Митя так и не понял, кому принадлежит этот противный голос – то ли совести (что вряд ли), то ли разуму (что было более вероятно, ведь именно его Митя настойчиво игнорировал, берясь за заказ). Важно было другое: голос был прав. И все же, стараясь в любой ситуации, какой бы безвыходной она не казалась, искать что-то полезное для себя, Митя решил быстро пробежаться по событиям минувших дней, проанализировав их в попытке найти ключ к своему положению.
Во всяком случае это было куда как лучше, чем лежать практически парализованным и внимать мерзкому в своей ехидности внутреннему голоску.
Если бы Митя Бобров не был поражен той присущей всему роду людскому червоточиной, заставляющей душу метаться в желании достичь чего-то большего вместо того, чтобы наслаждаться имеющимся, он бы никогда не стал пытаться «переквалифицироваться». Но нет – в какой-то момент он решил, что вырос из амплуа обычного наемного киллера, действующего в городских условиях, и поспешил сообщить своим невидимым «пиарщикам» о том, что готов браться за ликвидацию целей, прячущихся где-нибудь в глуши, вдали от людских глаз.
Это сейчас он понимал, что было глупо пробовать свои силы в тайге, где царят свои законы, порой недоступные для понимания человеку. А тогда он считал, что умеет достаточно; в конце концов, благодаря врожденным способностям, он действительно мог по звуку определять характер человеческих движений, подмечал малейшие изменения в пейзаже, даже для искушенного наблюдателя кажущемся однообразным, а еще мог бессознательно чувствовать опасность, что выражалось в легком подрагивании левой руки… И все же браться за заказ от криминального авторитета Альберта Валуева не стоило, ведь это был заказ «с душком» - из числа тех, от которых Митя всегда отказывался. Но конкретно за этот все же взялся по одной причине: это был первый заказ на убийство человека, где-то обитающего в тайге, и Мите просто хотелось опробовать свои силы в непривычной для себя обстановке. И сумма огромного даже по меркам профессионального киллера гонорара здесь была неважна.
Альберт встретился с Бобровым там же, где они встречались ранее, обговаривая предыдущие заказы: в однокомнатной квартире на пятом этаже хрущевки, стоящей на окраине города. Квартира могла показаться стороннему наблюдателю практически полностью пустой, если не считать старой газовой плиты на кухне, стола с двумя стульями в гостиной и нескольких картин на стенах, однако кажущаяся необжитость была ложной: «явочная» была напичкана оружием, как огнестрельным, так и холодным, скрытым в разбросанных по всему жилому пространству тайниках, припасенным на тот случай, если заказчик вздумал бы ликвидировать слишком много знающего исполнителя.
Криминальный авторитет, подмявший под себя крупнейший рынок города и везде появлявшийся в сопровождении двух широкоплечих близнецов с туповатыми вытянутыми лицами, невольно вызывающими у Боброва мысль, что они имеют дальнее родство с питбулями, сильно стеснялся и краснел, пространно объясняя суть заказа Боброву. Близнецы остались ждать шефа в машине возле подъезда (Бобров никогда не пускал в «явочную» никого, кроме заказчика – не делая исключений даже для постоянных клиентов, навроде Валуева), а Боброва Валуев никогда не стеснялся, не переживая о его мнении насчет очередного заказа даже тогда, когда заказывал родного двадцатилетнего сына, пошедшего для кривой, даже для его окружения дорожке, поэтому казалось, что поводов для такой нервозности нет… Однако, когда Альберт закончил свой рассказ, во время которого старался не смотреть собеседнику в глаза, говорил слишком быстро и часто сбивался с нити повествования, словно пытаясь неумело приврать в некоторых местах, Митя признал, что стесняться было чего.
Казалось бы, что пятидесятилетний воротила криминального мира должен иметь взгляды максимально циничные и практичные, не доверяя различного рода шарлатанам. Тем не менее, отчего-то его мировоззрение дало трещину, и в какой-то момент Валуев начал искать способы если не стать бессмертным, то хотя бы продлить жизнь на многие десятилетия. Понятно, что ни официальная, ни теневая медицина не могла ему этого предложить, а потому он начал искать помощи у различных гадалок, целителей и знахарей (наверняка вызывая немалое изумление у своих телохранителей, сопровождающих его в поездках по глухим деревням и селам), пока наконец в одной из деревень ему не взялся помочь некий Прохор Симонов – древний старец, чья сморщенная кожа напоминала кору дуба.
Придя к нему в потемневшую от времени избу-пятистенок, Альберт сел напротив Прохора на лавку за грубо отесанный стол, в то время как за его спиной встали близнецы, зыркая глазами на безучастно стоящего возле печи двухметрового детину, возле ног которого лежало увесистое полено – даже не полено, а небольшое бревно. Старик долго вглядывался в лицо гостя, иногда бормоча себе под нос что-то неразборчивое, а когда у Валуева начало истекать терпение, то наконец заявил скрипучим голосом:
-Ничем не могу помочь. Слишком черна душа твоя от злобных деяний; не хочу с такими людьми якшаться. Чем скорее сгинешь ты навсегда, тем лучше.
Валуев сначала опешил, а потом чуть не взревел от ярости – не столько от разочарования, сколько от возмущения подобным обращением: хоть знахарский народец и отличается от обычных людей, однако все же те прежние доморощенные колдуны и ведьмаки, к кому приходил Валуев, обходились с ним пусть в меру, но все же учтиво. Злость мгновенно вскипела в Валуеве; он вскочил со своего места, одной сильной оплеухой уронил тщедушного старика с лавки, а затем опрокинул на него тяжелый стол, придавив к полу.
Справа мелькнуло движение: до того неподвижный детина со скоростью, которой никак не ожидаешь от человека столь больших габаритов, рванул к Альберту с увесистым поленом наперевес, по пути отшвырнув в сторону одного из близнецов, вставшего было на защиту босса. Лишь чудом Валуев увернулся от смертельного удара почувствовав, как импровизированная дубина со свистом рассекла воздух в сантиметре от его головы.
Послышался оглушительный в ограниченном пространстве хлопок – второй близнец выстрелил в детину из пистолета, отчего тот зашатался и прильнул к стене, выронив свое оружие.
-Валим отсюда! – хрипло крикнул Валуев, успевший пожалеть о своей несдержанности; уж что-что, а кровавые сцены в деревне он разыгрывать был не намерен, когда отправлялся к Прохору Симонову.
Он выскочил прочь из избы; вслед за ним последовали близнецы – один из них прихрамывал после столкновения с медведем в человеческом обличье. Возле китайского внедорожника, на котором приехал Альберт с подчиненными, толпились угрюмые деревенские жители от мала до велика, не обращая внимания на жалкие попытки водителя отогнать их от автомобиля.
-Почему бежите, как от пожара? И что это за грохот у вас там был? – загудела толпа при виде чужаков. -Все ли с Прохором в порядке? Говори давай!
Валуев с трудом протиснулся к машине, держась между своих телохранителей, угрожающе выставивших напоказ оружие. Он уже сел внутрь на переднее пассажирское сидение, и водитель начал медленно продвигаться вперед, сильно подгазовывая на нейтральной передаче, словно в готовности ринуться на мешавших проезду людей, как вдруг из дома Прохора прибежал рыжий мальчонка, которого отправили проверить старика.
-Погубить хотели дедушку! – запыхавшись, выпалил он собравшимся.
Толпа взревела, готовая разорвать чужаков на части; по машине начали колотить чем-то тяжелым, оборвали боковые зеркала и разбили бы стекла, не будь они пуленепробиваемыми. Отчаянно зарычав мотором, внедорожник помчал было прямо на обезумевших от злости людей, как вдруг раздалось несколько оружейных выстрелов, после чего под капотом что-то оглушительно заскрежетало, и автомобиль встал как вкопанный, мигом затихнув и присмирев.
-Проклятье! – от досады Валуев несколько раз ударил по приборной панели, оставив вмятину на хлипком пластике. -Ну, что сидите, как истуканы? Делайте уже что-то! – прикрикнул он на близнецов, начавших доставать «Калашниковы» из лежащих на полу спортивных сумок, в то время как внедорожник кто-то уже начал обливать бензином, явно намереваясь поджечь.
В тот момент, когда близнецы собирались приоткрыть окна сотрясавшегося от продолжающихся ударов автомобиля и начать стрельбу, толпа вдруг раздалась, пропуская вперед держащегося за грудь Прохора.
-Живыми не уйдете отсюда, если требование мое не выполните, - спокойно произнес он, подойдя к передней пассажирской двери.
-Какое еще? – прищурившись, спросил Валуев, приоткрыв окно.
-Вы меня одного из ликов лишили, Максимку погубив, а потому замену обязаны дать. Вон тот, который за рулем сидит, пусть скажет следующее: «Делюсь телом с Многоликим». На том и разойдемся с миром.
Сжимавший бесполезный теперь уже руль двадцатипятилетний Никита Кудрин, пошедший к Валуеву вслед за старшим братом несмотря на свою нелюбовь к насилию, сильно побледнел, словно ему предложили что-то непристойное.
-Еще чего! – взвизгнул он.
Альберт неодобрительно посмотрел на него.
-Говори давай, да убираться отсюда будем.
-Босс, давай по-другому как-нибудь с ними договоримся! Не нравится мне это, подвох здесь какой-то!
-Ты что, щенок, перечить мне будешь?! А ну говори эту белиберду, пока я тебе колено не прострелил!
Понурившись, Кудрин пробормотал что-то неразборчиво – даже сидящий рядом Валуев не смог понять, правильно ли произнесено загадочное предложение, однако Прохору этого было достаточно.
-Ну, теперь можете убираться отсюда. До шоссе километров десять по прямой, а там попутку поймаете – сомневаюсь, что на своей-то машине вы теперь далеко уедете.
После этой унизительной поездки, где криминального воротилу, привыкшего одним своим видом или грозным тоном заставлять должников трястись от страха, самого достаточно напугали, да еще и вынудили совершить длительный пеший переход, прошло две недели, прежде чем он испытал настоящий ужас. Все то время Альберт рвал и метал, ища на ком бы выместить злость – подчиненным то и дело прилетало по пустяковым, а порой и вовсе надуманным поводам. И тут подвернулся случай, когда Валуев мог хорошенько отыграться на посторонней жертве: один из крышуемых им бизнесменов вдруг начал отказываться платить ежемесячную дань. Конечно, он уже давно достиг того положения, когда с подобными проблемами разбирались его отмороженные бойцы, однако в тот раз возглавил отряд из восьми человек на двух машинах, сев в головной автомобиль рядом с водителем.
-Поехали, - бросил он, не посмотрев в сторону того, кто сидел за рулем.
Водитель удивленно взглянул на босса, никак не ожидая увидеть его в машине, да так и остался бездвижно сидеть; лишь небольшая дрожь пробегала по его телу, словно его били слабыми разрядами тока.
-Ты оглох?! – зарычал Альберт, повернувшись к водителю, в котором узнал Никиту Кудрина, сопровождавшего его в поездке к Симонову.
Он хотел добавить еще какое-нибудь заковыристое матерное оскорбление, а то и дать замешкавшемуся водителю прямо в нос кулаком, но при виде глаз Кудрина опешил настолько, что не решился исполнить ни одно из своих намерений. Конечно, Альберт не мог точно сказать, как прежде выглядели глаза его водителя, но был абсолютно уверен, что не так, как в тот момент: лишенные зрачков и абсолютно черные, словно в глазницы налили чернила.
-Что, опять убивать кого-то собрался? – то и дело меняющим тональность голосом, словно не вполне владея собственными голосовыми связками, произнес Кудрин. -Душа-то твоя и без того уже чернее ночи, я ведь уже говорил.
После такого, весь настрой Валуева кому-нибудь намять бока мигом схлынул. С трудом сдерживая нервную дрожь, он приказал бойцам убрать Кудрина куда подальше (как подозревал Митя, за этим эвфемизмом скрывался приказ убрать Кудрина насовсем), а сам поехал домой, впервые за много лет сам сев за руль.
-В общем, то ли мой водитель так решил неудачно подшутить, то ли тот старик обладает какой-то развитым навыком гипноза, заставившим паренька выдать мне такое в подходящий момент. Как бы то ни было, ты должен разобраться с этим Прохором – со мной шутки плохи, - подвел итог своего рассказа Валуев.
Митя Бобров был удивлен не столько тем, что Валуев рассказал ему о произошедшем в подробностях – потому что киллер требовал от своих нанимателей детально рассказывать ему о причинах, толкнувших их на обращение к нему (а его слава в криминальной среде позволяла ему ставить это условие), - сколько тем, что Валуев обратился к нему с таким плевым делом, в то время как мог отправить в Ежовку (так называлась та деревня, где обитал Симонов) пару бойцов, чтобы те подожгли дом вместе со стариком, ведь это обошлось бы ему во много раз дешевле.
«Видать, сильно боится старика и опасается, что не справятся обычные “шестерки” да вернутся обратно с черными глазами. А раз уж он этого Симонова боится, то и мне стоит относиться к “гипнотизеру” с осторожностью. Судя по всему, вся деревня горой за него стоит» - подумал Бобров, а вслух произнес, что берется за заказ.
Уже на следующий день киллер ехал на своей старенькой «Ниве» в Ежовку по проходящей через густой лес ухабистой грунтовой дороге, местами пересекаемой стремительными талыми ручьями. Из оружия он взял с собой лишь слегка модифицированный любимый «Глок 17» с глушителем, якутский нож и, на всякий случай, гранату «лимонку». Дальнобойную винтовку, которую использовал для выполнения большей части заказов, брать не стал, прикинув, что в деревенской глуши она ему ни к чему и действовать придется на коротком расстоянии – вряд ли там была хорошая обзорная точка, откуда можно было бы выстрелить в цель.
Дорога прямой стрелой прорезала тайгу, практически не имея ответвлений (да и те немногие отходящие от нее пути оканчивались тупиком буквально через сотню-другую метров), однако спустя шесть часов езды среди стройных берез и хмурых елей, Митя был вынужден признать, что заблудился. Ему казалось, что он двигается по кругу, проезжая одни и те же места: кое-как расчищенный ветровал; трухлявый пень двухсотлетнего, если судить по толщине комля, дуба; огромный валун, сбоку похожий на профиль старика. К тому же, испытанный временем навигатор, обычно без особых проблем находящий путь в любой части страны, упрямо показывал, что до Ежовки осталось три часа пути – ровно столько же он показывал, когда Митя свернул с асфальтированного шоссе в этот морочный лес.
Бобров решил передохнуть и остановил автомобиль возле очередного валуна, уже в пятый раз за день видя один и тот же выточенный в камне временем и природой профиль, где угадывались надбровные дуги и крючковатый нос, словно лишенный фантазии, но чрезвычайно плодотворный скульптор решил наполнить дорогу к Ежовке своими творениями. Заглушив двигатель, Митя вышел наружу и глубоко вздохнул свежим весенним воздухом, наслаждаясь лесной тишью, нарушаемой лишь пением радующихся скорому лету птиц.
Постояв несколько минут, он хотел было достать из бардачка бумажную карту и попробовать найти путь с помощью нее, раз верный гаджет внезапно его подвел, как вдруг услышал тихий хруст валежника неподалеку. Бобров замер, прекратив даже дышать, чтобы шум выдыхаемого воздуха не мешал ему прислушиваться, но звук больше не повторялся. Любой другой на месте Мити, обладающий столь же чутким слухом, списал бы потревоживший его звук на треск остывающего двигателя, но Бобров знал – рядом кто-то есть. И пусть не раз выручавшая его «чуйка», уловив невидимую угрозу заставлявшая слегка подрагивать левую руку, молчала, это не значило, что таившийся рядом человек или зверь дружелюбен.
-Эй, выходи давай, - громко сказал Митя, жалея, что оставил «Глок» в машине. -Чего прячешься, недоброе задумал? Так знай, я тебя из тех кустов мигом выкурю, если сам не вылезешь немедленно!
-Не ругайся, - смущенно проворчал мужчина лет пятидесяти, выходя из небольшого оврага, слегка замаскированного буйной порослью рябинника. -Не обижу. Думал, помощь тебе требуется.
Киллер с легкой усмешкой внимательно рассмотрел одетого в серый камуфляж бородатого незнакомца с ягдташем на поясе, держащего в руках старенькое ружье, направленное вниз. Мужчина заметно нервничал, однако никакой угрозы от него не исходило, поэтому Бобров позволил себе несколько расслабиться.
-Как охота? – он кивнул на поясную сумку.
-Никак пока, - крякнул охотник. -Больно ловкая дичь нынче. Меня, кстати, Егором звать.
-А меня Сергеем, - соврал Митя. -Еду вот в Ежовку уже который час, да все никак добраться не могу, хотя вроде уже давно должен был. Не подскажете, сколько ехать до нее еще?
-Я уж понял, что туда едешь - больше особенно и некуда в этих краях, - прищурился мужчина. -А зачем, собственно, тебе в Ежовку?
-Да родственник у меня туда переехал недавно, вот я и решил его навестить.
-Родственник, говоришь, - протянул Егор. -А когда разговаривал с ним в последний раз?
-Сегодня утром, - ответил Митя, чувствуя подвох.
-Ну, понятно, - махнул рукой Егор. -Еще один искатель вечной жизни выискался. «Родственника» наведать решил, - он презрительно хмыкнул.
-Чего? – опешил Митя, недоумевающий, как собеседник понял, что никакого родственника, живущего в деревне, у Мити нет.
-Не пускает сейчас Прохор чужаков в деревню, раз не можешь ты ее найти! – воскликнул Егор. -Был бы у тебя там действительно родственник, так он сказал бы тебе об этом! Не доедешь ты до Ежовки, пока Прохор не захочет, хоть все покрышки сотри! А будешь упорствовать, присоединишься к тем бедовикам, что вовремя назад не повернули, да навсегда и сгинули в таежном нигде.
-Что, убегает дорога от меня что ли? – неловко усмехнулся Митя.
-Можно и так сказать, - серьезно сказал Егор. -Я вот, к примеру, наизусть окрестности знаю, да все же никогда в жизни до Ежовки не доберусь – навсегда путь мне туда заказан. Пока не поздно, тебе назад поворачивать нужно – ехать обратно придется столько же, сколько и в сторону деревни проехал, хоть на деле расстояние тут всего ничего. Хватит тебе топлива на обратный путь по такой-то дороге?
-Ну, в общем, не уверен, - протянул сбитый с толку загадочными речами охотника Митя. -А что, есть где взять?
-Есть! – обрадовался Егор. -Могу продать тебе, сколько нужно – только учти, что цена у меня слегка завышена.
«Похоже, непростой мужичок. Караулит таких же как я заблудших путников, да бензин продает по огромным ценам. Впрочем, это дело его, а вот знания о Прохоре и Ежовке могут мне пригодится».
-Послушайте, - начал Митя, копируя жесты и манеру речи собеседника, слегка делавшего акцент на букве «а» - этому способу втереться в доверие незнакомому человеку он научился у своего коллеги по магазину электроники, где работал в те времена, когда даже не помышлял о карьере профессионального убийцы. -Я могу скупить у вас хоть весь ваш бензин по цене, вдвое более высокой чем та, что вы назовете, если расскажете мне чуть больше про Прохора Симонова. Не знаю, как вы отгадали, но я и вправду ехал к нему за вечной жизнью и мне будет интересно про узнать про него чуть больше...
Егор крякнул – дескать, то-то я сразу не понял, что ты меня пытаешься обмануть своей легендой про «родственника».
-Пойдем до меня – это недалеко. Машину можно тут оставить, все равно не проедешь на ней. А про чертозная так и быть, расскажу, - добавил он, решив, что за худощавой внешностью типичного «белого воротничка» в очках (Митя давно понял, что очки придают образу черту безобидности даже если их носит безумный маньяк, поэтому всегда носил «нулевки») не скрывается ничего, кроме наивной любознательной натуры.
Митя, закрыв автомобиль, взял свой рюкзак с кое-какими припасами, после чего двинул следом за Егором, направившимся к одному из ответвлений дороги, оканчивавшемуся узкой тропинкой. Пройдя по тропе добрых полчаса, за время которого ветви плотного ельника, не причинявшие охотнику никакого вреда, несколько раз оцарапали киллеру лицо и едва не выкололи глаз, будто желая как можно больше навредить чужаку с черными намерениями, спутники наконец вышли к небольшому озерцу. На берегу стояла ладно построенная хижина, неподалеку от нее виднелась лодка-долбленка и рыболовные сети – ни дать ни взять домик лесного бродяги, решившего уйти подальше от людей. Картину, правда, портил новехонький квадроцикл, стоящий под навесом рядом с крыльцом, да утробный гул дизельного генератора.
Сам же дом, куда хозяин гостеприимно ввел Боброва, и вовсе оказался полон современной бытовой техники: электроплитка, большой телевизор со стереосистемой, холодильник, стиральная машинка.
«Видать, неплохо на заплутавших бедолагах наживается» - подумал Митя.
Внутри Егор представил гостю свою супругу Анастасию Петровну – хмурую сухую женщину, бросившую оценивающий взгляд на чужака.
-Итак, про Прохора ты узнать хочешь, - начал Егор, усевшись за стол вместе с Бобровым и разливая по кружкам крепкий чай; от внимания Мити не укрылось, что женщина, услышав тему предстоящего разговора, в неудовольствии поджала и без того тонкие губы. -Кто-то его считает обычным вруном и мошенником, кто-то почитает за сверхъестественную сущность, а другие – за продавшего дьяволу душу ведьмака… На мой же взгляд, все эти мнения о Прохоре отчасти правдивы: является он и первым, и вторым, и третьим.
-Это же как? – искренне удивился Митя, заинтригованный началом рассказа.
-Начну с того, что Ежовка – деревня молодая, ей всего-то около семидесяти лет, - отпив чаю, сказал Егор. -Когда-то давно на ее месте находился мансийский павыл, но после кое-какого случая манси покинули свое поселение и стараются и поныне держаться отсюда подальше. В пятидесятых в этих краях орудовали лесорубы, отметившие, что деревья местные почти не гниют, а непуганой дичи – уйма. Решили здесь поселиться, родственников перевезли, да начали дарами природы с окрестными селениями торговать. В целом, ничего необычного – мало ли подобных стихийно возникших деревень, - вот только Ежовка отличается от них тем, что здесь, начиная с первых годов ее основания, кто-нибудь постоянно обещает местным жителям бессмертие.
-То есть Прохор – не первый? – уточнил Митя.
-Нет. До него было еще двое. И каждый раз находилась кучка идиотов, верящих в их россказни.
-Егор, может быть нашему гостю уже пора? – вдруг вмешалась в разговор жена отшельника, до того бесцельно копошившаяся на кухне имитируя вид бурной деятельности, а на деле прислушиваясь к словам супруга. -Зачем ты ему это все рассказываешь?
-Не твое дело! - зыркнул на нее Егор. -Лучше иди, еще чаю нам завари.
-Так вот, - продолжил он, чуть успокоившись, -сколько себя помню – в Ежовке постоянно был деревенский колдун, на смену которому всегда кто-нибудь приходил. Не то, чтобы это сильно влияло на жизнь в деревне: мы, не верящие в силу очередного «кудесника», в быту отлично ладили с «верующими», по негласному правилу не заводя споров и разговоров о нем. Но когда мой сын, - тут Егор осекся, осознав, что зашел в своем рассказе слишком далеко, затронув события, которые хотел бы утаить, - в общем, в какой-то момент я решил немного разобраться, кто же такой Прохор Симонов, явившийся из ниоткуда аккурат в тот момент, когда умер его предшественник.
Я начал вести аккуратные расспросы среди ежовцев, стараясь не привлечь внимания «верующих», а также поинтересовался о сем человеке в соседних деревнях, однако результат был нулевой. Тогда, как следует раскошелившись, я навел справки в Исетске и был весьма удивлен, когда обнаружил некоего Прохора Симонова среди основателей Ежовки, которому должно было быть уже сто двадцать лет! Конечно, это мог бы быть его полный тезка, однако порывшись в архивах, я нашел фотографию в газете, где была запечатлена группа мужчин, решивших основать деревню на месте бывшего мансийского поселения… И там был Прохор, пусть и слегка более молодой.
История нравилась мне все меньше и меньше, однако я продолжил свое расследование. Явившись в стоящую в верховьях реки Чудовки мансийскую деревню с невыговариваемым названием, я решил расспросить там стариков о причинах, по которым их сородичи держались подальше от Ежовки, и услышал довольно занятную историю, больше похожую на фольклорную легенду, нежели на реальные события. По крайней мере, сами рассказчики нисколько не верили в ее правдивость, аргументируя свой отказ посещать «запретные земли» традициями, сложившимися по неизвестным им причинам. А вот я в эту историю поверил практически полностью, ведь она многое объясняла.
Итак, как мне рассказала древняя старуха, называвшая себя «хранительницей родовой мудрости», когда-то в Карысволе – так назывался давным-давно исчезнувший павыл, - верховодил шаман, у которого была очень красивая дочь, не способная, к великому огорчению отца, уловить обрывки разговоров богов. Тем не менее, он не бросал попыток обучить ее своему ремеслу, то и дело таская по запрятанным в тайге «местам силы» в надежде, что там ее спящий дар все же проснется. И вот, когда они вернулись с очередного похода по волчьим тропам и гиблым трясинам, Урнэ заявила отцу, что отныне желает начать жизнь обычной женщины, а не продолжать его дело, к которому у нее абсолютно не лежит душа. И вообще, у нее, дескать, есть воздыхатель, уже получивший от нее согласие на женитьбу.
Шаман сделал вид, что согласен с дочерью и даже готов отдать ее замуж, если к нему в тот же день явится ее возлюбленный. Однако когда молодой человек явился на порог его дома, то шаман схватил беднягу, обвинил его в попытке напасть на его дочь и приговорил к «лесной казни». И, хоть с пареньком приходило несколько его друзей и зевак, желавших посмотреть на то, как он будет просить руки дочери шамана, и своими глазами видевших, что никакого злого умысла Сотр не имел, они из боязни навлечь на себя гнев шамана тут же подтвердили его слова, хоть те и были полностью лживы.
Вечером того же дня Сотра привязали к священной лиственнице, росшей на окраине Карысволя и поставили ногами в муравейник. Обычно осужденные на эту страшную смерть люди мучались часами прежде чем погибнуть, однако Сотр умер всего через час, безжизненно повиснув на своих плетях, после чего муравьи отступились от него, словно не желая лакомиться мертвецом. Ултыхум – человек, которому надлежало следить за смертником и снять тело, когда душа покинет его, утверждал, что незадолго до смерти Сотр долго разговаривал с видимым лишь ему собеседником, но этому никто не придал особенного значения. Мало ли что привидится человеку, которого терзают тысячи острых жал.
Сотра, как преступника, не стали хоронить на кладбище, вместо того скинув в Медвежий лог, где его трупу предстояло стать угощением для хозяина леса. Через несколько дней после этого Урнэ выловили из ледяной даже в июльскую пору Чудовки – шаман утверждал, что дочь поскользнулась и случайно упала в быстрые воды во время стирки одежды, но все понимали, что это либо его рук дело, либо же девушка решила лишить себя жизни сама. Как бы то ни было, через несколько недель те трагичные события начали забываться – ибо в летнюю пору у таежных жителей полно своих забот, - пока в Карысволь не нагрянул Сотр.
Живой, считавшийся мертвецом манси поведал, что благодаря незаслуженно испытанным страданиям стал Чужом-сьёд – Многоликим. Жители павыла схватились за оружие, намереваясь повторно убить Сотра, ибо нет ничего хуже, чем оживший мертвец, однако тот успокоил их, сказав, что во время лесной казни его душа лишь на время покинула тело, из-за чего ултыхум и решил, что Сотр умер.
«Я могу посещать Звездную кузницу, где перековываются души умерших» - заявил он. «А еще могу перенести душу любого из вас туда, благодаря чему ваше тело не будет стареть. Если хотите узнать, что будет через сто зим, достаточно лишь произнести определенные слова, и тогда ваше тело на время перейдет в мое распоряжение, а вы вернетесь в него через оговоренный срок…»
Тут вмешался шаман, не желавший терять власть над павылом: он видел, как на лицах многих отразился неподдельный интерес – кому же не интересно увидеть жизнь в недоступном будущем? Поэтому пока не стало слишком поздно, он приказал верным людям схватить Сотра и заточить его в священной лиственнице, которая должна была бы сдержать силу Многоликого. Ствол дерева слегка подпилили вверху и внизу, откололи тонкий внешний слой ствола и выдолбили часть сердцевины, куда и вставили особенно не сопротивлявшегося Сотра. Затем этот таежный вариант «железной девы» закрыли отколотым ранее пластом и забили деревянными гвоздями.
На этом можно было бы и успокоиться, но вскоре старейшины заметили, что к дереву тайком подходили некоторые жители, очевидно надеясь связаться с Многоликим, поэтому ими было решено перенести павыл куда подальше, объявив это место гиблым…
