Всего через месяц после своего триумфального дебюта, 29 ноября 1941 года, Вилли Гиллис снова покоряет обложку "The Saturday Evening Post". На этот раз картина Нормана Роквелла называется "Вилли Гиллис: Дом, милый дом" ("Willie Gillis: Home Sweet Home"). Если первая обложка показала солдатскую радость от связи с домом (посылка), то вторая погружает нас в самое сокровенное солдатское желание – оказаться дома, в безопасности и комфорте, хотя бы ненадолго.
Действие происходит явно в родительском доме Вилли. Солдат приехал в увольнительную или короткий отпуск. И он использует каждую драгоценную минуту не для показной активности, а для самого главного – восстановления сил. Часы у стены показывают без пяти одиннадцать. Судя по свету из окна и состоянию Вилли, это утро. Он крепко спит, мягко устроившись на подушке, полностью расслабленный и безмятежный. Эта деталь – ключевая. Роквелл мастерски передает не просто сон, а состояние глубокого, блаженного отдыха человека, который наконец-то может позволить себе выключиться, зная, что он в безопасности.
Обратите внимание на важные детали картины.
Нераспакованный чемодан. На нем четкая надпись: "Собственность рядового Вилли Гиллиса, Форт-Дикс, Нью-Джерси". Он только приехал и ему некогда было распаковываться – сон важнее. Сам чемодан – символ временности его пребывания.
Армейская туфля и носки. Одна туфля валяется на полу рядом с чемоданом, вторая, видимо, слетела с ноги. Носки разбросаны небрежно, но по-домашнему уютно. Это контраст со строгим армейским порядком.
Форма. Она не аккуратно сложена, а небрежно перекинута через спинку кровати – жест освобождения от армейских условностей. * * Вот тут я Вилли понимаю, моя собственная форма со "срочки" примерно также пролежала весь отпуск, и отсутствие необходимости складывать её на стуле исключительно правильным образом очень сильно помогала душе отдохнуть. 4. Курительная трубка и домашний обед. На прикроватном столике – пустая тарелка и курительная трубка. Это не роскошь, а простые, но такие ценные атрибуты мирной, домашней жизни, недоступные в казарме. .
Почему эта картина стала культовой сразу, как вышла, в ноябре 1941?
Универсальная солдатская мечта. Основная причина.
Если спросить любого служившего, что он ценил больше всего в редкие минуты дома, многие ответят: возможность выспаться в своей кровати. Роквелл ухватил эту базовую, глубоко человеческую потребность в отдыхе и безопасности. Война еще не началась для США (Перл-Харбор случится через неделю после выхода этого номера!), но тысячи молодых людей, как Вилли, уже были призваны, проходили обучение в лагерях вроде Форт-Дикса и тосковали по дому. Картина стала визуальным воплощением их мечты.
Хотя на картине царит идиллия, дата публикации (за неделю до вступления США в войну) придает ей особый, почти трагический подтекст. Это был последний момент относительного спокойствия. Зрители в ноябре 41-го, глядя на спящего Вилли, возможно, подсознательно чувствовали, что такие мирные сны вскоре станут для многих солдат редкой роскошью. Мир был хрупок и люди это понимали, особенно в условиях уже идущей войны (пусть и в далёкой Европе)
Роквелл снова избегает патетики. Он показывает не парадного солдата, а уставшего парня, который просто хочет поспать в своей комнате. Эта "обыденность героизма" (потенциального, ведь Вилли еще не на фронте) делала образ еще более человечным и близким. Обществу, напряженно ожидающему развития событий в мире, такая камерная, личная история давала эмоциональную передышку и напоминала, ради чего или кого может вскоре придётся воевать – ради этого самого домашнего очага, семьи, простого права на отдых.
Если вам интересна история жизни и творчества Нормана Роквелла - подписывайтесь. Сейчас я начал публиковать историю Вилли Гиллиса, одной из самых значимых серий картин художника. Про него материалы будут выходить через сутки до 14 августа минимум, каждый раз в 10:00 по московскому времени.
Отдельно отмечу следующий материал. Это большая и подробная статья с историй жизни Нормана Роквелла, которая, к с сожалению, полностью прошла мимо читателей. Если вы не знаете, кто такой Норман Роквелл - там всё есть.
Введение Лето 1942 года стало одним из самых мрачных периодов Великой Отечественной войны. После катастрофы под Харьковом, падения Ростова-на-Дону и стремительного продвижения вермахта к Волге и Кавказу, Красная Армия оказалась на грани катастрофы. Именно в этот критический момент, 28 июля 1942 года, Народный комиссар обороны СССР И. В. Сталин подписал Приказ № 227, более известный под грозным лозунгом «Ни шагу назад!». Этот документ, овеянный мифами и спорами, стал жесткой, но, по мнению многих историков и участников событий, необходимой мерой для спасения страны.
Советские солдаты ведут бой
На краю пропасти Ситуация на фронте к лету 1942 года была отчаянной:
Потеряны богатейшие промышленные и сельскохозяйственные регионы Украины, Донбасса, частично Северного Кавказа.
Оккупированными оказались территории с 70 миллионами советских граждан.
СССР лишился превосходства в людских ресурсах и запасах хлеба перед Германией.
Отступление частей Южного фронта особенно сдача Ростова-на-Дону и Новочеркасска без серьезного сопротивления, носило местами панический характер, деморализуя войска и население.
Немцы вышли к Волге и предгорьям Кавказа, угрожая перерезать жизненно важные коммуникации и лишить страну нефти. Угроза вступления в войну Японии и Турции на стороне Германии становилась реальной.
Страна стояла перед реальной угрозой гибели. Требовались экстраординарные меры для восстановления дисциплины, порядка и воли к сопротивлению.
Советские солдаты в окопе во время Сталинградской битвы
Железная дисциплина как закон Приказ № 227 был беспощадно откровенен в оценке положения. Он констатировал тяжелейшие потери, критиковал паникерство и трусость, приводил слова о том, что отступающие войска вызывают "проклятия" у населения. Его главная цель была ясна: остановить неконтролируемое отступление любой ценой и мобилизовать все силы для обороны.
Основные положения:
«Ни шагу назад!»: Объявлялось железным законом для каждого бойца, командира и политработника. Самовольное оставление позиций без приказа высшего командования категорически запрещалось.
Ответственность командиров: Командиры и комиссары, допустившие самовольный отход войск, подлежали снятию с должностей, преданию суду военного трибунала и суровому наказанию вплоть до расстрела.
Борьба с паникерами и трусами: Предписывалось "паникеров и трусов уничтожать на месте".
Создание штрафных частей:
Штрафные батальоны (1-3 на фронт, по 800 чел.) – для командиров и политработников, провинившихся в "нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости".
Штрафные роты (5-10 на армию, по 150-200 чел.) – для рядовых и младших командиров, совершивших аналогичные проступки.
Смысл: дать возможность "искупить кровью" свою вину. Срок пребывания – до 3 месяцев или до ранения. Отличившиеся могли быть досрочно возвращены в обычные части, часто с наградами.
Формирование заградительных отрядов (3-5 на армию, до 200 чел. каждый):
Ключевое уточнение: Приказ не создавал заградотряды "с нуля". Уже действовали заградотряды НКВД. Приказ № 227 санкционировал создание армейских заградотрядов из состава самой РККА, подчиненных командованию армий.
Задача: Вставать в тылу неустойчивых дивизий, "в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизии выполнить свой долг перед Родиной". Фактически – остановить бегство, восстановить порядок и вернуть бойцов на позиции.
Политинформация, новости с фронта
Роль документа и его исполнение Приказ № 227 произвел эффект разорвавшейся бомбы. Реакция была полярной: от понимания суровой необходимости до ощущения отчаяния и жестокости.
Мобилизующий эффект: Приказ стал мощным психологическим ударом по пораженческим настроениям. Он четко обозначил: отступать дальше – значит губить Родину. Это способствовало укреплению дисциплины и решимости стоять насмерть, особенно в ключевых точках обороны под Сталинградом и на Кавказе.
Мифы и реальность заградотрядов:
Миф: "Пулеметы стреляли по своим отступающим". Реальность: Основная задача – задержание бегущих и восстановление порядка. Данные НКВД по Донскому фронту за август-октябрь 1942 года: из 36 109 задержанных – 32 993 возвращены в части, 1056 – в штрафроты, 33 – в штрафбаты, 736 арестованы, расстреляны – 433 что составляет около 1,2%. Расстрел применялся к закоренелым паникерам, дезертирам, трусам, часто на месте совершения тяжкого проступка, а не "в спину" отступающим частям. Заградотряды часто сами вступали в бой с прорвавшимся противником.
Мифы и реальность штрафных частей:
Миф: "Штрафников гнали безоружными на убой". Реальность: Штрафные подразделения вооружались наравне с линейными частями. Их использовали на наиболее опасных участках, что объясняет их высокие потери в 3-6 раз выше. Однако они не были "пушечным мясом" – это была одна из форм наказания с возможностью реабилитации. Через штрафные роты и батальоны за всю войну прошло около 427 910 человек что составляет менее 1,5% от общей численности армии в разные периоды. Среди "штрафников" были и несправедливо осужденные, но большинство – совершившие реальные проступки такие как дезертирство, трусость в бою, нарушение приказа.
Неоднозначность и проблемы: Приказ местами саботировался командирами, видевшими в выделении сил для заградотрядов ослабление фронта. Опасаясь репрессий, некоторые командиры могли запаздывать с необходимым отходом, неся лишние потери. Жесткость мер вызывала моральный дискомфорт у многих военнослужащих РККА.
Занятие на полигоне
Оценки, результаты и последствия Не мгновенная, но важная стабилизация: Приказ не остановил отступление моментально, но резко снизил его панический характер. Он сыграл важную роль в организации обороны на рубежах у Волги и Кавказских хребтов.
Фактор Сталинграда: Суровая дисциплина, восстановленная в том числе мерами Приказа 227, стала одним из факторов, наряду с подвозом резервов, героизмом бойцов, ошибками немцев, позволивших выстоять в Сталинграде и затем перейти в решающее контрнаступление.
Временная мера: По мере перелома в войне необходимость в столь жестких мерах отпала. 29 октября 1944 года Приказом НКО № 0349 армейские заградотряды были расформированы, а их личный состав направлен на пополнение стрелковых частей.
Историческая оценка: Приказ № 227 остается одним из самых спорных документов войны.
Критики видят в нем символ жестокости сталинского режима, пренебрежения жизнями солдат, укрепления карательного аппарата.
Сторонники как и многие ветераны, признавая его суровость подчеркивают, что он был вынужденной, крайней мерой, принятой в момент смертельной опасности для страны, и сыграл свою роль в стабилизации фронта. Как писал Маршал А. М. Василевский: "Приказ № 227 — один из самых сильных документов военных лет... В приказе нас, прежде всего, привлекало его социальное и нравственное содержание".
И.В. Сталин
Заключение Приказ Наркома обороны СССР № 227 «Ни шагу назад!» – это документ, рожденный отчаянием и безжалостной логикой тотальной войны на уничтожение. Его жестокие меры – заградотряды, штрафбаты, расстрелы на месте – не подлежат оправданию с точки зрения гуманизма. Однако понимание контекста лета 1942 года – реальной угрозы полного краха фронта и потери ключевых ресурсов – заставляет признать его как трагическую, но, вероятно, необходимую в тех условиях попытку мобилизовать последние резервы дисциплины и воли к сопротивлению. Он стал суровым, но действенным шоком для деморализованной армии, одним из инструментов, позволивших выстоять в критический момент и заложить основы будущего коренного перелома в войне. Оценка Приказа № 227 всегда будет неоднозначной, но его историческое значение как отражения крайней степени напряжения и решимости Советского Союза в борьбе за выживание неоспоримо.
Трофейные знамена вермахта на параде Победы в Москве 24 июня 1945 года
Веками диагноз «сахарный диабет» звучал как смертный приговор. Еще врачи Древнего Рима описывали мучительные симптомы: неутолимую жажду, истощение, потоки мочи. В XVII веке английский врач Томас Уиллис, попробовав мочу больного на вкус, обнаружил ее сладость, но лечения так и не нашел. К XIX веку стало ясно: болезнь связана с поджелудочной железой. В 1889 году немецкие ученые Йозеф фон Меринг и Оскар Минковский удалили ее у собак и увидели развитие диабета, причем ключевой подсказкой стали мухи, слетавшиеся на сладкую мочу подопытных животных. Пауль Лангерганс еще в 1869 году открыл в железе таинственные «островки», но их функцию не понял. Позже Эрнест Шарпи-Шефер предположил: именно там вырабатывается вещество, регулирующее сахар. Множество ученых пытались выделить этот гормон, но экстракты разрушались пищеварительными ферментами железы. Прорывная идея пришла из работы русского исследователя Леонида Соболева (1900 г.): он доказал, что при перевязке протоков поджелудочной железы пищеварительные клетки атрофируются, а островки остаются нетронутыми.
Про Фредерика Бантинга. Про того, кто открыл инсулин
Фредерик Бантинг
Фредерик Бантинг родился 14 ноября 1891 года в фермерской семье в Аллистоне (Канада), он был младшим из пяти детей. Изначально послушный воле родителей, Фредерик поступил на богословский факультет Университета Торонто, но быстро осознал свое призвание к медицине и перевелся на медицинский курс. Его обучение прервала Первая мировая война: в 1916 году, получив степень бакалавра медицины, он добровольно отправился на фронт во Францию, где служил военным хирургом. В битве при Камбре (1918) Бантинг получил тяжелое осколочное ранение в правое предплечье. Несмотря на рекомендации коллег об ампутации, он настоял на сохранении руки. За проявленный героизм он был награжден Военным крестом.
После войны, в 1919 году, Бантинг вернулся в Канаду, столкнувшись с трудностями начала мирной жизни. Он пытался открыть частную практику , но пациентов катастрофически не хватало. Чтобы выжить, он работал ассистентом профессора анатомии в Университете Западного Онтарио. Именно в этот период его преследовали воспоминания о двух личных трагедиях: в детстве он потерял близкого друга, а позже и сестру, умерших от диабета. Их мучительная смерть стала для него постоянным напоминанием о бессилии медицины
Вечером 30 октября 1920 года, готовясь к лекции, он прочел статью Мозеса Баррона о случае закупорки протоков поджелудочной железы камнями, при которой у пациента развилась атрофия, но диабета не было. И Бантинга осенило: если искусственно перевязать протоки у животных, дождаться атрофии пищеварительных клеток, то можно извлечь инсулин из неповрежденных островков, избежав разрушения ферментами. И с этой мыслью он пришел к профессору Джону Маклеоду, эксперту по диабету из Университета Торонто. Тот скептически отнесся к идее, считая, что слишком много ученых уже потерпели неудачу. Но под натиском Бантинга Маклеод выделил ему лабораторию на лето, подопытных собак и студента-ассистента. Им стал 22-летний Чарльз Бест, выбранный по жребию.
Начало исследований и судьбоносный эксперимент
Работа началась в мае 1921 года. Бантинг, не имевший опыта в физиологии, и Бест, лишь недавно освоивший анализ крови, действовали методом проб и ошибок. Из первых 19 собак 14 погибли от сепсиса или кровопотери. У одной группы собак удаляли поджелудочную железу, вызывая диабет. У другой - перевязывали протоки и ждали 6-8 недель, пока ткань не атрофировалась. Затем атрофированную железу измельчали, замораживали в солевом растворе и фильтровали. Полученный экстракт они назвали «ислетин» (от англ. islet - островок).
27 июля 1921 года подопытной собаке с удаленной поджелудочной железой, находящейся в предкоматозном состоянии с высоким сахаром и ацетоном в моче, ввели экстракт. Через несколько часов уровень глюкозы в крови упал, а ацетон исчез. После второй инъекции собака прожила еще 7 дней - до окончания запаса экстракта. Позже, используя поджелудочные железы телят с бойни, ученые смогли поддерживать жизнь другой собаки уже 70 дней. Когда Маклеод вернулся из отпуска и увидел результаты, он подключил к работе биохимика Джеймса Коллипа для очистки экстракта. Именно по предложению Маклеода «ислетин» был переименован в «инсулин».
Спасение первого пациента
11 января 1922 года Бантинг и Бест впервые вкололи инсулин себе, убедившись в относительной безопасности. В тот же день, 11 января, 14-летний Леонард Томпсон, умиравший от диабета в коме (вес 29 кг, сильный запах ацетона), получил первую инъекцию. Однако препарат был недостаточно очищен, и у мальчика возникла сильная аллергическая реакция. После экстренной доработки экстракта Коллипом, 23 января мальчику ввели новый вариант. Результат оказался настоящим чудом: уровень сахара резко снизился, кома отступила, и ребенок начал быстро набирать вес. Вскоре Бантинг спас своего друга-врача Джо Джилькриста, а потом и 10-летнюю Женеву Штикельбергер - ей инъекцию сделали прямо на перроне вокзала в Торонто, так как она была в критическом состоянии. Весть о чудесном спасении разнеслась мгновенно. В Торонто хлынули больные со всего мира.
Получение Нобелевской премии
Джон Маклеод и Фредерик Бантинг
В 1923 году Нобелевский комитет присудил премию по физиологии и медицине Бантингу и Маклеоду. Бантинга возмутило, что его верный помощник Чарльз Бест не был включен в число лауреатов. Он публично заявил: «Инсулин принадлежит не мне, он принадлежит миру» и отдал половину своей премии Бесту. Маклеод, в свою очередь, разделил свою часть с биохимиком Коллипом. Открытие, однако, сопровождалось и конфликтами: Бантинг и Бест спорили с Маклеодом и Коллипом за приоритет открытия и признания заслуг, а румынский ученый Николае Паулеску обвинил канадцев в плагиате, ссылаясь на свои более ранние работы по выделению активного вещества из поджелудочной железы, которое он назвал «панкреин». Несмотря на эти споры, промышленное производство инсулина началось уже в 1923 году.
Последствия и наследие
Памятник «Пламя надежды», в городе Лондон (провинция Онтарио), открытый в честь Фредерика Бантинга
Последствия открытия инсулина были поистине революционными. Диабет из смертельного приговора превратился в управляемое хроническое состояние. Пациенты, подобно Леонарду Томпсону, смогли прожить с диабетом десятилетия полноценной жизни. Технологии лечения постоянно эволюционировали. Первые препараты были неочищенными, вызывали абсцессы и аллергию. Важными этапами стали: создание НПХ-инсулина с продленным действием в 1946 году, внедрение человеческого генно-инженерного инсулина в 1982 году, изобретение удобных шприц-ручек в 1985 году и развитие инсулиновых помп с системами непрерывного мониторинга глюкозы. Глобальное значение открытия невозможно переоценить: оно не только спасло и продолжает спасать сотни миллионов жизней, но и стало моделью для развития всей гормональной терапии. В знак признания заслуг Фредерика Бантинга Всемирный день борьбы с диабетом отмечается в его день рождения -14 ноября.
P.S Подписывайтесь, чтобы всегда быть в курсе интересных событий, произошедших в мировой истории за сегодняшний день. Ваша поддержка очень важна!
Продолжаю цикл постов о жизни дореволюционных городов. На очереди Томск.
Томск был основан в 1604 году послепринятии под русское подданство эуштинских татар, которые страдали от набегов воинственных татар. Изначально это была военная крепость, затем ещё и важный торговый центр, через который шли многие товары. Со второй половины 18 века Томск стал ещё и местом ссылки, что тоже добавило городу колорита. В 1804 году стал центром огромной Томской губернии, которая включала в себя территории нынешних Республики Алтай, Алтайского края, Кемеровской, Новосибирской и Томской областей, Восточно-Казахстанской области (Казахстан), западные части Хакасии и Красноярского края.
В 1734 году в Томске на полтора месяца задержался профессор Академии наук Г. Ф. Миллер. Он описывал город так: «В настоящее время город Томск состоит в первую очередь из маленькой деревянной крепости, или цитадели, на самом верху северо-восточного берега томи. Крепость построена четырехугольной из бревен, по образцу деревянных домов. длина ее 50 саженей, а ширина – 30 саженей. На четырех ее углах и над двумя воротами находятся боевые башни с артиллерией из 14 медных пушек, из которых 1 пятифунтовая, 4 четырехфунтовые, 5 трехфунтовых, 3 однофунтовые, 1 в три четверти фунта и 2, калибр которых не указан. крепость, после того как построенный в 1604 году острог наполовину развалился от старости, в 7156, или 1648, году была перестроена и сейчас еще находится в довольно хорошем состоянии. Из публичных зданий в крепости находятся: соборная церковь святой троицы с колокольней на окружной крепостной стене, канцелярия, воеводский дом, цейхгауз, два деревянных амбара и три каменных подвала. в канцелярии самые старые документы и известия имеются с 7140, или 1632, года, и среди них большая часть дел, вплоть доначала нынешнего века, частично сгнила, а частично порвана. Правда, одна старая опись этой канцелярии, в которой лишь изложено по порядку содержание дел, начинается 7112 годом. На печати города изображено: пустой щит, который держат два стоящих вертикально соболя; над ними корона и вокруг стоят слова: Печать ея императорского величества города Томска.
Вне крепости, частично наверху, на высоком берегу, и частично внизу, у его подножия, находятся частные дома жителей, число которых в общей сложности достигает 1500 сразу за крепостью находится маленький круглый острог из палисада, который служит жилищем для заключенных. В 200 саженях от него есть еще башня, оставшаяся от старого острога, который был построен в 7112 году. В верхнем городе находится также приходская церковь во имя вознесения господня; рядом – часовня. через середину нижнего города, немного выше крепости течет в Томь речка средних размеров, называемая Ушайкой. Она приводит в движение две мельницы, которые находятся возле моста, ведущего через речку. выше по речке находятся два монастыря: мужской – святого Алексея и женский – святого Николая; рядом приходская церковь во имя благовещения Пресвятой богородицы. Ниже Ушайки есть еще три приходские церкви: богоявления господня, святого духа и знамения Пресвятой богородицы. Рядом с Томью, по обе стороны Ушайки, находится также много домов бухарских и чатских татар, которые для исполнения службы своему богу имеют 3 мечети.
Городом и всей окрестной территорией управляет воевода. Кроме того, горожане имеют еще ратушу и особую таможню. здесь учреждена довольно хорошая торговля, для которой в нижнем городе, ниже Ушайки, построен, наконец, большой продолговатый четырехугольный деревянный гостиный двор, в котором имеется 50 лавок. Причиной тому вышеуказанное благоприятное положение города, так как зимой путь из восточных районов в Тобольск и Россию лежит через него. Точно так же часто приходят сюда караваны из Калмыкии и Малой Бухарии.
Из служилых, получающих жалованье, и ландмилиции 3 в штате Томска находятся: 20 дворян, 80 детей боярских, 300 конных и 500 пеших казаков и 93 человека чатских, эуштинских и телеутских татар. кроме того, еще одна рота регулярной милиции сибирского драгунского полка по распоряжению губернской канцелярии прошлой осенью была командирована на границы томского уезда и в Барабинскую степь для большей защиты из-за беспрерывных споров киргизских казаков».
В той же экспедиции принимал участие С. П. Крашенинников, который оставил интересные путевые заметки. Так он отмечал, что в Томске «лавок також довольно, а в них всякими товарами – китайскими и русскими – торгуют, и харчевых, в которых мясом и рыбой торгуют, а рыбы такое там довольство, что и в скоромные дни жители тамошние больше ее, нежели мясо, покупают».
Из заметок Крашенинникова: «В сем городе все почти по старине поступают, что из следующего явно есть: в поезду у них живут тысяцкие и бояры, и во время венчания, как запоют «исаия, ликуй», священник берет не жениха, но тысяцкого за руку, тысяцкий же жениха, а жених невесту, как мы 13 октября видели. У иных же бывают в поезду мальчики, которые по плечам кушаками шелковыми крест-накрест повязаны, как мы 27 октября видели. Они напереди всех ехали, а называют тех мальчиков боярами. В Тобольске сговоренные девицы по всякий день воют, тех девиц называют они похабными, которые не воют».
Из заметок Крашенинникова: «В Томской воеводской канцелярии бывши, видел близ воеводского места повешанного деревянного льва, очень нехудо вырезанного и брюхом на палку, длиною аршина в два или больше, насаженного, о котором сказывают, что оный лев прежними еще воеводами очень давно сделан. Его, когда о некаком неважном деле публично во весь народ, например, если какой человек сбежал или иное сему подобное объявлять хотят, вместо барабанного боя на базаре поутру, понеже там с утра до полудня только в лавках сидят, выносят, который видя, как многие люди сберутся, то человек, который его носит, словесно всем причину объявляет, ради которой оного льва вынести велено. А по их называется бирюч, или клич, Кликать. К тому ж у женщин кунтыши с долгими рукавами, шапки рогатые, а у мужчин русские кафтаны и бороды, которое у них в таком употреблении есть, что мы во всю нашу бытность там не видали 10 женщин, которые бы по-немецки убраны были, но все или в треухах, или с рогами, или рукава у кунтышей их по полу волочатся. А больше, такой кунтыш на голову наложивши, ходят. А мужчины такожде немногие без бород или в немецком платье ходят, но всякого чина дворяне, дети боярские, конные, пешие казаки и торговые, кроме солдат и приезжих, почти все с бородами и русское платье носят. Жители этого города пиво варят и вино про себя сидят невозбранно». (прим. Убраны по-немецки – одеты в европейскую одежду, а не русский традиционный костюм. Пётр I боролся с традиционной одеждой, а чиновники были обязаны бриться. В столице, да и на европейской части России встретить бородатого дворянина, тем более чиновника был невозможно, но в Сибири на многие формальности смотрели лояльно)
В 1804 году в Томске побывал в будущем известный мемуарист Ф. Ф. Вигель, который ехал с посольством в Китай. Среди участников посольства был племянник местного губернатора. «Селения, через кои мы проезжали, принадлежали все горному управлению. Меня удивили в них простор и опрятность двухэтажных деревянных домов и вид довольства и зажиточности мужиков; не знаю, к чему отнести их благосостояние, к собственному ли их трудолюбию, к местным ли выгодам, или к попечениям о них начальства… Чем хуже я себя чувствовал, тем более торопил своего товарища и, пробыв в дороге не с большим сутки, 18 августа на рассвете приехал в новый губернский город…
Дом, который занимал Василий Семенович, был незавидный, разумеется, для губернатора. Будучи вдов и без семейства, сказал он, помещение для него одного кажется ему достаточным; но только жалеет о том, прибавил он, что не может удержать у себя столь любезных гостей. И потому как можно ближе от себя приказал нам отвести покойную квартиру.
Дом Моисеевой по пер. Монастырскому
Он был человек тучный, тяжеловесный, степенный я рассудительный, всю живость ума предоставивший брату своему Александру Семеновичу; лицо он имел багровое, говорил тихо и размерно, действовал осторожно, однако же не медленно. Если прибавить к тому, что он был самых честных правил и исполнен человеколюбия, то надобно признаться, что лучших качеств для занимаемого им места требовать не можно. Впоследствии увидим, как с ним было поступлено. В Томске видна была прочная основа для губернского города. Заметно было, что он поднялся сам собою, вырос естественным образом, без усилий правительства, и что, следуя течению времени, он от младенчества постепенно перешел в зрелый возраст. В нём считалось более восьми тысяч жителей и шесть или семь каменных церквей, исключая двух; дома же все были деревянные. Общества никакого не было; места еще не все были заняты, а те, кои на них были назначены, не все еще прибыли…
Скучно, томительно было нам в Томске. Губернатор был человек прекрасный, даже багровый, сказал я выше, но слишком серьёзный, и предметы разговоров его мне казались совсем не занимательны; Сухтелену полюбился он более всех, ибо хорошо кормил нас. Дни стояли ясные, но начинали коротеть, а ночью небо покрывалось обыкновенно тучами, так что зги было не видать. Нелидов с отделением жил на другом конце города, в полутора верстах от нас и спозаранку убирался домой; во всём городе мало еще было дрожек, а об извозчиках уже и не спрашивай; чтоб увидеться с своими товарищами, должны мы были ночью с фонарем в руках странствовать по пустым улицам». В мемуарах речь о первом губернаторе Томской губернии В. С. Хвостове. Он был уволен в 1808 году по доносу за медленное исполнение приказов одиозного сибирского генерал-губернатора И. Б. Пестеля и попал под суд. После довольно длительного рассмотрения дела в Сенате в 1814 году был частично оправдан. В 1820 году М. М. Сперанский, бывший в то время сибирским генерал-губернатором, представил на имя императора заключение, согласно которому Хвостов был признан полностью невиновным. Хвостову было выплачено жалование за все время расследования.
Вдали от столицы возможностей следить за порядком у правительства было мало, что привело к высокому уровню коррупции. В 1819 году в Томск с ревизией прибыл М. М. Сперанский. Про Томскую губернию он писал, что «худое управление сделало из неё сущий вертеп разбойников. Если бы в Тобольске я отдал бы всех под суд… то здесь оставалось бы уже всех повесить».
Железнодорожная станция Томск
Из воспоминаний Н. В. Берга, сына председателя Томского губернского правления, о Томске 1830-х: « Живо также представляется моему воображению прибытие в Томск: большая река Томь (имеющая под городом версту в ширину), переезд через нее на пароме и другой городской берег, темнеющий у пристани народом: чиновниками в мундирах и простыми жителями разного звания; затем высокий правильный холм, в виде огромного конуса, покрытого кедрами от подошвы до вершины, и наверху его беседка. Это начало городского сада. Потом пошли немудрые строения города, тогда еще немощеного: деревянные домики, вроде сельских помещичьих обиталищ, в один, два и три этажа. кое-где мелькали и каменные, тоже не очень большие строения.
Томск 1880-х годов
Из воспоминаний Н. В. Берга: «В это время я уже был учеником томского уездного училища, единственного тогда казенного учебного заведения в городе, где соединялись все классы и сословия: дворяне, купцы, мещане, солдатские дети и дети крестьян. Дворянское сословие представлялось детьми чиновников, которые ходили в училище для проформы, чтобы только не повесничать и не баловаться дома; но учиться, как учились мещане, солдатские дети и крестьяне, никто из чиновничьих детей и не думал; учителя их никогда ни о чем не спрашивали, смотрели на них как на сословие привилегированное, имевшее право ничего не делать. Сидели они все на первой и второй лавке во всех трех классах училища, а плебеи держались на задних скамейках. Учителей во всех трех классах (приготовительном, первом и втором) было только трое… Надзирателей никаких не существовало; наблюдение за приходящими в училище с разных концов города учениками предоставлялось до прихода учителей двум сторожам, добродушнейшего свойства отставным солдатам, которые жили в особой каморке при училище и ни о каком наблюдении за учениками не думали. Оба они занимались в свободные часы, т. е. все послеобеденное время (когда училище было заперто), ловлей соловьев и других певчих птиц, которых потом продавали охотникам и любителям…
Детский Владимирский приют
В хорошую погоду, преимущественно зимой, устраивались на дворе училища кулачные бои, стена на стену, где участвовали одни плебеи без детей чиновников; только сын одного из советников губернского правления Кротова, родом сибиряка, и сам сибиряк, крепкий и здоровый парень, решался биться с плебеями на кулаки. когда происходили бои, кто-нибудь из учеников становился за калиткой и давал знать товарищам, что учитель подходит, тогда бой прекращался; раскрасневшиеся, с разбитыми носами и украшенные синяками бойцы усаживались на лавки. Учитель всегда знал, что происходило перед его приходом, знал это и директор, но ни тот, ни другой не мешались в это дело. Довольно было того, что ученики аккуратно ходили на лекции и учились сносно.
Когда приближалась пора экзамену, который производился публично на акте училища, в присутствии властей и высших городских сановников: губернатора, вице-губернатора, председателя губернского правления, казенной палаты и т. п., – детей солдат, мещан, купцов и прочих низших сословий экзаменовали как следует, правильно, и выдавали каждому по степени его знания свидетельство: похвальный лист, а иных награждали и книгами. С детьми чиновников дело было иначе: каждого из них учитель того класса, в котором он находился, приглашал к себе в дом и там проходил с ним ту часть предмета, которую намерен был спросить, – ученик вызубривал ответ и очень исправно отвечал на экзамене…
К чести учеников дворянского происхождения, что они держали себя относительно всех других сословий очень правильно, по-дружески и просто, и все вместе, куча ребят от восьмилетнего возраста, представляли одно целое – веселый и живой кружок, где никаких крупных беспорядков и бесчинств не происходило решительно никогда».
Дом Второва
«Разводить тепличные растения не было у жителей в обычае. Ни один из богачей не имел даже крохотного зимнего сада. О персиках, сливах и других плодах, воспитанных оранжереями, не было и помина. Единственный плод, какой нам случилось съесть во всю нашу жизнь в Томске, была четвертая доля яблока, привезённого из России одним унтер-офицером приказа общественного призрения, Ефремовым, который командировался в Петербург ежегодно при различных казенных транспортах; что именно он возил – не знаю».
Дом Общества физического развития
При этом автор отмечал, что получить земельные наделы в Сибири было относительно легко. «Что касается получения во владение земли чиновниками и купцами в окрестностях какого-либо города или села, где получающий жил, это делалось так: надо было подать заявление, как кажется в губернское правление, что вот де такой-то желает занять для своих надобностей такое-то количество земли, там-то, причем описывается подробно местность с приложением плана. Правительство всегда разрешало. Составлялся акт и просимая земля становилась собственностью того или другого лица, называясь его "заимкой". У редкого жителя Томска, мало-мальски зажиточного, не было под городом своей земли, с домиком и службами. иные домики были довольно древнего происхождения, смотрели деревенскими, куда совершались временами поездки знакомых хозяина, давались там вечера с музыкой и танцами; на иные заимки совершались из города, в известные годовые праздники, процессии с образами вследствие какого-нибудь предания по старому обычаю. Часто целый город подымался и шел за такой процессией».
«Случалось еще мне ездить с отцом, по воскресеньям, летом, в публичный сад, на краю города, у реки. Я упомянул о беседке этого сада, видной издалека на горе, когда въезжаешь в Томск из России. к этой беседке тянулась широкая дорожка от ворот, близ которых, слева на лугу, стоял домик, что-то вроде клуба, где играли в карты. Подле была устроена игра в кегли. тут же находилось место для музыкантов, которые изредка дудели там на медных трубах. больше ничего не помню. Этот городской, или публичный, сад был в сущности не что иное, как часть огороженного частоколом кедрового леса, где были и другие хвойные деревья. далее, когда смотришь из беседки, что на краю сада, тянулись такие иже леса, которым конца не было».
Дом купца Гадалова
Николай Михайлович Ядринцев (1842–1894), публицист, издатель, исследователь Сибири и Центральной Азии, в своих воспоминаниях отмечал очень высокий уровень преступности в Сибири вообще, и в Томске в частности. Причин было несколько, и главная – то, что Сибирь была традиционно местом ссылки и каторги, а значит среди населения было значительное число преступников. С другой стороны, вдали от столицы менее строго следили за соблюдением законов: Томск «был окружён деревнями, которые в сибири носят названия Обдерневки, Опасной, Семилужной, напоминающие собой различные кровавые происшествия. Неподалеку находились два кургана, носившие название качаловых ворот, из-за которых нападал на проезжающих разбойник Качалов, по одним известиям засеченный, по другим повешенный на месте. город не отличался безопасностью, и в моих воспоминаниях сохранилось много случаев, когда мы с овдовевшей матерью жили в своем доме, часто носились слухи, что нас хотят ограбить. Я не спал по целым ночам и караулил в окне при свете месяца, не подъезжает ли «кошевая» (сани, в которых ездят ватагами). Как-то, когда не было матери дома, к нам постучались, и я чуть не убил своих знакомых, схватившись за топор и встав около дверей…
Здание вокзала станции Томск
Мой родной город обыкновенно представляется мне не иначе, как в следующем виде: темная осенняя ночь и резкие крики «караул», повторяющиеся периодически до утра, взвизгивание полозьев от угоняемых саней от ворот, рассказы о разъездах по городу каких-то загадочных кошевых с ватагами, поющих громко песни молодцев и накидывающих петли и крюки на проходящих. Я припоминаю, как за полночь ведется беседа об этом, как жмутся хозяева, как долго не расходятся гости, как долго на ночь молится моя мать перед образом. Проходит ночь, а наутро разносится страшная весть о каком-нибудь происшествии и переходит из дома в дом с поразительными подробностями…
Каждая осень открывает сезон убийств. Дороги становятся небезопасны и начинаются «шалости» вроде срезывания чаев (прим. чай был дорогим товаром, поэтому караваны с чаем частенько грабили), явления на рынке саней с мужиком без головы и без мешков муки, которые он вез на базар, исчезновение возов с белками и горностаями, убийство проезжающих купцов и т. п. На улицах города чиновники ходят с открытыми перочинными ножичками; возвращаясь поздно с попоек, мещане таскают с собой какое-то тяжелое оружие вроде старой заржавленной сабли, и появляется объявление местной патриархальной полиции, что «с орудием ходить по городу воспрещается», причем говорится в успокоение, что было всего несколько краж и все они разысканы. Такое объявление было в Томске в 1865 году. В это время по заимкам и около предместий города слышится целую ночь ружейная канонада холостыми зарядами ночных караульных, употребляемая для устрашения воров, которые, однако, сами являлись с ружьями и пистолетами и открывали кражу выстрелом, чтобы заставить разбежаться караульных, а в центре города трещат огромные сибирские колотушки и звучат чугунные доски…
Наш город особенно отличался такой физиономией: здесь были гостиницы и игорные дома, содержимые поселенцами, разные притоны, с которыми тщетно боролась полиция. Носились всевозможные рассказы об этих трущобах. Говорили, что когда перестраивали одно здание бывшей гостиницы в городе, то под полом находили зарытыми скелеты. Рассказывали про подозрительную наживу того или другого содержателя постоялого двора, наконец, историю некоторых купцов, будто носящих до сих пор неизгладимый след их темных приключений, вроде, например, отрубленных пальцев на руке. Указывали в конце города кабак на крутом берегу, откуда содержатель его бросал в воду посетителей, а деревенские жители помнили несущихся вниз по реке утопленников, причем, видя ныряющее тело, приговаривали: "Это все степан Парамоныч шалит". Наш город изобиловал беглыми, скрывавшимися в слободах, фальшивыми монетчиками, продавцами краденого золота с приисков, об открытии которого сохранялись целые эпопеи. собиравшиеся у нас полицейские чиновники и следователи рассказывали много запутанных дел, где всегда за наивными простаками крестьянами скрывалась нить, приводившая к поселенцу».
Доходный дом торгового дома «Е. Кухтерин и сыновья»
Также автор вспоминает частые пожары. Нередко это было делом рук поджигателей. При этом местные жители, которые с детства видели криминальные элементы, относились к преступникам и преступлениям философски. Даже в богатых домах прислугой нередко работали уголовники. Нянькой автора тоже была осуждённая девушка, с удовольствием рассказывающая о своих похождениях, а также о своём любовнике-грабителе, который обещал непременно сбежать к ней с каторги. «Я помню, как раз отец мой приглашен быль на один сибирский винокуренный завод к управляющему. Ему дали слугу, который начал его раздевать на ночь. "Кто ты, любезный, и давно ли здесь?" – спросил отец его.
– Я из здешних, из каторжных, – отвечал он скромно. Отца это покоробило.
– какое же несчастье занесло тебя сюда? – спросил он.
– а вот так же, сударь, как теперь, приехал к нам в гостиницу богатый господин, я и стал его, значит, раздевать, как вас теперь; вижу, куда он положил бумажник: сем-ко я его приберу, да ночью, не в обиду будь вам сказано, и покончил с ним». Даже во второй половине 19 века Сибирь среди европейских путешественников считалась небезопасным местом для путешествий, и приезжие с опаской смотрели на «туземцев». Сибиряки на это обижались.
Уголовные ссыльные обедают под Томском
Во второй половине 19 века о Сибири вообще и о Томске в частности, и особенно жизни заключённых, стали писать чаще. Помимо развития транспорта, роста местных городов и т.д. была и ещё одна причина. В Сибирь стали чаще ссылать ещё и политзаключённых. «Либеральная общественность» им сочувствовала, поэтому образ каторги и её обитателей в сознании многих людей стал меняться. Это проявилось, например, в живописи. Появилось много картин на тюремную тему, и подсознательно люди считали, что заключённый на картине – это «борец с режимом» и народоволец, а не какой-нибудь уголовник, так же как и мужчина на картине Репина «Не ждали» - явно жертва репрессий, а не просто какой-нибудь клерк, который попался на растрате. Хотя политзаключённым жилось значительно проще, чем простым уголовникам, но такое внимание теоретически могло принести пользу и простым сидельцам, так как публицисты стали затрагивать важные проблемы: антисанитарию, произвол тюремного начальства и т. д. В 1885 году американский журнал The Century Magazine отправил в Сибирь экспедицию во главе с журналистами Джорджем Кеннаном и художником Джорджем Фростом. Итогом поездки стал выход в 1891 году книги «Сибирь и ссылка». Деятельность Кеннана можно оценивать по-разному. С одной стороны он был талантливым этнографом, сделал много ценных фотографий и собрал много важных сведений о жителях Сибири. С другой стороны активно лез в политику, чем портил имидж России за рубежом. В 1890-е годы во многом стараниями Кеннана в Англии и США возникают «Общества друзей русской свободы», выступающие за социально-политические преобразования в России.
Заключенные на дороге под Томском
«Томск, столица одноименной губернии, представляет собой город с населением в 31 000 жителей и расположен частью на утесе, частью на низменности, примыкающей к реке Томь, на небольшом расстоянии выше ее впадения в Обь. По величине и значению это второй город в Сибири, а по предприимчивости, уму и благосостоянию он показался мне первым», – писал Кеннан. По его данным, в 1885 году в городе было около 8 тысяч жилых домов и других построек, из них 250 кирпичных, 33 церкви, в том числе римско-католическая церковь, мусульманская мечеть и три еврейские синагоги, 26 школ, в которых обучались около 2500 учащихся, и «очень хорошая» публичная библиотека. «Улицы города немощеные и очень плохо освещены, но на момент нашего посещения они казались достаточно чистыми и ухоженными, и город в целом произвел на меня гораздо более благоприятное впечатление, чем многие города его класса в Европейской России».
Кеннан оставил подробное описание Томской тюрьмы, которую в книге называют худшей в России. «Если бы не будки часовых по углам и не звон кандалов за палями, я бы подумал, что это временные солдатские бараки или пограничная деревня, окруженная частоколом от нападений индейцев. Нас впустили. Во дворе было без большой правильности расположено 12-15 одноэтажных деревянных зданий, возле которых бродили или сидели сотни заключенных, выпущенных на прогулку... Первая камера, которую мы осмотрели, была площадью около 40 квадратных футов (около 4 квадратных метров. – Ред.) и содержала около 150 заключенных. Она была довольно хорошо освещена, но ее атмосфера была до последней степени загрязнена чрезмерным дыханием, а температура в ней, повышенная естественным теплом тел заключенных, была на пятнадцать или двадцать градусов выше температуры воздуха снаружи (прим. события происходили в августе)». Также он описывает «балаганы», где селили женщин-заключённых с детьми (женщины при желании могли брать детей с собой на каторгу, а иногда дети рождались уже на каторге). Автор отмечает тесноту и нехватку спальных мест, из-за чего многим приходилось спать на полу. «Сквозь трещины в крыше я мог видеть небо; пол из непригнанных досок кое-где проломился, и заключенные использовали дыры как места, куда сбрасывали мусор, выливали помои и экскременты; воздух был нестерпимо зловонный из-за большого количества младенцев и невозможности обеспечить им должный уход».
Не обошла Томск и другая беда многих городов – грязь и распутица. Забавная заметка из газеты «Сибирская жизнь» (1899. № 84): «Позавчера утром на Водяной улице можно было наблюдать следующую сценку. Одному чиновнику нужно было попасть на другой берег, а так как вода сбыла и лодки, назначенные управой, оказались большими, то приходилось или идти вброд, или переезжать на лошади, что и принужден был сделать П-в. Но только он сел на лошадь, как лошадь заупрямилась и сбросила его в воду; получив холодную ванну и вымазавшись в грязи, П-в принужден был идти домой переодеться.
Тогда кто-то предложил перевезти его на дровнях. Настлав несколько досок на дровни, чиновник сел и держится за передки, сзади его стоит хозяин лошади и держится за плечи виновника. Не успели они проехать и десяти шагов, как лошадь чего-то испугалась и сразу дёрнула вперед, оба путешественника полетели по инерции назад, и злополучный чиновник искупался второй раз.
Получив вторую ванну, чиновник не решался уже пускаться в третий раз, но его выручил один крестьянин, предложив проехать на нем за 10 коп., что и было сделано к удовольствию толпы, собравшейся посмотреть и кстати пошутить над несчастным чиновником. Перевоз на спине теперь с легкой руки чиновника практикуется частенько и некоторые простолюдины Водяной улицы зарабатывают себе к празднику деньги»
Но был у Томска и повод для гордости. В 1878 году в Томске открылся первый в Сибири университет, 12-й в стране. О том, что Сибири нужен свой университет, говорили еще в начале 19 века. Главными претендентами стали Омск и Томск. Из-за перебоев с финансированием, бюрократии и даже откровенного противодействия, строительство началось только в 1880 году.
Среди противников был К. П. Победоносцев, который писал императору: «Мысль об учреждении университета в Сибири (возникшую в период совершенного оскудения и падения наших университетов) я с самого начала называл несчастною и фальшивою; но сначала не хотели меня и слушать, а потом хотя и соглашались со мной, но возражали: „Что же делать? Правительство зашло уже слишком далеко; им обещано; приняты значительные пожертвования на сумму до 900 т.р.; построен большой дом; все готово; нельзя идти назад“. <…> Каких профессоров достанут в Сибири, когда и для здешних университетов не знают, где достать серьезных и надежных людей, особливо юристов? … Общество томское состоит из всякого сброда; можно только представить, как оно воздействует на университет и как университет на нём отразится». Однако благодаря твёрдой позиции министра народного просвещения Российской империи Ивана Давыдовича Делянова в 1888 году университет встретил первых студентов. Из-за нехватки педагогов сначала удалось открыть только медицинский факультет. В 1898 году открылся юридический факультет.
Научная библиотека при Императорском университете. Томск
В Томске была прекрасная университетская библиотека, которая начала формироваться ещё до открытия самого университета. В 1879 году член Государственного совета граф Александр Григорьевич Строганов пожертвовал для нее 7523 наименований книг в 22626 томах. Дар оценивался в сумму 300000 рублей. В этом же году 5.000 книг были подаренны князем Сергеем Михайловичем Голицыным. В 1888 году фонды насчитывали порядка 96.000 томов.
Принадлежала императору Священной Римской империи Карлу V, работа Амброзиуса Гемлиха. Клинок 1530 г., рукоять более поздняя: 1600 г. Длина: 106,7 см. Вес: 1,4 кг.
Первый раз встретившись в видео о бункерах Третьего рейха, название "Диснеевские бомбы" вызвало у меня неподдельный интерес и желание разобраться с ним. Что за "Диснеевские бомбы"? Почему так названы, что из себя представляли, почему я раньше о них не слышал? Именно об этом и пойдет речь в нашем сегодняшнем видео. Ниже есть текстовый вариант с картинками.
Во время Второй мировой войны перед авиацией союзников встал вопрос разрушения укрепленных бетонных сооружений. Например бункеры подводных лодок Кригсмарине, защищённые 5-метровыми железобетонными перекрытиями с полыми промежутками для ослабления ударной взрывной волны, были практически непроницаемы для бомб обычного калибра. Существовавшие в то время сверхтяжёлые бомбы Tallboy и Grand Slam имели некоторые недостатки в практическом применении. Для разгона до сверхзвуковой скорости бомбу требовалось сбрасывать с большой высоты, что усложняло бомбометание по точечным целям, снижая вероятность их поражения. Лишь немногие специально подготовленные экипажи могли эффективно применять такие бомбы, добиваясь прямых попаданий в цели. К тому же большие и тяжёлые бомбы требовали применения тяжёлых бомбардировщиков, количество которых было ограничено.
Существовавшие в то время тяжёлые авиабомбы с названиями и весом
В поисках альтернативы американцы обратились к идее разгона бомбы путём ускорения падения бомб ракетным двигателем. Расчёты показывали, что такая ракето-бомба может иметь пробивную способность, сравнимую с «Tallboy», при намного меньших габаритах и массе и меньшей высоте сброса, что, в свою очередь, означало, что бомба сможет применяться с большей точностью и будет доступна для боевого применения большему спектру бомбардировщиков.
Диснеевская бомба в музее
Согласно легенде, идея возникла после того, как группа офицеров Королевского флота увидела похожую, но вымышленную бомбу, изображенную в анимационном пропагандистском фильме Уолта Диснея 1943 года «Победа через авиацию», и впоследствии оружию дали прозвище «Диснеевская бомба». Бомба была изобретена британским военно-морским офицером, капитаном Эдвардом Терреллом, хотя бомба применялась исключительно ВВС США.
Скриншот из мультфильма Уолта Диснея "Победа через авиацию".
Самолеты Boeing B-17 «Летающие крепости» несли бомбы парами. По одной бомбе подвешивалось под каждым крылом, поскольку они были слишком длинными для размещения в бомбоотсеке B-17.
Бомба под крылом бомбардировщика
Ракетная бомба имела длину чуть более 5 метров при диаметре 280 мм и массе 2000 кг. Она состояла из трёх секций. Первая - головная - представляла собой проникающую боевую часть из особо прочной стали с зарядом из 230 кг взрывчатки. Вторая секция бомбы представляла собой разгонный твердотопливный ракетный двигатель, состоявший из 19 отдельных пороховых шашек от 3-дюймовых неуправляемых ракет. Третья секция бомбы включала стабилизаторы и механизм зажигания, включающий все двигатели одновременно по сигналу от барометрического датчика и питаемый от турбогенератора.
Схематичное изображение устройства бомбы
Для точного попадания бомба должна была быть сброшена с высоты до 6100 метров. После сброса бомба падала около 30 секунд, пока не достигала расчётной высоты. Механизм зажигания активизировал двигатели, одновременно сбрасывая хвостовую секцию. Горение топлива в двигателе продолжалось 3 секунды, за которые он разгонял бомбу до скорости около 440 м/с. Расчётная пробиваемость составляла около 5 м.
На этом снимке видны следы от ракетных ускорителей 4-х бомб сбрасываемых на порт Эймёйден в Нидерландах
Испытания бомб Диснея начались в начале 1945 года. Бомбы изначально сбрасывались на бомбардировочном полигоне недалеко от Саутгемптона, а затем испытательные сбросы были проведены на бункер Эперлек на севере Франции. Было использовано четыре бомбы, перевозимые двумя B-17, и два попадания пришлись по цели. Полученные в результате повреждения были признаны удовлетворительными наблюдателями на земле.
Первая боевая атака Диснеевскими бомбами была направлена на порт Эймёйден в Нидерландах, который немцы использовали для размещения их Schnellboote (быстрых торпедных катеров) и сверхмалых подводных лодок Biber. Днем торпедные катера находились в укрытиях, защищаясь от атак с воздуха, а ночью выходили в море для атак на суда союзников. В августе 1944 года бункеры порта атаковали с применением 53-х пятитонных бомб Tallboy и множества обычных бомб меньшего калибра. 10 февраля 1945 года девять самолетов 92-й бомбардировочной группы атаковали бункер 18 диснеевскими бомбами. Бетон был пробит, но бункеры были пусты во время атаки. И бункер снова был атакован 10 самолётами 14 марта.
30 марта 36 самолетов 8-й воздушной армии США, атаковали бункер подводных лодок «Валентин» Диснеевскими бомбами. Крыша «Валентина» толщиной 4,5 метра уже была повреждена двумя 10-тонными бомбами «Гранд Слэм», сброшенными Королевскими ВВС тремя днями ранее. Во время атаки 8-й воздушной армии было запущено более шестидесяти «Диснеев», но только одна достигла цели, не принеся существенного эффекта, хотя сооружения вокруг бункера получили значительный ущерб.
Бункер подводных лодок "Валентин"
4 апреля 1945 года 24 бомбардировщика B-17 атаковали укреплённые цели в Гамбурге. Цель была скрыта облаками, поэтому для сброса бомб использовалось радиолокационное наведение. Следующая миссия в мае 1945 года была отменена. Всего до конца войны было сброшено 158 бомб.
Сравнение бомбы Диснея (третья слева) с самыми крупными американскими бомбами
Disney bomb была настоящей технической инновацией, предвосхитившей современные "умные" бомбы. Но её подводили недостатки: надежность зажигания ракетного ускорителя была признана неудовлетворительной, с частотой отказов около 37% во время испытаний, кроме того, некоторые бомбы распадались при ударе о цель из-за дефектов в стальном корпусе. Также минусом конструкции была сравнительно небольшая боевая часть. После войны бомбу не стали производить массово - она осталась экспериментом. Именно поэтому о ней мало кто знает.
1937 год, СССР, газета "Вечерняя Москва", 1937г., № 170, 27 июля
ДЛЯ ЭКСПЕДИЦИЙ И КОЛХОЗОВ
РАЗВЕРНУТЬ ПРОИЗВОДСТВО КОНЦЕНТРАТОВ
Институт инженеров общественного питания приобрел широкую известность своими работами над пищевыми концентратами для арктических экспедиций и особенно для зимовщиков Северного полюса. Кроме арктических экспедиций в институт сейчас обращаются геологи, отправляющиеся на изыскания, группы работников треста «Золоторазведка», выезжающие в отдаленные местности на поиски золота, экскурсионные организации, альпинисты и т. д.
Но особенно много запросов поступает от колхозов и МТС, которые, оказывается, крайне заинтересовались концентратами: с помощью концентратов можно быстро и без всяких хлопот приготовить пищу во время полевых работ.
Запросы самого различного характера. Одни колхозы, желая закупить концентраты партиями, спрашивают, где их можно достать. Других интересует вопрос, не могут ли они сами наладить у себя производство концентратов, для чего просят командировать к ним инструктора или же предлагают выслать из колхозов в Москву нескольких людей для изучения технологического процесса и т. д.
Само собой разумеется, что ни институт, ни существующие предприятия пищевой промышленности, изготовляющие концентраты, еще не в состоянии удовлетворить полностью растущие потребности в них.
Необходимо при этом учесть также и то, что дачники, да пожалуй и многие живущие постоянно в городах, охотно пользовались бы питательными, вкусными и недорогими концентратами.
Встает вопрос о резком расширении производства концентратов. Институт инженеров общественного питания имеет большой опыт в изготовлении действительно питательных и вкусных концентратов. Нужно только развернуть производство концентратов в большем объеме, чем сейчас. Дело за Наркомпищепромом и Наркомвнуторгом.
М. Беляков, директор Института инженеров общественного питания.
[В газете стоит подпись Ф. Беляков, ошибочна здесь буква Ф. Правильно: М, потому что Михаил Беляков был директором Института инженеров общественного питания.
Иван Дмитриевич Папанин, советский исследователь Арктики, писал: "И вот я пошел к М. Белякову, директору института инженеров общественного питания, с письмом: «Будем вам очень благодарны, если вы заготовите для нас хорошие обеды на полтора года в самой дальней точке Арктики». Мы просили, чтобы пища была высокой калорийности, чтобы в концентратах было достаточно витаминов, предохраняющих от цинги. Продукты должны сохранять в течение всего дрейфа свои питательные и вкусовые качества, несмотря на то, что на льдине высокая влажность и низкие температуры." Папанин И.Д.Лед и пламень. — М.: Политиздат, 1977. — 416 с. с ил. Тираж 300.000 экз. ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Мемуары ]-- Папанин И.Д. Лед и пламень
24 мая 1937 года, когда самолеты с папанинцами как раз подлетали к будущему месту дрейфа, в «Известиях» вышел материал «Меню папанинской группы». Директор Института инженеров общественного питания Михаил Беляков рассказал, как почти за год до этого по просьбе начальника экспедиции его сотрудники приступили к разработке специального пайка. Как разрабатывался рацион знаменитой папанинской экспедиции | Статьи | Известия
Меню папанинской группы, "Известия",Известия1937, № 121, 24 мая, С.2
Томас Кромвель, этот безжалостный архитектор английской Реформации, правая рука Генриха VIII, человек, который не моргнув глазом отправил на плаху не одну знатную голову и перекроил религиозную карту Англии, оказался на удивление никудышным сватом. И эта, казалось бы, незначительная оплошность в карьере мастера политических интриг стоила ему не только положения, но и самой жизни, лишний раз доказав, что при капризном монархе путь от всесильного министра до государственного преступника может быть удручающе коротким. В общем, сегодня мы поговорим о том, как в XVI веке работал королевский Тиндер, и какова порой была цена свайпа.
Кромвель-сват
После смерти третьей супруги, Джейн Сеймур, подарившей королю долгожданного наследника Эдуарда, но угасшей от родильной горячки в октябре 1537 года, Генрих VIII, несмотря на репутацию женолюба, в новый брак не спешил. Трижды он женился по любви, или, по крайней мере, по сильному увлечению, и каждый раз финал был далёк от сказочного. Екатерина Арагонская – развод, сотрясший всю Европу и порвавший вековые связи с Римом. Анна Болейн – страсть, интриги и, как итог, эшафот. Джейн Сеймур – тихая гавань, оказавшаяся слишком недолговечной. Теперь же, когда династический вопрос был отчасти решён, на первый план вышли соображения сугубо политические. Томас Кромвель, к тому времени уже лорд-хранитель Малой печати и вице-регент по церковным делам, видел в новом браке короля прежде всего инструмент для укрепления позиций Англии на международной арене.
Европа середины XVI века представляла собой кипящий котёл религиозных и политических противоречий. Император Священной Римской империи Карл V и французский король Франциск I, вечные соперники, то заключали хрупкие перемирия, то вновь вцеплялись друг другу в глотку. Папский престол, оскорблённый английской Реформацией и тем, что Генрих провозгласил себя главой англиканской церкви, метал громы и молнии, призывая католических монархов к крестовому походу против еретика-короля. В этой сложной игре Англии был нужен надёжный союзник, и Кромвель обратил свой взор на протестантских князей Германии, объединённых в Шмалькальденский союз. Брак с одной из немецких принцесс мог бы не только обеспечить военную поддержку в случае вторжения, но и легитимизировать разрыв Англии с Римом в глазах протестантского мира. Поиск подходящей кандидатуры был делом непростым. Требовалась девица не только знатного происхождения и правильной веры, но и способная, по крайней мере, внешне, приглянуться стареющему и всё более раздражительному Генриху.
Выбор Кромвеля пал на Анну, двадцатичетырёхлетнюю дочь Иоганна III, герцога Клевского – небольшого, но стратегически важного владения на Рейне. Герцогство Клевское, наряду с Юлихом, Бергом, Марком и Равенсбергом, представляло собой значительную территорию, и его правитель занимал умеренную позицию в религиозных спорах, что делало его приемлемым союзником как для лютеран, так и для тех, кто, подобно Генриху, искал свой, особый путь в церковных реформах. К тому же, сестра Анны, Сибилла, была замужем за курфюрстом Саксонским, одним из лидеров Шмалькальденского союза. Кромвель развернул бурную деятельность. Английские послы, Николас Уоттон и Ричард Берд, были отправлены ко двору герцога Клевского с подробными инструкциями. Главным аргументом в пользу Анны, помимо политических выгод, стала её репутация скромной и добродетельной девицы. Художнику Гансу Гольбейну Младшему, придворному живописцу Генриха, было поручено написать портрет потенциальной невесты. Гольбейн, мастер льстивой, но не слишком искажающей правду кисти, изобразил Анну в соответствии с канонами красоты того времени, хотя и не преминул скрыть некоторые недостатки, например, следы от перенесённой оспы, чуть заметные на её лице. Портрет, доставленный в Англию, вкупе с восторженными отзывами дипломатов о красоте и грации принцессы, произвёл на Генриха благоприятное впечатление. Король, никогда не видевший Анну воочию, дал своё согласие на брак. Договор был подписан 4 октября 1539 года. Кромвель мог торжествовать: сложная дипломатическая партия, казалось, была выиграна. Он и представить себе не мог, что эта победа обернётся для него началом конца.
«Она мне не нравится!»
Генрих VIII, несмотря на свои сорок восемь лет, прогрессирующий артрит, подагру, дурно пахнущие трофические язвы на ногах и внушительный вес, переваливший, по некоторым оценкам, за 130 килограммов, всё ещё считал себя неотразимым мужчиной и тонким ценителем женской красоты. Он с нетерпением ожидал прибытия своей новой невесты, строя планы, как он сам выразился, «взрастить любовь». Когда же флотилия с Анной Клевской 1 января 1540 года бросила якорь в Диле, графство Кент, нетерпеливый монарх, переодевшись и захватив с собой лишь нескольких приближённых, тайно поспешил в Рочестер, где остановилась принцесса, чтобы устроить ей романтический сюрприз. Сюрприз, однако, ждал самого короля.
Анна Клевская, портрет кисти Ганса Гольбейна Младшего
Увидев Анну без прикрас, без флёра придворной лести и смягчающего эффекта гольбейновского портрета, Генрих, по свидетельствам очевидцев, буквально побледнел от разочарования. «Она мне не нравится!» – зловеще прорычал он, выйдя из покоев принцессы. Эта фраза, брошенная в сердцах, стала приговором для тщательно выстроенного Кромвелем политического альянса и, в конечном счёте, для самого министра. Что же так оттолкнуло короля в бедной Анне? Историки до сих пор спорят об этом. Одни указывают на то, что принцесса, воспитанная в строгих традициях небольшого немецкого двора, не владела ни французским, ни английским языками, не умела петь, танцевать или играть на музыкальных инструментах – словом, не обладала теми светскими талантами, которые ценились при английском дворе. Другие предполагают, что дело было в её внешности, которая, возможно, показалась Генриху слишком «простецкой» или «лошадиной», как утверждали некоторые злопыхатели, хотя портрет Гольбейна и отзывы современников не дают оснований считать её уродливой. Возможно, свою роль сыграла и пресловутая «химия» – то неуловимое влечение, которое невозможно просчитать или предсказать.
Генрих был в ярости. «Я не вижу в этой женщине ничего из того, о чём мне докладывали, – бушевал он, обращаясь к Кромвелю, – и я поражаюсь, как мудрые мужи могли составить такие отчёты!» Министру он бросил с нескрываемой угрозой: «Если бы я знал столько же раньше, она бы никогда не прибыла сюда, в Англию. Но что теперь делать?» Увы, простого решения не было. Отменить свадьбу означало бы не только оскорбить могущественного герцога Клевского и его союзников, но и поставить под угрозу всю хрупкую систему протестантских альянсов, так необходимую Англии. Король, чья воля редко встречала препятствия, оказался в ловушке. «Если бы не то, что она проделала такой долгий путь в моё королевство, и не пышные приготовления, которые мой народ устроил для неё, и не страх вызвать суматоху в мире и толкнуть её брата в объятия Императора и французского короля, я бы не женился на ней сейчас. Но теперь всё зашло слишком далеко, о чём я сожалею», – с горечью признавался он. Кромвель, ввергнувший, по словам Генриха, его «шею в ярмо», мог лишь смиренно выражать сожаление, что его величество «не слишком доволен». Свадьба, назначенная на 6 января 1540 года, обещала стать настоящим испытанием для всех её участников.
Шесть месяцев фарса
День бракосочетания, 6 января 1540 года, выдался холодным и пасмурным, что вполне соответствовало настроению жениха. Церемония проходила в королевской часовне Гринвичского дворца. Генрих, облачённый в роскошный камзол из золотой парчи, расшитый драгоценными камнями, выглядел мрачнее тучи. Остановившись перед входом в часовню, он, по свидетельству современников, произнёс, обращаясь к своим лордам: «Милорды, если бы не необходимость удовлетворить мир и моё королевство, я бы ни за какие земные блага не сделал сегодня того, что должен сделать». Анна, в платье серебряной парчи, с распущенными волосами, символизирующими её девственность, вероятно, не догадывалась о буре, бушевавшей в душе её будущего супруга. Она выглядела спокойной и даже, как отмечали некоторые, довольно привлекательной. Однако для Генриха это уже не имело значения. Он шёл к алтарю, как на плаху.
Если Кромвель питал надежду, что брачная ночь смягчит сердце короля и пробудит в нём хоть какую-то симпатию к новой жене, то он жестоко ошибался. Наутро Генрих был ещё более резок. «Раньше она мне не слишком нравилась, – заявил он министру, – но теперь она мне нравится гораздо меньше». Король недвусмысленно дал понять, что их союз так и не был консуммирован. «Я ощупал её живот и её грудь, – откровенничал он с Кромвелем и своим врачом, доктором Баттсом, – и, насколько я могу судить, она не должна быть девственницей, что так поразило меня в самое сердце, когда я прикоснулся к ним, что у меня не хватило ни воли, ни смелости продолжать дальше в других вопросах. Я оставил её такой же девственницей, какой и нашёл». Эти слова, полные отвращения и унизительных подробностей, стали достоянием придворных сплетников и ещё больше усугубили и без того щекотливое положение Анны.
К счастью для самой Анны, она, по всей видимости, пребывала в блаженном неведении относительно того, что именно должно было произойти в брачную ночь. Воспитанная в исключительно строгой и замкнутой атмосфере клевского двора, она была совершенно наивна в вопросах супружеских отношений. Генрих, со своей стороны, не предпринял никаких усилий, чтобы просветить её, что, учитывая его тогдашнее физическое состояние – тучность, язвы на ногах, дурное настроение – возможно, было для неё и к лучшему. Тем не менее, такое неведение выставляло Анну в несколько нелепом свете. Она искренне полагала, что её брак вполне состоялся. «Почему же, когда он приходит в постель, он целует меня, – рассказывала она своим старшим фрейлинам, – и берёт меня за руку, и говорит мне: «Спокойной ночи, дорогая»; а утром целует меня и говорит: «Прощай, милая»… Разве этого недостаточно?» Одной из придворных дам пришлось деликатно объяснить королеве, что, увы, этого совершенно недостаточно. «Мадам, – сказала она, – должно быть нечто большее, иначе мы ещё долго не увидим герцога Йоркского (второго сына для короля), которого так желает всё это королевство».
Фарс продолжался шесть месяцев. Анна Клевская формально оставалась королевой Англии, но фактически была лишь гостьей при дворе собственного мужа. Генрих избегал её общества, проводя время в охотах и развлечениях с более привлекательными дамами. Политическая ситуация тем временем менялась. Угроза франко-имперского союза против Англии ослабла, а вместе с ней и необходимость в поддержке немецких протестантов. Кромвель, главный инициатор этого брака, стремительно терял влияние. В июне 1540 года король, наконец, решился разорвать ненавистные узы. Брак с Анной Клевской был аннулирован на основании его неконсуммации, а также под предлогом ранее существовавшего брачного контракта Анны с Франциском Лотарингским, заключённого ещё в её детстве и впоследствии расторгнутого. Анна, проявив завидное благоразумие, не стала возражать против аннулирования. Взамен она получила щедрое содержание, несколько поместий, включая бывший дворец Анны Болейн, и почётный титул «любимой сестры короля», что обеспечило ей высокое положение при дворе. Она осталась в Англии, вела довольно свободный и обеспеченный образ жизни, и даже пережила не только Генриха, но и всех его последующих жён.
Падение и казнь Томаса Кромвеля
Пока Анна Клевская наслаждалась своей неожиданной свободой и королевскими милостями, тучи над головой Томаса Кромвеля сгущались. Хотя сразу после клевского фиаско Генрих и возвёл своего министра, сына пивовара из Патни, в графы Эссекские и назначил лордом-великим камергером Англии в апреле 1540 года, это была, скорее, лебединая песня, а возможно, и хитроумная ловушка. Аристократия, всегда с трудом переносившая возвышение простолюдина Кромвеля, его безграничное влияние и ту беспощадность, с которой он проводил церковные реформы, разрушая монастыри и конфискуя их земли, теперь получила долгожданный повод для сведения счётов. Главными его врагами были Томас Говард, герцог Норфолк, дядя казнённой Анны Болейн и будущей пятой жены короля, Екатерины Говард, и Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, консерватор и противник радикальных реформ.
10 июня 1540 года, во время заседания Тайного совета, Кромвель был арестован по обвинению в государственной измене и ереси. Обвинения были надуманными и противоречивыми: его одновременно обвиняли и в поддержке анабаптистов, и в тайных сношениях с Римом, и в намерении жениться на леди Марии, дочери Генриха от Екатерины Арагонской, чтобы захватить престол. Но главным, невысказанным обвинением была его ошибка с Анной Клевской, ошибка, которая выставила короля в нелепом свете и нанесла удар по его самолюбию. Из своей камеры в Тауэре Кромвель писал отчаянные письма Генриху, умоляя о пощаде: «Милосердия, милосердия, милосердия!» Он также предоставил ценные показания, подтверждающие неконсуммацию брака с Анной, что помогло королю ускорить процесс аннулирования. Это была его последняя услуга монарху, которому он так преданно служил и которого сделал одним из самых могущественных правителей в Европе.
Но мольбы о пощаде остались без ответа. Генрих, возможно, и испытывал некоторые угрызения совести, но жажда мести и давление со стороны врагов Кромвеля оказались сильнее. Суда как такового не было; его осудили по «биллю об опале» (Bill of Attainder), что позволяло казнить без формального судебного разбирательства – ирония судьбы, ведь именно Кромвель активно использовал этот инструмент против своих врагов. 28 июля 1540 года, менее чем через три недели после аннулирования брака Генриха и Анны Клевской, Томас Кромвель был обезглавлен на Тауэр-Хилл. Казнь была проведена неумело; палачу потребовалось несколько ударов, чтобы отделить голову от туловища, что превратило её в мучительное зрелище. Голова некогда всесильного министра была выставлена на шесте на Лондонском мосту – жуткое напоминание о превратностях судьбы и королевского гнева.
Наследие «фламандской кобылы» и запоздалое раскаяние короля
Анна Клевская, прозванная при дворе «фламандской кобылой» за свою, как считалось, не слишком изящную внешность, оказалась на удивление удачливой. Она не только избежала плахи, что само по себе было достижением для жены Генриха VIII, но и сумела наладить с бывшим мужем дружеские отношения. Генрих ценил её покладистый характер и отсутствие претензий. Она часто бывала при дворе, участвовала в празднествах и даже подружилась с дочерьми короля, Марией и Елизаветой. Анна пережила Генриха на десять лет, скончавшись в 1557 году в возрасте 41 года во время правления королевы Марии I. Она была похоронена в Вестминстерском аббатстве – честь, которой удостоились немногие из жён Генриха. Её история – это пример того, как невозмутимость и здравый смысл могут спасти жизнь и обеспечить достойное существование даже в самых неблагоприятных обстоятельствах.
Что касается Генриха VIII, то, по свидетельству французского посла Шарля де Марильяка, король впоследствии сожалел о казни Кромвеля. «Под предлогом неких ложных обвинений, – докладывал посол, – они заставили его предать смерти самого верного слугу, какой у него когда-либо был». Возможно, это было лишь мимолётное раскаяние стареющего тирана, осознавшего, что он лишился человека, который, несмотря на все свои недостатки, был безгранично предан короне и обладал незаурядным умом и организаторскими способностями. Кромвель был сложной и противоречивой фигурой: безжалостный политик, реформатор, талантливый администратор, но при этом человек, не чуждый коррупции и злоупотреблений властью. Его падение стало результатом не только одной неудачной сватовской миссии, но и сложного переплетения придворных интриг, религиозных разногласий и личной неприязни короля. История Анны Клевской и Томаса Кромвеля – это яркая иллюстрация того, как личные капризы монарха и политические расчёты его советников могут приводить к трагическим последствиям, меняя судьбы людей и влияя на ход истории. И как иногда самая незначительная, на первый взгляд, деталь – не та улыбка, не тот взгляд, не та «химия» – может обрушить самые продуманные планы и стоить головы даже самому могущественному министру.
*********************** Подпишись на мой канал в Телеграм - там тексты выходят раньше.
