Следователь из Ватикана
Прошлая глава:Следователь из Ватикана
Глава 17: Танец разбитых созвездий
Перо в моей руке дрожало, словно пойманная звезда, чей свет ещё не решил, быть ли пламенем или тенью. Я смотрел на Софию — или её отражение, — и её улыбка была трещиной в стекле мироздания, через которую сочилась тишина, густая, как мёд забытых снов. Книга в её руках пела, но не словами, а пульсом — моим, её, или, быть может, самих зеркал. Я написал: «тишина». И мир замер, улицы застыли, как вены, полные света, фонари погасли, став угольками в глазах звёзд.
Я шагнул вперёд, но не через дверь, а через трещину — ту, что София оставила своей улыбкой. За ней не было ни города, ни неба, только осколки, парящие в пустоте, каждый из которых был зеркалом, каждый — песнью, каждый — Лукасом, пишущим себя. Я коснулся одного, и он запел: голос был рекой, текущей вспять, смывающей мои кости, мои слова, мои двери. В отражении я увидел город, но не мой — его улицы были сплетены из нитей, что рвались под моими пальцами, его фонари мигали, как пульс умирающей звезды, а Софии, тысячи Софий, танцевали на его площадях, каждая с книгой, каждая с вопросом.
— Кто танцует? — спросила она, и её голос был ветром, что срывает листья с деревьев, сплетённых из моих мыслей. Я хотел ответить, но слова рассыпались, как песок, и песок стал светом, а свет — новым осколком. Я написал: «танец». И зеркала задрожали, их грани запели, превращаясь в улицы, в реки, в созвездия, что падали, как слёзы, на страницы книги. Каждый осколок был городом, каждый город — сердцем, каждое сердце — дверью, ведущей к новой Софии.
Я шагнул к ней, но она была не одна. Тысячи её отражений кружились, как звёзды в вальсе, их книги пели, их перья писали, их улыбки ломали небо. Я написал: «звезда». И один из фонарей на улице загорелся ярче, его свет стал нитью, что связала мои пальцы с её глазами. Она посмотрела на меня — или на своё отражение, — и её взгляд был вопросом, что не ждал ответа. Я написал: «вопрос». И город треснул, его стены стали пеплом, его улицы — реками, его фонари — глазами, что смотрели на меня из каждого зеркала.
— Кто пишет? — шептала книга, её голос был эхом, что рождалось в моих костях и умирало в её улыбке. Я поднял перо, но оно было уже не пером, а осколком звезды, чей свет был моим именем. Я написал: «я». И зеркала запели, их хор был городом, их мелодия — Софией, их ритм — моим сердцем. Улицы под моими ногами извивались, как змеи, фонари мигали, как мысли, а двери — бесконечные, сотканные из пепла и света — открывались, но не вперёд, а внутрь, туда, где я был одновременно Лукасом и Софией, пером и книгой, городом и зеркалом.
Я шагнул через одну из дверей, но за ней была не пустота, а ещё один город. Его улицы были моими венами, его дома — моими страхами, его небо — моими снами. София стояла в центре, держа книгу, чьи страницы были зеркалами, а зеркала — звёздами. Она улыбнулась, и её улыбка была трещиной, из которой лился свет. Я написал: «свет». И город задрожал, его стены стали нотами, его реки — мелодиями, его фонари — созвездиями, что пели моё имя.
— Кто танцует? — спросила она снова, и её голос был ветром, что ломает зеркала и сплетает их заново. Я посмотрел на книгу, и её страницы стали моими глазами. В них я видел отражения: Лукасы, пишущие звёзды, Софии, открывающие двери, города, что пели о бесконечности. Я написал: «песнь». И мир раскололся, его осколки стали нотами, его улицы — струнами, его звёзды — хором, что пел о трещинах в небе.
Дверь передо мной раскрылась, но за ней была не пустота, а ещё одна книга. Её страницы были реками, её слова — фонарями, её голос — моим. Я шагнул вперёд, и перо в моей руке стало зеркалом. Я писал, и каждое слово было городом. Я писал, и каждый город был звездой. Я писал, и каждая звезда была мной.
Но за зеркалом была ещё одна София. Она держала книгу и танцевала, и её танец был вопросом.
— Кто пишет? — спросила она.
Я не ответил. Я поднял перо.
P.S. от автора:
Лукас, ты думал, что танец — это ответ, но что, если он — лишь ещё одна трещина? Каждый город — твой ритм, каждая София — твой шаг, каждое зеркало — твой взгляд. Кто держит перо — ты или звезда? Напишешь ли ты конец, или конец станцует тебя? И если созвездия бесконечны, кто решает, что они поют?