Самодержавие

Вы, надо полагать, знаете, что в христианской Европе широкое распространение получила практика провозглашения правителей святыми. И это не просто так - за ней стоят вещи, необходимые для понимания многого о нашей цивилизации. Об этом я расскажу ниже, приводя вполне конкретные примеры.

Олаф II Святой (Толстый)

Был королём Норвегии с 1015 по 1028 годы. По сути, этот человек является одной из ключевых причин того, почему в принципе на карте появилась названная страна. Дело том, что на заре XI столетия Дания претендовала на власть не только над большей частью Скандинавии, но и над Англией с парочкой германских княжеств.

Ввиду равнинности, более плодородной земли и близости к Священной Римской империи она оказалась сильно крепче и мощнее, чем огромная, но гористая, холодная и отдалённая Норвегия, в которой каждый фьорд и его вождь были себе на уме, а многие из них даже не изволили креститься и продолжали поклоняться Тору и Одину.

Неудивительно, что до 1015 года Норвегия являлась владением датских монархов. Однако, Олафу удалось заручиться поддержкой народа и знати, изгнав датского наместника и сев на трон. Последующие 13 лет король проведёт, отстаивая норвежскую независимость от притязаний со стороны южных соседей в лице их правителя Кнуда Великого.

Кроме того, он серьёзно возьмётся за проблемы децентрализации и процветания язычества. Олаф вторгался в непокорные фьорды и захватывал их, казня тамошних главарей, отказывавшихся менять Одина на Иисуса. Идолопоклонники жестоко карались королём, также как и люди, придерживавшиеся традиционных родовых порядков скандинавов. При Олафе II Норвегия таки смогла стремительно стать подлинно христианским и в определённой степени едиными государством.

Даже то, что Кнуду всё-таки удалось свергнуть соперника (с помощью части недовольных новыми порядками благородных лиц), в конце концов не помогло Дании удержать Норвегию. До середины XI века продолжит существовать такая картина:

Но с 1047 года, после ряда конфликтов и интриг, две страны таки разошлись, что стало прямым следствием деятельности Олафа. Умерший король превратился в объединяющую фигуру для норвежцев, и уже спустя год после своей смерти, в 1031-м, был объявлен святым по решению локального епископа Гримкеля и "всего народа". Официальный Рим признал его таковым в 1164 году.

Почему короля возвеличили таким образом? Тут долго гадать не надо - способствовал крещению вверенной ему страны и проникновению Церкви в неё, плюсом был очень популярен среди обычных подданных. В новейшую эру "зажил" в качестве популярного героя норвежского национального мифа, так как подчёркивал её обособленность от Швеции и Дании.

Ирина Афинянка

Чрезвычайно выдающаяся фигура в восточно-римской истории и истории Православия. Была первой официальной женщиной на византийском троне. Правила с 797 по 802 годы как императрица, а кроме того - в 780-90 (как регентша). Первоначально являлась знатной сиротой из Афин, пока не была выдана замуж за сына василевса Константина V - Льва.

В VIII веке в Византии гремело противостояние между противниками и сторонниками почитания икон. Первые концентрировались в основном в Константинополе, в то время как вторые сохраняли большинство за пределами столицы.

Император Константин и его отпрыск были врагами икон, в то время как уроженка Афин Ирина, напротив, почитала их и даже молилась перед ними в своей спальне втайне от мужа и свёкра, хотя они велели ей забыть о своих "еретических" привычках.

Супруг Ирины пробыл монархом лишь пять лет, с 775 по 780 годы, и в его смерти есть основания подозревать нашу героиню. После безвременной кончины Льва она стала регентшей при их 9-ти летнем сыне Константине, и до 790-ого держала в руках полноту власти. Среди прочего, Ирина отменила иконоборческую политику прошлых руководителей, организовав под это дело Второй Никейский Собор в 787-м.

В итоге повзрослевший Константин оторвал мать от управления, но она не оставила попыток вернуться на высшую должность. Несколько лет Ирина завоёвывала авторитет и готовила свержение сына, что случилось в первой половине 797 года. Молодой василевс был ослеплён по приказу родительницы и вскоре умер.

Следующие пять лет Ирина оставалась на престоле, однако внешнеполитические неудачи и недовольство иконоборческой партии создали заговор уже против неё самой. В 802-ом была таки отстранена от власти, и умерла спустя год в ссылке на эгейском острове Лесбос.

Доводы для канонизации данной особы не загадочны - в середине IX столетия иконопочитание окончательно победило, и Ирина, сделавшая во имя победы этой линии столь много, единогласно была объявлена праведницей.

Иштван I

Или же Стефан I, в честь него раньше Венгрию очень часто называли "землёй святого Стефана". Для своей страны сыграл роль, аналогичную роли Олафа II в Норвегии и князя Владимира на Руси - первого централизованного христианского правителя.

В 800-х случилось вторжение венгров на Паннонскую равнину и в окрестные земли, а спустя сто лет там существовало множество их раздробленных племён, лишь номинально подчиняющихся одному великому князю. Иштван родился в семье такого монарха - Гезы, в 970-ые (точная дата неизвестна). В последние годы первого тысячелетия, после смерти отца, он вступил в борьбу за власть со своим двоюродным братом-язычником Коппанем.

Важнейшую роль в победе Иштвана над конкурентом сыграла поддержка со стороны Баварского герцогства, приславшего отряд тяжёлых рыцарей. Поскольку и родители описываемого персонажа, и сам он - уже были христианами, Бавария помогла ему, дабы создать хорошие отношения с Венгрией. В 998 году в завязавшемся генеральном сражении Коппань потерпел поражение и был умерщвлён баварским рыцарем Вецелином. Тело Коппаня было четвертовано, а его части, для устрашения противников Иштвана, развешаны на стенах четырёх замков.

Ожидаемо, что после такого Иштван пошёл путём тотальной христианизации и расширения взаимодействия со Святым Престолом и Священной Римской империей. В 1000 году он провозгласил себя королём Венгрии

Опираясь на опыт западных императоров, ликвидировал племенное деление венгров, заменив его на систему комитатов (жуп), кодифицировал законы, строил крепости как точки государственной власти.

После коронации Иштван с помощью латинских и греческих священников начал осуществлять христианизацию страны, обращая венгров в новую религию. Активно христианизируя подданных, он не гнушался насильственных методов. В соответствии с указаниями короля, на каждые десять деревень должен был приходиться по крайней мере один храм. Любое сопротивление язычников наказывалось массовыми убийствами.

Как христианнейший монарх и основатель епархиальной и монастырской структуры на подведомственной территории, стал святым в обеих Римских Церквях

Александр Невский

Знаменитый русский князь, чрезвычайно романтизированный в XX веке. Впрочем, его заслуги действительно значительны. Основная - отражение католического натиска на Новгородскую землю. Попытки немцев и шведов "исправить еретиков" на востоке закончились провалом в известных битвах на Неве и Чудском озере.

Сдерживание угрожавших власти Православной Церкви субъектов - очевидная причина канонизации князя. Но назвать его праведником никак нельзя. Политический климат на Руси тогда был таков, что Александру Ярославичу пришлось выбрать абсолютную лояльность совсем недавно разорившим княжества ханам Золотой Орды (тогда ещё формальной части Монгольской империи).

Он подавлял антиордынские выступления, зачастую кроваво. Следил на исправностью выплаты дани, а также неоднократно бывал в ставке хана Батыя и подтверждал там свою верность как вассала. Это, однако, тоже шло на руку духовенству - не трогавшая религиозные организации подчинённых земель Орда была ему в разы милее католических захватчиков.

Избирательная примерность

Итак, вот мы и познакомились с рядом выдающихся личностей. Выдающихся - но разве с лучшими нравами? Судя по всему, не очень. Можно увидеть, что качества, поощряемые в христианстве (смиренность, ненасилие, терпеливость, умение довольствоваться малым) не были им присущи, да и не могли, ведь с таким набором человек никогда не станет правителем, если только марионеточным.

Получается, Церковь, закрыв глаза на всё, сочла их достойными. С одной стороны, понятно почему - многое сделали для неё, но главного противоречия это не убирает.

Даже поверхностно изучив историю средневековой политики, легко увидеть, что она едва ли соответствовала религиозным заветам. Это может вызвать диссонанс - ведь тут налицо дикое лицемерие! Но объясняется, тем не мнее, легко.

Если вы хотя бы в некоторой степени знакомы с современной пропагандой, то знаете, что та её часть, что вещает из государств условного первого мира, делает большой упор на такие понятия, как "права человека", "международное право", "демократия" и тому подобное. Это всё, если смотреть абстрактно, прекрасные вещи, но в реальности они обычно являются идеологическим покрытием для реальной политики, включающей гораздо менее благородные элементы, местами прямо противоречащие заявляемому с высоких мест официально.

И подобное отношение к идеологии - совершенно не новинка наших дней. В эпоху, когда вместо привычных либерализма, социализма, их вариаций и прочего имелись только христианство, ислам и другие религии, отношение к следованию предписаниям текущей идейной доктрины тоже, в большинстве случаев, было, скажем так, творческим.

Как светские, так и духовные чины, само собой, использовали религию для легитимизации государства, дающего им власть и блага, и управления массами через светлые постулаты. Но в кулуарах дела велись совершенно по-другому - с интригами, дележом богатств, убийствами и таким вот.

Следовательно, несмотря на благостность официальной позиции, средневековая Церковь - это не набор идеальных людей, а корпорация, тесно сросшаяся с государством. Как и все господа, наделённые властью, духовники (далеко не все, но высшие - точно) невероятно часто нарушали то, что открыто пропагандировали.

А поскольку в те года правительство и Церковь - или практически одно и то же, или крепчайше переплетённые друг с другом объединения, то понятно, что самые активно продвигавшие интересы духовных лиц монархи воспевались и становились святыми. Им, разумеется, нещадно приукрашали биографию, убирая из неё неприятные моменты и преувеличивая (либо банально сочиняя) "правильные" с точки зрения веры.

Более того - вообще любой коронованный руководитель очень долго считался священной, помазанной Богом фигурой, которая прекрасна уже по факту рождения и не подлежит ни осуждению, ни насильственной смерти (не от рук черни явно, но это так, к слову).

Очевидно, что таким вот образом те, у кого был идеологический ресурс (священники) и те, кто обладал силовым ресурсом (правители) взаимно укрепляли тёплые места друг друга.

Подобная система - столп подавляющего числа государств от Бронзового века и вплоть до 1700-х-1800-х годов. Существовала, очевидно, и до возникновения и взрывного роста авраамических учений (фараон - Бог, цари Спарты - потомки Геракла и тому подобное), но именно через христианство с исламом, которые поглотили гигантские пространства, стала наиболее могущественной.

Если говорить о христианской ипостаси, то, безусловно, образцом правителя, придерживающегося этой религии, выступает Константин Великий

Он разрешил в государстве открытое исповедование христианства, создал великолепные условия для его распространения, хлопотал о построении общеимперской церковной структуры, созвал Первый Никейский Собор, принявший главные каноны учения.

А кроме того, основал мегаполис, названный позже в его честь - Константинополь, укрепил госсистему (как выяснится далее - гораздо лучше на востоке) и окончательно ввёл в империи единоличную власть монарха, сделав Сенат почти фиктивным собранием псевдоважных мужей.

Иными словами, все дальнейшие приёмы бесчисленных королей, великих князей, василевсов - продолжение константиновой политики. Самодержавие (абсолютизм) - оттуда же. И ничего этого не было бы, если бы не Церковь, в своё время давшая сперва Риму, а затем и колоссальному числу европейских держав, идеологию прямо на века и века.

И да, как вы, наверное, уже поняли, Константин не только Великий, но и Святой - было бы странно, будь наоборот. Но подставляя вторую щёку, огромную страну не объединить, так что его праведность - тоже известно какого рода.

Расскажу и про первый прецедент слома такого шаблона - свержение и казнь короля Англии Карла I

Как известно, парламент выступил против венценосца, что привело к гражданской войне 1642-1645 годов. Его свергли не родственники или другие высокородные люди, а чернь, пусть и богатая (капитализм на пороге, как-никак, отмирание сословной иерархии). Это уже порвало устоявшуюся практику, но самое главное - казнь низложенного в 1649-ом.

И тут, чтобы вы понимали - убийство Карла стало шоком для Англии. Я молчу про то, что крестьянство (тогда - всё ещё большая часть демографии) восприняло его ужасно, но даже интеллигенция не могла поверить, что это свершилось - впервые король был публично лишён жизни по приговору суда. Толпа, присутствовавшая на мрачном представлении, пребывала в молчании.

Спустя 11 лет, при реставрации монархии, данное решение осудили и казнили тех, кто его принял, но это уже не имело значения - рубеж был пройден, и ни один лондонский король больше не будет иметь неограниченной власти (а с XIX столетия - и никакой фактической). Угадайте что, кстати - английское дворянство пыталось канонизировать Карла I как святого мученика, логично.

Иван Грозный решил править на Руси, опираясь, по выражению Курбского, на свой «пресильный полк сатанинский». Царь занес над головами противников опричный «молот». В указе об учреждении опричнины Грозный дал вполне ясно понять, что не делит своих «изменников» и «лиходеев» ни на какие группы «ни по роду, ни по племени», ни по чинам.

Грозный всячески старался создать впечатление, что изменников и врагов у него немного, что «безсогласных бояр» у него нет и что его политика поддерживается всеми «добрыми» людьми и вообще всенародно.

Видимо, с этой целью указ о введении опричнины был представлен на утверждение земского собора, собранного в феврале 1565 г. На этом соборе впервые присутствовали представители посада. Цель их приглашения на собор — оказать давление на светскую и церковную аристократию.

Созданию впечатления о всенародной поддержке царской политики, в частности, политики продолжения Ливонской войны, служил и собор 1566 г. К тому же и на соборе 1565 г., и на соборе 1566 г. следовало «всенародно» утвердить огромные денежные сборы в пользу казны.

Было бы неверным рассматривать соборы 60-х гг. XVI в. как начальный этап превращения России в представительную монархию. Нет оснований считать, что явившиеся на собор представители различных сословий были выборными. Состав основных участников собора был предопределен царем.

Созывая собор, царь был абсолютно убежден в его покорной поддержке. Он не собирался делить власть с представителями аристократии или тем более дворянства и посада. Об этом свидетельствует та жесточайшая расправа, которая постигла земцев — участников одного из соборов, обратившихся, к царю с челобитной об отмене опричнины.

Ясным свидетельством ликвидации с помощью опричнины всякого сословно-представительного начала является история подчинения Боярской думы. Большинство членов думы в годы опричнины были физически уничтожены. Если к началу опричнины Боярская дума насчитывала 34 боярина и 9 окольничих, то уже к 1572 г. 15 бояр и 4 окольничих были казнены, 3 боярина были насильственно пострижены в монахи. Истребление членов думы продолжалось и после 1572 г. В конечном счете царь не оставил в составе думы ни одного из ее членов, которые входили в нее до опричнины.

В думе задавали тон «ближние» люди царя — опричники. Важно, что дума как учреждение перестала быть «высшим органом государства» и превратилась в покорную, низшую по сравнению с царским опричным правительством инстанцию. Важно, наконец, и то, что ни думцы аристократического происхождения, ни выходцы из служилых низов, ни все вместе, ни каждый в отдельности не были властны ни в своих собственных, ни в чьих бы то ни было головах и «животах».

Трудно вести речь о самостоятельном значении такого высшего органа при данных обстоятельствах. Решающее влияние в этом постоянно обезглавливаемом земском учреждении получили опричники — бояре из опричнины, думные дворяне и думные дьяки царя.

Царский террор с самого начала был направлен не только против удельной фронды, но и против «второй фронды» — оппозиционно или просто слишком независимо («шляхетски») настроенных служилых людей, оказывавших сопротивление жесткой и жестокой военной дисциплине, насаждаемой царской властью.

Захудалая служилая мелкота составляла главную массу беглецов за рубеж. Побег князя Курбского был на этом фоне исключением и потому произвел такое сильное впечатление. Подавляющая часть участников новгородского изменного дела принадлежала не к знати, а к среднему и низшему слою провинциального дворянства.

Жертвами опричного (и доопричного) террора явились и сторонники политики Адашева и Сильвестра — политики ограничения единовластия «мудрыми советниками» от имени «всей земли», т. е. опять-таки в интересах служилой массы и верхов посада. Сгону с земель, взятых в опричнину, подверглась огромная (по сравнению с числом титулованных) масса дворян и детей боярских — не менее тысячи.

Исследование всех касающихся данного вопроса источников свидетельствует, что объектами земельных конфискаций, иначе говоря, жертвами земельного террора как в начале опричнины, так и в дальнейшем становились землевладельцы всех категорий и прослоек. Царский указ одинаково сгонял с земли и удельного князя, владельца огромной, в целую европейскую страну наследственной территории, и мелкого служилого человека.

В этом уравнении родовитого вельможи «в правах», а точнее, в бесправии с безродным служилым человеком, как и в «возвышении» безродного мелкого служаки в качестве жертвы царского недоверия и гонения до уровня вельмож, ярко проявляла себя политическая сущность опричнины. Конфискация земли у каждого, кто не «близок», кто не доказал своей абсолютной преданности, верности, готовности безоговорочно служить царской воле, в буквальном смысле этого слова выбивала почву из-под ног всякой оппозиции.

Земельный террор бесконечно расширял рамки террора в его обычном смысле. Он обрушивался не только на тех, кто уже «дошел» до казни или опалы, но сразу на массу представителей служилого сословия. Царский произвол приобретал здесь характер абсолюта. Для лишения тысяч людей их наследственных или просто насиженных гнезд, их имущества, наконец, их исконной родины не требовалось ни их вины, ни даже ложного обвинения. Достаточно было объявить данную территорию опричной, чтобы согнать с нее неугодных.

Никто из служилого сословия во всей стране не мог знать, на какую территорию падет очередной выбор. Для того чтобы остаться на своем месте при взятии данной земли в опричнину, надо было быть «угодным» на всякий случай заранее, вернее, всегда. Чтобы не быть раздавленным событиями, каждый спешил присоединиться к тем, кто имел возможность давить.

В начале 1570-х гг. Грозный ополчился на верхи посада Новгорода, Москвы, Пскова, Твери и других городов как на еще одну силу, противостоящую неограниченной власти самодержавия. Трудно представить себе что-либо политически более чуждое самодержавию, чем вечевой порядок правления в Новгороде, опирающийся на экономическую самостоятельность купеческих и промысловых верхов. Враждебным было отношение к московской великокняжеской, а затем царской власти и «меньших» людей — основной массы посадского населения Новгорода.

Царь в конечном счете ликвидировал как политическую, так и экономическую независимость русских «торговых людей». Новгородскую торговую сторону он взял в опричнину силой. Вслед за новгородцами царь подавил «самовольство» в Пскове, расправился с непокорными из московских купцов.

Верно оценив ситуацию, Строганов записался в опричнину добровольно. В опричнине оказались купцы и промышленники северных районов страны. Таким образом, последний «островок» самоуправления (в представлении Грозного, самовольства) был подавлен силой опричнины.

В начале царствования Грозного казалась перспективной идея подчинения царского государства церковной иерархии. Церковь стремилась к тому, чтобы самодержавие оказалось по отношению к ней в том положении, в каком позднее она сама оказалась по отношению к самодержавию, а именно, в полном фактическом подчинении при полном к себе внешнем почтении.

Идея подчинения самодержавия церкви, как известно, не прекращала своего существования и в более поздние времена, несмотря на то что Иван Грозный не поддался воспитанию в ее духе и повел против притязаний церкви на мирскую власть беспощадную борьбу и словом, и делом. В самый разгар опричнины, т. е. во время яростного утверждения царем своего единовластия, в защиту названной идеи посмел выступить митрополит Филипп.

Царь с помощью опричнины руками Малюты Скуратова свирепо расправился с ним. И все же идея подчинения самодержавия церкви надолго пережила своего свирепого врага — первого царя Ивана Грозного. Она возрождалась в различных вариантах в течение всего XVII в. Когда официальная церковь рассталась с ней и окончательно перешла на беспрекословную службу самодержавию, ее подхватила религиозная оппозиция.

Выступления против самодержавия князей церкви и светских аристократов совместно с дворянской оппозицией, а также открытые (митрополит Филипп) и тайные покушения на его власть, ясно показали царю, что опричнина, т. е. аппарат принуждения, который он создал, являйется единственной надежной опорой его единодержавия.

Практическим ответом самодержавия на выступления оппозиции был безудержный опричный террор. Назовем его основные объективные последствия.

Разгром церковной оппозиции — сведение с митрополии и убийство Филиппа Колычева, расправа с новгородскими архиепископами Пименом и Леонидом. Разгром земской оппозиции, казни 1570 г. Ликвидация внутридинастической опасности — уничтожение двоюродного брата царя Владимира Старицкого и его родичей, уничтожение последних уделов. Окончательная ликвидация самоуправления Великого Новгорода.

Как бы ни оценивать каждую из перечисленных выше политических акций Грозного в отдельности с точки зрения ее конкретного содержания, следует признать, что все они объединены общей логикой, логикой то «круговой обороны», то фронтального наступления самодержавия на всех своих противников.

Без опричнины не могла состояться ни одна из этих акций, не могла, следовательно, состояться стабилизация царского режима, суть которой была во всеобщем и безусловном подчинении ему всех сословий и всех властей, в превращении всех жителей страны в верноподданных самодержца.

Именно с помощью опричнины и опричников Иван Грозный держал своих бояр и прочих «разных чинов людишек» в ежовых рукавицах. «Хочешь не боятися власти, — говорил он своим подданным, — благое твори. Если же злое творишь — бойся. Власть не зря меч носит, а в наказание злодеям и в похвалу добродеям».

По материалам: Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России.

Недавно читал культовый роман Виктора Гюго "Отверженные", дабы заполнить пробелы в знании классики. При прочтении обратил внимание на некоторые моменты, и в частности на немалые куски, где писатель, рассуждая на околополитические темы, высказывал своё мнение касаемо некоторых европейских государств. В частности, касался эпизодов противостояния польских повстанцев Российской империи (роман вышел сильно после Польского восстания 1830-31 и накануне второй попытки в 1863-м), которую показывал как борьбу свободолюбивых поляков против деспотического жестокого Петербурга.

Впрочем, аналогично Гюго описывал и положение Северной Италии под властью Габсбургов, так что я не нашёл это совсем уж странным, но заинтересовался - а как вообще классик XIX столетия относился к России? Поискав в бездонной сети информацию по теме, с удивлением открыл, что Гюго неоднократно высказывал мнение о том, что Россия - угроза для всей Европы, что она, подобно гуннским и османским ордам, грозит "разрушить цивилизацию", которая, по его мысли, представлена в первую очередь Германией и Францией (о Великобритании писатель, как француз XIX века, тоже был не самого лестного мнения).

В своей работе "Рейн" Гюго заявлял, что Россия - средоточие деспотизма и варварства, государство в большей степени азиатское, чем европейское, государство, надевшее просвещённую личину, но на самом деле чуждое Европе.

И дело здесь, конечно, не только в одном литераторе, пусть и очень известном. Подобное мнение было крайне распространено тогда на Западе и в иной форме существует поныне, а берет начало оно во множестве культурных клише и в особенностях формирования стран Западной Европы и России на различных исторических этапах. В этой работе я хочу раскрыть их и выяснить - была ли степень истины в высказываниях Гюго или же они - чистейшее заблуждение?

Нелюбимая Азия

Первый вопрос, который возникает - а с чего вдруг вообще Азия (такой огромный континент и так обобщённо) считалась тогда чем-то диким, "злым" и жестоким? Разве не Ближний Восток является первым местом возникновения цивилизации, разве не Китай был местом изобретения бумаги, пороха, книгопечатания и многого другого, разве не на Индостане появились современные "арабские" цифры и шахматы? Это всё Азия, которая тысячелетиями была развитее и богаче Европы. Уж никак она не тянет ужасное место, где только мрак тирании и ничего больше.

И хотя это всё верно, мысль "Азия - варварство" возникла из-за "твёрдых" в глазах современников оснований. В XVIII- начале XIX столетий благодаря быстрому развитию рационализма, научного метода и промышленного производства Западная Европа превзошла Азию, даже непоколебимый до того Китай. Со всех сторон она стала сильнее на определённом историческом этапе. Как когда-то земледелие возвысило Ближний Восток и сделало его передовым местом, которому нынешние земли Франции и Германии не годились в последние подмётки, так и Возрождение, а затем Просвещение и индустриализация стали факторами непропорционального по отношению к остальному миру усиления Западной Европы.

Это развитие, несмотря на всю свою глубину, привело к колоссальному росту эго европейских наций - философы всех мастей, видя то, какой могущественной стала Европа, быстро посчитали, что она "избранный" континент, который один "тянет цивилизацию". Надо признать, что применительно к тому времени это было верно. Но важно осознавать, что те же земледелие и государственность, зародившееся на Востоке и оттуда скопированные сперва в Южной, а только затем (через Грецию и Италию) в Западной и Центральной Европе, были революцией в жизни общества не меньшей, чем индустриализация и появление парламентаризма.

Это вполне логично - на разных этапах истории разные регионы мира могут развиваться неравномерно, а затем перенимать опыт друг у друга и менять конфигурацию сил. Но это видно только спустя время после окончания эпохи. Если живёшь в ней - то легко, видя собственный успех и чужой застой, предаться гордыне.

Поэтому Европа (прежде всего - Западная) XIX столетия была полна расизма. Азия, где тогда всё ещё господствовали традиционные общественные отношения, стала не только объектом колониального грабежа, но и всячески унижалась идеологически. Считалось, что азиаты от природы склонны к подчинению тиранам (хотя в самой Европе ещё недавно был разгульный абсолютизм), суеверны и бескультурны. Важно, что делалось мало различий между частями материка - для "просвещённого" француза или англичанина арабы и корейцы были одинаково "дикими", поэтому слово "Азия" тогда было собирательным для обозначения того негативного, что вырвавшиеся из традиционного общества европейцы видели в жителях этого материка и их государствах.

В частности, часто под "дикой Азией" подразумевались земли кочевников-степняков, которые оставили кровавый след в истории Европы посредством гуннского, монгольского, аварского и некоторых других вторжений. Евразийские кочевники, вовсе не имевшие прочного государства и зачастую жестокие в своих походах, со Средних Веков воспринимались в Европе как зло.

Как Россия стала Московией

Так а причем здесь Россия? Как общеизвестно, местом формирования российского государства является Европа, традиционная религия русских - христианство, а не ислам какой-нибудь или тенгрианство, а язык - родственный тем, что есть по всей Восточной и отчасти Южной Европе. Это всё, разумеется, правда, но есть причина, по которой составители расистских концепций из XIX столетия поставили на России прочное клеймо - это её заметная связь с Великой степью.

В былые времена граница Европы и Азии воспринималась не где-то там на Урале, а в месте, где кончаются оседлые леса и поля и начинается кочевая степь. Легко понять почему - едва ли перемещавшиеся между степями Поволжья и Причерноморья люди были европейцами, они частенько приходили туда из Средней Азии или даже из нынешних Синьцзяна и Монголии. Таким образом, нехилая часть современной России была раньше самой что ни на есть Азией. Не географически, но культурно - точно. И населена она была любителями поездить на конях и покошмарить оседлые народы.

А образ у этих товарищей, как уже говорилось был в Европе крайне негативный - гунны веками были страшнейшим воспоминанием на Западе, а имя их вождя Атиллы стало синонимом к чему-то ужасному. Весьма тяжёлые воспоминания о себе оставили и набеги венгров с монголами. Ещё до XIX века "азиат" в глазах европейца - это в первую очередь кочевник с постоянной жаждой убийств и грабежа.

И тут возникает противоречие - так разве не Русь сильнее всего пострадала от Монгольской империи? Разве она не часть этой же травмированной степняками Европы? В российской историографии (что, надо признать, достаточно объективно) кочевники действительно представлены как играющие негативную роль для России. Однако на Западе это не столь категорично - имеет место мнение, особенно популярное раньше, о том, что Московское княжество, из которого и выросло сперва Русское царство, а впоследствии Российская империя, было порождением Золотой Орды, её частью, которая всего-то взбунтовалась против хозяев и заняла их место, но осталась осколком державы Чингисхана. При этом южные княжества Киевской Руси, и в особенности Галицко-Волынское (которое даже согласилось принять звание королевства от Папы Римского) признаются полноценной частью Европы, а их родство с Москвой отрицается (что часто можно услышать от украинских националистов).

Таким образом, Москва - дитя "варварской Азии", которое только с приходом Петра I начало мимикрировать под Европу, в действительности ею не являясь. Оттуда же пришёл к русским деспотизм - якобы, цари наследуют в своём авторитаризме ханам степей. Распространялось это представление с XVI столетия, и было тогда выгодно Речи Посполитой, которая, видя в России сильного соперника, желала максимально отвратить от неё европейские страны. Для этого Россию называли Московией (отрицая этим её родство с принадлежавшими Польше южной и западной Русью), дикой азиатской страной, которую нужно победить для всеобщего блага. Польские политики, боявшиеся перехода православного населения своих владений к Москве, были кровно заинтересованы в том, чтобы представить конкурента как чужака в Европе.

Но правда ли это? Истиной однозначно является то, что с суровых условиях зависимости от Орды Московское княжество было вынуждено выживать, параллельно перенимая у кочевников некоторые вещи - так, в русском языке множество тюркизмов (в Золотой Орде говорили на тюркских наречиях, позднее эволюционировавших в татарский язык). Их мы часто употребляем в речи - дурак, колпак, деньги, сарай, тюрьма и многие другие. Из Орды была заимствована ямская почтовая служба.

В дальнейшем, когда Москва превзойдёт распавшуюся Орду, татарские земли будут присоединены к России, а татары начнут очень тесно контактировать с русскими. Связь двух народов заметна - например, казаки, селившиеся в степи, переймут у кочевников вооружение, отчасти образ жизни и пристрастие к боям верхом. Татарские вельможи (мурзы) смогут переходить на службу к царю, что приведёт к появлению нескольких именитых русских дворянских фамилий - такие великие деятели русской культуры, как Иван Тургенев и Сергей Аксаков, были потомками татарских знатных родов.

В общем, кочевой Восток и в самом деле сыграл в судьбе России огромную роль. Однако всё равно она не может считаться неевропейской, и причин этому несколько:

-Следование христианству. Конечно, христиане есть и среди азиатских и африканских народов (армяне, эфиопы), но Россия приняла византийское православие, то есть одну из ветвей Римской Церкви. А это в Средние Века было признаком принадлежности именно к европейскому пути развития.

-Русское самодержавие, хоть и в самом деле было довольно жёстким, но происходит опять же от византийских властных структур. Оно не имеет отношения к Азии и является аналогом западного абсолютизма. В Золотой Орде, как в кочевом государстве, была довольно слабая централизация и подлинный деспотизм отсутствовал, поэтому московские князья не могли перенять свой авторитаризм оттуда. Европейцы считали кочевых правителей тиранами из-за их жестокости к врагам, однако они не обладали абсолютной властью над своими подданными просто из-за особенностей кочевого общества.

-Русский язык - славянский, то есть относится к одной из ветвей европейских языков. Русская культура также не является восточной.

-Россия всегда была оседлым государством и, следовательно, не может быть наследницей степняков.

Безусловно, из-за соседства со степью и дальнейшего её поглощения Россия получила заметное влияние с востока. Это выражалось и выражается в лексическом составе языка, структуре общества (появление казачества), наличии в её составе культурно азиатских этносов, таких как татары и башкиры (географически они тоже - европейцы), однако не затрагивало корень государства, которое стояло на европейском фундаменте.

Как же так получилось?

Вышесказанное вполне подводит к выводу о том, почему распространилось мнение об "азиатскости" России, если вспомнить контекст времени - поскольку Российская империя была одной из самых консервативных европейских держав и всячески противодействовала шедшим из Франции республиканским идеям, она не вызывала среди мыслителей Парижа, Лондона и других западных городов восторгов. Император Николай I, подавивший Польское восстание 1830-31 годов и создавший Священный союз против "революционной заразы", воспринимался западными либералами как зло во плоти, деспот, давящий свободу. Это, в свою очередь, давало повод связать всё это дело с "дикой Азией", основываясь на стереотипах, которые складывались веками до того.

Возвращаясь к началу текста и вспоминая Гюго и Польшу, нужно обозначить ещё один момент - в первой половине XIX столетия был популярен романтизм, который заставлял образованных людей того времени чрезмерно идеализировать многие вещи. Французский классик тоже был всецело этому подвержен, и его представление о польских повстанцах исходило из романтических соображений. Это отлично видно из написанного в 1863 году (начало второго польского мятежа) воззвания Виктора Гюго "К русской армии":

...в священный час, когда поднимается достойная благоговения Польша, в последний час, когда вам предоставлен выбор между Петербургом, где царствует тиран, и Варшавой, где царствует свобода...

Как видно, писатель видел Польшу в очень стерильном свете, что было понятно для романтических представлений. В действительности польские националисты, желавшие возродить Речь Посполитую в границах 1772 года, были имперцами не меньшими, чем власти Петербурга, но это западных романтиков мало волновало. В целом же, можно сделать вывод, что Гюго явно сильно заблуждался в своём видении России, основываясь на распространённых тогда на Западе стереотипах.

Справедливости ради отмечу, что писатель не считал ужасным русский народ в целом и даже поддерживал некоторых борцов с самодержавием, но он всё равно считал российское государство и мышление большинства населения гнилым и неправильным в своём корне, полагал, что его единственный шанс на достойную жизнь - полное копирование западноевропейского устройства (желательно французского) и глубинный отказ от "азиатчины".

Россия из-за своей консервативности и хорошо видных связей с некоторыми восточными народами стала в XIX столетии, веке расизма и презрения ко всему незападному, мишенью для многих западноевропейских писателей, философов и политиков. Я не зря и сейчас, и ранее говорю не "европейские", а "западноевропейские". Европа - немалый континент, где живут и мусульмане албанцы и татары, и религиозные испанцы, и развивавшие капитализм с XVI века голландцы. Европейские страны и народы проходили разный путь и были под разным влиянием, они - отнюдь не однородная масса. Но в XIX столетии Западная Европа, став богаче и сильнее Южной и Восточной, отождествляла себя со всем континентом как "лучшая" его часть, проявляя свои расистские концепции не только на культурах других материков, но и на своих соседей, которые в какой-то мере от неё отличались.

Россия в этом смысле стала объектом большой ненависти - она была столь же сильна, как и страны Западной Европы, представляла для них грозного конкурента, но вместе с тем проводила консервативную политику и стремилась сохранить самодержавие. Это вызывало отвращение у западных либералов, которые быстро в этой связи вспомнили про "Московию", Орду, варварство и прочее, и прочее. Среди немалой части интеллигенции Франции, Германии и Великобритании такое видение России стало очень популярным, не говоря уже о польских националистических деятелях.

Но надо сказать, что Россия была далеко не единственной страной Европы, которая подверглась выписыванию из своего материка. Так, испанцы, португальцы и южные итальянцы считались смешанными с арабами (а связи с Северной Африкой у них всегда были немалые), не вполне "настоящими" европейцами. Более того, британский шовинизм ставил в низший разряд даже ирландцев, которые рисовались как нация необразованных пьяниц, не приобщённых к просвещённым ценностям несмотря на близость с самыми "отборными" государствами Европы.

Иными словами, стремительно разбогатевшая и усилившаяся Западная Европа оказалась под влиянием расизма и шовинизма, ошибочно полагая, что из-за своего скачка в развитии она стала во всём лучше прочих регионов и получила над ними моральное превосходство. Даже другие части Старого Света, немного не вписывающиеся в "идеал прогресса", осуждались и "уличались" в происхождении или смешении с азиатами и африканцами, то есть с "низкими" людьми, дикарями. Россия как наиболее крупная и сильная из восточноевропейских держав подвергалась с этой стороны немалой критике.