Пятый рассвет. Ровно столько он встретил их в этой ловушке странного леса скелетов. Руки его превратились плети. Силился их поднять над головой, но сумел дотянуться лишь до бутылки с водой. От одной только мысли о новой вороне или лягушке подкатывала тошнота. Может, и хорошо – голод, значит, терзал пока не смертельный. Хуже всего было кашлять. Болью отдавалось в бронхах и лёгких. Надо снова разжечь костёр, пока было светло. Вскипятить родниковой воды, но сначала за ней сходить, потому что запасов осталось не больше двух литров. Питие, пусть ненадолго, аппетит усмиряло. Сейчас было нужно горячее.
Кажется, ночью немного поспал, где-то перед рассветом. Не помнил, как проваливался, зато не забылось видение. Женщина у костра, молодая. Распустила длинные волосы. Сначала расчёсывала их гребешком, потом делала косу, упругую и толщиной с запястье, с вплетёнными в неё лесными и полевыми цветами. А он приближался к ней осторожно, сам превратившись будто в светящийся шар, без рук, без ног, без головы. И стал вблизи различать цвета лепестков в волосах – нежные голубые, жёлтые, розовые. Медленно плыл к ней, пока руки её не замерли. Почувствовал резко в ней напряжение. А она – его долгий взгляд. Резко к нему повернулась. Вот только лица её увидеть он не успел – видение тут же закончилось. Осталось лишь ощущение, будто узнал бы лик, если б сумел разглядеть. Словно это его являл ему призрак-страж, подкравшийся у костра незаметно и оказавшийся женщиной. Скорее всего, картинка с ночи отложилась в бессознательном – из женщины-струны, парившей над травой, она превратилась в лесную нимфу. Сидевшую там же, возле огня. Хорошо, если это был сон, а не начало первых галлюцинаций и сумасшествия. Может, стошнило не от вороны, и всё же был яд?..
Тяжело-тяжело, но он заставил себя подняться. Отодвинул стойки, убрал брезент, с которыми за ночь промучился трижды. Спрыгнул в траву, сразу упав, оказался на спине. Руки попали в мокрое. Вытер их, не спеша, о джинсы, глядя в голубое небо. Мочился сегодня прямо сверху, вниз не спускался – не было желания выходить после ночного столкновения с неизвестным. Повернулся в сторону двух скелетов, приподнявшись на локте.
– Вы здесь… давно? – спросил их, словно до этого не приходило в голову.
Понятно, что не ответили.
Молча встал с земли на ноги. Пошатываясь, шагнул и ожидаемо ощутил улучшение. Головная боль выветривалась потоками прохладного воздуха. Июль словно сменился на сентябрь, или это его знобило от отравления. Подобрал аллюминиевую канистру, которую нашёл пустой в первый же день в самолёте, и неуверенно побрёл к ручью. Если хватит сил вернуться обратно, придётся попотеть с заготовкой дров – запас его весь сгорел этой ночью.
У ручья, не дойдя до воды, он согнулся и осел на колени. Лоб следом почувствовал землю. Колики в животе начались внезапно, резкая боль перешла от сплетения в низ живота, а после, прострелом, скрутило и со спины. Лишь бы не почки. Тут же началась жёлто-зелёная рвота, и после второго прострела Кирилл не сдержался. Крикнул испуганно в голос. Тяжело упал на бок, завалился на спину, однако сразу почувствовал удушье. Какая-то новая напасть – без кашля, и точно остановила во всём горле потоки воздуха, как будто закупорила глотку. Вдобавок – новый прострел.
В диких конвульсиях Кирилл перевернулся. Сжав зубы и подавляя крик, который без воздуха вышел бы слабым, встал на колени и локти. Вытянул шею, открыл шире рот, и, задыхаясь, выкашлял из горла ком. Тот выпал и покатился.
Ком оказался головой мёртвой вороны. Остановился у камня. Пошевелившись, моргнул. Вспрыгнул вдруг бодро на лапки, разинул широкий клюв и каркнул. Нелепо затем, ковыляя, устремился к нему. Башка мёртвой птицы, как в страшном мультике, двигалась по земле на ходульках, смешно перепрыгивая через веточки.
От неожиданности Кирилл усмехнулся. Боль отпустила внезапно, позволив ему, наконец, подняться. Он не был уверен, ЧТО видит, но пнул ЭТО легонько ногой, скорее от страха. Ком-голова подлетела. Каркнула ещё громче и плюхнулась в воду ручья. После уже поплыла по течению, барахтаясь в нём, не прекращая при этом голосить и пускать пузыри. Тщетно пыталась выгрести к берегу. Он же, не обернувшись больше на это недоразумение, поднял свою канистру и медленно поплёлся по ручью к родничку. Вода там была хотя бы прозрачной, чистая на вид – как слеза. Возможно, яд попадал в неё из почвы дальше от самого источника, там и следовало набирать, в самом роднике. Теперь уже поздно размышлять о месте, три дня набирал в бутылки везде подряд.
Упал он, не дойдя каких-то двух десятков шагов. Почувствовал сначала, как подломились ноги, а дальше уже затылком врезался землю. Дёрнулся всем телом. И понял, что предыдущая судорога – всё ничего. На этот раз скрутило так, что вопль его оглушил весь странный лес. Кричал, как та женщина у костра, но не безмолвно. Вытянулся, как и она, в струну, – подумал ещё, что и призрак страдал от боли – но не взмыл над землёй. А просто затих.
Последнее, что ощутил – падение в глубокую пропасть…
Очнулся уже под ночной треск насекомых. Насвистывали у него над ухом негромко, тихо журчала вода. Слабо пошевелился. Совсем уже не был удивлён, что во второе своё пробуждение ночью, снаружи вне самолёта, оказался в лесу не один.
Человек сидел поблизости. Сомнений в его происхождении не было – светящийся шар-страж принял ему незнакомый облик. Мужчина, лет двадцати пяти, в какой-то полосатой робе, как у сбежавших заключённых в кино. Сложил ноги в позе лотоса, грыз увлечённо яблоко или персик, держа его обеими руками. На тонком носу с горбинкой сидели очки, круглые, с тонким стеклом, на голове – короткая стрижка с уложенной набок чёлкой. На настоящего зека мираж не походил. Уж больно жалостливый принял вид – хотелось поинтересоваться, а что с ним не так? Не помочь ли?
Однако, заметив его пробуждение, призрак внезапно замер. Оставил своё занятие и перевёл взгляд. Смотрел какое-то время. Затем выбросил яблоко. Убрал на колени ладони и, запрокинув голову, расхохотался.
Потом глаза призрака вспыхнули красным, улыбка с лица не исчезла, но во взгляде появилось вожделение. Снова захохотал, как безумный, стал раздуваться лицом. Лопались беззвучно щёки и из них забрызгала кровь.
Оба вскочили. В воздухе было тихо. Кирилл побежал.
Он нёсся как мог, и понимал, что хохот того безумца звучал лишь в его голове. Перепрыгнул через ручей, обогнул источник. А после устремился напролом через лес, к знакомому ему холму. Выхода там, может, и не было, но светящийся шар преследовал. Гнал в сторону от пути к самолёту.
У подножия возвышенности он резко остановился как вкопанный. Чуть не налетел на другой шар, появившийся впереди, вскрикнул от неожиданности. Тот тоже принял облик. Женщина-струна, сидевшая накануне возле его огня и явившаяся затем в видении. Теперь он разглядел её пышные волосы ближе.
Рванул резко в сторону. Порадовался, что колики отпустили. Перепрыгнул через валежину – луна светила снова ярко – и начал взбираться на холм по крутой стороне. На миг лишь обернулся, увидел, что светящихся шаров стало много, целая стая неслась за ним по пятам. Мерцали в темноте, пытались взять «в клещи» и окружить. Выстроились как эскадрилья на бреющем полёте. Проносились между деревьев и не давали ни на миг усомниться, что промедленье закончится для него катастрофой. Рухнет, как подбитый истребитель.
Вершину холма он пробежал на адреналине, а вот спуститься нормально уже не удалось. Зацепился носком проклятого кроссовка, грохнулся, покатился. И как же некстати начались новые колики!
Свернуло червячком, пронзив внутренней болью. До хруста сжал зубы, но подняться не вышло. Десятка полтора светящихся шаров спускались к нему, и все внизу застывали, готовясь к финальной атаке. Выстроились в полукруг, задрожали, когда собрались. Затравленно оглядев их, Кирилл силился встать, живот зажимал руками. И первый из стражей, ощерившись, клюнул.
Смазанное движение. Успела разинуться мерзкая пасть. Невиданный зверь получился как в старых фильмах про оборотней. Мгновение ужаса перед тем, как что-то коснулось груди – и сердце будто обда́ло ледяным поцелуем. До хрипа замёрзло в горле дыхание.
Ещё две атаки – холодные удары других страшных морд. Расчётливые их тычки, как ни странно, позволили встать, рука с земли зацепила ветку, и ей он пытался отмахиваться. Шары нападали – он отходил, и ковылял спиной глубже в лес. Кричал, ругался на них. И чувствовал, как всё леденеет: с каждой новой атакой нутро промерзало всё больше, а страх дошёл до корней волос. Но вместе с этим бездушным холодом застыла и боль – ноги передвигались постепенно быстрее. Потом Кирилл выбросил ветку, рискнул повернуться спиной и побежал. Догонят, когда наиграются, ночь едва началась. А дальше – и его кости будут белеть в одиночестве, и солнце на них не оставит загара…
Кирилл свалился без чувств. Он отдал все силы в борьбе за своё спасение. И, падая, вспоминал самолёт. Что лучше – лежать в лесу на ветру, или остаться навеки вместе с пилотом в крылатом гробу-кукурузнике? Теперь уже всё равно...
Наутро его подобрали дорожники. Сам выбежал ночью близко к трассе, всего километрах в двух от оставленной им машины. Нашли без сознания. Немедленно вызвали скорую, после чего он попал в больницу. Врачи сказали, что повезло, ещё немного, и наступило бы сильное переохлаждение. Согревали тёплыми одеялами, поставили капельницу. А когда пришёл в себя, начались расспросы. Естественно, не без участия внутренних органов – им доложили сразу о странной «находке».
Кирилл сначала молчал. Потом уже решил, что терять было нечего – украсть он ничего не украл, не совершал никаких преступлений; наоборот, едва не погиб, не померещилось же? Рад был, что выбрался из чёртова леса живым, пусть что хотят, то и думают. Спишут на шутку, поедут проверят. Поищут тот самолёт на поляне, найдут скелеты людей в траве. Однако после всех своих рассказов общался пришлось уже со специалистами по изломанной психике. Долго и нудно тестировали, прежде чем назначить лекарства. Успел случиться даже нервный срыв – настолько довели его врачебные наблюдения с манипуляциями.
И всё же участковый, записывавший за ним подробности, а потом переставший это делать и позвавший психиатров, кому-то сообщил о его рассказе. Потому что прошло немного времени, неделя или меньше, и в больницу к нему заявился гость. Как раз за пару дней до выписки. Его одноклассник. Раневский Борис Сергеевич. С Борисом в школе они общались мало, но почему-то сейчас Кирилл догадался о причинах его визита. Раневский работал в одной известной службе, такие ходили слухи годы спустя после их выпуска. Более того – в каком-то особом отделе.
Вошёл. Поздоровался. Пакет с апельсинами и шоколадом поставил на тумбочку.
– Благодаря тебе обнаружили место, – сказал он, садясь на стул. – Ушёл ты от него недалеко – потому и нашли. Долго не могли вычислить координаты…
Тишина. Пузырики газировки лопались в стакане на столе.
– МЕСТО?.. – переспросил Кирилл бывшего одноклассника, чувствуя, как в ушах нарастает пульс, а в горле начинает сохнуть.
– Место… – отозвался эхом Раневский. Поправил на шее галстук, участливо посмотрел. – Но, вижу… ты пока не готов.
Повёл вверх бровями. Подбадривающе подмигнул.
– Ладно, поправляйся, – добавил он напоследок, вставая. – Увидимся ещё. Пока же – отдыхай. Набирайся сил. И помни – ты не сходишь с ума…
В следующий раз их встреча не была неожиданной. Кирилл восстанавливался и даже перестал посещать психолога, тот сообщил, что помощь уже не нужна. Здоровье приходило в норму. Собирался даже вернуться на работу – не потерял своей должности, начальство переживало за сотрудника. И накануне зазвонил телефон. Все близкие звонили обычно на мобильник, а это затрещал его домашний, дисковый, с тяжёлой трубкой и сделанный под «старину» 50-х.
– Раневский, – представился сразу Борис. – Выйдешь? Кофейня тут рядом. За домом, на углу…
Обшарпанный столик. Хорошее место, не новое и душевное. Завсегдатаи сидели здесь после работы, а в выходные дни приводили жён и детей. Две чашки стояли уже на блюдечках. И вазочки с ванильным мороженым. Раневский своё доедал. Радушным жестом пригласил одноклассника сесть и глазами указал на меню. Однако аппетита не было. Хотелось просто послушать, психолог ведь убеждал, что от отравленной воды у него начались галлюцинации. А голод добавил иллюзиям красок.
– Сильное поле… – начал Борис.
Кирилл, разумеется, понял, что речь Раневский завёл не о поле с пшеницей. Всё-таки учились в физико-математической школе.
– Ты не один такой. Некоторым удаётся уйти. Женщину нашли в том же районе, два с половиной года назад. Успела отойти далеко – и место отыскать не вышло… Грязная, бродила босиком. Сейчас она в психиатрическом отделении, и до сих пор не говорит. Ты оказался крепче. Хотя, кто знает – ты был там пять дней, а её-то искали месяц…
Звучало всё как в фантастике Брэдбери. Или ещё там кого-то.
– Учёными явление до конца не изучено, – продолжал Раневский Борис Сергеевич, сотрудник особого отдела. – Не могут разложить его на все составляющие – особое притяжение у этого поля. Тянет всё живое и не живое к себе. Тот самолёт, где ты ночевал, разбился в его эпицентре. Пропал в начале 80-х, тогда не нашли… Однако у поля – особенность. Ночью оно почти не действует. Активность пробуждается от солнца. Ты, как и многие до тебя, старались выбраться днём. А ночью… там страшно. Отсиживались в самолёте, когда магнит не работал. Пили всё время воду – заряженную, и отравлявшую зарядом организм. Тогда как надо было уходить. Те, чей рассудок мутнел, и кто не погиб, теряли свой страх и выбирались. Как та несчастная… Или как ты.
Кирилл сглотнул. Дни, которые остались позади, начинали мерцать снова в памяти. Словно шары, что светились в темноте, и охраняли ту территорию.
– Так значит… всё это были галлюцинации? От яда?..
Он помнил слишком отчётливо призраков-стражей, что принимали облик людей, животных и разных фигур. Особенно тех двоих, у костра и ручья. Бывают повторяющиеся видения, и даже сны. Но изо дня в день, в том лесу, он видел одно и то же, что появлялось ночью и имело тенденции в поведении. А некоторые их действия он даже предугадывал – изучил, можно сказать, привычки.
Борис посмотрел на него, как показалось, с жалостью. Потом вздохнул. Отвернулся. И снова вперил свой взгляд в него.
– Лягушка – галлюцинация, – тихо произнёс он, чуть наклонился, сложив руки над столиком. – Воронья голова на лапках… Но… не они.
Всё остальное произнёс быстро и коротко.
Призраки пытались Кирилла спасти. Выгнать его под покровом тьмы – магнит тогда не работал. Хотели, чтобы ушёл и, как они, не остался запертым. Их кости он видел разбросанными в радиусе от эпицентра с самолётом. Остались летать лишь мятежные души – умерших там людей. Днём были невидимы и сильно слабели, а ночью себя проявляли. Действие поля на них было особенным – покинуть места они не могли, ни в самый разгар луны, ни в солнечный день. И близко к эпицентру не приближались – тут же начинали разрушаться. Вспомнилось сразу, как заискрился призрак, отважившийся подойти к костру – та женщина с пышными волосами. Он сам легко заходил в самолёт, но начинались головные боли. Для призраков это стало б губительным.
Надо же… Оказывается, его спасали.
– Но… – не мог он найтись, что сказать. – Они же пугали меня!..
– Ну, делали как умели… – пожал на это плечами Борис. – Пытались до тебя докричаться. Что б выгнать из леса, когда путь для тебя был открыт… И ведь получилось? Призраки выражают эмоции по-другому – свойства их иной материи. Ты улыбаешься – он будет кричать, ты засмеёшься – он зарыдает и лопнет при этом голова, раздуются щёки… Как будто наводит ужаса. Не знаю, немного не моё. Другие у меня обязанности… И, собственно, здесь, наука ещё только двигается…
И всё равно Кирилл верил с трудом. Как странно – верилось больше, когда видел только глазами, но толком о них ничего не знал. Не думал, что это были души людей. Верил, что сходит с ума или болен.
Борис глотком допил кофе. Поставил чашку на столик. Ложечкой помешал осадок и уложил на блюдце.
– А нет никого, – ответил он, помолчав. – Тот найденный самолёт увезли. Собрали все кости – их девятнадцать было, а не одиннадцать. А место силы…Оно вроде как бы иссякло. Ну, скажем так: учёные его «отключили». Понятно, ЗАЧЕМ, но не спрашивай, КАК… Все души умерших освободились – нет больше светящихся призраков… Много бывает чудес на нашей планете… Много…
Затем, немного помявшись, по-свойски ему сказал:
– Ты вот что, Кира… – покашлял неловко. – Об этом никому не рассказывай. Не нужно беспокоить людей. Живут – и живут, не знают. Спокойней оно, без лишних неизвестных… И да – дело с тобой засекречено. Все показания изъяты, тебя беспокоить больше не будут…
– Но… ты же мне рассказал, – не понимал Кирилл. – Зачем? Для чего?..
Борис, одноклассник, пожал плечами. Сейчас он больше походил на того, с кем они вместе учились, нежели на сотрудника какого-то там секретного отдела. Помедлив немного, сказал.
– А помнишь… как гоняли мяч?.. Всегда были в одной команде…
Потом вид его стал строже и выражение на лице – сдержанным.
– Я не хочу, что б ты сходил с ума. И начал пускать слюни, как та несчастная из психушки. Призраков, не бывает, Кирюша. Вот это, пожалуйста, запомни хорошо…
На этом их встреча закончилась.
С последними словами Раневский поднялся. Оставил большую купюру на столике, дав жестом понять, что угощает и сдачи не нужно.
Кирилл же задержался. Он вяло тыкал ложечкой в мороженом, сидел и размышлял. Холодный шарик подтаял. Лежал неподвижно на донышке, оплавился снизу, и походил на что-то знакомое. Вспомнился сразу холод в груди, когда призраки атаковали ночью. Но нападали не в порыве убить, а чтобы избавить от собственной участи……..
Год спустя он побывал в том месте. Всё время думал о нём. Скучными зимними вечерами, в весеннюю холодную капель и в июньский багровый закат. И вот, когда настало время летнего отпуска, в июле, наконец, отважился.
Поехал один, на машине. Не сразу спустился с обочины, когда заглушил мотор. Помнил, как здесь оказался впервые, как повели ноги в лес и после он заблудился, как вышел в полдень к ручью и нашёл самолёт. И не забыл, к чему привела та прогулка.
Желание внутри, однако, пересилило. Один первый шаг – и ноги вели уже снова.
У края каменной россыпи остановился. Окинул бегло знакомое место взглядом. Всё тот же рядом ручей, а выше – спокойный источник, с заводью и поднимающими у берегов головки лотосами, розовыми и белыми. Вода тут теперь была не заразна.
Но не родник он искал. И, постояв чуть-чуть у воды, уверенно двинулся дальше.
Дерево, под которым лежали те двое, всё так же шумело тяжёлой кроной. Здесь они испустили свой последний вздох. Вместе держались в беде, вдвоём и до последнего. Она – головой на его плече, а он её обнимал – так и нашёл их тогда. Два милых скелета со светлыми волосами. Пропавшая в 2004-м пара. Он знал почему-то, что встретился именно с ними – она выходила ночью к его костру, а он был тем, кто сидел у ручья и грыз яблоко. Потом провожали его. Вместе с другими «шарами» довели до черты, выталкивали до восхода солнца из этой опасной зоны. А сами остались. Борис говорил, что призраков больше ничто не держит. Наверное, упокоились, не мечутся больше по лесу, не кричат страшным голосом ночью, а витают где-то в просторах другой вселенной.
И, может быть, даже счастливы там....….....
Кирилл постоял ещё немного. Затем оставил цветы – простой букетик, который принёс с собой из машины, купил его по дороге. То малое, что совесть велела сделать для них, бо́льшим уже не помочь. Места этого не забыть, как ни старайся, многое здесь с ним случилось. И снилось ещё иногда. Правда всё реже и реже. Помнился вкус воды и вид самолёта, молчаливый, в фуражке с козырьком, пилот, и крики «призраков-стражей» в ночи́, сводивших воем с ума. Вечные для него теперь и личные во многом образы…
А когда уходил от безымянной могилки, маленький слабый огонёк появился вдруг позади – вынырнул робко из-за деревьев. За ним – и другой.
Вместе они покружились недолго над скромным букетом – плавали сверху, словно держались за руки. Совсем как жених и невеста. И с благодарностью провожали мирным кружением почтившего их бытие человека.
Потом также тихо исчезли, вдвоём.
Став друг для друга вечностью…
Автор: Adagor 121 (Adam Gorskiy)
