CreepyStory

Шон-Кыс, Красная Лиса и Русская Голубая

Мне было восемь. У нас был огромный двор. Один на четыре семьи, и одна баня на всех. В бане и мылись, и устраивали большие стирки. Однажды кто-то из соседей забыл в бане банку с синькой. Да-да, в те доисторические времена, люди при полоскании подсинивали бельё. Банку нашла я. И перепрятала. С тех пор синька ждала своего часа.

Наш сосед, дядя Паша, суровый охотник с тихой покорной женой из шорцев, тетей Надей, откуда-то очень издалека, привёз небывалых породистых поросят. Порода называлась Русская Белая. В нашей глуши это было подобно тому, если бы он купил вертолёт. Весь посёлок ходил поглазеть и восхищенно присвистнуть при виде необычного окраса и стати этих поросей. А я вынашивала идею и ждала удобного момента. И момент настал.

Дома никого не было. Меня заперли, зная, что я обязательно во что-нибудь вляпаюсь. Но я уже научилась аккуратно отгибать гвоздики и выставлять стекло в сенях. Выбравшись через окно, обернулась на предмет соглядатаев. Не обнаружив таковых, откопала синьку. Разведя ее, как есть, в банке, я пошла красить поросят. Поросята не сопротивлялись, им даже нравилось. Кажется. Не учла я лишь двух вещей. Тёти Тамары, внимательно наблюдающей за развивающимся действом, с лестницы, ведущей на чердак. И того, что руки тоже покрасятся в синий.

Как известно, бьют у нас не за то, что ты сделал, а за то, что попался. Вечером того дня у меня было первое, но сразу довольно близкое знакомство с ремнём. А поросята остались голубыми. Красивыми. Вот за что меня, спрашивается, лупили? Ведь Русская Голубая куда красивее Русской Белой?

Но довольно веселья. Это страшная история, откуда на нее не взгляни. Сама того не зная, я влезла в дела тайные, дела меня никак не касающиеся, дела от которых зависела жизнь крохотной новорожденной девочки. Но обо всем по порядку.

В последний день зимы в семье у соседей случилась прибавка, родилась девочка. Ехать в Кемерово, в роддом, тетя Надя отказалась наотрез, рожала дома, и дядя Паша сам принял долгожданную дочь. Их первенец, Тимка, был копией тети Нади, с такими же смоляными волосами, и узким разрезом черных с перламутром глаз. Тимка был мелкий и тихий, из тех, что пугаются своей тени. Дядя Паша Тимку не любил. Не находя в сыне ни одной своей черты, сколько не искал, он раздражался девичьей застенчивости сына. Поселковый люд же, напротив, смотрел на мальчишку с ожиданием, угадывая признаки. Тетя Надя происходила из семьи лесных травников, и сыночек ее, с наступлением зрелости обещал проявить первые симптомы шаманской болезни. Тимка был, по мнению большинства, не от мира сего, а в Сибири это означает совсем не то же самое, что в России. Там слова говорят то, что говорят, не от мира сего, значит от какого-то другого мира.

Дочка — другое дело. Огненно-рыжая в папу, с круглыми прозрачными глазками, крупная для младенца, она громогласно заявила о своем приходе в мир, вспугнув птиц в тайге, подступающей ко двору, и навсегда похитив сердце сурового охотника. "Моя Леночка" — называл дочь дядя Паша, и каждый слышал дрожь в голосе двухметрового рыжего детины. Про дядю Пашу говорили, что в поселок его подкинула меховая баба, такой он был огромный и свирепый. Лишь качая на руках Леночку, мужик совершенно преображался. С ужасом соседи узнали, что Пашка-охотник умеет петь колыбельные, может, и правда, человеческого роду-племени?

Стоял май. Бледная заплаканная тетя Надя ранним утром прибежала к моей маме. Просила посидеть с Тимкой, рассказала о приключившейся беде. С девочкой что-то не так, неправильно что-то с девочкой. Головку не держит, и как не клади, заваливается на правый бок. Убьет Пашка, скажет недосмотрела. Убьет. Надо ехать в Кемерово, в больницу. Сам на охоте, вернётся через дней десять. Возьмите Тимку, он хлопот не принесет, тихий.

Вернулась Надя в поселок со страшным диагнозом дочери. Есть перестала, спать перестала, лицом потемнела. Ждала мужа с охоты, чтобы сказать ему страшную новость. В Кемерово предложили лечь в больницу, обследоваться, помощи не обещали. Девочка навсегда останется инвалидом. Но решать не ей, Наде, решение примет Паша, когда вернётся. В одно из таких бессонных ночных бдений, когда ночь за окном ещё не рассеялась, но уже выцвела, побледнела тьма, причудились женщине влажные следы, блеснувшие на мгновенье на крашеных досках пола. Будто прошел кто-то босой, только из воды. Причудились и тут же исчезли. Другая бы решила, что мерещится с недосыпу, но не тетя Надя. Дождалась она следующей ночи, стала наблюдать. Перед самым рассветом показалась вереница мокрых, маленьких, девичьих или детских, отпечатков стопы, и тут же исчезла. Вели следы к кроватке Леночки, а через некоторое время увидела мать, как следы появились в направлении к сеням.

Утром тетя Надя кликнула меня посидеть с детьми и ушла в тайгу, думать. Вспомнила она то, что всегда знали ее мать, бабка, прабабка и все женщины их рода, кто был до них. Придумала как быть. Решилась.

Тропинка, ведущая к школе через тайгу, в одном месте спускается в низину и становится топкой, огибая пруд не пруд, озеро не озеро, болото, не болото, а скорее наполненный прозрачной водой овражек. Питает его ручей, пересекающий чащу и впадающий в Китат далеко за сопками. Страшно ходить той тропой в одиночку. Даже посреди дня, когда ярко светит летнее солнце, водоем тот прячется в тени древних елей и поддернут лёгкой дымкой тумана. В поселке это место называют озеро Шон-Кыс.

Случилось, говорят, это в шестидесятых. Вышли к поселку чужаки из тех, кто сторонится людей, да незаконно моет золото в таёжных ручьях. Вышли со стороны хутора, куда поселковые бабы и ребятишки ходят собирать малину летом. Вышли и наткнулись на местную девчонку. Та только из Кемерова вернулась, ездила экзамены сдавать в институт. Учительницей хотела стать. Затащили нелюди ее в лес и насиловали там два дня, а как отпустили, пошла девчонка к озерцу и утопилась от позора. Сами нелюди тоже недалеко ушли, порезали друг друга, не поделив что-то. С тех пор поселилась в овражце девчонка, став одной из многочисленных легенд о местной нечисти. На неё-то и подумала тетя Надя. И решила договориться с Шон-Кыс.

Договорится можно с кем угодно, для этого и дан человеку язык, чтобы словом прокладывать себе дорогу к желаемому. Но прислушается ли дух к мольбам человека. И снова пришла тетя Надя к моей маме с просьбой посидеть с детьми. А сама вышла на поляну, отделявшую наш дом от таёжной чащи, разделась и обернулась Красной Лисицей. Такой дар был у женщин ее семьи, все им владели, да редко пользовались. Красной Лисице в тайге легко забыть человеческие мысли и помыслы, перестать вспоминать дом, поселок и свою семью. Случалось уже такое не раз. Не было другого выхода у Нади, человек или лисица, разве забудешь о страданиях своего ребенка? Взмахнула лисица огняным хвостом, скользнула меж стволов и пропала в тайге.

Договор был заключён по всем правилам. Шон-Кыс перестает пить из девочки жизненные силы, а тетя Надя приносит духу богатую небывалую жертву. Осталось только мужа с охоты дождаться.

Дядя Паша вырос в Мурюке и знал, какая тонкая грань отделяет в этом месте сказку от были. Поверил-не поверил, а противиться не стал, в час собрался и поехал в Новосибирск, за двумя невиданными в этих краях поросятами. Их то я и покрашу в голубой цвет в свое время.

Кажется, цвет свиней пришелся Шон-Кыс по вкусу, выздоровела девочка. Через год топтала своими ножками лужайку, где оборачивалась ее мать, тетя Надя, Красной Лисицей. А говорить и того раньше начала, весь хутор смеялся, когда грозный дядя Паша бежал, бросив все дела, едва заслышав требовательное "Па!" И так бывает.

Отбросьте все, что Вы знаете. Забудьте все, чему Вас учили. Темнота убивает, а призраки существуют. Врожденный страх человечества перед грядущим кошмаром ночи, усиленный порождениями из теней, крадущимися в темноте – все это не более, чем инстинкт выживания, и ему нужно верить! Не нужно списывать на свое воображение, при встрече с призраком оно бессильно. Завидев во тьме расплывчатый контур, услышав сомнительный звук или шорох – спасайтесь бегством, не пытайте удачу. Кто не услышал – пеняйте на себя, если от «себя» сохранится хоть малость.

Пронизывающий холод и неимоверная усталость выдернули меня из беспокойного сна. Несколько минут я пытался не обращать на это внимание и отказывался открывать глаза, надеясь, что организм, измученный бессонницей, снова провалится в мягкое забытье. Левой рукой я попробовал нащупать край одеяла, но вместо матраца и постельного белья онемевшие и грубые от холода пальцы натыкались на жесткий и гладкий материал, очень напоминающий бетонную стену.

Мозг не успел обработать эту информацию, как в него поступил новый сигнал. Икроножные мышцы, а вместе с ними и ступни, от пронзительной боли начинали неметь, и, судя по напряженным коленным суставам, которые упирались во что-то твердое и холодное… Последнюю мысль я не успел додумать до конца, глаза открылись и мозг включился, из горла вырвался короткий стон.

Мое тело, одетое в футболку и пижамные шорты, пронизывали резкие порывы леденящего октябрьского ветра, но это было лишь полбеды. Подо мной, на бездонном, пугающем расстоянии, распростерся серый ночной асфальт, в стороне угадывался квадрат песочницы и детские качели, поскрипывающие на ветру. От взгляда вниз перехватило дыхание и что-то теплое заструилось по ногам.

Резко повернув голову вверх, отчего захрустели шейные позвонки, я с размаху приложился лбом о стекло. По обе стороны от меня тянулась отвесная стена многоэтажного дома, остекленные балконы молча и безразлично взирали на ночной двор. Стараясь не двигаться, я осторожно скосил глаза в сторону -  рядом болталась левая рука, все еще пытавшаяся нащупать край одеяла. Пальцы правой руки – хвала проведению – мертвой хваткой вцепились в балконный карниз.

Чувствуя, как в легких зарождается пламя, я попытался сделать неглубокий вдох. И даже это получилось не сразу – воздух отказывался проходить внутрь, попадая в рот, но застревая в пересохшем горле. Наконец с тихим хрипом кислород проник в бронхи и нехотя, словно влага, протолкнулся вниз. Осторожно, сантиметр за сантиметром, чтобы снова не увидеть асфальт, я начал опускать голову вниз, пока не увидел собственные ноги.

Босые пальцы, словно когти животного, вцепились в нижний балконный карниз, побелевшие пятки висели в воздухе. Глаза – как бы мне этого не хотелось – помимо воли скользнули вниз. В этот раз асфальт показался еще дальше, а песочницу и качели я и вовсе не сумел разглядеть. Перед зрачками заплясали черные точки, колени начали предательски слабеть.

Несмотря на холод, спина вспотела, а вместе с ней и ступни начал покрывать липкий пот. Чувствуя, как ноги соскальзывают с карниза, я вжался в твердый монолит стены. Щеки обжигали горячие слезы, - пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - шептали губы, не зная других молитв.

В груди учащенно металось сердце, в висках пульсировала тупая боль, но, вместо того, чтобы грохнуться в обморок – что в моем случае означало неминуемую смерть – мозг включился на полную мощность. Подо мной знакомый двор, который я вижу каждый день из окна своей спальни, значит, передо мной собственный дом. На третьем этаже этого дома я купил квартиру в прошлом году… что не объясняло мое текущее положение - пробуждение на карнизе семнадцатого этажа. Впрочем, об этом можно подумать и позже, но до этого «позже» нужно умудриться дожить.

Нащупав пальцами оконную раму, я потянул ее в сторону, пытаясь открыть. Рука сорвалась со скользкой поверхности, отчего карниз подо мной прогнулся и задрожал. Несколько секунд, стараясь сохранять хрупкое равновесие, я неподвижно стоял, учащенно дыша, после чего снова попытался отодвинуть окно.

Бесполезно, – мелькнула мысль, пропитанная злобой. В моей квартире стояло такое же балконное окно, доставшееся жильцам от заботливого застройщика – окна открываются только изнутри. Антивор, – вспомнилось слово, услышанное от риелтора, толстый пластик - не выдавить, ни разбить. Обстоятельства вынуждали двигаться, чтобы выжить. Собравшись с силами, я осторожно двинулся вдоль стены.

Медленно, боковыми шагами, я перемещался по карнизу вдоль отвесной стены, и каждый раз, отрывая от карниза переднюю ногу, чувствовал, как сила гравитации цепляется за поясницу, пытаясь сбросить мое тело в пропасть. В следующей квартире окно тоже оказалось закрытым, почти не останавливаясь, я прошел мимо него.

На пятой квартире – мозг записывал информацию – надежда начала медленно угасать. Колени саднило от трения о стену, в ступнях поселилась пульсирующая боль, но хуже всего было не это – я больше не чувствовал пальцы на ногах.  Босые ступни прилипали к ледяному металлу, и с каждым шагом становилось все труднее их оторвать. Онемевшие ноги казались чужими, двигаясь вдоль стены приставными шагами, оставалось лишь надеяться, что мой вес опустится на жестяной карниз, а не провалится сквозь холодный осенний воздух.

На шестом окне, которое также оказалось закрытым, меня накрыло приступом истерии. Забыв про осторожность, рука снова и снова пыталась открыть балконное окно, я плакал, проклиная соседей, бился лбом о пластиковое стекло. За стеклом, на расстоянии вытянутой руки, глаза различали два детских велосипеда, пустые банки и прочий хлам. Я всматривался в белую тюлевую занавеску, но не смог разглядеть того, что находилось в квартире.

Понемногу слезы начали иссякать, я успокоился, замерз и сдался. Мозг готовился рухнуть вниз, а сердце обещало разорваться в падении, и только побелевшие пальцы отказывались отпускать спасительный карниз. Конец октября и пронзительный ветер – конечно, закрыто каждое окно. Посмотрев вбок, в сторону движения, я увидел, что почти дошел до угла.

Элитный дом, в котором я купил квартиру, напоминал изогнутую букву П – за угол мне никак не перебраться, сила гравитации оторвет меня от стены. И все же, я боялся неминуемой смерти. Панический страх перед падением в пропасть заставлял мое тело дрожать на холодном ветру. Усмотрев на угловом балконе остов импортного кондиционера, я медленно направился к нему.

Мышцы ног сводило от усталости, но стоять на ровной поверхности оказалось легче, чем постоянно нащупывать наклонный карниз. Металл кондиционера – я не верил собственному счастью – каким-то чудом передавал тепло, согревая онемевшие ступни. Заставив правую ладонь отцепиться от карниза, я сжимал и разжимал пальцы, чувствуя, как в них снова поступает живительная кровь.

- Сколько времени осталось до утра? При какой температуре можно замерзнуть насмерть? – мысли вертелись одна за другой, а где-то внутри зарождалась надежда, и в эту секунду раздался хруст.

Крепление кондиционера, выглядевшее надежным, дрогнуло и ушло из-под ног. Я повис на высоте семнадцатого этажа, держась за карниз пальцами левой руки, ноги засучили по гладкому бетону, срывая ногти о тонкие швы.

Продолжение скоро. Можно набрать в любом поисковике "Макс Гордон Взгляд из тьмы" - и скачать бесплатно - за отзыв в пару строк (не слабо?) :)


Герои рассказа появились здесь "Эксперты паранормальных явлений" - Яндекс найдет, Гугл нагуглит.

Это перевод истории с Reddit

Медсёстры говорят, что я не должна помнить свою маму, но я помню. У неё были длинные волосы, которые щекотали мою щёку, когда она склонялась надо мной. Её голубые глаза были добрыми, но печальными.

— Что с ней случилось? — однажды спрашиваю я медбрата Даррилла.

— Её здесь больше нет, — отрезает он.

Медсёстры не знают, что я слышу их разговоры за большой дверью. Даррилл говорит другим, что я учусь читать удивительно быстро.

Я читаю бейджик на его груди: Даррилл Эномото, Исследовательский центр Син-Киото, проект—

— Что такое Майфлай? — спрашиваю я.

Он колеблется, а потом наконец отвечает:

— Это ты.

Даррилл говорит, что начальство отклонило мою просьбу о книге о подёнках. Вместо этого мне разрешили читать «Британскую энциклопедию», пятнадцатое издание.

Подёнка, любое насекомое из группы, известной исключительно короткой взрослой жизнью...

Они также разрешают мне иметь зеркало. Моя кожа, волосы и глаза все коричневого цвета, словно банан, оставленный на солнце.

Во время планового осмотра Даррилл странно смотрит на меня.

— Ты выросла на два дюйма за одну ночь, — говорит он.

Моя кожа начинает чесаться. Чтобы отвлечь меня от неудобства, Даррилл приносит всякие безделушки: головоломку-кубик с разноцветными сторонами. Вазу с цветами — того же синего оттенка, что и мамины глаза.

— Незабудки, — объясняет Даррилл, когда я осторожно трогаю нежные лепестки.

Зуд становится невыносимым. Я расцарапываю кожу и замечаю, что сорвала маленький лоскут на предплечье, под которым скрывается мягкая новая кожа.

В отчаянии я хватаю край лоскута и тяну. Внешний слой кожи с лёгкостью сходит. Новая кожа — свежая и розовая, как у медсестёр.

Я тяну дальше. Полоса вокруг рта отрывается, вместе с моими губами.

Я пытаюсь закричать, но звук умирает где-то в горле — у моего нового лица больше нет рта. Я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале. Мои тёмные волосы выпали, уступив место сияющим светлым волнам. Глаза стали голубыми.

Дверь распахивается, и в палату врываются медсёстры, катя кровать.

— Шестьдесят секунд до родов, — объявляет Даррилл, пока руки хватают меня и укладывают на спину. Живот ощущается распухшим. Я опускаю взгляд и вижу, что он увеличился в несколько раз.

— Тридцать секунд до родов.

Я чувствую движение внутри — грубая масса соскребает меня изнутри, скользя вниз. Боль взрывается в голове.

— Роды прошли успешно, — спокойно говорит Даррилл.

Я сажусь, и что-то склизкое оказывается в моих руках. Это сморщенный коричневый младенец, который орёт и размахивает крошечными кулачками.

— Ещё одна подёнка, — говорит Даррилл, вслед за чем раздаются тяжёлые вздохи медсестёр. Я склоняюсь над ребёнком, мои волосы щекочут её щёчку.

Я думаю: Я тебя защищу, — но усталость уже тянет меня вниз. Мои глаза находят зеркало.

На меня смотрит женщина с серебристыми волосами. Я поднимаю руку к лицу — и она делает то же самое своей хрупкой, усеянной пятнами кожей.

Её глаза всё ещё голубые, как незабудки.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Это перевод истории с Reddit

Отец никогда не позволял мне иметь телефон. Он уже потерял одного сына из-за онлайн-хищника и не собирался допустить этого снова.

Я пытался объяснить ему, что я не такой, как Кайл — я не собираюсь встречаться с кем-то из интернета. Всё, чего я хотел, — это переписываться с друзьями и смотреть видео на YouTube в автобусе. Но отец и слушать не хотел.

С тех пор как пропал Кайл, я почти не выходил из своей комнаты. Когда ужин был готов, я ждал, пока отец закончит есть, прежде чем забрать свою тарелку — так было проще, без его пристального взгляда. Если я ел слишком медленно, он срывался: «Что? Тебе не нравится?»

Раньше Кайл всегда отвлекал отцовский гнев на себя, защищая меня от худшего. Однажды он принял на себя побои за то, что я случайно опрокинул банку с красной краской в гараже; а когда кто-то спрашивал его о фиолетовом синяке под глазом, он отвечал, что это случилось на хоккее. Я так и не успел поблагодарить его за это.

Я работал в Quick-Mart, паковал продукты и накопил двести долларов. Один из моих друзей, Девон, продал мне дешёвый смартфон Motorola. Я добавил друзей в соцсетях, установил YouTube, Spotify и несколько других приложений, а ещё создал этот профиль на Reddit.

Я не мог рисковать тем, чтобы отец нашёл телефон, поэтому я аккуратно поддел одну из досок в полу своей спальни — теперь уже моей спальни. Мне приходилось постоянно напоминать себе об этом. Без Кайла больше не было никакого «нашего» стола, «нашего» шкафа, «нашей» комнаты. Всё теперь было только моим.

Когда у меня появился постоянный доступ в интернет, я не удержался и загуглил имя Кайла. Высветились статьи — свежие. Заголовок на одном малоизвестном сайте заставил меня замереть:

ОТЕЦ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В ДЕЛЕ О ПРОПАВШЕМ РЕБЁНКЕ

На фотографии был отец, выходящий или входящий в свой «Лексус».

В этот момент по лестнице раздались тяжёлые шаги. Я торопливо спрятал телефон под половицы и прыгнул в кровать, натянув одеяло до подбородка.

Отец появился в дверях, заплетающимся языком пожелал:

— Спокойной ночи, Бэйли.

В последнее время я замечал, что он прячет флягу с виски в кармане куртки. Так плохо у него не было с тех пор, как начался развод.

— Спокойной ночи, папа, — ответил я и, не удержавшись, спросил: — А… есть какие-нибудь новости о Кайле?

Его лицо стало серьёзным.

— Ты знаешь правило. Мы не говорим о нём. Это не твоя забота.

Когда он ушёл, он оставил дверь чуть приоткрытой. Я подумал закрыть её, но если бы он пошёл ночью в туалет и увидел бы закрытую дверь, устроил бы скандал.

Я повернулся на бок и попытался уснуть. Мысли начали перетекать в сон, когда я услышал звук.

шкряб, шкряб, шкряб.

Это напоминало когти по коже или лопату в земле. Я посмотрел на половицу, под которой прятал телефон — звук прекратился, словно говоря: «Да, это я. Я здесь.» Может, я случайно оставил Spotify включённым?

Осторожно сполз с кровати и присел на корточки возле пола, поглядывая на дверь, чтобы убедиться, что отец не смотрит. Я прижал ухо к доскам и прислушался.

шкряб, шкряб, шкряб.

И тогда я понял — это были пальцы, царапающие землю, будто кто-то пытался выбраться из-под дома. Я в панике вернулся в кровать, зажмурил глаза и попытался не слышать. Мысль была абсурдной. Нелогичной. Но я не смог заставить себя поднять половицу и посмотреть.

На следующее утро я спросил отца, что это может быть. Он сразу ответил — крысы. Наверное, они устроили гнездо в стенах или полу, а одна провалилась в щель и застряла.

Ночь за ночью скрежет продолжался. Я задумался, сколько может прожить крыса — пять дней? Неделю? К концу второй недели я знал: это не крыса. Звуки становились громче, ближе. Иногда, когда на улице не было ветра, я слышал слабое, свистящее дыхание, поднимающееся из-под пола.

Я заставил себя терпеть ещё два дня, надеясь, что всё утихнет. Но прошлой ночью всё изменилось.

Как обычно, скрежет начался около двух или трёх часов ночи, но спустя несколько часов он прекратился. Повисла тишина, и я, на мгновение, подумал, что всё закончилось. Но затем скрежет возобновился — грубее: ногти скребли по дереву.

Шаткая половица дрогнула, как будто под ней что-то двигалось. Слишком напуганный, чтобы посмотреть, я сгреб стопку учебников и прижал их к полу. Доска замерла, но с той стороны продолжался скрежет.

Я не сомкнул глаз до самого рассвета. Когда наступил день, я осторожно убрал учебники и приподнял половицу. Внутри телефона уже не было — он исчез, а на его месте зияла дыра, размером с руку, уходящая в темноту.

Сердце бешено стучало. Без телефона у меня не было света, чтобы заглянуть внутрь. Вместо этого я наклонился ближе и прислушался.

Дыхание. Слабое, свистящее дыхание, будто лёгкие были полны земли.

Моё сердце заколотилось быстрее.

Это не могло быть правдой — это было бы смешно даже предполагать такое. И всё же я поймал себя на мысли: что-то было закопано там.

В школе на следующий день я попросил у Девона телефон и набрал свой номер.

Девон усмехнулся:

— Думаешь, эта штука в дыре умеет пользоваться телефоном?

Телефон зазвонил семь раз, а потом щёлкнул — кто-то ответил.

— Алло? — прошептал я.

И сквозь шипение раздался голос, который я узнал сразу — голос Кайла:

— Не доверяй ему.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Я шёл вдоль тёмной и бурлящей реки. Погруженный в собственный ураган мыслей и покручивая в голове сегодняшнюю ссору с отцом я и не заметил, как небо заволокло серыми и густыми тучами, из которых полил дождь. Я не обращал внимания на сильный, порывистый ветер, который взъерошил мои волосы и бил холодными воздушными массами по моему раздражённому лицу, только оглушительный раскат грома над моей головой заставил меня очнуться, и я тут же почувствовал, как холод сковал моё тело. На дрожащем от холода теле появились мурашки, а тяжёлые и мокрые от дождя волосы постоянно лезли в глаза. Холодная и пропитанная дождем кофта, стала настолько тяжела, что представлялась мне мешком, набитым камнями и привязанным к моей шеи, а мои промокшие кроссовки – тяжёлыми, латными ботинками.

Я уже собирался идти домой, но сквозь плотную занавесу дождя я увидел, как тёмное зеркало реки раскололось и над поверхностью воды появился темно - синий шар. Сияющий шар медленно двигаясь над рекой, начал выпускать искры, которые попадая в воду начинали «бежать» по её поверхности до самого берега, оставляя за собой следы из всплывших речных рыб. Сфера поднялась выше над водой, но я уже не мог наблюдать за ней – её сияние стало сильнее и у меня в глазах появились темные пятна. Со стороны реки раздался какой-то треск и жужжание. Я понимал, что это не к добру, и что мне нужно бежать, но это трудно сделать, когда ближайшее укрытие находится за холмом, до которого больше километра, а вся дорога до холма представляет собой поле, в котором полно мелких ям и кочек. Но мне очень хотелось жить: ещё не всё было высказано отцу, ещё не успел я признаться Вере, как она мне нравится, и что ради нее я хожу в спортзал, ещё не научился я играть на гитаре, не побывал я на Камчатке и не видел её причудливых вулканических ландшафтов и бьющие паром гейзеры, и еще мне ужасно хотелось купить баскетбольный мяч, чтобы потом по утрам ездить на набережную, где недавно построили баскетбольную площадку, ещё хотелось жить, ещё были планы... И я побежал.

Треск и жужжание усилились - мне казалось, что шар за моей спиной, и вот сейчас я обернусь и увижу его, а он коснется меня и тогда огонь охватит мое тело и изгибаясь от боли я буду медленно и мучительно умирать, как те рыбы в реке – также жалко и беспомощно. Боже! Над головой пролетел электрический луч - Он пустил в меня настоящую молнию! Молния попала в бурьян высокой травы, и та вспыхнула огнем, который преградил мне путь. Я резко побежал влево – на гору. Опираясь ногами о скользкие камни, которые предательски обваливались и катились вниз, я взбирался верх по горе, но вот шар выпускает молнию и та, пролетев совсем рядом со мной и попав в каменный выступ – взрывается и оглушает меня, отчего мои руки разжимаются, и я чувствую, как падаю вниз. Ещё одна молния ударила в гору, после чего отделившиеся от горы, глыбы полетели вниз – на меня. Я попытался подняться, но левая нога отозвалась резкой болью, и я беспомощно свалился на мокрую траву. Синий шар не приближался, казалось он думал прибьет ли меня камнем или ему придётся выпускать ещё одну молнию? Я собрал все свои силы и отпрыгнул в сторону, и ещё раз, благодаря чему и выжил так как глыбы меня не настигли. Но эта маленькая победа не принесла мне радости – я понимал, что сейчас этот таинственный шар снова выпустит заряд молнии и тогда мне придёт конец. Я уже чувствовал смерть, я задыхался, плакал. «Уйди! Отстань от меня! Я не хочу умирать!» - умолял я сияющую сферу. Я смотрел по сторонам в надежде найти помощь – нет я вру. Я хотел, чтобы сфера убила другого человека – кого угодно, но только не меня. Я хотел ещё жить. Я уже представлял, как мое обугленное тело найдет какой-нибудь рыбак, а потом о моей смерти расскажут в вечерних новостях: «Молодой человек в плохую погоду решил прогуляться в поле, где его и убило молнией.» - скажет симпатичная телеведущая новостей и никто не узнает, что это был не просто несчастный случай, а настоящая охота. Как охотник сидит в засаде и ждёт свою добычу, так и эта таинственная сфера поджидала заплутавшего путника и теперь подпустив свою жертву достаточно близко, она прицеливается... Треск и жужжание усиливаются и становятся невыносимы – сфера приближается ко мне, оставляя позади себя черную дорожку сгоревшей травы. Я хватаю палку и кидаю в шар, но тут же вижу, как быстрый выстрел молнией превращает её в пепел. Десять метров и мне конец. Приближающая смерть заставляет задуматься, о том как я жил? Семь метров. Да я порядочно нагрешил, но не больше, чем другие это уж точно. Почему же тогда мне суждено умереть именно так? Четыре метра. Зачем эти муки, почему этот поганый шар сразу не убил меня? Почему он сейчас не ударит по мне, а всё зачем – то летит ко мне все ближе и ближе? Два метра. Я нащупал камень и вложив в него последние силы швыряю его в сферу. Раздался оглушительный взрыв и меня засыпало землей. Я знал, что мне удалось победить, я знал, что выжил. Я знал, что теперь выберусь отсюда, вот только немного отдохну, а потом обязательно выберусь. Я ещё хочу пожить. Я ещё многого не сделал.

Я на автор тудей:

http://author.today/u/artm_koltsov

Утопленница сдержала своё слово, нагнав нас с Сявой у болот, и мы продолжили путь втроем. Тропка, и без того плохонькая, уходила в болото, прыгая с кочки на кочку.

Жанночка шла прямо по топи, трясина, покрытая кружевом ряски, легко пружинила под её босыми стопами. Ворон кружил в вышине, над верхушками чахлых серых елей, то спускаясь, то улетая вперёд, прознать дорогу. Мне приходилось туго. Устала я скакать, подол нового пышного платья вымок в жидкой грязи и стал ужасно тяжёлым, расстояние между сухими участками становилось всё больше и больше, никак не по мои маленькие ножки. Наконец, я решилась. Выудила из котомки оборотный порошок, шепнула слова заветные, стукнула пяточкой по пятке, крутанулась вокруг себя и юркнула вперёд огняной лисицей. До последнего берегла, редкое средство. Толкут его из семени луноцвета, что цветёт одну ночь в году, на майскую полную луну. Но тут уж не до экономии, так прижало.

Дело пошло спорше. Лёгкой лисонькой скакала я по холмикам да бугоркам, не задерживая своих товарищей и не будучи им обузой. Но скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Сколько времени прошло, мне неведомо, лисы счета часам не ведут, а только к вечеру, дошли мы до бережка, где кончалось царь-болото и начиналась зелёная старинная дубрава.

Древние дубы в пять охватов поднимались в самое небо, щекоча облака, задранными кверху ветвями. Место было покойное и мирное, душа лежала к этому месту, и мы, наконец, с товарищами моими милыми, смогли передохнуть и обсохнуть.

Тихо, с благоговением ступили мы в священную дубовую рощу. Светло здесь было, несмотря на сумрак опустившейся летней ночки, накрывшей нас синим пологом, расшитым алмасами звёзд без числа. Светло и тихо, да такой тишиной, что даже Сява поутих и не каркал понапрасну. Вековые стволы расступались, давая нам дорогу, будто сами вели нас к своему хозяину, владыке этих мест.

Чу! Что это? Будто бубенцы прозвенели? И рожок подхватил. А это, неужели, свирельки? Ошибиться невозможно, впереди играла плясовая, да задорно, так, что наши усталые ноги сами запросились в пляс. Даже ворон на плече не усидел, то лапкой притопнет, то крылом прихлопнет. А Жанночка аж зарделась вся, так плясать ей захотелось невмочь. Потянуло костром и травяным медовым сладким духом. Вышли мы на поляну.

Посреди пылал костёр, да какой! Выше, нашего с бабкой, дома кострище. Вокруг костра шли два круга хоровода, один навстречу другому. Парни и девки в белых рубахах, с простыми волосами, украшенными венками из лазоревых цветиков, да с покрытыми масками из бересты лицами. Хорошо плясали. Поодаль играли музыканты. Нас заметили, поднесли по чарке медовухи, даже Сяву не обделили, и увлекли в ручеек.

Нет, что вы, никакого морока не было, все я помнила и знала где нахожусь, самой хотелось остаться здесь, на поляне среди дубов, с добрыми и веселыми парнями и девками, родными и понятными. Медовуха сняла усталость, и цельную ночь я без памяти плясала, водила хороводы, прыгала через костёр. Хороша ночь была, ах как хороша!

А как пошла она на убыль, забрезжила алая полоса на востоке, так подошли ко мне два старца, без слов увлекли в глубь дубравы, наказав моим друзьям за мной не ходить. Привели на капище, посеред которого высился чёрный, покрытый трещинами и мхом деревянный идол, тут и покинули. Осталась я одна в древнем святилище. Робко, боязно и неуютно сделалось вмиг. Но вгляделась я в высеченые из божественного дуба черты, и потеплело на сердце. С грозного бородатого лица обратились ко мне глаза синие, добрые, все-все понимающие.

Дедушка, сказала я, не откажи сироте, подсоби, если в твоей это мочи. И выложила, как на духу, обо всём, что случилось с нами за последние три дня.