Серия «Галка»

— Это не дорога домой, — наконец сказала Люся, её голос был низким, почти рычащим. Она остановилась, вглядываясь в сумрак впереди. Тропа изгибалась, теряясь в серой дымке, и в этой дымке что-то двигалось — не тени, как в заводе, а что-то более плотное, но такое же неживое.

— Мы не выбирали дорогу, — ответил Васька, пытаясь звучать спокойнее, чем чувствовал. — Она сама нас ведет.

Люся посмотрела на него, её брови сдвинулись, но она не возразила. Вместо этого она шагнула вперед, сжимая багор, как будто могла разрубить саму дымку. Васька пошел следом, чувствуя, как холод в груди становится сильнее, почти обжигающим. Он не сказал Люсе, но с каждым шагом ему казалось, что завод не остался позади — он растянулся, как паутина, и они все еще запутаны в его нитях.

Тропа вывела их к поляне, окруженной теми же мертвыми деревьями. В центре поляны стоял столб — высокий, металлический, покрытый ржавчиной и теми же узорами, что они видели на стенах завода. На вершине столба висела лампа, но свет её был не ярким, а мутным, как будто она горела не электричеством, а чем-то другим. Под столбом лежала куча тряпья — или так показалось на первый взгляд. Когда они подошли ближе, Васька понял, что это не тряпье. Это были тела. Не человеческие, не совсем, но и не тени. Их кожа была серой, высохшей, как пергамент, а лица — пустыми, без глаз, но с ртами, застывшими в беззвучном крике.

Люся выругалась, отступая на шаг, но Васька замер, не в силах отвести взгляд. Он чувствовал, как нить в груди пульсирует в такт свету лампы, как будто она была частью этого места. Одно из тел шевельнулось — медленно, рывками, как марионетка, которую дергают за нитки. Оно не смотрело на них, но Васька знал: оно их видело.

— Это его глаза, — прошептал он, не осознавая, что говорит вслух. — Завод смотрит через них.

Люся схватила его за руку, её пальцы были холодными и твердыми, как сталь. — Не смей, — прошипела она. — Не смей поддаваться. Мы не его куклы.

Но слова не могли заглушить шепот, который становился громче. Теперь он был не просто звуком — в нем начали проступать слова, обрывки фраз, которые не складывались в смысл, но резали, как ножи. “Вы уже здесь… вы его часть… вы не уйдете…” Васька стиснул зубы, пытаясь отгородиться от голосов, но они лезли в голову, как черная жидкость, заполняя все щели.

— Надо разрушить это, — сказал он, указывая на столб. — Это как машина. Оно держит нас.

Люся кивнула, но её взгляд был тяжелым. Она знала, как и он, что разрушение машины не освободило их полностью. Но стоять на месте было нельзя. Они подошли к столбу, игнорируя тела, которые начали шевелиться активнее, их пальцы скребли по земле, оставляя борозды. Васька поднял обломок топора, а Люся замахнулась багром. Они ударили одновременно, и металл столба завизжал, как живое существо. Лампа на вершине мигнула и погасла, но вместо темноты поляну залил свет — не холодный, как в заводе, а багровый, как кровь.

Тела вокруг них поднялись. Не быстро, не угрожающе, но неотвратимо. Их пустые рты шевелились, повторяя шепот, который теперь был оглушительным. Васька и Люся отступили, прижавшись спинами друг к другу. Нить в груди Васьки натянулась так сильно, что он едва дышал, но он чувствовал и другое — тепло Люсиной спины, её дыхание, её упрямство, которое не давало ему сломаться.

— Мы не его, — прорычала Люся, её голос перекрыл шепот. — Слышишь, тварь? Мы не твои!

Она ударила багром по ближайшему телу, и оно рассыпалось, как пепел, но другие продолжали наступать. Васька рубанул обломком топора, и ещё одно тело осело, но их было слишком много. Свет становился ярче, шепот — громче, и тропа за их спинами начала исчезать, растворяясь в багровой дымке.

— Беги! — крикнул Васька, хватая Люсю за руку. Они рванулись вперед, через поляну, туда, где ещё виднелась тропа. Тела не преследовали, но шепот следовал за ними, ввинчиваясь в уши, в кости. Они бежали, пока поляна не осталась позади, пока багровый свет не сменился серым сумраком. Тропа снова появилась, но теперь она вела не к лесу, а к чему-то другому — к огромной арке, за которой виднелся город. Не их город, не тот, что они знали. Этот был мертвым, с домами, покрытыми той же черной жидкостью, и улицами, где вместо людей стояли тени.

Они остановились, тяжело дыша. Люся посмотрела на Ваську, её лицо было покрыто пылью и кровью, но в глазах горел тот же огонь.

— Это не конец, — сказала она, повторяя его слова из завода. — Но мы ещё живы.

Васька кивнул, сжимая её руку. Нить в груди всё ещё пульсировала, но теперь он знал: они будут бороться. Неважно, сколько ещё ловушек приготовил завод, неважно, сколько теней ждёт впереди. Они были вместе, и этого было достаточно.

За их спинами, в глубине леса, что-то шевельнулось. Не тень, не тело, а что-то большее, старше. Оно не смеялось, не шептало. Оно ждало.

Коридор сузился, стены сомкнулись так близко, что приходилось идти боком. Фонарь выхватил надпись на стене — кривые буквы, вырезанные чем-то острым: “Вы уже здесь”. Васька остановился, чувствуя, как по спине ползёт холод. Люся тоже замерла, её взгляд скользнул по надписи, и она выругалась, но в её голосе не было прежней злости — только усталость.

— Это оно играет с нами, — сказала она, сжимая багор так, что костяшки побелели. — Хочет, чтобы мы боялись.

— Оно и так знает, что мы боимся, — ответил Васька, стараясь, чтобы голос звучал твёрже, чем он себя чувствовал. — Но мы ещё живы. Это уже что-то.

Люся фыркнула, но уголок её губ дрогнул в слабой улыбке. Они двинулись дальше, но каждый шаг давался тяжелее. Коридор начал петлять, как будто завод менял свою форму, подстраиваясь под них. Впереди показался поворот, за которым мерцал слабый свет — не лунный, не электрический, а какой-то другой, холодный, как блеск глаз в воронке. Васька почувствовал, как нить в груди натянулась, будто кто-то дёрнул за неё, и его сердце пропустило удар.

— Люсь, стой, — сказал он, хватая её за плечо. Она обернулась, её глаза блестели в полумраке, и в них было что-то новое — не страх, не ярость, а тень сомнения. Как будто она тоже чувствовала эту связь, этот зов, который тянул их обратно, вглубь.

— Что? — спросила она, но её голос был тише, чем обычно.

— Ты это чувствуешь? — Он положил руку на грудь, туда, где пульсировала та холодная нить. — Оно не ушло. Оно в нас.

Люся посмотрела на него, и на секунду показалось, что она сейчас ударит его, чтобы выбить эту слабость. Но вместо этого она шагнула ближе, её рука легла на его плечо, и она сказала, почти шёпотом:

— Если оно в нас, то мы его выжжем. Понял? Мы не его добыча.

Васька кивнул, но слова Люси не прогнали холод. Он знал, что она права, но знал и другое: завод не просто место. Он был живым, и он учился. Каждый их шаг, каждый удар, каждый крик — он впитывал это, становился сильнее, хитрее. И теперь, когда они ранили его, он не собирался их отпускать.

Коридор закончился неожиданно — стена впереди просто исчезла, открывая огромный зал, залитый тем же холодным светом. В центре зала стояла машина — огромная, ржавая, но всё ещё живая. Её шестерни медленно вращались, издавая низкий гул, а из труб, торчащих из её корпуса, сочилась чёрная жидкость, похожая на ту, что текла из жезла Проводника. Но хуже всего были тени. Они не ползли, как раньше, а стояли — десятки фигур, смутно человеческих, но с пустыми глазницами и ртами, которые шевелились, не издавая звука. Они не двигались, но Васька чувствовал их взгляды — не злые, не голодные, а просто внимательные.

— Это не выход, — прошептала Люся, её голос дрогнул. Она подняла багор, но он казался бесполезным против того, что стояло перед ними.

Васька шагнул вперёд, сжимая топор. Он не знал, что делать, но стоять на месте было нельзя. Нить в груди натянулась сильнее, и он вдруг понял: машина в центре — это сердце завода. Не воронка, не тени, а эта штука, которая дышала, как живое существо. И она звала их.

— Люсь, — сказал он, не отводя глаз от машины. — Если мы сломаем её, оно умрёт. Всё это кончится.

— Или мы умрём, — ответила она, но в её голосе не было страха, только мрачная решимость. Она шагнула рядом с ним, и они двинулись к машине, игнорируя тени, которые начали медленно поворачивать головы, следуя за ними.

Когда они приблизились, машина загудела громче, и воздух стал плотным, как вода. Тени шевельнулись, но не нападали — они словно ждали. Васька поднял топор, Люся — багор, и они переглянулись. В её глазах был тот же огонь, что горел в начале, но теперь он был смешан с чем-то ещё — с пониманием, что этот бой может стать последним.

— Вместе? — спросил он.

— Вместе, — кивнула она.

Они ударили одновременно, вонзив лезвия в центр машины. Металл закричал, как живое существо, и чёрная жидкость брызнула, обжигая кожу. Тени вокруг взвыли, их рты раскрылись шире, и зал наполнился звуком, похожим на хор тысячи голосов. Пол под ногами треснул, и свет из машины стал ослепительным, поглощая всё.

Когда тьма вернулась, Васька и Люся лежали на полу, их оружие было сломано, а машина молчала. Тени исчезли, но гул в ушах остался. Они медленно поднялись, глядя друг на друга. Завод был тих, но эта тишина была другой — не мёртвой, а затаённой.

— Это не конец, — сказал Васька, его голос был хриплым, но твёрдым. — Оно просто спит.

Люся кивнула, вытирая кровь с лица. Она не ответила, но её взгляд говорил всё: они выиграли бой, но война была впереди. Они повернулись и пошли к выходу, который теперь был виден — слабый свет настоящего мира пробивался через ржавую дверь. Но за их спинами, в глубине зала, в тени, которую они не заметили, что-то шевельнулось. И на этот раз оно не смеялось. Оно смотрело.

— Кого? — рявкнула Люся, её голос дрожал от ярости, но она не отводила глаз от воронки. — Говори, тварь, или я тебе башку снесу!

Проводник не ответил. Его фигура начала растворяться, словно тени, из которых он был соткан, утекали в трещины пола. Но прежде чем он исчез, его глаза вспыхнули ярче, чем прежде, и Васька почувствовал, как холод снова лезет в голову, но теперь это был не копающийся в воспоминаниях шепот, а удар — резкий, как лезвие, от которого в глазах потемнело. Он увидел образ: бесконечный лабиринт коридоров, стены, покрытые ржавчиной и чем-то, похожим на вены, и в центре — нечто огромное, пульсирующее, с глазами, которых было слишком много. Оно знало их. Оно ждало их.

Васька очнулся, хватая ртом воздух. Люся стояла над ним, тряся за плечо, её лицо было бледным, а из раны на щеке сочилась кровь, смешиваясь с сажей.

— Вась, вставай! Оно ушло, но это… — она кивнула на воронку, которая теперь занимала полстены, — это не уйдёт.

Пол под ногами задрожал сильнее, и из воронки начали выползать тени — не нити, как у Проводника, а что-то плотнее, словно сгустки жидкого мрака. Они не нападали, а медленно расползались по площадке, покрывая пол, как чёрный лёд. Там, где они касались металла, он шипел и покрывался трещинами, будто старел за секунды. Васька потянул Люсю за руку, отступая к стене, но выхода не было — тени Проводника всё ещё перегораживали путь.

— Это место оно живое, — прохрипела Люся, её глаза блестели от смеси страха и упрямства. — Проводник был только сторожем. А это… это хозяин.

Васька стиснул топор, чувствуя, как боль в рёбрах пульсирует в такт с гулом. Он хотел возразить, сказать, что это бред, что они могут просто пробиться, но слова застряли. Тени двигались, образуя фигуры — неясные, но знакомые. Он увидел очертания людей: сутулую старуху с пустыми глазами, мальчишку с перекошенным от боли лицом, мужчину с кровавой дырой в груди. Это были не призраки, а что-то хуже — отпечатки, воспоминания завода, тех, кто остался здесь навсегда.

— Вась, смотри! — Люся указала на центр воронки. Там, в глубине, что-то шевелилось — огромное, бесформенное, но с глазами, которые горели, как далёкие звёзды. Они смотрели прямо на них, и в этом взгляде не было злобы или насмешки — только бесконечное, равнодушное любопытство.

— Оно знает нас, — прошептал Васька, и его голос дрогнул. Он вспомнил слова Проводника: *Вы — часть этого.* И теперь он чувствовал это — связь, тонкую, как паутина, но прочную, как цепь. Завод не просто ловушка. Он был клеткой, которая росла внутри них, с каждым шагом, с каждым ударом сердца.

Тени вокруг начали сгущаться, образуя кольцо. Они не нападали, но их присутствие давило, высасывая силы. Люся подняла багор, готовая бить, но Васька схватил её за руку.

— Стой. Бить бесполезно. Оно… оно хочет, чтобы мы бились.

— Тогда что? — огрызнулась она, но в её голосе было больше отчаяния, чем злости. — Стоять и ждать, пока оно нас сожрёт?

Васька не ответил. Его взгляд упал на топор, на лезвие, покрытое чёрной слизью. Он вспомнил, как Проводник отступил, когда багор Люси вонзился в его капюшон. Не от боли, а от чего-то другого. Может, дело было не в ударе, а в том, что они сделали это вместе? Он посмотрел на Люсю, на её окровавленное лицо, на багор, который она сжимала, как последнюю надежду.

— Люсь, — сказал он тихо, но твёрдо. — Мы должны ударить одновременно. В центр. В ту штуку в воронке.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, но потом кивнула. В её глазах вспыхнул тот же огонь, что горел, когда они впервые вошли на завод. Они были не из тех, кто сдаётся. Даже если это конец.

Тени сгустились, и гул стал оглушительным, как рёв поезда. Васька и Люся переглянулись, и, не сговариваясь, рванулись к воронке. Топор и багор взметнулись одновременно, нацеленные в центр, туда, где горели глаза. Тени бросились наперерез, но они были быстрее — ярость и отчаяние гнали их вперёд. Лезвия вошли в воронку, и мир взорвался.

Свет, холодный и ослепительный, хлынул из центра, поглощая тени. Гул превратился в визг, от которого кровь стыла в жилах. Васька и Люся упали, прижатые к полу невидимой силой, но их оружие осталось в воронке, будто вросло в неё. Глаза в глубине мигнули — и погасли.

Тишина наступила так резко, что она резала уши. Воронка исчезла, оставив лишь чёрное пятно на стене, будто выжженное. Тени растворились, и даже запах сырости пропал. Васька и Люся лежали на полу, тяжело дыша, их оружие валялось рядом, покрытое трещинами, но целое.

— Мы сделали это? — прохрипела Люся, пытаясь подняться.

Васька не ответил. Он смотрел на пятно на стене, и в груди росло чувство, что это не конец. Завод молчал, но он всё ещё дышал. И где-то в его глубинах, в тенях, которые они не видели, что-то шевельнулось. Что-то, что теперь знало их лучше, чем они сами.

— Пошли, — сказал он наконец, помогая Люсе встать. — Надо выбираться. Пока оно не вернулось.

Они двинулись к выходу, но шаги их были тяжелее, чем раньше. И каждый из них чувствовал, что часть завода осталась в них — в их крови, в их мыслях. А за их спинами, в темноте, раздался тихий, едва слышный смешок.

— Василий… Людмила… — голос Проводника был низким, хриплым, как скрежет ржавого железа, но в нём звучала странная, почти насмешливая интонация. — Вы так громко кричите… даже во тьме.

Васька вздрогнул. Оно знало их имена. Не клички, не прозвища, а настоящие имена, которые они не говорили никому, даже друг другу. Люся стиснула багор, её лицо окаменело.

— Откуда ты, тварь, знаешь, кто мы? — прорычала она, делая шаг вперёд. — И чего тебе надо?

Проводник остановился, и его глаза — два ледяных осколка — впились в Люсю. Воздух вокруг стал тяжелее, словно пропитался смолой. Васька почувствовал, как пот холодеет на висках, а рана на ноге запульсировала сильнее, будто что-то внутри неё шевелилось.

— Я знаю всех, кто ступает в мои владения, — ответило существо, и его голос разливался по площадке, как яд. — Вы пришли за ответами, но ответы — это клетка. Вы уже в ней.

— Хватит болтать, — огрызнулся Васька, поднимая топор. — Если ты Проводник, то веди, или вали к чёрту!

Проводник издал звук, похожий на смешок, но от него волосы вставали дыбом. Он медленно поднял жезл, и чёрная жижа заструилась по полу, образуя лужу, из которой начали подниматься новые нити. Они не тянулись к обломкам, как раньше, а зависли в воздухе, дрожа, словно живые. И каждая нить, казалось, смотрела на них — на Ваську и Люсю — будто выбирая, куда вцепиться.

— Бей! — крикнула Люся, и её багор со свистом обрушился на ближайшую нить. Та лопнула, брызнув чёрной слизью, но другие рванулись к ней, обвивая запястья. Люся зарычала, рубя их, но нити были быстрее, скользкие, как угри. Одна из них хлестнула её по лицу, оставив жгучий след, и Люся пошатнулась, но не упала.

Васька бросился вперёд, топор врезался в жезл Проводника, и металл зазвенел, как колокол. Удар был таким сильным, что руки Васьки онемели, а топор чуть не вырвался из ладоней. Проводник даже не дрогнул, лишь слегка наклонил голову, будто разглядывая его, как насекомое. И тогда Васька почувствовал это — холод, который лез в голову, в мысли, будто кто-то копался в его воспоминаниях. Он увидел вспышки: заброшенный двор, где он мальчишкой дрался с пацанами; лицо матери, кричащей на него перед тем, как он ушёл из дома; кровь на руках после первой драки насмерть. Проводник рылся в его прошлом, и это было хуже любой боли.

— Убирайся из моей башки! — заорал Васька, рубанув снова, но Проводник легко уклонился, и топор врезался в пол, высекая искры. Нити рванулись к нему, обвивая ноги, и Васька упал, чувствуя, как они стягивают, как жгут кожу. Он рубил их, но каждая отсечённая нить тут же отрастала, а Проводник шагал ближе, и его глаза горели всё ярче.

Люся, отбившись от нитей, прыгнула к Проводнику сзади, вонзив багор в его плащ. Лезвие вошло глубоко, но вместо крови из раны хлынул дым, густой и едкий, заполняя воздух. Проводник развернулся с нечеловеческой скоростью, и его рука, длинная, как хлыст, ударила Люсю в грудь. Она отлетела, врезавшись в груду ржавого хлама, и багор выпал из её рук.

— Люсь! — крикнул Васька, пытаясь встать, но нити держали крепко. Он рубил их, но они стягивали сильнее, и теперь он чувствовал, как они лезут под кожу, будто иглы. Проводник повернулся к нему, и его голос снова зазвучал, но теперь он был в голове Васьки, как шипение змеи.

— Ты боишься, Василий. Боишься, что всё зря. Что ты — никто.

Васька зарычал, рванувшись с такой силой, что одна из нитей лопнула. Он не знал, откуда взялись силы, но ярость горела в груди, заглушая страх. Он рубанул ещё раз, освобождая ногу, и бросился к Люсе. Она уже поднималась, хватая багор, её лицо было в крови, но глаза пылали.

— Огонь не сработает, — прохрипела она, кашляя от дыма. — Надо бить в него самого. В голову… или что там у него вместо неё.

Проводник шагнул к ним, и пол под его ногами начал трескаться, будто не выдерживал его веса. Нити взметнулись, образуя вокруг него кокон, который пульсировал, как сердце. Васька и Люся переглянулись — в их глазах не было сомнений. Они рванулись к Проводнику, топор и багор мелькали в лунном свете, но существо двигалось быстрее, уклоняясь от ударов, а его жезл хлестал воздух, оставляя дымящиеся следы.

— Держи его! — крикнула Люся, бросаясь в сторону, чтобы зайти с фланга. Васька рубанул по жезлу, пытаясь выбить его, но Проводник ударил его в ответ, и Васька почувствовал, как рёбра хрустнули. Он упал, но тут же перекатился, уходя от новой атаки нитей.

Люся прыгнула, вонзив багор в капюшон Проводника. Тот взревел — звук был таким, что уши заложило, а стены задрожали. Багор застрял, и Люся повисла на нём, пытаясь выдернуть. Проводник схватил её за горло, поднимая над полом, но Васька, превозмогая боль, бросился вперёд и рубанул топором по руке существа. Рука лопнула, как гнилая ветка, но вместо крови из неё вырвался рой чёрных мушек, которые закружились вокруг, жаля, как осы.

Люся упала, задыхаясь, но тут же вскочила, выдернув багор. Проводник отступил, его глаза потускнели, но он не падал. Нити вокруг него задрожали, и Васька понял — они теряют время. Существо не убить просто так. Оно было частью этого места, частью завода, частью тьмы.

— Люсь, надо валить отсюда! — крикнул он, но она покачала головой, её взгляд был прикован к Проводнику.

— Нет, Вась. Если мы уйдём, оно найдёт нас. Надо кончать это.

Проводник издал новый звук — не рык, не смех, а что-то среднее, и шагнул вперёд, раскинув руки. Нити взметнулись, образуя стену, которая отрезала их от выхода. Васька и Люся стояли спиной к спине, их оружие дрожало в руках, но они не отступали. Проводник наклонил голову, и его голос, теперь мягкий, почти ласковый, зазвучал снова:

— Вы не уйдёте. Вы — часть этого. Как и я.

И тогда из темноты за его спиной донёсся новый звук — низкий, рокочущий, как далёкий гром. Пол задрожал, и даже Проводник замер, повернув голову. Что-то приближалось. Что-то большее, чем он.

Люся не ответила. Её лицо, покрытое грязью и кровью, застыло в гримасе решимости. Она медленно подняла багор, но тут масса дрогнула, и из неё вырвался звук — низкий, вибрирующий гул, от которого уши заложило, а в груди сжало, как тисками.

— Оно знает, что мы здесь, — сказала Люся, её голос был едва слышен. — Оно нас видит.

Васька хотел ответить, но тени вокруг зашевелились. Из углов площадки, из-под обломков, начали выползать фигуры — не такие, как прежние твари, а выше, худощавые, с длинными, изломанными конечностями, будто сломанные куклы. Их лица, если это можно было назвать лицами, представляли собой гладкие маски из серой кожи, где вместо глаз зияли пустые провалы. Они двигались рывками, словно марионетки, а нити от той массы тянулись к ним, дергая, как за верёвочки.

— Люсь, это не просто твари, — прохрипел Васька, поднимая топор. — Это марионетки.

— Тогда давай перережем нитки, — огрызнулась Люся, и её багор со свистом рассёк воздух, рубя ближайшую фигуру. Нить лопнула, и тварь рухнула, дёргаясь, как сломанная игрушка, но на её место тут же поползла другая.

Васька бросился вперёд, топор врезался в плечо одной из марионеток, но та даже не вздрогнула. Вместо крови из раны хлынула чёрная жижа, липкая и вонючая, а тварь развернулась и ударила его когтистой лапой. Васька увернулся, но удар задел куртку, разорвав ткань. Он зарычал, рубя ещё раз, и на этот раз отсёк нить, соединяющую тварь с массой. Марионетка замерла, а потом осела, как мешок с костями.

— Бей по нитям! — крикнул он Люсе, которая уже крутилась в вихре движений, багор мелькал, отсекая одну тварь за другой. Но их становилось всё больше, и масса в центре начала раздуваться, выпуская новые нити, которые тянулись к обломкам, оживляя их, словно кукловод.

— Вась, оно их плодит! — заорала Люся, уворачиваясь от когтей. Её багор застрял в теле одной из марионеток, и она с проклятием пнула тварь, вырывая оружие. — Надо добраться до этой хрени в центре!

Васька кивнул, пробивая путь через стаю. Твари лезли со всех сторон, их движения становились быстрее, точнее, будто масса училась, подстраивалась. Одна из них прыгнула ему на спину, когти впились в плечо, и он заорал, сбрасывая её ударом локтя. Люся подскочила, вонзив багор в грудь твари, и та рухнула, но нити тут же потянулись к другой.

— К массе! — крикнул Васька, хватая Люсю за руку. Они рванули через площадку, перепрыгивая через обломки, уворачиваясь от когтей и нитей, которые хлестали, как плети. Масса гудела всё громче, и теперь в её гуле слышались слова — бессмысленные, но от этого ещё более жуткие, будто голос из кошмара.

Они добрались до массы, и Васька, не думая, рубанул топором по её поверхности. Лезвие вошло с чавканьем, и из раны брызнула та же чёрная жижа, но масса взревела, и пол под ногами затрясся. Нити рванулись к ним, обвивая ноги, как змеи. Люся рубанула багром, отсекая их, но они тут же вырастали снова.

— Огонь! — крикнула она, выхватывая из кармана зажигалку. — Вась, держи их!

Васька встал спиной к ней, отбиваясь от марионеток, которые лезли со всех сторон. Люся поднесла зажигалку к массе, и пламя лизнуло её поверхность. Масса взвыла, нити задёргались, а марионетки замерли, будто потеряв управление. Люся бросила зажигалку в центр массы, и та вспыхнула, как факел. Пламя рванулось вверх, пожирая нити, и площадка наполнилась визгом и треском.

Они отбежали, укрываясь за балкой, пока огонь пожирал массу. Марионетки падали одна за другой, их тела рассыпались в пепел. Когда пламя утихло, от массы осталась лишь дымящаяся куча, а стук прекратился. Тишина была оглушительной.

Васька и Люся стояли, тяжело дыша, глядя на пепелище. Кровь текла из новых ран, но они были живы. Люся вытерла лицо рукавом, оставляя чёрные разводы.

— Это был проводник? — спросил Васька, опираясь на топор.

Люся покачала головой, её взгляд был прикован к тёмному проёму в дальнем конце площадки, где что-то шевельнулось.

— Нет, Вась. Проводник не стал бы так просто подыхать.

Из темноты донёсся новый звук — шаги, тяжёлые, уверенные. Кто-то приближался, и в лунном свете блеснули глаза, нечеловеческие, холодные, как лёд. Васька и Люся переглянулись, поднимая оружие. Что бы ни шло, оно было хуже всего, с чем они столкнулись. И оно знало их имена.

Они выскользнули в коридор, узкий и заваленный обломками. Лунный свет сюда почти не проникал, и единственным ориентиром были тусклые отблески на ржавых трубах вдоль стен. Скрежет теперь звучал где-то совсем рядом, за поворотом. Васька поднял топор, готовясь к худшему, а Люся выставила багор, как копьё.

— Если это проводник, я ему башку оторву, — буркнула она. — Бросил нас с той тварью и свалил.

— Если это он, то он не один, — ответил Васька, прислушиваясь. Рычание стало отчётливее, и теперь к нему прибавился ещё один звук — шорох, будто сотни мелких лап скребли по бетону.

Они завернули за угол, и перед ними открылся длинный коридор, уходящий в темноту. В дальнем конце, где едва угадывались очертания лестницы, что-то двигалось. Тени мелькали, сливаясь в одно пятно, и Васька вдруг понял, что это не одна фигура, а целая стая. Мелкие, юркие существа, размером с собаку, но с длинными, костлявыми конечностями и горящими глазами, похожими на угли. Их было десяток, может больше, и они двигались быстро, слишком быстро.

— Люсь, назад! — крикнул Васька, но было поздно. Стая заметила их, и коридор наполнился визгом, от которого кровь стыла в жилах.

Люся рванула багор, метя в ближайшую тварь, но та увернулась с неестественной ловкостью, вцепившись когтями в стену. Васька рубанул топором, и лезвие угодило в плечо одной из тварей, отсекая конечность. Чёрная кровь брызнула, но существо даже не замедлилось — оно прыгнуло, клацая зубами у самого лица Васьки. Он отшвырнул его ударом локтя, но другая тварь уже бросилась на Люсю.

— Вась, держи фланг! — заорала она, отбиваясь багром. Её движения были точными, но стая наступала, окружая их. Одна из тварей прыгнула ей на спину, но Люся, не теряя равновесия, с разворота вонзила багор в её брюхо, пригвоздив к полу. Тварь завизжала, но тут же затихла, а Люся выдернула багор, готовая к следующей.

Васька махал топором, как одержимый, но тварей было слишком много. Они лезли со всех сторон, цепляясь за стены и потолок, их глаза горели в темноте, как фонари. Один укус пришёлся ему в ногу, и он зарычал от боли, рубанув по твари так, что её голова отлетела в сторону. Боль жгла, но адреналин гнал вперёд.

— К лестнице! — крикнула Люся, пробивая путь багром. — Там узко, их легче держать!

Они рванули к лестнице, перепрыгивая через обломки и отбиваясь от наседающей стаи. Васька чувствовал, как кровь сочится из раны на ноге, но останавливаться было нельзя. Лестница оказалась узкой, ржавой, с провалившимися ступенями, но это было их единственным шансом. Люся первой влетела на неё, чуть не сорвавшись, когда одна из тварей вцепилась в её куртку. Васька рубанул по лапе, и тварь с визгом отвалилась.

Они забрались на площадку второго этажа, где коридор был шире, но пуст. Стая лезла следом, их когти скрежетали по металлу лестницы. Васька оглянулся, ища хоть что-то, что могло бы помочь. В углу валялась куча ржавых труб, а рядом — старый газовый баллон, покрытый пылью.

— Люсь, держи их! — крикнул он, бросаясь к баллону. Он был тяжёлый, но Васька, напрягая все силы, подкатил его к краю площадки. Люся стояла у лестницы, размахивая багром, как викинг с копьём, и твари на миг отступили, сбитые её яростью.

— Вась, что ты задумал?! — рявкнула она, не оборачиваясь.

— Ща увидишь! — Он с размаху ударил топором по вентилю баллона. Металл треснул, и с шипением вырвался газ. Твари, почуяв что-то неладное, замедлились, но Васька уже щёлкал зажигалкой. Пламя вспыхнуло, и он швырнул её в баллон.

Взрыв был оглушительным. Площадку тряхнуло, пламя рванулось вниз по лестнице, пожирая стаю. Визг тварей смешался с грохотом падающих обломков, и Васька с Люсей бросились в коридор, укрываясь от жара. Когда дым рассеялся, лестница была завалена горящими останками, а от стаи не осталось и следа.

Они стояли, тяжело дыша, вглядываясь в темноту. Кровь и пот стекали по их лицам, но они были живы. Васька посмотрел на Люсю, и та слабо улыбнулась, всё ещё сжимая багор.

— Ну, теперь-то всё? — спросил он, вытирая топор о штанину.

Люся покачала головой, её взгляд скользнул вглубь коридора, где тьма казалась гуще, чем прежде.

— Не всё, Вась. Чувствую, этот завод ещё подкинет нам дерьма.

Где-то вдали послышался новый звук — глухой, ритмичный стук, будто кто-то бил молотом по металлу. Васька и Люся переглянулись, и без слов стало ясно: этот бой был только началом. Они подняли оружие и двинулись вперёд, в темноту, где ждало что-то ещё более страшное.

— Она хромает! — крикнула Люся, уворачиваясь от очередного удара. — Бей по лапам!

Васька кивнул, хотя лёгкие горели, а руки дрожали от напряжения. Он дождался, пока тварь снова рванётся к Люсе, и с разбегу рубанул по задней лапе. Топор вошёл глубоко, хрустнул кость, и тварь завопила так, что стёкла в разбитых окнах задрожали. Она рухнула на бок, но тут же попыталась подняться, цепляясь когтями за бетон.

— Люсь, сейчас! — заорал Васька, отступая.

Люся не мешкала. С багром, как с копьём, она прыгнула на тварь, вонзив острие в мягкое место под челюстью. Тварь дёрнулась, пытаясь сбросить её, но Люся вцепилась, как клещ, и провернула багор. Чёрная кровь хлынула потоком, заливая пол, а тварь издала булькающий хрип.

Но это был ещё не конец. Тварь, словно не замечая боли, рванулась вперёд, чуть не придавив Люсю. Васька подскочил, замахнувшись топором, но тварь махнула хвостом, и он отлетел к стене, выронив оружие. Голова загудела, в глазах потемнело, но он заставил себя подняться. Люся всё ещё боролась, прижимая багор к горлу твари, но её силы таяли.

— Васька, шевелись! — прохрипела она, её лицо было перепачкано кровью и пылью.

Он метнулся к пожарному щиту, где осталась ржавая канистра. Схватив её, он сорвал крышку и плеснул содержимое на тварь. Жидкость — то ли бензин, то ли ещё какая-то дрянь — забрызгала чешую. Тварь зашипела, будто почувствовала угрозу, и на миг отвлеклась.

— Люсь, отходи! — крикнул Васька, нашаривая в кармане зажигалку. Пальцы дрожали, но он щёлкнул колёсиком, и крошечный огонёк вспыхнул в полумраке.

Люся отскочила, выдернув багор, и тварь, почуяв свободу, бросилась на Ваську. Он швырнул зажигалку прямо в лужу под тварью. Пламя взметнулось с рёвом, охватив её лапы и бока. Тварь завизжала, катаясь по полу, но огонь лишь разгорался, пожирая её чешую. Запах палёной плоти заполнил зал, и Васька, кашляя, оттащил Люсю к стене.

Они смотрели, как тварь корчится в огне, её рёв становился всё тише, пока не смолк совсем. Пламя пожирало её, и вскоре от монстра осталась лишь дымящаяся куча. Васька и Люся стояли, тяжело дыша, их одежда была изорвана, а руки покрыты кровью — своей и чужой.

— Это всё? — выдохнул Васька, всё ещё сжимая топор, который подобрал с пола.

Люся, опираясь на багор, посмотрела на дымящиеся останки.

— Надеюсь, — буркнула она, но в голосе не было уверенности. — Но если эта дрянь снова встанет, я сдаюсь.

Васька хмыкнул, но смех застрял в горле. Он оглядел зал — пустой, холодный, с разбитыми окнами и ржавыми станками. Проводника не было, и это настораживало. Если он сбежал, они остались одни в этом чёртовом месте.

— Надо выбираться, — сказал он, вытирая кровь с лица. — Если тварь была не одна…

Люся кивнула, её взгляд всё ещё был прикован к тлеющим останкам.

— Идём, — тихо сказала она. — Но держи топор наготове. Что-то мне подсказывает, что это ещё не конец.

Они двинулись к выходу, шаги гулко отдавались в пустом зале. Ветер за окнами выл, как живое существо, а где-то в глубине здания послышался новый звук — низкий, скрежещущий, будто что-то тяжёлое волочилось по полу. Васька и Люся переглянулись, и без слов стало ясно: бой ещё не окончен.