Соседский колодец исполняет желания, но ты можешь ему не понравиться
Район, в котором я теперь живу, — самое приятное место из всех, где мне доводилось бывать. Всё здесь ухожено: деревья такие сочные, а небо такое прозрачное, будто кто-то выкрутил ползунок насыщенности до предела. И помимо всего прочего у этого места есть ещё один козырь, затмевающий остальные.
Им почти никто никогда не пользовался. Насколько я понял, это своего рода игра вслепую — да ещё и очень дорогая.
Я ещё знаю, что под нашим районом что-то живёт. Никто здесь никогда не видел, что или кто это, но все знают, что оно там есть.
Суеверия никогда не имели надо мной власти. Пройти под лестницей, разбить зеркало или встретить чёрную кошку — для меня всё это ничем не отличалось от любых прочих мелочей. Да, сама идея миловата, детские сказки привносят в жизнь толику волшебства, но, как и Санта-Клаус, в моих глазах они были лишены правды.
Поэтому-то я так удивился, когда переехал в новый район — тот, где за старой церковью стоит колодец желаний. Я видел его из окна: заброшенный, прямо напротив моего дома.
Ещё ребёнком я понимал, что сказки существуют ради радости, тайны или какой-то морали. Они несут добро.
Так почему же здесь все ведут себя так? Почему даже говорить о колодце — табу?
В день моего переезда не было никакой приветственной вечеринки. Ни дружелюбных соседей, как в прежнем городе. Лишь записка, приклеенная к входной двери, и даже она была короткой:
«Предупреждаем один раз. Колодец использовать нельзя. Держись от него подальше».
Подписи не было; я решил, что это чья-то блажь, и вскоре совсем забыл об этой бумажке.
Пригород оказался куда тише шумного города, из которого я приехал, но меня это устраивало. Я всегда держался особняком — так проще, особенно после того, как всё развалилось с сестрой. Мы не разговаривали годами.
Соседи были приветливы, и, хотя я жил один, одиночества не чувствовал. Ничего необычного — если не считать одной маленькой, но гнетущей детали.
Стоило кому-то упомянуть колодец — неважно кому, — улыбки людей тонули камнем. Тему сразу переводили, а если нет, собеседник находил повод уйти. Я убедился на собственном опыте, когда на барбекю по неосторожности задал вопрос о колодце.
По взглядам можно было подумать, что я оскорбил покойного. Хозяин отвёл меня в другую комнату; едва я вышел, за спиной снова загудел разговор. Мне объяснили лишь то, что колодец — вне обсуждения. Я спросил, почему, и меня попросили уйти.
С того дня я решил подыграть. Все ведь доброжелательны, а сам колодец меня не волновал. Почему бы просто не оставить его в покое?
Через неделю тот же сосед позвал меня выпить кофе — в двух городах отсюда. Меня это раздражало: не хотелось общаться, они знали, что у меня нет других планов, а значит было трудно придумать вежливый предлог отказаться. Любопытство победило.
И тогда я наконец получил что-то — хоть какую-то правду. Смазанную, осторожную, разбавленную. Но больше, чем был готов сказать кто-либо ещё.
Шёпотом мне поведали: люди здесь боятся колодца. Он старше района. Старше церкви. Возможно, старше самого города. Его никто не обслуживает — никто не решается, — но он никогда не меняется. Кирпичи не крошатся. Трава не прорастает. Нет плесени, нет мха. Даже птицы не садятся на край.
Я не поверил ни единому слову.
Ирония в том, что именно моё неверие в сверхъестественное сначала и спасло меня.
Началось с мужчины в нескольких домах отсюда. Я плохо его знал, но часто видел его на крыльце: обычно с выпивкой и усталым взглядом. Однажды он перестал выходить. Сосед шепнул, что того уволили. Другой сказал, что он и дом вот-вот потеряет.
Потом, одной ночью, его увидели у колодца. Пьяный. Разговаривающий с ним, как со священником, богом или старым другом. Он бросил монету и загадал желание.
Через неделю он выиграл в лотерею. Полмиллиона долларов. Вот так просто.
Никто не говорил об этом вслух — поначалу. Но все знали. Слишком уж совпало. Человек, спавший в машине, теперь ездил на новеньком внедорожнике, носил золотые часы и рассуждал о переезде во Флориду.
Потребовалось время, но постепенно… люди становились смелее.
Монета. Желание. Новый автомобиль в подъездной аллее.
Монета. Желание. Повышение, которого никто не ожидал.
Монета. Желание. Женщина, лежавшая в хосписе, через две недели вышла из дома, улыбаясь, будто никогда и не болела.
Никто ничего не признавал. Никто не обсуждал. Но тишина в районе изменилась. Не настороженность… ожидание. Будто все стояли в очереди.
Фокус азартной игры в том, что это сам по себе обман. Русская рулетка. Но награды были слишком сладкими, чтобы устоять.
Следующее желание прошло не так гладко.
Этого я знал лично. Дейл. Он жил в самом конце улицы.
Человек, у которого три машины, и он обязательно расскажет о каждой. Громкий голос, ещё громче мнения. В ту ночь его видели — уж слишком нарядного для полуночной прогулки — держащего монету размером с серебряный доллар. Он устроил целое представление, опуская её.
На следующее утро входная дверь его дома распахнулась настежь и болталась на петлях. Внутри будто прошёл торнадо: осколки стекла на полу, мебель перевёрнута и разорвана, а от лестницы к двери тянулся тёмный след. Пахло грязью и затхлой плесенью.
Дейла с тех пор никто не видел. Однако мы нашли его обручальное кольцо, забитое грязью, на земле у крыльца.
Должен упомянуть: в то утро перед его домом стояла четвёртая машина — ярко-синий Bugatti Veyron. Совершенно новая. Чистая. Ключи в замке зажигания. Дорогая даже для него.
После Дейла всё снова стихло.
Больше никаких монет. Никаких желаний.
Bugatti простоял неделю, прежде чем исчез — его увезли ночью эвакуатором, и никто не узнал водителя. Ни бумаг, ни вопросов.
Люди перестали говорить о колодце совсем. Стоило теме всплыть — разговор деревенел, а потом обрывался. Барбекю снова зажурчали. Газоны стриглись. Огни на верандах зажигались в привычный час.
Будто Дейла никогда и не существовало.
Таков ритм этого места. Короткий флирт с запретным, за которым следует полное, сознательное молчание. Новичков больше не предупреждали. Просто смотрели — ждали, кто первым проявит любопытство.
Я и не думал, что окажусь тем самым, но решение приняли за меня.
Звонок пришёл глубокой ночью: пьяный водитель, перекрёсток и моя сестра. Она жива — пока что, — но в критическом состоянии.
Я помчался в больницу, но меня не пустили в палату. Сказали стандартное: «Мы делаем всё возможное».
Но я видел их глаза. Ей недолго.
Обратная дорога была нереальной. Я любил сестру, несмотря на молчание, несмотря на глупую ссору. Я не переставал — просто не говорил.
Слова врача снова зазвенели в голове: «Делаем всё, что можем». Но это делали они. Я — нет.
Оставалось ещё кое-что. Единственное, что я мог сделать.
Остаток пути я провёл, рассчитывая и оправдывая то, что собирался сделать.
Было загадано пять желаний. Из них плохо кончилось только одно.
Один шанс из пяти спасти её.
Когда я въехал во двор, было уже за полночь.
Район стоял неподвижно. Ни ветра, ни лая собак, ни далёкого гудения машин. Лишь та тяжёлая тишина, что будто подслушивает.
Я долго стоял у двери, держа ключи, глядя через двор.
Колодец прятался за церковью, сразу за забором. Из дома был виден лишь кирпичный круг, поглощённый тенью. Но этой ночью я видел его отчётливо. Будто он хотел, чтобы его видели.
Я не зашёл внутрь.
Я пошёл.
Каждый шаг тяжелел, словно воздух густел по мере приближения. Трава была влажной, хотя дождя не было уже дни. Церковь громоздилась справа, её окна темнели. Я почти ожидал увидеть в них наблюдателя — но там было пусто.
Только я и колодец.
В кармане я нащупал монету, которую не помнил, как положил. Тусклый пенни. Я почти рассмеялся. Жизнь сестры за эту мелочь? Но дело не в монете. Никогда не было. Я шагнул ближе, прочистил горло. Голос дрожал, но я выдавил слова: «Я хочу, чтобы моя сестра жила». Монета упала. Ни звука. Ни всплеска. Лишь бесконечная тишина. Я медленно отступил от колодца, будто от дикого зверя, и остаток ночи провёл у телефона, ожидая звонка.
Я не спал.
Я сидел на диване, приоткрыв шторы ровно настолько, чтобы видеть улицу. Колодец был лишь силуэтом — неподвижным, нетронутым. Я следил за ним, как ястреб, будто он мог передумать и выплюнуть монету.
Писать эту историю я начал около трёх утра, пока всё ещё ждал звонка из больницы. Не знал, дождусь ли вообще, или случится что-то другое. Мне просто нужно было всё записать — на всякий случай.
Телефон зазвонил наконец чуть после шести.
Я поднёс трубку к уху ещё до второго гудка. Сердце и так уже выскакивало из груди.
Это была больница.
Она проснулась.
Стабильна. Дышит сама. Отвечает на вопросы.
Медсестра назвала это чудом.
Десять секунд я не произносил ни слова. Просто держал трубку и слушал, как вселенная кренится набок.
Я поблагодарил их. Не помню, что сказал ещё. Помню только улыбку, когда повесил трубку.
И тогда я посмотрел в окно.
Кто-то выглядывает из-за стенки колодца — прямо мне в глаза. Кожа белая, как бумага. Разбухшая, как у утопленника. Каждые несколько минут он чуть шевелится — дюйм туда, рывок сюда — но не перестаёт смотреть.
Он медленно покидает колодец. Сначала рука через край. Потом плечо. Теперь я вижу его рот. Или начало его, во всяком случае.
Он вертикальный. Начинается на губах и тянется вниз по горлу, длинным швом рассекая голову пополам. Не вижу, куда он уходит. Скоро узнаю.
Я уже пытался бежать. Подошёл к двери — и он был там.
Я увидел его в глазок. Просто стоял по ту сторону, захлёбывался, булькал, словно тонущий в собственном дыхании. С его кожи капала чёрная вода и собиралась лужей на крыльце.
Но когда я в панике отступил и снова глянул в окно — он всё ещё был у колодца.
Моё крыльцо пустовало.
Как бы ни было мне не везти, это моя ставка. Сестра будет жить — и это главное. Надеюсь, она прочтёт это и узнает, как мне жаль.
Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit
Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6