Авторские истории

Рассказ шестнадцатый. «Лёгкий перекусь»

Привет, дорогие мои читатели. Меня зовут Котька. И – да, я веду свой дневник! Совсем недавно я стал домашним котом, о чём и хотелось бы поведать вам, дорогие котята.

Сегодня суперпрекрасный день! Я крутокоть и котокруть! Хожу – сияю! И всё это потому, что я смог сам запрыгнуть на подоконник! Оп - и там! Без разбегов и разных хитростей! С места!

Скажете – вот ведь, Котька! Ляпнет же такое! Любой котик может на подоконник запрыгнуть. Чего тут такого эдакого? А вот и нет. Лично я потратил на это целую неделю «зачемной диеты»! И сейчас вы снова меня решите поправить, так как грамотей Котька, скорее всего, напутал, написав, что диета не «лечебная», а «зачемная»? Просто у котиков такие вещи, как диета, не в чести. Поэтому из лечебного у нас есть только сон!

Зачем же я подверг себя подобным испытаниям? Ох, даже вспоминать страшно. Но, «раз сказал МЯУ – говори и МУРМЯУ». Причина моего многодневного мучения себя – один маленький прыжок, после которого мне пришлось пару дней прибывать в печали и раздумьях.

В первый раз за свою сознательную жизнь я не допрыгнул до намеченной цели. Прыгнул и, сделав тройной вынужденный скоростной хвать-царап, так и не зацепившись за выступ, полетел вниз.

Нет, если бы это был, скажем, перелёт со шкафа на шкаф или затяжной хитровыкрученно-закрученный лихопрыг через диван, то я бы так не расстроился. Я не долетел до подоконника. Да-да, дорогие мои читатели. До подоконника, который до этого покорял с одного прыжка.

Почему же так получилось? Всё просто. Одна часть меня очень стремилась попасть на любимое местечко около окошка, а вторая почему-то запротивилась, желая оставаться на полу. Она и потянула меня вниз.

Проведя анализ ситуации, я осознал, что мой животик и некоторые другие части тела стали немного больше. Нет, я, конечно, мог бы придумать отговорку, что просто кость широкая стала, поэтому я и сам стал выглядеть чуть объёмнее. Но я же честный котёнок. Широким оказался сам коть!

Правы были мудрые подвальные коты, когда предупреждали маленьких котяток о том, что «Очень вкусная еда – наказанье для кота». Мдааа. Ещё и над «Пушком» смеялся, что у Генкиной бабушки живёт. Помните, рассказывал о подобном шарообразном представителе семейства кошачьих? Вот оно – наказание за смех и шутки! Кошачья карма в действии! Правильно говорят: «Не смейся над другим котом – тебе мяукнется потом!». Так и случилось! Мяукнулось!

На подоконник я в итоге, конечно же, залез. Второй раз решил не рисковать и перебрался по дивану. Как… ох, да как тот самый «Пуфарик»! Ну вот, опять. Нельзя-нельзя-нельзя так шутить! Дошутился уже! Сам скоро станешь как какой-нибудь «Круглокотька» или Котька – с бочка на бочок лениво перекотька.

Короче говоря, полежал я, погрустил и принял решение отказаться от вкусняшек! Не совсем, конечно. Понял, что нужно уменьшить их потребление! И само количество потреблений, конечно же, тоже!

Вот как раньше было, когда в подвале жил? Всё проще. Захотел вкусняшку съесть, да побольше, а… нету! Фиг тебе с маслом! А от фиги с маслом, как вы знаете, не толстеют и бока не набирают!

Полезнейшая штука. А главное – всем доступная. И не надо за ней в магазинчики ходить, в аптеки там разные. Готовить её не надо. Она всегда и у всех под рукой. Вернее, в руке. Или в лапке, как у меня.

Даже стишок примурлыкался: «На обед и ужин – фиг, а между ними – тыгыдык!». И началась у меня неделя жесточайшей подготовки и борьбы с самим собой. Внутри меня соперничали сразу два Котьки! Один требовал сбросить лишний вес и скакать, сколько душе угодно, а второй откуда-то откапывал положительные стороны моего округления и убеждал в обратном.

Знаете, все вот эти весьма убедительные и более чем весомые аргументы: «Ветер не сдует – дождь не смоет», «Хорошего кота должно быть много», «Солидный кот – большой живот» и т.д. Вспоминать заповеди подвальных котов куда проще, чем спорить с самим собой. Проиграть можно!

Собравшись всеми кошачьими силами, я стал готовиться! «Один день – одна миска: здоровая киска» - девиз придумался сам собой! Если раньше я мог запросто стрескать добрую половину за один заход, то сейчас я аккуратно разделил своим порции на три-четыре раза, ограничив себя лёгкими перекусями!

Лёгкий перекусь включал в себя завтрак, обед и ужин в три качественным куся! Четвёртый кусь под запретом! Что успел, то и съел! И точка! Вот такой у меня был серьёзный настрой!

Испытание началось!

«ЖУРЧАЛЬДЕНЬ». Я чувствовал себя более чем отлично. Ну, урчит и урчит в животе. Зато появилось куда больше времени на отдых, изучение поведения голубей и воробьёв через моё любимое окошко, куда я добирался через диванчик, уменьшая риски от неудачных прыг-скоков, а также общение с Глазепулей и даже с Тимошкой. А почему нет? Надо себя как-то занять, чтобы отвлечься от постоянно надоедающего желания погрызть? Жаль, что мои друзья не разделяли со мной «журчальдень» и в процессе беседы лопали за обе щёки. Ну и ладно. Можно общаться и не глядя на собеседника. Всё лучше, чем не общаться совсем. Успел славно потыгыдыкать между обедом и ужином, что явно хорошо повлияло на качество моего сна.

«ДРЕБЕДЕНЬ». Что-то начало подсказывать, что я мог совершить роковую ошибку, взявшись за подобный эксперимент. Слышал, что люди все эксперименты сначала стараются провести на мышках. Как же они правы. Котики–животики! Ну вот, опять про животик свой вспомнил! Весь день я старался занять себя хоть бы чем. Но на неполный желудок гонять свой хвост оказалось весьма грустно, тыгыдыкать по кроватям не так весело, а любимый шуршащий пакетик пытался мне нашуршать – «Шшшшуруй поешшшшь». Затею с весёлыми играми пришлось оставить. Грустные и серые будни, размышления о великом и вылизывание своего, пока ещё пухленького тельца! До Глазепули и Тимошки даже не дошёл. Ну их! Будто в жизни нет больше удовольствия, чем постоянно жевать! От этого дня я уже видел всё, поэтому решил удрюпаться спать пораньше.

Спал плохо. Ворочался. Лёгкий перекусь – тяжёлый сон. Как это у людей работает с маленькими порциями на ужин? Не понимаю!

«ГОЛОДЕНЬ». Третий день выдался тяжелее. Лёгкий перекусь превратился в тяжёлый недокусь или даже в накусь-выкусь. Хотелось есть. Скорее даже так: ЕЕЕЕЕСССТЬ! Мама Генки, как назло, взялась жарить мою любимую говяжью печёнку, от чего мне становилось совсем не по себе.

Решил временно прекратить тыгыдыкать. Слишком уж нагоняет желание сорваться и совершить осознанный набег на миску! Если подобное допустить, то лёгким перекусем тут не отделаться. Будет лютый пережор! И – привет, Жиркотька!

Запах печёнки путал мысли и мутил рассудок. Как скрыться от подобных ароматов в такой маленькой квартирной коробке? Хоть не дыши совсем! Решил переместиться ближе к окну. Там хотя бы безвкусный и не раздражающий городской воздух. Надышавшись полной грудью, смог уснуть. Спал тяжелее обычного. Во сне постоянно ворочался и ел. Прям наедался за весь день так, что просыпаться не хотелось. В итоге продрых порядка десяти часов. Вот это я есть… вернее - спать!

«БРЕДЕНЬ». Всё время как в бреду. Иду-бреду, иду-бреду. Голова как в тумане, миска предательски манит к себе, хвастаясь наличием вкусного корма, который не заканчивается даже к ночи. Братское сердце Генка старается подкормить меня вкусняшками, заботливо подкладывая их на вершину маленького айсберга моей главной головной боли, не понимая о последствиях.

Забота, забота, перейди на енота! Они любят лопать как не в себя и не думают о последствиях. Им можно. Заметил, что стал более раздражительным. Бесят разбросанные Генкины игрушки, носки и даже паучок Филька с его липкой паутинкой, которую он наплёл везде где можно. Глазепуле и Тимошке тоже прилетело. Пернато-чешуйчатые обжоры!

Снова спасительный, хоть и беспокойный сон. Сны сильно отличались от первых дней количеством еды. Я буквально поселился на продуктовой планете. Кругом колбасные леса, сосисочные луга и молочные реки! Красота! Только и успевай открывать рот, чтобы проглотить очередную мушку-котлетушку, коих там видимо-невидимо. Сами прямо в рот лезут! В итоге наелся до икоты, от которой и проснулся. Причина настоящей икоты мной так и не была выявлена. Видимо, кто-то вспоминал. Скорее всего, мой животик.

«ЗЛЫДЕНЬ» или пятый день. Хожу – ворчу на всех и вся, а в первую очередь на себя. Дался мне этот подоконник! Лазил бы через диван и радовался бы жизни! Но нет! Сам себе пытаюсь чего-то доказать! А нужно ли оно мне? Вопросик!

Как назло, к Генке пришли друзья и начали меня тискать. СЕБЯ ПОТИСКАЙТЕ!!! Я кричал как мог, но, вопреки стараниям, так и не был услышан. Зачем природе нужно такое разнообразие живых существ, если они друг друга не понимают?

А ещё больше раздражает, когда у тебя под ухом хрустят вкусной, аппетитной МОРКОВКОЙ, которую им настрогала мама Генки! МОРКОВКОЙ! Я ли это говорю??? Так скоро и на сырой баклажан скоро охотиться начну!

Мои ворчания больше веселили, чем отталкивали Генкиных сотоварищей. Сил отбиваться у меня уже не было, поэтому мои попытки агрессивного цап-царапа вызывали лишь смех, радость и желание продолжить игру. Меня называли «весёлым котейкой», «задорным пушистом», «смешным кусакой», даже не понимая, что в этот момент они находились рядом с маленьким разъярённым зверем, ослабленным не менее зверской диетой. АБСОЛЮТНОЕ ОБЕССИЛЕННОЕ ЗЛО! Или - абсолютно обессиленное. Что, конечно же, вернее. Я сдался!

Вымотанный тяжёлым и эмоциональным днём, я быстро уснул. Во сне уже не ел. Видимо, не лезло. Хотя, сам сон не помню. Может, и ел. Даже наверняка. Когда-то же я должен есть!

«ДНИЦШЕ». Кот – есть форма, содержащая вложенное в него им же самим. Настал день осмысления неосмысленного и размышлений о немыслимом. О как! На улице шёл дождь, и это было прекрасно. Прохладный воздух, окошко, полное отсутствие двукрылых жужжалок, птиц, животных и людей на улицах. Ничего не отвлекает от кошачьих дум.

Мысли о нематериальном на время притупили чувство голода и выкинули меня из реальности этого мира. Правда, как обратная сторона медали, сильно клонило в сон. Но это даже хорошо. Кто же Котька в этом огромном и шумном мире? Просто красивая, милая и весьма толковая и значимая песчинка. Не более… И сейчас, эта песчинка лежит на подоконничке, в своей сухой и тёплой квартирке и думает не о каких-то колбасках и вкусняшках, а о чём-то существенном, великом, необъятном. Да… видимо, я окончательно сошёл с ума. Хотя, это не точно.

Представляете, я даже ужин пропустил. Полистал свой дневничок, посмеялся над своим же рассказом про «Голодильник» и отключился. Просто задрых без задних лап.

«ПОБЕДЕНЬ». Пролетела неделя и я был морально готов к повторению своего прыг-скока. Хорошо позавтракав, я прогулялся по квартире, поправил паутинку Фильки, поперемигивался с Глазепулей и даже поурчал рядом с клеткой Тимошки. А как не помурчать, если настроение просто замурчательное?

Вспоминая каждый день в отдельности, я понял, насколько я молодец. Конечно, проходить всё это повторно, в случае неудачи, особого желания не появлялось, поэтом, я выполнил весь комплекс «Разминки Жиркотсткого», разогревшись и хорошенько пропотев от подушечек лап до… подушечек лап.

И я это сделал! Как и раньше, в один прыжок. Я – котокруть и крутокоть! Радости не было предела, дорогие мои читатели!

Единственное, что сам умудрился испортить себе настроение, мыслью «А чего я не попробовал в первый же день прыгнуть на подоконник второй раз? А вдруг получилось бы?». Вот, сам себя спросил и сам расстроился. Но, ненадолго.

Вы не представляете, насколько бывают вкусными завтрак, обед и ужин по окончанию «зачемной диеты»? М-м-м-м. Чуть усы свои вместе с ними не съел! Лёгкий перекусь сегодня превратился в неплохой такой победный закусь!

Что могу сказать в конце? Мои страдания не прошли даром. Мне действительно стало гораздо легче. Правда, как говорили мудрые подвальные коты, после долгого голодания не стоит сразу накидываться на еду. Поэтому моя система «лёгких перекусей» сохраняется. Единственное, вместо трёх кусей я смог позволить себе делать по четыре и пять. Всё же, форму-то как-то поддерживать надо!

П.С.: Если эту историю читают какие-то маленькие, красивые котята вроде меня, то знайте! Если ваш хозяин закрыл дверь комнаты, не предупредив об этом вас, то это не игра в прятки! Не стоит радостно орать под ней, что вы его нашли, а потом, вальяжно прохаживаясь с видом победителя, ждать похвалы. Её не будет. Честно говоря, первые разы я сам был в шоке. Ищешь его, ищешь, а он ещё и недоволен оказывается.

Просто людям, как и котикам, надо иногда спрятаться, чтобы побыть наедине с собой. Если нам, котяткам, легко найти себе небольшую коробочку или даже уголок под кроватью, то люди из-за своего большого размера залезать в коробочки не могут. Вернее, залезть-то они смогут, а вот как их потом оттуда выковыривать… вопросики!

Поэтому, если уж закрылись, то, скорее всего, не просто так. Дела какие-то, значит, делают. Ну, или спят просто. Но это тоже дело нужное и важно. Не нам, котам, их за это судить! Так ведь?

До встречи, котятки!

- Тааак… глаза открыл, а почему темно? Я все еще сплю, или наяву что-то случилось? Проснулся как всегда, ровно в пять - у меня внутренние часы, как швейцарские, работают. Раньше за окном уже светало, а сейчас чернота, хоть глаз коли, как бабушка говорит. Так, подумать, вспомнить. От кого-то слышал: вот и осень пришла. Кто такая «осень», почему она пришла и темноту принесла?

Ладно, потом спрошу, когда говорить научусь. А, может, и сам догадаюсь. Я сообразительный! Они даже не подозревают, что я хоть и недавно родился, а уже многое понимаю. И умею. Головку держать. Взгляд концентрировать. Людей от игрушек отличать. По именам пока никого не знаю, а по должности да: папа и мама, бабушка и дедушка, братик и котик. Главное – улыбаться им навстречу, уж они рады будут… Обцелуют с ног до головы.

Потому что у них такая работа – меня любить. И, между прочим, есть за что. Я вообще идеальный ребенок, умный не по годам… то есть не по месяцам. Все делал по правилам - с самого начала, с великого таинства зачатия и до выхода на свет. Эпическая история, скажу я вам. Самая чудесная метаморфоза (слово по телевизору слышал). Это вам не бабочке из гусеницы вылезти. Это из эмбриона размером с конопляное зерно всего за девять месяцев вымахать в  гиганта ростом пятьдесят четыре сантиметра и весом три пятьсот (сообщила акушерка). Практически взрослый человек, только в миниатюре.

С гордостью могу доложить - без генетических особенностей и физических отклонений. Спасибо родителям и медперсоналу того периноталь… перинаталь… ну не знаю как правильно… Короче, рожали мы с мамой в лучшем медицинском центре города, в люксовых условиях: отдельная палата с душем, туалетом и интернетом, пять врачей вокруг, круглосуточное наблюдение по камерам и, главное – тишина. Что особенно было приятно.

Я привычный к тишине. Честно сказать, на внешний шум и гам вообще  выходить не собирался. Врачи так и говорили – задерживается. Мальчики обычно задерживаются. Как паровозик из Ромашкова – про него мой брат недавно мультфильм смотрел. Со мной за компанию.

Тот паровозик никогда никуда не спешил. Я тоже. Зачем спешить? Куда торопиться? Чего тебе в животе не хватает? Плаваешь в околоплодных водах, отдыхаешь, как в бессрочном отпуске: тепло, сытно, спокойно, музыка не орет, комары не кусают. Но почувствовал я: расту, в маме уже еле помещаюсь, надо ее от себя освобождать.
Ну освободил…

И заорал во все горло – от холода! И кто бы не заорал? Из комфортных тридцать шесть и шесть в дубильник двадцать два с половиной – это я боковым зрением заметил на градуснике с подсветкой. Забегали они вокруг меня, засуетились. Обмыли, обсушили, взвесили, завернули, к маминой груди приложили. Тут я успокоился и подумал: то-то же! Я вам не какой-нибудь лягушонок с жабрами вместо рук и ног, которым был в зачаточном состоянии. Хвост отпал, теперь я человек. Нет. Большими буквами – ЧЕЛОВЕК! Хоть и маленький, зато полноценный.
Расту, развиваюсь.

Привыкаю, наблюдаю - что они, взрослые, делают. Учусь. Нет, учиться в школе буду, а сейчас, в основном, пользуюсь своим семейным положением в личных интересах. Я здесь главный, они на подхвате. Вот сейчас заору, они проснутся, подбегут. Будут сюсюкать, на руках носить, ублажать меня, чтобы не плакал.

А я в свои два месяца не дурак, без причины не плачу. Хотя... Бывает иногда… накроет ностальгия по старым, добрым временам в теплом животе у мамочки…
Ну ладно. Это в прошлом, надо жить настоящим.

Что у нас в настоящем? Так… пошевелиться, прочувствовать… Чувствую – голоден. И мокр, хотя к подгузникам претензий нет,  качество устраивает. Просто хочу в новый день в свежих подгузниках войти. Значит, две причины ИХ будить. Хоть и жалко. Воскресенье сегодня. Родители хотели выспаться…

С родителями мне повезло. Папа – врач, работает в психологическом диспенсере, по-простонародному «дурка». Работа тяжелая, потому что головой. Папа говорит: общаясь с психбольными надо стараться самому не стать как они. И папа старается, каждый день таблетки пьет, наверное, чтобы в «дурку» не попасть уже в качестве пациента.

Мама - учительница в начальных классах. У нее красивый почерк - я заметил, когда она писала планы, а я гулял по квартире у папы на руках. Она и сама красивая – рыжая, вся в веснушках, даже на ушах. Когда вырасту, выберу себе жену, похожую на маму. И звать ее буду, как папа – маму: лапуля, зая и любимка. А она меня будет звать мишуня, золотко и котик мой родной. Можно еще по-простому Ванюша или по-заграничному Вэн.

Вообще-то, по паспорту я Иван. А брат у меня Никита. Он на пять лет меня старше, а ума, кажется, меньше. Вот зачем, спрашивается, когда я зевал, он сунул мне палец в рот? Хорошо, у меня еще зубов нет, а то бы знатно прикусил…  В отместку на него фонтанчик направил - я как раз голенький лежал, «просушивался» после душа. И считаю, что прав - он первый начал! А я хоть и маленький, постоять за себя могу по-взрослому.

Никитос обиделся, захныкал и пошел на меня жаловаться.

А мне что?

А мне ничего. Я несовершеннолетний. Меня наказывать нельзя: ни поругать, ни по попе стукнуть. А будут обижать - в Верховный суд по правам ребенка обращусь… Нет, там долго разбираться будут… Я сам проблему решу. Такой концерт им устрою - для скрипки с оркестром в одном лице… Две ночи не поспят, как шелковые будут.
Но честно сказать, не за что. Роль свою воспитательную выполняют на «отлично». Вырасту, я тоже о них заботиться буду. От всех телефонных мошенников защищу. Пусть только Ник меня сначала цифровой грамотности обучит, он же первый в школу пойдет, смартфон-компьютер получит.

Никитоша у меня классный… хоть и простодушный. Подрасту, мы с ним подружимся. Будем братья навек, друг за друга стеной. Я брателу в обиду не дам. Он хлипковатый на вид, а я уже сейчас крепкий – как схвачу за нос, мало не покажется. Если его в школе буллить будут, я их фонтанчиком оболью… да кота нашего натравлю.

Кот у нас боевой, своих в обиду не даст. Я как-то гулял в коляске с Марсиком на поводке, подбежала бродячая собака, лохматая, в три раза больше кота. Наш Марсик бросился меня и маму защищать, царапнул собаку по носу, она завыла от обиды и убежала, поджав хвост.

Рядом стояла соседка с третьего этажа тетя Тоня, даже восхитилась. Хотела Марсику лапу пожать, но мама сказала «лучше не надо, а то и вас царапнет, он чужих страсть как не любит». Тогда тетя Тоня наклонилась и ручку мне поцеловала. Еще уважительно «Иван Дмитрич» назвала. Вот так их надо воспитывать! Чтобы кланялись в ноги и по имени-отчеству называли. Как царя…

Тетя Тоня, в принципе, неплохая, только несчастная - по ночам цветы с палисадника перед домом ворует и продает. Я как вырасту, посажу под ее окном много-много цветов – пусть смотрит и радуется.

Так, а мне сейчас радоваться или… нет, сначала покакать, потом будем радоваться. Я давно заметил: как сходишь в туалет, такое счастье накрывает, что летать охота. А еще счастье, когда бабушка меня в ванне теплым душем обливает и слегка под мышками щекочет. Я смеюсь и пою – о чем-то своем, грудничковом…

Бабушка у меня классная! Разговаривает со мной больше, чем с телефоном, объясняет что да как. Совершаем ознакомительную экскурсию по дому, она показывает на вещи, называет: это окно, это дверь, это шкаф, это часы, сейчас без четверти пять. Я время по стрелкам научусь различать раньше, чем говорить.

Мировая бабуля. С ней и посмеяться и поболтать… ну, как поболтать – она разговаривает, а я гулю, так  и общаемся на всякие-разные темы. А плакать при ней как-то стыдно – бабушка так старается ради меня, даже с работы будет уходить, когда мама из декрета выйдет. Только со здоровьем у нее не очень, сказала – в сентябре на операцию ложится по удалению щито… шило… в общем, какой-то очень важной, но больной железы.

И дед у меня что надо! Раньше был толстый, как бегемот, и больной на всю систему – два шага сделает, весь пОтом обольется. Голова круглая, как шар, глаза огромные, как фары –  выпучит, будто съесть хочет. Походил на Шрека из мультика, только не зеленый, а красный. Я попервости боялся деда, орал на него благим матом…

А недавно он лег под нож, дал отрезать себе полжелудка, похудел на треть, здоровый цвет лица приобрел. Говорит: давление, подагру и псориаз как ветром сдуло. Книжки мне читает. Голос такой приятный, под него сладко засыпать…

У меня еще и прабабушка с прадедушкой есть! Правда, прабабушка сейчас болеет, слабенькая. Но к должности своей относится со всей ответственностью: когда мама дала ей меня подержать - справилась, не уронила. Я почувствовал дрожь в ее руках, занервничал, даже пукнул пару раз от страха. Мама уловила сигнал – что-то не то и быстренько передала меня прадедушке. Ему уже восемьдесят, но он еще крепыш! Новые зубы вставил – белые, сверкающие…

У меня скоро тоже такие будут. Тогда перейду на твердую пищу: овощные пюрешки, рыбку, картошечку. Особенно люблю тефтельки бабушкины – нюхать, есть пока не могу. Могу только мамину теплую, сладкую сисю сосать…
Ой, вспомнил про съедобное, и аппетит разгорелся. Пора родителей будить: выходной не выходной, а еда по расписанию. Пусть встают, меня обихаживают - кормят, моют, одевают, развлекают.

Потому что я - самое дорогое, что у них есть.
Я командир, они у меня в подчинении. Исполняют каждую прихоть, заботятся о моем здоровье и хорошем настроении, следят, чтобы я кушал, спал и какал хорошо.
Царская жизнь.

А ведь так будет не всегда. Подрастешь и, вместо привилегий, получишь обязанности: мыть посуду, пылесосить, чистить Марсиков лоток. Потом школа, двойки, прыщи, драки. Потом свадьба, теща, ребенок, ипотека.

Ты должен то, ты должен это…
И уже не царь, а раб.
Вот это перспектива… 
Японский городовой! 
Мамочка, роди меня обратно!
Ааааа!

Автор Ирина Лем

Друзья, заходите на мой сайт "Ирина Лем приглашает" почитать мои романы и рассказы.

Ещё не пробило семи часов, а учитель информатики Сергей Аванесович уже галопировал к месту работы в весьма растрёпанных чувствах. Расстроенная его физиономия во всяком любителе живописи отозвалась бы лицом постаревшего "Мальчика, укушенного ящерицей" с картины Караваджо.

Впрочем, в костюме этого физика и лирика в одном флаконе тоже был непорядок. Нервному кадыку над неправильно застёгнутой верхней пуговкой ходилось совсем тяжело и неуютно... И как сутки не спавший информатик ни дёргал воротничок, легче кадыку не становилось.

Беспокойная натура педагога не могла найти себе то места, то собеседников. Она пыталась прислониться к гнутой батарее в холле, но это быстро оказалось неприятно. Старалась донести что-то умственное и тревожное до охранника и уборщиц, но те в столь раннее время или зевали от минутного безделья, или были вовсю заняты подготовкой к новому дню. Спровадив информатика, весь техперсонал перекрестил, не сговариваясь, его взлетающую по лестнице спину и выдохнул с громадным облегчением.

— Вот ты ж лапоток! — нежно выразилась завстоловой Надежда Ивановна, случайно застрявшая в слушателях, до которых добрался источник знаний. — Чего-то там лопочет, там лопочет.. Аж на душе приятно. Ну пошла, девоньки, слышь?! Пирожки ставить пошла. Приходите с охраной за горячими!

"Девоньки", раздарившие свою горячку прошлому веку и холодные к нынешним временам, как замороженное копыто, при упоминании пирожков оживились, словно встарь. И даже дружно начали тереть пока и так чистые полы. А охранник страшно крикнул — где сменка??? — репетируя в пустую дверь и представляя себе ученика-нерадивца Севостьянова, который из сплошного ёрничанья переобувался только посуху.

Сергей Аванесович прошёл в свой кабинет и даже сел за учительский компьютер, создав видимость подготовки к уроку. Однако натура не унималась. В мучениях выждав полчаса, любимец женщин и детей протёр очки, причесал короткие седоватые кудри пятернёй и расстегнул напрочь своего душителя — верхнюю пуговку. Погладив на прощание гитару, висевшую на стене закутка-лаборантской, примыкавшей к классу, он вышел вон не оборачиваясь. Готовый на всё.

В половине восьмого утра у директора школы трещали все телефоны. Местный же вызов в такой час был нонсенсом, секретарь чётко знала своё дело. Но сейчас "местный" точно звонил! Директор, навсегда и однозначно "интересная женщина" без даты рождения (которая, как её ни вымарывали, всё время всплывала в каких-то документах, попадавшимся на глаза бессовестным сплетницам), вызову искренне изумилась. Настолько, что вышла в приёмную самолично. Там она застала свою секретаршу, до слёз огорчённую сумятицей. И главного компьютерщика всея учреждения — учителя информатики. Учитель, Сергей Аванесович, вёл себя экстраординарно, сверх всякой меры даже для кибернетика.. Стоя к руководству спиной и не слыша появления лица вышестоящего, он что-то взволнованно объяснял. Напоминая драматическими жестами совсем не информатика, а физкультурника, показывающего некие лечебные упражнения на вытянутых руках несчастной секретарше.

Директор чутко вслушалась опытным ухом.

— И вот когда сюда зайдут протоны, — правая рука информатика нерасторжимо слилась с левой — то может возникнуть большой барабум! Гигантский глобальный взрыв, вы понимаете? Надо эвакуацию объявлять, выводить всех. Хоть это ничего и не даст, но вести уроки при такой угрозе мы не имеем морального права!

— Пи.. Пиристаньте, пожалуйста, — жалко пискнула секретарь, напирая на "и". — Вот директор, ей и докладывайте!

Сергей Аванесович наконец развернулся. Директор смотрела на него чрезвычайно спокойно, но с хитрым прищуром, чуть скрадывающим слабость прочей мимики, к неопределённо небольшим летам начальства не подходящей.

— Что такое случилось, дорогой мой педагог? — вкрадчиво спросила она и расцвела, как роза на клумбе, своей знаменитой "мягкой" улыбкой.

Пошедший пятнами смущения информатик опустил руки по швам и попробовал сократить развёрнутый в голове многочлен до коротких нерешаемых уравнений.

— Понимаете.. Доброе утро!! Но оно не доброе, понимаете?! У них скоро запуск, а мы сидим как ни в чём не бывало! А надо же спасаться!.. Предпринять попытку помощи.. Во имя будущего. Совещание нужно провести в связи с экстренной угрозой, — неожиданно разборчиво закончил он.

— Ну конечно, — обворожительно проворковала директор, не снимая улыбки и ласково беря учителя под руку. — А как же. Совещание сейчас созовём. Вы извините, Любовь Петровна просто не разобралась в ситуации. Идёмте! У вас первый урок есть?

— Да! Но сейчас это не имеет значения, пуск через полчаса! — отшатываясь от своей ящерицы, воскликнул седенький мальчик с полотна кисти классика, всё сильнее поддаваясь глубокому страху.

Однако поединок выходил неравный — и ядовитый тяп случился. Ящерица сперва протащила мальчика за собой, будто суслика, а потом ловко втолкнула этот лёгкий завтрак первым в кабинет. Одновременно успев поглядеть на секретаршу (нахохленную, как реликтовый филин), закатить глаза, беззвучно расхохотаться и постучать себе по лбу.

Через несколько минут в приёмную руководства потянулась пёстрая стайка. Снятые с насестов заместители в порядке строгой очереди удивлённо взирали на Любовь Петровну, хранившую интригующее молчание на каменном желтоглазом лице. Не нарушая регламента по статусу, они проследовали и расселись так, как было утверждено при нынешней власти. Заключая процессию, в этот овальный кабинет вкатилась девушка с блокнотом, штатный баснописец учреждения и какой-то последний зам, присевшая с пустого края стола. Все вздохнули и встали пересесть — девушка была не замужем.

Собравшиеся моргали молча и степенно, последний зам строчила в блокноте вводные фразы к статейке "Об актуальности оперативных совещаний руководства в образовательном процессе". Мирную атмосферу нарушила укушенная натура Сергея Аванесовича. Совпадая с великим портретом в выражении момента ужаса, он объявил, смотря на настенные часы:

— Нам всем жить осталось двадцать минут..

На чём и умолк, словно пригвождённый директорским взором. Девушка, как самая молодая и не поднаторевшая пока в "оперативных совещаниях", раскашлялась, силясь что-то произнести. Ей помогли справиться с порывом, подвинув воду и предложив попить "прям подольше, только маленькими глотками". Прочих изменений за столом не произошло.

Директор поправила причёску экстравагантным жестом-волной:

— Коллеги, мы собрались по просьбе Сергея Аванесовича. У него сейчас идёт занятие, дети сидят одни за дорогостоящим оборудованием, но Сергей Аванесович счёл своим гражданским и педагогическим долгом информировать нас о возможной глобальной угрозе. Прошу вас, расскажите всё о вероятных рисках! Обстоятельно, если можно, Сергей Аванесович, чтобы все поняли специфику ситуации.

Она подняла информатика взглядом, зацепив девушку-зама, поперхнувшуюся водой.

— А что говорить?! — переполошился педагог. И вдруг зачастил, будто его шилом укололи:

— Коллеги! Мы с вами свидетели исторических событий!! Сегодня, десятого сентября две тысячи восьмого года, состоится первый запуск Большого адронного коллайдера, чаще называемого БАКом!

— А что же это такое? Поясните для гуманитариев, — начала игру первый зам, не просыпаясь под подёрнутыми ярким солнцем очками.

— Да для всех проясните, — поддержала матёрая вторая заместительница.

— И отдельно для началки, если можно, — сказала заместительница по начальным классам.

— Ну почему же только для вас отдельно? — парировала зам по воспитательной работе. — Это всем пригодится. А перед второй сменой вообще можно видео познавательное пустить.

— Поддерживаю идею с видео, — молвила директор. — Вот сейчас его и снимем, пока Сергей Аванесович так занимательно рассказывает нужные, правильные вещи, встроенные в образовательную плоскость! Распорядитесь про оператора, — бросила она в пустоту.

Пустота чихнула в блокнот и унеслась, пролив недопитое. Остальные не шевелились. Вода капала на пол. Директор рассекла взглядом стол, стену и остановилась на часах, кивнув головой.

— Мне можно продолжать? — спросил вдруг информатик, начинающий забывать, зачем он здесь.

— Обожди, Серёж, — по-свойски попросила первая заместительница, как бы не скрывающая возраста, но утаивающая факт совместного обучения в одном классе с директором учреждения. — Во сколько запуск?

— Он состоится.. Он уже состоялся!.. Должен был, по плану, во всяком случае, — засуетился мнительный учитель.

Все загалдели:

— Ой, как всё-таки интересно! В великое время живём, товарищи, ох, коллеги! Научно-технический прогресс набирает обороты. Не оскудевает международная мысль! Это же международный проект, правильно?

— Конечно! Наши учёные там тоже есть! — гордо подтвердил информатик.

— Ну вот и замечательно! — сказала ящерица, разминая уставшие челюсти. — Совещание окончено, коллеги, всем спасибо за плодотворную работу! Отдельная благодарность собравшему нас Сергею Аванесовичу! Спасибо, что держите в курсе ключевых событий мирового масштаба, а то за рутиной подчас за ними и не уследить... Вы сейчас зайдите к себе, проверьте класс, завершите урок. А на перемене запишите пятиминутку для второй смены об этом агрегате.

— О коллайдере.. — осмелел информатик.

— Именно! О прорыве научной мысли. На фоне новой активной доски, которую в результате местных скромных достижений отдали словесникам. Оператора я пришлю.

Появившаяся девушка-зам спиной вытолкнула оператора обратно.

— Как словесникам? А мы?! — обомлел информатик.

— А у вас в квартире газ! — в облике директора заплясали искорки огненной рептилии-саламандры. — У вас коллайдер. — Директор откровенно брызнула смехом. — Нечто куда большее впереди, чем эти доски. Раз уж мы все выжили, правда?

Мальчик, вышедший взрослым из рамы только сейчас, ещё долго чувствовал след от укуса.. И совсем немного иногда сожалел, что никакого барабума не было...

– Ты сегодня какой-то тихий, – мама погладила меня по голове, ставя кружку с чаем рядом с тарелкой, полной оладьев. Я в ответ только пожал плечами и выдавил из себя улыбку. – В школе все хорошо?

– Да, – получилось невнятно, так как я уже успел набить рот оладьями, чтобы избежать неприятного разговора.

– Хорошо.

Мама села напротив. Ничего хорошего это не сулило.

– А как зовут ту девочку?

Я замер.

– Папа сказал, что ты какую-то девочку часто фотографировал.

Попал. А ведь он обещал никому не говорить! Хотя, должен был догадаться, маме-то он все рассказывает.

С четвертого класса папа меня брал с собой печатать фотографии. Поздно вечером, как правило, зимой или осенью, потому что летом у нас белые ночи, мы плотно задергивали занавески в моей спальне, выключали свет и начиналось волшебство. Папа устанавливал какую-то непонятную аппаратуру, похожую на проектор и микроскоп одновременно. В нее заряжалась пленка, потом он ставил ванночки с реактивами (проявитель, закрепитель и что-то еще), доставал фотобумагу. Все это делалось в свете небольшой лампы с красным стеклом. Когда на бумаге появлялось изображение с пленки, ее отправляли в плавание по реагентам (как в той сказке, когда главный герой прыгал из котла в котел), и в результате получались фотографии.

Я любил фоткать. До сих пор люблю. У нас было два фотоаппарата: старенький «Зенит» и более молодая и компактная «Смена 8М». Оба в жестких чехлах. Научив меня обращаться с ними, отец отдал мне «Смену», пообещав со временем купить современную технику с цветной пленкой. Так вот, когда все кадры в моей «Смены» заканчивались, мы с папой закрывались в спальне и печатали их. И в последний раз на пленке оказалось слишком много Карины. Конечно, папа начал осторожно задавать вопросы. Я признался, что это новенькая, но сказал, что она случайно попала в кадр. Он, разумеется, не поверил. И вот теперь информация дошла до мамы. А она так просто от меня не отстанет.

– Это Карина, – наконец, ответил я, проглотив непрожеванный оладьевый комок. – Новенькая.

– Она тебе нравится? – улыбалась мама. Ее прям распирало от любопытства, но, надо отдать ей должное, она держалась достойно.

– Ма-ам, – я скривился и с удвоенным усердием налег на оладьи.

– А что такого? Симпатичная девушка…

Симпатичная? Симпатичная?! Да первая красавица школы по сравнению с ней пыльный мешок! Карина грациозная, ее смех, словно плеск весеннего ручья, а глаза, да в них утонуть можно! Если бы она не была идеальной, разве побоялся бы я к ней подойти и поговорить?

Побоялся бы.

– Ма-а-ам!

– Пригласи ее в гости, – не отставала мама. – Вы с ней дружите?

– А-а-а, – пока я стонал, кусочек пережеванного месива выскочил на стол, и я поспешил прикрыть рот.

– Ладно-ладно, поняла, отстаю, – мама подняла руки, будто и правда сдаётся, но я-то знал, что это еще не конец. – Я сегодня тетю Машу Самойлову встретила.

Она была мамой Пашки Самойлова. Невысокая, но горластая женщина с сильными руками и железобетонным характером. Тетя Маша проработала на пилораме лет восемь или даже десять, и с тех пор ничего и никого не боялась, кроме своего мужа. А я боялся их обоих, да и Пашку тоже. И то, что мама завела разговор о тете Маше, меня насторожило.

– Они видеоплеер купили, – мама на секунду смутилась, будто с ее губ чуть не сорвался вопрос: «Только не пойму, на какие деньги?». – Тетя Маша попросила, чтобы ты пришел, помог его настроить.

– Я не могу, – бледный, как простыня монашки, выпалил я не задумываясь.

– Я ей уже пообещала, что ты придешь, – расстроилась мама. – Им больше не к кому обратиться.

Ненавижу я, когда она так делает! И взгляд такой – сурово-доверительный, чтобы меня проняло. Мама будто говорила, что не так уж часто просит меня о чем-то, а тут и вовсе дело пустяковое, я всем соседям «видаки» настроил. Только заведя об этом речь, она уже знала, что я соглашусь.

– Так ты им поможешь?

Я покивал, уткнувшись в кружку с чаем.

– Только не затягивай. Сходи, до выходных, а лучше – сегодня.

«Сегодня» я не пошел. Сказал, что у нас с Венеркой и Максом дела. Мы и правда собирались обсудить наш проект, но Максим не пришел. Поэтому мы с Веником просто болтали и коротали время за игрой в фишки на полу в его комнате. У него сохранилось штук сорок с покемонами. И почти половина из них теперь лежала на моей половине «ринга».

– Я бы на твоем месте не ходил к Самойловым, – заметил Венерка, услышав о просьбе моей мамы. – Или давай вместе пойдем. Двоих-то он нас не тронет.

Мне вдруг вспомнилось выражение лица Венерки, когда его вытолкнули из той машины, где сидел друг Пашки Самойлова.

– Нет, я лучше сам. Его ведь может и дома не быть.

– Тогда лучше завтра иди, после обеда. Или вечера дождись, чтобы он ушел куда-нибудь. Я слышал, они по вечерам на крыльце клуба бухают.

Последняя фраза прозвучала жестко, будто произнес ее вовсе не мой вечно неунывающий друг, а человек, знающий о жестокости не понаслышке.

– Угу, – я покивал, взял две фишки (одну свою, а вторую – Венеркину), положил одну на другую рубашкой кверху и ударил ими о голый, крашеный пол. Обе перевернулись картинкой, и я сгреб их в свою кучу.

– Мы в спорткомплекс пойдем завтра? – попытался сменить неприятную тему Веник.

Я застыл на секунду, в голове зашумело.

– Да, можно, – слова пришлось выдавливать, как зубную пасту из полупустого тюбика.

Венерка посмотрел на меня каким-то непривычным взглядом.

– Ты накрасился?

– Чего? – я засмеялся неестественно тонким голосом. – Ты гонишь что ли?

Я накрасился. И красился уже второй день после того удара в спорткомплексе. Тайком брал мамину пудру и мазал левое веко. Слюнявый зарядил мне в лоб (и он прошел проверку на прочность), но задел переносицу и глаз. После встречи с его слюнявым кулаком, веко немного припухло и потемнело. Приходилось маскировать, чтобы не вызывать подозрений у близких. Синяк уже сходил, и я надеялся, что выберусь из этой истории без последствий в виде расспросов. И тут это.

Венерка оказался на удивление серьезен. Он посмотрел на меня внимательно, опустил взгляд к фишкам и пробурчал:

– Понятно.

Играть он расхотел. Ушел на кухню, попил воды и вернулся, чтобы собрать фишки в коробку из-под «Сникерсов». Шоколадки привез его дядя дальнобойщик прошлой зимой.

– Помнишь… – начал было Венерка, но тут же замолчал. Он стал еще серьезнее, и если поначалу меня это смешило, теперь стало не до смеха. – Когда меня в лес повезли, я почему-то все время про вас думал. И про маму. Что подведу вас с проектом, что мама будет горевать после моей смерти. Страшно было… – Веник сжал руки в кулаки, не замечая, что мнёт картонные фишки. – Они хотели, чтобы я перед Толиком извинился. А я не стал.

Венерка умолк. Мне показалось, что он сейчас заплачет, но глаза быстро высохли.

– Тебя били?

Он покивал.

– В живот, – он показал пухлым пальцем на солнечное сплетение, – и по голове. И руки выкручивали.

Венерка все-таки заплакал, тяжело всхлипнул и заставил себя успокоиться.

– Помнишь друзей Антона? – я достал платок, наслюнявил его и начал стирать пудру с глаза, оголяя пожелтевший синяк. – Я в тот день рюкзак там забыл. Когда вернулся… Антону плохо очень было. Потом его дружки пришли. У меня будто крышу сорвало. Наорал на них, чтобы уходили, ну и… получил. После этого Антон их сам вышвырнул.

Стерев пудру, я через силу улыбнулся другу.

– Не ходи к нему.

– К кому?

– К Самойлову.

– Я пообещал.

Венерка с пониманием кивнул, подошел и похлопал меня по плечу.

– Пусть бы все они провалились, – его рука сжалась на моем плече, как недавно на фишках. – Все эти Толики, Пашки и те оглобли из спорткомплекса! Они ведь никогда не отстанут от нас?

Я не знал, что на это ответить.

– Если он тебя тронет… – начал, распаляясь Венерка, но я его прервал.

– Он меня не тронет. При своих родителях не станет. Я его маму знаю – она кому хочешь хребет перешибет.

Венерка повеселел.

– Я бы на такое посмотрел!

Мы еще немного пофантазировали на тему тяжелой руки тети Маши, а потом сели смотреть «Трех амигос» по телику. Это был первый фильм, который я с удовольствием посмотрел за последние несколько дней.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.