Характерные черты штурмовика: карабин вместо винтовки, гранатные сумки, стальной шлем
Цикл статей будет рассматривать темы в средней детализации, в некоторых случаях крупными мазками, и выражать моё (автора) понимание ситуации, основанное на мнении участников ПМВ с высших командных должностей, выраженном после войны, на данных современных исследователей и исследователей времен Интербеллума, в том числе военных, а также на воспоминаниях офицеров, сражавшихся на фронтах ПМВ.
Как действовала пехота в ПМВ? Как мне кажется, массовое представление об этом, если вообще имеется, нарисует нам картины стройных линий, наступающих в полный рост на строчащие пулеметы. В какой-то мере это реально было так. Затем как будто бы появились штурмовые группы, которые двигались ползком, кидали гранаты и ураганом проходились по окопам. Тем более, что как раз к концу войны появились в привычном виде пистолет-пулеметы. Порой кто-то даже пишет, что вот чуть ли не ими оборону и прорвали. Но ведь ползком и хождением по окопам оборону не прорвать? Может там было что-то более сложное?
Конечно. Если коротко, то новая тактика пехоты включала и новое вооружение, причем далеко не только пистолет-пулеметы, и новые методы командования, и новое разделение ролей в пехотных частях, и новые задачи. Причем многие из этих вещей стали возможны только когда оборона приняла свой характерный для ПМВ вид.
Сами подумайте, ведь так хочется обвинить военных в том, что они бестолковые и не могут осознать необходимость двигаться мелкими группами, ползать, там, кидаться гранатами, и всячески просачиваться. Так ведь? Ведь оно очевидно? Я даже оставлю обычную мысль про послезнание – про то, что намного «очевиднее» кажутся уже известные решения. А вот догадаться до чего-то нового, пока оно еще не было кем-то внедрено, сложно.
Тут важнее другое – военное дело иногда бывает консервативно, это правда, но оно обычно так или иначе исходит из задач и ситуации. И нередко требуется ситуацию осознать и сформировать новые задачи, на это нужно время. А так – зачем каждому пехотинцу давать гранаты? Куда он их будет кидать? В те времена война шла относительно стройными построениями и крупными формированиями, причем это неплохо работало даже в первый месяц 1914-го, пока действия были маневренными. Там нет как таковой развитой системы окопов, кроме каких-то отдельных случаев, а в поле эти гранаты менее эффективны. А вот ружейный и штыковой удар – более эффективен. Отдадим гранаты саперам, как сведущим в работе со взрывчаткой, – вот они будут заниматься штурмами, если уж придется. Кто ж знал, что в окопах скоро будут все?
А как действовать мелкими группами? Кто будет ими командовать? Нет подготовленных командиров, которые могут быть вот такими лидерами мелких групп пехоты – отделений по 8–12 человек и взводов по 3–4 отделения. И главное, зачем в поле ими действовать, когда сильнее будет огонь стрелковой шеренги в минимум 80 рыл, причем это один немецкий взвод по тем меркам. Много лейтенантов тоже негде взять, поэтому у каждого по 80 человек. А реальная минимальная тактическая единица, которая как-то будет сама маневрировать, – это рота, а она по тем временам может быть несколько сотен человек! И управлять командиру роты так проще, она не разбредается кто-куда, что не докричишься.
Ну и, наконец, просачивание. С этим интереснее всего, потому что в значимой степени это было малореально даже уже при позиционном кризисе ПМВ. Дело в том, что чтобы просачиваться и скрытно там куда-то переползать или перебегать от воронки к воронке, должно быть выполнено несколько важных условий. Например, должны быть эти самые воронки. А когда у тебя маловато и артиллерии, и снарядов, а тем более если ты в основном стреляешь из 75-мм пушки, да еще и шрапнелью, то откуда эти воронки возьмутся? Шрапнель вообще не очень-то взрывается.
Да и 75-мм ОФС тоже так себе. От него воронка будет диаметром в метр и глубиной в полметра. Это одного-то человека еле-еле укроет, и то только согнувшись. А уж группу людей или пулеметный расчет – ну никак. 105-мм ОФС делает воронку побольше – 1,5х0,7 метра, но это тоже маловато. А вот от 152-мм снаряда уже воронки будь здоров какие: шириной 3,5–4 метра и глубиной 1,5–1,7 м – там не очень высокий мужчина может почти в полный рост стоять. Но чтоб эти воронки наделать, надо сперва начать вести длинные артподготовки (ну если не задаваться целью создать только сами воронки, их-то можно быстро наделать). Кстати, они заодно разрушат проволочные заграждения перед фронтом наступающей пехоты.
Но тут кроется самая главная проблема. Мало подползти, надо еще ж куда-то там просочиться. А куда ты просочишься, если у тебя оборона на начальном этапе позиционной войны представляла собой линию, в которой плотно расположены стрелки с винтовками? Чтобы просочиться, оборона сперва должна была потерять свою плотность и превратиться в систему опорных пунктов. Удачи просачиваться между стоящими плечом к плечу бойцами противника!
А на это надо было время. Надо было сперва чтобы артиллерия начала очень плотно и мощно бить по противнику. Чтобы он был вынужден разрежать свои построения для уменьшения потерь. Чтобы он был вынужден вместо плотной обороны по переднему краю растягивать ее в глубину. Чтобы он вместо огня линии стрелков в окопах концентрировал силы в разнесенных друг от друга опорных пунктах. Вот тогда-то, когда оборона перестает быть монолитно сплошной именно с точки зрения расположения личного состава, вот тогда-то и можно будет где-то куда-то просачиваться. А до этого ты просто упрешься в чью-то винтовку.
Но почему вообще была принята тактика действий в этих линиях, колоннах, цепях, всё это хождение стройными рядами и волнами? Здесь наложило отпечаток сразу несколько причин. Я не буду очень уж глубоко уходить в историю, иначе придется об одной лишь тактике пехоты написать, наверное, книгу. Однако многим непонятно, как можно было в условном 18-м веке стоять в линии и ловить лицом пули. Ведь именно так же представляют себе линейную тактику. А тактика пехоты ж развивалась оттуда.
Реально же намного большей проблемой было управление войсками и поддержка хоть какого-то порядка, не говоря уж о предотвращении увиливания от боя. Уровень развития бойцов массовых армий был крайне невысок – армии становились массовыми и брали в них уже кого попало. А эти люди были крайне простые, не очень-то мотивированные, и не слишком смыслящие в процессе.
Да и оружие было не то чтобы поразительно эффективное. Стреляли-то в основном из гладкоствольных дульнозарядных мушкетов, которые ну совсем не точные в массовом случае. Там же мало сделать качественный ствол, надо еще чтобы боеприпасы были хорошо к нему подогнаны и более-менее одинаковы. А когда солдаты чуть ли не сами себе льют пули, то тут уж ни о каких строгих допусках размерностей говорить не приходится. Да и стреляют они кое-как. Поэтому пули летят черте куда, и главное обеспечить темп и массовость стрельбы, чтобы просто вероятность попадания повысилась за счет количества попыток. Для темпа стрельбы, кстати, тоже желательно стоять, потому что ружье заряжается с дула с помощью длинного шомпола, и делать это удобнее всего стоя. Вот и надо, чтобы все стояли вместе и стреляли по указаниям командиров.
Пушки тоже не сказать, что были безумно эффективны. Ну разве что при стрельбе картечью на близкой дистанции. Ядра, которые выстреливаются с не очень большой дистанции и не несут в себе никакого заряда, конечно, неплохо могут пройти через линию бойцов, снося одного за другим, но это очень далеко от эффекта полноценной артиллерии 20-го века – даже каких-нибудь гаубиц 1902-го года или пушек 1897-го. Староформатные орудия имели низкую скорострельность, слабое действие снарядов, малую дистанцию поражения, низкую точность, примитивные прицельные приспособления и проблемы с переносом огня по фронту. Собственно, даже казнозарядная артиллерия с примитивными разрывными снарядами во Франко-Прусскую войну 1870-х не показала решительного преимущества перед оружием пехоты по количеству пораженных бойцов.
Ввиду таких не очень-то высоких параметров огнестрельного оружия и артиллерии, каких-то решительных результатов можно было добиться скорее ударом в штыки, чем стрельбой. Решительного не столько в плане количества убитых, а скорее в плане обращения противника в бегство. Штыковой удар – это страшно. А для штыкового удара надо, опять же, чтобы бойцы были все вместе, стояли на ногах, и находились под управлением офицеров и унтер-офицеров. Иначе просто командиры не успеют своевременно всех собрать и предпринять необходимый в конкретный момент маневр.
Но есть и еще одна угроза – кавалерия. Удар тех же кирасиров по расползшейся, разредившей построение пехоте, где половина бойцов залегла, будет иметь просто колоссально губительные последствия. Всадники просто раскатают такую пехоту в блин, а остатки побегут, что еще может вызвать цепную реакцию бегства остальных частей. Особенно если те тоже будут «рассыпанными». А вот пехота собранная, стоящая в построении, контролируемая офицерами, может довольно быстро собраться в каре или иное подходящее построение и встретить кавалерию плотной стеной штыков, где каждый будет чувствовать поддержку плеча товарища. Я объясняю очень грубо, разумеется, и специалисты по 18-му веку меня раскатают не хуже, чем «мои» кирасиры сейчас раскатали нерадивую пехоту. Придется мне потерпеть эти потери от них, всё ради вас, дорогие читатели, я ведь должен объяснить хотя бы простыми словами.
Кирасиры, кстати, вполне дожили до ПМВ
Поэтому в те времена нельзя было давать массовой пехоте волю. Дай ей волю – да она разбежится просто, или заляжет. Кто для стрельбы, а кто за укрытием, и даже огня вести не будет. А иные до ближайшего леса – и бежать. Сдалась этим деревенщинам та война… Но военным она зачем-то сдалась, так что им такого допускать было никак нельзя. Поэтому всё строго, чтоб можно было маневрировать. Но в этом случае подразделение, которое минимально обладает какой-то самостоятельностью, это рота. Вернее, поначалу даже батальон, но к 20-му веку уже спустилось до рот.
А значит, что даже младший офицер – лейтенант, командовавший взводом, был персоной вспомогательной. А унтер-офицер вообще был нужен в основном как лицо устрашающее. Чтобы солдат больше боялся его, чем врага. Задачей унтера было, с одной стороны, контролировать, чтобы все делали своё дело как положено, и никуда не затерялись. А с другой – если уж дело дошло до ближнего боя, то личным примером показать, как должен действовать храбрый солдат. Можно ли от такого человека ожидать каких-то навыков управления и самостоятельных тактических действий? Едва ли. Он просто не для этого нужен. Но кто тогда будет управлять отделениями, да и взводами пехоты?
Те, кто был мотивирован, умел стрелять и явно что-то смыслил, могли попасть в особые части. Они назывались по-разному, для удобства назовем их егерскими – так они назывались поначалу в армии Российской Империи. Эти части были намного больше ориентированы на точную стрельбу, действия в рассыпном строю, инициативно, мелкими группами; на использование укрытий, на различные военные хитрости, организацию засад, дозоров, авангардов и так далее. В некоторых странах они набирались из сыновей лесничих и охотников – тех, кто явно умел стрелять. Также таким стрелкам могли давать редкие на тот период (до середины 19-го века) нарезные ружья – что (вместе с умением стрелять) резко повышало точность их стрельбы вплоть до возможности метко поражать индивидуальную живую цель с нескольких сотен метров.
Но сделать все полки такими на тот момент еще не представлялось возможным, да и особо было незачем. Военное дело хоть и не стояло на месте совсем, в глобальном плане имело относительно небольшое развитие пехотных тактик на протяжении чуть ли не 200 лет. Зачем менять глобально то, что и так более-менее работает?
Но тут случилось страшное. Примерно с середины 19-го века за всего-то 50 лет истории произошел колоссальный, невиданный скачок вооружений и технологий. И развитие тактики просто драматически отстало. Причем мало того, что каждые 10 лет появлялось что-то новое, так еще и как это теперь использовать, догадались далеко не сразу. Могли, например, провести артподготовку, а атаку пехоты начать на следующий день, как имело место в сражении под Плевной в 1877 г. Разумеется, это накладывало серьезный отпечаток на эффективность действий, и – на оценку эффективности сторонним наблюдателем, например французами. Которые к началу ПМВ не очень-то верили в артподготовку и тяжелые орудия, опираясь в том числе и на этот негативный опыт.
И вот за 50 лет примерно с 1850-х сначала появились и массово были внедрены нарезные ружья с пулями, которые не надо вбивать прям чуть ли не молотком в нарезы по всему стволу. Выросла дальность и точность стрельбы, а относительно старых нарезных ружей выросла скорострельность. Новый капсюльный замок также способствовал и точности, и скорострельности, и удобству. С ними бок о бок шла нарезная дульнозарядная артиллерия. Имелись уже и относительно массовые «разрывные» снаряды – полые, начиненные дымным порохом.
Затем, спустя очень короткое время, в обиход вошли казнозарядные системы (а в Пруссии даже раньше), а затем и унитарные патроны с металлической гильзой. И в артиллерии, и в стрелковом оружии. Это еще больше нарастило скорострельность. В 1880 – 90 гг. в ход быстро вошли многозарядные магазинные винтовки и тут же перешли на патроны с бездымным порохом. Еще больше возросли скорострельность и дальность эффективной стрельбы. С моей точки зрения также было очень важным, что продольно скользящий затвор (как у широко известных нам винтовок Мосина и Маузер 98) теперь позволял с высоким темпом стрелять в ближнем бою, чего ранее, с необходимостью дозарядки каждого выстрела рукой, могли добиться только очень опытные и хладнокровные стрелки.
Немецкие стрелки бегут в атаку (мама, это только для фото)
Довершалось всё это относительно массовым внедрением пулеметов, вхождением в обиход скорострельных орудий, стреляющих шрапнелью и полноценными стальными осколочно-фугасными снарядами, снаряженными бризантной взрывчаткой (например, мелинитом, тротилом). Той самой, которая способствует образованию большого количества осколков и имеет резко возросшую в сравнении с черным порохом мощность взрыва. Сталь же необходима по той причине, что при использовании чугуна образуются слишком мелкие осколки и корпус снаряда может расколоться без кондиционного взрыва при ударе о препятствие.
А вот тактика за этим всем не успела. Не то чтобы она совсем не изменилась, нет. От линейной тактики всё же начали отходить, причем еще в 19-м веке. Постепенно перешли к колоннам стрелков, а потом постепенно и к цепям стрелков. Теперь не обязательно было всякий раз стоять, больше стало маневра, так как не надо держать очень плотный и строгий, вытянутый по фронту, строй. На худой конец, больше не было проблем с перезарядкой ружья стоя, да и значимость кавалерии постепенно снижалась. После знакомства с бурами (Англо-Бурская война) армии постепенно начинали рассматривать так называемую «бурскую тактику» с ее индивидуальными действиями, маскировкой, рассредоточением. Эта война также показала, как лихо магазинные винтовки выщелкивают наступающие в плотных построениях пехотные роты.
Некоторые армии к ПМВ уже успели внедрить униформу маскировочной раскраски – не в смысле, что пятнистый камуфляж, а хотя бы просто монотонно землистого цвета без ярких выделяющихся участков. Она маскирует несравнимо лучше, чем нечто времен Наполеоновских войн с красным мундиром, блестящей бляхой какой-нибудь, здоровенной шапкой с султаном на верхушке. Уже можно было обойтись без барабанного боя и марширования прям на врага. Хотя французская армия к началу ПМВ еще воевала в красных штанах – не везде слом традиций давался легко.
Но всё же основу действий пехоты до сих пор составлял скоординированный огонь множества винтовок. Винтовки были основным вооружением стрелковых батальонов и даже полков – собственно, они не просто так называются стрелковыми. Пулеметов было очень мало – их могло быть шесть на весь полк – и это были тяжеленные станковые Максимы, хотя уже появлялись и другие конструкции. Ручных пулеметов еще зачастую в штате не было вообще, хотя технически они существовали (пулемет Мадсен), но даже в применявших их армиях могли быть еще не осознаны именно как оружие поддержки малых подразделений пехоты.
А раз так, то и действовать пехота должна крупными группами, чтобы обеспечить себе огневое превосходство и удобство управления. Это потом силу огня будут обеспечивать пехотные пушки, станковые пулеметы, ручные пулеметы, минометы, взаимодействие с артиллерией, а сама пехота будет скорее маневренной частью и тем, кто зачищает местность. Плюс принцип огня и движения, когда поочередно часть стрелков поддерживает огнем, а часть передвигается. Пока что всего этого нет, и, если ты хочешь подавить противника, изволь стрелять из винтовок всей ротой. А то сила огня снизится. А значит и нет особо возможностей маневрировать малыми группами под прикрытием чего бы то ни было, да и, как я уже писал, младшие офицеры и унтер-офицеры вообще на это не очень рассчитаны, у них немного другая роль.
Были даже попытки провести учения с новыми, более индивидуальными действиями, да только они показали явные недостатки такого метода. Стрелковые подразделения до такой степени разбрелись во все стороны, что ими просто стало невозможно управлять – как управлять-то, если офицеры это делают своим голосом по большей части, а фланги расползлись черте куда. Там не набегаешься. Взвод на 300 метров растягивался. Батальон – на три километра. А младшие командиры пока не были достаточно обучены действовать сами. И как будто надобности прям особой нет – еще не в полной мере осознана мощь современного на тот момент оружия. Да и новая артиллерия еще не сказала своего веского слова. Хотя постепенно, то тут, то там новая «бурская» тактика начала входить в арсенал армий. Но требовался какой-то поворотный момент.
Скрытность скоро станет важным фактором
Тут случается Первая Мировая, когда на огромном протяжении Западного фронта после недолгого периода маневренных действий всё погружается в сплошные окопы. И вдруг выясняется, что, 75-мм скорострелки, ведущие огонь шрапнелью, становятся «косами смерти». 105-мм и 150-мм гаубицы, ведущие заградительный огонь осколочными снарядами, рвут на куски и смешивают наступающую пехоту с землей. Храбрые защитники окопов, ведущие частый и относительно меткий огонь из винтовок, оставаясь практически непоразимыми, выбивают тех, кто каким-то чудом выжил под огнем артиллерии. И в довершение всего еще и пулеметы, хотя на первом этапе их роль была намного ниже, чем принято считать (важной она стала чуть позже). Еще и колючая проволока, которую наматывают всё больше и больше, в много рядов, не дает подойти к окопам быстро. В итоге мощь огня такая, что наступающая пехота просто стачивается и может закончиться еще до того, как добежит до вражеского окопа.
Наступая в классическом построении, можно только превращать свою пехоту в трупы и фарш. Так и делали в первое время, что французы с англичанами, что немцы, надеясь еще вырваться на оперативный простор маневром или могучим ударом, пока не истощили силы и не поняли, что что-то тут не так. Пока еще была маневренная фаза, и эти строи колонн могли и пытались маневром крупного подразделения обойти противника с фланга, было еще нормально. Они ж не совсем были чугунные, не просто вперед на врага перли, там с маневром всё в порядке было. Но когда началась позиционка, и окопы протянулись на всю протяженность фронта от Швейцарии до моря, обойти с фланга стало невозможно. К декабрю 1914 уже стало понятно, что надо что-то менять. К тому же уже осенью начался значительный дефицит снарядов артиллерии. И это была одна из причин, по которой начался отсчет рождения новой тактики пехоты.
Причина проста. Если снарядов у артиллерии нет, а локальные, местные задачи решать как-то надо, пехота должна научиться решать их самостоятельно или с малым задействованием артиллерии. Локальные задачи даже уровня рейдов в окоп за пленным. Для этого надо как-то оказаться в окопе. Ну и иногда на локальном уровне могли захотеть отбить участок траншеи или укрепление, которое особенно сильно досаждало своим, на худой конец какой-то локально важный холм. За холм оперативной важности махач мог быть на уровне армий, так что про это как-нибудь потом.
Одной из первейших проблем, разумеется, было преодоление нейтралки. В этом деле очень помогали поначалу саперы, ну и, разумеется, артиллерия. В случае атаки с ограниченными целями шибко много снарядов не требовалось для короткого подавления, плюс немало задач решалось минометами саперов. Простые и недальнобойные, они не годились для производства полноценной артподготовки, зато вот для локальных действий – в самый раз. В целом, саперы были как раз теми, кто был лучше всего подготовлен к такой вот траншейной войне – их и готовили в том числе для штурма укреплений. Поэтому у них были минометы, гранаты и умение работать с заграждениями. В условиях окопов и хитросплетений колючей проволоки это было куда как кстати.
Саперы поначалу лидировали локальные наступления немцев. Пользуясь эффектом от огня артиллерии и минометов, они прокрадывались по оврагам и складкам местности к окопам, закидывали гранатами передовые позиции и резали колючую проволоку – на первых этапах войны она еще не везде была очень уж многорядной. Затем в наступление сразу же шла пехота в неплотных построениях и с примкнутыми штыками. Врываясь в окопы, пехота иногда продвигалась дальше и дальше, но быстро оказывалась на незнакомой местности в хитросплетении ходов сообщения под огнем французских орудий, стреляющих с тыловых позиций. Своя артиллерия еще не могла поразить оборону на всю глубину, да и дефицит снарядов накладывал свой отпечаток.
В некоторых случаях, описанных у младших пехотных командиров, гранаты уже в начале 15-го года получала сама пехота, и в совсем локальных атаках действовала практически без артиллерийской поддержки вообще. И в этом, и во всех остальных случаях особенно важна была заранее проведенная разведка местности, препятствий и позиций противника. Пехота могла ночью подползти к заграждениям и разведать, где они установлены халатно, на небольшую глубину, или повреждены, а могла и сама их порезать.
Постепенно, используя уже повсеместно разреженные построения, действуя более гибко, используя гранаты и помощь саперов, немцы регулярно преодолевали нейтральную полосу в локальных атаках. Я рассматриваю здесь в первую очередь немцев как законодателей моды в тактике пехоты ПМВ – так уж вышло, что они были пионерами и в артиллерии, и в химоружии, и в пехоте. Однако их противники тоже не сидели, сложа руки, и французские с английскими окопные рейдеры тоже могли дать прикурить. Воевать умеют не только немцы.
Но когда пехота, забросав гранатами первую линию, спрыгивала в окопы, то оказывалось, что биться там с винтовкой и примкнутым штыком – основным вооружением пехотинца, очень непросто. Они ж длиннющая – 1250 мм. Даже с оружием метровой длины в узких пространствах орудовать непросто, я сам лично проверял. А тут мало того, что винтовка длиннее, так еще и штык там ого-го какой! Она со штыком почти в рост человека будет, ну, невысокого. На фото тех времен кончик штыка установленной прикладом на землю винтовки доходит порой до уровня носа стрелка. И как с такой оглоблей в окопе орудовать?
Здесь особо длинный штык, обычно они были покороче – где-то до уровня глаз или носа. Не стоит думать, что боец – карлик. Даже мне, мужику ростом 1.82 м, винтовка Маузера (не карабин) доходит почти до груди. Боец, наверное, ростом около 1.70 м, просто немного ссутулился
Иное дело – граната! Мало того, что она небольшая, так ее еще можно закинуть за угол или перекинуть через препятствие. Куча достоинств. Вот только гранат надо очень много, иначе они в бою быстро закончатся. Поэтому на фото мы видим пехоту, просто увешанную гранатами, еще и с дополнительными большими сумками для их переноски. Более того, тактика подразумевала наличие подносчиков гранат в передовых группах. Однако и от винтовки отказываться нельзя. После того, как окопы будут заняты, противник пойдет в контратаку, и тут-то уж винтовка будет куда как полезна!
Но это было только начало...
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Пост с навигацией по Cat.Cat
Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.
