Таверна "На краю вселенной"

– О, Лёха, ты трогательно заботишься! – Я подмигнул, но в этот момент пол под нами дрогнул. Шустрик и его крысы вдруг завизжали, бросаясь в разные стороны, как будто кто-то невидимый щекотал их усы. Из мусора поднялись тени — не просто темнота, а что-то плотное, с обрывками проводов и стеклянными глазами, как у роботов-пауков, которых мы уже встречали. Они не нападали, а просто наблюдали, выстраиваясь в линию между нами и светом.

– Ну вот, – я сжал сыр, чувствуя, как он теплеет, – Грязнуля решила проверить, достойны ли мы её секретов. Эй, тени! У нас есть пропуск! – Я швырнул кусок сыра в ближайшую тень. Тварь зашипела, как раскалённый утюг, и растворилась в воздухе, оставив после себя запах горелого пластика.

– Аю, ты сумасшедший! – Машка бросилась вперёд, размахивая ножом, чтобы отогнать остальных теней. Лёха зарычал и врезал трубой по одной из теней, но удар прошёл сквозь неё, как нож сквозь масло. Только сыр оставлял след — где он касался, тени разбегались, как тараканы.

– Держитесь ближе к сыру! – крикнул я, метая второй кусок в сторону. Он завис в воздухе, как маяк, и тени замерли, будто раздумывая. – Они боятся его энергии. Нейрокор создал «Лакту», чтобы управлять материей… но забыл, что даже мусор может иметь память.

Мы протиснулись сквозь строй теней, и синий свет стал ближе. За горой обломков открылась дыра в полу — идеально круглая, как глаз, и внутри мерцал экран, покрытый паутиной трещин. Рядом с ним, на ржавом столбе, висел кусок металла с надписью: «СЕРВЕРНЫЙ СЕКТОР: ЛАКТА-04».

– Ну вот, – я спрыгнул на землю, – домик Нейрокора. Или то, что от него осталось.

– Аю, – Машка указала на экран. Он внезапно ожил, и на нём замелькали строки кода, сопровождаемые голосом, искажённым временем: 

«ТЕРМИНАЛ АКТИВЕН. ПРОЕКТ „ЛАКТА“ ВЫПОЛНЕН НЕДОЧЁТНО. МАТЕРИЯ НЕ ПОДЧИНЯЕТСЯ. ПРИКАЗ: УНИЧТОЖИТЬ ВСЁ.

– Аю, – Лёха схватил меня за шкирку, – ты сказал, что сервер сгорел!

– Был. Но, видимо, частично восстановился, – я пытался вырваться, но его хватка была крепче, чем ржавый замок. – Эй, ты же хотел силу! Вот она — вон тот красный кристалл под экраном. Это их главный чип. С ним мы сможем управлять «Лактой»!

– Или запустим тот самый приказ «уничтожить всё»! – Машка уже бежала к кристаллу, но пол снова задрожал. Из дыры поднялся силуэт — высокий, в обгоревшем плаще, с лицом, наполовину скрытым маской из треснувшего стекла. В руках он держал копьё из сплетённых проводов и светящихся кабелей.

– Клянусь своими рогами – я замер, – это же один из Первых Инженеров! Тех, кто создал Нейрокор.

– «ПРИШЛИВШИЕ. ПРОЕКТ НЕ ЗАВЕРШЁН. МАТЕРИЯ БУНТУЕТ.» – его голос был шипением и треском одновременно. – «ВЫ ПРИНЕСЛИ „ЛАКТУ“. ЗНАЧИТ, СТАНЕТЕ ЕЁ ЧАСТЬЮ.»

Он метнул копьё, и сыр в моих лапах вспыхнул, как факел. Воздух наполнился запахом озона и сыра. Машка бросилась в атаку, но тварь растворилась в синем свете, появляясь то слева, то справа. Лёха кричал, размахивая трубой, а Шустрик со своей бандой начал кидать в Инженера обломки, будто это могло помочь.

– Эй, умник! – заорал Лёха. – Ты же знаешь, как с ним биться? Говори, пока я не вбил тебе зубы в глотку!

– Он часть системы! – я крикнул, уворачиваясь от очередного удара. – Его связь с сервером слабая. Нужно уничтожить кристалл — но не с помощью сыра! Он усиливает Инженера!

Машка кивнула и метнула нож в кристалл. Лезвие вонзилось, и экран взорвался синими искрами. Инженер закричал, его тело начало разваливаться на части, а из дыры потянулись щупальца теней, будто пытаясь спасти его. Лёха врезал трубой по кристаллу, и тот разлетелся на осколки. Визг Инженера оборвался, как оборванная струна, и тени рассыпались в прах.

Тишина. Только сыр в моих лапах тихо жужжал, будто одобрительно.

– Аю, – Машка вытерла нож о штангу, – если ты ещё раз соврёшь насчёт «безопасного пути», я сделаю из тебя крысиную кормушку.

– О, Маш, твой романтизм меня трогает, – я ухмыльнулся, подбирая осколки кристалла. – Но смотри! – Я показал на экран. Под трещинами проступал новый текст: «ДОСТУП К СЕКТОРУ „БАШНЯ“ ОТКРЫТ. КООРДИНАТЫ: ГНЕЗДО ЧЕРВЯ».

– Гнездо Червя? – Лёха нахмурился. – Это где?

– Там, где Грязнуля рождается, – я подмигнул, пряча осколки в сумку. – Это место, где Нейрокор начал свой путь… и где мы закончим наш. Но предупреждаю: если сервер был лишь частью их игры, то Гнездо — это доска, на которой они играли.

Машка вздохнула, а Лёха только пробурчал: 

– Я надеюсь, что там будет что-то поесть. А не только эти ваши проклятые головоломки.

Грязнуля завыла снова — на этот раз глубже, будто предупреждая: впереди путь станет страшнее. Но я знал одно — игра только начинается. И сыр в моих лапах был готов к следующему ходу.

— Ты прав, — сказал он, глядя прямо в пустые глаза Джека. — Я не один. Но я не ваш.

Из его груди вырвался крик, нечеловеческий, полный страха и силы. Он вытащил камень из кармана. Свет, который вырвался из него, был не белым, не золотым — он был чистым, как первый день мира. Тени закричали. Монастырь задрожал. Фрески начали трескаться, словно сами святые пытались освободиться от плена.

Джек замер, как будто что-то внутри него разорвалось. Его тело судорожно сжалось, затем расслабилось. Лицо исказилось болью, но в глазах мелькнуло нечто знакомое — проблеск человека, который всё ещё был внутри.

— Сэм — выдавил он, голос дрожал. — Не давай им.

Тени завыли. Из стены, рядом с Мэг, вырвался столб чёрного дыма, который начал формироваться в фигуру — высокую, безликую, с руками, похожими на когти времени. Это было само присутствие пустоты. Оно не говорило. Оно просто было.

Сэмюэль встал между ней и друзьями. Посох в одной руке, камень — в другой. Он чувствовал, как они вибрируют в унисон, как два противоположных сердца, соединённых невидимыми нитями.

— Уходи, — произнёс он, и его голос был тих, но наполнен решимостью. — Этот мир больше не твой.

Тварь сделала шаг. Пол треснул. Свет посоха дрогнул. Камень в руке Сэмюэля начал пульсировать, как если бы он хотел вернуться обратно — в источник, откуда родился. И тогда Сэмюэль понял.

Это не просто амулет. Это — печать.

Пустота не хотела уходить. Она цеплялась за этот мир, используя слабых, чтобы остаться. Джек был лишь первым. Мэг могла стать второй. А потом — весь город.

Но Сэмюэль знал, что делать.

Он вскинул камень высоко над головой. Посох вспыхнул ярче, чем когда-либо. Свет и тьма встретились в центре комнаты, создавая вакуум, где время перестало существовать. В этом мгновении он услышал голоса — своих предков, тех, кто тоже боролся, кто тоже пытался защитить Рыбинск.

— Прости меня, — прошептал он, обращаясь к камню, к пустоте, к самому себе.

И бросил его в самого себя.

Удар был оглушительным. Свет охватил всё — стены, потолок, землю. Монастырь закачался, как корабль в шторм. Джек упал на колени, хватаясь за голову. Мэг закричала — нет, не от боли, а от освобождения.

Когда тьма начала рваться, как бумага, Сэмюэль почувствовал, как что-то уходит из него. Не только сила, но и память о том, что он пережил в подземельях. Пустота уходила, но уносила с собой часть его.

Затем — тишина.

Тишина, какой он никогда раньше не слышал. Ни ветра, ни шуршания, ни даже собственного дыхания. Только покой.

Когда свет исчез, Сэмюэль лежал на полу, посох рядом — потухший. Камня больше не было. Исчезло всё. Даже тени.

Мэг лежала рядом, её глаза были открыты. Джек, дрожа, сидел у стены, смотря перед собой, словно впервые видел мир заново.

— Сэм? — прошептала она. — Ты… ты жив?

Он попытался улыбнуться, но не смог. Голос его был тих, почти шёпот:

— Теперь мы свободны.

За окном монастыря начало светать. Первые лучи солнца коснулись крыши, словно благословляя новое утро.

Писатель хихикнул, уже предвкушая, как этот хаос превратится в историю.

— Ну, располагайтесь, горе-герои. Расскажите, как вы «эпично» застряли в аду, и я решу, достоин ли ваш бардак пера или только мусорной корзины.

Глава первая: Тур по кругам ада, или Как Чертик решил стать легендой

Писатель откинулся на стуле, разглядывая Чертика и Кольта с таким видом, будто перед ним не герои, а пара бродячих комедиантов, случайно забредших в его кабинет.

Чертик, не теряя времени, плюхнулся на край стола, опрокинув стопку бумаг, и схватил кружку с кофе, тут же присвоив её себе.

Кольт, устало прислонившись к дверному косяку, проверял, на месте ли его сапоги. Он явно подозревал, что Чертик уже успел их «реквизировать» ради очередной авантюры.

— Итак, — начал Писатель, постукивая ручкой по столу, — вы утверждаете, что ваши выходные — это эпос, достойный пера Гомера? Давайте, выкладывайте. Только без прикрас, Чертик. Я и так знаю, что твоя версия «правды» обычно пахнет виски и катастрофой.

Чертик оскалился, сверкнув глазами, будто замышлял продать саму идею катастрофы за овации.

— Писатель, твой скептицизм — как ржавый револьвер: громкий, но бесполезный. Слушай внимательно, потому что это сага о том, как мы с Сэмом покорили ад. Ну, почти покорили.

Кольт фыркнул, не отрываясь от осмотра сапог.

— Покорили? Ты устроил бардак в первом же круге, а я потом тушил пожар твоим же хвостом.

Писатель поднял бровь, записывая: 

"Чертик: специалист по поджогам в аду. Кольт: невольный пожарный."

— Звучит многообещающе. Рассказывай, рогатый, как вы вообще оказались в аду?

Как всё начиналось

Всё началось, как уверял Чертик, с «гениальной идеи». В пятницу вечером, когда Писатель ещё боролся с пустым листом, Чертик затащил Кольта в заброшенный салун на окраине реальности — место, где, по слухам, можно было найти портал в ад.

Зачем? Чертик называл это «поисками вдохновения». Кольт, более честно, признался, что его просто уговорили обещанием бесплатного бурбона.

— Салун был тот ещё, — начал Чертик, размахивая руками, будто дирижировал оркестром демонов. — Дым, скрип половиц, бармен с глазами, как угли. Я сразу понял: вот оно, место для легенд!

Он сделал паузу, чтобы эффектнее продолжить:

— Заходим, я заказываю пару шотов, а Сэм, как всегда, начинает ныть: «Где мой револьвер? Не доверяю я этим адским забегаловкам».

Кольт перебил, потирая висок, где, похоже, уже зарождалась мигрень.

— Ты забыл упомянуть, как задолжал бармену за три века выпивки. Он чуть не скормил нас своему псу, пока ты пытался его «очаровать».

Писатель хмыкнул, записывая: 

"Чертик: мастер дипломатии с долгом в вечность."

— Очаровать? Это как? Спел ему серенаду или попытался продать Кольта за бутылку?

Чертик отмахнулся, чуть не опрокинув чернильницу.

— Детали, Писатель, детали! Главное — я убедил бармена открыть портал. Ну, может, слегка припугнул, что Сэм начнёт стрелять.

Кольт вздохнул.

— Я не собирался стрелять. Но ты, конечно, решил, что это отличный момент выхватить мой револьвер и пальнуть в люстру.

Писатель расхохотался, едва не уронив ручку.

— Погоди, ты выстрелил в люстру? В аду? Чертик, ты хоть понимаешь, что ад и без того огнеопасен?

— Это был стратегический ход! — гордо заявил Чертик. — Создать хаос, отвлечь демонов, прыгнуть в портал!

— Хаос удался, — буркнул Кольт. — Люстра рухнула, бар загорел, а бармен вызвал адскую охрану. Я тушил твой «стратегический ход» своим плащом, пока ты орал, что это «часть плана».

Флэшбэк: как всё действительно было

Флэшбэк, который Писатель уже начал мысленно превращать в сатирический абзац, выглядел так:

Чертик, размахивая револьвером Кольта, выстрелил в люстру. Не просто люстру — адскую, украшенную свечами, которые горели не просто огнём, а чем-то вроде вечной ярости.

Пламя взметнулось мгновенно, будто само радовалось хаосу.

Демоны-вышибалы, с рогами, словно рожденными для боя, ринулись вперёд. А Чертик? Он решил, что это идеальный момент — уговаривать одного из них купить идею «живого шоу».

Кольт же, уже вне всякой надежды на разум, потащил его к порталу, спотыкаясь о рухнувшую мебель, пока клубы дыма не закружили их в водовороте, выбросив в первый круг ада.

Первый круг ада

— И вот мы там, — продолжал Чертик, сияя, будто описывал курорт. — Первый круг! Лимб, скукота, куча философов, спорящих о смысле жизни. Я сразу сказал Сэму: «Пошли глубже, там веселее!»

Кольт устало кивнул.

— Веселее. Ты решил, что второй круг — идеальное место для «переговоров» с демонами. А потом украл их карты чем и вызвал драку.

Писатель записал: 

"Чертик: дипломат, чьи переговоры заканчиваются мордобоем."

— Драка? — переспросил он, ухмыляясь. — Расскажи, как ты героически махал хвостом, пока Сэм отстреливался.

— Не преувеличивай, — огрызнулся Чертик. — Я был в ударе! Просто... демоны оказались не в настроении. И карты я не крал, а временно позаимствовал. Для вдохновения!

Кольт закатил глаза.

— Ты проиграл их в адский покер за пять минут. А потом пытался продать мой револьвер, чтобы отыграться.

Писатель расхохотался так, что чернила брызнули на бумагу.

— Чертик, ты буквально пытался заложить оружие человека, который изобрёл револьвер. Это не сага, это анекдот!

Чертик гордо выпятил грудь.

— Анекдот? Это эпос! Мы с Сэмом прошли через огонь, карты и демонов, а ты сидишь тут и царапаешь свои скучные строчки. Пиши, Писатель, пиши! Назови главу: «Как Чертик и Кольт зажгли ад».

— Я назову её «Как Чертик поджёг бар и чуть не угробил Кольта», — парировал Писатель, но в его глазах уже загорелся азарт. Их нелепая одиссея, полная провалов и бравады, была слишком хороша, чтобы остаться на пустом листе.

Кольт, наконец оторвавшись от сапог, пробормотал:

— Пиши что хочешь, но не упоминай, как он пытался подкупить демона-букмекера моими патронами.

Писатель ухмыльнулся, записывая: 

"Кольт: невольный спонсор авантюр Чертика."

— Не волнуйся, Сэм. Я сделаю вас легендами. Или посмешищем. Это уж как получится.

Чертик, допив кофе Писателя, подмигнул.

— Главное, добавь про мой героический хвост. Это важно.

Писатель покачал головой, но ручка уже летала по бумаге, превращая их хаотичный тур по аду в первую главу саркастичной саги, где герои были не столько эпичными, сколько эпично нелепыми.

Писатель(хихикая): О, это я хочу услышать! Чертик, ты реально думал, что твой хвостик и пара острот впечатлят Цербера? Или ты просто рассчитывал на его чувство юмора?

Чертик(возмущённо): Эй, я был в ударе! Просто... ну, пес оказался не в настроении. И вообще, Писатель, где твои великие романы? Пока мы с Сэмом творили эпос на выходных, ты тут, небось, только и делал, что пялился в пустой лист.

Писатель (с саркастической улыбкой): О да, мои пустые листы — это шедевры в процессе. А ваши подвиги? Расскажи, как вы "эпично" застряли в аду на лишние два дня, потому что ты, Чертик, решил "позаимствовать" лодку Харона.

Кольт (вздыхая): Он ещё и монету у лодочника спёр. Теперь нас в ад не пустят без предварительного обыска.

Чертик(гордо): Это был стратегический ход! Монета — сувенир, а лодка... ну, скажем, временно реквизирована для великой цели!

Писатель (смеётся): Великая цель? Чертик, твоя великая цель — это не сгореть в собственном хаосе. И что теперь? Вернулись, чтобы я описал ваши подвиги? Или просто хотите, чтобы я вызвал экзорциста?

Чертик (с хитрой улыбкой): Экзорциста? Пфф, я сам себе экзорцист. А ты пиши, Писатель, пиши. Наша с Сэмом одиссея — это тебе не какой-то там романчик про любовь. Это сага о порохе, виски и слегка подгоревшем хвосте!

Кольт (устало): Я просто хочу спать. И новый револьвер. Этот... (показывает на Чертика) уже сломал мой.

Писатель(с сарказмом): Ну что ж, герои, располагайтесь. Я начну с заголовка: "Как Чертик и Кольт чуть не угробили друг друга за выходные". Звучит как бестселлер.

Чертик(подмигивая): Добавь "и стали легендой". Это важно.

Занавес. Писатель качает головой, Чертик пьёт кофе прямо из его кружки, а Кольт проверяет, не украл ли кто его сапоги.

Я почесал рог, чувствуя, как хвост дёргается от удовольствия. О, они начали задавать правильные вопросы. Пора подкинуть дровишек в этот костёр.

– Ладно, Маш, раз ты такая любопытная, – я спрыгнул на покосившийся лист металла, который жалобно скрипнул. – «Лакта» – это не просто сыр. Это их попытка сделать скажем, мост. Между их цифровыми мозгами и реальностью. Они хотели, чтобы материя – сыр, металл, плоть – подчинялась их коду. Этот сыр – как батарейка. Или бомба. Или и то, и другое. А я? Я просто нашёл их старые чертежи и подумал: «Почему бы не устроить вечеринку?»

– Бомба? – Лёха чуть не уронил сыр, и я клянусь, тот зашипел, как обиженный кот. – Аю, ты, мать твою, знал, что это опасно, и всё равно нас сюда притащил?

– Опасно? – я театрально раскинул лапы. – Лёха, жизнь – это опасно. Самогон – опасно. Машкин взгляд – вообще смертельный. Но если хочешь Сырную Башню, надо рисковать. Или ты предпочитаешь жрать ржавчину до конца дней?

Прежде чем Лёха успел ответить, Грязнуля решила, что нам слишком скучно. Пол под ногами задрожал, и из кучи мусора впереди – старых плат, проводов и чего-то, что подозрительно напоминало человеческий ботинок, – раздался звук, похожий на помесь визга дрели и кошачьего мявканья. Шустрик, этот крысиный император, завизжал так, что чуть не оглушил нас, и рванул в сторону, оставив свою банду в панике разбегаться.

– Ну вот, – я хмыкнул, подбрасывая кусок сыра. – Похоже, Грязнуля хочет поиграть.

Из мусора выползло оно. Не паук, не крыса, а что-то настолько уродливое, что даже я, с моим вкусом к хаосу, поморщился. Тварь была размером с собаку, с корпусом из ржавых шестерёнок и проволоки, но с лапами, которые выглядели, как будто их сшили из крысиных шкур. Вместо глаз – два красных огонька, мигающих в такт, как сломанный светофор. А во рту – да, у этой хрени был рот – торчали зубы, похожие на обломки ножей. И, клянусь своими рогами, она смотрела прямо на сыр.

– Это что, крысиный король? – Машка сжала нож, отступая на шаг. – Аю, твой сыр – как магнит для этих уродов.

– О, Маш, ты прямо поэт, – я подмигнул, но сам напрягся. Эта тварь была не просто охранником, как тот паук в ангаре. Это был кто-то из верхушки нейрокоровских экспериментов. Я чувствовал, как мои рога нагреваются – сыр в моих лапах дрожал, будто знал, что за ним пришли.

– Бей по глазам! – крикнул я, но тварь уже рванула к нам, быстрее, чем я ожидал. Лёха швырнул свою железяку – старую трубу, – но тварь просто отмахнулась, и труба улетела в мусор, как спичка. Машка метнула нож, целясь в глаз, но тварь увернулась, и лезвие вонзилось в её шестерёнчатый бок, выбив сноп искр.

– Аю, делай что-нибудь, или я тебя самого скормлю этой хреновине! – заорал Лёха, хватая ещё одну железяку.

– Спокойно, бородач, – я прыгнул на кучу мусора, чувствуя, как сыр в моих лапах становится горячее. – Эта тварь хочет сыр? Пусть попробует его взять.

Я подбросил кусок сыра в воздух, и тварь, как по команде, задрала свою уродливую морду. В этот момент я сделал то, что умею лучше всего – устроил хаос. Я метнул в неё баллончик с чем-то, что подозрительно пахло краской, который валялся рядом. Баллончик лопнул, обдав тварь едким облаком, и она зашипела, размахивая лапами, как пьяный механик.

– Маш, глаза! – крикнул я, и Машка, как всегда, не подвела. Она рванула вперёд, увернулась от когтистой лапы и всадила второй нож (серьёзно, откуда она их берёт?) прямо в мигающий глаз твари. Та завизжала, закрутилась на месте, и её шестерёнки начали сыпаться, как конфетти на параде.

Лёха, не теряя времени, подскочил и с размаху врезал по второму глазу своей новой железякой – кажется, это была часть старого радиатора. Тварь рухнула, дымясь и дёргаясь, как сломанный автомат. Шустрик, вернувшись из своего позорного бегства, гордо запищал, будто это он её прикончил.

– Аю, – Машка выдернула нож из дымящейся туши, – если ещё одна такая тварь вылезет, я начну с тебя.

– О, Маш, твоя любовь греет мои рога, – я ухмыльнулся, подбирая упавший сыр. Он был ещё теплее, и я клянусь, он чуть не шепнул мне «спасибо». – Но хорошие новости: мы всё ближе к ответам. Эта тварь – не просто мусорный монстр. Это страж. А где страж, там сокровище. Или ловушка. Или и то, и другое.

Лёха сплюнул, и ржавчина под его ногами опять зашипела. Похоже, его слюна – это отдельное оружие.

– Аю, если твой «сокровище» – это ещё один такой урод, я лучше вернусь к самогону.

– Самогон? – я подмигнул, прыгая вперёд. – Лёха, ты не понимаешь. Мы не просто ищем Башню. Мы ищем силу. Сыр – это только начало. Нейрокор оставил тут целую сеть – склады, лаборатории, может, даже их старый сервер. А я знаю, где искать следующий кусок пазла.

Грязнуля завыла, как будто соглашаясь. Вдалеке, за горами мусора, мигнул свет – не зелёный, как сыр, а холодный, синий, как экран старого нейрокоровского терминала. Шустрик насторожился, его крысиная банда сбилась в кучу, а мои рога затрещали от предвкушения.

– Идём, – сказал я, подбрасывая сыр. – Там впереди что-то интересное. Но предупреждаю: если сыр – это батарейка, то то, что мы найдём, может быть целым реактором. Готовы к ещё одному сюрпризу?

Машка сжала нож, Лёха буркнул что-то про мои рога и его ботинки, а я почувствовал, как игра закручивается всё сильнее. Грязнуля была не просто свалкой. Она была лабиринтом. А я? Я был тем, кто знал, где выход. Или, по крайней мере, где будет весело.

«Сэм, у нас неприятности. Мэг в опасности. Мы в старом монастыре на севере. Приходи, если сможешь. Джек».

Сэмюэль сжал записку в руке. Время словно остановилось. Он знал это место — заброшенный монастырь, где, по слухам, обитали тени. И теперь туда отправились его друзья, не подозревая о той силе, что таилась в этих стенах.

Он повернулся к выходу, чувствуя, как камень в кармане становится тяжелее. Пустота внутри него зашевелилась, словно предвкушая новую битву. Сэмюэль знал — дорога предстоит опасная. Но теперь у него был шанс не только защитить город, но и спасти тех, кто верил в него.

Путь к монастырю оказался тяжелее, чем ожидал Сэмюэль. Лес вокруг словно ожил, преграждая ему дорогу: поваленные деревья перегораживали тропу, а густые заросли ежевики цеплялись за плащ, будто не желая отпускать. Каждый шаг давался с трудом, но он упрямо шёл вперёд, сжимая в кармане «сердце пустоты».

К вечеру небо окончательно потемнело. Дождь начал накрапывать, превращая землю в скользкое месиво. Сэмюэль двигался осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. В воздухе витало предчувствие беды, и его посох светился всё слабее, словно силы покидали его.

Монастырь показался на закате — мрачная громада из тёмного камня, чьи окна зияли пустыми глазницами. Здание возвышалось на холме, и вокруг него кружили тени, похожие на воронов. Сэмюэль остановился у входа, чувствуя, как холодок пробегает по спине.

Двери монастыря были приоткрыты, и оттуда доносился слабый шёпот — тот самый шёпот пустоты, который он слышал в подземелье. Сэмюэль достал посох, и тот вспыхнул ярче обычного, разгоняя тьму вокруг.

Внутри здание оказалось ещё более зловещим, чем снаружи. Пыль покрывала пол толстым слоем, а стены украшали поблёкшие фрески, на которых святые казались искажёнными, словно их нарисовали через кривое зеркало. В воздухе витал запах тлена и чего-то ещё — чего-то знакомого, но не поддающегося определению.

Сэмюэль шёл по коридорам, и с каждым шагом его уверенность таяла. Тени следовали за ним, касаясь его одежды холодными пальцами, нашептывая на ухо: «Ты опоздал. Они уже потеряны. Вернись, пока не поздно».

Но он не слушал. Его вела вперёд не только записка Джека, но и что-то другое — едва уловимое чувство, что Мэг всё ещё здесь, что она жива. Он свернул за угол и замер.

В конце коридора, в круге тусклого света, стоял Джек. Его лицо было бледным, а глаза — пустыми, как у тех существ из подземелья. Рядом с ним, прикованная к стене, лежала Мэг, её дыхание было едва заметным.

— Сэм, — произнёс Джек чужим голосом. — Ты опоздал. Теперь она принадлежит пустоте.

Снаружи ветер усилился, принося с собой запах дождя. Сэмюэль поднял капюшон и зашагал на север, туда, где тени становились гуще, а опасность — ближе. В его сердце теплилась надежда, но разум уже готовился к новой схватке с пустотой.

Сэмюэль застыл, не в силах пошевелиться. Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди. Перед ним стоял его друг, но это был уже не Джек — лишь его оболочка, захваченная пустотой.

— Отпусти её, — голос Сэмюэля прозвучал твёрже, чем он ожидал. Посох в его руках затрепетал, словно живой.

Джек рассмеялся, и этот смех был чужим, холодным.

— Ты не понимаешь, — произнёс он. — Пустоте нужны жертвы. И теперь она выбрала Мэг.

Сэмюэль сделал шаг вперёд, чувствуя, как камень в кармане пульсирует в такт его сердцу. Тени вокруг сгустились, готовясь к нападению.

— Я не позволю этому случиться, — прошептал он, поднимая посох.

В тот же миг Джек бросился на него. Его движения были резкими, неестественными. Сэмюэль отбил удар, но силы были неравны — тело друга теперь питалось от пустоты.

Мэг застонала, её глаза приоткрылись. В них читалась боль и отчаяние.

— Сэм... беги... — прошептала она, но он лишь крепче сжал посох.

Тени вокруг начали принимать форму существ с острыми когтями и пустыми глазами. Они кружили, ожидая момента для атаки. Сэмюэль чувствовал, как пустота пытается проникнуть в его разум, но воспоминания о доме, об Элизе, о данном обещании держали его сознание ясным.

Он поднял «сердце пустоты». Камень засветился в его руке, словно отвечая на зов. Тени отпрянули, зашипев.

— Это ещё не конец, — произнёс Сэмюэль, готовясь к новой схватке. — Я пришёл спасти вас, и я это сделаю.

Джек снова бросился на него, но теперь Сэмюэль был готов. Его посох вспыхнул ярким светом, разгоняя тьму вокруг. В воздухе запахло озоном, и на мгновение показалось, что сам монастырь содрогнулся от этой борьбы света и тьмы.

Его слова оборвались, когда он увидел, как один из кубов данных приблизился к ним. На его поверхности проявилось изображение — лицо человека, но искажённое, словно через плохой модем.

«Вы пришли», — произнёс голос, искажённый помехами. «Я ждал вас. Я — хранитель кода».

Наполеон остановился перед кубом, его глаза сверкнули, как два индикатора активности. Он поднял лапу и коснулся поверхности куба, и тот начал менять цвет, пульсируя в такт с биением сердца кота.

«Ты... ты часть системы?» — спросил Иван, его голос звучал твёрдо, как команда sudo.

«Я — её страж», — ответил голос. «И я знаю правду о Кошалгоритме. О его истинной цели. О том, что скрывается за фасадом оптимизации и защиты».

Гриббл отступил на шаг, его лапы задрожали, как терминал перед критической ошибкой. «Что... что ты имеешь в виду?»

Куб данных развернулся к ним другой стороной, показывая строки кода, которые начали складываться в изображение. Это была карта — карта чего-то огромного, охватывающего не только офис, но и весь город, а может, и весь мир.

«Кошалгоритм — это не просто система управления», — произнёс голос. «Это... это нечто большее. Это попытка создать баланс между цифровым и реальным мирами. Но есть те, кто хочет нарушить этот баланс».

Наполеон издал низкое урчание, и в зале раздался звук, похожий на запуск множества скриптов одновременно. Стены начали меняться, показывая новые изображения — атаки на систему, попытки взлома, угрозы извне.

Иван почувствовал, как его борода заискрилась от напряжения. «Кто они? Кто пытается нарушить баланс?»

«Те, кто не хочет, чтобы цифровые существа получили свободу», — ответил голос. «Те, кто считает, что система должна подчиняться только людям».

Гриббл сжал кулаки, его глаза сверкнули решимостью. «И что теперь? Что мы должны сделать?»

«Вы — ключ к защите системы», — произнёс голос. «Но для этого вам придётся принять правду о Кошалгоритме. И о том, что он может стать чем-то большим, чем просто системой управления офисом».

Наполеон повернулся к ним, его глаза горели ярче обычного. Он прыгнул к кубу данных, и в этот момент зал наполнился звуком, похожим на запуск всех серверов одновременно.

«Пришло время действовать», — произнёс кот, и его голос прозвучал как команда, запускающая новый процесс в самом сердце системы.

Иван посмотрел на Гриббла, затем на отвёртку в своей руке. «Что ж, зелёный. Похоже, мы больше не просто пользователи. Мы — часть кода. И нам предстоит решить, как этот код будет исполняться».

С этими словами он шагнул вперёд, готовый встретить неизвестность лицом к лицу. Гриббл последовал за ним, и вместе они вошли в новый портал, открывшийся перед ними — портал, ведущий в самое сердце цифрового противостояния.