Survival

Из-за спины молодого военного выглянул другой, постарше, с нашивками сержанта на рукаве. Он окинул цепким, оценивающим взглядом машину, потом перевел взгляд на Петра, словно пытаясь прочесть его мысли.

— Давно из Москвы? — спросил он, с хрипотцой в голосе, выдававшей в нем заядлого курильщика.

— Два дня как, — ответил Пётр, стараясь не выдать волнения.

— Что там, как обстановка? – снова спросил сержант, не сводя с Петра пронзительного взгляда.

— Слухи всякие ходят, – осторожно, стараясь не сказать лишнего, ответил Пётр. – Говорят, что города закрывают. Что с продуктами перебои…

— Слухи, – хмыкнул сержант, криво усмехнувшись. – Знаем мы эти слухи… То-то у нас тут каждый второй из Москвы.

– Машину к осмотру! – резко скомандовал молодой военный, возвращая им документы.

Петр вышел из машины, открыл багажник. Военный, не церемонясь, принялся методично, придирчиво перетряхивать вещи, заглядывая под коврики, ощупывая запасное колесо. Петр стоял рядом, стараясь не смотреть на военных, но краем уха ловил обрывки их разговоров:

— ...говорят, в Твери комендантский час...

— ...в Прибалтике неспокойно... Опасаются, что австралийцы туда сунутся. Вроде как, даже запросили у наших помощи, на всякий случай.

— ...да ну, ерунда все это… Не может такого быть…

— ...сам слышал по рации… приказ был…

Эти обрывки фраз, словно осколки битого стекла, впивались в сознание Петра, усиливая и без того гнетущее чувство тревоги и неопределенности.

Военный, наконец, закончил осмотр, захлопнул багажник.

– Счастливого пути, – буркнул он, не глядя на Петра. – И… не задерживайтесь в дороге. Совет вам.

Петр молча кивнул, сел за руль, завел машину. Они медленно тронулись дальше.

Ольга, все это время сидевшая молча, словно окаменев, лишь крепче сжимала в руках свою сумочку, да так, что побелели костяшки пальцев.

Чем дальше они удалялись от Москвы, тем более пустынной и мрачной становилась картина за окном. Поля, еще недавно колосившиеся, теперь стояли запущенными, заросшими бурьяном. Попадались брошенные на обочинах машины – с разбитыми стеклами, спущенными шинами, словно остовы погибших животных.

Петр старался не думать о том, что все это значит, гнал машину вперед, к цели. Он повторял про себя, как мантру: "Главное – добраться до родителей. Главное – чтобы с ними все было в порядке."

В Озерки они добрались только к вечеру. Городок, обычно тихий и сонный, встретил их звенящей пустотой. Лишь редкие прохожие, с тревожными, испуганными лицами, спешили по своим делам, стараясь не смотреть по сторонам.

Дом родителей стоял на окраине, у самого берега моря. Петр свернул на знакомую с детства улицу. Вот и знакомый, немного покосившийся от времени забор, за которым виднелся добротный, бревенчатый дом с резными наличниками, старый, запущенный сад.

Он остановил машину у калитки, заглушил мотор. Тишина. Только слышно, как шумит прибой, набегая на песчаный берег.

– Приехали, – тихо сказал он Ольге, словно боясь нарушить эту тишину.

Они вышли из машины. На крыльце, словно ожидая их, стояли родители Петра. Мать, увидев их, всплеснула руками и бросилась к калитке.

– Петенька! Оленька! – воскликнула она, задыхаясь от волнения и радости. – Добрались! Слава Богу, добрались!

Она принялась обнимать и целовать сначала сына, потом невестку, не в силах сдержать слез.

– Мама, мы так волновались за вас! – сказал Петр, крепко обнимая ее, вдыхая такой родной, знакомый с детства запах ее волос. – Как вы тут? Что у вас происходит?

– Да все хорошо, сынок, все хорошо, – зачастила она, стараясь говорить бодрым, веселым голосом, но Петр видел, как дрожат ее руки, как она то и дело украдкой смахивает слезы, навернувшиеся на глаза. – Тихо у нас… пока тихо… Вот только… вестей от Максима нет, совсем никаких…

Петр промолчал. Он не знал, что сказать.

Отец Петра, высокий, седой, с глубокими морщинами на лице, но все еще крепкий и подтянутый мужчина. – Петр! – воскликнул он, увидев сына. – Приехал! Ну, наконец-то! Дождались!

Они обнялись, крепко, по-мужски, и Петр почувствовал, как напряжены плечи отца, как он вздрагивает, словно от озноба.

– Ну, пойдемте, пойдемте скорее в дом, – заторопилась мать, стараясь скрыть свое волнение за суетливыми движениями. – Я вам сейчас ужин разогрею. Вы, небось, голодные с дороги, как волки.

Они вошли в дом. В комнатах было тепло, уютно и пахло так, как пахнет только в родительском доме: свежетопленной печкой, яблочным пирогом с корицей, сушеными травами, развешанными под потолком, и еще чем-то неуловимо родным, знакомым с самого детства.

Они сели за большой, круглый стол, покрытый вязаной скатертью. Мать, суетясь, расставляла тарелки, наливала в чашки горячий, ароматный чай с мятой и душицей. Ольга, молча, помогала ей, стараясь не смотреть на свекровь, чтобы не выдать своего волнения.

– Ну, рассказывайте, сынок, рассказывайте, – сказал отец, когда все, наконец, уселись за стол. – Как вы там, в Москве? Что нового?

Петр и Ольга, переглянувшись, принялись рассказывать о ситуации в столице, стараясь не сгущать краски и не вдаваться в излишние подробности, чтобы не пугать родителей. Они говорили о блокпостах на выезде из города, о напряженных лицах военных, о пустых полках в магазинах, о тревожных слухах, которые ходят по Москве.

– А у нас тут… вроде бы, тихо пока, – сказал отец, внимательно выслушав их рассказ и постучав костяшками пальцев по деревянной столешнице, словно отгоняя злых духов. – Живем потихоньку, как жили. Вот только… – Он замялся, не решаясь продолжить.

– Что такое? – с тревогой в голосе спросил Петр, чувствуя, как внутри у него все сжимается от нехорошего предчувствия.

– Да с братом твоим связи нет, – повторила мать, и голос ее предательски дрогнул. – Совсем никакой. С тех пор, как он ушел в рейс… ни весточки. Сердце у меня не на месте, места себе не нахожу. Каждый день жду звонка…

– Мы тоже переживаем, мама, – тихо сказала Ольга, бережно накрывая своей ладонью руку свекрови. – Но мы надеемся, что с ним все в порядке. Верим, что скоро он выйдет на связь.

– Конечно, конечно, все будет хорошо, – поспешно, но как-то неуверенно сказал отец, хотя в его глазах Петр заметил тень сомнения и глубокой тревоги. – Он же у нас моряк, парень крепкий, закаленный. Он справится, обязательно справится.

Они еще долго сидели за столом, разговаривая о самых простых, будничных вещах, стараясь не касаться тревожных тем, словно боялись спугнуть то хрупкое, призрачное спокойствие, которое царило в доме. Вспоминали детство Петра и Максима, смешные истории, летние поездки на море. Петр смотрел на родителей, на их родные, изрезанные морщинами лица, и ему становилось немного спокойнее на душе. Он был дома, рядом с самыми близкими людьми. И это было сейчас самое главное. Но где-то в глубине души, словно червячок, точило беспокойство. Что-то было не так. Что-то неуловимо изменилось в этом тихом, привычном с детства мире.

Потом мать, словно опомнившись, спохватилась:

– Ой, Петенька, я же совсем забыла! Тебе тут… повестка приходила. Утром, еще до вашего приезда. Из военкомата.

– Повестка? – удивился Петр, нахмурившись. – Какая еще повестка? Зачем?

– Не знаю, сынок, – растерянно ответила мать, пожимая плечами. – Сказали, срочно явиться. Ты же у нас тут, в Озерках, все еще прописан, вот на наш адрес и прислали.

– Наверное, на сверку данных, – предположил отец, стараясь говорить спокойно – Мало ли… Всякое бывает. Время сейчас такое… неспокойное.

– В любом случае, надо сходить, узнать, в чем дело, – сказал Петр, чувствуя, как внутри него поднимается глухая, сосущая волна тревоги.

На следующее утро, плотно позавтракав, тепло попрощавшись с родителями и Ольгой и пообещав им вернуться как можно скорее, Петр отправился в военкомат. Здание военкомата, старое, одноэтажное, с облупившейся краской на стенах и покосившимся крыльцом, стояло в самом центре Озерков, рядом с площадью, где когда-то проходили праздничные демонстрации.

Внутри было сумрачно, тихо и пахло пылью, старыми бумагами и чем-то еще – неуловимым, казенным, от чего становилось неуютно. Лишь за одним из столов, заваленных папками и бумагами, сидел пожилой мужчина в потертой военной форме.

– Здравствуйте, – сказал Петр, подходя к столу. – Мне повестка приходила…

– Фамилия? – не поднимая головы от бумаг, хриплым, прокуренным голосом спросил мужчина.

– Орлов, Петр Сергеевич, – ответил Петр.

Мужчина принялся неспешно, словно делая ему одолжение, рыться в бумагах, лежащих на столе в полном беспорядке.

– Так, Орлов… Орлов… – бормотал он себе под нос. – Ага, вот, нашел. Значит, так, Орлов. Слушай мою команду, боец. Завтра, к восьми утра, с вещами. Мобилизация.

Петр на мгновение опешил, словно не веря своим ушам.

– Мобилизация? – переспросил он, запинаясь. – Но… в связи с чем? Как мобилизация?

– В связи с чрезвычайным положением, – ответил мужчина. – Эпидемия. Нестабильность в мире. Австралия, вон, что творит… Многие европейские страны опасаются вторжения. Дошли слухи, что от некоторых стран, особенно из Восточной Европы, поступают запросы на превентивное размещение наших войск. На всякий случай, как говорится, чтобы не повторилась история с американцами.

– Но я… – начал было Петр.

– Вы, Орлов, военнообязанный, младший сержант запаса, – перебил его мужчина. – Ваша военно-учетная специальность востребована. Приказ есть приказ.

Он небрежно протянул Петру листок бумаги.

– Вот, распишитесь в получении.

Петр, словно марионетка, взял листок, дрожащей рукой поставил подпись.

– Завтра, к восьми, с вещами, – повторил мужчина, зевнув и прикрыв рот ладонью. – Там вас встретят и все объяснят. Не вы первый, не вы последний.

Петр вышел из военкомата, словно в тумане, словно оглушенный ударом по голове. Мобилизация… Это слово, как молот, било по вискам, отдавалось гулкой болью в груди. Он-то думал, что это его не коснется, что он давно уже гражданский человек…

Он медленно, шатаясь, пошел по улице, не разбирая дороги, не замечая редких прохожих. В голове был рой мыслей, словно взбесившийся улей. Он вспоминал свою срочную службу: учебку в Коврове, стрельбы на полигоне, бесконечные марш-броски в полной выкладке, армейские будни. Служил он в мотострелковых войсках, был водителем-механиком БМП. Не самая мирная специальность, как оказалось.

Что теперь будет? Как же родители, Ольга? Как им жить дальше, без него? Кто их защитит, если что случится? От этих мыслей на душе скребли кошки, а в груди росла глухая, сосущая пустота. Но в глубине души Петр понимал: приказ есть приказ. И, как бы ни было страшно, как бы ни хотелось остаться дома, с семьей, он должен его выполнить. Он – мужчина, он – солдат, он – защитник. И это не просто слова.

Работа Анны теперь заключалась не просто в механическом приеме и передаче сообщений. Она стала своеобразным фильтром, через который проходил непрерывный, бурлящий поток информации: обрывки докладов с мест, отчаянные запросы о помощи, координаты столкновений с мародерами, перехваченные переговоры, шифровки. Ее тонкие пальцы, словно у пианистки, порхали по клавиатуре, выхватывая из какофонии эфира – пронзительного треска помех, искаженных до неузнаваемости голосов, шипения и азбуки Морзе – крупицы жизненно важных сведений. Каждое неверно расслышанное слово, каждая пропущенная или неверно истолкованная цифра могли стоить кому-то жизни, а то и не одной.

Первые дни на новом месте давались Анне особенно тяжело. лавина обрушившейся на нее информации, была сравнима с горным селем. Обстановка накалялась с каждым часом, нервы были натянуты, как струны. Но тяжелее всего было переносить гнетущую, высасывающую все силы неизвестность о судьбе родителей, оставшихся на своей маленькой ферме в далекой, заснеженной Монтане. С того самого момента, как Анну в спешном порядке эвакуировали из Нового Орлеана, все ее отчаянные попытки связаться с родными разбивались о глухую, непробиваемую стену молчания. И эта тишина в эфире, это мёртвое безмолвие телефона терзали ее измученную душу гораздо сильнее любых, даже самых страшных и трагических новостей.

Ее коллегами по центру связи стали, в основном, кадровые военные: прожженные жизнью, закаленные в боях связисты, хладнокровные штабные офицеры, сосредоточенные аналитики, с головой погруженные в свои расчеты. Но были и гражданские специалисты, наспех мобилизованные из-за острой нехватки квалифицированных кадров.

Сержант Майкл Дэвис, невысокий, но крепкий, как дубовый пень, мужчина с сединой в коротко стриженных, непокорных волосах и пронзительно-голубыми глазами, в которых застыла какая-то вселенская усталость, стал для Анны не просто наставником, но и своего рода опорой, старшим товарищем. Он видел в ней не просто "новенькую", "гражданскую", а человека, на которого можно положиться в трудную минуту, которому можно доверить самое сокровенное. Майкл терпеливо, не скупясь на слова и объяснения, вводил ее в курс дела, учил распознавать фальшивые сообщения, отличать панические выкрики от реальной угрозы, "читать" эфир, как открытую книгу. "Наша главная задача, Анна, – говорил он, понижая голос до доверительного шепота, – не просто ретранслировать цифры и факты. Мы должны видеть за ними живую, пульсирующую картину происходящего. Мы – глаза и уши этой базы, и от нашей зоркости, от нашего умения анализировать зависит очень многое."

Джейсон Ли, рядовой первого класса, совсем еще мальчишка с копной непослушных рыжих вихров и россыпью озорных веснушек на переносице, был полной противоположностью Майклу. Компьютерный гений, настоящий электронный кудесник, он отвечал за бесперебойную работу всей сложной техники в центре связи, и, казалось, мог "оживить" и заставить работать даже груду бесполезного металлолома. Джейсон, с его неуемной энергией, ребяческим задором и неиссякаемым оптимизмом, был словно лучом солнца в этом мрачном, пропитанном тревогой царстве. Он то и дело подшучивал над Анной, ласково называя ее "Королевой эфира", и умудрялся находить поводы для смеха и улыбки даже в самых, казалось бы, безвыходных и отчаянных ситуациях. "Не кисни, Анна! – подмигивал он ей, ловко перепаивая очередной сгоревший транзистор или копаясь в недрах системного блока. – Прорвемся! Вирус вирусом, а обед, как говорится, по расписанию! Да и вообще, мы тут не в бирюльки играем, а историю пишем, ни много ни мало!" За этой нарочитой бравадой и показным весельем, впрочем, скрывалась не меньшая тревога и боль – Джейсон и сам смертельно переживал за своих родных, оставшихся в охваченной эпидемией и беспорядками Калифорнии.

Жизнь на базе, подчиненная суровым законам военного времени, текла по строгому, раз и навсегда установленному распорядку: подъем с первыми, робкими лучами солнца, скудный, но сытный завтрак в гулкой, пропахшей хлоркой и армейской кашей столовой, долгие, изматывающие часы дежурств, короткие, как вспышка, перерывы на сон в казармах, наспех переоборудованных под временное жилье для гражданских.

Однажды вечером, после особенно тяжелой, вымотавшей все нервы смены, Анна сидела за столом в полупустой столовой, бездумно и рассеянно ковыряя ложкой в тарелке с давно остывшим, безвкусным ужином. Рядом, за тем же столом, молча сидели Майкл и Джейсон, погруженные в свои невеселые мысли. Анна в который раз, уже чисто машинально, потянулась к своему телефону, лежащему тут же, на столе, но тут же, словно обжегшись, отдернула руку, прекрасно понимая, что все ее попытки дозвониться до родителей, как и прежде, обречены на провал. Эта ставшая уже привычной, почти рефлекторной, надежда, болезненным уколом напоминала ей о зияющей пустоте в ее жизни, о мучительном, сводящем с ума неведении.

Майкл, заметив ее отрешенный, полный тоски взгляд и дрожащие, бессильно сжатые пальцы, не выдержал. Он осторожно, но крепко сжал ее холодную руку своей широкой, мозолистой ладонью. "Тяжело, я понимаю, Анна, – тихо, проникновенно сказал он, заглядывая ей прямо в глаза. – Очень тяжело, когда не знаешь, что там творится с твоими самыми близкими, родными людьми. Поверь мне, я тебя как никто другой понимаю. У меня самого жена и дочка остались в Техасе… и тоже ни слуху, ни духу от них. И неизвестно, что с ними, живы ли…" Он говорил сдержанно, стараясь не выдать своего волнения, но Анна чувствовала, какая огромная боль, какой страх скрываются за этими скупыми, простыми словами.

Анна бессильно, беззвучно кивнула, не в силах вымолвить ни слова, с трудом сдерживая подступившие к самому горлу, готовые вот-вот хлынуть наружу слезы. Она была бесконечно благодарна Майклу и Джейсону за их молчаливую, ненавязчивую, но такую ощутимую и нужную поддержку, за то, что они не давали ей окончательно расклеиться, замкнуться в своем горе, уйти с головой в отчаяние. В их скупых словах, в коротких, но ободряющих взглядах, в молчаливом участии она черпала силы, чтобы продолжать жить, работать, надеяться на лучшее.

Вскоре после прибытия и размещения на базе, Анна, как и все остальные, стала невольной свидетельницей прибытия австралийского контингента. Этот день, это утро, она запомнила на всю свою жизнь, до мельчайших подробностей. Ранним утром, когда солнце еще только-только пробивалось сквозь густую пелену тумана, окрашивая верхушки вековых сосен в нежно-золотистый цвет, тишину базы внезапно разорвал нарастающий, утробный рев мощных дизельных двигателей. Анна, как и многие другие обитатели Кэмп-Борегарда, разбуженные непривычным шумом, в спешке выбежали из казарм, чтобы своими глазами увидеть, что происходит.

По извилистой дороге, ведущей к главным воротам базы, медленно, но неумолимо двигалась длинная, растянувшаяся на несколько сотен метров колонна бронетехники. Машины, выкрашенные в непривычный для американской армии песочно-желтый, пустынный цвет, были похожи на гигантских доисторических ящеров, выползших из недр земли. На бортах бронетранспортеров и танков белели незнакомые эмблемы австралийских сил обороны – стилизованный геральдический щит.

Анна, затаив дыхание, смотрела на приближающуюся колонну, и какое-то странное, необъяснимое чувство липкой тревоги, ледяным комом подкатывало к горлу, сдавливало грудь, мешая дышать. Она, конечно же, помнила все эти бесконечные новости по телевизору и радио об австралийской помощи, о "союзниках", спешащих на выручку Америке, охваченной страшной эпидемией. Но почему-то сейчас, глядя на эти грозные, ощетинившиеся стволами пулеметов и пушек машины, на этих чужих солдат в незнакомой форме, она испытывала не чувство облегчения и благодарности, а какое-то смутное, интуитивное беспокойство, словно видела не спасителей, а притаившуюся в высокой траве ядовитую змею, готовую в любой момент нанести смертельный удар. Эта бронетехника своим видом никак не походила на ту, что обычно используют в гуманитарных миссиях для помощи гражданскому населению. Слишком много оружия, слишком мало медицинских фургонов и слишком много настороженных, изучающих взглядов. "Неужели это и правда помощь, бескорыстная помощь?" – сверлила мозг назойливая мысль. "Или же это что-то совсем другое…?"

Солдаты, сидевшие на броне, в расстегнутых воротниках своих защитных комбинезонов, были по-военному подтянуты и выглядели на первый взгляд вполне спокойными, даже немного расслабленными, словно совершали неспешную прогулку. Некоторые из них, заметив столпившихся у дороги людей, приветственно улыбались и махали им руками, как старым знакомым.

Колонна, урча моторами, неспешно, но верно приближалась и вскоре остановилась перед главными, наглухо закрытыми воротами базы. Из головной машины, сверкающей новенькой краской, вышел высокий, статный офицер в сопровождении нескольких автоматчиков. Уверенным, пружинистым шагом он направился к контрольно-пропускному пункту, где его уже ожидал, заметно нервничая, комендант Кэмп-Борегарда, полковник Джонсон, – пожилой, седой, но все еще бравый вояка.

Анна, стоявшая чуть поодаль, в небольшой группе зевак, разумеется, не могла слышать, о чем говорят офицеры, но она видела, как с каждой минутой все больше и больше напрягается, сжимается, словно пружина, и без того зажатое, словно в тиски, лицо полковника Джонсона, как он хмурится, качает головой, пытается что-то возразить. Австралийский офицер, напротив, говорил спокойно, уверенно, даже напористо, активно жестикулируя и то и дело ослепляя собеседника белозубой улыбкой.

Переговоры, к удивлению Анны, длились совсем недолго, от силы минут десять, не больше. Вскоре полковник Джонсон, словно нехотя, устало отдал честь и коротким, резким взмахом руки дал команду открыть ворота и пропустить колонну на территорию базы. Австралийские бронетранспортеры и танки, один за другим, словно гигантские жуки, вползли на территорию Кемп-Борегарда, направляясь к отведенному им месту дислокации – пустовавшему плацу на окраине.

Вечером того же дня Анна, Майкл и Джейсон, по своему обыкновению, сидели за одним из столиков в полупустой столовой, обсуждая последние, такие тревожные новости.

"Ну что, видели вы сегодня этих наших австралийских "спасителей"?" – спросил Джейсон, с деланным энтузиазмом и нескрываемым любопытством в голосе. – "Наверное, с такой мощной поддержкой мы теперь быстро справимся и с эпидемией, и с мародерами, наведем, наконец, порядок."

Майкл, который весь день ходил мрачнее тучи, хмуро, недоверчиво покачал головой, отхлебнув из кружки остывший кофе. "Не спешил бы я так радоваться и делать далеко идущие выводы, Джейсон, – глухо, с расстановкой произнес он. – Что-то мне, нутром чую, не нравится вся эта история с австралийцами. Уж больно они… как бы это сказать… активно, напористо взялись за дело. Не похоже это на бескорыстную помощь, ох, не похоже…"

"Да бросьте, сержант, – попытался возразить Джейсон. – Какие у них могут быть иные мотивы? Зачем им…"

"А вы думаете, они…?" – не договорив, тихо, словно боясь сказать вслух, спросила Анна, вопросительно глядя на Майкла.

"Я ничего пока не думаю, Анна, – так же тихо, но твердо ответил Майкл, пристально, изучающе глядя ей в глаза. – Я просто знаю, по своему, пусть и небольшому, опыту, что в таких вот мутных, непонятных ситуациях нужно быть предельно осторожным, внимательным. И не верить слепо всему, что говорят по телевизору и пишут в газетах. А верить своим глазам, своим ушам… и своей интуиции." Он многозначительно, с нажимом посмотрел сначала на Анну, потом на Джейсона, словно хотел, чтобы они навсегда запомнили его слова.

Вскоре после прибытия австралийского контингента, жизнь на базе, и без того не слишком веселая, начала стремительно меняться, причем перемены эти были едва заметны на первый взгляд, но от того не менее тревожны и зловещи. По всей территории базы были расклеены предписания о соблюдении карантинных мер, в которых ничего не говорилось об австралийцах. Пропускной режим, и без того строгий, ужесточился до предела. Повсюду сновали, как тени, закутанные с ног до головы в защитные комбинезоны военные врачи, словно вынырнувшие из какого-то фантастического фильма-катастрофы. Среди персонала базы и немногочисленных гражданских, нашедших здесь приют, поползли слухи о нескольких случаях заражения "Химероном", но эта информация тщательно скрывалась и официально не подтверждалась.

Однажды Анна стала невольной свидетельницей весьма неприятной, показательной сцены. Австралийский патруль, состоящий из трех дюжих, экипированных по последнему слову техники солдат, остановил для проверки грузовик Национальной гвардии, перевозивший, судя по всему, медикаменты и продовольствие. Австралийские военные, с вежливыми, но какими-то застывшими, словно приклеенными к лицам, улыбками, потребовали у водителя предъявить документы, а затем, сославшись на какие-то инструкции, приказали открыть кузов и подвергнуть груз тщательному досмотру. Водитель грузовика, совсем еще молодой, безусый паренек, попытался робко возражать, ссылаясь на срочность задания и на приказы своего командования, но австралийцы были непреклонны, как скала. После недолгой, но напряженной словесной перепалки, старший патруля, с едва заметным, но от того не менее зловещим акцентом, заявил, что часть медикаментов и продовольствия будет "временно реквизирована" для нужд австралийского контингента, ведущего, дескать, "активную борьбу с эпидемией". "Это приказ, – отчеканил он, ледяным тоном. – И попрошу вас, не заставляйте нас применять силу, ради вашего же блага."

Официальные заявления, транслируемые по всем каналам связи, по-прежнему, твердили о "тесном сотрудничестве" и "взаимовыгодном партнерстве" между американскими и австралийскими военными. Но в эфире, который Анна мониторила круглые сутки, все чаще и чаще проскальзывали совсем другие слова, другие интонации, другие настроения. Сообщения о мелких стычках, конфликтах, недоразумениях между американскими военнослужащими и австралийскими "союзниками" поступали теперь регулярно, почти каждый день.

Под лицемерным предлогом "обеспечения безопасности мирного населения", "координации усилий по борьбе с эпидемией" и "оптимизации логистики", австралийские подразделения, одно за другим, словно спрут щупальцами, брали под свой полный контроль все ключевые, стратегически важные объекты инфраструктуры. Сначала, под свой контроль, они заполучили порты и аэропорты – якобы для бесперебойного приема и распределения гуманитарных грузов, прибывающих со всего мира. Затем – железнодорожные узлы и основные автомагистрали – для "оптимизации транспортных потоков". Потом – электростанции и водоочистные сооружения – для "обеспечения стабильной работы систем жизнеобеспечения в кризисный период". Анна с тревогой и растущим недоумением заметила, что на подробных картах, которые висели в центре связи, рядом с привычными обозначениями американских военных объектов, баз и блокпостов, стали появляться новые, незнакомые значки – австралийские. И с каждым днем, с каждым часом этих зловещих значков становилось все больше и больше, словно красная, ядовитая сыпь расползалась по телу карты, захватывая все новые и новые территории. К привычной карте, на которой отображались зоны заражения, добавилась карта расположения сил.

Австралийские патрули, разъезжающие на своих бронированных внедорожниках, все чаще и чаще останавливали для проверки транспорт Национальной гвардии, бесцеремонно ограничивали передвижение американских военных, ссылаясь на "особый режим" и "соображения безопасности". В некоторых районах, наиболее пострадавших от эпидемии и наводненных бандами мародеров, австралийцы, без согласования с американским командованием, начали проводить "зачистки", фактически, устанавливая комендантский час и вводя свои, жесткие правила, не считаясь с местными законами и обычаями. То и дело поступали тревожные сообщения о том, что австралийские военные, под предлогом "борьбы с распространением вируса", реквизируют у местного населения продовольствие, медикаменты, топливо и даже транспортные средства, – якобы для "нужд австралийского контингента" и "поддержания порядка".

Как-то раз, во время своего ночного дежурства, когда усталость, казалось, свинцом налила веки, Анна невольно обратила внимание на двух австралийских техников, которые, с деловитым видом, копошились возле одного из пультов в центре связи, что-то там подкручивая, подсоединяя и настраивая. На ее вежливый, но настойчивый вопрос, что, собственно, они тут делают, один из них, с сильным, режущим слух австралийским акцентом, ответил, что, дескать, проводится "плановая проверка оборудования" и "оптимизация системы связи в рамках сотрудничества". Но Анна краем глаза заметила, как этот самый техник, при ее появлении, поспешно спрятал в карман своего комбинезона какое-то небольшое, непонятное устройство, подозрительно похожее на миниатюрный микрофон или "жучок" для прослушки.

И вот, во время одного из очередных дежурств Анны, когда нервы у всех были на пределе, а усталость валила с ног, в эфир, прорвалось, наконец, официальное сообщение, зачитанное, дрожащим, срывающимся голосом диктора, от которого у Анны перехватило дыхание, а по спине побежали ледяные мурашки. Австралийское командование, лицемерно ссылаясь на "крайне нестабильную ситуацию в регионе", "возросшую угрозу попадания оружия и боеприпасов в руки преступных элементов" и "необходимость обеспечения безопасности гражданского населения", выдвинуло подразделениям Национальной гвардии, дислоцированным в нескольких районах штата Луизиана, ультиматум, по сути – требование о безоговорочной капитуляции.

Требования, озвученные австралийцами, были предельно жесткими, циничными и унизительными: сдать в кратчайшие сроки все имеющееся тяжелое вооружение и боеприпасы на австралийские склады, передать под полный контроль австралийских войск все стратегически важные объекты инфраструктуры, предоставить подробные списки личного состава и… пройти унизительную процедуру "фильтрационных мероприятий" – на предмет "заражения вирусом", "политической благонадежности" и "отсутствия связей с криминальными и террористическими группировками".

Майкл, сидевший рядом с Анной за соседним пультом, услышав это сообщение, вскочил со своего места, как ужаленный. Его лицо, и без того бледное, стало белым, как бумага, как снег, а в обычно спокойных, мудрых глазах застыло выражение немого ужаса, отчаяния и… бессилия. "Это… это уже не помощь, – прохрипел он пересохшими, побелевшими губами, с трудом подбирая слова. – Это… это самая настоящая оккупация, самая подлая и циничная…" Он, не договорив, бессильно, как подкошенный, рухнул обратно на свой стул. Анна, не в силах вымолвить ни слова, ни вздоха, вцепилась побелевшими, дрожащими пальцами в край стола, пытаясь устоять на подкашивающихся ногах. Она вдруг с пронзительной, оглушающей ясностью осознала: то, что она еще совсем недавно считала лишь смутными, ничем не обоснованными подозрениями, снами, оказалось страшной, жестокой реальностью. "Союзники", пришедшие на помощь, на поверку оказались хитрыми, безжалостными оккупантами, захватчиками. И теперь, в этом переполненном аппаратурой центре связи, на этой военной базе, окруженной со всех сторон чужими солдатами, она, Анна Риверс, оказалась в самом сердце надвигающейся катастрофы, в эпицентре событий, от которых зависело будущее не только ее собственной жизни, но и, возможно, судьба всей страны. Что будет дальше? Что ждет ее, Майкла, Джейсона, всех тех, кто остался верен своей присяге, своей родине? В этот момент, перекрывая шум радиостанций и гул голосов, по громкой связи базы раздался резкий, металлический голос:

"Внимание! Внимание! Говорит штаб австралийского контингента! Всему личному составу Национальной гвардии, находящемуся на территории Кэмп-Борегард, предписывается немедленно явиться на плац для общего построения! Повторяю: всему личному составу Национальной гвардии немедленно явиться на плац для общего построения! Неподчинение приказу будет расцениваться как..."

Голос оборвался на полуслове, оставив после себя звенящую тишину, полную дурных предчувствий. Майкл медленно поднял голову и посмотрел на Анну. В его глазах застыл немой вопрос.

Внезапно, Николай Федоров, сидевший сзади, воскликнул:

— Смотрите! Там… судно!

Максим присмотрелся. Действительно, у нефтяного терминала, чуть в стороне от основных причалов, стояло небольшое судно. Темный силуэт, едва различимый в сгущающихся сумерках.

— Похоже на бункеровщик, — сказал Виктор Андреевич. — Маленький танкер для заправки судов.

— Он брошен? — спросил Иван Петрович.

— Похоже, что да, — ответил Максим. — Ни огней, ни движения.

В его голове мелькнула безумная надежда. А вдруг…

— Надо проверить, — сказал он. — Виктор Андреевич, подъезжайте ближе.

Внедорожник осторожно подъехал к терминалу. Судно действительно оказалось брошенным. Небольшой бункеровщик, метров пятьдесят в длину, с надстройкой в кормовой части и грузовыми танками посередине. На борту – ни души.

— Пойдем, — сказал Максим, выходя из машины.

Они поднялись на борт по трапу, который, к счастью, был опущен. Палуба была пуста, лишь ветер гулял в надстройке.

— Виктор Андреевич, вы – в машинное отделение, — сказал Максим. — Проверьте двигатель. Николай – осмотрите надстройку. Иван Петрович – со мной.

Они разделились. Максим и Иван Петрович направились к грузовым танкам. Открыв люк одного из них, Максим посветил внутрь фонариком. Танк был почти полон.

— Дизель! — воскликнул он. — Полные танки!

Иван Петрович заглянул в другой танк.

— И здесь тоже! – подтвердил он.

Это было невероятное везение. Топливо, которое так нужно было "Северному ветру"!

Они продолжили осмотр. В надстройке, в каютах экипажа, царил беспорядок, но ничего ценного они не нашли. Зато на камбузе…

Открыв дверь провизионной кладовой, Максим замер. Полки были заставлены ящиками с консервами, мешками с крупой, банками с тушенкой. Запасов хватило бы надолго!

— Невероятно! – выдохнул Иван Петрович. – Нам повезло!

В этот момент, из машинного отделения донесся звук работающего двигателя. Ровный, уверенный гул.

— Виктор Андреевич! – крикнул Максим.

Механик, вытирая руки ветошью, вышел на палубу.

— Двигатель в порядке, – сказал он. – Запустился с пол-оборота. Похоже, судно было готово к рейсу, но…

— Неважно, что случилось, – сказал Максим. – Главное, что оно на ходу. И у нас есть топливо. И припасы.

Они поднялись в ходовую рубку. Виктор Андреевич бегло осмотрел приборы, проверил температуру охлаждающей жидкости, давление масла и обороты главного двигателя.

— Все в норме, можно отходить — сказал он и направился обратно в машинное отделение, готовясь к маневру. Николай и Иван Петрович осматривали палубу, готовя швартовые концы.

Максим подошел к стационарной УКВ-радиостанции, установленной на мостике. Он включил питание, выбрал нужный канал и нажал кнопку передачи. Глядя в темное окно на едва различимый вдали силуэт "Северного ветра", произнес — "Северный Ветер", это группа высадки. Прием.

Помехи на мгновение усилились, а затем раздался голос капитана, искаженный, но различимый:

— Группа высадки, это "Северный Ветер". Слышим вас. Что у вас?

— Мы нашли брошенный бункеровщик, — взволнованно сообщил Максим. — Полные танки дизеля! И припасы на камбузе!

Наступило молчание. Капитан, видимо, не мог поверить своим ушам.

— Вы… вы уверены? – наконец, спросил он.

— Абсолютно, – ответил Максим. – Судно на ходу. Мы готовим его к отшвартовке.

— Принято, группа высадки, – голос капитана дрожал от волнения. – Это… это невероятно. Становитесь к борту с подветренной стороны!

— Вас понял, "Северный Ветер", готовьтесь принимать концы – ответил Максим.

ЗАБРАТЬ

История

Дэвид дождливой ночью. В доме тихо — слишком тихо. Что-то не так, но он не знает почему. Снаружи открытая могила, свежевырытая земля. Дождь стучит по земле, ветер доносит шепот, который он не может разобрать. Внутри все покрыто пылью. Воздух тяжелый, как будто в доме давно никто не жил. Все кажется не так. Тарелка, которой раньше не было. Рамка для картины на полу.

То, что начинается как простая ночь дома, медленно превращается во что-то гораздо более тревожное. Дом кажется незнакомым, тишина тяжелая. Слабые голоса эхом разносятся по коридорам, предметы, кажется, меняются, когда вы не смотрите, и похороненные воспоминания начинают всплывать — воспоминания, которые вы не уверены, что хотите помнить. Дом ведет его куда-то, подталкивая к чему-то, чего он не хочет видеть.

Основные характеристики

• 🔹 Атмосферный ужас — почувствуйте леденящее душу окружение, где каждая тень скрывает секрет, а каждый звук держит вас в напряжении.

• 🔹 Психологический ужас — игра играет с восприятием, искажая реальность, пока вы раскрываете правду. Что реально, а что у вас на уме?

• 🔹 Исследование и открытие — обыщите, казалось бы, пустой дом, полный забытых воспоминаний, скрытых сообщений и тревожных подсказок.

• 🔹 Окружающее повествование — никаких кат-сцен, никакой экспозиции — только медленное погружение в тайну, которая раскрывается по мере игры.

• 🔹 Тревожный звуковой дизайн — далекий шепот, жуткая тишина и внезапные шумы поддерживают высокое напряжение.

• Рекомендуемые настройки дисплея (1920*1080P)

ЗАБРАТЬ

Управление

Дополнительная информация

• Обновлено 17 часов назад

• Опубликовано 2 дня назад

• Статус Выпущено

• Платформы Windows

• Рейтинг 4,6 из 5 звезд

• Автор Vinil

• Жанр Выживание

• Теги Атмосферный, Жуткий, От первого лица, Ужасы, PSX (PlayStation), Психологический хоррор, Ретро, Одиночная игра, Хоррор на выживание

ЗАБРАТЬ

Mythril Final Mix

ЗАБРАТЬ

Mythril Final Mix — это две короткие (30 минут) игры в одной:

[Mythril] — игра-исследование.

[Final Mix] — линейная JRPG.

В этой игре есть мигающие огни, громкие звуки, двусмысленный контент и фаллические образы.

Дополнительная информация

• Обновлено 2 дня назад

• Опубликовано 17 февр. 2024 г.

• Статус Выпущено

• Платформы Windows

• Рейтинг 5,0 из 5 звезд

• Автор MythrilCreation

• Жанр Ролевая игра

• Теги Аниме, подгузник, Фурри, гоблин, Ужасы, Несколько концовок, Пиксель-арт, RPG Maker

• Средняя продолжительность сеанса Около получаса

• Языки Английский

• Ввод Клавиатура, Мышь, Геймпад (любой)

ЗАБРАТЬ

One Last Hour

ЗАБРАТЬ

Раздача до 25 февраля 18:40,

Можете ли вы попрощаться с местом, которое вы когда-то называли домом?

One Last Hour — игра, которая перенесет вас в пустой город, полный воспоминаний и эмоций. Прогуляйтесь по его улицам, заново откройте для себя знакомые места и испытайте историю, которая останется с вами надолго. Это не просто игра — это момент размышлений, который стоит пережить.

Проживите свой последний час в месте, которое не позволит вам забыть о себе. Вы готовы двигаться дальше?

Дополнительная информация

• Обновлено 5 дней назад

• Опубликовано 32 дня назад

• Статус Выпущено

• Платформы Windows, macOS, Linux

• Рейтинг 5,0 из 5 звезд

• Автор BananaDevStudio

• Жанр Приключения

• Теги 2D, Исследование, Инди, Нарратив, Пиксель-арт, Unity

ЗАБРАТЬ

BadFame

ЗАБРАТЬ

BadFame:

Эта игра показывает нам, что очарование и восхищение не всегда хороши!

(Рекомендуется играть в загружаемую версию, чтобы бонусы можно было увидеть в HD)

Инструкции:

• Постарайтесь быть максимально непривлекательным

• Как? Убейте своих фанатов!

• Так у вас будет меньше фанатов.

• Управление:

• Движение: A-D или стрелки

• Прыжок: Пробел

• Двойной прыжок: Пробел x2

• Выстрел: X

• Пауза: ESC

Дополнительная информация

• Обновлено 03 авг. 2024 г.

• Опубликовано 30 дек. 2023 г.

• Статус Выпущено

• Платформы HTML5

• Рейтинг 4,0 из 5 звезд

• Автор Benaiez

• Жанр Экшен, Платформер, Шутер

• Теги 2D, Аркада, Инди, Магия, Пиксель-арт, Ретро, Одиночная игра

ЗАБРАТЬ

Karporam

ВНИМАНИЕ! Игра на скачивание 10,5ГБ по внешней ссылке.

ЗАБРАТЬ

Проект игры beat em up/fighting, вдохновленный файтингами 90-х годов, а также аниме-сёнэн.

Полностью трехмерные арены и окружения, сюжетный режим и боевой режим для четырех игроков. 14 игровых персонажей. Сражайтесь в полностью трехмерных зонах с движением на 360 градусов в турнирном, сюжетном или различных локальных многопользовательских режимах для четырех игроков, используя голые руки или различное оружие.

Песочные часы Земли покрывают землю.

Мы вступили в последнюю фазу Кали-юги, самый темный период этого «темного века», состояние распада, из которого невозможно выйти иначе, как с помощью катаклизма, поскольку на таком этапе необходима не простая перестройка, а полное обновление.

Где даже боги бесконечно страдают, а зло ликует. Мир так полон греха. Беспорядок и смятение царят во всех сферах и достигли точки, намного превосходящей все, что было известно ранее, так что, выйдя с Запада, они теперь угрожают вторгнуться во весь мир; мы прекрасно знаем, что их триумф никогда не может быть иным, как кажущимся и преходящим, но таковы масштабы, которых он достиг, что это, по-видимому, знак самого серьезного из всех кризисов, через которые человечество прошло в ходе своего нынешнего цикла.

Вся вселенная погрузилась во тьму и страдания. Те, кто хотел сохранить порядок, стабильность и священный закон, могли только ждать и молиться о спасителе. Даже Дэвы были совершенно бессильны.

Порок усилился до такой степени, что верховный владыка Калки, бог разрушения, очиститель и каратель всех, кто нарушал и развращал божественный порядок, снова поднялся со своего места упокоения на южном полюсе. Чтобы дать земле необходимый импульс для преображения. Перед новым творением космос должен был быть очищен в пламени разрушения.

Он был наделен силой Молнии и Солнца.

Он был Транспортным средством, используемым для этой цели. Когда он был Посвящен, он был наполнен божественной силой, Силой, энергией Хварено или Фарр, которая дает ему власть над всеми элементами (ветер, вода, огонь и земля). Разразилась великая последняя война ради всей жизни на земле. Война между Богами и Демонами. Война — Небесная война, Астральная война, Психическая война. Она ведется на Небесах, но результаты этой войны будут видны на Земле и даже в самых темных ямах Нараки.

Чтобы выполнить свою миссию, он начал искать сильнейших бойцов во вселенной. Самые храбрые и самые чистые услышали его зов и ждали своей окончательной судьбы.

Калки собирался провести турнир по боевым искусствам. Воины со всего мира прибыли, чтобы сразиться в битве окончательной судьбы.

Есть ли у человечества шанс выжить, несмотря на то, что оно настолько испорчено и греховно? Смогут ли немногие оставшиеся чистые и благородные души, которые сражаются на турнире, остановить калки и спасти землю?

Узнайте.

• На ПК и XBox One/ Серии.

• Скоро в Steam Deck

Люди:

• Руководитель команды: Мануэль Питерс

GFX/Звук:

• Майкл Кумпманн

Дизайн персонажей/История;

• Мануэль Питерс

• Майкл Кумпманн

• Мэнди Янсен

Другие магазины:

• DLSite

Раскрытие информации об ИИ:

• Несколько текстур фоновых постеров сделаны с помощью генеративного ИИ (я думаю, 4 или 5), большинство текстур без ИИ. Моделирование, звук, дизайн уровней и кодирование выполнены без ИИ.

Дополнительная информация

Обновлено 93 дня назад

• Опубликовано 19 сентября 2021 г.

• Статус Выпущено

• Платформы Windows

• Рейтинг 5,0 из 5 звезд

• Автор Digital Phoenix UG (haftungsbeschränkt)

• Жанр Бой

• Создано в Unity, Maya, GIMP, Audacity

• Теги 3D, Аниме, азиатский, Beat 'em up, Фэнтези, Кунг-фу, Ретро, сёнэн, Unity

• Средняя продолжительность сеанса Несколько минут

• Языки Английский

• Ввод Клавиатура, Геймпад (любой)

• Мультиплеер Локальный мультиплеер

• Количество игроков 1–4

ЗАБРАТЬ

Dangerous Descent - это Survival horror для Dendy. Там присутствуют сбор предметов, решение загадок, секретные комнаты, расстрел врагов, шутки и это все доступно уже даже в актуальной демо-версии.

Что нового?

В очередном обновлении добавил тестовую комнату с изометрической камерой и подвижные фоновые объекты (на видео крыса бегает).

Кроме новой камеры исправлены некоторые баги и проведена оптимизация вывода спрайтов.

Добавлены индивидуальные ИИ для врагов и возможность управлять их скоростью (раньше все бегали с одинаковой скоростью). Из-за малого разрешения картинки управлять скоростью оказалось не так просто, как я рассчитывал.

Добавил систему переключения типов боеприпасов.

Ссылки для скачивания актуальной версии игры в комментариях.

Жду ваши предложения и вопросы по разработке.

Всем спасибо за внимание :).