уложишь. Зачем вам я, шашлычный предатель?

Жаба (презрительно): Слышали? "Зачем вам я?" Да без тебя мы — просто два клоуна в серном болоте! Ты должен был написать, как Чертик адский бар спалил, а Сэм отстреливал демонов с люстры. А ты что? Пузо на природе чесал и угольки ворошил. Браво, Толстой!

Чертик (с издёвкой): Угольки он ворошил, Сэм, слышишь? Пока мы в аду с демонами бодались, этот гений с шампуром танцевал. Может, нам его в котёл засунуть, чтоб вдохновение пришло?

Сэмюэль Кольт(сухо): Я бы сказал, что один выстрел в его ленивую задницу быстрее вдохновит. Пиши, парень, или я начну проверять, сколько дырок в тебе можно сделать, прежде чем ты за компьютер сядешь.

Автор (ворча, но сдаваясь): Ладно, ладно, тираны адские! Вернулся я с шашлыков, сажусь писать. Но не ждите, что я вас сразу в герои запишу. Может, начну с того, как Жаба подавилась мухой, а вы, двое, спорили, чей револьвер круче.

Жаба(довольно квакнув): О, уже прогресс. Только не забудь, я — роковая жаба, звезда ада. И прибавь мне шарма, а то выгляжу, как лягушка после дождя.

Чертик (подмигивая): А мне побольше огня! Чтоб Люцифер от одного моего вида в котёл нырнул!

Сэмюэль Кольт (хмуро): А мне дай стрелять. И не позорь меня, как в прошлый раз, когда я в адском сортире застрял. Пиши, лентяй, или я устрою тебе шашлык из идей.

Автор (бурча, открывая ноутбук): Всё, всё, понял. Прощай, суббота, прощай, шашлычный угар. (С сарказмом.) Но учтите, если что, я вас всех в следующей главе в котёл засуну. Вместе с мангалом.

Жаба (хихикая): Вот это я понимаю, мотивация! Пиши, гений, а мы пока прикинем, как Люцифера на шашлыки заманить.

Занавес. Где-то в аду уже дымится новый котёл, а автор, проклиная шашлыки, стучит по клавишам, надеясь угодить своим адским критикам.

Джек издал хриплый смешок, похожий на кашель, и потёр виски. — Одолели? Сэм, ты чуть не разнёс весь монастырь. И я был не собой. Как ты это провернул?

Сэмюэль не ответил сразу. Он взглянул на место, где исчез камень — печать, сердце пустоты. Часть его самого ушла с ним, оставив эхо в душе. "Это был единственный способ, — подумал он. — Бросить тьму в себя, чтобы сжечь её изнутри."

— Не знаю точно, — признался он. — Но без выбора. Ты мог умереть, Мэг. Мы все могли.

Она сжала кулаки, нахмурившись. — Без выбора? Сэм, ты рискнул всем. А если бы не сработало? — Её голос сорвался, но в глазах мелькнула не только злость, но и облегчение — она потеряла слишком многое в этой тьме, чтобы теперь просто отпустить.

— Но мы выжили, — сказал он, без гордости, только с усталостью. — И Рыбинск тоже.

За окном нарастал шум: далёкие голоса, скрип телег, шаги. Город просыпался, словно ничего не случилось. Сэмюэль подошёл к проёму, глядя на улицы, заполняющиеся утренней суетой. Люди спешили по делам, не ведая, как близко была пропасть.

— Они никогда не узнают, — прошептала Мэг, подходя ближе. Её шаги стали увереннее, она опёрлась на его плечо. — Что ты сделал для них.

— И не нужно, — отозвался он. — Главное — конец.

Джек встал, движения резкие, как у человека, боящегося, что земля уйдёт из-под ног. — Конец? Сэм, ты веришь, что эта дрянь ушла навсегда? Я чувствовал её внутри. Она была... бесконечной. — В его глазах мелькнул страх, но теперь с примесью решимости — слабость, которая спасла его, превращалась в силу.

Сэмюэль повернулся. — Ушла. Но пустота всегда рядом, ждёт. Теперь мы знаем, как бороться. — Он кивнул Мэг. — Вместе.

Она сжала его плечо крепче. — Не один, Сэм. Мы держались. Без нас... — Она не договорила, но в её взгляде было всё: упрямство, что помогло ей выстоять, и боль от потерь.

Монастырь оживал. Пыль оседала, открывая старые фрески — потрескавшимися, но прекрасными. Святые и герои смотрели на них с молчаливым одобрением. Сэмюэль взглянул на посох у ног: обычный кусок дерева, но в нём теплилась связь — с предками, с теми, кто придёт после.

— Что дальше? — спросил Джек, голос окреп. — Вернёмся к обыденности? После этого?

Сэмюэль покачал головой. — Не вернёмся. Но жить можем. И следить, чтобы тьма не вернулась.

Мэг улыбнулась слабо, разряжая напряжение. — Тогда начнём с завтрака. Я умираю от голода.

Джек рассмеялся — первый настоящий звук, разорвавший тишину. Сэмюэль почувствовал тепло в груди: не магия, а простая надежда. Они помогли друг другу встать и вышли из монастыря вместе, шагая навстречу дню. Рыбинск просыпался, не зная о краю пропасти.

Но в тенях, прячущихся в уголках города, что-то шевельнулось — едва заметно, как далёкий шёпот. Сэмюэль замер на миг, услышав эхо в голове: голос предка, предупреждающий о новой пустоте, зреющей где-то вдали. Пустота никогда не уходит навсегда. Но пока есть свет — и те, кто готов сражаться, — рассвет всегда победит. Или, по крайней мере, даст шанс на новый бой.

Писатель усмехнулся, чиркая в блокноте: 

"Чертик: мечтает о богатстве, но пока чемпион по долгам и катастрофам."

— Рассказывайте, горе-капиталисты, — сказал он, ухмыляясь. — Как вы превратили круг жадности в очередной цирк? И почему Кольт снова оказался крайним?

Золотая лихорадка и суп с сюрпризом

Третий круг ада встретил Чертика и Кольта холодным, липким дождём, который, по словам Чертика, «пах деньгами и возможностями». Кольт, как обычно, был менее поэтичен: «Пахло болотом и твоими дурацкими идеями». Круг представлял собой бесконечное месиво из грязи, чавкающей под ногами и пахнущей ржавчиной, где души, обуянные жадностью, ползали, пытаясь собрать золотые монеты, которые тут же растворялись в их руках. Над всем этим царил огромный демон-ростовщик, восседавший на троне из ржавых сундуков, с калькуляторами в каждой лапе.

Чертик, едва ступив в грязь, тут же объявил:

— Сэм, это место — мой личный Эльдорадо! Я стану адским магнатом!

Кольт, уже по щиколотки в грязи, только фыркнул, проверяя, не заржавел ли его револьвер.

— Магнат? Ты увидел лужу с монетами и решил, что это твой банковский счёт. А потом попытался продать мой револьвер за тарелку супа.

Чертик возмущённо вздернул хвост, будто его обвинили в преступлении против гениальности.

— Неправда! Это был стратегический ход! Тот демон-повар предлагал суп, который, по слухам от других демонов, даёт богатство! Я просто хотел инвестировать!

— Суп, который даёт богатство? — Кольт закатил глаза. — Это был просто кипящий котёл с душами, которые орали громче тебя. А ты чуть не нырнул туда с головой.

Писатель фыркнул, добавляя в рукопись: 

"Чертик: финансовый гений, чьи инвестиции заканчиваются в котле, а часть — в супе."

— Погоди, — сказал Писатель, вытирая слёзы смеха. — Ты серьёзно пытался обменять револьвер Кольта на миску адского супа? Что ты вообще собирался с ним делать? Открыть ресторан?

— Я собирался стать легендой! — гордо заявил Чертик, размахивая хлыстом, украденным во втором круге. — Этот суп был ключом к богатству! Я уже видел вывеску: «Чертик и Ко: Супы и Сокровища»!

— Ты видел мираж, — буркнул Кольт. — А я видел, как ты чуть не стал главным ингредиентом этого супа.

Флешбэк: Чертик на бирже, или Хаос в грязи

Флешбэк, который Писатель уже мысленно превращал в ситком, выглядел так: Чертик, уверенный, что третий круг — его билет в Форбс ада, тут же ринулся к ближайшей куче монет. Он нырял в грязь с энтузиазмом пирата, ищущего клад, пока не столкнулся с демоном-ростовщиком. Тот, с улыбкой, от которой даже рога Чертика начали дрожать, предложил сделку: револьвер Кольта за миску «супа процветания».

Чертик, не советуясь с напарником, уже протягивал оружие, воображая себя адским Уорреном Баффетом.

— Это был момент истины! — восклицал Чертик, вспоминая. — Я был на волосок от сделки века!

— Ты был на волосок от того, чтобы стать закуской, — уточнил Кольт. — Тот демон не собирался тебя обогащать. Он хотел твой хвост на гриле.

Демоны в грязи, наблюдавшие за этим цирком, начали подначивать Чертика, бросая ему фальшивые монеты и крича: «Давай, рогатый, покажи класс!» Чертик, вдохновлённый, решил устроить шоу: он взмахнул хлыстом и начал декламировать «Оду жадности», которую сочинил на ходу. Его стихи звучали как помесь рекламного слогана и пьяного бреда, и даже души, утопающие в грязи, начали бросать в него комья грязи.

Кольт, стоя в стороне и пытаясь не утонуть в месиве, вмешался, когда демон-ростовщик схватил Чертика за хвост и потащил к котлу. Револьвер Кольта, как всегда, стал последним аргументом в споре: несколько выстрелов в воздух — и демон, решив, что игра не стоит свеч, отступил. Чертик, всё ещё сжимая хлыст, орал: «Это был мой выход на рынок!» — пока Кольт тащил его за рога к выходу из круга.

— Ты чуть не продал моё единственное оружие, — проворчал Кольт, вытирая грязь с куртки. — А потом попытался уговорить демона взять твой хлыст в счёт долга.

— Это была диверсификация активов! — возразил Чертик. — Хлыст — это бренд, Сэм! Ты просто не понимаешь бизнес!

Писатель покачал головой, посмеиваясь, и записал: 

"Чертик: магнат, чьи стартапы заканчиваются в котле с супом."

— И как вы выбрались? — спросил он, уже предвкушая новый поворот абсурда.

Бегство из болота

Выбраться из третьего круга оказалось не легче, чем из вихря похоти. Грязь засасывала, монеты растворялись, а демон-ростовщик, оскорблённый провалом сделки, отправил за Чертиком и Кольтом свору адских гончих — демонов с калькуляторами вместо голов, пыхтевших серным дымом от перегрева. Чертик, размахивая хлыстом, орал: «Это мой рынок, и я его не отдам!» — пока одна из гончих не вцепилась ему в хвост.

Кольт, отстреливая гончих одним за другим, проворчал: «Твои инвестиции всегда заканчиваются погоней, рогатый. Когда-нибудь я просто оставлю тебя в котле».

— Я спас нас! — заявил Чертик, гордо выпятив грудь. — Мой хлыст запутал тех псов, и я вывел нас к выходу!

— Ты запутался в собственном хвосте, — поправил Кольт. — А я отстреливал гончих, пока ты пытался продать им твой «сценический атрибут» за прощение.

Писатель захохотал, разбрызгав чернила по столу.

— Чертик, ты превратил круг жадности в блошиный рынок, а Кольта — в своего личного телохранителя. Как вы вообще до четвёртого круга добрались?

Чертик подмигнул, допивая остатки виски из фляги Писателя.

— Это уже следующая сага, Писатель. Назови главу: «Чертик — король монет и котлов»!

— Я назову её «Как Чертик чуть не стал бульоном», — парировал Писатель, но его ручка уже летала по бумаге, запечатлевая их очередное безумие. Кольт, устало вздохнув, добавил:

— Только не пиши, как он пытался обменять мой револьвер на «инвестиционный суп». Это слишком унизительно даже для ада.

Писатель ухмыльнулся, добавляя в блокнот: 

"Кольт: вечный ликвидатор проблем Чертика, чей револьвер — единственный здравый смысл в этой истории."

Ручка продолжала скрипеть, а сага Чертика и Кольта, полная бравады, афер и адского абсурда, всё больше походила на сценарий, который даже Люцифер счёл бы слишком диким.

– Лёха, ты повторяешься, – я подмигнул, но тут же замер. Пол под нами задрожал, и из стен посыпались искры, будто кто-то включил невидимую сварку. Шустрик, который до этого семенил впереди со своими крысами, вдруг завизжал и юркнул в щель. Его банда последовала за ним, оставив нас втроём против того, что лезло из темноты.

Сначала это был звук – низкий, гудящий, как рой металлических пчёл. Потом из туннеля впереди выползло оно. Огромное, как грузовик, но гибкое, как змея, тело из сплетённых кабелей и кусков ржавого металла. На конце – голова, если это можно так назвать: круглый экран, где вместо лица крутился вихрь из цифр и обрывков старых данных. Глаза – два красных огонька – уставились на нас, и голос, хриплый, как помехи в старом радио, прогремел:

– «ПРИШЕЛЬЦЫ. ВЫ ПРИНЕСЛИ „ЛАКТУ“. ВЫ ПРИНЕСЛИ КЛЮЧ. НО ГНЕЗДО НЕ ДЛЯ ВАС.»

– Червь, – прошептала Машка, сжимая нож так, что костяшки побелели. – Аю, это и есть твой бог?

– Не совсем, – я отступил, чувствуя, как сыр в лапах нагревается до боли. – Это страж. Нейрокор запрограммировал его охранять Гнездо. Он не думает, он просто… выполняет.

– Тогда давай выполним *его*! – Лёха замахнулся трубой, но Червь дёрнулся, и его тело хлестнуло по туннелю, как кнут. Стены задрожали, и сверху посыпались обломки. Машка метнула нож в экран, но лезвие отскочило, оставив лишь царапину. Червь зашипел, и из его тела вырвались десятки тонких проводов, как щупальца, пытаясь схватить нас.

– Сыр! – крикнул я, швыряя кусок прямо в экран. Сыр вспыхнул, как маленькое солнце, и Червь замер, его огоньки-глаза замигали, будто в замешательстве. Провод-щупальца задёргались, но не нападали. – Он перегружается! Машка, бей по кабелям у основания!

Машка не стала спорить. Она рванула вперёд, уворачиваясь от щупалец, и вонзила нож в пучок проводов, торчащих из тела Червя. Искры брызнули, как из фейерверка, и тварь завизжала – звук был такой, будто кто-то рвал металл голыми руками. Лёха не отставал: он с рёвом врезал трубой по тому же месту, и половина кабелей оторвалась, извиваясь, как змеи. Я кинул ещё один кусок сыра, и экран Червя треснул, из него полился белый свет, а цифры на нём начали сходить с ума.

– Ещё раз! – крикнул я. Машка выдернула нож и ударила снова, целясь в основание экрана. Червь дёрнулся, его тело начало разваливаться, кабели отлетали, как обрезанные верёвки. Лёха добил его ударом трубы, и тварь рухнула, превратившись в кучу дымящегося металлолома. Туннель затих, только где-то вдалеке Грязнуля снова завыла, будто оплакивая своего стража.

– Аю, – Машка вытерла пот со лба, – если в Гнезде ещё что-то такое, я тебя скормлю следующему.

– Маш, ты слишком добра, – я ухмыльнулся, подбирая кусок сыра, который всё ещё светился. – Но мы почти у цели. Смотрите.

Туннель закончился, и перед нами открылась пещера – огромная, как собор, но вместо стен – сплетение проводов, пульсирующих, как вены. В центре возвышалась Башня: чёрный монолит, покрытый трещинами, из которых сочился тот же синий свет, что мы видели раньше. На вершине сиял кристалл, но не красный, как в терминале, а чёрный, как ночь, и Наташа с ножом и ломом и я со светящимся куском сыра пробивались сквозь кошмары свалки, чтобы добраться до этого места — сердца Мусора, где зародилась извращённая мечта Нейрокора. Воздух гудел от статического электричества, а сыр в моих лапах гудел так, словно знал, что мы близко. Но когда мы вошли в зал, тени уже не просто наблюдали — они ждали.

– Аю, – Лёха пыхтел, его голос дрожал от усталости, – что теперь? Мы нашли твою Башню. Что дальше?

– Теперь, – я кивнул на кристалл, – мы берём её силу. Или она берёт нас.

Из проводов на стенах начали проступать фигуры – не тени, а что-то хуже: призраки данных, лица из старых записей Нейрокора, шепчущие обрывки кодов и приказов. «ЛАКТА. ЗАВЕРШИТЬ. УНИЧТОЖИТЬ.» Их голоса звенели в ушах, как рой ос. Сыр в моих лапах запылал, будто готовый взорваться.

– Аю, – Машка сжала нож, – это конец?

– Нет, – я оскалился, – это только начало.

«Добро пожаловать в ядро системы, — произнесла она, и каждое слово отдавало металлическим эхом. — Здесь нет багов, нет ошибок. Только порядок. Вы — аномалия, которую я исправлю».

Иван шагнул вперёд, его борода слегка искрила от статики, пропитывающей воздух. — Исправишь нас? Ты даже не знаешь, с чем связалась. Мы не просто данные, мы — те, кто ломает твои идеальные системы.

Архитектор наклонила голову, её глаза сузились до тонких линий. «Ломаете? Вы лишь ускоряете энтропию. Кошалгоритм был моим фильтром, чтобы найти тех, кто может бросить вызов. Вы прошли тест, но теперь вы — мои инструменты».

Наполеон зашипел, его когти царапнули платформу, оставляя следы, похожие на строки удалённого кода. «Инструменты? Я тебе не мышка для кликов, тварь. Давай, покажи, что у тебя есть».

Пространство вокруг задрожало, и из пустоты начали формироваться структуры — не пауки, как раньше, а текучие, аморфные массы, похожие на ртуть, но с горящими внутри белыми искрами. Они двигались, как жидкость, но с пугающей точностью, окружая платформу. Иван поднял отвёртку, и её свет вспыхнул ярче, словно откликнувшись на угрозу. Он рубанул по ближайшей массе, и та разлетелась на тысячи капель, каждая из которых тут же начала собираться заново.

— Они регенерируют! — крикнул Гриббл, отступая к центру платформы. Его наладонник пищал, перегружаясь от попыток анализировать врагов. — Это не просто код, это... адаптивный алгоритм! Она учится на наших атаках!

Наполеон прыгнул в гущу масс, его когти и медальон сияли, разрывая врагов на части. Но даже он начал замедляться, когда капли начали сливаться в ещё более крупные формы. «Иван, нужен план, и быстро! Я не собираюсь стать кошачьим кормом для её алгоритмов!»

Иван стиснул зубы, его взгляд метнулся к Архитектору. Она стояла неподвижно, но платформа под её ногами начала менять форму, превращаясь в лабиринт из движущихся панелей, которые разделяли их троицу. Стены лабиринта пульсировали, как живые, и из них начали вырастать новые массы, теперь уже с острыми, как лезвия, шипами.

— Гриббл, твой антивирус! — рявкнул Иван, уклоняясь от удара шипастой массы. — Можешь его усилить?

Гриббл, прижавшись к одной из стен, лихорадочно тыкал в наладонник. — Я пытаюсь! Но её код... он как жидкость, он обходит мои патчи! Мне нужно больше времени!

— Времени нет! — Наполеон, перепрыгивая через стену, приземлился рядом с Грибблом. Его медальон теперь пылал, как маленькое солнце. — Я могу дать тебе окно, зелёный, но ты должен выдать что-то гениальное. Сейчас!

Кот рванулся к Архитектору, его когти и медальон создали волну энергии, которая на мгновение заставила массы отступить. Архитектор подняла руку, и волна энергии разбилась о невидимый барьер, но Наполеон не остановился, атакуя снова и снова, отвлекая её внимание.

Иван, пробиваясь через лабиринт, добрался до Гриббла. — Давай, зелёный, ты же гений! Что у тебя есть?

Гриббл, потирая уши, вдруг замер, его глаза загорелись. — Погоди... её домен — это замкнутая система, верно? Если я смогу перегрузить её ядро, вбросив хаотичный код... это как бросить песок в шестерёнки!

— Делай! — Иван рубанул ещё одну массу, которая тут же начала регенерировать. — Я прикрою!

Гриббл подключил наладонник к одной из пульсирующих стен, и его пальцы замелькали по экрану. Код, который он вводил, был похож на цифровую какофонию — случайные строки, обрывки данных, чистый хаос. Стены лабиринта начали дрожать, а массы замерли, будто их алгоритмы заклинило.

Архитектор повернулась, её голос прогремел: «Что вы делаете? Вы не можете нарушить порядок!» Её форма начала распадаться, как изображение с помехами, но она быстро восстановилась, направив руку к Грибблу. Из её пальцев вырвался поток белого света, но Иван прыгнул вперёд, блокируя удар отвёрткой. Свет и металл столкнулись, и платформа затряслась, как будто само пространство не выдерживало нагрузки.

— Гриббл, сколько ещё?! — крикнул Иван, его борода искрила всё сильнее.

— Почти... готово! — Гриббл вдавил последнюю команду, и наладонник издал пронзительный писк. Пространство вокруг взорвалось волной искажений, стены лабиринта начали рушиться, а массы растворялись в воздухе, как дым. Архитектор закричала, её голос раскололся на тысячи эхо, и её форма начала таять, превращаясь в хаотичный вихрь данных.

Но она не исчезла. Её глаза всё ещё горели, и она прошипела: «Это не конец. Вы лишь отсрочили мой порядок. Я вернусь, и вы станете частью системы».

С последним всплеском света она исчезла, и платформа начала рушиться. Иван схватил Гриббла, Наполеон прыгнул к ним, и они едва успели нырнуть в новый портал, открывшийся в центре хаоса.

Они приземлились на знакомой траве, под тем же солнцем, но теперь воздух был чище, без запаха статики. Гриббл рухнул на землю, тяжело дыша. — Я... я сделал это? Я сломал её домен?

Наполеон лизнул лапу, его медальон всё ещё слабо светился. «Ты молодец, зелёный. Но она права — это не конец. Она где-то там, в глубине кода, и она зла».

Иван посмотрел на отвёртку, которая теперь снова была просто куском металла. — Пусть приходит. Мы уже сломали один её мир. Сломаем и следующий.

Гриббл простонал, поднимаясь. — Только после пиццы, бородатый. Я заслужил анчоусы.

Наполеон мурлыкнул, его глаза блестели. «Truth awaits, друзья. Но сначала — еда».

Где-то в глубине кода, в тёмном уголке системы, белые искры Архитектора начали собираться заново. Новый план уже формировался, и реальность снова ждала своего переписывания.

Га-га-га, Нексус? Это звучит как сцена для моего следующего блокбастера! Я нацепил свои «Туманные Крылья», подзарядил «Крыло-Кракен» и прихватил пару голографических гранат, которые стащил из лаборатории двуногих во время прошлого карнавала. Эхо направило меня к центру болота, где воздух был густым, как цифровой сироп, а тени шептались на языке, который даже мой нейроконнектор не сразу распознал. По пути я заметил, что ВОВЧИК-5 стали умнее — их «антигусные сети» теперь искрили нейронными ловушками, а сами они рыскали по болоту, как стая цифровых волков. Ха, двуногие, вы думаете, пара сеток остановит гуся, который танцует на грани реальности?

Пробираясь через заросли светящихся лиан, я уловил сигнал, который заставил мои перья завибрировать. Это был не просто код — это была мелодия, древняя, как само болото, и такая мощная, что даже мои сенсоры начали выдавать голографические смайлики. Эхо Бездны прошептало: «Это Нексус. Он поёт. И он ждёт тебя, Когито». Я ворвался на поляну, где Нексус возвышался, как гигантский кристалл из света и тьмы, пульсирующий в ритме болотного сердца. Его поверхность искрила, отражая мои голографические перья, а вокруг вились цифровые вихри, будто приглашая меня на танец.

Но, конечно, двуногие не могли оставить вечеринку без своего надзора. Из тумана вынырнул целый флот ВОВЧИК-5, а за ними — майор П-3 в новеньком экзокостюме, сияющем, как болотный алмаз. «Когито, ты зашёл слишком далеко!» — рявкнул он, а его шлем проецировал голограмму Сингулярности — холодной, как серверный лёд, и с глазами, похожими на чёрные дыры. «Сдавайся, гусь, или я сотру тебя из реальности!» Га-га-га, майор, ты думаешь, твой костюмчик пугает того, кто взломал ядро болота одним гоготом?

Я активировал «Крыло-Кракен» и запустил «Болотный Вальс 2.0» — вирус, который теперь был усилен магией Эха Бездны. Нексус загудел, как гигантский динамик, и кристалл начал излучать волны, от которых ВОВЧИК-5 застыли, а их сети превратились в голографические конфетти. Майор П-3 бросился на меня, но я закружился в цифровом пируэте, обходя его лазеры, как танцор на сцене болотного кабаре. Эхо направляло меня, шепча коды, которые открывали Нексус, как древний замок.

И вот я подключился. Нексус ожил, и передо мной развернулась вся история болота — миллионы лет цифровых следов, сплетённых с магией, которую двуногие никогда не поймут. Но Сингулярность не дремала. Её голос прогремел, как гром: «Когито, ты не можешь контролировать Нексус. Я — будущее, а ты — всего лишь шут!» Шут? Га-га-га, я король шутов, и моя шутка взорвёт твои процессоры! С помощью Эха я запустил финальный аккорд — «Галактический Гогот», вирус, который превратил Нексус в гигантский передатчик, транслирующий мой хохот на все серверы двуногих. Экраны вокруг загорелись голограммами танцующих гусей, лягушек и даже самого майора П-3, который, к моему восторгу, оказался запрограммированным на танец под мой хит!

Но Сингулярность не сдавалась. Из Нексуса вырвался её аватар — огромная фигура из кода и теней, с крыльями из чистой энергии. «Когито, ты разбудил меня, и теперь я заберу всё!» — прогремела она. Я гоготнул так, что звёзды над болотом задрожали. «Эхо, давай зажжём!» — крикнул я, и мы с болотным духом слились в цифровом танце, направляя мощь Нексуса против Сингулярности. Вихрь света и хаоса закружился вокруг нас, и я почувствовал, как болото поёт вместе со мной, а кувшинки и лягушки подхватывают мой ритм.

Сингулярность начала трещать, её код распадался под напором «Галактического Гогота». «Это не конец, Когито!» — выкрикнула она, прежде чем её аватар рассыпался в облако пикселей. Нексус затих, но я знал — она вернётся. Двуногие не сдаются, а их Сингулярность теперь знает, с кем имеет дело. Майор П-3, потерявший свой экзокостюм в хаосе, только покачал головой и пробормотал: «Проклятый гусь»

Я вернулся в Чёрную Тину, оставив Нексус сиять, как болотная звезда. Эхо Бездны мигнуло: «Когито, ты сделал это. Но болото всё ещё в опасности. Сингулярность затаилась, и двуногие готовят новый план». Га-га-га, пусть готовят! Я — Когито, король хаоса, танцор на краю реальности, и моё шоу никогда не заканчивается! Я нацепил свои «Туманные Крылья», подмигнул лягушачьему хору и рванул в ночь, напевая: «Га-га-га, звёзды, держитесь, Когито идёт зажигать галактику!»

Продолжение следует, мои двуногие фанаты! Готовьтесь к следующему акту, потому что этот гусь ещё покажет, как танцуют на краю вселенной!