Какой же мне сегодня ночью приснился кошмар! И закончился он приступом холодной расчетливой ярости, от которой я проснулся. В последнее время у меня вечно кошмары, если снятся, то заканчиваются подобным образом. Вдруг во сне начинает работать рациональное мышление, отчего я и просыпаюсь постепенно. Правда, после окончательного пробуждения голова разболелась и болит до сих пор. И только тут я вспомнил, как же давно меня не беспокоили головные боли. Кашель всё ещё есть, но уже по большей части мокрый, так что возможно, скоро всё пройдет. Сегодня обещали опять выслать решение суда, который мы выиграли. А на улице все сегодня поплывет окончательно, а на выходные уже будет пять градусов и дожди. А потом ещё месяц обещают температуру от минус одного до двух градусов. Какая же это мерзость, а не погода! Но погода меня сейчас должна волновать меньше всего. У меня очень много работы сразу после выздоровления, так что даже в окно мне будет смотреть некогда. Печатный формат и русский язык - это совсем не то, что мне нужно.
Должен признаться в том, что когда я сажусь за компьютер, который для меня в основном - это печатная машинка, у меня нет намерения усладить чьи-то мозги красивеньким повествованием, чтобы понравиться и что-то получить в награду. Нет, для меня нет особой разницы, ругают меня или хвалят. Я делаю это только для того, чтобы уследить за ходом своих мыслей. Возможно, чтение этих текстов тоже породит какие-то мысли, а не только стереотипные оценки. Раньше меня удручало то, что если в ком-то это и порождает в ком-то какие-то мысли, то мало кто их решается изложить в комментариях. Кому-то "нравится", кто-то возмущен, у кого-то только глаза болят от множества букв, у кого-то чувства верующего оскорблены. Но теперь я уже не беспокоюсь по этому поводу, я отдал миру то, чем богат, а как мир этим распорядиться, это уже его дело. На курсах дикторов один преподавателей, очень долго работавший на радио, сказал, что один раз ему позвонил человек и заявил, что этот диктор своей передачей удержал его от самоубийства. И этот задиристый диктор вдруг обмяк и решил, что не зря он за малые деньги работал на радио, потому что, работая в других местах, он зарабатывал больше, даже, когда работал продавцом обуви или проводником на железной дороге. Мне особо никого не хочется удерживать от самоубийства, есть в этой жизни много вещей, которые намного хуже смерти. С меня довольно лишь сознания того, что кто-то, прочитав мою писанину, возможно хоть на мгновение перестанет верить, начнет рассуждать, сомневаться, думать...
Возможно, что я хитроумный идальго с тазиком для бритья на голове, который придумал себе ветряные мельницы и вызвал их на поединок. Ветряные мельницы для меня это неосознанные действия людей, их бессознательность, которая давно меня томила в разгаре девственной мечты. И вспомнилась мне одна женщина, достаточно молодая тогда ещё, с высшим образованием, приличной работой в банке. Я тогда со своими "друзьями" делал ремонт в её квартире. То, что там вытворяли друзья с её жилищем было чудовищно, я пытался сначала протестовать, потом собрался уйти, но они надавили на то, что я дал им слово закончить этот объект, что если я уйду, то подведу их. В общем я по своей дурости принимал участие в преступления против здравого смысла, испытывая при этом отвращение к себе за это. Мне было жаль ту женщину, но жалость как-то резко прошла, после мимолетных бесед с ней. Она позиционировала себя, как продвинутого и современного человека, читала Паоло Коэльо и планировала освоить вообще всю эзотерическую литературу, и порой расспрашивала у меня об авторах этого жанра. Но я вскоре понял, что незачем мне с ней разговаривать, потому что её рассуждения на любую тему быстро обрывались каким-то упрощенным лозунгом вроде: "Дом - это святое!" И дальше следовало заклинание: "Это не обсуждается!". И ей это казалось спасением от всех в мире бед, а мне это казалось источником зла. Меня и ранее раздражало подобное поведение людей, просто я не отдавал себе отчета в том, что именно меня раздражает.
Много раз на работе случалось так, что действовать по инструкции, данной руководителем, было невозможно. И я начинал пробовать, как выполнить задачу другим путем. И в таких случая, даже если у меня все получалось, руководители обычно твердили мне, что не надо отсебятины. Я начинал объяснять фразой: "Но я думал что...", на которую неизменно получал в ответ: "А не надо думать! Надо тупо делать, как говорят...". Хотя если "тупо делаешь, как сказали", то тут же следуют вопросы на повышенных тонах о том, где мои мозги, почему я не проявляю инициативы. Но тупость никогда не наказывается так жестоко, как инициатива. Тупость вызывает насмешку, а иногда и жалость, сочувствие, снисхождение, а осознанные действия руководителей настораживают, пугают, они не хотят слушать никаких объяснений, они запрещают оправдываться, приговаривают к различным наказаниям. Ведь мыслящий подчиненный - это же угроза их авторитету. И на своем веку я много раз видел, как на производстве держали на мизерной зарплате людей, от которых ровным счетом не было никакого толка. И часто размер премии зависел от выработки всей бригады в целом. И я пытался объяснить и начальству и коллегам, что толку от этих людей нет, а зарплата хоть и минимальная, платится им из наших зарплат. Но мне говорили, что вреда от них никакого нет и ладно, и черт с ним, если по их милости иногда приходится задержаться, но зато на них можно наорать безнаказанно, сорвать злобу, спустить пар. А вот от изобретателей новых методов работы вред может быть - как придумают что-то так окажется, что пара человек лишние, и устроит начальство сокращение штатов, или увеличение норм, или плакали сверхурочные часы за двойную оплату.
Я часто слышал от пресловутого большинства, молящегося на какие-то святыни из железобетона, о том что если что-то нехорошее случилось, то не надо ничего менять, просто надо найти виноватых, наказать публично с максимальной жестокостью и всё будет замечательно. И когда им пытаешься объяснить, что преступление часто является нормальной реакцией человека на ненормальные обстоятельства, они морщатся, отмахиваются, и я вижу ту самую святую средневековую простоту, когда ревностные христиане жгли ученых на кострах, и тут же бежали грешить помалу, потихоньку, и замаливать эти грехи, покупать индульгенции.
Вроде бы у христиан в Евангелии много раз на разные лады написано, что не обязательно брать око за око и зуб за зуб. Что нечего судить друг друга, и всем воздано будет одинаково, а не сдельно, как в притче о работавших в винограднике. Зло, конечно, должно быть остановлено, изолировано, если в этом есть необходимость, но никак не судимо и наказано. Но без понятия наказания за отступление от правил невозможно представить ни систему воспитания детей, ни систему правосудия, ни взаимоотношения большей части человечества. Наказание по сути - это ни что иное, как кровная месть. И люди и представлять себе даже не хотят о том, можно ли жить без мести и наказания. И эта система взаимоотношений привлекательна для большинства именно тем, что там не надо думать. Устанавливаются правила, одни для всех или для определенной группы, и за их нарушение следует определенное законом наказание. Конечно, в последнее время стараются сделать так, чтобы закон был один для всех, что вызывает, конечно, массу оговорок при применении этого единого закона во множестве конкретных случаев. И начали называть места отбывания наказания "исправительными заведениями". Хотя никого особенно не волнует, каким образом люди в местах лишения свободы исправляются, главное, чтобы они хоть какое-то время не совершали новых преступлений, не пугали ими народ жаждущий спокойствия.
Мало кто согласен хотя бы выслушать точку зрения о том, что причиной преступлений часто являются психические заболевания преступников, и чтобы их исправить, их нужно лечить, а не наказывать, не факт, конечно, что вылечить некоторых из них можно, но надо по крайней мере пытаться, работать в этом направлении, а пока они нездоровы их следует изолировать от общества, и не стоит им в этой изоляции создавать излишние мучения, чтобы отомстить им за содеянное преступление. И даже у великого моралиста Достоевского в его бессмертном романе воспевается покаяние, которого можно достичь только путем насилия над самим собой, то есть без глаза за глаз нельзя никак. И народу это понятно и нравится, хотя и кажется несколько абсурдным наказывать самого себя.
Другой причиной преступлений являются невыносимые для некоторых индивидов условия проживания в обществе. Конечно, доступное для всех образование не дает гарантии отсутствия преступлений, но если образование актуальное, если нет безработицы, то это значительно сокращает преступность. Если в обществе свободно продается алкоголь, который является достаточно сильным наркотиком, если его употребление пропагандируется в СМИ и лечение от алкоголизма является чем-то недоступным, то преступлений в разы будет больше. Если в обществе богатые не хотят думать о том, как дать заработать бедным, а напротив стараются этих бедных сделать ещё беднее, и хвастаться своим богатством, то какими бы суровыми наказания ни были, преступлений будет много. Наконец, если в обществе культ агрессивного поведения, культ роскоши и принято наслаждаться унижениями других, то это совсем неблагоприятно отразиться на уровне преступности. Если в банк является человек с большой суммой непонятного происхождения и никого это не интересует, и соблюдается тайна вклада, то конечно, у многих возникнет соблазн грабануть один банк, положить награбленное в другой и жить на проценты праздно и вольготно. Все кричат о финансовой свободе и нежелании, чтобы государство наблюдало за их тратами и доходами, мотивируя это страхом того, что государство их ограбит, но когда у этих же людей мошенники выманивают их нечестные деньги, и открыто живут на них счастливо, эти люди уже хотят тотального контроля государства над банками и счетами граждан, чтобы мошенники и коррумпированные чиновники не особо жировали.
Совершение многих преступлений можно просто предотвратить заранее, если ещё в детском возрасте проверять всех на психические заболевания и устраивать общество безопасным образом. Но для этого надо думать, рассуждать, экспериментировать, ошибаться, исправлять ошибки, а это трудно и страшно. И старое доброе ультра насилие правоохранительных органов или разгневанной чем-то толпы выглядит для невежественного, инертного, тупого большинства более привлекательным. Да и зачем разбираться в мотивах поступков своего чада, корректировать его поведение, вести его к врачу и выяснять, что с ним не так? Проще же просто взять ремень и одним махом решить все проблемы! Всё ведь просто! Это кажется самым коротким и легким путем. Но на деле оказывается, что самый короткий путь часто приводит не совсем туда, куда люди хотят попасть. Вроде всё было легко и с комфортом, но результат оказался совсем не тот. И даже в тот момент, когда человек начинает осознавать, что своей простотой сам создал себе лишние трудности, он опять пытается решить проблему самым простым путем - путем насилия, и так его трудности растут в геометрической прогрессии.
Многие бездумные люди склонны видеть только следствие, и ликвидируют только следствия, игнорируя причины своих трудностей. Один мой бывший коллега, у которого квартира была в ужасном состоянии, бегал по ней и заметал отваливающуюся от стен и потолка штукатурку. Я ему сначала сдуру пытался советовать купить хотя бы сайдинг или вагонку и обшить потолки и стены, если ему так уж лень штукатурить все заново. Но он отвечал, что ему не лень и подмести лишний раз. И потом у него начало капать с ржавой трубы, и он только подстилал тряпочки, ставил тазик под эту трубу, вытирал стену тряпочкой, и ему было не лень этим постоянно заниматься, он был бодр и на позитиве. О дорогостоящей замене трубы ему было думать неприятно, это же ещё неизвестно что за собой может повлечь. Тут я уже только молча созерцал его суету и умилялся его позитивному отношению к жизни. Потом, правда, его жена всё испортила, вызвала сантехника, который заменил трубу, и визит сантехника был для бывшего коллеги великим стрессом и потрясением. И этот человек был таким во всём. Как-то на работе он выравнивал одну сторону каркаса, лежавшего на маленьком столе. И пока он выравнивал одну сторону, две других болтались и изгибались. Я ничего ему не сказал, просто пошел заниматься другим делом, гадая, сколько ему понадобится времени на то, чтобы понять, что происходит. И он усердно трудился часа четыре, и был очень доволен собой, но потом другой пьяный коллега ему все испортил, сказал, что нужно перенести каркас на другой стол, и зафиксировать струбцинами всю конструкцию. Потом ещё подбежал директор, начал ругаться, узнав, что он четыре часа никак не может разобраться с каркасом, сказал, что это время будет вычтено из зарплаты. Жадный был тот директор, всегда бегал и во все норовил сунуть свой любопытный нос. А вот там, где руководители солидные, степенные, в народ спускаться брезгуют, там этот народ трудится очень усердно и безуспешно.
И ведь большая часть усилий большинства людей вот так уходит впустую из-за их упорного противления мыслительному процессу. Но это не так уж и страшно, если бы это противление мыслительному процессу не порождало насилие в большом количестве, да и нищету тоже. И все далеко идущие рассуждения и извороты мысли разбивались, разбиваются и будут ещё разбиваться о два щита, на которых начертано: "Это святое!" и "Это не обсуждается!". А за этими щитами простые люди успешно жрут друга и отравляют друг другу жизнь.
