Серия «Страшные истории»

4

Про нормальных людей

Какие существуют признаки нормального человека?

Нормальный человек однажды был рождён на планете Земля Солнечной системы и с тех пор не умирал.

Нормальный человек имеет привычку регулярно дышать и спать.

Нормальный человек регулярно питается и пьёт воду.

Нормальный человек хочет уснуть, когда на улице темнеет.

Нормальный человек имеет потребность в общении, но легко переносит одиночество. А как же еда?

У нормального человека только один мозг и одно сердце.

Нормальный человек носит только собственную кожу.

Нормальный человек не имеет зависимостей. А как же еда? А как же Мракотека?

Нормальный человек не откладывает яйца.

Нормальный человек бегает недостаточно быстро.

Нормальный человек не боится темноты.

Нормальный человек не умеет управлять чужими снами.

Нормальный человек легко вступает в контакт с себе подобными и способен поддерживать связь долгие годы.

Нормальные люди образовывают группы, именуемые семьями, в которых выращивают потомство и не питаются им.

Нормального человека хватает примерно на неделю.

Нормальный человек не слышит голоса извне.

Нормальный человек знает, кто он и какой он.

При виде нормального человека остальные люди не разбегаются в ужасе.

На нормальных людей не действуют чеснок и святая вода.

Нормальные люди – это не про нас.

Автор: Вад Аске, он же Thronde.

Показать полностью
11

Можно дошагать

Джон Смит жил на орбитальной станции уже год. Он прилежно работал, проводил исследования, хорошо кушал и хорошо спал. Дни шли за днями, а в иллюминаторе была только ночь. Разумеется, еще была Земля: такая далекая и близкая. Казалось, открой шлюз, выйди в открытый космос, – и можно просто дошагать до родной колыбели.

Такие желания уже давно поселились в голове Джона, ведь его коллеги по станции, русский космонавт Иван Смирнов и японец Хидео Кобаяси, вышли в открытый космос. С Землей пропала связь, и понадобилось проверить радиоантенну снаружи. Все было привычно: товарищи проплыли в шлюзовую камеру, надели скафандры, открыли люк и скрылись в черноте.

А потом оказалось, что связи нет и с коллегами.

Почему не проверили передатчики? – ругал себя Джон. Это ведь протокол – нет! – заповедь. Но это уже случилось. Друзья были снаружи, и с ними не было связи. Между ними и Джоном был холодный космос.

Поначалу Смит встревожился. Потом ждал. Долго ждал. Он смотрел из иллюминатора на пузатые модули станции, но снаружи никого не было. Лишь изредка мимо проплывали старые обломки.

Того, что когда-то было нужным, – подумал Джон и немедленно ощутил себя ненужным.

Ожидание сменилось паникой и суматошными попытками выйти на связь с Хьюстоном, Королевом и Цукубой. Ответа не было. Лишь теперь Смит взглянул на часы и обнаружил, что они не отсчитывают время. Пришёл страх, а за ним ужас.

Ивана и Хидео всё не было. Как давно – Джон не мог ответить наверняка, да и ответ бы его не утешил. Их не было слишком долго.

Они там, во Вселенной, рассуждал Смит. Вот бы и мне туда. Снаружи невесомость и здесь невесомость, – только там нет стен.

Джон перемещался по станции, проверял аппаратуру. Заставлял себя питаться. Забывался тревожным сном. Прислушивался. Всматривался. Время остановилось, но шло. Земля молча вращалась, а у Смита отросла борода. Иван и Хидео не возвращались. Никого не было.

Однажды Джон осмелился. Он нацепил скафандр и вышел наружу – осмотреть, наконец, станцию. Так Джон объяснил свое решение, хотя ответ, разумеется, тоже знал. Ему было невыносимо оставаться внутри. Там, снаружи, скрывались ответы: Джон верил и не верил в это.

Космос, как всегда, был пуст. И хотя скафандр надёжно защищал тело от всего вовне, Джон не кожей – сердцем – ощутил, до чего здесь холодно.

И тихо. Шум собственного дыхания ничуть не успокаивал, а лишь умножал одиночество. Джон смотрел вверх и под ноги – но везде была лишь холодная чернота, в которой плавали Земля, станция, забытые обломки и крохотный человечек.

Тук-тук-тук, — стучало в висках Джона, и на миг ему почудилось, будто это бьется сердце матери, а он покачивается в околоплодных водах.

Космос похож на утробу. Только мне некуда рождаться.

Станция оказалась невредима. Джон осмотрел ее всю, но видимых поломок не нашел. Оборудование исправно, пища в достатке. Космическое жилище было технически безопасно – но смертоносно для рассудка.

Вот Земля. Кажется, до нее можно просто дошагать...

Планета вращалась. Она дразнила Джона, бесстыже подставляла его взору континенты и моря, его невидимый дом в Портленде. Все реже астронавт возвращался к мысли проверить связь. Все чаще он подолгу смотрел в иллюминаторы или убегал в сны.

Во сне Джон видел дверь — ту самую дверь в обычной стене, как в рассказе Уэллса. Смит открывал дверь и оказывался в чудесном саду, и там был его дом. Там были все, кого он любил, — и они ждали. Джон играл с детьми на заднем дворе, вечера напролет ворковал с женой, а ночью жадно овладевал ею. В гости приходили умершие родители, и Джон успевал сказать им все, что не успел. Сны были такие чистые, такие настоящие, — ими было нельзя надышаться. Джон не хотел, не мог покинуть тот земной рай, но злая и равнодушная сила исторгала его обратно в синтетическое чрево станции.

Она была моим домом, моей работой, моим смыслом. Сбывшейся мечтой. Теперь она превращается в мой склеп.

И Джон позволил быть чему угодно. Ежедневные техосмотры, проверки коммуникаций, гляделки в мертвые экраны помогали коротать время, но время никогда не заканчивалось. В бесконечном календаре не осталось отметок – все сожрало отчаяние. Ждать нечего и некого – это понимание стучалось в Джона, но он боялся его впускать.

Он разглядывал семейный снимок, и любимые были бесконечно далеки – за горизонтом надежды. Земля вращалась за иллюминатором, близкая и недоступная. Казалось, до нее можно дошагать.

К черту, к черту пафосные тезисы о том, будто мы состоим из звездного вещества. Я здесь и сейчас становлюсь космической пылью.

В спасительных прежде снах не стало покоя. Жена, дети, родители, друзья. Их лица плыли, как на размокшей фотокарточке, а голоса звучали издалека. Джон обнимал детей, и руки увязали в телах, как в воске. Родители за столом рассыпались на куски, и Джон знал, что они дважды мертвы.

Из сновидения вырвал глухой стук. Джон моментально очнулся, когда понял, что стучат из шлюзовой камеры. Кто-то звал его, колотя в люк жилого отсека.

Я продолжаю спать, подумал Джон. Он подплыл к шлюзу и открыл его.

Там были они. Джон сразу узнал Смирнова и Кобаяси. Друзья плыли по отсеку и приветственно помахивали руками. Визоры шлемов были разбиты.

– Где вы были? – спросил Джон у Хидео, стараясь не смотреть на его почерневшее лицо.

— Мы за тобой, Джон, – прошелестел тот. – Мы оттуда. Тебя все заждались.

– А... – Джон растерянно кивнул на стойку со скафандрами.

– Забудь, – ответил Хидео. – Там уже не холодно.

Джон все понял.

– Пошли... Туда?

Иван откинул голову и затрясся, изображая смех. Высохшее тело билось в ветхом дырявом скафандре.

Хидео повернулся к Джону:

– Пошли! Тут недалеко. Можно просто дошагать.

Джон смотрел на вернувшихся товарищей.

Сон это или явь, безумен я или нет, жив ли, — уже безразлично. Я невидимка. Пока я остаюсь здесь, делаю ничто и становлюсь ничем, я умножаю пустоту. Так какая, к черту, разница? Они вернулись — невозможное случилось. Значит, и я вернусь домой... или буду где-то еще.

На глазах Джона выступили слезы. Грудь сдавило.

– Как же долго я вас ждал!

Друзья смотрели на Джона, и тот знал, что они улыбаются. Тела подплыли к выходному люку, увлекая за собой.

Пора впустить космос, подумал Джон, открывая люк. Он чувствовал себя мальчишкой, убегающим в лето.

Вот она — моя дверь в прекрасный сад.

Джон хохотнул.

И сделал шаг.

Автор: Вад Аске, 12 апреля 2022 года.

Больше историй на Aske Corp.

Показать полностью
98

Консервы

Этот всамделишный случай мне поведал коллега, бывший опер, перебравшийся на должность поспокойнее. С его слов:

«В девяностые годы два приятеля занимались перегоном автомобилей. Как-то раз, во время очередного дела, они нарвались на братков, которые собрались отжать машину. Завязалась длительная погоня, и где-то в Прибалтике братки товарищей настигли. Но те не растерялись и положили троих братков наглушняк, а затем пустились в бега. Один товарищ пытался скрыться в Польше, где его задержали местные правоохранители, а второй, мой друг, подался во Французский Иностранный легион, куда в то время брали народ со всего света, не особо интересуясь прошлым новобранцев. Со слов друга, первые четыре года легионер пашет, остальное время — хуем машет где-нибудь на территории Франции, имея возможность параллельно получать образование и специальность.

Забрали, в общем, товарища в легион, да и забросили в составе миротворческого подразделения в одну из стран Африки — охранять гуманитарные конвои. На месте инструктор пожелал новобранцам не оказаться оказаться в лапах дикого зверья и туземцев, поскольку при таких раскладах у миротворца одна судьба — быть сожранным. Еще инструктор дал мудрый совет: пока ты бежишь — ты жив.

Служит мой товарищ, служит, и тут одна пропадает группа легионеров, отправившаяся на сопровождение конвоя. Ни слуху, ни духу, — ничего. Несколько дней товарищ в составе поисковой команды искал по джунглям пропавших братьев по оружию. Нашли. На какой-то поляне обнаружили разбитую технику, пожитки, следы борьбы... и всё. Ни тел, ни крови. Ничего не попишешь, сгинули бойцы.

Проходит еще несколько дней. Мой друг с остальными легионерами натыкается на кучку аборигенов. Завязывается стычка. А чего ты думал? Туземцам побоку, что у белых стрелковое оружие, ведь за ними, за племенем, — силы духов и предки! Положили, в общем, босоту. Та, что жива осталась, разбежалась с гиканьем. И вдруг смотрят наши воины: один из чумазиков одет в форму легиона! Грязный, оборванный, в цепях, мычит что-то.

Оказалось, это «живая шпрота». Есть у тамошних аборигенов такая практика. Во время дальних походов, как всякие предусмотрительные путешественники, аборигены запасаются свежей едой. Догадался уже, что такое «живая шпрота»? Всех пленников хозяйственные дикари не убивают. Парочку они обкалывают наркотой, а во время набегов на соседние племена сажают на цепь и таскают с собой, чтобы на привале полакомиться свежим мясцом. Конечности, конечно, не отсекают: как иначе «шпрота» будет ходить? Срезают ножами кожу с мышцами и уплетают. И так покуда паёк не закончится. Походы долгие бывают...

Что интересно: тот легионер, который «завтрак туриста из туриста», выжил, его потом отправили домой, — видать, нагуливать мяско, хе-хе. Так вот, боец признавался, что, будучи под кайфом, все ясно понимал и чувствовал, как его свежуют заживо.

Вот такая история. А товарищ тот, к слову, потом во Франции профессию получил. Четыре года учился. На повара».

Автор: Вад Аске.

Источник: Aske Corp.

Показать полностью
45

Лосось

Один парень, чьё имя уже и не вспомнят, очень любил роллы Филадельфия. Он их так обожал, что заказывал по три раза на дню. Ел на завтрак, устраивал ночной дожор. Фила не надоедала, и парень был счастлив такой диете.

Но однажды парень увидел в зеркале странное и жуткое. Его кожа приобрела оранжевый оттенок.

«Странно, – подумал парень. – Я ведь совсем не ем морковь».

И тут же его настигла ужасная догадка. Вдруг это гепатит?

Взволнованный парень отправился на приём к врачу, и тот живо заинтересовался его питанием. Доктор внимательно выслушал парня и отправил его сдавать анализы. Изучая результаты, он хмурил седые брови и качал головой.

«Из ядущего вышло ядомое, ну и ну», – пробормотал он и кашлянул в кулак. Потом взглянул на парня и твёрдо сказал:

– Молодой человек, всё понятно. Критическое содержание Salmo salar в организме. Новости для Вас безрадостные.

Он посмотрел парню в глаза.

– Вы превращаетесь в лосося. Процесс необратимый.

И добавил:

– Сожалею.

Парень был в шоке. Он не мог поверить. Происходящее казалось сном. Полностью разбитый, он пошел домой. Дурные новости не избавили от аппетита.

«Надо что-то заказать. Но вдруг роллы ускорят процесс превращения? Закажу-ка я пиццу».

И вскоре парню приехала душистая маргарита. Аромат базилика заполнил комнату. Парень вытер слёзы и откусил кусочек. И тут же выплюнул. Пицца была отвратительной.

«Фила», – донеслось откуда-то из глубин разума.

– Нет! – вслух заорал парень. – Я должен бороться!

«Фила», – шептал внутренний голос.

– Боже... – парень сел и закрыл лицо руками.

«ФИЛА!».

Слово влажно шлёпнуло по дну пустого желудка.

– Твою мать, – сказал парень и заказал роллы.

Филадельфия, как всегда, была великолепна. Нежнейшая мякоть лосося источала едва ощутимый аромат моря. Жирные роллы так и таяли во рту. Парень умял их за минуту.

– Будь что будет, – проговорил он, отдуваясь. – Один раз живу. И если мне суждено стать лососем, так и быть.

Парень смирился. Когда его ярко-оранжевая кожа стала покрываться жёсткими тёмными наростами, а из спины пробился плавник, он заперся дома. Да и ходить ему было тяжеловато: ноги изогнулись колесом и начали срастаться пятками врозь. Кожа сочилась слизью. Парень не вылезал из холодной ванны.

– Вот же хрень, – отрешённо думал он. – Я неуклонно лососею.

Он оформил в банке кредит, зная, что отдавать его не будет. Доставку заказывал уже не в руки – точнее, плавники, – а до двери. Когда заветный пакет с пищей приезжал, парень неуклюже выпрыгивал в подъезд. На своей площадке он стыдливо разбил все лампы.

– Сраные хулиганы! – слышал он ругань соседей. – Лещей бы им надавать!

«Я и сам в каком-то смысле лещ», – ухмылялся лососёвый парень.

В нем почти не осталось человеческого. Это знало разбитое в ужасе и ярости зеркало над раковиной. Тело покрылось панцирем из чешуи. Голова задралась, шея непомерно распухла. Глаза переместились на виски. Нос провалился в череп, а челюсти, наоборот, вытянулись в клювастое рыло. Об остальных превращениях парень не хотел и думать. Он в бессилии хлопал грудными плавниками по гладкому брюху и понимал, что постельные подвиги навсегда остались в прошлом.

«Плевать, – думал про себя парень, и мысли его гудели и булькали. – Рыбку бы. Рыбочку».

Шло время. Соседи всё чаще и громче жаловались на дурной запах на этаже. А через пару недель и вовсе вызвали полицию. Участковый обзвонил квартиры, понюхал, – смрад шёл из однушки, где жил парень. Он уже давно пропал и никому не открывал.

– Вроде не трупниной воняет, – сомневался участковый.

Но через неделю, когда вонь в подъезде стала разъедать глаза, дверь в квартиру решили вскрыть.

Участковый и спасатели узрели странную и жуткую картину. Вся прихожая была усыпана крупной высохшей чешуёй. В ванной её были целые горы. В стоках темнели комья осклизлых волос.

– Египетская сила, – выдавил оторопевший участковый. – Здесь что, был рыбопитомник?

А про себя подумал: «Или тут жила русалка?».

При осмотре жилища оперативники изъяли пропахший рыбой смартфон с историей заказов из суши-ресторанов. Из стоков извлекли несколько ногтей и зубов. На этом след оборвался.

А что же парень? Он превратился в огромного лосося. Перед окончательным метаморфозом он, неуклюже тыча в сенсорный экран перьями гигантских плавников, прислал своему близкому другу заранее написанную исповедь. Друг был странненький: увлекался криптозоологией и откладывал с мизерной зарплаты на экспедицию в дождевые леса Амазонки — выслеживать одноглазого мапингуари. Зато этот добряк всегда приходил на помощь. Вот и теперь охотно согласился.

Ночью друг приехал к парню домой. Он вошёл в незапертую дверь и сразу поспешил в ванную, где его встретила невероятная картина. В заполненной до краёв ванне лежала громадная рыбья туша – без малого два метра от острой морды до кончика хвоста. При виде товарища рыба приветливо зашлёпала плавником. Большой круглый глаз немигающе смотрел на человека, и в этом взгляде не читалось ни единой эмоции. Из приоткрытой пасти хищно выглядывали острые зубы.

– С ума сойти, братан, – только и смог вымолвить товарищ.

А сам подумал: «Это ж сколько из него можно наделать роллов».

Он машинально присвистнул, но тотчас опомнился и перешёл к делу.

– Ладно, погнали. Без воды сможешь пару часов?

Лосось согласно шлёпнул хвостом.

Друг выволок тушу в прихожую и замотал её в мокрые полотенца, а потом в ковёр. Волоком дотащил до своего фургона, погрузил в салон. Машина немедленно наполнилась запахом свежей рыбы. Из ковра виднелась острая зубастая морда.

– Трогаемся. Скоро будем на месте. У меня там знакомые, я всё устроил.

Вскоре фургон остановился в морском порту. Мачты кораблей раскачивались в темноте, словно грозя небу острыми пальцами. Друг вытащил тушу на пирс и освободил её от ковра и полотенец. Лосось лишь слабо пошевелил плавником.

– Пора прощаться, – сказал друг и столкнул тушу в чёрную воду. Раздался громкий всплеск.

Рыбина тут же ожила. Она проплыла немного, рассекая воду мощным хвостом. Затем развернулась и высунула из воды морду. Она глядела на товарища и не знала, как выразить свою благодарность. А потому лишь разевала зубастую пасть, как волшебная щука из сказки.

Друг всё понял.

Он помахал рукой и вытер набежавшие слёзы.

– Плыви, мой Ихтиандр.

И рыбина уплыла. Она рассекала упругую воду, пробуя своё новое сильное тело. Она гоняла стаи сельди и удирала от акулы. Она изучала новый дом: бескрайнее море. Рыбина играла с лунным светом и купалась в облаках мерцающего планктона. Она погружалась на самое дно и рыскала в ржавых останках кораблей, проплывая мимо распавшихся скелетов и когда-то грозных снастей. Глаза рыбы одинаково бесстрастно встречали уродство и красоту. Остатки сознания навеки растворились в солёной воде.

Летели дни и лиги. Рыба жила, и каждый её день не был похож на прежний. Она созерцала колонии кораллов и громады айсбергов, видела, как неземные огни лижут рёбра бездонных расщелин. Видела колоссальные города и ворочавшиеся в непроглядной тьме исполинские тела. Рыба знала: моря хранят множество тайн, ей недоступных, и позволяла этому быть. Она слушала песни китов и поглотила, наверное, миллионы мальков. Она была вольным хищником, но знала, что всегда найдётся рыба крупнее. Она жила азартом погони и инстинктом бегства. Встречала и людей; чаще неподвижных, раздутых, неполных. Рыбина смотрела на эти предметы, и в её крохотном мозгу не рождалось ни единой искры узнавания.

Однажды рыбина встретила собратьев – таких же безымянных, как она сама. Вместе они отправились в опасное путешествие к далёким берегам. И со временем рыбина вовсе забыла, как когда-то была парнем, который очень любил роллы с лососем.

Где теперь та рыба? Никто не ответит. Море хранит свои тайны.

Автор: Вад Аске, 29 марта 2023 года.

Источник: Aske Corp.

Показать полностью
69

Артемка

Артемка был чудесным ребенком. Им не нарадовалась Инна Ивановна, учительница начальных классов. Он без проблем находил общий язык как с мальчишками, так и с девчонками. Всегда веселый, неунывающий. Часто на переменках его обступали одноклассники, и Артемка без устали рассказывал ребятам о книжках, которые брал в школьной библиотеке, на ходу сочинял небылицы. Его искренний звонкий смех заражал оптимизмом, а лучистые глаза смотрели, казалось, в самую душу. Учился мальчик прилежно: старательно выводил загогулины в прописях, лучше всех в классе читал и считал. Он никогда не пропускал уроков, часто оставался на продленке, чтобы помочь учительнице подтянуть ребят послабее, и никому не отказывал в помощи.

Инна Ивановна относилась к Артемке как к родному. Она-то знала, что дома ему приходится непросто: мать-алкоголичка зачастую забывала кормить сына. Ходил он в обносках не по размеру, носил потертый портфель. Учительница по возможности угощала мальчика сладостями, дарила ему книги, оставшиеся после выросших детей, а однажды вручила ему теплые рукавички на зиму, потому что своих у Артемки не было. Тот с восторгом принял подарок, и в холодную погоду непременно их надевал.

— Вы только маме не говорите, но никого роднее Вас у меня нету, — прошептал как-то Артемка Инне Ивановне.

Но вот однажды зимой мальчик пропал. Целую неделю о нем не было ни слуху ни духу. Встревоженная Инна Ивановна навестила мать Артемки, ютившуюся в замызганной комнате коммунальной квартиры. Пребывая в очередном запое, мамаша пробубнила, что мальчик уехал к бабушке с дедушкой в деревню. Это было на него не похоже, но Инне Ивановне ничего не оставалось, кроме как поверить словам алкоголички и немного успокоиться.

Через два дня в дверь классной комнаты постучали. Вовсю шел третий урок. Инна Ивановна распахнула дверь — и увидела Артемку. Радости женщины не было конца, хотя облик мальчугана ее весьма озадачил. Артемка стоял с полутемном коридоре, одетый в дырявую белую майку, старое спортивное трико и тапочки со стоптанными задниками. Оставленные без присмотра дети зашушукались, но Инна Ивановна шикнула на них, пытаясь скрыть собственный конфуз, и пригласила Артемку пройти в класс и занять свободное место. Но тот медленно покачал головой и шагнул ей навстречу. Только сейчас учительница увидела, насколько мальчик бледен. Так же медленно ребенок поднял руку , вытянул указательный палец и... погрузил его в висок. Артемка обратил на нее грустный взгляд ясных глаз, а Инна Ивановна с ужасом увидела, что в виске у Артемки дырка, и вся левая сторона лица покрыта коркой запекшейся крови. В глазах у женщины заплясали тени, и она потеряла сознание.

В тот же день наряд милиции задержал мать Артемки, которая после недолгого допроса раскололась, сознавшись в том, что оборвала жизнь сына из-за того, что тот просил ее не пить и грозился перебить все бутылки со спиртным. Пребывая в плену зеленого змия, раздраженная женщина схватила со стола тяжелую пепельницу и наотмашь ударила сына по голове. Мальчик погиб мгновенно. Продрав глаза, мать, осознав, что натворила, повыла немного, а потом позвонила собутыльникам, которые и помогли ей избавиться от Артемки. Засунули его в холщовой мешок для картошки и ночью отнесли на расположенную неподалеку свалку...

Хоронили Артемку всей школой. Поседевшая Инна Ивановна положила в гроб его любимые варежки, поцеловала в лобик. На миг ей показалось, что по безмятежному, кукольному личику пробежала тень улыбки.

Никого дороже нее у Артемки не было.

* * *

Автор: Вад Аске, 2011 год.
Источник: Aske Corp.

Показать полностью
37

Дик


Вспомнился реальный случай.

В конце девяностых мне было лет двенадцать, и жил тогда в частном секторе городишки в С. области. Были у нас соседи, двое каких-то жлобов, а у жлобов – сын и дочь, уже довольно взрослые, лет по восемнадцать-двадцать. Для меня-школьника они были почти что взрослыми. Тем не менее нередко проводил с ними время, и вот почему. Был у этих брата с сестрой огромный черный щенок. Породу не разобрать, но метр в холке, как мне сейчас подсказывает приукрашенная память, был точно. Звали этого теленка Дик.

Мы с соседскими детьми часто играли с Диком – такого кабана надо было выгуливать. Ему и в просторном дворе было мало места. Несмотря на исполинские, по моему убеждению, габариты (тогда у меня еще не было заслонявшего небо ризеншнауцера), добрейшей души был пес: незнакомцам доверял, ластился ко всем подряд. По задумке хозяев, Дик был сторожевой собакой, однако никто никогда не слышал, чтобы он хоть раз гавкнул. Такой вот Герасим от собачьего племени. Носились мы с ним по улице, играли в апорт, а младшеклассники из окрестных домов и вовсе на нем верхом катались. Словом, псину все эту очень любили, а вот их хозяев не очень: жлобы же.

Это присказка, а вот сама история. Веселье с соседской собакой длилось недолго: где-то полгода после переезда этой семьи на нашу улицу. Внезапно Дик пропал. Вот так взял и пропал. Обстоятельства исчезновения были не сказать, чтобы совсем уж загадочными, однако ж пес жил во дворе частного дома, огороженного от посторонних трехметровым забором. Хозяйские парень с девчонкой, да и мы тоже, переживали и долго искали собаку. Спустя некоторое время стало понятно, что дело это гиблое: сам Дик убежать не мог, а если бы и убежал, то вернулся бы в родные места и ошивался бы у дома. В общем, прошло несколько недель, и все постепенно смирились, признав, что овчарка пропала навсегда.

Прошло время – месяц? Два? Не помню. Тут некоторые дочитавшие до сего момента вспомнят про кладбище домашних животных, и зря. Ничего такого не было. Жизнь тянулась своим чередом. Я ходил на уроки и пропадал с товарищами на улице. Да, в те годы домой было не загнать... зато теперь наоборот.

Так вот, мы с друзьями исходили наш городок, как это принято говорить, вдоль и поперек, знали каждый куст и побывали на каждом дереве. О сталкерах в тех краях тогда никто слыхом не слыхивал, да и заброшенных объектов в городской черте не было, однако тяга к пугающему и стремление щекотать нервы жили во мне уже в ту пору. А рядом с нами, то есть, прямо в соседнем доме, жили алкоголики. Причем бывшие зеки, один из которых, сухой одноглазый мужикан с выбитым пулей – по его заверениям – глазом мотал срок за убийство. Это они научили меня виртуозно материться уже года в три, они же периодически захаживали к моим деду с бабушкой с просьбой помочь на бухло, предлагая взамен выполнить грязную или тяжелую работу. Обычно эти ханурики получали на лапу даром, ведь толку с них было мало, а вставлять выбитое окно или убирать фекалии с крыльца никому не хотелось, – были случаи. Существовали эти индивиды впроголодь, предпочитая тратить все имевшиеся ресурсы на выпивку.

Несложно догадаться, в каком состоянии пребывало жилище этих персонажей. Обретались ханурики в деревянном двухэтажном доме, выкрашенном при царе Горохе в ядреную розовую краску, которая давно облупилась и сходила со стен подобно старой коже.

Двор этих господ зарос сором, из буйных лопухов и леса дикой конопли выглядывал гнилой сельхозинвентарь, ржавые ободья колес, ржавая же детская коляска и прочий хлам. Этакий захолустный декаданс. Представили картину, да? Само же розовое гнездо зеленого змия и прилегающая к нему территория были обнесены на удивление крепким и ладно сбитым трехметровым забором. Впрочем, в одном месте, как раз со стороны моего двора, там образовалась брешь: две доски легко раздвигались. Возможно, сами же алкаши и устроили этот ход, чтобы потихоньку шастать к нам и таскать со двора всякую мелочь.

Однажды жажда открытий снова клюнула меня в одно место, и я решил-таки устроить диверсионную вылазку в стан маргиналов. Уже тогда я рос довольно высокомерным и за людей эту пьянь не считал: мне они виделись скорее антропоморфными зверьми, нежели представителями рода человеческого. Иной раз из глубин дома доносились звуки, в которых не угадывалось ничего людского. Это алкашня пыталась петь.

Однажды летом я решил: пора. Раздвинул доски в заборе и проник на землю синяков. Двор поражал своей неухоженностью, однако в этой дичи была своя романтика упадка. Полюбовавшись на валявшуюся в бурьяне сдутую резиновую лодку, я направился к почерневшему от времени и сырости деревянному сараю, который хоть и обладал дверью, на которой даже висел ржавый замок, был доступен для исследования – в одной из его стен зияла громадная дыра неясного происхождения. Пробраться внутрь не составило никакого труда, а поскольку дело было днем, в сарай через щели и, собственно, дыру, пробивалось изрядно света.

Осмотрелся. Унылое зрелище. Это помещение и сараем-то назвать было нельзя. Земляной пол сплошным ковром устилал всякий сор: обломки мебели, поленья, мятые жестяные листы, гнилое сено, громадные деревянные катушки, мотки колючей проволоки. Ступать приходилось осторожно: ноги вязли в пыли, которой, вот серьезно, был целый океан. Мой взгляд привлек тряпичный сверток, валявшийся в противоположном углу сарая. Уж не помню, чем он был примечательный, но я решил поглядеть, что там. С горем пополам доковылял до угла и развернул дратву.

Как и многим уличным сорванцам, мне не была свойственна брезгливость. Но в тот миг весь исследовательский пыл схлынул, а на душе стало глупо и грустно. В свертке лежали ссохшиеся черные лапы и отрубленный под корень хвост. Не нужно было быть детективом, чтобы догадаться, кому они принадлежали.

Уже потом услышал от взрослых, что те ханурики регулярно закусывали собачатиной, а однажды, по слухам, и своим неудачливым собутыльником. Слухи проверять не спешили: опасались связываться.

Алкаши те, кстати, за пару лет один за другим поумирали.
* * *
Автор: Thronde.

Показать полностью
4

Что-то хорошее

День не задался с самого начала.

Утром какой-то козёл на ржавом ведре окатил Костю из лужи. Стылая вода и грязное ледяное крошево – подарки позднего марта – переместились на новые джинсы. На работе Костя ловил насмешливые взгляды чистеньких коллег. Во время обеда и вовсе прошёл слух о сокращениях. Костя чуть едой не подавился: у начальства он давно не был на лучшем счету. Он чувствовал: шеф только и ждет – нет, ищет – повода попрощаться. Но Костя любил свою работу, он привык к ней. И сегодня, когда он усердно корпел над поручениями, стремясь доказать свою нужность, Катька в мессенджере сидела на ушах: почему не пишешь, я у тебя на втором месте, я сыта по горло этими отношениями.

«Ну ты-то куда, – думал Костя. – Мне и так погано».

Он задержался на работе: попросту не хотел оставлять дела на завтра. Хотел защититься, хотел быть лучше коллег-лодырей. Его рвение должны были заметить и оценить. Вечером Костя, замученный и усталый, с коркой застывшей грязи на джинсах, выполз на улицу. Он предвкушал, как скоро окажется дома, как закажет что-нибудь вкусненькое, как посмотрит что-то по телеку, – без разницы, что, лишь бы разгрузить голову. Как сладко уснёт. Эти мысли вселяли надежду, что хотя бы вечер останется за Костей. Что уж его-то получится провести как хочется.

Но на улице Костя понял, что его машины нет. В ужасе он схватил телефон. Так и есть: за кучей всплывающих реклам и деловых переписок, за водопадами Катькиных стенаний, он не заметил уведомления об эвакуации на штрафстоянку.

«Какого хрена, какого хрена!» – думал Костя. Он всегда парковался на тротуаре перед зданием, где работал. И это никого не волновало. Костя понимал, что поступает не вполне честно. Но ему не хотелось переться несколько кварталов на своих двоих от крытого паркинга.

«Чёрт бы побрал эти узкие улочки! Провалитесь вы все. Почему всё именно сегодня? Почему это происходит со мной?»

Костя услышал, как скрипят его кулаки. Он согнулся, и его чуть не вырвало от злости.

Костя знал: этот день пытался его уничтожить. Он чувствовал себя грязным и растерзанным. Он догадывался, что идти на остановку и дожидаться своего автобуса, который ходит раз в час, бесполезно. День был против него. С самого начала небесный крупье сдал Косте самые паршивые карты.

Он вызвал такси. Водитель Харитон – вот же имя, подумал Костя, – добирался до него двадцать минут, – разумеется, завершая предыдущую поездку.

Костя упал на заднее сиденье и выдохнул:

– Поехали.

За окном потянулись чёрные глыбы зданий. Где-то горел свет. Где-то было тепло и хорошо. Косте стало тошно. Он перевёл взгляд на салонное зеркало и увидел, что немолодой водитель внимательно его разглядывает.

– Что такое?устало спросил Костя.

Шофёр помолчал, потом спросил:

– Плохой день?

Костя горько усмехнулся.

– По мне это настолько заметно?

– Есть такое, – признался Харитон. Он помолчал, потом добавил: Завтра будет лучше.

– Какая разница? – ответил Костя. – Мне сейчас херово.

В салоне стало тихо. Костя чувствовал, как вокруг разливается напряжение. Он решил нарушить молчание.

– Я ведь чувствую, что вы хотите мне что-то сказать. Говорите же.

Харитон снова вгляделся в него сквозь в зеркало. Глаза у него были грустные.

– Может, поделитесь, что с вами случилось? Не держите в себе.

– Не хочу, – резко ответил Костя. – Не надо лезть мне в душу.

Водила снова помолчал, потом сказал:

– Из одной книжки я запомнил хорошие слова. Они мне помогли. «Каждый человек считает страдания, выпавшие на его долю, величайшими».

Костя понял, к чему идёт дело.

– Пожалуйста, вот не надо меня сейчас лечить. И без того тошно. Считаете, мои проблемы надуманные?

– Всё относительно, – философски заметил Харитон. И сказал тихо: – Я вот недавно жену схоронил. На неделе сороковины были...

Костя закипал. Он был готов взорваться.

– Мне жаль, – как можно сдержаннее сказал он. – Но мы с вами что, печалями будем меряться?

Глаза водилы стали ещё грустнее.

– Я всего лишь захотел поделиться, – вздохнув, ответил он. – Многое можно вытерпеть, кроме настоящей потери…

И участливо спросил:

– А у вас что произошло?

Харитон сделал акцент на «настоящей». А мои проблемы понарошку, значит? – подумал Костя. Старый придурок.

Костя ощущал, как внутри у него происходит обвал. Что-то рушилось и осыпалось. Он тяжело дышал, стараясь проглотить злость. И понял, что не сможет. Поздно. Чёрт с ним.

– Да вы же не делитесь, – голос Кости нарастал. – Вы швыряете в меня свои страдания и как будто заранее знаете, что мои рядом с ними – туфта. Вы, наверное, упиваетесь тем, что вам хуже всех?

У Кости подрагивали пальцы. На лбу выступил пот. Он сунул руку в карман куртки и нащупал ребристую рукоять. Это придало уверенности.

– Да! Да! Да! – Костя перешёл на крик. – Моя боль – величайшая. Потому что она – моя! Я имею на неё право! Я имею право страдать! И мне похер, что вы себе думаете!

Из салона как будто откачали воздух. Стих даже шум двигателя. Глаза Харитона округлились. Он был сокрушён.

– Останови, – хрипло сказал Костя. – Я вылезу здесь.

Харитон повиновался. Костя молча вышел и от души хлопнул дверью. Машина сорвалась с места и скрылась за углом.

– Мудак, блядь.

Ночной воздух понемногу остужал голову. Костя огляделся. Панельки, редкие деревья, закрытые на ночь магазины. Родной спальник. До дома не так уж далеко. Костя прикинул, что дойти дворами будет быстрее, и нырнул в тёмную арку.

Ни прохожих вокруг, ни машин. Лишь вдалеке надрывается сигнализация чьей-то колымаги. Костя поднял ворот и зашагал.

«Весна. Я опять иду гулять».

Ему хотелось включить музыку, но наушники оказались разряжены. Одно к одному.

Костя проделал половину пути, когда тренькнул телефон. Сообщение от Катюхи.

«Не отвечаешь? Ну и не отвечай. Я устала. Не пиши мне больше».

Костя остановился. Он закрыл глаза и перестал дышать. Внутри крошились и рушились скалы.

«Завтра. Я подумаю об этом завтра. Завтра я всё исправлю».

Рядом на асфальте стояла жестяная банка. Костя отвёл ногу, чтобы посильнее пнуть её, но поскользнулся и упал. Боль пронзила колено, ладони обжёг лёд. Костя кое-как встал и ощутил, как по голени бежит горячая кровь. На глаза навернулись слёзы злости и бессилия.

Дом был рядом. Костя хромал, стараясь переносить вес на здоровую ногу. Каждый шаг отдавался болью. Он шел и чувствовал себя не просто несчастным – разорённым.

Проходя мимо павильона для мусорных контейнеров, Костя услышал, как внутри кто-то возится. Он остановился перевести дух.

«Наверняка какой-то бродяга, – подумал Костя. – Хоть кому-то хуже, чем мне».

И тут же возразил себе: «А хуже ли?»

Тут из темноты павильона проступила невысокая фигура. Нетвердыми шагами она направилась в сторону Кости.

«Чего ему нужно?».

– Эй! – окликнул Костя. – Мелочи нет.

Фигура приближалась. Её и Костю разделяли несколько метров. Он сплюнул. Кровь из разбитого колена начала запекаться. Джинсы приклеились к ране.

«Кто бы ты ни был, тебе лучше развернуться и уйти».

Фигура медленно ковыляла к нему. Костя включил фонарик на телефоне, чтобы рассмотреть незнакомца. И пожалел об этом.

Холодный луч осветил силуэт, с головы до пят замотанный в какое-то рубище и грязные бинты. Встречный был совсем тощ; казалось, тряпки намотали на палки. Лохмотья скрывали лицо. Забинтованный нос был необычайно длинным и прямым; он выступал вперёд, как жердь.

Костя опешил.

Незнакомец оказался совсем мал и сутул. Костя, и сам невысокий, смотрел на него сверху вниз. В рахитичной руке был внушительный тканевый мешок в тёмных пятнах. Из мешка гнусно пахло.

«Точно бомж. Гнилой и больной. И наверняка заразный».

И тут же Костю догнала мысль:

«Прокажённый. Это прокажённый».

Существо приблизилось к Косте, но тот не смог и пошевелиться. Он лишь всё крепче стискивал в кармане ребристую рукоять.

Оно подняло лицо на Костю, и под тряпками, в глубине, блеснули чёрные глаза. Существо долго смотрело на Костю, и тот почувствовал во взгляде пытливую жадность. Затем по-птичьи склонило голову на бок и издало тёплый звук, в котором угадывалось и мурчание кошки, и воркование горлицы.

Ласковый, но чуждый звук. «Человек не умеет так журчать, – думал Костя. – Что это: колыбельная? Приманка? Зачем я ему?»

Ему было страшно, и он начинал злиться.

Тут встречный низко склонился над вонючим мешком – его нос при этом чуть не упёрся в землю, – и, покопавшись, извлёк грязный продолговатый свёрток.

«Что это? Оружие?»

Создание обратило к нему лицо и зажурчало. Его глаза немигающе смотрели на Костю. Бережно сжимая свёрток, незнакомец прижал его к свой груди. Затем положил его на ладони и, склонив голову, протянул Косте.

Из свёртка воняло – прело и затхло. Так пахнет стоячая вода.

«Или падаль».

Костя пытался понять, что лежит в этой грязной тряпице, но не смог. Существо не шевелилось, кротко тупясь в землю. Тут взгляд скользнул по пальцам встречного, и у Кости перехватило дыхание. Из-под бинтов выглядывали хищно загнутые когти.

Внутри Кости что-то лопнуло.

«Оно схватит. Заразит. Заберёт меня».

– Нет! – крикнул он и безотчётно, как по наитию, выбросил вперёд руку.

Клинок погрузился в тёплое и мягкое. Существо пискнуло и отшатнулось. Ткань вокруг раны набухала тёмным.

– Нет! – он надвинулся на скрюченную фигуру.

«Это даже не человек».

Он вновь сделал выпад. Нож вошёл по рукоять. Существо ухнуло и выронило мешок. Он влажно шлёпнулся на асфальт, исторгая волну смрада. Костя вытащил нож, и создание затрепетало. На почерневший клинок налип пух. Пальцы впились в пластик.

Ноги незнакомца дрожали. С лохмотьев капало. Бинт на носу размотался, и Костя понял, что это и не нос вовсе, а длинный тонкий клюв.

«Сука. Выродок».

Глаза заслонил красный туман. Костя надвинулся на силуэт и занёс нож.

– Грохнуть меня хотел? Сука!

Он с размаху полоснул существо по груди. Из-под распоротых тряпок посыпались чёрные перья.

– За всё ответишь!

Удар. Хруст.

– Почему вы все ко мне пристали?! Просто! Оставьте! Меня! В покое!

С каждым ударом внутри Кости будто разжималась тугая пружина. Существо рухнуло, и он сел сверху, не прекращая наносить удары.

– Все! Ответите! Все! Сука! Ненавижу!

В руках чавкало и крошилось. Существо смолкло. Из разверстого тела шёл пар. Опомнился Костя, лишь когда лезвие зачиркало по асфальту.

Когда всё закончилось, Костя улыбнулся и вытер нож об заляпанные джинсы.

«Хоть что-то хорошее».

Костя ушёл, оставив груду тряпья в тёмной луже. По асфальту из свёртка рассыпались изломанные стебли увядших цветов.

* * *

Автор: Вад Аске, 21 марта 2023 года.

Источник: Aske Corp.

Показать полностью
7

Падаль

Это началось два месяца назад.

Я, как обычно, спешил с работы домой. Было уже девять часов вечера, а поздней осенью в это время на город уже падает ночь. Быстрым шагом напрявляясь к метро, я не заметил, как наступил на что-то мягкое. Мягкое сухо треснуло под ногами и продавилось. Глянул под ноги — меня передернуло. Прямо на тротуаре лежал мертвый голубь. Своим ботинком я буквально расплющил его. Повел плечами, поморщился, — и двинулся дальше.

С того случая прошло несколько дней, пока я вновь не наткнулся на улице на мертвую птицу. Это снова был голубь, неживописно раскинувший крылья и валяющийся на тропинке, по которой я шел. Жирный, пушистый, аппетитный. Наверное, так решила кошка, вкрадчиво, но решительно направляющаяся к тельцу. Спешить мне было некуда, я решил взглянуть на это дело. Каково было мое удивление, когда ободранная, явно дворовая мурка, понюхав голубя, отшатнулась от него, настороженно прижав уши. Аккуратно взяв птицу за крыло, я отнес ее в траву, на обочину.

С тех пор трупики пернатых мне встречались чуть ли не каждый день, да не по разу. Для большого города это неудивительно, но прежде такой урожайности мной не наблюдалось. Птицы находили свой последний приют на тротуарах, крышах автобусных остановок, около мусорных контейнеров, на козырьках крыш, лежали под высоковольтными линиями.

Может, какая зараза гуляет по городу, иначе что могло спровоцировать птичий мор? Я невзначай спрашивал у знакомых, не наблюдают ли они похожую картину, но те пожимали плечами, — ничего, мол, такого не заметили, все как обычно. Тогда я сослался на свою особенность подмечать все макабрическое подле себя.

Утешило мало, так как теперь трупами птиц были усеяны все газоны, тротуары и дворы: везде, где бы мне ни доводилось бывать, валялись дохлые воробьи, вороны, грачи, синицы и голуби. Не скрою, мне становилось не по себе. Это еще мягко говоря. Особенно учитывая тот факт, что прочие прохожие падаль не замечали в упор. Ее для них будто не существовало. Топтали ногами, пинали носками сапогов, давили каблуками, оставляя после себя месиво из костей, кишок и перьев.

Мне стали сниться беспокойные сны, в которых я брел по пустынному городу, сплошь покрытым ковром из птичьих тел, боясь сделать шаг, не наступив на чью-нибудь тушку.

Внезапно все как одна птицы неуклюже поднимались в воздух, хрипло крича и хлопая перебитыми крыльями, образовывая ужасающую пеструю тучу, издающую кошмарный гвалт. Туча мрачно бурлила, закрывая бледное солнце, в то время как отдельные особи, клекоча, пытались в крутом пике клюнуть меня в лицо. За миг до того, как чей-нибудь клюв касался меня, я просыпался и уже не мог решиться лечь снова.

Навязчивые видения падали истощили меня. К птицам прибавились кошки. Сначала три-четыре в день. Сначала… Растоптанные звери маячили передо мной, распространяя запах теплой крови. Затем появились собаки. Даже в метро мертвые звери лежали на перроне, всем незаметные, растерзанные, размазанные по полу. Люди угрюмо торчали в вагонах, даже не думая взглянуть на обувь, измазанную в крови , шерсти и перьях.

Не могу смотреть на мясо.

Про сны я больше ничего не скажу.

Вчера утром я обнаружил на своем подоконнике окоченевший воробьиный трупик. Я отправил его в полет с седьмого этажа. Он приземлился на чье-то лобовое стекло, да так и остался лежать на капоте, пушистая мягкая игрушка.

Сегодня я никуда не пошел. Из окна вид не слишком приятный. И перешагивать через беременную соседку, лежащую у двери в подъезд, нет никакого желания.

* * *

Автор: Вад Аске.

Источник: Aske Corp.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!