Мистика

байки деда Евсея

Была у нас в деревне семья. Поставили избу, жить стали. Когда домишко-то свой из другой деревни перевозили, а купили они его у одного почтенного старичка, который к детям жить перебрался, то изволенья на перевоз у домового не испросили. А меж тем, когда из своей старой избёнки уходили, свово домовика с собою позвали, перевезли, значится, как полагается – в горшке с тлеющими углями из печи. И что же вышло? В одной избе два домовика оказалось – один настоящий хозяин, что жил в ней испокон веку, а второй пришлый, которого семья с собою привела из своего прежнего жилья. Ну и нашла коса на камень. Пошли домовики воевать. Ох, и лихо у них было.

Покуда старая бабка, соседка, и не подсказала, что к чему. Что же делать теперича, куда второго домовика девать? А тут аккурат друга семья хату новую стали ставить, молодые, Ванька да Настя. Ну и наши горемыки к ним. Так, мол, и так, не подсобите ли нам? Да и вам домовик нужон. Забирайте у нас одного. Так и сделали. Пришли Ванька с Настей к ним в гости, корзину с собой прихватили, в неё мяконько полотенчишко расстелили, да старый лапоток поклали. «Айда, Суседушко, к нам жить. У нас хата нова, а без хозяина. Уж не откажи, станем тебя почитать и кормить, а ты к нам с добром относись, помогай». Сказали эдак-то, посидели малость, да с корзиной и домой пошли. И что ты думаешь, Петруня? С того дня в доме наших горемык мир наступил. Значится, ушёл второй-то домовик к молодым жить, согласился. А уж который из двух это неведомо.

- Думаешь, это у нас домовик хулиганит? – Петруша слушал старика внимательно.

- Непохоже на то. Дуняшка, коль в таких делах кумекает, ужо наверняка его задобрить пыталась.

- Пыталась, дедко, ещё как пыталась! Уж она ему и каши в закуте оставляла, и молока в блюдце лила да за печь ставила, и зерна сыпала, и увещевала, и просила. Всё без толку. Он только пуще лютует.

- А при мамке, значится, не бывало такого беспорядку? – дедко попыхивал трубочкой и размышлял, глядя на то, как косые струи дождя, мельтешащие за лазом в шалаш, мало-помалу начинают стихать.

- Нет, дедушка, не бывало. Сроду не слыхивали его.

- Дуняшка, по твоим словам, баба добра, домовита. Суседке не за что на неё серчать. Да и почитает она его. Я так думаю, что это не домовик.

- А кто же?

- Судя по тому, что «этот» так разгульно себя ведёт да вольно живёт в вашей хате, домовик сам над ним сладу не имеет. Иначе давно бы взашей прогнал. Стало быть, это не из лесных иль полевых. Думаю я, что это дух. И дух кого-то близкого к этому дому, из вашего Рода. Потому и силу имеет кровную на своём месте и суседко ему не указ. Ты бы вот что, Петруша, расспросил у тятьки, про своих прадедов да пращуров. Дом у вас старый, хошь и крепкий, слов нет. Но людей в нём прожило много, может и узнаешь чего. Всё запоминай. А после приходи ко мне, покумекаем.

На том и условились старик с парнишкой.

Не прошло и седмицы, как в один из дней, когда дедко Евсей прогуливался в полдень по лужку, собирая зверобой да душицу себе на вечерний чай, заприметил он вдалеке на дороге знакомую фигурку. А с ним и вторую. Ба, да ить это Петруша идёт, да не один, а со своей мачехой. А Дуняшка-то прихрамывает. Когда парнишка с женщиной приблизились, то застали старика за тем, как тот увлечённо рассматривал шмеля, безуспешно пытающегося пробраться в жёлтенький кувшинчик льнянки. Согнувшись вдвое, дед с добродушной улыбкой, следил как толстенькое насекомое в пушистых штанишках настойчиво лезет в крохотное для него отверстие цветка, и сердито жужжит, сетуя то ли на слишком маленькие дверцы, то ли на чересчур упитанное чрево.

- Ишь, чаво выделывает, как ворчит! – смеясь, кивнул дедко Евсей гостям, - Ить рядом клеверу сколь угодно, да и других медовых, а этому вынь да положь – льнянку подавай. Хотя я его понимаю, льнянка она душистая да ароматная, я и сам её, бывает, сорву, да капельку из кувшинчика выпью. Уж и сладкая!

- Сколько тебе лет, дедушка, а ты будто шмеля первый раз увидел, - подивился Петруша стариковой радости.

- А как же, сегодня-то в первый, - согласился старик, - Вот и любуюсь. Это только с первого взгляда один день на другой похож, а на самом-то деле всё меняется кажну минуту. И надо успеть ухватить, поймать этот миг, насладиться, порадоваться ему. Много ли мне тех дней осталось? Бог весть. А жизнь-то как хороша! Так бы и обнял каждую малую былинку вот на ентом лужку, кажну свою коровку бы расцеловал промеж рожек, до чего я их люблю.

- Оттого у тебя они и возвращаются всегда полные молока. А помнишь, как ты им венков наплёл? Уж мы с бабоньками ухохотались, глядючи на наших красавиц, когда ты их в тот вечер пригнал, - улыбнулась Дуняшка, - Здравствуй, дедушка!

- И вам не хворать, миленькие, ну, пойдёмте что ли, в тенёк, эва под липки, там аккурат земляничка растёт. Полакомимся, посидим да побаем. Расскажете, с чем пожаловали.

Устроившись в прохладе, троица начала разговор. Первым заговорил Петруша.

- Поговорил я с тятей, как ты велел, дедко. Он поначалу отмахнулся, мол, люди как люди жили, твои деды да прадеды, что тут рассказывать. Ну я ему про Дуняшкину беду и ввернул тут. Он даже осерчал. Ладно, баит, она в бабьи сказки верит, и ты туда же? После всё ж таки сам речь завёл, видимо, покумекал, что не на пустом месте жена ему жалобится. Поведал, что избу эту матушкин дед, а мой прадед, стало быть, ставил сам. Был он знатным плотником. Крепкий дом получился, добрый. Стали жить. Детки народились. А потом и внуки. Сроду ничего дурного за домом не водилось, и потому, сказал он, выходит, что это Дуняшка с собой кого-то приволокла. И надо попа звать, пущай избу освятит.

- Позвали?

- Позвали. Приехал на своей лошадке отец Никодим из села. Водой святой покропил, кадильницей почадил, молитвы почитал, чаю испил, да уехал. Да только тем же вечером прямо при тятьке Дуняшка полезла паутину в углу смахнуть, встала на сундук, и тут из-под пола ка-а-ак стукнет под сундуком, так что тот аж подпрыгнул. Дуняшка с него и повалилась, ногу подвернула. Тут уж и тятька закручинился и во всё поверил. Да только ничего боле того, что он мне поведал, он сказать не смог. Надо, мол, в Рогожкино идти. Там ведунья живёт, можа она пособит.

- Ну а я пока с такой ногой далёко не уйду, - следом за пасынком подхватила Дуняша, - Решила, вот оклемаюсь, и сразу пойду в Рогожкино.

- А тут и приехала к нам в гости тётка Марфа, тятькина старшая сестра, - перебил Петруша.

- Марфа баба хорошая и ко мне с теплотой относится, я и решилась ей открыться. Так, мол, и так, золовушка, вот что у нас в дому творится, ужасти какие. Она же едва услыхала, побледнела. И вот что поведала. Когда Наталья померла, первая-то жена Захарушки, то перед смертью, а помирала она долго и мучилась, сказала она такие слова: «Не бывать после меня в этой избе ни одной бабе. Не дам Захару жениться. Дядька мой по.кой.ный «умел», так уж увидите – не будет счастья никому». Тогда посчитали, что она бредит. Да и карактером Наталья была сурова, все знали, оттого и позабыли про эту речь, когда её не стало. А оно, вишь, так и вышло.

- Чуял я, что кто-то из кровных тут замешан, - промолвил дедко Евсей, - Видать, не ошибся.

- Да, дедушка. Всё так. После этого я уже не стерпела, говорю Захару – запрягай лошадь, поедем к знахарке сей же час. Собрались мы и вместе с Марфой в дорогу отправились. Бабушка Глаша дома оказалась, приняла нас, выслушала. Усадила меня на лавку, стала воск лить в миску над моей головой, шептать, свечой водить, в печь кого-то кликала, а после ухо прислонила к устью и слушала. «Дядька вашей Натальи колдун был чёрный. Наталья к нему часто бегала. Была его любимицей. Он её и научил. Когда он помер, то взяла Наталья что-то у него, и прикопала это под порогом. Через этот подклад и идёт зло на дом. Через него душа колдуна приходит в наш мир, и волю племянницы исполняет, житья новой жене не даёт. Ищите под порогом. Да только руками не берите. Веточками али лопатой. Отнесите на пустырь и сожгите, а что останется – землёй прикопайте. Оно силы уже не будет иметь не на своём месте». Так мы и поступили. И что ты думаешь, дедко? Нашли мы чёрную тряпицу, а в ней клочок волос, будто как с бороды – чёрные с седыми прядками. Вместе с ними косточка небольшая, Захар-то сказал – на палец человеческий похожа. Унесли мы всё за деревню, там и сожгли, и вот диво – косточка эта в труху сгорела… Прикопали мы пепел, как бабушка Глаша наказала. И с того дня тихо стало в доме.

- М-да, - крякнул дедко Евсей, - Сколько я живу на свете, а всё не перестану дивиться ни красоте божьего мира, ни тому, как сердце чёрное может в себе столько злобы нести. Только как ни крути, а вся погань однажды возвращается к тому, кто её породил. Ну да Бог им судья, а вам, мои миленькие, жить и не хворать, и горя не знать.

Зауральский ягодник с сочным названием — часть особо охраняемой территории. Но спецрежим здесь установлен не из-за обильных урожаев. В естественном гроте нашли редчайшую наскальную живопись. Серию рисунков про сильнейшую богиню древнего пантеона, про саму Мокошь, Пряху судеб. Вот она мирно прядёт свою нить — и ровно растёт, живёт человек. А вот выронила одну нитку из растяжки на длинных пальцах — и закрутило человека. Сражается он с бедовой волной, с косматыми врагами, с неистовой метелью... Кому что и за что уготовила Мокошь, с панталыку не разберёшь. Не зря на последней картинке богиня так вольно шурует нитками, точно из пальцев её необычных лезущими, как будто показывает что есть такое прихоти судьбы.

Долго стоял у рисунков, шамая терпкую от морозца бруснику, случайный посетитель грота. Думал, не напрасно он фаталист: смешает или порастеряет такая пряха свои нитки, а тебе выпадет чёрт-те что и сбоку бантик.. Это местный эколог забрёл сюда заполночь: помогая бороться с браконьерами, ждал ночной охоты на джипах.

Собравшись восвояси, включил налобный фонарик и решил потушить мощный фонарь-переноску, который в пещерке был незаметен. Но фонарь не выключался, а от каждого щелчка кнопки на корпусе словно разогревался и разгорался ярче. Бил вокруг, как прожектор, выхватывая куски тайги далеко от расщелины. Эколог растерялся от новизны явления и не включил в себе ни сомнений, ни осторожности. За что и был наказан — на каком-то щелчке здоровенный фонарь с уже плавящимся корпусом разорвало на куски. Последняя перед взрывом вспышка ослепила человека мириадами вспышек в каждом стёклышке, а от лопнувшего в руках устройства тянуло половину тела, посечённую кривыми осколками. Острыми и горячими, будто частицы пластика были железными гарпунами с ошпаренными кипятком зубцами.

Эколога нашли после выходных. Он заблудился в гроте, уполз не на выход, а в "узь": в самую глубь пещеры, дальше сужающейся до кротового хода, не больше, и уходящей рельефом в холм, в тупик. На глазах его плёнки от светошока образовали два молочных бельма... Всё было покрыто давленой брусникой, он упал на свой туесок с ягодой. "Мокошь посмеялась", — грустно сказал бородатый геолог, чутьём нашедший этот грот год назад. И никогда не бывавший в нём один.

Потому что, войдя туда первооткрывателем, он увидел нечто определяющее, сам так сказал. Как по яркой бруснике, росшей и здесь, тянутся жемчужно-влажные нити. Даже если это лишь паутина, то паук должен быть неслыханных размеров...

Образ женщины молодой, красивой, с чёрными кудрявыми волосами, в юбке. Серое какое-то время. Я служила на гитлеровскую Германию. Этим людям я предана. Я не участвовала в этих войнах. Я поддерживаю эти идеи и в политических парадах участвую, доносы делаю. Хожу на парады Гитлера. И мне так нравится. Я чувствую воодушевление следовать за Гитлером. У него столько мощи и он такое будущее обещает для нас! И с презрением отношусь к людям, которых отделили от так называемых арийцев. Я верю, что Германия достигнет мирового могущества. Очень преданно отношусь к идеям Гитлера.

Однажды я увидела девочку сироту в районе которым в жила. Она стала говорить, что у неё нет семьи. Я сказала, что отведу её в дом, где она будет воспитываться и Германия даст хорошее будущее ей. Она отказалась, потому что эссесовцы убили её родителей. И сказала: и ты отдашь меня полиции! Я не хочу, чтобы у Германии было такое будущее - чтобы расстреливали граждан своих. У меня был первый опыт, чтобы видеть как расстреливали своих. Девочка убежала, я не успела догнать.

Однажды увидела, что на мой дом-коммуну напали эссесовцы, они взламывали двери. Ловят не арийцев. Моя дверь была сломана. Я побежала в обратную сторону, поймала такси или что-то такое, поехала на другой конец города, чтобы меня не нашли. Я понимала, что дома у меня теперь нет. Беспорядки на улице. Жесткий режим становится. Мужик, который вёз меня, сказал, что дальше не сможет проехать, там беспорядки. Вышла из машины и стала уходить.

Эссесовец заметил меня, выстрелил в спину пару раз. Я упала. Думаю: "Вот, мой кумир - Гитлер! Я была так предана, так любила его! А он предал меня! Я так следовала его идеям, а в итоге меня застрелил непонятно за что"
Разочарование, мне было 20 с чем-то лет, я посвящала всю жизнь Гитлеру, его идеям, читала об этом. Мне кажется, я больше была увлечена, чем другие. Я подстроилась под чужое мнение. Все подстраивались под это шизофреничное мнение. В итоге это ничего не дало, общая какая-то шиза. Лежу на дороге. Выхожу из тела.

#истории_пациентов_регрессии_донсков_максим

Двери Икаруса "гармошкой" прихватили ногу пассажира повыше голяшки. С ноги на асфальт упал шлёпанец - и в лица тех, кто не влез в утрамбованный автобус, ткнулась голая мужская пятка. На которой росла густая красновато-бурая шерсть.

Рассказы о "пятке оборотня" не утихают в нашем районе ещё с детства родителей. Самое многочисленное свидетельство - с этой остановки автобусов, не похожее на болтовню старушек. Но я местный и к любым фрикам привыкший, вот и не удивлялся ничему до поры...

В 2003 году посменно работал в обувном павильончике с отстойным товаром. В самый душный полдень в пустой магазин зашёл пожилой мужчина. Загоревший дочерна, сухожильный, лицо морщеное. Панама-колокольчик, штаны с подтяжками, рубаха и рукава закатаны - всё постиранное и полинявшее вместе, прямо на дедке.
Берёт он шлёпки на примерку, хорошие тем, что для крепкости двойной ниткой прошиты. Присаживается на банкетку и снимает свои сандалеты, из которых клей по краям вывалился. Одна нога у посетителя обычная, старческая, с распухшими пальцами в синих венах, а другая - с шерстью по всей пятке. Никакой это не волос, а бурая плотная шерсть, вроде как у собаки.

Я видел сцену эту в зеркало, узкое и от пола, что напротив банкетки вделано, - на обувь на ноге посмотреть. На моей памяти мужчины его сроду не замечали. И он не заметил бы, но от меня пошли вибрации. Думаю, я стоял с разинутым ртом и дышал жабрами, если б они были.. Потому что после надышаться не мог. Ещё из-за запаха - наш магазинчик без вентиляции вдруг заполнил звериный дух, так в зоопарке у хищников в жару воняет.

Дед стрельнул глазами и упёрся в зеркало. Моментально вскочил и убойно швырнул в стекло сандалии - только треск пошёл. Глянул на меня секунду, ощерившись, как пёс. У него был полный рот металлических зубов.. И стремглав, на пятой скорости, сбежал в украденных шлёпанцах.
(Я работал после в мини-маркете, молодые воришки при мне украли водку и сбежали - я тогда сравнил: дед двигался быстрее, прыжками. На руки не вставал, но подгребал ими воздух под себя.)

Происшествие это снится мне очень часто. Во сне у Шерстяной пятки жёлтые круглые глаза, хотя в реальности они были светлыми (голубыми, серыми?) и обычной формы.