Сообщество - Книжная лига

Книжная лига

27 169 постов 81 537 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

84

Сказки скандинавских писателей, которые любили советские дети

Сказки скандинавских писателей, которые любили советские дети Писатели, Литература, Книги, Детская литература, Детство, Скандинавия, Астрид Линдгрен, Путешествие Нильса с дикими гусями, Туве Янссон, Муми-тролли, Длиннопост

Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.

Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.

В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.

Итак, поехали.

“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен

На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.

Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!

“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен

Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.

Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.

“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон

Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.

Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.

“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф

Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.

Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.

“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм

Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.

Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.

“Волшебный мелок”. Синкен Хопп

Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.

У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.

“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер

И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.

У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.

Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

Показать полностью 1
9

Гиперион

Гиперион Фантастика, Telegram, Telegram (ссылка)

Священник Ленар Хойт, полковник Федман Кассад, поэт Мартин Силен, ученый Сол Вайнтрауб, детектив Ламия Брон, тамплиер Хет Мастин и консул Гегемонии — семеро отправившихся в последнее паломничество к Гробницам Времени, к повелителю боли — загадочному и мифическому Шрайку. Каждый из них преследует свою цель и каждому суждено сыграть ключевую роль в освобождении вселенной от рабства паразитов, дарующих бессмертие. Дар «крестоформа» несет в себе катастрофическую угрозу, отбирая у человека самое ценное...
Содержание:
0. Вспоминая Сири
1. Гиперион (Перевод: Алексей Коротков, Николай Науменко)
2. Падение Гипериона (Перевод: Светлана Силакова, Николай Науменко)
3. Эндимион (Перевод: Кирилл Королев)
4. Восход Эндимиона (Перевод: Эльга Фельдман-Линецкая, Ирина Гурова)
5. Сироты Спирали Дэн Симонс

https://t.me/biblioteka_fb2/3301

Показать полностью
1558

Актуальное от Чехова1

Квартира из одной комнатки, тут же и кухня. После занятий каждый день болит голова, после обеда жжет под сердцем. Нужно собирать с учеников деньги на дрова, на сторожа и отдавать их попечителю, и потом умолять его, этого сытого, наглого мужика, чтобы он, ради бога, прислал дров. А ночью снятся экзамены, мужики, сугробы. И от такой жизни она постарела, огрубела, стала некрасивой, угловатой, неловкой, точно ее налили свинцом, и всего она боится, и в присутствии члена управы или попечителя школы она встает, не осмеливается сесть, и когда говорит про кого-нибудь из них, то выражается почтительно: «они».

Далее

В учительницы она пошла из нужды, не чувствуя никакого призвания; и никогда она не думала о призвании, о пользе просвещения, и всегда ей казалось, что самое главное в ее деле не ученики и не просвещение, а экзамены. И когда тут думать о призвании, о пользе просвещения? Учителя, небогатые врачи, фельдшера при громадном труде не имеют даже утешения думать, что они служат идее, народу, так как все время голова бывает набита мыслями о куске хлеба, о дровах, плохих дорогах, болезнях. Жизнь трудная, неинтересная, и выносили ее подолгу только молчаливые ломовые кони, вроде этой Марьи Васильевны; те же живые, нервные, впечатлительные, которые говорили о своем призвании, об идейном служении, скоро утомлялись и бросали дело.

В 1897 году Пикабу ещё не было, а Чехов уже писал годные посты. Фрагменты взяты из рассказа "На подводе".

12

Отзыв. Книга. "Паттерны проектирования API"

Я потратил на неё 1851₽ и 20 часов, чтобы вам не пришлось.

Отзыв. Книга. "Паттерны проектирования API" Программирование, Обучение, IT, Книги, Аналитика, API

Я аналитик-самоучка с опытом ±3 года. Поэтому, иногда, подогреваемый синдромом самозванца, нет-нет да и посматриваю каких-то блогеров вкатывающих в аналитику.

От них и узнал об этой книге. Реально, каждый друг с другом не пересекается, но все в какой-то момент причисляли книгу к категории “ЭТО БАЗА!”.

Соблазнился на тайные магические знания сразу, но к прочтению приступил только спустя 1,5 года.

Если серьёзно, по делу и по содержанию, то книгу рассматриваю с 3-х позиций, т.к. за свой скромный стаж успел поработать в большом-большом банке, среднем телекоме и маааленькой медицине.

Целиком читать книгу рекомендую только для общего ознакомления с тем какие задачи бывают у разработчиков или если в планах стать архитектором или разработчиком. В реальности, если вы новичок, даже за год, вам навряд ли попадутся задачи хотя бы по трети глав книги.

Это связано с тем что в больших корпоратах за вас уже давно подумали и установили свои золотые стандарты разработки\архитектуры. Попытаться изменить что-то конечно можно, но сложно, т.к. изменение придётся обосновать как-то объёмнее фразы “Нууу, в той книжке написано что вот так правильно”.

В маленьком стартапе, скорее всего, большая часть знаний просто не применима. Если и применима, то всё будет нацелено на то чтобы сделать максимально быстро и дешево, лишь бы деньги приносило, даже если это будет велосипед из костылей.

А вот в средней, в которой я нахожусь сейчас, мне удалось протолкнуть изменение касательно проектирования API, в т.ч. оперируя данной книжкой. Поскольку занимаемся разработкой продукта с нуля, то это даже существенно повлияло на скорость дальнейшей разработки.

Большую часть книги я прочитал из соображения “Блин! Ну не зря же я её купил!”. И даже при таком раскладе время было потрачено не зря, т.к.:

  • Часто ловил себя на мысли “О! Оказывается вон оно как работает!)”;

  • В книге много UML диаграмм - некоторые моменты начал применять в своих задачах, т.к. увидел что можно улучшить;

  • Подробнее ознакомился с подходами к версионированию, пагинации и мягкому удалению. Что кстати, т.к. скоро по ним предстоят задачи;

Из минусов могу отметить:

  • Много воды;

  • Лишние или повторяющиеся из раза в раз примеры;

А если моё мнение не повлияло на ваше желание получения каких-то тайных знаний, то рекомендую читать книгу также как “Разработка требований к программному обеспечению” - только главу по теме, с которой вы впервые столкнулись прямо сейчас. Задачу за вас она не сделает, но подскажет куда смотреть при выполнении.

Показать полностью

Книги о «невитринной России»

В современной литературе — бум романов, действие которых разворачивается вне столиц. Что это говорит о нас и о времени, в которое мы живём?

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фото с книжного фестиваля «Фонарь» в Санкт-Петербурге. Фото Таши Бобровой. Источник: телеграм-канал фестиваля

В русскоязычной литературе есть особое место действия — «Город N». Так еще классики называли вымышленные города без уникальных примет, но «провинциальные» и «захолустные». Среди современных писателей есть несколько авторов, сделавших себе имя на романах, где условность сменяется местным или национальным колоритом. Среди бестселлеров 2010-х были книги Гузели Яхиной о Поволжье, Алексея Иванова об Урале.

Но только в 2020-е появились десятки романов, действие которых разворачивается в конкретных российских городах. Некоторые из них настоящие, другие вымышлены, но имеют прототипы.

Регионы и жанры

О каких городах и республиках пишут

В августе 2024 года два десятка российских писателей, издателей и критиков собрались у развалов с книгами на набережной Амстердам. Здесь проходил литературный фестиваль «Местность». В программу вошли маркет «Фонарь», где продавали бывшие в употреблении книги в пользу благотворительных фондов, а также серия открытых встреч с писателями и литературными обозревателями из Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, Казани и других городов России. Организовал «Местность» Илья Мамаев-Найлз, он родился и вырос в Марий Эл, а в 2023 году дебютировал с романом «Год порно» о молодости в Йошкар-Оле 2010-х.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Местность» на набережной «Амстердам» в Йошкар-Оле. Источник: страница фестиваля во ВКонтакте

Фестиваль, участники которого обсуждали «влияние местности на литературу», стал одним из многих проявлений тенденции к выходу современной русскоязычной литературы за пределы Москвы и Петербурга.

В апреле 2024-го организаторы писательских курсов Creative Writing School провели конференцию «Далекое/близкое», где говорили о «концепциях дома, родины, о корнях и об их отсутствии, а также о том, как современные писатели и поэты пишут о самых разных местах в России и за ее пределами». Больше всего книг — восемь — вошло в список для чтения к секции «Региональная тема в современной русскоязычной литературе».

В январе одна из самых известных литературных обозревательниц страны Галина Юзефович писала в своем телеграм-канале, что у молодых авторов «"провинция" в широком смысле слова становится не местом, откуда необходимо вырваться в дефолт-сити [Москву], а, напротив, пространством для жизни, объектом для любви и вдумчивого — в том числе писательского — интереса».

Мы насчитали более сорока романов о жизни вне Москвы и Петербурга, изданных начиная с 2022 года. Мы просмотрели вручную каталоги издательств и включили в выборку книги, которые соответствуют следующим критериям:
– в официальной аннотации упомянуто место действия (за исключением упоминаний «провинциальных городов» и других формулировок без конкретизаций) или этнос, на чьей истории или мифологии основан сюжет;
– книга вышла в издательстве с российским юрлицом;
– это роман, а не сборник рассказов или нон-фикшн.

За скобками остались некоторые книги, которые тоже вписываются в тенденцию к расширению географии, но были изданы за границей или не упоминают место действия в аннотации. Первое ограничение связано с нашим желанием увидеть то, как работает цензура и самоцензура в романах, которые выходят внутри страны. Второе ограничение техническое: мы не смогли бы прочитать сотни современных русскоязычных романов, которые выходят каждый год.

Полный список изданий

География мест действия в выборке охватывает всю страну: от Мурманска и Дагестана до Сахалина и Республики Саха (Якутии). Причем нельзя сказать, что писатели фокусируются лишь на нескольких городах или регионах, а остальные игнорируют. По несколько романов посвящены, например, Алтаю, Кавказу и Ростову-на-Дону, но пишут и о Кирове, Кемерово, Твери, Саратове, которые на туристической карте России менее заметны.

Жанровый диапазон книг также широк. Многие романы тяготеют к автофикшну, то есть историям, сюжет которых авторы насыщают и отсылками к собственной биографии, и элементами вымысла. Действие в таком случае разворачивается во время, которое писатели видели своими глазами: рубеж 2010-х и 2020-х, а также 1990-х и 2000-х, на который пришлись школьные годы авторов. Популярен и жанр магического реализма, где узнаваемый быт сочетается с загадочными природными явлениями или действием духов из мифов и прошлого. Некоторые романы представляют собой преимущественно фэнтези, где лишь отдельные элементы указывают на нынешние реалии. Востребованы жанры мистики, хоррора, антиутопии.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Книги из серии «Солнечными тропами». Источник: МиФ

Среди издателей сорока романов есть явные лидеры книжного рынка. Многие книги издаются в подразделениях группы-гиганта «Эксмо-АСТ». Например, «Манн, Иванов и Фербер (МИФ)», входящий в группу, в 2023-м запустил серию фэнтези о народах России «Солнечными тропами». Заметны также несколько менее крупных издательств, начиная с группы «Альпина Паблишер» и заканчивая совсем небольшими, вроде «Дома историй», появившегося в 2022 году, чтобы издавать «увлекательные книги, книги-лекарства, книги-домики», и «Полыни», где с 2023 года выходит переводное и российское фэнтези.

Онлайн и тусовка

Как писательские курсы, ковид и автофикшн помогли расширить литературную географию

Многие романы, которые попали в выборку, — дебютные книги. Издательства смогли заметить авторов за пределами столиц благодаря появлению онлайн-школ, считает Екатерина Петрова, литературная обозревательница из Казани, ведущая телеграм-канал о книгах «Булочки с маком».

— Автору, который не в тусовке, у которого нет знакомых редакторов, опубликоваться сложно. Раньше человек отправлял рукопись, естественно, она была сырая, ему отказывали. Сейчас у людей из регионов появилась возможность познакомиться с редакторами, получать от них фидбэк, править, дописывать.

Роль онлайн-школ отмечает и писательница Дарья Благова родом из Минеральных Вод, авторка романов «Южный Ветер» (2022) и «Течения» (2024).

— Раньше ты сидела и писала что-то, но было совершенно непонятно, куда это отнести. Я помню, мне было лет двадцать, была какая-то премия, где выигрывали всякие мальчики, которые писали претенциозные тексты. Я туда тоже что-то отправляла, но, естественно, меня никуда не взяли. А школы стали простым способом попасть в литературный процесс. Я и сейчас постоянно хожу на всякие курсы.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Октава-7. Ты — автор!» (Тула). Источник: страница кластера «Октава» во ВКонтакте

Благова и Петрова отмечают несколько литературных школ: Creative Writing School, Band, «Школу литературных практик», Write like a grrrl, «Школу экспериментального письма» и «Мне есть что сказать». Сейчас все они стали площадками, где могут поддерживать связь писатели, которые остались в России, и те, кто уехал после начала войны или раньше. В отличие от университетов, литературные курсы не проводят вступительные испытания. Единственным фильтром становится готовность платить. Длительные школы могут стоить несколько десятков, а иногда и сотен тысяч рублей, но бывают и короткие, с более демократичными ценами.

Первые писательские курсы во многих школах проводились в офлайн-формате, но постепенно уходили в онлайн. Окончательный сдвиг произошел во время ковид-изоляции. И Благова, и Петрова убеждены: пандемия стала еще одной причиной расширения географических границ в российской литературе.

— Люди заперлись дома, и было просто нечего делать. Многие сбегали в письмо. Когда появились вакцины, и стало можно куда-то выезжать, путешествие за границу оказалось геморройным, и люди начали потихонечку осваивать соседние города, соседние регионы, — размышляет Петрова.

Благова рассказывает, что именно пандемия и переход не только курсов, но и работы в онлайн-формат позволили ей вернуться из Москвы в родной Ставропольский край.

— Если вдруг мне скажут вернуться в Москву, я уже не вернусь, а буду искать способы, как работать здесь, — говорит писательница.

Третьей причиной сдвига географических границ русскоязычной литературы стал рост интереса к автофикшну. Дарья Благова отмечает, что в 2010-е медиа стали чаще писать на темы, связанные с идентичностью и личным опытом. Екатерина Петрова отмечает роль трилогии Оксаны Васякиной, которая была посвящена истории ее семьи и разворачивалась между Иркутской и Астраханской областями. Благова вспоминает также Егану Джаббарову, чей дебютный роман «Руки женщин моей семьи были не для письма» рассказывал о взрослении девушки азербайджанского происхождения в Екатеринбурге. Обе писательницы активно преподают на упомянутых курсах.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Трилогия Оксаны Васякиной

Истории Васякиной и Джаббаровой показывают, что автофикшн-литература затрагивает темы, говорить на которые сейчас небезопасно. Обе писательницы столкнулись с цензурой или травлей: Васякина — еще до войны в 2021 году, Джаббарова — в 2024-м, со стороны ультраправых активистов, весьма заметных в Екатеринбурге. Тем не менее русскоязычные писатели продолжают работать в этом жанре и в том числе поэтому расширяют литературную географию.

— Чем больше рефлексии, чем больше внимания к деталям, к тому, что находится у тебя прямо перед глазами, а не в каких-то фантастических конструктах, тем больше проявляются разная местность и разные люди, — резюмирует Благова.

Портфели и санкции

Почему издательства заинтересованы в расширении географии

Одна из наших собеседниц, преподавательница креативного письма и писательница из России, попросившая об анонимности, предположила, что активно начали выпускать русскоязычных авторов, потому что «издавать больше некого»:

— Издательский бизнес строится на том, чтобы постоянно пополнять свой портфель [список книг, которые издательство выпустило и распространяет]. Даже если книги продаются плохо. Когда много книг продается плохо, это все равно позволяет зарабатывать, — объясняет она.

Действительно, после начала полномасштабной войны издавать зарубежную литературу в России стало сложнее. Однако Екатерина Петрова подчеркивает, что ситуация неоднородна: например, права на американскую и скандинавскую литературу получить действительно трудно, но многие издательства «неплохо перекрывают провал» европейскими и латиноамериканскими авторами. Активно издают также книги из Восточной Азии: корейские, японские.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Белый июнь-2024» в Архангельске. Источник: телеграм-канал фестиваля  

Так или иначе, заметный рост числа изданных региональных книг приходится на 2024 год, когда бизнес уже адаптировался к последствиям вторжения в Украину. В 2022-м было издано лишь пять романов из нашей выборки, действие которых разворачивается вне Москвы и Петербурга, что вряд ли позволяет говорить о тенденции. В 2023-м их число увеличилось до девяти, а в 2024-м — уже превысило двадцать. За первую четверть 2025-го вышло семь романов. Нынешнее состояние индустрии Петрова даже описывает выражением «горшочек, не вари».

— Не могу сказать, что есть ужасные книги, но не очень качественные бывают, — говорит критик о некоторых русскоязычных романах, опубликованных за последние три года.

— Тут нет хайпа, нет огромного спроса, нет каких-то больших денег, — признает в разговоре литературная агентка Уна Харт, которая занималась изданием нескольких романов из выборки.

В то же время Дарья Благова отмечает, что литература все-таки приносит авторам доход.

— Мы все обсуждаем наши денежки, контракты. Это правда важно, мы не очень много все зарабатываем, постоянно ищем способы, как заработать. Но зарабатываем все-таки, да, — отвечает наша собеседница на вопрос о самых частых темах для обсуждения в кругу ее знакомых писателей.

В среднем, книги имеют печатные тиражи от двух до пяти тысяч экземпляров. Но встречаются и читательские хиты. Так, «Отец смотрит на Запад» Екатерины Манойло, история о взрослении девушки в небольшом городе на границе России и Казахстана, разошлась тиражом в несколько десятков тысяч, что редкость для современной литературы. Триллер Веры Богдановой «Семь способов засолки душ», где речь идет о системе насилия в псевдошаманской секте на Алтае, выходил по заказу «Яндекс.Книг» и собрал почти 25 тысяч читателей. Еще больше аудитория у «Последнего дня лета» Андрея Подшибякина: почти 60 тысяч человек заинтересовались хоррором с описанием «если бы Стивен Кинг написал о Ростове 1993-го».

Сообщество и поколения

Кто сейчас расширяет литературную географию и чем они отличаются от предшественников

Авторы романов регулярно встречаются на ярмарках и фестивалях. Кластер «Октава» в Туле, фестивали «Книжный» в Волгограде и «Белый июнь» в Архангельске, лекторий в Пятигорском краеведческом музее, перечисляет Благова места своих выступлений за последний год. По ее словам, часто писатели просто приезжают друг к другу в гости в разные города.

Подтверждают это и посты в телеграм-каналах других писательниц. Например, Юлия Шляпникова из Татарстана, авторка исторического фэнтези «Наличники» о трудностях любви между русской и татарином на фоне их семейных историй, часто выкладывает фотографии с неформальных встреч фэнтези-авторов. Постоянную связь друг с другом и аудиторией писатели поддерживают и онлайн: репостят записи из небольших личных телеграм-каналов, публикуют фан-арт от читателей, пишут короткие рецензии на книги других современных российских авторов.

— Мы обсуждаем, кто что прочитал, у кого что удачно получилось, а что нет. Скидываем друг другу еще не изданные книги и просим совета. Это тоже важная часть литературного процесса — читать друг друга, — рассказывает Дарья Благова.

Своих коллег она считает сообществом единомышленников и определяет его поколенчески — это «миллениалы». Действительно, большая часть книг из нашей выборки написана авторами, которым сейчас около тридцати, писать многие из них начали в конце 2010-х. Получается, они находятся на существенной дистанции от предыдущей волны писателей, которые сделали себе имя на работе с локальными контекстами: Гузели Яхиной и Шамиля Идиатуллина из Татарстана, Алексея Иванова, Анны Матвеевой и Алексея Сальникова с Урала, Василия Авченко с Дальнего Востока.

На художественном уровне эта дистанция тоже заметна. Как отмечает Екатерина Петрова, молодые авторы пишут о современности, а не «показывают настоящее с помощью рассказа о прошлом». Хотя исторический контекст в их романах тоже присутствует. Это могут быть и отстоящие на несколько столетий сражения между татарами и русскими в «Наличниках» Шляпниковой, и история репрессий в национальных республиках в «Годе порно» Мамаева-Найлза. Но само действие разворачивается во время, которое авторы застали сами. Единственное заметное исключение — 600-страничная семейная сага «Улан Далай» о донских калмыках-казаках, но написала его Наталья Илишкина, она родилась в 1963-м и поколенчески относится к предыдущей волне.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Местность» в Йошкар-Оле. Источник: страница фестиваля во ВКонтакте

Дарья Благова подмечает другую особенность — переворот в гендерном балансе.  Если в предыдущей волне было больше мужчин, то нынешняя в основном состоит из женщин. В том числе поэтому, отмечает наша собеседница, одной из главных тем становится семейное насилие, а также телесность, осмысленные с женской точки зрения.

В ее собственном «Южном Ветре» героиня с детства отказывается соответствовать представлениям о том, какой должна быть девочка и девушка (при этом больше понимания встречает от папы, а осуждение исходит от матери). В «Под рекой» Аси Демишкевич агрессия со стороны отца выплескивается не только на его жену и двух дочерей, но и, еще более страшным образом, на незнакомых женщин. Бестселлер «Отец смотрит на Запад» Манойло тоже рассказывает о взрослении девочки в патриархальной семье. Сама писательница говорит: «Это феминистский роман, потому что весь он вырос из сцены победы женщины над нечеловеческими по отношению к ней условиями».

Петрова объясняет разницу между писательскими поколениями, сравнивая как раз романы Манойло и Яхиной.

— Роман Яхиной [«Зулейха открывает глаза»] тоже про патриархальное общество и женщину внутри него. Но она показала эти проблемы как проблемы того времени [1930–1946 годов, когда разворачивается действие романа]. Ты увидишь отсылку к нам, только если сильно захочешь, и я не знаю, вложила ли эту отсылку Яхина, — рассуждает собеседница.

Сравнивая романы Мамаева-Найлза и Идиатуллина, она утверждает, что у молодых авторов появилась и рефлексия о маскулинности.

— Идиатуллин закидывает своих героев в жесткие условия, где им приходится выживать. Но он точно не будет исследовать маскулинность или новую искренность [так, как Мамаев-Найлз], — говорит Петрова.

Цензура и госзаказ

Как государство ограничивает расширение литературной географии, а как стимулирует его

На вопрос о том, что больше всего волнует писателей из разных городов, одна из наших собеседниц отвечает: цензура и самоцензура. Постоянно приходится подстраховываться и думать о том, как бы написать о том, что волнует, но «не слишком явно, не слишком заметно».

Рост интереса к жанрам мистики, сказки, антиутопии наша собеседница тоже связывает с потребностью говорить о современности, но — максимально безопасно.

— Если мы видим в книге высказывание или конкретную отсылку к политическим событиям, мы этот момент [в рецензиях] не подсвечиваем, — признается Екатерина Петрова.

Такое решение литературные критики, которые остаются в России, приняли независимо друг от друга, уточняет Петрова. Цель — защитить авторов от репрессий, поскольку «люди, которые запрещают литературу, читают не книги, а отзывы в интернете». При этом критики нередко оставляют намеки читателям, которые заинтересованы в осмыслении современности, используя обтекаемые формулировки — например, представляя книгу как «срез общества».

Давление распространяется не только на авторов, но и на организации. В 2025 году объявила о закрытии Ассоциация союзов писателей и издателей России (АСПИР), которая организовывала бесплатные образовательные семинары для литераторов из разных городов. Наши собеседники и другие участники литпроцесса связывают это с бывшим министром культуры Владимиром Мединским, который в феврале возглавил Союз писателей России.

Со стороны государства исходит не только давление, но и требования. Наши собеседницы говорят, что организаторов литературных событий часто обязывают проводить мероприятия с «ура-патриотическим» содержанием. Некоторые пытаются отделить их от общей программы — например, рассказывает Петрова, на одном из фестивалей в российском городе «умеренных зетников» поставили в программу «в самое дурацкое время, в самом дурацком месте». Иные стремятся, напротив, объединить на одной площадке разные точки зрения — и провластных спикеров, и тех, кто не высказывался в поддержку войны.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Книжные маяки России». Источник: пресс-служба фестиваля

Государство и близкие к власти корпорации финансирует и поддерживает мероприятия, которые ставят провоенных спикеров в центр программы — например, фестиваль «Книжные маяки». Но поддержку получают и те инициативы, которые к войне отношения не имеют. Например, упомянутый фестиваль «Белый июнь» в Архангельске сотрудничает с пропагандистским обществом «Знание». Ислам Ханипаев из Дагестана и Маргарита Ронжина из Екатеринбурга участвовали как писатели на фестивале «Таврида», который российские власти проводят в Крыму. Вера Богданова в 2023 году получила «Московскую Арт Премию», первый директор которой Иван Лыкошин связан с уголовным делом режиссерки Жени Беркович и драматурга Светланы Петрийчук.

Более того, во многих официальных анонсах тоже по-своему звучит тема исследования локальности: например, в том же Архангельске «талантливых литераторов, разработчиков, сценаристов и художников» приглашали присылать идеи историй о «героях, мечтателях, подвижниках, гениях, коварных властолюбцах» из области. Организаторы позиционировали конкурс как «первый опыт маркетинга регионов через сторителлинг». Как формулирует Екатерина Петрова, «все [в том числе во власти] прекрасно понимают, что нужно развивать что-то еще, кроме сырьевой экономики».

Архангельский конкурс — не единственный пример того, как государство заговорило о культуре в экономических терминах. В 2024 был принят закон «О развитии креативных индустрий», а также продлен национальный проект «Туризм и индустрия гостеприимства», в рамках которого финансируются различные фестивали в городах России. Осмысление локальной идентичности помогает не только отдельным читателям и писателям разобраться с собой, но и крупным структурам — стимулировать туристические и экономические потоки.

Самость и насилие

Почему герои уезжают в столицы и возвращаются на родину

Екатерина Петрова считает, что региональная литература новой волны знакомит читателя «с другой Россией, не витринной», а еще — помогают обрести свою самость в условиях кризиса идентичности:

— Мы уже не global russian, нас мало куда пускают. Мы не русские, потому что это этническая принадлежность, а у нас много других наций и этносов. При этом люди говорят: да, мы вроде как россияне, но не выбирали вот это все. Мы не они, тогда кто мы? Отсюда интерес к корням и [родным] местам.

Книги о «невитринной России» Книги, Писатели, Современная литература, Русская литература, Что почитать?, Литература, Telegram (ссылка), ВКонтакте (ссылка), Длиннопост

Фестиваль «Местность» в Йошкар-Оле. Источник: страница фестиваля во ВКонтакте

Некоторые авторы из нашей выборки пишут о тех местах, где выросли и остаются по сей день, но герои многих книг по сюжету возвращаются в города, откуда сами писатели когда-то уехали в Москву, Петербург или за границу. Вот как объясняет тенденцию Дарья Благова:

— В родном городе я жила в нарративе, что нужно эту жопу каким-то образом покинуть. Было ощущение угнетенности, мрачности, что-то такое южно-готическое. Я даже не ценила тот факт, что из окна моей комнаты всегда были видны поле и большая красивая гора. Ну, какое-то село, мне вообще не нравилось. Я окончила школу с золотой медалью и уехала. И очень быстро, где-то через год, поняла, насколько сильно я на самом деле люблю родину. Все больше хотела вернуться. Это как когда ходишь к терапевту: сначала обижаешься на родителей, не желаешь с ними разговаривать. Потом понимаешь, какие они крутые, что вообще тебя вырастили, испытываешь много благодарности, и новые отношения с ними формируются. Также, мне кажется, с родиной.

Все книги из нашей выборки уделяют большое внимание описаниям местности, но в фокусе — все-таки человеческие проблемы. «Все проявления гетеросексуальных отношений», — так со смехом одна из наших собеседниц отвечает на вопрос о том, на какие темы писать закон не запрещает, но они при этом остаются острыми. Авторы размышляют о принятии и насилии в романтических, семейных, детско-родительских, дружеских связях. Иногда пишут и про квир-отношения, но обычно стараются их замаскировать, используя описания, а не слова-лейблы типа «гомосексуальность» или «лесбиянки». 

Тема насилия в романах нескольких молодых авторов из нашей выборки имеет и еще один неочевидный разворот. Главные герои и героини не только описывают, с какой агрессией сталкивались в собственный адрес, но и обнаруживают в себе самих импульсы, которые их пугают. Вина или ответственность за вторжение в Украину остается за скобками русскоязычной литературы, которая существует в стране в легальном поле и вынуждена считаться с цензурными законами. Но ответственность за агрессию в целом, умение справляться с ней и разрывать цепи, которые передают насилие от поколения к поколению, оформляются как одна из центральных тем.

Показать полностью 9

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги

Антиутопия мертва: "1984" - прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1: Начало

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 1,5: сколько английского в английском социализме?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 2: тоталитаризм и персонажи

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3: шизофрения

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 3,5: "Современный новояз"

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика

Министерство любви.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 5: "Гуманный тоталитаризм" и Итоги Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Но перейдём к задержанию героев и провокациям от полиции мысли и тем самым закроем последний вопрос мироустройства. И зацепим мы тут много чего.

Гуманный тоталитаризм. Мистер Чамингтон, продавший книгу герою, — сотрудник полиции мысли, и, несмотря на весь ужас описываемого героем мира, его и Джулию не арестовали ни когда он купил книгу, ни когда он вернулся, ни когда он и Джулия начали ходить к нему в дом, хотя все разговоры прослушивались. А если верить нашему герою, то сама покупка книги — это уже преступление, караемое смертью. Это вызывает вопросы. Что за гуманный такой тоталитаризм?

Когда его сломали, ему постепенно восстановили человеческие условия, причём лучше, чем они были до заключения. Он начал заниматься спортом и самообразованием, но он безоговорочно капитулировал.

Но самый большой вопрос — это безумные, немыслимые, бесполезные затраты сил, времени и ресурсов на «перевоспитание»?

Т. е. они буквально большую часть попавших в министерство убивают.

Они не становятся мучениками, так как их стирают. Ага. А зачем тогда их перевоспитывать? Н***я тратить время и силы? Чтобы что? Убили, стёрли, и дело с концом.

Возьмем ситуацию с восемьюдесятью пятью процентами общества – с пролами. Идет война, но нет призыва, а единственные упавшие бомбы сброшены правительством – просто чтобы напомнить населению, что идет война. Если товаров потребления не хватает, то это ведь неизбежность военного времени. Зато есть пабы, где пиво продают литровыми кружками, есть кинотеатры, государственная лотерея, популярная журналистика и даже порнография (механически производимая отделом Министерства правды под названием «порносек».) Нет безработицы, денег достаточно, нет деспотичных законов, да и вообще никаких законов нет. Все население, пролы и партийцы наравне, избавлено от преступности и насилия, существующих в обществе демократической модели. Можно совершенно безопасно ходить ночью по улицам, и вас никто не тронет – за исключением, надо полагать, полицейских машин в духе Лос-Анджелеса. Незачем беспокоиться из-за инфляции. Нет такой существенной проблемы нашего времени, как расовая нетерпимость. Как говорит нам Голдстейн: «В самых верхних эшелонах можно встретить и еврея, и негра, и латиноамериканца, и чистокровного индейца». Нет глупых политиков, нет нелепой подковерной игры, никто не тратит времени на глупые политические дебаты. Правительство эффективно и стабильно. Даже придуманы меры для устранения из жизни застарелых мук, причиняемых сексом и давлением семейных уз. Стоит ли удивляться, что система повсеместно принята. Уинстон Смит с его хитроумной одержимостью свободой говорить, мол, 2+2=4, и его убеждением, что все, кроме него, шагают не в ногу, – нарыв, гнойник, изъян на гладком теле коллектива. Что его следует излечить от безумия, а не распылить на месте как надоедливого москита, свидетельствует о милосердии государства.

Что такое «политический»? Важно отметить, что, как всегда, описания основаны только на предположениях Уинстона, а значит, утверждение, что к уголовникам в лагере отношение лучше, чем к политическим, мало что стоят.

К слову о них. Вот что наши диссиденты понимают под политическими, я осознаю. Это люди, получившие наказание по статье 58 УК (к слову, ничего необычного в ней нет, и она существует в той или иной форме во всех уголовных законах всех стран и даже в современном УК РФ есть, разделённая на несколько статей, уже почему-то никак не выделяемых как особые политические). А вот что в мире без законов подразумевается под политическими, я не пойму. А нам и не объяснят. Вот то, что Уинстон купил книгу, — это политическая статья?

Личность героя. Мы можем понять, что он все тот же мелкий ублюдок, что и в детстве, он говорит о любви к Джулии, но его волнует лишь его шкура, он не переживает о ней и не думает, а думает о том, что ему принесут бритву и он легко отделается.

Хотя я более чем уверен, что у этого слизняка не хватило бы духу даже для такого трусливого и дурного, но все же поступка, как самоубийство. Благо он и сам это осознает.

При этом Уинстон-то тут за дело. Да, каждый должен был признаться в длинном списке преступлений — в шпионаже, вредительстве и прочем. Признание было формальностью, но пытки — настоящими. А ещё настоящими были действия, на которые подписался Уинстон.

Опять давление на эмоции. Сосед по камере посрал в ведро, и стояла вонь. Ужасно нецивилизованно. За то, что умирающему от голода дали хлеб, наказание. А этот умирающий готов продать всё и вся, но не попасть в комнату 101.

Пытки. Далее. Условия в Министерстве любви не курорт, но там есть какое-то пространство и свет. Как по мне, тёмная, холодная дыра в земле полметра на два хуже, но обе вещи не сахар.

Пытки страшные, но это пытки ради пыток, совмещённая с доведённой до абсурда тактикой хорошего и плохого полицейского. Вся сцена с электричеством, вероятней всего, аллюзия на карательную психиатрию. И цель всего этого — сломать бунтовщиков, чтобы они не стали символами сопротивления и мучениками. В мире, где партия контролирует всё. Где она переписывает историю и просто стирает сам факт существования человека. Зачем столько усилий?

Солипсизм. Я не могу с этих разговоров. Это безумие чистой воды.

Мы — жрецы власти, — сказал он. — Бог — это власть. Но что касается вас, власть — покуда только слово. Пора объяснить вам, что значит «власть». Прежде всего вы должны понять, что власть коллективная. Индивид обладает властью настолько, насколько он перестал быть индивидом. Вы знаете партийный лозунг: «Свобода — это рабство». Вам не приходило в голову, что его можно перевернуть? Рабство — это свобода. Один — свободный — человек всегда терпит поражение. Так и должно быть, ибо каждый человек обречен умереть, и это его самый большой изъян. Но если он может полностью, без остатка подчиниться, если он может отказаться от себя, если он может раствориться в партии так, что он станет партией, тогда он всемогущ и бессмертен. Во-вторых, вам следует понять, что власть — это власть над людьми, над телом, но самое главное — над разумом. Власть над материей — над внешней реальностью, как вы бы ее назвали, — не имеет значения. Материю мы уже покорили полностью.

На миг Уинстон забыл о шкале. Напрягая все силы, он попытался сесть, но только сделал себе больно.

— Да как вы можете покорить материю? — вырвалось у него. — Вы даже климат, закон тяготения не покорили. А есть еще болезни, боль, смерть…

О’Брайен остановил его движением руки.

— Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность — внутри черепа. Вы это постепенно уясните, Уинстон. Для нас нет ничего невозможного. Невидимость, левитация — что угодно. Если бы я пожелал, я мог бы взлететь сейчас с пола, как мыльный пузырь. Я этого не желаю, потому что этого не желает партия. Вы должны избавиться от представлений девятнадцатого века относительно законов природы. Мы создаем законы природы.

— Как же вы создаете? Вы даже на планете не хозяева. А Евразия, Остазия? Вы их пока не завоевали.

— Не важно. Завоюем, когда нам будет надо. А если не завоюем — какая разница? Мы можем исключить их из нашей жизни. Океания — это весь мир.

— Но мир сам — всего лишь пылинка. А человек мал… беспомощен! Давно ли он существует? Миллионы лет Земля была необитаема.

— Чепуха. Земле столько же лет, сколько нам, она не старше. Как она может быть старше? Вне человеческого сознания ничего не существует.

— Что такое звезды? — равнодушно возразил О’Брайен. — Огненные крупинки в скольких-то километрах отсюда. Если бы мы захотели, мы бы их достигли или сумели бы их погасить. Земля — центр вселенной. Солнце и звезды обращаются вокруг нас.

Уинстон снова попытался сесть. Но на этот раз ничего не сказал. О’Брайен продолжал, как бы отвечая на его возражение:

— Конечно, для определенных задач это не годится. Когда мы плывем по океану или предсказываем затмение, нам удобнее предположить, что Земля вращается вокруг Солнца и что звезды удалены на миллионы и миллионы километров. Но что из этого? Думаете, нам не по силам разработать двойную астрономию? Звезды могут быть далекими или близкими в зависимости от того, что нам нужно. Думаете, наши математики с этим не справятся? Вы забыли о двоемыслии?

Даже идиот вроде Уинстона называет это солипсизмом. А это он и есть. Если я не видел — значит, не существует.

Мотивы. В прошлом блоке я вас обманул. Конечно, у партии есть мотив. Формальный, но очень продуманный и глубокий (нет).

— Вы правите нами для нашего блага, — слабым голосом сказал он. — Вы считаете, что люди не способны править собой, и поэтому…

Он вздрогнул и чуть не закричал. Боль пронзила его тело. О’Брайен поставил рычаг на тридцать пять.

— Глупо, Уинстон, глупо! — сказал он. — Я ожидал от вас лучшего ответа.

Он отвел рычаг обратно и продолжал:

— Теперь я сам отвечу на этот вопрос. Вот как. Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть. Ни богатство, ни роскошь, ни долгая жизнь, ни счастье — только власть, чистая власть. Что означает чистая власть, вы скоро поймете. Мы знаем, что делаем, и в этом наше отличие от всех олигархий прошлого. Все остальные, даже те, кто напоминал нас, были трусы и лицемеры. Германские нацисты и русские коммунисты были уже очень близки к нам по методам, но у них не хватило мужества разобраться в собственных мотивах. Они делали вид и, вероятно, даже верили, что захватили власть вынужденно, на ограниченное время, а впереди, рукой подать, уже виден рай, где люди будут свободны и равны. Мы не такие. Мы знаем, что власть никогда не захватывают для того, чтобы от нее отказаться. Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть. Теперь вы меня немного понимаете?

Уинстон, как человек утверждает свою власть над другим?

Уинстон подумал.

— Заставляя его страдать, — сказал он.

— Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную?

Теперь вам понятно, какой мир мы создаем? Он будет полной противоположностью тем глупым гедонистическим утопиям, которыми тешились прежние реформаторы. Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. Все остальные мы истребим. Все. Мы искореняем прежние способы мышления — пережитки дореволюционных времен. Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства, литературы, науки. Когда мы станем всесильными, мы обойдемся без науки. Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда — запомните, Уинстон, — всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно.

У меня нет ни сил, ни желания самому показывать насколько это тупо. Поэтому:

В подвалах Министерства любви О’Брайен рассказывает Уинстону про мир, который строит партия:

«Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. […] Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. […] Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда – запомните, Уинстон, – всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение от того, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека, – вечно…»

От таких слов у Уинстона в жилах стынет кровь, да и язык прилипает к гортани: он не может ответить. Но нашим ответом может стать: человек не таков, простого удовольствия от жестокости ему недостаточно. Интеллектуалу (поскольку только лишенные реальной власти интеллектуалы способны сформулировать подобную концепцию) требуется многообразие удовольствий. Вы говорите, что опьянение властью становится все острее и утонченнее, но мне кажется, вы говорите об упрощении, и это животное упрощение, в силу логики, подразумевает спад интеллектуальной деятельности, которая одна только и способна поддерживать ангсоц. Удовольствия, по природе вещей, не могут оставаться статичны, разве вы не слышали о сокращении возвратов оптовику? Это то самое статичное удовольствие, о котором вы говорите. Вы говорите, мол, сведете на нет оргазм, но как будто забываете, что удовольствие от жестокости – удовольствие сексуальное. Если вы убьете различие между прекрасным и безобразным, у вас не будет шкалы, по которой будет оцениваться интенсивность удовольствия от жестокости. Но на все наши возражения О’Брайен ответит: «Я говорю о совершенно новом человеке и новом человечестве».

Вот именно. Это не имеет никакого отношения к человечеству, каким мы его знали несколько миллионов лет. Новый человек – это что-то из научной фантастики, своего рода марсианин. Требуется удивительный квантовый скачок, чтобы перейти от ангсоца, метафизика которого коренится во весьма старомодном представлении о реальности, а политическая философия связана с привычным тоталитарным государством, к «человеку властному», или как там еще будет называться новая сущность. Более того, этот предполагаемый мир «топчущих и растоптанных» придется совместить с неизменными процессами государственного управления. Хитросплетения государственной машины едва ли совместимы с картинами – не обязательно безумными – изысканной жестокости. Удовольствие власти в значительной степени связано с удовольствием правления, а именно с моделями и способами навязывания индивидуальной или коллективной воли управляемым. «Сапог, топчущий лицо человека, – вечно» – метафора власти, но еще и метафора внутри метафоры. Внимая красноречивым славословиям мечте ангсоца, Уинстон Смит думает, что слышит голос безумия, – голос тем более ужасающий, что от него кольцо сжимается вокруг его собственного душевного здоровья: на такое способна только поэзия, которая на первый взгляд кажется безумием. О’Брайен поэтизирует. Мы, читатели, испытываем дрожь ужаса и возбуждения, но мы не воспринимаем стихотворение всерьез.

Мы все знаем, что ни один политик, государственный деятель или диктатор не ищет власти ради самой власти. Власть – это положение, острие, вершина, присвоение контроля, который, будучи тотальным, приносит удовольствие, которое есть награда власти – удовольствие выбирать, будут тебя бояться или любить, будешь ты причинять вред или творить добро, погонять или давать передышку, терроризировать или одарять благами. Мы распознаем власть, когда видим возможность выбора, не ограниченного внешними факторами. Когда власть проявляется исключительно через зло, мы начинаем сомневаться в существовании выбора и, следовательно, в существовании власти. Высшая власть, по определению, принадлежит богу, и эта власть показалась бы несуществующей, если бы ограничивалась сосланием грешников на муки ада. Любой Калигула или Нерон распознается как временное отклонение, которое не способно удерживать власть долго, которое не может выбирать, а может только разрушать. Злые мечты маркиза де Сада порождены неспособностью достигнуть оргазма обычными способами, и мы соглашаемся, что у него нет иного выбора, кроме как прибегнуть к хлысту или обжигающей яичнице. Он представляется более логичным, чем освобожденный от потребности в оргазме садизм О’Брайена. О’Брайен говорит не о власти, а о плохо изученном заболевании. В силу своей природы заболевание либо убивает больного, либо излечивается. А если этот феномен не болезнь, а новая разновидность здоровья для новой разновидности человечества – пусть так. Но мы принадлежим к старой разновидности человечества, и новая нас не слишком интересует. Убейте нас, бога ради, но давайте не будем делать вид, что нас уничтожает реальность высшего порядка. Нас просто рвет на части тигр или распыляет марсианский луч смерти.

Реальность – внутри коллективной черепушки партии: внешний мир можно игнорировать или формировать согласно ее воле. А что, если подведет электричество, питающее машину пыток, что тогда? Ах так, значит, электричество все-таки каким-то таинственным образом вырабатывается? Что, если закончатся запасы нефти? Способен ли разум утверждать, что они еще достаточны? Науки не существует, поскольку эмпирический метод мышления объявлен вне закона. Технологический прогресс направлен на изготовление оружия или устранение личной свободы. Неврологи ищут средства от оргазма, и следует предположить, что психологи изыскивают все новые способы убить удовольствие и усилить боль. Никакой превентивной медицины, никакого прогресса в лечении болезней, никакой пересадки органов, никаких новых лекарств. Взлетная полоса I беззащитна перед любой неизвестной эпидемией. Разумеется, болезнь и смерть отдельных граждан не имеют большого значения, пока процветает коллектив. «Индивид – всего лишь клетка, – сказал О’Брайен. – Усталость клетки – энергия организма. Вы умираете, когда стрижете ногти?» Однако этот хваленый контроль над внешним миром неминуемо покажется ограниченным, когда неизлечимое заболевание попросит разум выйти вон, дескать, он пережил готовность тела цепляться за жизнь. Разумеется, логично предположить, что тела могут вообще исчезнуть, и Старший Брат окажется в роли Церкви победившей, то есть души или статика душ навечно переместятся в эмпиреи, где не будет плоти, чтобы ее хлестать, и нервов, чтобы заставить орать от боли.

Природа, если ее игнорировать или дурно с ней обращаться, имеет обыкновение проявлять свое недовольство, как некогда напоминала нам реклама маргарина. Загрязнения окружающей среды, как утверждает партия, не существует. Природа отчетливо не согласна. От землетрясений при помощи двоемыслия не отмахнешься. Коллективный солипсизм воплощает гордыню, которую боги естественного порядка вещей быстро накажут неурожаями и эндемическим сифилисом. Оруэлл писал в эпоху, когда атомной бомбы боялись больше, чем разрушения окружающей среды, а потому ангсоц берет свое начало в более ранний, уэллсовский период, когда природа была инертной и податливой, и человек мог делать с ней, что вздумается.

Даже процессы лингвистических изменений – аспект природы, они происходят бессознательно и, как представляется, автономно. Нет гарантии, что созданный государством новояз сможет процветать, не подвергаясь воздействию постепенного семантического искажения, мутации гласных или влиянию более богатого старояза пролов. Если выражение «плюс плюсовый нехороший» или (с макбетовским привкусом) «плюс плюсплюсовый нехороший» применить к плохо сваренному яйцу, потребуется кое-что покрепче для обозначения головной боли. Например, «небольшебратный неангсоцный плюс плюсплюсплюсовый нехороший». «Старшебратный» – в качестве усилительного – может быть столь же нейтральным, как «чертовский». Старшего Брата как единственное божество можно поминать, когда ударишь молотком по пальцу или попадешь под дождь. А это неминуемо его умалит. Уничижительные семантические изменения – обязательная составляющая истории любого языка. Но мы имеем дело с новой разновидностью человека и новой разновидностью реальности. Не следует строить домыслы о том, что не может происходить здесь и сейчас.

«1984» следует воспринимать не только как безделицу в духе Свифта, но и как расширенную метафору предчувствия. Как проекция возможного будущего оруэлловская картина имеет исключительно фрагментарную ценность. Ангсоц не может возникнуть, это нереализуемый идеал тоталитаризма, который неполноценные человеческие системы всего лишь неуклюже имитируют. Это метафорическая власть, которая существует вечно, а роман Оруэлла все еще остается апокалиптическим сводом наших худших страхов. Но откуда у нас эти страхи? Мы так чертовски пессимистичны, что нам почти хочется возникновения ангсоца. Нас пугает государство… всегда государство. Почему?

Далее у Бёрджесса идут рассуждения о Бакунине, анархизме и связи Оруэлла с анархистами. Занимательно и интересно, но не к цели нашего разговора. А вот вопросы, которые в этом блоке поднимает Бёрджес в этом куске, правильные. И, как известно, правильный вопрос — половина ответа, вот только ответа нет.

Выводы.

Как я все это время говорил, антиутопия должна критиковать тенденции настоящего. Экстраполировать их. И показывать, как мир пришел к этому. Вопрос «как» всегда тянет за собой вопрос «зачем». И у «1984» проблемы с обоими вопросами.

Нам не говорят, как этот мир стал таким, и нет даже способа этого предположить. Более того, в этом нет смысла.

Ну давайте мы предположим, что можно заставить всех думать, что 2+2=5, когда это нужно, и сразу же заставить думать, что 2+2=4, когда это требуется. Я не знаю как, но предположим. Вопрос: зачем?

Зачем прикладывать столько усилий, чтобы заставить весь мир думать так, как вам нужно, в противовес реальности, но при этом исходить из реальности, когда этого требует ситуация?

Зачем? Это может понадобиться только в мире «1984», но проблема в том, что мир «1984» может быть построен, только если реализовали такую систему. Это просто усложнение того, что решается намного легче. Легче не говорить, что у вас есть союзник вообще. Или сказать, что бывший союзник вероломно нанёс удар в спину. У вас информационная гегемония.

Как художественное произведение.

Подробно об этом тут: Джордж Оруэлл: Литература и тоталитаризм. Часть 4 "1984"

Но если кратко, Оруэллу не выдали талон на хороший текст, грамотные художественные приёмы и драматургию. По порядку.

Мне нравятся эссе Оруэлла, я спокойно воспринимаю «Скотный двор» и мне кажется, что он написан неплохо, но я не переношу то, как написан «1984».

Текст — несвязная шизофазия, где автор противоречит сам себе, и это не художественный приём или, во всяком случае, не только он. Главного героя как будто мотает по параллельным вселенным, где в устройстве мира есть небольшие различия, но то, что везде ад, остаётся неизменным. Даже в самом начале книги — Уинстон говорит, что за людьми всегда следят экраны, при этом у него есть ниша, в которой его не видно, и никого, в том числе самого Уинстона, не смущает, что, когда он в неё заходит и что-то делает там несколько часов (ещё раз, объект постоянного наблюдения в течение нескольких часов вне поля наблюдения), никто не бьёт тревогу, да его в первый же день должны были забрать в Министерство любви.

Герои — тухлые. Образы примитивные. Из художественных приёмов только примитивный удушающий на вашу эмпатию: везде разруха, гниль, грязь, отвращение и болезнь.

Как итог, с художественной точки зрения «1984» очень слаб. Он слаб с точки зрения техники писательского ремесла; сюжетный костяк, с большой долей вероятности, позаимствован из замятинского «Мы»; антитоталитарный посыл ослабевает из-за излишней гиперболы, превращающей предупреждение в страшную, но нереалистичную сказку; и в довершение ко всему, главный герой просто отвратителен, и сопереживать ему сложно.

Как антиутопия

А вот этот вопрос очень сложный и спорный. Как всегда возвращаемся к самому началу цикла.

Т.е. хорошей антиутопией я буду называть ту, которая:

1) Определяет происходящие во время её написания процессы, качественно описывает и критикует их возможное развитие. В идеале, если в истории можно будет найти достаточно приближенные к описываемым автором ситуации.

2) Создаёт грамотный и непротиворечивый мир, в котором понятно как такое мироустройство было создано, функционирует, поддерживается и воспроизводится.

3) Оказала серьёзное влияние на жанр и культуру в целом.

Первый же пункт вызывает вопросы. Предмет критики тут очевиден – тоталитаризм. Очевиден не для всех, так как критикуется тут не американский тоталитаризм, не британский, не советский. Тоталитаризм вообще, в вакууме.

Дополнительные предметы критики – резкая смена политики собственного государства Оруэлла и переписывание истории.

Но реализация убивает предмет. Переборщив с гиперболой, Оруэлл создаёт клоунаду, она не пугает, она вызывает неверие и нервные смешки. Антиутопия может, а иногда и должна доводить до абсурда критикуемые объекты, но тут большой перебор с этим – в этот мир просто невозможно верить.

Второй пункт я даже комментировать не буду. Всё очень плохо. Единственное, что я добавлю – это то, что «1984» нарушает негласное правило хорошей антиутопии, о которой я говорил – не может быть, чтобы плохо было всё. Должны быть положительные элементы.

И вот у нас спорный первый пункт, провальный второй, а третий… работает за четверых.

Как я говорил во введении, всё, о чём говорилось в этом цикле до – это очень важно, но не так, как творение Оруэлла, потому что если в современном мире разбирают антиутопию, её в 9 из 10 случаях будут разбирать на примере или сравнивая с «1984», если создают антиутопию или произведение с элементами антиутопии, то оно, скорее всего, будет перефразом «1984». Это самая влиятельная классическая антиутопия.

Итоги.

В отличие от Уэллса и Замятина, Оруэлл подошёл к рассматриваемому вопросу только с этической и моральной точки зрения, проигнорировав материальные основы. Мир как таковой отсутствует.

Я уже много раз говорил, что лучшие антиутопии — те, в которых и персонажи внутри мира, и читатель видят плюсы — тут их нет.

«1984», на мой взгляд, плохая антиутопия и плохое художественное произведение, которое «случайно» (на самом деле нет, это результат некоего кредита доверия к автору, продвижения в том числе по политическим мотивам, того факта, что нереалистичность мира, его гротескность позволяет использовать его как маркер и клеймо, а главное, получив культовый статус, произведение начинает само себя раскручивать) стало культовой и самой влиятельной, определяющей жанр антиутопией.

С другой стороны, я не могу отрицать некоторой искренности Оруэлла. Он, в отличие от многих, был честен в этой книге (вот в своём списке он честен не был). Он боялся тоталитаризма настолько, что готов был служить другому тоталитаризму. И этот страх и отчаяние запечатлелись в романе.

Итак, поздравьте меня, это был самый сложный текст в цикле. Дальше должно быть проще. Но если я где-то что-то упустил или выразился сумбурно и у вас остались вопросы — милости прошу в комментарии, также можете предполагать, какая работа будет рассмотрена следующая в цикле (это ни разу не байт на активность в комментариях). А я пойду писать следующее эссе, как и в прошлый раз, скорее всего, возьму небольшой перерыв в цикле и напишу парочку небольших простеньких эссе на отвлечённые темы.

Показать полностью 1
9

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика

Предыдущая часть
Итак, мы закончили с бытовой шизофренией и философией. Пора переходить к мироустройству и геополитике.

Итак, основная проблема в том, что описанию старых проституток уделено больше внимания, чем описанию мира. Вся информация о мире, которую мы имеет, исходит из книги Голдстейна.

Мировосприятие Уинстона весьма приземлённое и касается в основном той самой бытовой шизофрении, при этом, как уже отмечалось ранее, все его слова можно и нужно подвергать сомнению, так как он сам по себе не очень стабильная личность, так ещё и с лёгкой руки автора он сам подвергает сомнению достоверную для нас информацию (да, это разумно, но мы из его опыта не можем, как и он сам, вычленять показательные и истинные элементы из случайной шушары). Всё, что мы может вывести из его наблюдений, – это же мир симулякров. Весь мир – спектакль: войны трех сверхдержав, Голдстейн, ограничения, которые позволяют нарушать, законы без законов…

Бюрократия везде. Даже порно от государства, но только для пролов. Правда, если это не вредит партии, обходи эту бюрократию как хочешь, а если ты прол, так на тебя вообще плевать.

Дети звереют. Разведчики, скауты, пионеры – называйте как хотите – зло, потому что прививает детям идеологию (разумеется, зло, потому что идеология неправильная, а так этим занимаются все, и это называется общественное воспитание). Вот только Уинстон и до ангсоца был сволочным ребёнком.

Публичные казни военнопленных (к слову, где-то тут Оруэлл открыл для себя готтентотскую мораль и крайне ей удивляется). Хотя нам чётко показывали, что не все это разделяют, на примере в кинотеатре.

Короче, толку от него ноль. То ли дело «Книга Голдстейна». Тут стоит сказать важную вещь – эта книга тоже недостоверна, так как её буквально подкинула полиция мыслей, но дело в том, что другой у нас и нет. Вот такой прекрасно проработанный у Оруэлла мир, который многие хвалят, что мы должны или верить информации, достоверность которой внутри мира неопределённа, или признать, что Оруэлл написал антиутопию, в которой никак не описал мироустройство, что равно признанию «1984» провальной как антиутопии (т. е. выбирайте плохо описанный мир или никак не прописанный мир, оба варианта для антиутопии плохи).

Итак, книга Голдстейна появляется уже за половину истории и буквально чуть-чуть раскрывает устройство мира.

Причины войны.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Взял отсюда: https://blogs.mediapart.fr/gabas/blog/090116/now-truth-emerg...

Итак, в мире есть три сверхдержавы. Причём нам прямо говорят, что две страны защищены географически, а третья, Остазия, — трудолюбивостью населения (чтобы это ни значило). Все три страны автаркии! Экономические причины войны устранены, и война идёт за территории, где живёт 1/5 населения... (Более того, они не имеют границы, где все или хотя бы 2 страны сходятся.) Т.е. 80% населения живёт на постоянной основе в 3 державах (о населении потом скажем).

И вот нам в одном предложении говорят, что страны невероятно огромные и могут произвести и добыть всё на своей территории, т. е. автаркии. Даже прямо говорится, что они в войне не заинтересованы. А через предложение уже война идёт не только за население, но и за редкие ресурсы, такие как каучук, который в холодных странах, а что важно, у всех трех сверхдержав имеются тропические и экваториальные территории, приходится синтезировать.

Так всё же есть экономический интерес или нет?

А ещё через абзац оказывается, что цель войны — израсходовать потенциал машины, не повышая уровень жизни.

Ещё раз, если вдруг кто не понял. Вот есть станок. Он может производить стулья, а может производить стволы винтовок. Первый вариант повышает уровень жизни, производит товары общественного потребления, одним словом, хороший. Второй не повышает уровень жизни и приносит пользу лишь в условиях войны либо в случае, когда война крайне вероятна в обозримом будущем. Но в целом, без условий горячей фазы конфликта, бесконечное производство оружия — мёртвый груз. Как можно понять, второй вариант не самый хороший.

Станок может производить только один из этих товаров, более того, он не может производить их бесконечно, так как в какой-то момент выработает свой ресурс. И так как государство в мире «1984» хаотично злое и делает зло не исходя из какой-то выгоды или убеждений, а просто так, для души, то выбор очевиден.

Вечная война, чтобы утилизировать сначала произведённый потенциал, а следом и произведённое им оружие и людей, лишь бы не допустить, чтобы люди жили лучше.

А зачем? Какая финальная цель этого? Шутки шутками, я никого не оправдываю, но государство Оруэлла хуже фашистов. Те творили зверства хотя бы с понятной целью — выкачка ресурсов из покорённых государств. Они прямым текстом говорили, что Европа и Россия — их колонии. Тут же война ради войны, зло ради зла. Никакого прагматизма. Даже ложной цели нет, просто зло ради зла. Не государство, а сказочный злодей какой-то…

А какая экономика-то?

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Ну ладно, делается намёк, что это борьба с кризисом перепроизводства. Решает ли это проблему? Ну, процентов на десять да, а попутно создаёт новые. Каких? Ну, давайте смотреть.

Кризис перепроизводства наиболее характерен для капиталистической системы. Но чтобы не ошибиться и не скатывать в срачи, возьмём более широко.

Кризис перепроизводства – это болезнь, характерная для рыночной экономики (он возможен в плановой экономике, но не столь критичен для неё и не столь типичен, там скорее проблема может быть диаметрально противоположной), в рамках которой господствует товарное производство и существует развитая денежная система.

Это определяет как причины кризиса, так и опасность его последствия.

Если кратко, кризис перепроизводства – это ситуация, когда количество произведённого товара больше, чем количество товара, который могут потребить.

Для плановой экономики он плох тем, что ресурсы потрачены не эффективно и какая-то отрасль недополучила финансирования, что с большой вероятностью приведёт к перекосу: какой-то товар будет в избытке пылиться на складах или пропадать, а какого-то будет не хватать.

Для рыночной экономики ситуация другая: какой-то выгодоприобретатель, производитель товара, мало того что зазря потратил свои ресурсы, так ещё и, что важно, не получит прибыли, да что там, тут бы по себестоимости продать. А снижение цены приведёт к другим долгоиграющим последствиям.

Так вот, исходя из этого, в мире 1984 должно быть общество с рыночной экономикой: олигополия, фашизм в научном значении этого термина, империализм. Тем более что передел колониальных по своей сути территорий под это подходит.

Но в самой книге вечно говорят про какой-то план. Что намекает на то, что экономика тут плановая. Есть нормы потребления и отпуска товаров на лицо, что говорит не о денежной системе, а о талонах.

Таким образом, у нас в Океании плановая экономика с талонами на товары общественного потребления, которая возникла, судя по всему, как попытка бороться с кризисами перепроизводства, характерными для рыночной экономики и денежной системы.

Возникла она вследствие необходимости из-за бесконечной войны, которая была запущена, чтобы избежать этих кризисов, путём утилизации производственных мощностей не на товары потребления, а на оружие.

Т.е. война — это рудимент, который существует по инерции, так как система, для которой был характерен кризис перепроизводства, с которым этой войной боролись, была преобразована из-за этой самой войны и как следствие проблемы с экономикой, и продолжающаяся война существует опять же потому, что злое зло хочет делать зло.

Объективная причина, пусть и мудацкая, устранена уже давно, но так как государство злооое, оно продолжает бессмысленное действо, лишь бы не допустить роста уровня жизни.

Да, оружие вне войны несёт меньше пользы, но остаётся польза предотвращения войны. Автор сам говорит, что отсталые в индустриальном плане государства поработят. Такая же ситуация с недостаточно вооружёнными. Собственно, такой путь автор и описывает, вот только тут критикуется уже плановая экономика. Оказывается, она всегда просчитывается и появляется дифицит. Действительно, традиционно характерная для такого типа экономики проблема.

Вот только... Два вопроса.

Военная экономика всегда плановая и как-то живёт. Дальше Оруэлл очевидно намекает на СССР, в котором никогда, я повторю это ещё раз, не был, но всё же 1984 написан в 1949 году, т.е. Оруэлл видел лишь ленинский и сталинский СССР. В котором экономические проблемы были следствием разрухи после гражданской и второй мировой войны, и то экономика показывала восстановительный рост. Проблем с товарами, вызванными проблемами плана, характерными для позднего хрущевского и брежневского СССР, Оруэлл не видел. На чем основывается его выводы?

Второй вопрос. Если не плановая и не рыночная экономика, так как обе плохи, то что нам нужно? Или в этом случае плановая экономика плоха, потому что реализуется капиталистами? Так в действительности огромные компании неплохо с ней управляются.

Смерть НТП.

Вот это мир! Особенно радует утверждение, что мир до 1914 при его технологическом развитии более бедный, чем мир 1984. Клиника.

Нет, можно, конечно, сказать, что люди в конечном итоге получают меньше, но только по все той же причине, что абсолютно беспричинно злое государство творит злые дела.

О смерти НТП в мире 1984 я вообще в шоке. Особенно когда они говорят, что 50 лет назад оно было более развито:

1) Это вот такое отсталое общество переписывает всю историю, ага. Верим.

2) Автор признаёт, что некий прогресс все же имеет место, не впечатляющий, но есть (опять страница 2 противоречит странице 1).

3) Но большая часть новшеств имеют военное предназначение. Ну так в нашем мире так же. Интернет, ракеты, самолёты и тысячи других вещей появились в первую очередь как военная технология. Че поменялось?

Дальше мы вообще узнаём, что «1984» — это постапокалипсис, ведь в 50-х была ядерная война (кстати, это же уже при Уинстоне, он должен был это помнить).

Ну и да, тут внезапно проявляется критика капитализма (эх, помнит ещё Оруэлл свои социалистические корни). Проявляется она в том, что утверждается, что если бы машина, т. е. производственные мощности, применялись бы на благо общества, что привело бы к устранению неравенства в связи с ликвидацией тяжёлой и низкооплачиваемой работы, то в обозримом будущем наступила бы утопия.

Да что там, даже стихийно она бы подняла уровень жизни. Но проклятый кризис перепроизводства напугал капиталистов, и те начали утилизировать мощности на войну. Т. е. полная занятость без роста благосостояния. Что в теории возможно, если мы производим продукты общественного потребления впритык для воспроизводства рабочей силы. Но причины этого опять — злое зло ради зла.

И через несколько страниц оказывается, что даже сегодня в период упадка обыкновенный человек живёт лучше, чем несколько веков назад. Прямого противоречия нет, но может пригодится. Поля пашут конным плугом — развитие хуже, чем в 1914, но люди живут лучше… Как?

Иерархия.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

А так ли плох этот мир? Ведь тут и плюсы есть. Население не строго стратифицировано — в оба круга партии принимают любого по результатам экзамена в 16 лет. Разумеется, более высшие слои более образованы, а значит, с большей вероятностью попадут наверх. Но это социальный лифт.

С фразы, что движение вверх и вниз по социальной лестнице меньше, чем при капитализме, я проорал в голосину. Всё так. Особенно если речь про капитализм первой половины 20 века и ранее. Смешнее только дополнение, что его меньше, чем и в доиндустриальную эпоху. Это при монархизме получается. Когда даже если ты богаче короля, но ты простолюдин, ты всё ещё простолюдин. Ну да.

Я согласен, что внутри партии перемещения минимальны, но это уже не хуже, чем в приведённых примерах.

Более того, внутри партии нет расизма.

Местных лидеров набирают из местного же населения, что является некой формой самоуправления, что уже уменьшает натиск тоталитаризма.

Централизации, кроме языка, по сути нет.

Но вы ведь помните, что перед нами шизофреничный мир злого зла? А потому забудьте, что вам сказали — самых способных пролов просто ликвидируют. Да, есть экзамен. Да, лидеров набирают из местных. Да, в партии нет наследственной власти. Но самых способных пролов — ликвидируют.

А в чем смысл? Если он может стать отличным исполнителем, зачем его убивать? Тем более что тут есть уточнение, что некоторых всё же берут, но большинство убивают... Почему? Почему не всех? При этом убивают самых способных? Но дорога закрыта практически, т. е. надо брать не самых способных, а средних?

Да, там есть разумная цитата о том, что опасность широких масс прямо пропорциональна уровню образования, которое они получают в связи с экономической необходимостью. Но у вас уже есть единичный потенциально успешный исполнитель или руководитель. Зачем вам от него избавляться? Особенно при условии того, что если не будет другого способа партии собрать наверху самых способных, то она, не колеблясь, набрала бы целое новое поколение руководителей в среде пролов. ЭТО ЦИТАТА.

Они убивают самых способных, берут средненьких, по результатам экзаменов в 16. При этом партия не наследственная, у членов партии нет цели передать власть и положение детям, но они по-прежнему прилагают столько усилий ради... Ради чего? Ааа, ну иерархия ради иерархии.

Индивидуально ни один член партии не владеет ничем, кроме небольшого личного имущества, коллективно партия владеет всем.

Ага, а где номинально и фактически это не так?

Ну и дальнейший твист меня просто рвёт. Смотрите. Пролы живут ужасно, полностью в дерьме. Члены внешней партии тоже, но у них уши торчат. Члены внутренней партии тоже, но по пояс. Внимание, вопрос. А кто ограничивает членов внутренней партии? Они сами себя? Зачем? Они друг друга? Ну тут вопрос только достаточно большого сговора, чтобы взять власть. Тем более что внутренняя партия мала, о чем прямо говорится. Ааа, оказывается, внутренняя партия сама в истерии и ненависти к врагу. Оказывается, она сама верит в эту чушь, которую несёт для народа. Эммм. Они идиоты? Они буквально знают настоящее положение дел. Если только не существует «внутренняя внутренняя партия». Но тогда все претензии просто переносятся на уровень вверх. До тех пор, пока не оказывается, что всей этой фигней страдает пара человек.

Один из которых Старший Брат. Важный вопрос, кто он и чем вдохновлён. Для начала – альтернативное мнение Бёрджесса, я допускаю, что это источник вдохновения, но суть, как мне кажется, проще.

Вы хотите сказать, что «1984» всего лишь комическая картина Лондона конца Второй мировой войны?

В целом, да. Взять хотя бы Старшего Брата. Мы наслышались про Старшего Брата. Реклама «Заочного колледжа Беннетта» шла во всех довоенных газетах. Там вы видели папашу Беннетта, симпатичного старикана, проницательного, но добродушного, который говорил: «Позвольте буду вам отцом». Затем появлялся перенять бизнес Беннетт-сынок, брутального вида тип, который говорил: «ПОЗВОЛЬТЕ, БУДУ ВАМ СТАРШИМ БРАТОМ».

Начинаем копать:

Skerry’s in Edinburgh was founded in 1878, concentrating on tuition for civil service exams; University Correspondence College (UCC), Cambridge, founded in 1887; H. Foulks Lynch and Co in 1884 concentrating on accountancy; Chambers in 1885, and the Diploma Correspondence College/ Wolsey Hall College, Oxford, in 1894. Subsequently, a multiplicity of correspondence colleges were established, including the Bennett college, in Sheffield[19] in 1900, the International Correspondence School in 1901, a US off-shoot specialising in engineering courses, the Metropolitan College in London in 1910, and Rapid Results College in 1928.

19. http://jsbookreader.blogspot.com/2008/03/predictions.html.

(с) A History of Higher and Professional Correspondence Education in the UK

Stephen A. Hunt

Перейдя по ссылке вы найдёте это:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

На сайтах, где жители и историки Шеффилда копают историю своего региона (https://www.sheffieldhistory.co.uk/forums/topic/11266-bennett-college/?showtopic=6871"), удалось найти это:

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Наличие этой рекламы подтверждается и иными исследованиями: http://www.glias.org.uk/news/182news.html

Но вот упоминаний или тем более изображений рекламы уже с «братом» нигде найти не получается. Так что тут нужно только верить или не верить на слово. Однако стоит отметить, что никаких причин для того, чтобы выдумывать, у Бёрджесса вроде как нет.

Но если говорить о том, что, безусловно, имеет место в образе Старшего Брата, то это тот момент, когда нужно поговорить о вождизме.

В 19 и 20 веках была тенденция, если не сказать мода, на вождизм. Сейчас этот термин не в чести, но в целом в нём нет ничего плохого. Это практика, при которой во главе государства находится сильный и авторитетный лидер, вокруг которого выстраивается политическая система. Это не плохо и не хорошо. Это имеет свои плюсы и свои минусы, но в современном мире вызывает вой ущемлённых. В мире 19-20 веков сильный и несколько авторитарный лидер, способный прогнуть под себя некоторые решения, был нормой. Сталин в ручном режиме регулировал некоторые сферы, Черчилль продавливал ленд-лиз (да, с оговорками, но в то время были сильны мнения о том, что нужно стоять и смотреть), Рузвельт во время Великой депрессии чуть ли не один против всех доказывал необходимость вмешательства государства в экономику (в то время большинство считало, что депрессия затягивается из-за того, что Рузвельт начал вмешиваться, и если бы не это, то рыночек бы всё уже давно порешал) и реализовывал её. Была мода на сильного лидера. Лидер был символом, власть и правительство отождествляли с лидером, его рисовали на плакатах. И эта общая, но весьма авторитарная тенденция, как мы видим, очень не нравилась Оруэллу. И Старший Брат — олицетворение этого вождизма, доведённое до финала. Даже непонятно, а был ли он, не говоря о том, жив ли он сейчас, — он образ, за которым стоит группа властолюбцев, использующих этот образ, чтобы уменьшить удар по себе и снизить внутреннюю грызню.

Теория революции по Оруэллу.

Внутреннее устройство Океании туманное, как туман. Поэтому давайте попробуем хотя бы разобраться, как мир пришёл к этому ужасу и как он воспроизводится. Надеюсь, у нас получится (нет).

Оруэлл рассказывает упрощённую теорию революции. Есть три класса: высший, средний и низший.

Цель высших — остаться на месте.

Цель средних — поменяться с высшими.

Цель низших, если она есть, так как низшие всегда подавлены, — создать общество равных.

Рано или поздно средние при поддержке низших занимают позицию высших.

И сталкивают низших обратно. Из всех них формируются новые средние, и всё повторяется. Только низшие никогда не достигают целей.

Давайте предположим, что это так.

Автор называет 4 причины падения высших, и отсюда вопрос: а чем Океания не подходит под них? Ладно, уверенность в себе они не потеряют (вообще дурацкая формулировка, но ладно). В среднем звене есть много недовольных. Партия правит ужасно, и есть поводы для поднятия восстания низшими. А этим воспользуются внешние враги.

Но рука автора рисует эту позицию непоколебимой, а значит, так и будет.

Но ладно, мы «разобрались» с внутренним устройством (нет, не разобрались, нам не объяснили ни как действует этот мир, ни как он образовался, ни как самовоспроизводится. Об этом мы можем только гадать). Че там по геополитике?

Триполярный мир.

Оруэлл рисует нам, мир с тремя центрами силы и говорит что 1) их силы равны; 2) одна страна не может быть уничтожена силами 2 других.

Всё. Уже на этом моменте всё рушится.

Во-первых, если есть три равные силы. Три условные единицы, то нельзя сказать, что союз двух из них (1+1) не будет сильнее оставшейся силы (1). И да, из-за недоверия будут перегруппировки и предательства, но само утверждение, что одна страна не может быть уничтожена силами 2 других, при условии что они равны – бред.

Далее, мир всегда стримиться к биполярности (Понятное дело, что Оруэлл писал всё с Китая, США и СССР, хотя тогда ещё сложно было представить, что СССР и Китай разойдутся, причём до состояния открытой вражды). В упрощённом виде (разумеется на практике всё сложнее) это самая устойчивая конфигурация. Структурно различаются только миры с одним центром, двумя, тремя и более чем тремя.

Миры с более чем тремя центрами, будут различными путями (союзы и войны) сокращать их количество, стремясь к другим вариантам.

Триполярный мир – это мир в преддверии того, как два заминают и сожрут третьего.

Из монополярного мира рано или поздно попытается выделиться второй полюс силы для всех униженных и оскорблённых.

И всё в общем виде стремиться к двум полюсам. Равносильным, которым нет с кем сговариваться (да, могут выделяться третьи стороны, или одна сторона в итоге каким-то образом победить вторую, но как я и говорил ранее – это временные состояния, которые так или иначе будут стремиться к тому, чтобы вновь установить биполярный мир).

Ну а если посмотреть на конкретно мир Оруэлла. Вот несколько карт, которые рисуют любители в интернете на основе описаний из книги.

Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл
Антиутопия мертва: «1984» — прочитайте уже другую книгу, или хотя бы прочитайте эту. Часть 4: Книга Голдстейна: мироустройство и геополитика Цитаты, Эссе, Спойлер, Обзор, Рецензия, Обзор книг, Антиутопия, Литература, Длиннопост, Скриншот, 1984, Джордж Оруэлл

Первое, что мы видим, — тот факт, что Остазии, ну как бы так помягче сказать… п****ц. Она самая маленькая, она со всех сторон окружена врагом, у неё есть большая граница с Евразией, а единственное, что её оберегает, — трудолюбие граждан. (При этом, учитывая, что в 1948 году не было причин для выделения Китая в отдельную силу, есть только две причины для выделения Оруэллом триполярного мира: чтобы не как в реальности с биполярным разделением; предположение о том, что леваки не могут не делиться (в целом правда, особенно троцкисты, с которыми связан Оруэлл, но в целом левые силы часто делятся и раскалываются, слишком часто).

Кстати о гражданах. Население.

Во внутренней партии ~6 млн. членов, что равно ±2% населения Океании. Пролов, как мы помним, 85%. Проведём нехитрые расчёты, и мы получим 39 млн. служащих внешней партии и 255 млн. пролов. Сумма: ~300 млн. человек.

Вернёмся к карте и оценим размер страны и её население.

А дальше предположим, что население остальных стран сопоставимо, ладно, Остазия исторически более населена, так что возьмём в 1,5 раза больше.

300000000+300000000+450000000=1050000000, что, как мы помним, – 80% населения, а всего в мире будет ~ 1312500000 человек (разумеется, значения неточные). На 200 миллионов меньше, чем было в 1900-м году. В 1940-х было уже около 2,3 млн. А в реальном 1984-м – 4,7 млрд.

Даже с учётом вечной войны цифра Оруэлла странная. Если война давно перестала быть такой ужасной, то даже с учётом ядерной войны за эти десятилетия население должно было восстановиться и пойти в рост (для сравнения, СССР после Великой Отечественной войны понадобилось 10–15 лет для того, чтобы вернуться к довоенной численности населения, Германия, которая понесла гораздо меньшие потери, также восстановила численность за десятилетие). Но в мире Оруэлла, в 1984 году, население Океании всего на треть больше, чем сумма населения США и Британии в родном для Оруэлла 1948 (~200 млн.), добавьте туда население занимаемых Океанией Бразилии, Аргентины и Канады и получите аналогичное население (Оруэлл просто сказал, что спустя 40 лет население останется на той же отметке, а если рассматривать все территории, то оно ещё где-то на четверть уменьшилось).

А если война продолжает значительно снижать население, то это, конечно, объясняет общую бедность населения, но подрывает тезис о непобедимости сверхдержав и вызывает сомнения в численности.

Слишком большая территория для такого маленького населения, а учитывая, что сельское хозяйство, как можно понять из книги, хотя в ней мало что можно понять, работает не огромными масштабами, то получается, что большая часть этих территорий – пустошь, возможно, радиоактивная (но уж точно не вся территория – большие города вполне, но заражение всей территории мало того, что маловероятно, так ещё и бессмысленно).

А теперь у нас с вами кроссовер между блоками «Шизофрения», «Население» и книгой Голдштейна. Смотрим:

1. Одна из причин войны, что бы там ни говорили – захват рабочей силы.

2. У Океании дох… много, очень много пространства.

Значит, нужно стимулировать рождаемость. Это не повлияет на уровень жизни, просто раньше 99% производственных мощностей утилизировались в войну, а 1% обеспечивал минимальный уровень жизни 300 млн человек, а будет так: 95% производственных мощностей утилизируются в войну, а 5% обеспечивают минимальный уровень жизни 1 млрд человек. Так? Не так!

Молодёжный антиполовой союз (В очередной раз поговорим о морали). Партия хочет больше рабочей силы. И хочет искоренить любовь и семью. Поэтому они превращают секс в обязанность для увеличения численности людей, без романтики и любви? Ликвидируют институт семьи, забирая детей в государственные образовательные учреждения? Нет. Они зачем-то сохраняют семьи и продвигают целибат в партии.

Давайте вновь обратимся к Бёрджессу:

Как выглядит расстановка сил в современном мире в сравнении с вымыслом Оруэлла?

Совершенно иной. Сверхдержавы появились, но оказалось, что им не так просто осуществлять контроль над меньшими государствами. Малые государства не были поглощены крупными. Послевоенная эпоха была отмечена духом регресса, отделением бесчисленных бывших колоний, возникновением своры независимых диктатур, олигархий и истинных демократий. Верно, сейчас много говорят о сферах влияния, взаимопроникающих системах и так далее, но не существует огромных централизованных блоков оруэлловской модели, которые имели бы сходную идеологию...

Господи ты Боже! Но вы должны признать, что в основных чертах пророчество Оруэлла сбылось. Америка, Россия и Китай вполне могут сойти за три кошмарных сверхгосударства, вооруженных до зубов и готовых напасть друг на друга.

Но ведь они не нападают. Не было никаких откровенных столкновений. Да, словесные баталии, но никаких ядерных атак на Нью-Йорк, Москву или Пекин.

...в среднем две небольших войны в год....

А на мой взгляд, прямые столкновения очень даже имели место, взять хотя бы корейский инцидент 1953 года или историю с ракетами на Кубе в 1962-м.

Но выдвинутое Оруэллом предположение (и он тут был не одинок), что за ядерной войной последует соглашение вести постоянную, но ограниченную войну обычными вооружениями, как будто осталось далеко в прошлом…

Не столько невинны, сколько проницательно понимают, как далеко они могут зайти. И как далеко позволит им зайти их экономика. Кстати, интересно отметить, что оруэлловские экономические предпосылки войны в эпоху ядерной бомбы не сработали. Я говорю про растрату продукции промышленного производства на военные цели, чтобы поддерживать низкий уровень жизни. Сама идея берет свое начало в нацистской Германии: пушки вместо масла... Словно бы межконтинентальная ракета и цветной телевизор находятся в одной и той же области экономической экспансии. В современную эпоху нельзя разделить два вида технологического прогресса – тот, что несет смерть, и тот, что якобы улучшает жизнь. И действительно, отчасти эту эпоху можно охарактеризовать в терминах синтеза этих двух: уютный вечер у телевизора с войной во Вьетнаме в качестве хроматического развлечения. Американские военные эскапады идут рука об руку с радостями потребительства. Ничего оруэлловского тут нет.

Итог по книге Голдстейна.

Вся информация о мире «1984» получена от ненадёжного рассказчика. Это или немногочисленные слова (притом что «1984» на треть больше по объёму, чем «Мы», внимание мироустройству там столько же, если не меньше) самого главного героя, который немножко сумасшедший, или книга, написанная спецслужбами для ловли на живца от лица оппозиционного политика в изгнании, т. е. заинтересованными лицами в конкретных целях (и это не описание мироустройства) от имени другого заинтересованного лица. Почитайте, что обычно политическая иммиграция пишет про положение дел в стране, которую они покинули, и поймите, что там лжи в лучшем случае половина. Мы можем или считать, что это ложь, и тогда Оруэлл никак не описал мир, или принять эту информацию за правду, и тогда Оруэлл описал мир так, что лучше бы не описывал, так как в этих объяснениях каждое слово противоречит двум другим, каждое утверждение опровергается одним или несколькими утверждениями в соседнем предложении (например, утверждается, что все три страны — автаркии, утверждается, что они могут создать или добыть любые ресурсы на своих территориях, утверждается, что война идёт НЕ за ресурсы, а через абзац утверждается, что война идёт за редкие ресурсы, которые не могут добыть (хотя это автаркии, которые могут добыть любые ресурсы) страны без тропических (если мне не изменяет память) территорий, при том, что все три страны имеют тропические территории, но вообще, как мы узнаем из следующего абзаца, вся война идёт только за людские ресурсы (расположенные на нейтральных территориях), но захватывать напрямую территории врага нельзя, так как их население нельзя ассимилировать, а ещё через абзац вообще оказывается, что война не несёт вообще никакого экономического интереса, а призвана лишь утилизировать производственные мощности без повышения качества жизни.

При этом сама книга Голдстейна не чувствуется частью мира. И выглядит так, будто Оруэлл в середине книги понял, что забыл рассказать нам о мире, и начал в срочном порядке исправлять. Но места для того, чтобы сделать это изящно, не было, и он впихнул книгу (заметьте, что прошлые антиутопии предпочитали показывать, а не рассказывать (что исключало субъективное восприятие героев и позволяло верить показанным событиям, без возможности списать какие-то обстоятельства на личные бзики героев)). Особенно чужеродность книги чувствуется в связи с теми примерами, которые он приводит: вот откуда человек в мире, где история утаивается и переписывается, знает, что такое католическая церковь Средневековья и насколько валидно утверждение, что даже она в сравнении с устройством мира в 1984 была терпимой?

Это все равно что нам говорить, что в сравнении с нами правительство Тутанка 12 на Марсе ещё можно было терпеть.

Но самое противное, что в момент, когда Уинстон, читая книгу, дошёл до момента с мотивами… он перестал читать… прямо перед тем, как их должны назвать. А после того, как он бросил читать, он ноет, что так и не понял зачем. Так вот следующий абзац. Прочти его, сволочь!

Официально в этот момент автор — мудак. Потому что он не придумал мотива. Ведь нет мотива для творящейся в книге х***и, кроме авторского произвола (и дальнейшие события это лишь подтверждают).

Продолжение

Показать полностью 11
9

Я сделал фотографии, вдохновившись "Домом странных детей"

Оформление этой книжки - это нечто. Ну, нечего говорить: книга родилась благодаря визуалу.

Сам Ренсом Риггз коллекционировал старинные фотографии, находя их на блошиных рынках и в частных архивах. Все эти кадры — пугающие, фантастические, будто вырванные из сна — стали основой для книги. Не сюжет придумал фото, а фото придумали сюжет:

Я сделал фотографии, вдохновившись "Домом странных детей" Книги, Чтение, Дом странных детей, Фотография, Длиннопост

Оформление книги "Дом странных детей"

Читал я книжку эту в деревне у бабушки, на майских праздниках: свежий воздух, коровки, часто туманные утра, безлюдность.. кайф, одним словом.
Ну и после прочтения, я, вдохновленный визуалом, эдакой странностью фотографий, некоторой чудаковатостью поз, костюмов и лиц и атмосферой романа, решил наделать фото оформить фотосет. Из реквизита - старые шмотки в деревенском шкафу, локации - местность вокруг дома (пустыри, заброшенные дома), модель - моя любимая и вечная муза.

Оговорюсь сразу, что я не фотограф. Фото у меня как хобби, пару-тройку фотосетов в год делаю, чтобы они пылились в закромах жестких дисков. Но в этот раз решил сформировать все в историю и поделиться. Держите!

КАРУСЕЛЬ (листать вправо, фото много):

Мммм, пикабу не хочет фотокарточки в высоком качестве.. Пришлось сжать, уж извините!

Я сделал фотографии, вдохновившись "Домом странных детей" Книги, Чтение, Дом странных детей, Фотография, Длиннопост
Показать полностью 18
5

А.А. Фёдоров-Давыдов "Колка и Жожга"


В этой серии озвучены не самые известные сказки и мифы не самых известных авторов (хотя в случае с Н.А. Куном это утверждение в корне не верно) таких авторов и собирателей народного фольклора как: Александр Евгеньевич Бурцев, Никандр Маркс, Петер Асбьёрнсен, Александр Александрович Фёдоров-Давыдов, Николай Альбертович Кун.

И да! Некоторые сказки (а тем паче-мифы) совсем не для детей!

Ссылки на канал:

ВК: https://vk.com/club227480234

РуТуб: https://rutube.ru/channel/23621949

Дзен: https://dzen.ru/id/66bc027f8da159702c4cb4d5?share_to=link

Ютуб: https://youtube.com/@v._yanin1.01?si=eIxQ_33OUb559AmG

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!