Я взял у толстухи Молли четвертинку пойла, выхлебал на три фартинга похлебки и пошел на боковую. Сейчас постою немного, допью и поплетусь дальше, домой.
Домом для таких, как я, всю жизнь были трущобы Уайтчепела, куда не суют нос ни полицейские шныри, ни правильные, но суровые ребята вроде Джонни Мясника с его бандой.
Одни за свою шкуру боятся, а другие опасаются подцепить какую-нибудь заразу. Брезгуют, чего уж там. Нами все брезгуют. Ну да мы не в обиде, глядишь, иной денди зажмет нос и подкинет побольше деньжат, чтоб отвязаться от такого вонючего попрошайки, как я.
Миазмы, так один умник сказал. В Уайтчепеле миазмы повсюду, в них-то всё и дело.
А нам всё равно, хоть миазмы, хоть ладан поповский.
Мы привыкшие. И жить тут у нас можно неплохо, если знать как. И пожрать есть где, и выпить. И женщину найти. Как раз завтра загляну к Красотке Салли, занесу ей немного монет, ну и побалуемся маленько. Красотка-то она та ещё, потому как прошлой зимой клиент из богатеньких сломал ей нос и выбил три зуба. А костоправ заломил такую цену, что можно год жить припеваючи, вот и пришлось Салли остаться как есть. Но баба она добрая, понимающая. Не просто покувыркаешься, а еще и сытый уйдешь. Если знать подход, конечно.
Вот и допил я последний глоток. Пойду гляну, на что там крысюк нацелился, да и домой.
Ох ты ж, Матерь Божья, да это труп!
Похоже, сильно не повезло кому-то из наших дамочек… Глотка-то от уха до уха перехвачена, вон оно как! И голая вся, как индейка на Рождество!
Иисус милосердный, а это как? Ее ж выпотрошили, прости Господи, как свинью какую!
Брюхо порезано, словно мясник поработал, и все потроха наружу! Я прямо на кишках ее и стою.
Тут-то меня и вывернуло похлебкой. Еле отвернуться успел, чтоб не забрызгать несчастную, дай ей Господь царство небесное.
Чудесный день! Солнце светит с небес, пташки Божии поют, славя Создателя. И недуг мой отпустил меня, пусть и на время, я меньше кашляю и почти не задыхаюсь.
Но я никогда не забываю, что Враг рода человеческого не спит и строит козни детям Божьим, искушая их и низвергая в пучину вечных мук. По мере своих слабых сил я противостою ему, наставляя прихожан своих на путь истинный.
Но и сам я не могу назваться безгрешным. С утра сегодня снова проснулся от сладкого томления и там опять все было мокро и липко, увы!
Снова Враг искушает меня блаженством. Увы, над снами я не властен, хоть и молюсь ежечасно.
И никак Господь не пошлет мне избранницу, дабы продолжить род и облегчить мне войну с Врагом.
Сколько раз уже я ошибался, следуя за благоуханием прекрасной розы и потом напоровшись на шипы! Или, пуще того, вместо божественного аромата вдруг обонял мерзостный смрад душевной гнили. Глубоко в души человеческие пустил корни Враг Его, мало в них чистоты.
Конечно, я наказывал тех грешниц во искупление вины, а потом отпускал им грехи. Но сомневаюсь, что даже после этого они смогут войти в Царство Его.
Но я не отчаиваюсь в поисках, ибо сказано в Писании: и в навозе гнусном можешь найти ты жемчужину.
Я несколько раз уже беседовал с молодой особой, которая, вполне может статься, и подойдет нам. Завтра после проповеди снова отведу ее в сторонку для беседы, и если ее помыслы будут чисты, то… Боюсь даже думать о том, какой радостный путь ожидает нас обоих!
Ох и вкусная похлебка у меня получилась, даром что из кишок говяжьих. Ну да что удалось раздобыть на скотобойне, из того и готовлю. Уж Дик-то всяко порадуется, любит он у меня поесть. Да и выпить не дурак, но по пьяному делу рук не распускает, только поболтать любит. На этот случай есть у меня немного джина, налью ему стаканчик, как придет, так и быть. Да и пора уж ему предложить сойтись, что ли. Вдвоем-то всяко легче, особенно у нас в Уайтчепеле.
Ой, в дверь кто-то стукнул, прямо как воробышек поклевал.
Дик вроде вечерком обещал зайти, тогда кто это пожаловал? Кому Красотка Салли с утра пораньше понадобилась? Пойду-ка гляну.
Ба, да это девчушка Мэри Джейн, она у нас новенькая, славная такая, вот она и правда красотка, не то что я.
— Тетушка Салли, доброе утро! — Мэри Джейн, щебеча соловьем, впорхнула в мою комнатушку, и в ней сразу будто солнышко зажглось. Щечки розовые, глаза сияют. Нравится мне эта поскакушка, есть в ней что-то такое, от чего всем вокруг улыбаться хочется. Чмокнула меня в щечку прямо с порога и плюхнулась в кресло, аж юбки взметнулись.
— Мэри, девочка моя, чего это ты вся сияешь, словно майская роза? Ну-ка, делись радостью! Никак клиент щедрый попался и комнату тебе снял, да еще и подальше от наших миазмов?
Мэри прыснула от смеха и замахала рукой.
— Лучше, тетушка Салли, лучше!
— Неужто наследство получила?
— Не в деньгах счастье, тетушка Салли, — посерьезнела вдруг Мэри и замолчала на миг. Но надолго её не хватило. — Замуж я выхожу, тетушка Салли!
Подруженька моя выпалила эту новость и аж сама покраснела.
Вот это дела! Нечасто пташки улетают из наших трущоб. Чаще всего они тут спиваются и помирают, превратившись в старых облезлых ворон. Или не старых, но тоже помирают здесь, на Флауэр-энд-Дин, в самой грязной язве Уайтчепела.
Видать, есть Господь на свете, раз такой чистой девчушке так повезло. Ну дай Бог ей счастья, раз уж так вышло.
— И кто этот счастливчик, Мэри? Тебя только принц достоин, смотри не продешеви!
Нравится мне, как она краснеет, прям расцветает вся. Вот как сейчас.
— Он, конечно, не принц, тетушка, но очень достойный человек! Новый священник церкви, что на углу Хенбёри и Дил. Отец Уильям. Очень праведный и набожный. И такой красивый, аж в животе мурашки! Я бы отдалась ему прямо на алтаре, если бы он хотя бы намекнул. Мы мило беседовали несколько раз после проповеди, он на меня смотрел не отрываясь, а третьего дня он опять отозвал меня в сторону и вот — предложил соединить наши души. Так смущался! Немного странноватый он, тетушка, в глазах как будто огонь горит изнутри. Но добрый и честный. Поведал мне, что долго выбирал себе невесту, но ни одна не подошла, а во мне он искру Божью почуял, вот и решился!
— Ну что ж, повезло вам, юная леди. Смотрите не разочаруйте его в первую брачную ночь!
Тут мы обе не сдержались и прыснули. Уж в чём-чём, а в постельных удовольствиях девочки с Флауэр-энд-Дин любой леди фору дадут, она и в подметки им не годится.
— Ну уж нет, я его сразу захомутаю, не беспокойтесь. Побегу я дальше, тетушка Салли, заскочу к Лизбет, к Кэтрин, повидаюсь, заодно и порадую их.
— Беги, солнышко, беги. На свадьбу-то позовешь? — я подбоченилась и подмигнула счастливице.
— Конечно, тетушка Салли, обязательно! Ну всё, я побежала! — И с этими словами она упорхнула на улицу. В комнатушке моей сразу как будто темнее стало.
Что ж, надо Дика тоже уговорить сегодня. Надо и нам с ним свою капельку счастья поймать.
Ну вот, слава Господу, и свершилось! Обрел я невесту себе и Ему!
Я чувствую необычайное возбуждение, ибо избранница моя чиста и невинна, аки агнец Божий. С ней рука об руку будем мы противостоять искушениям и возвращать блудных овец в стадо Господне.
Я помолился и надел чистую одежду. Скоро я пойду встречать Мэри Джейн и поведу её под венец. Таинство будет происходить, как и всегда, в помещении, которое я снял специально для этого. После того как я наказал там последнюю грешницу, комната нуждалась в очищении, но я всё сделал и привел комнату в надлежащий вид.
А сегодня зажег там свечи, с Земли Святой привезенные. Правда, не помню, запер я комнату потом или нет, но отнесу это на счет своей слабой памяти. Думаю, всё-таки запер.
Сегодня над городом опять висел легкий туман и не было видно небес. Ну да это не помеха воину Господню, я знаю, что Он всегда смотрит на меня даже сквозь облака и туман.
Я много думал о том, где сейчас обретаются мои прежние несостоявшиеся невесты, но к ответу так и не пришел. Раскаялись ли они в своих грехах или происшедшее не научило их ничему, неизвестно. Ну да Бог им судья, моя маленькая роль состоит лишь в том, чтобы сделать этот мир чище.
А вот и долгожданная невеста, в дверь стучат, хоть и рано еще.
Но на пороге была не Мэри Джейн, а жалкий оборванец, один из многих бродяг, что живут тут поблизости. Впрочем, стоит обуздать гордыню, он тоже создание Божье и тоже нуждается в поддержке.
Я благословил его и дал несколько медяков. Не сомневаюсь, что он их спустит на выпивку, но Господь завещал быть милосердным к нуждающимся.
Чертов туман, и холодрыга пробирает аж до кишок, а выпить нечего. Дал я Салли слово, что только по вечерам за стакан браться буду. Ишь, рядом идет, за локоть уцепилась, нет-нет да и глянет на меня, а у меня сразу как перышком по брюху почесали, аж хорошо становится. Да и смотримся мы солидно вместе, сразу видно, не попрошайки какие, а почтенная семья идет!
— Мое почтение, Салли, мистер Тряпичник! — Никогда-то зеленщик Бобби не забывает приподнять свой замызганный котелок при виде девицы. Дамский угодник. — Сразу видно, солидные люди к нам заглянули!
— И тебе доброго дня, Бобби, хоть и ужасная нынче погодка!
— Точно подмечено, Дик, давненько такой не было.
Идем мы нонче комнату получше смотреть. А как же, мы ж вроде пара теперь. Салли шить будет, ей посветлее надо чтоб было. С ремеслом-то завязала она, раз я теперь есть.
Ух, крысюк прошмыгнул, напомнил мне кое-что, аж коленки ослабли. Сколько времени прошло, а меня снова замутило. Перед глазами всё та дамочка под фонарем, так и мерещится, что потроха её с башмаков до сих пор не счистил.
Опознали её, а как же. Лиззи Страйд это, но за глаза все звали её Ломовая Лошадь — за то, что по дюжине мужиков в день осиливала. Ну да теперь отдохнет, бедолага. Видать, кто-то из недовольных клиентов её и разделал, что с людьми творится только.
Своей-то я ничего не рассказал, чтоб не пугалась, а то будет переживать еще. А так и ей спокойно, и мне от этого хорошо.
С утра-то повезло мне удачу за подол ухватить.
Постучал в первую попавшуюся дверь с тележкой своей в надежде воды испить — ты глянь, а дверь открыл тот самый поп, что шесть шиллингов давеча отсыпал. Весь в белом стоит, нарядный, серьезный, что твой епископ. Поди, к службе готовится.
Благословил и дал аж полфунта, вот это свезло.
Отложу на потом, подруга моей Салли замуж выходит, пару шиллингов-то подкинуть надо. Хоть и не позвали нас с Салли на торжество, но после Мэри Джейн все равно заскочит, вот и порадуем её немного. Девчушка-то хорошая, светлая, как не порадовать.
Вот и пришли, угол Уорден-стрит и Тёрнер, место спокойное, тихое. И комнаты за недорого.
— Ну что, красотка моя, раз уж раньше пришли, давай сами посмотрим, что ли. Вот хотя бы сюда, тут как раз не заперто вроде…
Открыл я дверь, значится, а там… Боже мой!..
Встретил я невесту свою на пороге, как и полагается.
Господь милосердный, как же хороша она в подвенечном наряде! И снова я сладкое томление почувствовал, внизу всё напряглось — увы, никак не оставит Враг попытки получить мою душу.
Отринув искушение, призвал я невесту помолиться вместе, и пошли мы к счастью своему, комната для церемонии рядом, не успеешь молитву прочесть еще раз, как уже на месте будем.
— Вот и пришли мы, Мэри Джейн. — Как же сладостно даже произносить её имя! — Не передумала ли ты, дитя моё? — Мы остановились на пороге.
Зарделась красавица, скромница моя. Нет, на этот раз я ошибку не совершил, видно, что чиста она и душой и телом.
— Нет, я готова, преподобный отче! — Щечки заалели, но взгляд тверд. Как же она мила!
— Ну что же, шагнем в блаженство вместе, дитя мое! — С этими словами я открыл дверь.
— Бог мой, Дик, да тут, похоже, занято уже, поп живет какой-то!
Едва мы с Диком порог перешагнули, как тут и обомлели. Распятия на стенах, на полу, картины какие-то страшенные, Святые Писания всюду лежат. И свечи, свечи везде. Горят, как в соборе перед Рождеством!
— Ну и дела... Ладно, Дик, пойдем отсюда, а то не ровен час хозяин заявится, скажет, что обокрасть хотели.
— И то верно, пойдем… Стой, голоса!
— Ох, накликала! Не стой столбом, Дик, давай сюда, в чулан этот! Как уйдет, так и выскочим.
Только успели дверку прикрыть, как в комнатку вошел кто-то. Вот невезуха-то, ну да ладно, подождем немного, перетерпим.
А голосок-то знакомый, звонкий…
— …и умереть в один день?
Какое счастье для измученной души моей! Я провел церемонию, ни разу не кашлянув. Значит ли это, что недуг отпускает меня? Тянусь к невесте для отеческого поцелуя, как вдруг…
Не может быть, она же чиста и невинна мыслями, я же не мог еще раз ошибиться!
— Мэри Джейн! Что ты делаешь? Остановись! — в ужасе закричал я.
— Теперь ты муж мне. Хочу сразу показать тебе рай земной. Тут же нет никого, не смущайся! — Жена моя рассмеялась, как будто небесные колокольчики рассыпались, её руки залезли под сутану. — Ого, какой он у тебя большой и твердый!
Мой разум затмился, впал я в грех гнева и оттолкнул её.
— Ты тоже сосуд греха, как и те, кого я выбирал раньше! Ты грязная тварь, создание Врага рода человеческого! Но ничего, я накажу тебя на земле, а уж Господь определит твою судьбу далее!
Глас мой гремел, как трубы ангельские с небес, ибо велики были гнев мой и сожаление.
— Восплачь же, ибо властью, данной мне Господом нашим, я отлучаю тебя от Святой Церкви! И сим обрекаю на вечные муки! Ступай, грешница, не желаю тебя больше видеть!
Я указал ей на дверь и с отвращением закрыл глаза рукой, твердя про себя молитву. Ноги мои ослабели, я сел прямо на пол, припал губами к тяжелому распятию, которое я надел специально для свадьбы. Не хочу даже видеть ее больше, как и прежних. Не хочу знать, что она сейчас чувствует. Нет у нее души, нет и чувств.
Тишина. Слышны только всхлипы этой падшей женщины. Потом прошуршали шаги и дверь, тихонько скрипнув, затворилась. Вот и всё. Посижу немного в тишине и всё-таки помолюсь за грешницу. В глазах вдруг потемнело, я пошатнулся и потерял сознание. Такое случалось и раньше.
Когда я очнулся, почти стемнело. Голова еще побаливала. Я встал, прошелся по тесной комнате и задул все свечи, ни к чему они теперь. Для разговора с Иисусом не нужен свет. Я опустился на колени перед телом Господа и начал было молитву, как вдруг в спину потянуло сквозняком. Неужели она посмела вернуться? Пусть ждет, не следует мешать моей беседе с Ним. Повернулся ключ в замке или показалось?
— Молитесь, отче? — Странно знакомый шепот в темноте. — А я снова исправляю ваши ошибки. Вы слабы, отец Уильям. А я так надеялся, что вы на этот раз пойдете до конца. — Еле слышный смешок.
Я обернулся, но в полутьме был виден только смутный силуэт в капюшоне. Озноб пробежал по спине.
— Кто это? — Мой голос дрогнул. Снова смешок, дробный, как перестук чёток.
— Я тот, кто выполняет вашу работу, отче. Тот, кто избавляет этот мир от слуг Сатаны. От грешников. А это должны делать вы! — Сорвавшись на крик, гость глухо закашлялся и замолчал. — А делаю я! Почему вы не избавили мир от девицы Страйд? От язвы, которая называла себя Энни Чепмэн? Вы позволили жить Кэтрин Эддоус, грязной шлюхе с Флауэр-энд-Дин! Вы отпустили безнаказанной Мэри Энн Николз, хотя в ней одной грехов больше, чем во всем чистилище! Они же все шлюхи, орудия Сатаны! Я надеялся, что смазливость вашей последней девки, Мэри Джейн, заставит вас спасти хотя бы ее душу, но нет, вы снова обделались! — Человек опять закашлялся.
— Но я наказывал их! Я же отлучал их от церкви и прогонял с глаз долой! И больше я их не видел. Может, они вняли гласу Божьему и удалились в монастырь?
Снова хихиканье, перешедшее в кашель.
— Вы не от мира сего, святой отец. Таким, как они, отлучение не помеха. Такие будут продолжать ввергать во грех всех, кто рядом.
Поэтому я убил их. Убил их всех и еще многих других во имя благой цели. Спасти мир. А должны были вы. Вы, вы-ы-ы-х-кха-кха! — Снова натужный кашель.
Я онемел, еще не осознав до конца сказанное незнакомцем.
— Вы сделали… что? — Губы почти отказались мне повиноваться. Моя Мэри мертва?
— Убил, отче. И эту вашу последнюю тоже. — Визитер утер губы и глянул на ладонь. Подошел вплотную. Капюшон скрывал его лицо. Этот голос, где же я его слышал? — А потом вытащил наружу всю их гнилую суть, вот что я сделал! Хе-хе-хе-кха-кхм… Кхм.
— А теперь и вас убью. Надоели вы мне, нет в вас силы духа, неподходящий вы человек для служения Богу. И мир станет еще ближе к Царствию Господню! — С этими словами человек снял капюшон. На груди закачалось тяжелое распятие, а в руке блеснул острый нож.
Странно, но страх вдруг прошел. Я узнал его!
Боже, как я мог его не узнать раньше? Это же всё равно что бриться с утра и… И тут я почувствовал, как холодная сталь вошла прямо в сердце. Я схватился за крест на его груди и из последних сил, чувствуя, как утекает жизнь, сорвал тело Господне с чудовища. Стой, а где же мой собственный крест? Как странно все это.
Тут пришла долгожданная боль, как искупление. Я восславил Господа и вознесся к свету.
Только бы не услышали, как Салли зубами стучит, иначе хана нам обоим. Ну и дела творятся, спаси Господи! И я весь дрожу, аж взмок.
Там вроде двое спорили. Орал кто-то. И перхал постоянно. А потом как будто один на пол свалился. А второй вообще пропал. И тишина. И больше ничего.
— Красотка, ждем еще немного, вдруг затаился кто. И выходим, — шепчу я Салли.
Подождали. Вышли. На ощупь свечку зажгли.
На полу лежал священник. Тот самый, щедрый. Не видать мне больше его шиллингов, жаль! Господи Иисусе, а в груди нож торчит! И рука бедолаги за рукоять уцепилась, да так, что поди разбери, вытащить он хотел или глубже засадить. И кровища кругом!
— Глянь, Дик, он вроде крест с себя сорвал. В руке зажал, смотри. И цепочка порвана. А тот, второй, где?
— Убежал, наверно. Хотя странно всё это, Красотка… Смотри, дверь заперта изнутри, вон ключ торчит!
Салли глянула мне в глаза.
— Знаешь, что, милый мой, давай-ка отсюда ноги делать, да побыстрее! Не наше это дело, и все тут.
Выбежали мы в туман да и дали деру.
Слава Богу, живы. А что да как, это лучше не знать.
В Уайтчепеле и за меньшее знание в канаву угодить можно.
