Сообщество - Фэнтези истории

Фэнтези истории

799 постов 643 подписчика

Популярные теги в сообществе:

13

Запоздалое спасибо (трасса М10)

И тогда в кабине отчётливо запахло горелым сцеплением.

Убивалось оно медленно. Ещё по дороге на дачу заметил, что при троганьи надо давать больше газку, чем обычно.

Но тогда я ещё не понимал, почему.

Потом на пути обратно оказалось, что в горку больше 40 не едем, какую передачу не включай.

Потом произошло то, что прогнозировалось - приора уже просто дальше никуда не поехала, как ни газуй.

Диагноз - приехали.

Звонки по автосервисам ничего не дали - "Мы это не ремонтируем". В эвакуации сказали, что на север москвы отсюда - 13 тыс, и это грубо (потом ещё добавят).

И да, к теме, поначалу всё было на правой полосе, быстрое там движение. Единственный кто остановился что бы помочь, был южанин. Но помочь он мог только тем, что бы толкануть руками на обочину.

А так цеплять - никак, у него малолитражка. Тут мать пыталась убедить, что приора машина лёгкая, и денег даст, да вот только я прекратил - если считает, что никак, значит и никак, и деньги не при чём.

Так что пока обламывал обочечников - у этих сексменьшинств хорошее зрение, аварийку видели издали и перестраивались. А треугольный знак в 30 метрах, постоянно приходилось поправлять, его сдували фуры своими потоками воздуха.

Всё решил "Звонок другу". Там уж нормальная эвакуация на верёвочке, хотя ждать пришлось часа два, замкадье же, дальше Зеленограда. И самое обидное, даже выпить с горя не мог, потому что всё равно буду дальше за рулём, ну и что что на верёвочке, рулить и тормозить всё равно надо.

А тому, кого все называют чурками, не все же из них террористы, запоздалое спасибо. Потому что я тогда был в таком чаморошном состоянии, что и слова с трудом говорил. Только теперь передаю через ресурс.

Показать полностью
0

Из грязи в Камень! Том 1. Глава 0: Пролог!

Эта история начинается с того, что хочется познакомиться с одним парнем по имени Ишикари Рок. С виду он вполне обычный 16 летний парень, который так или иначе должен наслаждаться своей юность в старшей школе. Однако, реальность сыграла с ним очень злую шутку, словно повесив на него "Проклятье Вечной Неудачи!"

-"Ха-ха, ну вы только посмотрите на него! Он же реально сожрал собачье дерьмо за то, чтобы его не били!"

-"Вот же идиот, так и я ведь ещё всё заснял, вот это прикол месяца!"

-"Даже не верю что мы учимся в одном классе, мерзость, а не человек!"

Ишикари окружили несколько его одноклассников не просто так, а потому что они не хотели пропустить момент, как жалкое его подобие человечности, стоя на четвереньках есть прямо из земли маленькую кучку собачьих фекалий на территории школы.

Смех и издевательство так и не перестали выстреливать из уст его одноклассников, что ещё больше заставляло Ишикари плакать от полного и ежедневного унижения.

-"Блин, уже пора на урок, не хочу из-за этого мусора ещё опоздать."

-"Согласна, надеюсь ему хватит ума не появляться у нас на глазах после такого!"

Всё ещё тихо плача и ползая на четвереньках, Ишикари мог видеть как его "друзья" ушли обратно в здание школы. Сам же Ишикари понимал, что издевательство будут вечными, а унижение всё расти, но если он опоздает на урок, то учителя не оставят его прогул в стороне.

И всё же спустя несколько часов в школе, Ишикари вернулся домой....а точнее в пустой дом. Ни отца, ни матери, только Ишикари. Холодильник всегда был почти пустым, а электричество и вовсе не работает.

Ишикари хоть и привык так жить, но и пожаловаться у него не хватит смелости на такие бесчеловечные условия проживания. И даже не снимая грязную школьную форму, он сразу же лёг на полу, закрывая слезливые глаза ладонями.

-"Почему..? Почему всё так? Что я такого сделал, чтобы всё это происходило?.... Каждый день...каждую минуту..."

Уныние Ишикари очень обоснованное и долгое, которые продолжалось ровно час, лёжа на полу, немного покрываясь пылью квартиры.

-"Родители бросили....друзья бросили....почему всем на меня плевать? Я просто...хочу...жить"

Крики и плачь, а помощи никто и не услышал, кроме самого Ишикари, раздавшись эхом по пустым стенам. И такой поток эмоций, как и вчера и другие дни, заставил полностью потерять сознание и Ишикари погрузился в глубокий сон.

Сами же сны парню никогда не снились, так как он боялся и в них пережить все страдания, что приносит ему реальный мир. Однако сегодня, его пустой мир сновидений прервала одна гостья.

Безликий лик высокого ангела в белой мантии и крыльев, прикрывающий всё тело этого создания, однако как даже полное скрытие не поможет, когда телосложение ангела выделялось невероятной формой груди и бёдер, что так пыталась скрыть мантии.

-"Весь человеческий род этой планеты хочет жить так, как он пожелает и Божество решит их волю. Но только ты....ты не смог получить внимание Божье, за что оно корит себя по сей мгновенье. Так прошу, дай шанс моей воле передать их слова..."

Нежный голос смог донести до разума Ишикари, но он не понимал и не знал как ответить той, кого он даже не мог разглядеть, однако кинуть головой всё же смог.

-"Дитя проклятья и гнева моего, я не могу передать то, как я виноват перед твоей душой. Моя вина в том, что не сдержал своего гнева и оно перешло в твоё рождение. Так позволь новой жизни помочь тебе обрести покой... Такое послание просило передать вам их воля. Людям не понять его посланий, так что я, Арх-ангелия Малинестеса, помогу вам понять его...."

Слушая всю речь от начала и до конца, Ишикари даже в своём сне начал плакать и сразу же покачал головой, показав что он всё понял. Он понял, что вся его жизнь, страдания и унижения что ему пришлось пройти, всё из-за Божества, но даже во сне, Ишикари винил лишь себя за то, что получил такую судьбу.

-"Позвольте и мне выразить свою вину и сожаление о вашей жизни и перейти к сущности моего прибывания. Их раздумия согласилось сделать исключение и даровать вам реинкарнацию. Вам позволили получить новую жизнь и счастливо обрести покой, что должен быть с самого вашего рождения."

Яркий радужный свет стал окутывать тело Ишикари в тот же миг, когда арх-ангелия Малинестеса произнесла слово "Реинкарнация". Ишикари думал что всё это лишь сладкий сон, который так ему был нужен всё это время, чтобы хоть немного почувствовать своё умиротворение.

И когда тело невинного и непонятого парня исчезла из взора божественного существа, это означало что реинкарнация души прошла успешна и покинула старый мир страданий и несправедливости Ишикари.

-"Итак....думала это произойдёт дольше, однако почему-то у меня неприятное ощущение, словно что-то....надо проверить!"

Малинестеса раскрыв свои огромные крылья, немедленно переместила себя из пустого сознания, прямо в "Небесное царство", чтобы проверить, как прошла реинкарнация Ишикари и кем он стал, ведь чувство беспокойства только росло и росло.

Прибыв в нужное место, паря прямо перед огромными золотистыми вратами, украшенными сложной гравировкой на неизвестном языке Богов, арх-ангелия сильно нахмурилась, когда огромные врата немедленно раскрылись и сразу же можно увидеть двух маленьких ангелов, стоящий на коленях с виноватым видом.

-"Простите, пожалуйста, это всё Рири! Она меня отвлекла и ещё...."

-"Нет нет, это всё Ирир, она зевнула и совершила непростительный просчёт, так как..."

Близнецы ангелы спорили и пытались оправдаться, невнятно говоря, что всё же произошло, хотя Малинестеса уже догадывалась что случилось.

-"Вам дали всего одно задание, отправить душу в новую жизнь и больше ничего... Так и в чём вы провинились?"

Два маленьких ангела всё ещё стоя на коленях, чувствовали недовольство и угрозу от арх-ангелии, которая была правой рукой Божества и напрямую имела с ним контакт.

И вместо нытья и слов, одна из ангелов по имени Ирир распахнув ладони по разные стороны, призвала кристальный диск, чтобы показать, кем же стал Ишикари.

Вглядываясь в этот диск, Малинестеса пару секунд ещё не видела картинки, однако её безликое лицо изменилось цветом из яркого белоснежного в тёмно-алый цвет, явный признак злобы.

-"КАКОГО ХУЯ ВЫ НАТВОРИЛИ, ОТРОДЬЯ НИЗИН? КАК ВЫ ПОСМЕЛИ ПОДВЕСТИ ДАР БОЖИЙ И ПРЕВРАТИТЬ ЧЕЛОВЕКА В КАМЕНЬ???"

Показать полностью
1

Рассказы для поднятия настроения

Прошу не кидаться, только начинаю. Критика приветствуется.

Рассказы для поднятия настроения Фантастический рассказ, Авторский мир, Длиннопост

На краю маленького прибрежного городка, где сосны обнимали берег, стояла заброшенная атомная электростанция "Северный Свет". Техника последней модели, когда-то гордость местных жителей, теперь обветшала от времени и забылась после катастрофы, произошедшей более десяти лет назад. Говорили, что жители, покинувшие город в панике, оставили свои жизни и свои секреты вместе с электростанцией.

Никто не хотел приближаться к этой пустынной территории. Тем не менее, группа смелых молодых людей — Ханна, Эрик, Лиза и Дейв — решила, что они могут исследовать этот запретный объект. Им хотелось испытать адреналин и послушать старые легенды о тех, кто покинул мир в стенах АЭС.

В тот вечер они собрали необходимое снаряжение: фонари, камеры и запас еды, потом отправились в путь. Дорога к станции была запущенной и заросшей, но они с легкостью пробрались сквозь высокую траву и колючие кустарники. На фоне заката здание выглядело угрожающе — отшумевшее море и высокие ограждения AЭС превращали это место в настоящую крепость страха.

Когда они пересекли порог AЭС, тишина их окружила, как одеяло. Каждый шорох вызывал мурашки по телу. Гигантские бетонные конструкции, когда-то сверкающие, теперь были покрыты паутиной и сорной травой. К окошкам, внешне безжизненным, пустота оставила глубокие следы.

— Тут так холодно. Вы не чувствуете? — прошептала Ханна.

— Это просто старины, — ответил Эрик, пытаясь скрыть свой страх.

Они начали исследовать контролируемую зону, где старые приборы все еще были на своих местах — ржавые экраны и дребезжащие механизмы, застывшие во времени. Аромат гнили и плесени напоминал о том, что место не дышит живой энергией. И всё же, когда они вошли в главную залу, небольшая часть этого места казалась живой.

На одной из стеллажей они нашли старый дневник, покрытый пылью и паутиной. Лиза, не раздумывая, открыла его. Буквы были размыты, но ей удалось прочитать несколько фраз. В последние записи описывалось, как на станции вдруг начали происходить странные явления: необъяснимые звуки по ночам, тени, ссылающиеся на видение мертвецов, и крики, которые слышались только в пустых залах. Но что поразило её больше всего, так это упоминание о "забытой комнате", где изучались "запретные технологии".

— Надо найти эту комнату, — решила Лиза, и остальные согласились, поддавшись её ходу.

Навигация по станции оказалась сложной, и вскоре они поняли, что заблудились. По коридорам их вели холодные колебания воздуха и время от времени ощущалось, что кто-то наблюдает за ними. При каждом повороте их охватывал страх, а потом веселье в том, что они, возможно, станут свидетелями чего-то удивительного.

Наконец, после долгих поисков, они вышли на стальную дверь, которая, казалось, не открывалась уже долгие годы. Дейв, как самый сильный, приложил все усилия и с гремящим треском дверь поддалась. Внутри они увидели комнату, где разнузданные устройства, странные машины и расплывчатые графики заполонили пространство.

На одной из стен висели старые фотографии сотрудников, и на них можно было видеть яркие лица, которые сейчас казались вынутыми из мрачного кино о призраках, разрывающего свою правду. Но больше всего их поразила особая машина, которая напоминала огромный генератор, окружённый ржавыми проводами.

— Что это? — спросила Ханна.

— Психоакустическое устройство, использовавшееся для исследований психики персонала, — сказала Лиза, прочитав этикетку на стене. — Говорят, что оно позволяло вызывать видения.

На мгновение все замерли. В воздухе ощущалась странная тяжесть, как будто покой этом месте, покрытом пылью и забытием, нарушали какие-то силы. Внезапно устройство завибрировало, и душераздирающий звук напоминал крик. Друзья переглянулись, их лица побледнели.

— Надо уходить, — прорычал Эрик.

Но было уже слишком поздно. В темноте раздался жуткий рёв, и из угла помещения вырвались желто-зеленые вспышки. Они напоминали духи — тени людей, что когда-то работали здесь, их глаза светились в унисон крику веселья.

— Это не может быть настоящим! — закричал Дейв, дергаясь к двери. Они бросились бежать с полной силы, их ноги несли их словно на крыльях страха.

Темнота заполняла каждый коридор, и тени их упрямо следовали за ними, порой заставляя останавливаться и оборачиваться. Ханна оступилась и упала, в то время как другие продолжали бежать, оставляя её позади. В её ушах звучали голоса, которые шептали: "Не убегай! Ты должна остаться!"

Она вскочила на ноги, но была слишком напугана, чтобы понять, что делать дальше. Крики друзей уже затихли, и внезапно она оказалась одна в этом запустении. Череда зловещих звуков колебалась в воздухе, и Ханна поняла, что двери, через которые они вошли, исчезли, запечатав её в этом кошмаре.

Не в силах сдержать паническую атаку, она начала искать выход, но каждая ее попытка увенчалась неудачей. И вдруг её внимание привлекло свечение из одной из комнат. Она догадалась, что это единственное место, которое могла бы исследовать.

Когда она вошла, её охватило чувство неземного ужаса. Комната была заполнена ярким светом, и в центре стоял тот самый генератор, который издавал жутковатые звуки, усиливающиеся в такт её сердцебиению. Вдруг дверь захлопнулась за ней, изолируя её от внешнего мира.

Перед ней возникла проекция одно из тех жутких существ, которое ей привиделось раньше, но в этот раз оно выглядело более реальным. Это был один из работников АЭС, и его глаза были полны боли и утраты, как будто он прошел через ад и остался навсегда проклятым.

— Ты должна отказаться от этого места, — произнес он тихим и глухим голосом. — Оно не оставляет следов, но требует душ, чтобы жить!

Ханна почувствовала, как тело охватывает ледяной холод. В этот момент она вспомнила о своих друзьях, о том, как они потерялись. Она бросилась к генератору и, не раздумывая, выдернула провода. В тот миг пространство вокруг неё заколебалось, и проекция с криком исчезла в облаке света.

Комната стремительно начала рушиться. Ханна поняла, что это её единственный шанс на спасение. Она бросилась к единственному остатку света, который пробивался через окно. Успев выбраться на поверхность, она упала на землю, пытаясь отдышаться.

Позже, оглядываясь назад, она увидела, как старое здание стремительно погружается во тьму. Тени, некогда преследовавшие её, слились с мраком. В тот момент, когда АЭС "Северный Свет" закрывала свои двери навсегда, в воздухе раздался последний крик — печальный и утробный, словно завершая долгий и мучительный рассказ.

Ханна покинула это место со слёзами на глазах, душевные крики её друзей навсегда остались в её памяти. Она знала, что заброшенная АЭС не оставит её в покое. Каждый раз, когда она закрывала глаза, ей казалось, что та неведомая сила снова ищет её, чтобы забрать в свой ледяной объятие.

Это место стало её проклятием, и каждое её воспоминание о нём лишь подтверждало правду: заброшенные места хранят свои тайны, и иногда лучше оставить их в покое.

Показать полностью
3

Кровь и магия

Кровь и магия Еще пишется, Серия, Магия, Фантастический рассказ, Жестокий мир, Жестокость, Авторский мир, Темное фэнтези, Длиннопост

Дорога петляла сквозь густой лес, утопая в предвечерней мгле. Лишь скупые лучи заходящего солнца пробивались сквозь листву, создавая на земле мозаичный узор из света и тени. Двое путников неспешно шли вперед, нарушая тишину лишь тихим шелестом своих шагов.

Маг, облаченный в простой плащ, сосредоточенно смотрел вперед, словно чувствуя, как лес вокруг сжимается, становясь темнее и враждебнее. Рядом с ним шла женщина, одетая в легкую, но повидавшую время броню - она была сделана из тонких слоев кожи Сумрачного дьявола - легкая и прочная. На поясе, по левую и правую руку, висели слегка изогнутые ножны, из которых торчали рукояти изящных мечей.

— Чувствуешь это? - произнесла женщина, не поворачивая головы. Её голос был тихим, но в нем чувствовалась настороженность.

— Да, - коротко ответил маг. Его рука уже инстинктивно потянулась к свитку на поясе, но он сдержался. Эти двое не были воинами, которые искали неприятностей и великих свершений. Но и убежать они тоже не могли. На то были свои причины...

Ещё несколько минут они шли дальше, когда тишину внезапно прорезал тихий, едва уловимый свист. Маг остановился, вытянув руку перед своей спутницей, давая знак не двигаться дальше. Через мгновение из кустов слева появился человек. Он небрежно держал в руке длинный кривой меч и зло ухмылялся, поглядывая на свою добычу. Позади него показалось ещё несколько фигур.

— Похоже, вы заблудились, друзья! - воскликнул один из них. Он был толще остальных и всем своим видом давал понять, что уже давно промышляет этим делом. — В этих лесах легко потеряться... да и жизнь потерять тоже.

Он рассмеялся, и его смех отразился эхом по лесу, словно завывание волков, что выискивают свою жертву.

— Ну, а если вам дороги жизни, - добавил он, - предлагаю оставить все свои денежки, оружие и прочее тут, на земле. А сами п@дуйте, откуда пришли. Вдвоем против восьмерых у вас как бы нет шансов.

Маг молчал, но его пальцы уже двигались, едва заметно шевелясь. Женщина же напротив, вытянула из ножен изящные клинки. Металл на оружие засверкал в тусклом свете, а её глаза зажглись холодной решимостью. Секунды растягивались, превращаясь в вечность, прежде чем оба путника, словно по единому молчаливому приказу, рванули в атаку.

***

Разбойники не ожидали, что эти двое окажут сопротивление, но мгновенное замешательство продлилось недолго. Первый из них, вооруженный арбалетом, успел нажать на спуск, и его болт со свистом понесся к магу. Но за долу секунды до удара маг успел выпрямить руку и перед ним развернулся густой, плотный туман, который скрыл его и подругу от глаз врагов. Арбалетный болт пронесся мимо, едва оцарапав плечо и разорвав ткань.

Женщина рванула в туман, движущаяся как тень, едва заметная даже в этой белесой дымке. Первому разбойнику повезло меньше всего: она появилась перед ним, словно призрак, и её клинки вспороли воздух, разрывая плоть и ломая кости. Кровь фонтаном брызнула на землю, но воительница уже не видела этого, отступая в туман, чтобы напасть вновь.

Туман окутывал поле боя, скрывая путников от вражеских глаз. Но маг знал, где находятся его враги - он чувствовал их дыхание и слышал каждый шаг. Кольцо на его руке начало подрагивать , словно давая своему хозяину нужную информацию. Мана пульсировала в его руках, когда один из противников, вооруженный дубиной, бросился вперед, в туман. Маг поднял руку. Взмах, и земля под ногами разбойника дрогнула, вспарываясь, словно из самой глубины возникло нечто жуткое. Толстый слой камня ударил снизу, вонзаясь в тело врага. Крик боли и отчаяния пронесся по лесу, а через мгновение над слоем тумана возвысился каменный кол, с насаженной на нем фигурой: острие прошло от паха до головы, разрывая плоть, ломая кости и в самом конце отрывая голову от тела, которая теперь украшала верхушку. Вывалившийся язык, закатанные глаза и кровь, которая медленно стекала вниз, создавали не очень приятную картину.

Бой был далёк от завершения. Разбойники, наконец, смогли сориентироваться и один за другим бросились в атаку Маг чувствовал угрозу, но не отступал. Следующий враг, метнувшийся к нему, был встречен ледяным копьём, пробившим его грудь насквозь. Жуткий хруст ломающихся костей слился с криками боли, прежде чем окровавленное тело упало на землю.

Тем временем его напарница действовала безукоризненно - её клинки мелькали в тумане, словно огни, разя врагов одного за другим. Она была быстра, смертоносна, словно ураган, кружащий по полю боя. Один из врагов с копьем на перевес рванул вперёд, пытаясь пронзить воительницу. Но она ловко ушла от удара и её клинок распорол бок разбойника, пронзая плоть и хрустящие ребра. Мужчина вскрикнул, его лицо исказилось от боли, но она не позволила ему умереть быстро.

Её клинок выскользнул из раны, кровь полилась вниз, окрасив землю. Девушка развернулась и одним движение отсекла своему врагу руку. Копьё выпало из обрубка, а в глазах разбойника появился первобытный ужас. Громко крича, он упал на колени, корчась в агонии и пытаясь остановить фонтанирующую кровь.

Женщина без эмоций смотрела на умирающего, потом шагнула к нему и одним плавным движением перерезала ему горло. Кровь, теплая и липкая, брызнула на неё. Разбойник захрипел, его глаза потухли и безжизненное тело упало, шлепаясь в грязь, которая тут же начала впитывать кровь, словно жадная губка.

Воительница повернулась и её взгляд поймал следующую жертву: разбойник с мечем, молодой парень, увидев. что произошло с его товарищем, побледнел. Он сделал шаг назад, но было уже поздно. Женщина бросилась к нему, один клинок тут же вонзился в грудь, пробивая броню, разрывая плоть и мышцы. Второй клинок, завершая этот танец смерти, с шипением рассек воздух и вошел под ребра, заставив легкие наполниться кровью. Мужчина закашлялся, выплёвывая алые сгустки, а его глаза расширились от страха.

Она вырвали клинки, тело парня обмякло, оседая на землю. В последний миг его жизни он видел, как воительница развернулась, чтобы встретить нового противника, оставляя его истекать кровью в луже, которая становилась больше с каждой секундой.

***

Туман, сотворенный магом, уже начал рассеиваться. Но он выполнил свою задачу: дезориентировал врагов, позволив ему и боевой подруге захватить инициативу. Разбойники, потеряв боевой дух, метались, пытаясь обнаружить хотя бы тени своих врагов, но каждый их шаг приводил к новой смерти.

В один момент маг ощутил позади себя нечто темное, коварное. Он резко обернулся и увидел, как из тени вырвался разбойник, метнувшийся вперед с кинжалом в руке. Клинок почти коснулся его горла, когда маг инстинктивно выставил руку вперед, из которой вырвался огненный шар.

Тело разбойника вспыхнуло, словно сухая трава в пламени. В мгновение ока он превратился в живой факел, а его крики разнеслись по лесу: пронзительные и полные невыносимой боли. Огонь жадно пожирал его плоть, танцуя на его теле в диком вихре. Пылающие отблески плясали в его расширенных от ужаса глазах, отражаясь на лицах товарищей, заставляя их отступать в оцепенении. Это был не просто крик - это был вопль человека, чья душа, казалось, горела вместе с телом.

Маг на мгновение сгорбился, тяжело дыша. Он чувствовал, как силы покидают его, словно сам воздух становился тягучим, подобно густому сиропу. Каждая клетка его тела кричала о необходимости остановиться, отдохнуть... но отступать было нельзя. Ещё не все кончено.

Тем временем воительница сражалась, будто воплощение смерти. Её клинки танцевали в воздухе, превращая каждого противника в жертву их смертоносного танца. Один из противников, отчаянно пытаясь нанести удар, бросился на неё с мечем, но её клинок был быстрее: острое лезвие в мгновение ока вонзилось в плоть, разрубая руку, словно это был кусок ткани. Визг боли, пронзительный и отчаянный, снова пронесся по полю боя.

Она не замедлила свой ритм. Её движения были отточены, словно она танцевала свой последний танец, а её партнером была сама смерть. Одним плавным движением, почти вальсом, женщина развернулась и всадила второй клинок в шею разбойника. Хруст костей, рвущаяся плоть, кровь, фонтаном брызнувшая во все стороны, холодный взгляд... И очередной убитый противник возле её ног. Она даже не моргнула и не дрогнула - в её сердце не было места жалости или страха. Всё, что оставалось - хладнокровие и жестокость, приводящие в ужас, словно она была воплощением войны.

Оставшиеся разбойники, увидев смерти своих товарищей, попятились назад. Паника захлестнула их сердца, а страх перед двумя непобедимыми противниками парализовал их волю к победе. Один из них, вооруженный луком, попытался сбежать, но не спел сделать и двух шагов. Маг из последних сил взмахнул рукой, и из земли перед беглецом вдруг вырвалась массивная стальная цепь, окутанная тенями. Она, словно хищный змей, с невероятной скоростью обвилась вокруг тела разбойника, затягивая кольца всё сильнее и сильнее.

Разбойник замер на месте, пытаясь освободиться, но цепь беспощадно сдавливала его, врезаясь в плоть и ломая кости. Хруст его ломаемого скелета был слышен даже сквозь крики боли. С каждым мгновением цепь стягивалась всё сильнее, пока не раздался финальный, оглушительный треск — его тело было раздавлено в смертоносных объятиях, и кровь хлынула из-под натянутых стальных колец. А затем всё стихло, оставив лишь окровавленные остатки его тела, всё ещё обвитого тёмной цепью, как уродливый памятник его падению.

Женщина обернулась, увидев последнего оставшегося в живых разбойника — крепкого, бородатого мужчину, вооружённого двуручным мечом. Он был явно лидером этой банды, и его глаза полыхали яростью и отчаянием. Он бросился на неё с диким воплем, но его удары, хоть и мощные, были слишком медленными. Она увернулась, скользнув под его рукой, и тут же нанесла ответный удар, разрезав ему живот. Мужчина рухнул на колени, пытаясь удержать выползающие внутренности, но его усилия были тщетны. Последний взмах её клинка — и его голова покатилась по земле, оставляя за собой кровавый след.

Сражение завершилось так же внезапно, как и началось. Лес вновь погрузился в тишину, но теперь эта тишина была мёртвой, наполненной запахом крови и горя. Маг и воин стояли среди тел, их дыхание было тяжёлым, но они знали, что одержали победу.

— Всё кончено? - тихо спросил маг. Женщина кивнула.

Маг неспеша подошел к обезглавленному телу, легонько пнул его, словно убеждаясь, что враг точно мертв. Потом поднял лежащую рядом голову и, посмотрев в мертвое лицо, так же тихо сказал:

— Ну и кто тут что потерял?- Руки мага тут же наполнились жаром и раздалась яркая вспышка, превращающая отрубленную голову в пепел, который тут же начал осыпаться на землю, смешиваясь с кровью и впитываясь в холодную почву, словно тёмный прах забытого прошлого.

Показать полностью 1

Архимагическая Академия. Книга 1. Глава 3. Пролог. Первый и последний бой. Часть 8

И сразу наложила своё защитное заклинание на воина повторно. Отчего его защита теперь стала ещё сильнее. -Неплохо, - произнёс старый воин. - А силы теперь восполняются гораздо быстрее, так что можешь рассчитывать на мою полную поддержку и не сдерживаться, - подбодрила воина жрица. И теперь все уставились на меня. - Я всегда под усилением,- немного перепугавшись от всеобщего внимания, сказал я. - А почему ты не усилил нас с самого начала? - Спросил воин. - Ну так вы и не спрашивали, - ответил я, - да этого и не потребовалось. В течение всего времени до этого, вся новоиспечённая команда меня просто игнорировала, почему-то считая, что я просто бесполезен. Да и я, не любитель битв, не хотел их в этом разубеждать. - Ты, наверное, ещё и атакующую магию знаешь? - Подойдя ко мне, тихо спросила жрица. Обычно жрецы не обладают сильной атакующей магией.

Понравился рассказ, с тебя лайк и подписка в ТГК.

Для вас старались:

Нейронные сети:

Озвучено Suno.com/@apavels

Аниматор Genmo.AI

А так же, все тот же один человек:

Автор - ПавелС

По возможности, поддержите этого человека финансами.

Сбер: 2202 2032 7350 7857

Rutube VK Yappy Litres ТенЧат Пикабу

Показать полностью
6

Рыцарь удивлённого образа (фэнтэзи)

Встретил рыцарь камень. Направо пойдёшь - волк коня сожрёт, налево - волк тебя сожрёт, а прямо - удивлён будешь.

Но читать рыцарь не умел, и пошёл по прямому пути.

И вышел на поляну, заставленную изваяниями витязей. И у каждой статуи было удивление на лице.

И встретил он ведьму. И спросил - зачем здесь такое огромное количество удивлённых скульптур?

- Ты правда хочешь это узнать? - Ответила ведьма.

- Очень хочу. Про рыцарей печального образа я слышал. Но что бы вот так, удивлены все...

- Ну тогда смотри.

И вытащила ведьма из сумки огромную медузу. Удивился рыцарь. И превратился в камень.

15

Тогда мне было семь...

— Откуда он? — негромко спрашивает Уилла, рассматривая кружева моей блузы, плотно застегнутой на многочисленные пуговки. 

Губы растягиваются в рассеянную улыбку, и я невольно смотрю на своё запястье, обтянутое белым кружевным манжетом. 

— Я видела его мельком. Он такой страшный, что кровь стынет в жилах, — Уилла ёжится, сморщив своё румяное личико. 

Девчушка всегда была слишком любопытной, всегда говорила то, что думает. Она не волновалась ни о чём, как и я, когда-то. 

— Тогда мне было семь… — память давно подводила меня, но некоторые воспоминания оставались очень четкими и яркими. Не тронутыми молочным туманом в моей голове.

— Тогда мне было семь, и я впервые приехала в поместье Готтерпшир. Моя мама… 

— Это знают все! — нетерпеливо воскликнула Уилла, отмахнувшись. — Мне интересен шрам, — она кивком указывает на мою руку. От этого движения солнечные кудри рассыпаются по плечам. 

— Моя мама получила место простой служанки, — если и рассказывать эту историю, то с самого начала. Один раз в своей жизни. — Мистер Кеннет О`Брайн был очень добр и разрешил матери-одиночке остаться в поместье с ребенком. Даже разрешил выполнять мелкие поручения за пару лишних звонких монет. Но в остальном я свободно гуляла здесь, коротая время с Кристофером О`Брайном. 

Уилла хотела перебить, но я не позволила: — Ш-ш, — я приложила палец к сухим, морщинистым губам и невольно задержалась взглядом на губах Уиллы. Такие гладкие, сияющие, мягкие. 
— Мы часто играли в саду. Ни одного дня не проходило без беготни по его старым, заросшим дорожкам. Мистер Кеннет не уделял ему должного внимания после смерти любимой супруги. И сад пришел в запустенье. Но нам это было не важно. Это был целый огромный мир в небольшом поместье. Только наш. 

Очень скоро Кристофер показал мне своё самое большое сокровище – свою крепость. Сейчас эта часовенка известна всем обитателям. Она чиста и бела, все витражи на месте, а золото блестит в пламени свечей. Но тогда она была в плачевном состоянии. Ее забыли вместе с садом. Но нам с Кристофером это было на руку. Мы пропадали там целыми днями, даже, если после Кристофер не однократно получал порку за пропуски занятий. 

Ему нравилось там. Как и мне. 

Тогда мне было семь, и я смотрела на вещи иначе. Незатуманенным детским взглядом, не знавшим еще настоящей беды. Потому, впервые увидев его, я ничего не сказала. Ни тогда, ни много раз позже. 

Впервые мы столкнулись случайно. Кристофер был доблестным генералом, ведущим своё войско на штурм захваченной крепости, а я принцессой в плену, у которой был весьма печальный конец. 

Кристофер с детства имел тягу к несчастливым финалам. 

Отвоевав крепость, он находил бездыханное тело прекрасной принцессы недалеко, у ближайших, заросших сорняками, кустов гортензий. Это были наши первые дни, и я молчала, не осмеливаясь сказать что-то молодому господину, хотя этот финал мне был совсем не по душе. Особенно моё погребение. Он так погружался в свои фантазии, что забывал – я была жива. На моё счастье, в момент, когда Кристофер, весь в грязи, что толком не разглядеть сверкающих туфель и золотых локонов, собирался опускать меня в землю, его нашел один из служащих. Несмотря на недовольство Кристофер смирялся и чинно следовал к отцу. А я осталась неподвижно лежать на боку, смотря на «могилу». Ямой это было назвать сложно, но тогда я живо представила себе как этот мальчишка заставляет меня по собственной воле укладываться в сырую землю, сочащуюся недавними затяжными дождями. 

Не знаю, когда именно он пришел, но, наконец-то, сев на колени, я увидела его. Сидящего на ступенях часовни. 

Его черные волосы были заплетены в косу и подхвачены черной атласной лентой. От взгляда золотых глаз я не могла сдвинуться с места. 

Он всегда одевался в черное. Белая рубашка, поверх черная жилетка, черные брюки и черный плащ даже знойным летом. Золотые часы с орнаментом и золотые кольца поверх черных, кожаных перчаток. 

В те годы он не казался мне странным. Только загадочным, как персонаж тёмных сказок старой кормилицы Нэн. 

Он легко улыбался мне, склонив голову на бок, опираясь подбородком на золотую рукоять трости из чёрного дерева. 

— Продрогла, малышка? — его голос был тихим и нас разделяло достаточное расстояние, но я все равно услышала его ласковый шепот. Было в нем что-то такое, что заставило меня податься всем телом вперёд. Это пугало. Словно было противоестественным. И всё же я не ушла. 

Мы молчали. Его холодные пальцы ловко управлялись с моими запутанными, липкими от грязи волосами. Он не смущался испачкать бледные руки. Как гребнем, тонкими пальцами расчесывая мои волосы. Не волновался о чёрном добротном плаще, накинутым на мои плечи, хоть я была мокрой и грязной после долгого валяния на раскисшей земле. Он улыбался. Сдержанно, снисходительно, ласково. А я, босая, трепещущая в теплых лучах солнца, кружилась у раскрошенной лестницы старой часовни, ещё не зная, что это был конец полнолуния. 

После этой встречи я время от времени видела его мельком в саду. Он стоял неподвижно и часами наблюдал за тем, как мы с Кристофером резвимся. Следовал тенью за мной по пятам, не приближаясь. 

А затем наступало новое полнолуние. Его пальцы-гребни распутывали мои волосы, вплетая в косы нежные цветы колокольчиков, а на плечи в дождливые и холодные дни ложился его чёрный плащ. Он всегда пах чем-то особенным, напоминая о свежескошенной траве, смешиваясь с колким ароматом морозного белья и всего каплей счастья – приторно-сладким мандарином. 

Он всегда был немногословным. Даже слишком. Просто улыбался и легко, настолько, что иногда мне казалось, а не придумала ли я, касался моей щеки или оглаживал суетящуюся макушку. Терпеливо слушал мои истории про призрачных котов, ворох перьев у двери в спальню прислуги, про манящие запахи господского пудинга в рождество и про девичий смех в пустых коридорах.

***

Мне было двенадцать, когда он впервые пришел ко мне ночью. 

— Мужчинам сюда нельзя, — робко прошептала я тогда. На самом деле я больше боялась, что он уйдет и тёмные тени в углах вернутся. 

Он улыбнулся привычно легкой улыбкой, чуть приподняв один уголок губ выше другого. Его взгляд был долгим, будто он не мог решиться, но в итоге лишь плотнее натянул моё одеяло. Так аккуратно, чтобы не касаться меня холодными руками. 

— Ты так и не сказал своего имени, — его точёный профиль сиял в свете полной луны.  Брови сдвинулись к переносице, и он прикрыл глаза, выдыхая: — Фауст. 

— Я…  — Малышка Энн, — он покачал головой, сжав мою руку сквозь толстое одеяло. — Я знаю.

***

Мне было шестнадцать, когда я окончательно поняла, что моя дружба с Кристофером обречена. Я провела у старой часовни часы, промерзая до костей, но Фауст так и не подошел ко мне ближе. Он внимательно слушал, хоть и казалось, что все его внимание приковано к моим рассеченным ногам. 

Кристофер ненавидел, когда прислуга сближалась. Он ненавидел даже саму мысль о любви. Чужой любви. Он был мечтателем и, как большинство, был вынужден в скором времени жениться не по своей воле. С тех пор, как он узнал об этом – кого-то регулярно секли. В тот день была я. Из-за чужих, лживых слов в оправдание собственной шкуры. 

— Тебе мало меня? — Фауст был сдержан настолько, что казался безразличным, пустым. 
— Нет, но… — от холода зуб на зуб не попадал. — Ты не можешь, даже если захотел бы… 
— Если смог бы? Ты хотела бы остаться здесь, со мной? — Фауст подошел совсем близко, пристально глядя в глаза. — На что ты готова взамен? 

Я не долго думала. Прошедшие годы сблизили нас настолько, что порой мне казалось: он – это всё, что мне было нужно. Только бы отыскать этот загадочный ключ, о котором он говорил. 

За это время я принесла ему десятки, а может и сотни, ключей. Разных. Железных, медных, серебряных и золотых. Не побоялась стянуть из поместья. Но Фауст всякий раз лишь качал головой, улыбаясь и глядя на меня так добродушно, будто ждал: когда же я пойму очевидное? 

— Всё что попросишь! — Фауст широко улыбнулся, но я не заметила алчного торжества в его глазах. Впрочем, даже заметив не поменяла бы свое решение. Подавшись вперёд, чтобы взять Фауста за руку, я застыла. Это был первый раз, когда я позволила себе коснуться его первой. Он всегда делал это сам или приглашал меня в объятия, мягко разводя руки в стороны. 

Теперь я поняла почему. 

Подавшись вперёд, я схватила пустоту – пройдя сквозь его плоть, как сквозь туман, уколовший меня сотнями ледяных иголок.

***

Мне было ровно семнадцать, когда в поместье состоялся бал-маскарад, и я с лёгкостью могла представить, что его дают в мою честь. 

Младших служек не допускали к подготовке – мы были слишком неопытны и мешались под ногами старших. Всем слугам младших рангов было велено держаться подальше, выполняя рутинную работу. Людей стало в разы меньше, а работы, казалось, больше. Но это не помешало маленькой стайке девиц тайком подсматривать за прибывающими гостями. 

Пышные платья дам, расшитые всевозможными камнями и жемчугами искрились от малейшего отсвета. В глубоких декольте переливались драгоценные камни, а в высоких затейливых париках трепетали настоящие бабочки и цвели редкие цветы. Лица гостей закрывали причудливые маски: у кого-то не было никакого выражения лица, кто-то из джентльменов представлялся рогатым, у кого-то угадывались клыки, кто-то был менее изобретателен и закрывал лицо лишь кружевной лентой. При таком выборе не составляло труда отгадать гостя под «маской». 

Лицо Кристофера скрывало кружево. Его одежда не отличалась от ежедневной: такая же богатая, изысканная, нарядная. Он со скучающим выражением лица приветствовал гостей. 

Оставалось меньше четверти часа до полуночи. Кристофер привычно выскользнул в сад. Он не приходил к старой часовне много лет. Но все ещё прятался в заброшенных закутках сада. Отец не поощрял его привязанности к дурману, но Кристофер уже не мог без этого чудо-средства ни одной ночи. Кошмары изводили его. Мне не было ведомо, что ему мерещилось в ночи, но иногда были слышны его крики или перешептывание слуг. 

Кажется, его преследовал старый призрак этого места.  — Кристофер, — я не звала его по имени очень давно. 

— Энни? — моё появление заставило его вздрогнуть. Он сидел на каменной скамье, откинувшись на спинку и раскинув руки, глядя затуманенным, с прищуром, взглядом в мою сторону. Я знала, что он уже не различает моего лица. Рядом с ним лежал тяжелый стеклянно-металлический шприц и мутная ампула, небрежно надломленная. 

— Тебе хорошо? — мне всегда думалось, что как только эта жидкость разносилась по венам, тело охватывала ни с чем несравнимая эйфория. Но Кристофер походил больше на человека, изможденного долгой ночью. 

— Нет, но… — его губы растянулись в глуповатую улыбку, и я поняла, что дурман охватил его почти полностью. — Ты могла бы помочь мне. 

Когда Кристофер поднялся, я не сдвинулась с места. Он еле стоял на ногах, пошатываясь. Даже, когда его рука легла на мою щеку, когда он коснулся моей груди сквозь ткань и даже, когда он потянулся к шнуровке корсета, я не двинулась с места. 

Мне не было страшно. Мне было ужасно его жаль. 

Когда мой взгляд встретился с чёрным, в темноте, золотом глаз Фауста, внутри что-то предательски сжалось: я не думала, что это будет так легко. 

Движения Кристофера были медлительные и неуклюжие. Он не замечал ни моего выражения лица, ни того, что все это время в моих руках была верёвка. 

Сбросив с себя руки Кристофера, я в последний раз посмотрела ему в лицо: не понимающее, затуманенное, беспомощное, страдающее и неприкаянное. Пожалуй, так даже лучше. 

Резким движения я сбила его с ног всем своим весом. Он упал лицом вниз, и я тут же села сверху, накинув веревку ему на горло. Кристофер ещё не успел ничего понять, но инстинктивно начал сопротивляться. Фауст сел перед ним на колени, жадно впитывая зрелище, словно напряжение, повисшее в воздухе, было чем-то осязаемым, чем-то густым, что могло позволить насытиться. 

— Сильнее, — я слышала в каком нетерпении был Фауст. Его голос был холодным, жестким. Он ждал этого слишком долго. 

Кристофер прикладывал всю свою силу и я, в свою очередь, изо всех своих сил наваливалась на него, стараясь удержать и не ослабить хватку. 

Наконец, когда я начала думать, что всё потеряно и моих сил не осталось, из горла Кристофера вырвался сдавленный хрип ужаса – он увидел его. 

Фауст взял в ладони покрасневшее, со вздутыми венами, лицо Кристофера и мягко прижался лбом к его лбу. Я видела, как в лунном свете тонкая грань между ними исчезает. Их волосы перемежались между собой, тонкие пальцы Фауста проваливались, утопая, в чужой коже. 

Освобожденный Кристофер медленно перевалился на спину, увлекая за собой Фауста, который срастался с ним всё сильнее, пока не исчез полностью. 

Тело Кристофера лежало не подвижно минуту, затем вторую. Моё сердце ухало в груди: то падая в самые глубины, то отдаваясь противным толчком у самого горла. Меня била крупная дрожь. Получилось? 

— Энн, — откашлявшись, рвано вдыхая воздух, хватая себя за горло, прохрипел юноша. Я не была уверена в том, кто говорит. Выживший Кристофер или занявший его место Фауст? 

— Малышка… Энн, — губы против воли сложились в счастливую улыбку, из груди вырвался всхлип облегчения, и я прижалась щекой к тяжело вздымающейся груди уже Фауста.

***

Мне было семнадцать лет и сорок дней, когда в старой часовне поместья Готтерпшир впервые за десятилетия зазвонили свадебные колокола. 

Все посчитали, что Кристофер не оправился от таинственного нападения в саду и разум его помутился после безвременной кончины отца и сестёр на следующее утро. Сочувствующих прибавлялось всё больше, когда люди узнавали о потемневших прядях и появившемся тёмном золоте в глубине голубых глаз Кристофера. Однако другие говорили о нечистой силе, замечая не только внешность, но и появившийся жёсткий, крутой нрав. Что же, возможно, они были правы. 

Но нам не были важны косые взгляды и злые языки, и совсем скоро все окружающие смирились. Поместье Готтерпшир расцвело. Новый хозяин был твёрд в своих суждениях, жесток и непреклонен в решениях. Но он был справедлив и честен. Никогда не отказывал нуждающимся, не забыл о церкви и милостыне. Скольким своим служащим он помог и не счесть… 

Мы с Фаустом прожили долгие годы счастливого брака, воспитали четверых чудесных детей, ни разу не пожалев о сделанном. Но этих лет так безжалостно мало… 

Уилла сидит молча, не смея прервать рассказ, а мой собственный сиплый голос всё время сбивается, мне не хватает воздуха. 

Я вижу по ее глазам, что она пытается понять: не спятила ли я? Но есть в ней и нечто другое – страх и понимание. Она уже догадалась. 

— А… шрам? — её голос хриплый, надломленный. У неё пересохло во рту. 

— Фауст был слишком слаб после захвата тела Кристофера, потеряв сознание. Когда на мой зов о помощи прибежали люди, то никто не поверил, что нападавшим был некто в маске. Почти до рассвета я была прикована в подвале, крича от пыток, устроенных мне дворянами. Они до безобразия находчивы, когда дело касается развлечения. Они, безусловно, были правы, но никто из них не пожелал выяснить эту правду. Эти несколько боровов хотели только развлечься… Чудо, что я осталась жива. 

На следующее утро, когда Фауст проснулся и ему доложили о событиях минувшей ночи и раннего утра, он был в бешенстве… Его месть была изощрённой — мои губы потрескались от сухости и старости, когда я улыбнулась воспоминаниям, превозмогая адское жжение в груди. 

Туманный взгляд зацепился за фигуру в чёрном у пышного куста голубых гортензий. 

— Бабушка, — Уилла подбирает слова, понимая, что всё не просто так. Она всегда была умной девочкой, и именно этим нравилась мне. Её выбор во многом совпадал с моим. Потому, когда она познакомила нас с совершенно бессчетным, распутным графом, я поддержала её вопреки всем, тайно обвенчав. 

Один из верных мальчиков подошел к Уилле и пока та не успела опомниться, накинул на её горло верёвку, но я уже не слышу ее хрипов – задыхаясь. Перед глазами всё плыло. Её силуэт превратился в размазанную кляксу и лишенную цвета. 

Агония парализовала меня. 

Мы не были уверены, что это сработает, но, когда я увидела своё тело: старое, седое, бледное – я поняла – у нас получилось. 

Фауст мягко опустил свою нежную руку на моё плечо. В его золотых глазах я вижу своё отражение: юное, полное сил и красоты. 

Эту ночь мы проведем вместе. С новыми именами, новыми телами, но всё теми же бессмертными душами. 

Если когда-то нас будет ждать наказание за содеянные ужасы, мы примем его. Но не сейчас, не сегодня. 

Наша жизнь только начинается.


Где найти автора:

Телеграм-канал: https://t.me/tea_sleepmyprince

Ещё истории: https://ficbook.net/authors/131196

Показать полностью
12

"Единорог" и Камея

— «Единорог» вернулся! — завопил чумазый оборвыш, и вмиг вся игравшая в ножички стайка встрепенулась, помчалась на пристань, мелькая черными пятками.
А как же не сорваться с места, если входит в порт всеми любимый корабль, наверняка нагруженный доверху заморскими диковинками? А главное — отцы у некоторых ребятишек на этом корабле плавают, так что им особая радость. Будет сегодня город гудеть, а громче всего — таверна.
«Черный единорог», раздвигая бортами волны, как высокие травы угольно-глянцевым телом раздвигает конь, к пристани шел, горделиво неся мачты. Носовая фигура, венчавшая его форштевень, хорошо известна была среди горожан, не только припортовый народ наслышан был о работе неизвестного мастера. Заведя руки за спину, девушка гордо вскинула подбородок, и однорогий шлем венчал ее чело. И не черной она была, как борта корабля, а сливочно-белой, радостной, весенней, и не трескалась, не тускнела от времени. Говорили, редкое, заморское дерево использовал мастер, и диковинным лаком покрыл фигуру, только ему известным составом. И захочешь повторить — не выйдет.

На пристань народ торопится, оживленный. Тут и бойкие женушки, и девицы с томными глазами, и вышагивают почтенные отцы семейства.
А вот слышится щебет малышни, и бегут дети за кем-то взрослым, как барашки пены за кораблем. Сразу ясно — это, покачивая юбками, в крахмальном чепце и с корзинкой идет по улочке Агнета-голубятница, ребячья радость.

Уже не то чтобы молоденькая, Агнета еще вполне привлекала взоры женихов — румяная, округлая, эдакое яблочко наливное. Даже третий сын бургомистра одно время поглядывал в ее сторону, рано овдовев, а детей не нажив. Но Агнета, как то ни удивляло всех окрестных кумушек, не спешила замуж. Собственного уютного гнездышка не создавала; помогала по хозяйству старому Матиасу-часовщику, разводила герани да кормила голубей.
Откуда появилась в городе Агнета-голубятница, даже местные сплетницы-кумушки не прознали, но шептались, что отец ее или дед был корабельных дел мастер. Не скрыть было, что знает она толк в кораблях. Одни уверяли, от холеры вся ее семья перемерла, потому и очутилась Агнета в этом порту, другие — что отец разорился и спился, оставив дочку одну с долгами, и пришлось ей покинуть родные места, здесь поселиться. Так или иначе, разное болтали, но за десять лет плохого слова о Голубятнице горожане сказать не могли.
Что до голубей, то их в городе скорее любили, особенно когда те не гадили на подоконники и на развешанное для просушки белье. А у Агнеты не птицы были, а загляденье — не просто пестрые или даже белые, а с хвостами курчавыми, диковинными хохлами, перьями на грудке на манер ожерелий. Портовые мальчишки повторяли на разные голоса, будто в ясную на окна Агнеты садятся белые голуби, в дождь — сизо-серые в крапинку, а к суровой непогоде слетаются темно-дымчатые, едва ли не смоляные.
— Чем тебе голуби настолько к душе? — спрашивали ее.
— Голуби — это дом, как чайки — море, — отвечала Агнета.

Ничем себя не украшала Агнета — ни янтарными бусами, ни букетиками цветов, только на шее сияла-белела штучка вроде камеи с изображением единорога. Шутили — мол, у нас в порту черный, что ж ты белого носишь? Смеялась. Никогда не снимала.
И к прибытию корабля не наряжалась, только светилась вся. Смотрела, как спускается по сходням на берег подтянуто-ладный капитан Михаэль с неизменной трубкой во рту, и пристань ему рукоплещет.
— Привет, красавица, — говорил капитан, видя в толпе Агнету. Больше ни слова не обронит, но и так ясно: вскоре обязательно наведается к старому Матиасу в его домик, сплошь завешанный циферблатами, долго-долго будет рассказывать о дальнем странствии. А тут и милая соседка ненароком окажется, и тоже послушает, варенья принесет яблочного и грушевого, старику и капитану к чаю. Не все же пить Михаэлю ром!

Когда Агнета с пристани возвращалась, уже одна, без ребячьей свиты, возле рынка встретил ее один из несостоявшихся женихов. Суконщик богатый, нестарый, только пузо далеко впереди носа.
— Ты бы хоть поглядела поласковей, — вздохнул суконщик. — У тебя ж богатства-то – всего одна камея! Мрамор, небось?
— Дерево, — равнодушно ответила Агнета, уворачиваясь от руки суконщика, которую тот протянул якобы в попытке дотянуться до камеи и рассмотреть ее.
— Да неужто? А с виду не скажешь…
— Отстань, господин хороший! — усмехнувшись, женщина отступила на шаг, весело поблескивали ее глаза, но корзинку рука перехватила понадежней — если что, меж собой и ухажером воздвигнуть, а то и в лоб ему дать.
— Суровая больно, — огрызнулся суконщик, смущенно косясь через плечо — не видел ли кто, не растреплют ли по всему городу. Этой-то востроглазой смех один, а он — человек почтенный.

Про такие встречи Агнета со смехом рассказывала часовщику, разливая по чашкам ароматный, «Единорогом» привезенный чай.
— И пошел, бедолага отвергнутый… Ох, надолго ли хватит его? Завтра еще будет стороной обходить, а послезавтра не украшение, так узор на юбке полезет разглядывать!
— Баловство одно… Вот вышла бы ты замуж за капитана, — ворчал Матиас. — Он еще огого! И сам на тебя поглядывает…
— У него есть куда большая любовь, чем я, — смеялась Агнета. — Корабль. Да оно и к лучшему, дядюшка. Не гожусь я в жены даже капитану.

Капитана звали Михаэль Оборванец. Уважительно звали, даже любовно, памятуя о том, как тридцать весен назад босоногий мальчишка без роду, без племени пробился в юнги, со временем стал помощником штурмана, а после дошел и до капитана.
«Единорог» и впрямь был смыслом всей его жизни, десять лет водил Михаэль его по морям-океанам, получив с благословением от хозяина корабля. Не здесь строили корабль, и почему хозяин, уроженец иного города, приписал его к этому порту, не знал даже капитан Михаэль. И гадать не собирался, радуясь, что корабль всего города любимец, не только его одного.
Черный, быстроходный, под белыми парусами, «Единорог» возил солнечные ткани и пряности, эбеновое дерево, кофе, диковинных птиц для клеток богатых дам, страусиные перья для их щегольских нарядов.

Но как бывает на море — ясно, разве что висит у горизонта одинокая тучка, и вдруг ураган налетает, — так и здесь вышло.
Прежний владелец «Единорога» то ли разорился, то ли вовсе умер. Хозяином корабля стал мейстер Ван Янсен, недавно прибывший в город делец. Он капитана велел рассчитать, без личной встречи даже, не посмотрев ни на какие заслуги, ничьего заступничества не слушая. Не по нраву пришелся ему Михаэль.
— Да я же… и через экватор, и во льды, и через Саргассово море! — кипятился он за дубовым столом у Матиаса день и другой. Потом нарядился по всей форме, направился к Ван Янсену, неся на челе все свои подвиги, а в глазах громы и молнии.
Новый хозяин корабля и слушать его не стал.
Сразу от двери облил ледяным холодом и указал на порог.
Теперь Михаэль, неожиданно присмиревший, или сидел в кабаке, или бродил по пристани, растерянно разглядывая уже чужой корабль. Встречные здоровались и тут же отводили глаза.

За днями летели дни. Михаэль пил все крепче, и все больше теряло задоринку прозвище Оборванец. Бывший капитан оброс, волосы висели нечесаными клоками, под глазами появились и потемнели мешки, походка из развалистой по-морски, упругой стала неуверенно-скользящей.
— Да плюнь, капитан! Найди себе другого хозяина, другой корабль! — в сердцах увещевал Матиас.
— Не могу. Он мне сердце рогом своим, как бабочку булавкой пришпилил.
Горожане сперва сочувствовали, потом занялись своими делами. Все реже заговаривали с Михаэлем. Толку с него теперь?

Матиас, ежедневно привечая у себя Голубятницу, снова завел старую песню — мол, ты, птичница, приголубь человека, совсем потерялся! Тебя-то послушает, а более никому и не нужен, даром что весь город им гордился.
— Да не могу, дядюшка! — в отчаянии сказала Агнета. — Я кораблю и морю принадлежу.
— Да что с тобой говорить, всякая дурь на уме, — в сердцах махнул рукой часовщик. — Кокетство да глазки… Одно слово, бабы!
Больше таких разговоров не заводил.

Последний раз Михаэля видел малолетний сын булочника: Оборванец отвязывал от колышка на краю пристани лодку, смутно ругаясь, и никого не видя вокруг себя. Уж куда он собрался плыть, неведомо было, может, что по пьяни удумал. Мальчишка, помня ребячью примету о голубях, заикнулся было — у Агнеты, мол, сегодня на окно целая туча темных слетелась! — но Михаэль только цыкнул на мальца. Заткнись, мол, сухопутный щенок, небо видишь, какое ясное?
Так и уплыл, никем другим не замеченный, в сутолоке чужой, а через пару часов нагрянул шквал, накрыл город.

За упокой капитана пили долго, со вкусом. Не вечер и не два собирались в портовой таверне моряки, доковые рабочие и сочувствующие. Трактирщик хорошо заработал, порой думал — хорошо бы такие капитаны помирали почаще. После себя одергивал и тоже грустил.
А потом у посетителей появился другой повод собраться и выпить.
Город облетел слух, что новый хозяин «Единорога» велел убрать с носа корабля фигуру девушки. Мол, так и сказал, поморщившись — «Уберите эту дуру!». Вскоре и впрямь на пристань явились рабочие, снимать скульптуру. Вроде бы, говорили, Ван Янсен выписал взамен ее какую-то диковинную химеру.
И вправду выписал, две недели спустя ее привезли и установили — лупоглазую, красно-золотую, всю в чешуе и блеске. Прежнюю, деву в шлеме, бросили в доке. Жалко, а куда ее? Не гостиную же украшать. Не для того назначена.
Стыдно портовым было мимо ходить, сперва глаза отводили, вскоре привыкли. Мало ли валяется всякого.
Вот как статую сняли да бросили, впервые почтенные горожане увидели Голубятницу в гневе.
— Да пропадите вы пропадом! — будто бы сказала Агнета, невесть к кому обращаясь, сорвала с шеи неизменное украшение и швырнула в море. Ее, в отличие от Оборванца, в тот день видели многие, но тоже никто не смог сказать, куда она делась потом, даже Матиас только руками разводил. Все, нет Голубятницы. Бросила его заботливая Агнета, почитай, внучка.
Камею не нашли, разумеется, но сын булочника, когда вырос, все вспоминал, как однажды довелось ее поразглядывать, и была она точь-в-точь как носовая скульптура «Единорога», из того же материала. Такая же сливочная, сочно-сияющая. А сама скульптура валялась под дождем и ветром, пока ее не сожгли.
Что до обновленного корабля, то он из первого же рейда в порт не вернулся, и больше никто о нем не слышал, как и о капитане Михаэле. Так что город потерял сразу многих — команда на «Единороге» была немаленькая.
Голуби-то остались, но простые, сизо-пестрые. Кудрявых, с перышками-венцами, со смоляным или белым оперением дети еще долго искали-высматривали, да понапрасну. А взрослым других забот хватало. Такие дела.

Автор: Светлана Дильдина
Оригинальная публикация ВК

"Единорог" и Камея Авторский рассказ, Фэнтези, Корабль, Море, Длиннопост
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!