Сегодня по случаю хорошей погоды я снова летал над Тулой. Очаровательное зрелище.
Взял с собой очаровательную пассажирку:
— Наблюдательность.
Ах, как она осталась довольна полетами!
Даже захлебывалась от восторга!
Летим, например, над Чулковым и видим на берегу реки Упы, около цепного „моста“ сидит кучка людей и оживленно о чем-то беседует…
Чтобы не нарушить гармонии их настроения, я остановил мотор и, „тихо и плавно качаясь“, спустился до милой компании…
Кроме милой она оказалась и теплой.
Так, между прочим, у них лежали на травке сороковки (бутылка водки емкостью 0,4 литра (40 сотых ведра). — С. Т.), закусочки… а пальчики перебирали какие-то листочки…
— С нашей шестьдесят!
Тут моя пассажирка мне шепнула:
— Картишками занимаются… Среди взрослых, мы заметили и подростков…
Все это говорит о распущенности нравов…
Между тем наш аэроплан по инерции ветерка далеко оттащило в сторону.
И до нас доносилось:
— Прямо беда от этих игроков! Некуда выйти… Одно место было для прогулки нам, чулковцам, и то теперь заселено какими-то пришельцами…
Бывало пойдешь, погуляешь, посмотришь на тихое течение реки, с задумчивыми ее берегами… Хоть немного освежишься чистым воздухом, а теперь там кроме злословья — сквернословья ничего услышать нельзя…
Жаль нам стало чулковцев, но утешить их мы ничем не могли…
Моя пассажирка набросала что-то на записочке и бросила играющей кучке.
После я узнал, что она написала.
Вот оно:
— Не пора ли прекратить эти безобразия?!..
Летим дальше.
Прилетаем в Щегловскую засеку.
Народу, как в бочке сельдей.
— Почему здесь такое скопище? — спросили мы у солнца.
— По старым традициям молодежь гуляет здесь, — ответило оно.
— В чем же оно заключаются?
Однако, ответа мы не получили, так как солнце спряталось за горизонт…
Спутница моя обиделась и с щепетильностью произнесла:
— Даже не попрощавшись!
На смену солнцу взошла луна.
— Я знаю. Я все слышала. Глупости, никаких традиций! А просто придут, выпьют и уходят…
— Виноват… Неужели солнце этого…
— Не могло знать? — хотите сказать…
— Хотя бы и так!
— Гм… Оно знает прекрасно… Да, так, ему стыдновато… Здесь нередко происходят драки и побоища…
От этих слов мотор нашего аэроплана зашипел и, горько рыдая, понесся обратно…
Видим идет крестьянин. Наблюдательность говорит:
— Стой! Это интересно.
Заходит он в контору т./д. Б.
Мы опустились к самой форточке.
— Увольте! — говорит мою только что поступившую к вам в прислуги жену.
— По какой причине? — спросили его.
— По очень обыкновенной. Теперь устроили какой-то новый закон о супругах… Так вот, ежели жена не захочет жить с мужем, то может уйти и жить отдельно… Паспорта, значит, стали выдавать им, бабам-то…
— Так что же?
— Да то же… Моя баба взяла паспорт и ушла, бросила двух детей, хозяйство… Уж вы, пожалуйста, окажите Божескую милость… Увольте ее… Ей Богу, сама ушла… Хоть бы что…
— Никакой пользы не будет тебе; если мы ее уволим, она может поступить к другому хозяину… Лучше тебе с ней помириться…
— Да я с ней не ругался… Душа вон, не ругался… Не знаю почему и ушла-то… Кажись, всего вдоволь, а подишь-ты!.. Ребятишек жалко: присматривать некому…
Мужичек подумал — подумал, почесал затылок и вышел, что-то бормоча…
Мы поднялись ввысь, чтобы проститься с воздушным пространством.
Луна лениво нам улыбалась. А сбоку на нас смотрел Марс, мигание которого говорило:
— Это еще цветки, а впереди будут ягодки.
