Сообщество - Таверна "На краю вселенной"

Таверна "На краю вселенной"

1 214 постов 126 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

8

Дневник Архитектора

Глава 21. Лунные Часовые

Колокольчик изо льда не таял. Он звенел, как смех, застрявший в горле, и вёл нас прочь от родника, где чёрная вода теперь отражала звёзды. Лена шла, не отпуская зеркальце с Ашрой, — его края вросли в её ладонь, оставляя узоры, похожие на карту «Забвение». Мы молчали. Слова стали острыми осколками после того, как она спросила о дожде. Я всё ещё чувствовал кислоту на коже, будто память впилась в меня когтями.

Тропа растворилась. Мы ступали по лунной крови — алой росе, что сочилась из трещин в камнях. Капли сливались в ручьи, указывая на башню вдали. Её шпиль пронзал небо, а стены были сплетены из костей и струн. Звук, похожий на плач виолончели, вибрировал в воздухе.

— Часовые Луны, — прошептала Лена, останавливаясь. Её нить дрогнула, превратившись в компас с тремя стрелками: одна указывала на башню, другая — на колокольчик, третья — назад, к Чёрным Холмам. — Здесь хранят то, что забыла Пробудившаяся. Но что, если вспомнить — значит разрушить?

Колокольчик взвыл. Лед треснул, выпуская облако искр. Они сложились в силуэт девушки с иероглифами вместо глаз. Девочка из зеркала. Она махнула рукой, и башня вздрогнула. Струны на её стенах лопнули, обнажив глаза — тысячи жёлтых зрачков, следящих за каждым шагом.

— Входите, — прозвучало из всех трещин разом. Голос Ашры. Или той, что была ею до того, как зеркала раскололи её душу.

Дверь открылась беззвучно. Внутри пахло чернилами и пеплом. На стенах висели часы, но вместо стрелок — иглы, впивающиеся в собственные циферблаты. Посреди зала стоял трон из спрессованных теней, а на нём — женщина в платье из лунной крови. Её лицо скрывала маска с картой «Жертва».

— Вы принесли ключ, — сказала она, указывая на колокольчик. — Но он не ваш. Он её.

Женщина сорвала маску. Под ней не было лица — только иероглифы, пляшущие в такт нашему дыханию. Дочь Пробудившейся. Та самая девочка, теперь взрослая, с трещинами вместо улыбки.

— Мать забыла, что создала меня, чтобы забыть, — её голос звенел, как разбитое стекло. — Она вплела свою боль в Ткань, а я стала узлом, который всё держит. Освободите меня. Разбейте часы.

Лена подняла зеркальце. В нём Ашра, маленькая, рвала одуванчики, а Пробудившаяся плакала, смешивая слёзы с краской.

— Если мы разобьём часы, что будет с Тканью? — спросила Лена, но девушка уже встала с трона. Её пальцы впились в стену, вырывая один из глаз-камней.

— Выбор, — бросила она камень нам под ноги. Внутри мерцала сцена: Лена с чёрным кристаллом в груди, я — с крыльями, обёрнутыми в нити, а Ашра... Ашра исчезала, рассыпаясь на пыль.

Колокольчик затрепетал. Лёд растаял, и смех вырвался наружу, превратившись в стаю мотыльков с лицами детей. Они бились о стены, оставляя кровавые росчерки: «Спаси», «Прости», «Убей».

— Она лжёт, — я схватил руку Лены, чувствуя, как осколок Ашры в моей ладони пульсирует. — Это не освобождение. Это разрыв.

— А если нет? — Лена прикоснулась к нити на запястье, которая теперь тянулась к девушке с иероглифами. — Она страдает. Как и мы все.

Часы забили. Иглы-стрелы вонзились в циферблаты, и время хлынуло в зал — водопадом песка, уносящего воспоминания. Девушка закричала. Её иероглифы поползли по коже, складываясь в слово: «ПОМОГИ».

Лена бросила зеркальце на пол. Стекло треснуло, и Ашра из прошлого шагнула в зал, держа в руках косу из одуванчиков.

— Мама… — прошептала девочка с иероглифами, и маска Пробудившейся упала с её лица.

Песок времени остановился. Ашра из зеркала коснулась щеки дочери, и трещины начали зарастать цветами.

— Прости, — сказала Пробудившаяся, чей голос вдруг стал мягким. — Я должна была отпустить тебя, но сплела в Ткань. Теперь ты свободна.

Девушка с иероглифами рассмеялась. Её тело рассыпалось на лепестки, а часы рухнули, оставив тишину. Колокольчик, теперь пустой, разбился.

Но тень зашевелилась за троном. Стражи, с лицами, как у нас, подняли чёрные кристаллы.

— Вы заменили один узел другим, — зарычали они. — Теперь ваша очередь стать памятью.

Лена схватила мою руку. Её нить вспыхнула, рисуя дверь в зеркале.

— Бежим! — крикнула она, но я уже знал — за этой дверью нас ждёт не побег.

Ашра из прошлого смотрела на нас, указывая на карту в своих руках — «Судьба» с перечёркнутым сердцем.

Мы прыгнули в зеркало. Последнее, что я услышал, — вой Стражей и тихий голос дочери Пробудившейся:

— Спасибо. Теперь они придут за вами.

Зеркало захлопнулось. Мы упали в реку из лунной крови, а над нами плыла башня, превращаясь в гигантский колокол. Его язык был похож на тело ребёнка.

Лена вынырнула, задыхаясь.

— Что мы наделали...

Но я уже видел — на её запястье появился новый иероглиф. И он горел.

Показать полностью
10

Холодный факт

Глава 2: Кукольный дом

Норфолк, Англия, особняк «Блэкторн», спустя 72 часа после событий в Южной Каролине

Самолет приземлился в Лондоне под проливным дождем. Анна куталась в плащ, листая сообщения. Редактор звонил пять раз — видимо, уже видел ее твит с фото медальона и хэштегом #ПроклятиеСейфа. Ответила кратко: «Жива. Материалы через час». Правда, материалы были наполовину фальшивыми — экспертизу ДНК семян она скрыла. Еще не время.

Особняк «Блэкторн» стоял в глуши, за высокими воротами с чугунными воронами. Новая хозяйка, Эмили Кларк, встретила Анну на пороге с фонарем в руке, хотя было только три часа дня. Солнца не видно — небо затянуло свинцовыми тучами.

— Вы не первая, — сказала Эмили, пропуская ее в холл, пахнущий плесенью и лавандой. — После TikTok все лезут сюда как в музей. Но вы… вы из тех, кто видел.

Анна не стала спрашивать, откуда та знает. На стенах висели портреты прежних владельцев — все с неестественно большими глазами, будто следили за гостьей.

— Комната на третьем этаже. Ее не было в планах дома. Обнаружила, когда ремонтировала кухню, — Эмили поднялась по скрипучей лестнице. — Строители отказались возвращаться. Говорят, куклы двигаются.

Дверь в потайную комнату была узкой, словно для ребенка. Анна включила камеру на груди — режим ночной съемки.

— Оставьте фонарь, — попросила Эмили. — Они не любят свет.

Комната оказалась размером с часовню. Полки от пола до потолка, уставленные куклами: фарфоровые, тряпичные, восковые. У некоторых вместо глаз — пуговицы, у других рты зашиты черной ниткой. На полу — игрушечные солдатики, выстроенные в круг. В центре — кукла в подвенечном платье, держащая ножницы.

— Я ничего не трогала, — прошептала Эмили. — Но каждое утро они меняются.

Анна достала диктофон.

— Когда вы впервые заметили аномалии?

— После того, как принесла сюда старую книгу из лондонской лавки. — Эмили указала на фолиант в углу. «Ритуалы защиты и отмщения, 1693 год». — В ту же ночь услышала детский смех.

Камера зафиксировала движение — солдатики повернули головы к Анне.

— Вам не кажется, что…

Грохот с нижнего этажа прервал ее. Эмили побледнела.

— Это Бен, мой сын. Он не должен здесь находиться.

Мальчик лет семи стоял в дверях, держа куклу без лица.

— Мама, она хочет поговорить с тетей, — сказал он, указывая на Анну.

Эмили схватила сына за руку, почти выволокла вниз. Анна осталась одна, но воздух стал густым, как сироп. На диктофоне зашипело:

«Не верь стенам. Они лгут».

Голос — детский, с акцентом викторианской эпохи.

Анна подошла к кукле в свадебном платье. Под платьем — карман. Внутри: письмо, пожелтевшее от времени.

«12 октября 1892 года. Они замуровали меня здесь за то, что я открыла Дверь. Но я оставила ключ. Ищите в глазах невидящих».

На обратной стороне — рисунок: три переплетенных кольца, идентичных символам на сейфе.

— Анна? — Эмили кричала снизу. — Спускайтесь! Здесь что-то не так!

Но Анна уже смотрела на куклу. Ее фарфоровые глаза, прежде матовые, теперь блестели. В зрачках — крошечные линзы. Камеры.

Щелчок.

Все куклы повернулись к Анне. Солдатики застучали штыками по полу, образуя стрелу — к окну. За ним, в саду, стояла женщина в белом. Лора Бэнкс. Или ее призрак.

— Эмили! — Анна рванула к лестнице, но дверь захлопнулась. Воздух наполнился смехом — десятки голосов, как на детской площадке.

«Поиграй с нами, Анна. Оставайся навсегда».

Она ударила плечом в дверь. Не поддавалась. За спиной заскрипели полки — куклы падали, ползя к ней, как пауки. Фарфор трескался, обнажая проволоку и шестеренки.

— Черт! — Анна схватила книгу 1693 года, швырнула в окно. Стекло разбилось, ворвался ветер. Женщина в белом исчезла.

Дверь открылась сама. На лестнице лежала Эмили — без сознания, с синяком на виске. Рядом — кукла с ножницами в руке.

Вибрация в кармане. Сообщение от анонима: «Ты взяла то что не принадлежит тебе. Верни книгу до заката».

В машине, лихорадочно набирая материал для статьи, Анна заметила на заднем сиденье следы — мокрые, как от озерной воды. А в сумке, где лежала книга, шелестели семена.

Дневник Анны (аудиозапись):

«Они связаны. Сейф, куклы, семена — это части ритуала. Ключ, оберег, жертва. Эмили сказала, что в книге есть глава о «Вратах, что открываются кровью и ложью». Завтра лечу в Шэньчжэнь. Но чувствую, за мной следят. Редактор требует доказательств. А что, если доказательства убьют меня первой?»

На фоне — детский смех. Запись обрывается.

Показать полностью
9

Черный Рассвет. Наследие

Глава 12: Корни

Тени не отставали. Они цеплялись за края зданий, скользили по лужам, отражавшим неестественно зеленоватое небо. Координаты на смятом листке вели к заброшенной обсерватории на окраине города — месту, где земля, казалось, дышала сквозь трещины в асфальте.

Петрова шла молча, сжав в руке ритуальный нож, лезвие которого теперь было покрыто тонкой паутиной трещин. Волков курил, зажав сигарету в зубах, и его тень, всё ещё отставшая от тела, плыла рядом, как чёрный парус.

— Ты уверена, что это не ловушка? — спросил я, пытаясь заглушить жжение шрама на шее.

— Всё — ловушка, — ответила Петрова, не оборачиваясь. — Но корни Щелей растут отсюда. Если Ткачиха говорит правду, здесь мы найдём то, что их питает.

Обсерватория возвышалась над городом, как скелет гигантского насекомого. Купол был проломлен, и через дыру в небо уходила спираль из птиц — неподвижных, застывших в полёте. Время здесь текло иначе: капли дождя зависали в воздухе, образуя стеклянные бусы, а наши шаги оставляли следы, которые тут же зарастали мхом.

Волков пнул ржавую дверь, и та с скрипом отвалилась, обнажив коридор, стены которого были покрыты фотографиями. Тысячи снимков — мы в детстве, мы ещё не рождённые, мы мёртвые. Петрова остановилась перед кадром, где она, обняв женщину с её же шрамом на щеке, стояла у горящего дома.

— Мать — прошептала она, и в её голосе впервые дрогнула сталь.

— Не смотри, — Волков сорвал фотографию, смял её. — Это не память. Это приманка.

Мы спустились в подвал, где воздух густел до состояния сиропа. В центре комнаты росло Дерево. Его ствол был сплетён из проводов, книжных страниц и костей, а вместо листьев висели карманные часы, тикающие вразнобой. Под ним лежал человек в плаще — тот самый из видения. Его лицо скрывал капюшон, а рука сжимала нож, клинок которого был испещрён письменами, как наши шрамы.

— Мёртв? — Волков приблизился, но Дерево вздрогнуло, и ветви обвили его запястье. Часы на них зашипели: Тик-так-тик-так-СЖЕЧЬ.

— Он не здесь, — сказала Петрова, прикладывая ладонь к земле. — Его сознание в Щели. Это лишь якорь.

Я прикоснулся к ножу, и шрам вспыхнул. Видение ударило как ток:

Человек в плаще режет собственное отражение в зеркале. Кровь стекает в чашу, которую держит Ткачиха. «Цена будет твоей вечностью», — говорит она. Он пьёт, и его кожа покрывается письменами. Сделка. Проклятие. Ключ.

— Он создал первые Щели, — выдохнул я. — Чтобы остановить что-то худшее.

— И стал их рабом, — добавила Петрова. — Как и мы.

Внезапно часы на Дереве завыли в унисон. Стены поплыли, открывая порталы в другие миры: город, тонущий в песке; океан, где вместо воды — чернила; комната, где мы сами, старые и изломанные, кричим без звука.

— Они нашли нас, — Волков вырвался из ветвей, кожа на его руке обуглилась. — Уходим!

Но Дерево ожило. Его корни проросли сквозь пол, хватая нас за ноги. Петрова вонзила нож в ствол, и из раны хлынула чёрная смола. Зеркала вокруг исказились, отражая не нас, а существ с пустыми глазницами и ртами, полными часов.

— Время! Они едят время! — закричал я, чувствуя, как шрам вытягивает из меня жизнь.

Волков схватил нож из рук мертвеца и ударил по корням. Клинок вспыхнул синим пламенем, и Дерево застонало. Воздух взорвался — нас выбросило на улицу, в настоящий дождь, холодный и живой. Обсерватория рухнула, погребя под обломками кошмар.

В моей руке был клочок плаща с вышитой спиралью. Петрова бледная, держалась за Волкова, чья тень наконец слилась с телом.

— Он хотел остановить их, — прошептала она. — Но стал частью системы.

— Как и мы, — Волков бросил окровавленный нож в лужу. — Ткачиха знала. Она вела нас сюда, чтобы показать: чтобы вырвать корни, надо сжечь себя.

Мы молча шли назад, к городу, где тени уже ждали, танцуя на краю фонарных кругов. Шрам на моей шее больше не болел. Он пульсировал, как второе сердце.

— Что теперь? — спросил я.

— Теперь ты выбираешь, — Петрова посмотрела на меня, и в её глазах отразились звёзды Ткачихи. — Ключ может открыть дверь. Или сломаться в замке.

Завтра наступило.

Показать полностью
9

Чернила и Тени

Глава 9: Чернильные Часы

Сирены резали тишину, как нож масло. Красные огни мигали за окнами, отбрасывая на стены библиотеки кровавые блики. Я вжался спиной в стену рядом с трещиной, сжимая в одной руке «Книгу Отголосков», в другой — очки Лоры. Черный дым из разлома вился вокруг запястья, холодный и живой, словно змея, проверяющая добычу.

— Торн! — голос снаружи прорвался через мегафон. — Выдайте книгу, и мы гарантируем вашу безопасность!

Ложь. Я видел, как они «гарантировали безопасность» в отчетах СОРОКА. За стеклами библиотеки мелькнули тени в шлемах с инфракрасными приборами на них. Они уже окружали здание.

Книга дрогнула в моих руках, страницы завертелись, открывая случайные главы. Перед глазами промелькнули образы: я бегу по коридору с треснувшими стенами; Лора, запертая в клетке из светящихся символов; Хранительница, вплетающая нити Пустоши в нашу реальность. Предупреждение? Пророчество?

—  Шаг номер два: штурм! — рявкнул голос.

Окна взорвались осколками в них полетели гранаты с усыпляющим газом. Я пригнулся, натянув рубашку на рот, но вместо белого тумана в помещение хлынула тишина. Абсолютная, давящая. Газ замер в воздухе, превратившись в миллионы кристалликов льда, сверкающих в свете книги. Время споткнулось.

«Ты видишь? Они даже не подозревают, что уже здесь», — прошептал знакомый голос. Не мой. Чужой. Из книги.

Пол подо мной начал растворяться, обнажая зеркальную поверхность. В отражении я стоял в той же позе, но за моей спиной была не трещина, а арка из сплетенных костей. А за ней — Лора. Настоящая. Ее руки сжимали прутья светящейся решетки, губы беззвучно кричали мое имя.

— Лора! — я ударил кулаком по зеркалу, но оно лишь завибрировало, исказив изображение.

«Цена за правду — твое прошлое», — голос в голове нарастал. Книга пылала, прожигая кожу ладоней.

Внезапно зеркало лопнуло. Время рванулось вперед, как спущенная пружина. Стеклянные осколки взмыли в воздух, превращаясь в стаю черных птиц с клювами из чернил. Они ринулись на спецназ, врывающийся через окна. Крики смешались с хрустом костей.

— Контакт! У нас контакт! — кто-то выстрелил в птицу. Пуля прошла навылет, оставив дыру, из которой хлестнул поток страниц. Бумаги обвились вокруг бойца, затаскивая его в разлом.

Я рванулся к выходу, спотыкаясь о паркет, который теперь пульсировал, как живая плоть. Но трещина в стене расширялась, дым сгущался в фигуры. Тени из Пустоши. Голодные.

— Нет, вы не... — я раскрыл книгу наугад. Символы на странице вспыхнули золотым, и из нее вырвался луч света, разрезавший тени. Они взвыли, рассыпаясь в пепел, но луч не гас — он тянулся к трещине, как нить Ариадны.

«Веди», — сказала книга.

Я побежал за лучом, петляя между рушащихся стеллажей. Тома классики превращались в ящики с патронами, стихи — в окопы. Реальность переписывалась под свист пуль.

Внезапно луч уперся в стену. Вернее, в то, что осталось от стены — теперь это был портал, затянутый пленкой из света. За ним виднелась комната с пишущей машинкой. Моя комната. Из видения.

— Элиас, не смей! — женский голос. Я обернулся.

Лора. Нет, не совсем. Ее силуэт мерцал, как плохая голограмма. Чернильные разводы ползали по коже, имитируя жизнь.

— Они подменили меня, когда ты начал вспоминать, — её голос трещал, как испорченная пластинка. — Книга врет. Она ведет тебя в ловушку!

Я сжал очки. Настоящие очки с треснувшим стеклом. Как отличить правду?

«Спроси ее о том, чего не знают тени», — жгла книга.

— Что я обещал тебе в морге? — выдохнул я.

Лора-призрак замерла. Ее губы дернулись, пытаясь выдать ответ, но вместо слов изо рта поползли черные жуки.

— Ты... должен... — она распалась на частицы, которые тут же поглотила трещина.

Сердце бешено колотилось. Я шагнул к порталу, но в тот же миг пол рухнул. Мы с книгой полетели вниз, сквозь этажи библиотеки, ставшей вдруг бесконечной шахтой. Ветер выл в ушах, страницы хлестали по лицу, показывая обрывки моих же воспоминаний, переплетенных с кошмарами.

Приземление было мягким. Я лежал на ковре из мха, растущего между строк гигантской книги. Над головой висело небо, составленное из цитат. Пустошь.

Но это была не выжженная равнина из видения. Здесь всё дышало жизнью, извращенной и прекрасной: деревья с листьями-пергаментами, реки из чернил, звери, сшитые из разных глав. И вдалеке — башня. Та самая, из зеркала.

«Добро пожаловать домой, Повествователь», — Хранительница стояла в трех шагах, её паутинная вуаль теперь светилась. В руках — два свитка вместо одного. — «Ты наконец понял, что реальность — всего лишь черновик?»

Я поднялся, чувствуя как Книга Отголосков сливается с пульсом. Очки Лоры в кармане жгли грудь.

— Где она?

Хранительница рассмеялась. Звук заставил содрогнуться страницы под ногами.

«Там, где все потерянные концовки. Но чтобы дойти, тебе придется стереть себя. Строка за строкой».

Она махнула рукой, и земля ожила. Строки поползли, образуя клетку.

Но я уже открывал книгу. Не для бегства. Для письма.

— Нет, — сказал я, вырывая страницу. Бумага обуглилась на пальцах. — Я начну новую главу.

Над башней сгустились тучи. Настоящие. Словарные.

Конец девятой главы

Фрагмент видео с камеры наблюдения СОРОКА (повреждено)

Трещина закрывается после вспышки света. Объект Торн исчезает. На полу библиотеки остаются:

1) лужа чернил с плавающими обрывками фото Объекта 2;

2) пишущая машинка 1940-х гг.;

3) пустая папка с грифом «Хранительница».

Голос оперативника (фоново): «Он... Он переписал точку входа. Мы потеряли Пустошь. Повторяю, мы... (пауза) Боже, что это?..»

Звук рвущейся бумаги. Крик. Прекращение записи.

Показать полностью
7

Агентство Специальных Исследований (АСИ)

Глава 31. Песок и Клеймо

Падение длилось вечность. Вихрь осколков резал кожу, каждый — голодный, требовательный, пытающийся проникнуть под плоть. Константин чувствовал, как жар выбранной памяти — тот самый, что прожигал грудь — пульсирует в такт его сердцу. Катя прижалась к нему, её дыхание прерывисто, словно она всё ещё боролась с двойниками, вырывающими нить её прошлого.

Они упали в песок. Не обычный — чёрный, холодный, словно пепел после гигантского костра. Небо здесь было зеркальным, отражая их самих, но не текущий момент: в отражении Константин стоял над дневником отца со спичкой в руке, а Катя обнимала человека с лицом, размытым до неузнаваемости.

— Это наше прошлое? — Катя поднялась, оставляя на песке отпечаток ладони, который мгновенно заполнился чёрной жидкостью. — Или ловушка?

— И то, и другое. — Константин коснулся клейма на груди. Оно горело, напоминая о выборе. — Здесь всё, что мы пытались похоронить.

Песок зашевелился. Из него поднялись фигуры — силуэты без лиц, но с узнаваемыми жестами: отец Константина, шатающийся, с бутылкой в руке; тени людей, которых Катя не смогла убить. Они окружали их, шепча фразы, вырванные из памяти:

— Ты сжёг правду...

— Ты оставила его умирать...

Катя выхватила клинок, но Константин остановил её:

— Оружие не работает против них. Только якоря.

Он поднял руку к клейму, и песок вокруг него вспыхнул алым. Тени отпрянули, шипя. Катя, стиснув зубы, прижала ладонь к груди, где должна была быть её нить памяти. Вместо этого на коже проступил шрам в форме кольца — знак того, что она не отдала прошлое Хору.

— Вперёд, — сказала она. — Пока они боятся света.

Они шли сквозь зеркальную пустыню, а их якоря оставляли за ними кровавые и серебристые следы. Вдруг песок под ногами провалился, обнажив пещеру, стены которой были покрыты плёнками, как в старом кинотеатре. На них — сцены, которых не должно было быть:

Константин, не сжигающий дневник, а передающий его в полицию. Катя, уходящая с тем, кого любила, бросая клинок в реку.

— Альтернативы, — прошептала Катя, касаясь плёнки. Изображение затрещало, и её пальцы обожгло. — То, чего не случилось. Хор показывает, чтобы сломать.

— Не смотри, — на этот раз сказал Константин, но Катя уже застыла перед кадром, где её двойник смеялся, держа за руку человека без лица.

Из глубины пещеры послышался смех — Хор собирал силы. Плёнки начали рваться, выпуская наружу сущностей: гибриды теней и песка, с глазами из осколков. Они двигались рывками, повторяя:

— Вы выбрали боль. Мы дадим покой.

Константин прижал ладонь к клейму, и свет вырвался наружу, разрезая первую волну тварей. Но за ними шли новые. Катя, используя шрам-кольцо, создавала барьеры из серебристого пламени, но каждый раз её лицо бледнело.

— Якоря истощаются, — прошипела она. — Надо бежать!

Они прорвались в конец пещеры, где на троне из спрессованных теней сидел Страж. Его лицо теперь было сборкой их собственных черт — глаза Константина, шрам Кати. В руках он держал два ключа: один из обсидиана, другой из кости.

— Выбрали якоря, — произнёс Страж, и его голос гудел, как набат. — Теперь выберите дверь. Одна ведёт к правде, другая — к забвению. Но ключи лгут.

— Это головоломка, — Катя стиснула клинок. — Убьём его — получим оба.

— Нет, — Константин шагнул вперёд. — Здесь всё связано с выбором. Доверься мне.

Он подошёл к трону. Страж ухмыльнулся, и в его улыбке мелькнуло лицо отца. Константин закрыл глаза, вспоминая момент у печи, пламя, пожирающее страницы. Он боялся слабости, но якорь — это не дневник, а решение сжечь его.

— Правда в том, что я боялся, — сказал Константин, поворачиваясь к Кате. — А ты?

Она вздрогнула, затем кивнула. Её шрам засветился, и клинок в её руке рассыпался в пыль, превратившись в серебристую нить.

— Ключи — обман. Двери нет, — она бросила нить на пол. Та впилась в песок, создавая портал. — Выход — через якоря.

Страж зарычал, его форма начала распадаться. Пещера рухнула, погребая трон под чёрным песком. Константин и Катя прыгнули в портал, увлекаемые светом и тенями.

Очнулись они в комнате с белыми стенами. На столе перед ними лежал дневник отца — целый. И фотография человека с размытым лицом.

— Это проверка? — Катя потянулась к фото, но Константин схватил её за руку.

— Не трогай. Здесь всё — искушение.

За дверью послышался рёв Хора, но теперь в нём слышались ноты ярости, а не торжества. Они выбрались. Но клеймо на груди Константина погасло, оставив шрам. А нить Кати стала тоньше.

— Он забрал часть нас, — прошептала она.

— Но не всё, — Константин взял её за руку. Дверь за их спинами захлопнулась, отделяя от кошмара.

Хор пел тише. Но песнь ещё не закончилась.

Показать полностью
10

Тени Майами

Введение

Майами — это город, где волны разбиваются о берег, принося с собой не только морскую пену, но и тайны. Здесь люди убивают не из-за ревности или жадности. Они стремятся сохранить видимость благополучия, скрывая свои истинные мотивы за улыбками и дорогими страховыми полисами.

Джейкоб Рид — не детектив, он словно собирает пазл из чужой лжи, где многие кусочки намеренно спрятаны. Его лицензия класса С и пистолет Glock 19 кажутся лишь иллюзией могущества. Его настоящее оружие — доступ к мощным базам данных, алгоритмы распознавания лиц и знание того, что страх оставляет определённый запах, который можно уловить в дешёвых духах.

Его посттравматическое стрессовое расстройство проявляется не в ночных кошмарах, а в тикающих часах. Каждые 117 секунд его левая рука непроизвольно сжимается, словно пытаясь удержать падающее тело его напарника Эрика. Врачи называют это "фокальным тремором", но Рид считает, что стал живым таймером, который отсчитывает время до следующей ошибки.

Когда адвокат с зажигалкой S.T. Dupont предложил ему 300 долларов в час за расследование смерти Лукаса Грея, Рид согласился не из-за денег. В морге он увидел фотографию трупа: рана от пули калибра 5,7×28 мм. Такой же калибр использовался в операции "Sierra-117", где погиб Эрик.

В Майами не бывает случайностей. Здесь даже случайность становится контрактом с предоплатой.

Глава 1: Номер 437

Лифт в здании "Эклипса" поднимался с раздражающим звуком, словно больной зверь. Рид дышал ртом, пытаясь уловить запах смерти. Смесь хлорки, лаванды и разлагающегося белка выдавала попытку скрыть её присутствие. Его пальцы нащупали в кармане USB-брелок с нейросетью для анализа голоса. После "Sierra-117" он не доверял своему слуху. Теперь каждый разговор записывался через шумоподавитель Hush, алгоритмы которого были скопированы с военных дронов. Даже шёпот на расстоянии десяти метров превращался в чистый текст.

Номер 437 встретил его жёлтой полицейской лентой, наклеенной на скотч. Настоящие полицейские используют пломбы с ультрафиолетовой меткой. Он провёл RFID-сканером вдоль дверной рамы — устройством, купленным за два биткойна на хакерском форуме. Экран мигнул: сигналов тревоги нет. Значит, полиция не удосужилась установить датчики движения.

УФ-фонарь выхватил из темноты:

  • Веер брызг под углом 17 градусов — стреляли снизу вверх, убийца сидел, когда нажимал на курок.

  • Следы этиленгликоля у балкона — антифриз из дешёвой водки "Red Wolf", которую продают в порту.

  • Обрывок накладного ногтя цвета "кровавая полночь" — такой же находили на месте убийства Эрика.

Рид активировал TLOxp, подключившись через VPN. Система выдала кредитный отчёт Грея:

  • 287 000 долларов в банк "Санта-Ана" (Панама);

  • 1200 долларов в химчистку "Blue Star" — странно, ведь Грей шил костюмы в Милане.

Он запустил Palantir Gotham — взломанную версию 2018 года, купленную в даркнете. На экране возникла сеть: "Blue Star" принадлежала фирме-призраку, связанной с мэрией. "Коррупция пахнет отбеливателем", — усмехнулся Рид.

Дверь скрипнула. Горничная с тележкой замерла, но не опустила глаз. Рид достал распечатку:

  • Мария Консепсьон Гарсия — нелегалка, сын Диего — астматик.

"Случайно" положил перед ней флакон с лекарством для ребёнка:

— Выбор прост: ответы — и это ваше. Кто приходил к Грею?

Она потрогала флакон, затем резко подняла голову:

— Вы не первый, кто пытается купить меня. Гарантии?

Рид кивнул. Мария вытащила из фартука монету 1993 года с волком:

— Он уронил это. Такие носят киллеры из Восточной Европы — я видела в сериале.

Телефон завибрировал. Голос, обработанный через Voice Changer X9:

— Ты слышишь, как шуршит песок в Сьерре? Скоро он засыпет тебя с головой.

Рид бросился к окну. Внизу мужчина в кепке "Marlins" фотографировал вход. Clearview AI — запрещённый в ЕС софт — сопоставил лицо с кадрами из аэропорта: Андрей Новиков — фейковый профиль в Tinder, въезд по визе B-2.

В туалете зеркало дымилось от пара. Надпись "Сьерра цветёт в декабре" исчезала, но геотег уже светился на карте: 25.7617° N, 80.1918° W — место, где Эрик принял пулю.

Он сунул пропранолол под язык. Горечь смешалась с привкусом железа — так действовало быстрее.

По пути в Ки-Бискейн Сара Линч — его ИИ-ассистент — выдала сводку:

— В "Blue Star" закупали тетрагидрофуран — растворитель для маскировки запаха оружия. Вероятность связи с делом №34871 — 79%.

Рид перепроверил данные через полицейский архив. Совпадение.

Особняк вдовы Грей в Ки-Бискейн ждал его за поворотом. Рид прибавил скорость. В глазах мелькнул силуэт белых колонн. Он не любил вдов — они либо лгут как дышат, либо знают слишком много. Но 300 долларов в час заглушали сомнения.

Показать полностью
10

Дневник Архитектора

Глава 20. Колокол Чёрных Холмов

Тропа к Холмам вилась, как змея, сбросившая кожу. Каждый камень под ногами шептал обрывки чужих воспоминаний: «Не возвращайся», «Они ждут», «Сожги нити». Лена шла впереди, её волосы колыхались в такт звонам, которых ещё не было. Нить на её запястие пульсировала, рисуя в воздухе карты-силуэты — «Странник», «Бездна», «Колыбель». Я сжимал осколок с Ашрой, чувствуя, как его грани впиваются в шрамы-вопросики. Они больше не болели. Они жаждали.

— Ты слышишь? — Лена остановилась, подняв ладонь. Споры кристаллического гриба, прилипшие к её плащу, мерцали тревожно. — Это не колокол. Это дыхание.

Чёрные Холмы вздымались перед нами, но их склоны не были землёй. Это были спрессованные тени — тысячи крыльев, рук, зубчатых лезвий, застывших в ярости. На вершине, где должен был быть храм, зияла дыра. Из неё лился звук, похожий на стон скрипки, порванной пополам.

— Воронья Пасть, — прошептала Лена, читая узоры на своей нити. — Здесь Ткань рвётся вновь и вновь. Смотри.

Она бросила спору гриба в сторону дыры. Светящаяся пыльца замерла в воздухе, превратившись в зеркало. В нём отражались мы — но не те, что сейчас. Я — с крыльями, обугленными до костей, Лена — с лицом, покрытым трещинами, как фарфоровая кукла. За нами стояла Ашра, её тело сплетено из корней и паутины.

— Осколки прошлого, — я потянулся к зеркалу, но Лена схватила мою руку.

— Нет. Это мы, если не зашьём разрыв.

Внезапно колокол взревел. Из Пасти вырвалась стая воронов, но их крики были человеческими голосами. Одна птица, белая, как кость, села на плечо Лены. В её глазах горел крошечный осколок зеркала.

— "Иди к источнику", — проскрипела ворона голосом рыбака. — "Она оставила вам нить".

Белая птица клюнула нить на запястье Лены, и та вспыхнула. Карты-силуэты ожили, сложившись в мост из света, который упирался прямо в жерло Пасти.

— Доверимся? — Лена посмотрела на меня, и в её глазах плавали споры — целые миры в янтарных каплях.

— Всегда, — я шагнул первым.

Мост дрожал, распадаясь и собираясь вновь с каждым ударом колокола. Воронья Пасть оказалась тоннелем, стены которого были усеяны зеркалами. В них мелькали чужие жизни: мальчик, роняющий хлеб в колодец; женщина с волосами цвета ржавчины, вплетающая лунный свет в карты; мы с Леной — но в других телах, других временах, всегда слишком поздно.

— Это же Ашра! — Лена прижала ладонь к одному из зеркал. В нём Пробудившаяся, молодая и без шрамов, держала на руках девочку с иероглифами вместо глаз. — Она её дочь…

Тоннель содрогнулся. Зеркала начали лопаться, и из трещин полезли Стражи — но теперь их плащи были сотканы из наших страхов. Один, с лицом Лены и пустыми глазницами, протянул ей чёрный кристалл:

— "Возьми. Узнай, почему он бросил тебя тогда у пропасти".

— Не слушай! — я рванулся вперёд, но мои крылья (когда они появились?) ударили по стене, и тоннель завыл.

Лена взяла кристалл. В нём мелькнуло воспоминание, не моё — её: я стою над бездной, кислотный дождь разъедает мою кожу, а позади — чей-то смех, знакомый и чужой. Я отпускаю её руку.

— Это ложь, — прошептал я, но Лена смотрела на меня так, будто впервые видела.

— Ты помнишь дождь? — её голос дрогнул.

Прежде чем я ответил, белая ворона врезалась в кристалл. Тот разбился, и из осколков поднялась Ашра — или её тень. Её тело светилось, как карта «Правда».

— Дочь лжёт, чтобы выжить,— сказала тень, указывая на Пасть. Здесь правит Пробудившаяся, но не та, что вы знали. Она забыла. Помогите ей вспомнить.

Запах полыни ударил в нос. Тень Ашры рассыпалась, указав путь. В конце тоннеля мерцал родник. Его вода была чёрной, а вокруг росли кристаллы в форме колоколов.

Лена опустила руку в воду. Зеркальная гладь ожила, показав Пробудившуюся — но теперь её тело было сшито из тысяч зеркал, а в трещинах между ними копошились тени. Она держала нить, соединённую с нашими запястьями.

— Мы часть её Ткани, — поняла Лена. — Чтобы спасти её, нужно...

— Разбить, — закончил я. Наш отражения в воде дрогнули. За спиной Пробудившейся встала фигура — девушка с иероглифами вместо глаз. Ашра. Или та, кем она была до жертвы.

Колокола-кристаллы зазвенели. Вода в роднике забурлила, выплёвывая карту «Жертва». На обороте кровью было написано: «Прощение не в забвении. Вплети мою память в свою нить».

Лена разорвала карту. Бумага превратилась в два ключа — один из кости, другой из тени.

— Выбор, — она протянула мне костяной. — Сшить или разорвать.

— Нет, — я взял её руку, сжимая оба ключа вместе. — Мы изменим узор.

Ключи вонзились в воду. Родник взорвался светом. Когда я открыл глаза, мы стояли в сердце Пасти. Пробудившаяся перед нами была человеком, а вокруг неё — не зеркала, а дети, тянущие руки к нитям Ткани. Ашра, маленькая, смеялась, плетя косу из одуванчиков.

— Помни, — сказала Лена, и её нить обвила запястье Пробудившейся.

Колокол умолк. Холмы содрогнулись, и тени стали людьми. На миг.

Потом крик. Разрыв. Падение.

Мы проснулись у родника. Нить на запястье Лены теперь держала крошечное зеркальце. В нём Ашра махала нам из прошлого, а за её спиной Пробудившаяся, живая, красила карты лунной кровью.

Ворона с белыми перьями уронила к нашим ногам колокольчик изо льда. Внутри звенел смех.

Показать полностью
8

Холодный факт

Введение от автора.

Дорогой читатель,

Перед вами — история, где реальность переплетается с тайной, а рациональное расследование сталкивается с тем, что невозможно объяснить. Эта история родилась на стыке документалистики и мистики, вдохновленная настоящими загадками, которые до сих пор будоражат интернет-архивы и полицейские отчеты. Что если за странными семенами из Китая, проклятым сейфом из глубин озера и куклами, шепчущими в темноте, скрывается нечто большее, чем просто совпадение?

Героиня этого расследования, Анна Воронцова, — не супергероиня с магическими способностями. Она — журналистка, которая верит в силу фактов. Ее оружие — скриншоты из соцсетей, запросы в государственные архивы, камеры с ночным видением. Но что делать, когда доказательства ведут в тупик, а скептицизм разбивается о записи с призрачными голосами и символы, которым тысячи лет?

Вы пройдете рядом с Анной по трем континентам: от болот Южной Каролины до подпольных лабораторий Китая, от викторианских особняков Англии до заброшенных церквей, где время остановилось. Вы узнаете, как работает журналистика расследований — с ее этическими дилеммами, анонимными источниками и вечной гонкой против тех, кто хочет спрятать правду. Но будьте осторожны: каждая фотография, каждый расшифрованный документ могут оказаться ключом к «Вратам Тьмы» — порталу, о котором лучше бы человечество забыло.

Эта история — не просто поиск ответов. Это попытка задать вопрос: что страшнее — столкнуться с необъяснимым или осознать, что власти, наука и даже собственный разум бессильны его принять?

Готовы ли вы открыть сейф с проклятием?

— Автор

Глава 1: Аноним

Москва, редакция «Холодного факта», 3:14 ночи

Экран компьютера мерцал в темноте, отбрасывая синеву на лицо Анны Воронцовой. Она щурилась, перебирая скриншоты переписки из папки «Неразгаданное_2023»: исчезновения, полтергейсты, круги на полях. Все что коллеги называли «мусором для параноиков». Но Анна верила — даже в бредовой теории есть зерно. Иногда.

Почта от неизвестного – сервер словно испарился, адрес не отслеживался. Тема письма била напрямик, без обиняков: «Они знают, ЧТО именно ТЫ ищешь». Вложение — три файла: фотография ржавого сейфа на фоне озера, снимок комнаты с куклами утыканными булавками, и коробка с семенами помеченными иероглифами. Ни подписи, ни текста. Только координаты внизу: 34.8034° N, 82.3705° W — Южная Каролина.

«Тролли, конечно», – промелькнуло в голове Анны, но профессиональное чутье уже дернуло за ниточку. Даже в самой безумной анонимке иногда попадается крупица правды, а ее работа – эту крупицу отделить от шелухи. Пальцы уже летали по клавиатуре.

Она увеличила фото сейфа. На дверце — царапины, похожие на руны. Вспомнила статью восьмилетней давности: «Пропавшая миллионерша: тело так и не найдено». Та самая женщина владела этим сейфом. Но как он оказался на дне озера? И почему полиция закрыла дело, едва начав поиски?

– Воронцова, опять ночуешь в редакции? – Редактор, Дмитрий Соколов, завис в дверях, держа чашку дымящегося кофе, словно спасательный круг в этом ночном кошмаре дедлайнов. – Что на этот раз – снежный человек дал интервью? Или опять нарыла что-то из папки «паранормалия»?

– Посмотрите сами. – Анна повернула монитор. – Сейф из дела Лоры Бэнкс. Его подняли вчера. И координаты ведут туда, где нашли.

Дмитрий нахмурился. Он ненавидел, когда она права.

– Допустим, даже если это не полный бред, Воронцова. Зачем нам лезть в это болото? В прошлый раз твоя «проклятая деревня» едва не стоила нам лицензии. Судебные издержки до сих пор выплачиваем.

– Потому что здесь есть система. – Анна открыла карту: метки в Южной Каролине, Норфолке и Шэньчжэне образовывали треугольник. – Эти точки связаны. Кто-то хочет, чтобы я это увидела.

Редактор вздохнул, поставив чашку на стол. Кофе расплескался, оставив пятно на распечатке с иероглифами.

– Две недели. Если через две недели не будет железных доказательств — закрываешь тему. И никаких упоминаний культов, призраков и прочей ереси. Договорились?

Когда он ушел, Анна достала наушники и включила запись с диктофона. Голос информатора пропущенный через синтезатор речи: «Семена — часть ритуала. Их сажают на перекрестках. Чтобы открыть дверь».

На экране мигало сообщение из мессенджера. Неизвестный номер: «Не лети в Южную Каролину. Твой сейф — не просто железка. Он ждет». Сообщение удалилось через секунду.

Анна закрыла ноутбук. В тишине редакции заскрипела дверь склада — пусто. Но воздух пахнул гнилыми листьями, будто из озера, которого здесь не было.

– Поехали, – прошептала она, сжимая в кармане ключ от сейфа, которого у нее еще не было.

Через 12 часов. Аэропорт Шереметьево, выход на посадку

В самолете Анна листала досье. Лора Бэнкс. Ее сейф. Пропажа в 2015-м. Фото со дна озера — как будто его бросили туда нарочно, как жертву. Рядом дремал мужчина в темном костюме, скрываясь за толстыми линзами очков, словно за щитом. На открытой странице книги виднелись непонятные формулы, похожие на древние заклинания, а не на квантовую физику. Он бесшумно кашлянул, словно пыль осыпалась, и конверт скользнул с колен Анны на пол. – Прошу прощения, – пробормотал он голосом без интонаций, поднимая конверт. – Вы что-то потеряли. На коленях у Анны лежал конверт. Внутри — кукла из ткани, с булавкой в груди. На шее — бирка: «Не возвращайся».

Самолет вздрогнул, уходя в облака. Где-то внизу остался редактор, тролли и рациональный мир. А впереди — озеро, где правда тонула, чтобы всплыть через восемь лет.

Самолетный гул растворился в тишине, будто кто-то выключил звук. Анна сжала конверт, ощущая под пальцами шершавую ткань куклы. Мужчина в очках уставился в книгу, но уголок его рта дрогнул — слишком аккуратная улыбка, как у манекена.

– Откуда у вас это? – спросила Анна, стараясь звучать жестче, чем чувствовала.

– Вы ошиблись, – он не поднял глаз. – Я лишь поднял то, что упало.

Но конверт пахнул болотной гнилью, как воздух в редакции. Анна рванула шторку иллюминатора. Внизу, под крылом, клубились облака, похожие на пальцы, сжимающие землю. Когда она обернулась, кресло мужчины было пусто. Только книга о квантовых парадоксах лежала на подлокотнике, открытая на главе «Теория кротовых нор».

Южная Каролина, приозерный поселок Блэкстоун

Грязь чавкала под колесами такси. Анна смотрела на домики с облупившимися верандами — будто время здесь остановилось в 1950-х. Над озером висел туман, белый и плотный, как вата.

– Туристы редко к нам заезжают, – водитель бросил взгляд в зеркало. – Вы, часом, не из тех, кто за сейфом?

– А что с ним не так? – Анна достала диктофон.

– Его вчера из воды достали, а сегодня старика Гарри нашли в озере. Весь синий, а во рту… – он смолк, резко сворачивая к пристани.

У пирса толпились люди. Мужик в ковбойской шляпе тыкал палкой в ржавый сейф, лежащий на земле. Анна подошла ближе, фотографируя царапины на металле. Те самые руны.

– Не трогайте! – закричала женщина в платке. – Он проклят! После Лоры Бэнкс все, кто к нему прикасался, исчезали!

Анна натянула латексные перчатки, ощущая холод резины на потных ладонях. Приблизилась к замку, надеясь хоть что-то разглядеть в ржавчине и грязи. И замерла, как вкопанная. В самой сердцевине замка, словно черный зуб в гнилой десне, торчал ключ.  Ее ключ. Тот, что лежал на столе в Москве, существование которого казалось галлюцинацией.

– Кто вставил его? – обернулась она к толпе.

Люди молчали, отступая. Только мальчик лет десяти указал на озеро:

– Его принесла Она. В белом платье.

Ветер сорвал с Анны шарф, и в тот же миг сейф издал щелчок. В горле пересохло. Анна осторожно, как будто касаясь живого существа, повернула ключ. Металл отозвался тяжелым скрежетом, потом – сухим, окончательным щелчком. Дверца сейфа приоткрылась с неохотой, выдохнув в лицо затхлый воздух сырости и приторный запах миндаля. Внутри лежали... записная книжка Лоры Бэнкс, медальон с фото девочки и… горсть семян, точно таких же, как на анонимном фото.

– Вам конец, – прошептал водитель такси, стоявший за ее спиной. – Она вас теперь видит.

Где-то в тумане засмеялся ребенок. Анна потянулась за книжкой, но бумага под пальцами рассыпалась в пыль, будто ей было не восемь лет, а века. На последнем целом обрывке виднелась небрежная запись: «Они в стенах».

Ветер стих так же внезапно, как начался. Анна замерла, сжимая в руке медальон. Девочка на фото улыбалась сквозь трещину в стекле — слишком широко, слишком зловеще для детского портрета. Семена в сейфе шелестели, будто живая материя, и она резко отдернула ладонь.

– Кто «Они»? – спросила она у мальчика, но тот уже убежал, растворяясь в тумане, словно призрак.

Водитель такси наблюдал с расстояния, перебирая четки. Анна достала телефон, чтобы сфотографировать артефакты, но экран заполонили полосы. В динамике зашипело: «...в стенах...в стенах...» — голос Лоры Бэнкс, который она узнала по архивным интервью.

– Черт. – Она сунула находки в герметичный пакет, привычным жестом журналиста-документалиста. Но медальон обжег пальцы сквозь пластик.

Мотель «Спящее озеро», комната 13

Анна разложила материалы на кровати. Рядом с семенами и медальоном — распечатки:

  1. Лора Бэнкс. Исчезла в 2015-м. Единственная наследница сталелитейной империи. Последнее фото — здесь, у озера, за день до пропажи.

  2. Семена. Экспертиза из чата ботаников-любителей: «Неизвестный вид. Сходство с растениями из фольклора индейцев чероки — теми, что росли на «тропах мертвых»».

  3. Кукла из самолета. Теперь она лежала на тумбочке, булавка в груди ржавела от влажного воздуха.

– Ладно, призраки, – Анна включила камеру для видеодневника. – Если вы реальны, дайте знак.

В ответ заскрипела сантехника. Стена за древним телевизором начала жить своей собственной жуткой жизнью. Обои пошли волнами, вздуваясь и опадая, словно под ними корчился невидимый гигантский червь, пытаясь вырваться наружу. Анна шагнула ближе, невольно задержав дыхание, и осторожно прикоснулась к обоям. Под пальцами ощутилась не бумага, а что-то влажное и теплое, мерзкое на ощупь, словно кожа – но не человеческая, а змеиная или амфибии.

– Что за…

Обои порвались под ножом из мини-бара. Под ними — слой газет 1950-х. Заголовки: «Местный фермер сошел с ума: утверждает, что слышит голоса в колодце», «Тайные ритуалы чероки: миф или запретное знание?». А под ними — кирпичная кладка, испещренная теми же рунами, что и на сейфе.

«Они в стенах».

Камера выключилась. В темноте что-то задышало за спиной Анны. Она рванула к выключателю — свет не загорелся. Только зеленоватое свечение семян в пакете, будто они впитывали тьму.

– Воронцова? – Голос за дверью. – Это Гарольд, администратор. Вам… письмо.

Конверт просунули под дверь. На нем — отпечаток детской ладони в грязи. Внутри: фотография Анны, сделанная пять минут назад, когда она резала стену. На обороте — текст, выведенный детским почерком:

«Не уезжай. Она хочет показать тебе комнату кукол. Но не смотри в окно. Они уже здесь.»

За окном что-то хрустнуло. Анна подкралась к шторам, приоткрыв их на сантиметр.

На парковке, под фонарем, стояла женщина в белом платье. Мокром, как будто она только вышла из озера. Ее лицо было скрыто тенью, но Анна знала — это Лора Бэнкс. Женщина медленно подняла руку, указывая на север. Туда, где по карте Анны был помечен дом в Англии.

Телефон завибрировал. Сообщение от редактора: «Экспертиза подтвердила: семена содержат ДНК человека. Лоры Бэнкс.»

Анна повернулась к стене с рунами. Теперь они светились.

Надеюсь, исправленный текст стал сильнее и атмосфернее! Готов продолжить работу над следующими главами, если потребуется.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!