Серия «Историк»

Спасали от медленной и мучительной пытки только две вещи: изредка попадающиеся в газетах интересные статьи (редчайшие, почти как бриллиант) и областной краеведческий музей наверху.

Например, в газетах я вычитал интереснейшую, весьма криповую, историю про строительство моста на нашей речке, пересекающей город. Так вот, в начале шестидесятых городу понадобился ещё один мост, способный выдерживать не только лёгкие повозки но и суровые советские танки. В Питере как раз, планировали поменять один из их мрачных каменно-чугуниевых мостов (предтечи не разменивались на убогую собянинскю плитку, если меняли, то сразу мостами и кварталами) и тот мостом решили перевезти к нам. А что бы установить его как надо, решили запустить на дно ныряльщика с уровнем и рулеткой.

Ныряльщик не всплыл.

Времена были суровые, не нынешние девяностые, когда количество утопленных бандитами в этой самой речке уже и считать задолбались, поэтому человека стали искать.

Притащили спасателей-водолазов, с оборудованием и медными шлемами, и спустили одного на место потери ныряльщика.

Минут через десять водолаз стал отчаянно дёргать шнур, который использовался для связи (это вам не «уоки-токи», шестидесятые ёпта!). Водолаза вытащили и немножко подахуели. Водолаз был в истерике, дрожал как такса под дождём, и нёс какую-то дичь.

«Черти, черти, меня пиздили черти» - только и причитал он. И всё бы ничего, отвезли б в дурку, да забыли, но водолаза украшали пиздецовые синяки, расположенные по всему водолазу. Пояснить толком водолаз не смог и когда отошёл, вода была мутная. Какие-то чёрные головастые твари схватили его и пиздили.

Ну, тут народ проняло. Сейчас бы понеслись за священником, или за агентами спецслужб, борющихся с монстрами, ну или, на худой конец, к учёным-отшельникам с супергеройской жилкой. Но были шестидесятые, святые отцы сидели на голодном пайке, и единственные черти в округе были только на агитплакатах, агента Малдера со Скалли ещё не изобрели, а супергерои-учёные строили в академгородках ракеты,  а не изобретали второй хуй из вибраниума.

Поэтому привезли военных. Жёстких боевых пловцов, которые, возможно совсем недавно,  резали американских  «морских котиков» в Адаманском море. Военные спустились под воду.

Не было их минут сорок. Настолько долго, что первый секретарь обкома, метаясь по берегу, почти сжевал свою серую кэгэбэшную шляпу (в газете была его фотка, правда хренового качества, но готов поклясться, что шляпа у него была весьма погрызена).

Когда военные поднялись из воды, народ подохуел второй раз.

Они вытащили здоровенного, чёрного сома, длиной куда больше самого рослого морячка с самыми стальными шарами. Всё оказалось просто. Когда-то на месте строительства моста утонула баржа и там поселились сомы. А поскольку их никто не трогал, они выросли просто огромные. И защищали свою баржу от пришельцев.

Ныряльщика мне было жалко. Его не нашли.

И такие истории всё же изредка скрашивали моё пребывание в серых подвалах.

Наверху же располагался краеведческий музей. В нём проходили  музейную практику с десяток наших однокурсников. Сначала мы просто ходили пялится туда на экспонаты и картины, однако очень быстро поняли, что каждую пятницу и выходные, после обеда музей остаётся пуст, и принадлежит только нам. В эти дни работники уходили, музей не работал и охранялся крепко пьющим дедом. А дед уже к трём часам дня расслаблялся в алкогольном угаре так, что его разбудить не мог и тактический ядерный взрыв.

Поэтому каждую пятницу мы играли в войнушку.

Опытным путём было обнаружено, что в музее имеется куча образцов «эха войны»: разнообразного оружия, одежды, касок, которые не выставлялись в экспозициях и просто хранились на складе. Поэтому желающие делились на две команды: немцев и немцев, ( наше оружие и форму не брали из уважения к тем кто её носил, а вот немецкое шло в дело в полный рост. Просто одни немцы были времён первой мировой, а вторые, сорян за каламбур, второй), и весело проводили часа два-три за реконструкцией альтернативных сражений, бегая с различными шпарлыгами по коридору. Как кого не зарезали штыком в пылу сражений я не понимаю до сих пор.

Однако сейчас всё это времяпровождение, скучное и веселое, подошло к концу. И, в качестве своеобразного эпилога, сегодня, в последний день практики, было решено отметить лето, третий курс и вообще всё хорошее прогулкой по воде. У одной из наших однокурсниц в наличии имелся совершенно шикарный сборный парусный катамаран, который родители разрешили ей обкатать в хорошей компании. Естественно, компания собралась немедленно и преотличная (три девушки и три молодых человека), и, на следующее же утро после окончания практики мы собрали его ( кстати почти в том самом месте, где когда-то сомы прессовали водолазов), поставили парус и рванули вниз по течению. С собой у нас был алкоголь и магнитофон на батарейках, а так же палатка и отличное настроение. В спину нас догоняла небольшая гроза, в парус дул отличный ветер, та, что по реке мы прошли куда больше чем рассчитывали и остановились на шикарном пляже.

Отдых и ночёвка были стандартны для студентов, вырвавшихся на свободу, и только с утра мы поняли ту жопу, в которой оказались.

Утром нас настигли полный штиль, жара, абстинентный синдром (алкоголь был далеко не первого качества, да) и осознание того, что возвращаться нам надо против течения. Почти тридцать километров. После тщетных попыток грести двумя вёслами, было принято решение взять трос и тащить катамаран  по берегу.  Причём однокурсницы нам отказались помогать вообще, даже тем, чтобы просто пройти пешком. Они остались на блядском резиновом судне, загорая и хорошо проводя время. Мы тащили втроём, идя по тонкой полоске песка у воды гуськом.

И вот тут, в этот день, я понял, что всегда, везде, и до самой смерти меня будет тошнить от шаблонного мышления, от глупых штампованных шутеек и всего с этим связанного.

На подходе к городу, километров за десять, именно тогда, когда мы вконец заебались, были основательно поедены слепнями и поколоты острыми ветками, нам стали попадаться отдыхающие. Сначала по одиночке, парами, потом всё больше и больше. И каждая, каждая тварь особь с улыбкой нам говорила одну и ту же фразу «О!!! БУРЛАКИ НА ВОЛГЕ!!!!» И гнусно хихикала, считая свою шутку единственной и неповторимой.

Сначала мы терпели. Потом начали тихонько посылать шутников на хуй. Потом и не тихонько. И только на последнем километре обрели ясность мысли внутренний покой, позволяющий отвечать на банальности усталым взглядом, полным уверенности в своём полном внутреннем превосходстве.

Вот так и отпрактиковались

Исторический фон:

Летом прошёл первый тур выборов президента. Во второй тур ожидаемо прошли Зюганов и Ельцин. Остальные, в том числе пафосный Жирик, предательский Горби, жёсткий как дуб Лебедь слились.

На этом фоне откуда-то из Турции чеченам подвезли тротила и они начали развлекаться, взрывая в Москве троллейбусы и поезда в остальной стране.

Под самый конец лета тот самый Лебедь с каким-то террорюгой всё таки подписали договорнячок об окончании Первой чеченской. Но взрывов меньше не стало.

В августе  в качестве последнего участника смертной казни в России был расстрелян  маньячила Головкин. После этого мы стали следующих маньячил, террористов и редкостных тварей держать под замком, гладить по голове, кормить кашкой и собеседовать с психологами.

За рубежом Усама бен Ладен объявил войну пиндосам. Они на это, правда, забили болт, а зря.

24 августа была основана компания Valvе. Фоллаут форевер, собираем крышки. А ещё вышла самая первая Квака.

Вышла шикарная «Скала» Майкла Бэя.

- Парни, есть вариант заработать денег – выдыхая дым, негромко произнёс коммерсант.

- Дохуя? -  в лоб спросил терпеливо ждущий своей доли никотина Иван

- Для нас дохуя. Тыщ по семьсот на каждого точно будет. А может и больше. (Около стапятидесяти в американских деньгах  по тем деньгам , для студента в провинции запредельные деньги)

- Это за что? – подозрительно спросил я, к третьему курсу у меня уже прямо впиталась недоверчивость и осторожность.

- Да, вот дайте рассказать – возмутился товарищ – в общем предлагают поучаствовать в работе выборного штаба в нашей области.

- Ельцина, что ли ? Да не пизди!– недоверчиво поднял бровь Иван, вытащив у меня дымящуюся сигарету.

- Нет, конечно,  Бабунцова, нашего местного.  Вместе с президентскими, ещё идут и  губернаторские выборы, темнота! – выдув дым в потолок, он передал свою сигарету мне и свысока глянул на нас – и мне предложили у него возглавить молодёжное крыло.

- А что …- начал было расспросы я – но товарищ перебил меня.

- Надо будет сначала побегать, собрать подписи, и проконтролировать тех кто ещё собирает, потом с рекламой поработать, какую-нибудь акцию организовать, типа спортивной или митинга, потом на самих выборах посидеть в качестве наблюдателей, бюллетени считать. За каждое мероприятие и выход по двести тыщ платят, ну а если выиграет – то ещё по пятьсот.

Судя по тому, что было написано на его хитрой эстонской морде, он то сам зарабатывал куда больше нас, но мы с Иваном переглянулись и немедленно согласились. Деньги были нужны, пиво, секс и рок-н-ролл из ниоткуда не появляются.

Предвыборная деятельность завертелась быстрее чем мы думали. Уже на следующий день нас познакомили с шефом  Николаем Бабунцовым – типичным по внешности коммерсом из девяностых, обладателем красного пиджака, белой рубашки, квадратного подбородка, сотового телефона «Бенефон Дельта» с панелью под дерево и ослепительно сверкающего автомобиля «Форд Скорпио».  Нетипичен Бабунцов был по поведению -  он занимался спортом, вообще не бухал и знал три языка. И очень любил делать деньги. На нас он взглянул всего лишь раз, как Ленин на вошь, и произнёс лишь одно слово: «Занимайтесь».

И мы стали заниматься, как могли.

Бегали и собирали подписи для регистрации кандидата. Помимо нас, таких собиральщиков было десять человек, и они формально подчинялись нам. Мы исполняли роль этаких «бригадиров», обязанных распределять каждому из собиральщиков жилые массивы, проверять качество их работы и  передавать подписные списки  нашему товарищу, который уже организовывал их окончательную сверку и передачу в избиркуом. Если собиральщик не справлялся с поставленными задачами, мы с Иваном должны были сами обегать ножками неохваченных людей. Побегав так денёк, мы уже готовы были послать всю затею с выборами, но Иван обнаружил у матери, работника обласной профсоюзной организации, списки членов этой организации. С адресами и полными данными, о защите которых тогда вообще никто и не слышал.  И с того момента пошли сплошные флеш-рояли: когда людей не хватало, мы просто брали оттуда сведения по нужным адресам. Тогда я овладел хитрой науков придумывать и заносить на бумагу различные росписи, отличающиеся друг от друга.

Таким образом, первая задача была решена в ударные сроки и, получив из рук нашего, заведующего молодёжным крылом штаба «нового русского», товарища  по сорокету баксов, мы с энтузиазмом перешли ко второй. Митингов никто из нас ни разу не организовывал, мало того идеологическим базисом, позволившим бы  провести такой митинг мы не обладали. Короче безыдейные мы были пассажиры, нынешние пассионарии, получающие пиздов на всех площадях планеты назвали бы нас хомячками, стадом или рабами…В общем мы выбрали спорт.

В мае месяце в нашем городе традиционно проводились соревнования Мединститута по набирающему модность виду спорта – стритболу. Игрались матчи на песке, на городском пляже и всегда в нём побеждали иностранные студенты, учащиеся в Меде – высоченные угольно-чёрные негры  живущие в одной из общаг. Это происходило настолько традиционно, и настолько же неотвратимо, что на настоящий момент с ними почти никто и не хотел играть. Пока не появилась гордая команда из четырёх, наркоманского вида братух с гремящим названием «Небоскрёбы Карамзина». Небоскрёбы  потому, что рост самого высокого из членов команды не превышал 178 сантиметров, а Карамзина, потому, что мы все любили Историю. ( Четвёртого, своего одноклассника по прозвищу Сухарь, привёл с юрфака наш друг организатор)

Мы, воспользовавшись административным ресурсом кандидата в губеры, а так же природной наглостью, просто вызвали на игру команду – победителя соревнований Меда, обозвав это и в заявке на проведение, и в документах, и в прессе «Финалом чемпионата». В мединституте удивились, конечно, но выставили своих лучших из лучших: четверых чуть более чем двухметровых монстров из Буркина-Фасо. У меня до сих пор где-то лежит фотка с открытия этого матча. Четверо мелких бледнолицых полуросликов в красных шортах на фоне синих шорт эбонитовых дуболомов. Причём фотографу пришлось отойти подальше, чтоб запечатлеть всех участников соревнований.

Естественно, сказать что нам наваляли, это не сказать ничего. Мяч был в руках у нашей команды ровно девять секунд, когда Иван неожиданным проходом забрал его, вылетающим из нашего кольца. После этого его немилосердно уронили и накормили песком. Но  фотограф успел сделать своё дело. После этого всё вообще превратилось в адский фарс, Сухарю наступили на обе ноги сразу, так, что он врезался в сетку, ограждающую площадку, рассёк губу и выбыл, нашему командиру удалось зацепиться за самого длинного негра и стащить с него шорты, я же исполнил классическую гоп-подставу «я нагибаюсь, ты-толкаешь» бросившись в ноги одному из угольков, после чего Иван уронил его на песок.

Результатом всего действия стала статья в нашей областной газетке, под названием «Команда будущего губернатора заняла второе место на областном чемпионате  по стритболу» с фотографиями Бабунцова в пиджаке, Ивана, летящего с мячом возле кольца и афромедика, барахтающегося в песке. Второго негра, без штанов, решили не печатать.

Уверен, что Бабунцов так и не понял, что соревнования были фикцией. Впрочем, ему на это было насрать. Но поблагодарил на этот раз он нас лично вытащив из кармана жменю бачинских и выделив каждому из команды аж по сотке. Сухарь, которому за матч было обещано пятьдесят тысяч рублей (то есть где-то десятка зелени), с горящими глазами ходил за нами и клялся в верности до гробовой доски.  Правда, через день, пропал в алкогольном угаре где-то в дебрях общаги эконома, среди доступных будущих бухгалтерш.

Теперь, почувствовав вкус бабла, мы рвали жопы за Бабунцова, так, что дымился весь город. Забив на учёбу мы исполняли все нужды предвыборного штаба, в итоге взяв по три участка каждый в качестве наблюдателя. Всю выборную ночь мы не сомкнули глаз, бегая между участками, проверяя наблюдателей и лично считая бюллетени.  Ну а потом узнали, что Бабунцов с треском проиграл одному старому коммунисту, бывшему главе обкома, а ныне верному «ельцынцу» и главе банка.

Придя за деньгами (мы свято полагали что отработали хорошо и с нами рассчитаются) мы поцеловали косяк двери закрытого штаба, по телефону от такого же кинутого деятеля штаба узнали что никому ничё платить не будут, и Бабунцова после видели только на газетных фотках, вплоть до момента, когда он уехал жить то ли в Лондон, то ли в Бостон. Сегодня я пытался о нём разузнать хоть что-то, но интернет о нём ничего не знает…

Курсовую по славянам я еле вытянул, сто сорок баксов вложил в себя любимого, и пообещал себе больше в выборах никогда не участвовать. И обещание своё в общем-то сдержал. Жаль только, что Шнур тогда не выдал ещё свой бессмертный шедевр про выборы и про ориентацию кандидатов.

Исторический фон:

В апреле, двадцать первого числа ракета прилетела в голову любителя звонков по спутниковому телефону  Джохару Дудаеву, что сразу спровоцировало  переговоры в Кремле между делегацией РФ и представителями чеченских сепаратистов, и достижение принципиальной договорённости о прекращении военных действий. Почему нельзя сейчас так же с некоторыми представителями сепаратистов из Чубостана (упаси господи не с квнщиком, а с реальными упырями типа глав СБУ, ВСУ и прочих «У») я не понимаю. Так же легче вести переговоры, вон, евреи подтвердят.

Кстати об «У». в конце весны, аккурат к началу лета из Украины уехал последний вагон с ядерными дубинами, то есть был завершён вывод стратегического ядерного оружия из Украины в Россию и уничтожение пусковых шахт. Ну хоть что-то полезное сделали алкопрезидент американцы.

Алкопрезидент в это время хотел дальше пить водку и быть президентом и поэтому активно пытался подлизать населению, но так, чтоб не тратить денех.  Например весной он подписал Указ о комплектовании армии на профессиональной основе с весны 2000 года и отмене с этого срока призыва на военную службу. Мы губу не раскатывали, уже зная что всё что пишется перед выборами – пиздёжь.

Хотя нет. Не всё. Хреновые решения перед выборами, как раз не пиздёжь. Указ о поэтапном сокращении применения в стране смертной казни в связи со вхождением России в Совет Европы. Поэтому чечены и арабы, убивавшие людей в больницах и школах , даже пойманный и опиздюленные, продолжали жить.

Весной же вышли два шикарных кино: «Марс атакует!» Тима Бёртона, пособие для американцев во всём мире и «От заката до рассвета» принёсшего в мою жизнь зрелище танцующей на столе Сальмы Хайек. Так же не могу не отметить две книжки, вышедшие тогда, «Бойцовский клуб» Паланика, который я прочитал ещё до выхода фильма и «Игра Престолов», которую я прочёл намного позже просмотра сериала. Но обе шикарные.

В качестве саморекламы: "Эшники" немного переработанные и без обсценной лексики. Начало: https://dzen.ru/a/aADMMuYsAXDVefCl

И, конечно, бандиты-гангстериты трущиеся возле «Минутки» и собирающие дань с тётеньки, цыган, и иногда конфликтующие с неформалами. Именно у них завсегда можно было запросто купить коробок зелёного чая чуйского производства с шишечками. Чем я и пользовался, успешно юзая установившиеся почти доверительные отношения с парой полубандитов. Так же, опытным путём, было доказано, что у цыган покупать ничего никогда нельзя – наебут, нефоры торгуют в основном «тяжёлым» которое нас не интересовало и (уж не знаю какому святому свечку поставить не заинтересовало) а тётенька безбожно разбавляет каким-то сушёным сеном.

…а беда у них такая –

Злая вьюга снеговая,

Блохи снежные, хори,

Что воруют сухари…

Товарищ, с которым мы торговали капорами,  прошлую зиму диверсифицировал бизнес, занявшись пошивом кожаных чехлов для мобильных телефонов, поэтому на рынке мы больше не стояли. Однако мне хватало денег, получаемых благодаря ранее описываемой теме со стипухами. Ну, хватало на то, чтобы пару раз в неделю «взорвать» косячок и своё сознание. Время от времени я делился со своими друзьями, время от времени они делились со мной. Всё это сильно скрашивало серую зиму, вялотекущую кавказскую войну и все те новости, которые доходили до нас через забитую кумаром пелену сознания.

И, что удивительно, пелена не влияла на предметы, изучаемые  той зимой. Новую и новейшую историю, историографию, философию я помню практически на зубок. За исключением дисциплин, которые преподавались скучно, типа латыни,  где отбывающий повинность преподаватель с РГФ, просто писал на доске кучу латинских выражений и слов, заставлял их переписывать, а сам уходил в курилку практически на всю пару. А потом удивлялся появившимся на доске надписям типа «Lingua latina non penis canina» (да, я знаю, что это неправильный вариант)

… и в пузо дал ему как мог!

Учитель выблевал пирог….

А завязал я со шмалью в конце зимы также быстро как с ней и начал. Были очередные вечерние посиделки в общаге, такие классические, студенческие,  с водкой средней палёности, пельмешками средней проваренности, девчонками средней привлекательности и гитарой, среднего уровня владения ей.

Иван, мой собрат по археологическим и этнографическим мытарствам, принёс спичечный коробок с «типа офигенной» смесью. Смесь незамедлительно забили в папироски и задымили всю комнату. Под этим делом музыка пошла веселее, да и напитки заходили побыстрее, и приспичило мне в уборную.

Выйдя в общий коридор, я терпеливо дождался своей очереди, подпирая стену и слушая как пьяно-накуренные голоса выводят «Группу крови». Когда из туалета вышмыгнула какая то второкурсница, я зашёл туда и мельком глянул на себя в зеркало.

Оттуда на меня вызверился какой то упырь  с  синими кругами под глазами, тощим лицом (надо сказать я всегда был и остаюсь достаточно плотного телосложения, но тогда похудел килограмм до пятидесяти, да) синюшно белого цвета. Ну почти такого же как советский кафель, которым был отделан этот туалет. Зрелище меня напугало и заворожило. Мало того чем больше я себя разглядывал, том больше понимал, что я сейчас, ну вот прям сейчас, сдохну. Такая вот измена. Я стал загоняться и заглядывать внутрь себя, где обнаружил что ощутимые удары сердца, становятся всё тише и реже. Я сел на край унитаза и приготовился к смерти.

Может быть, тогда бы всё это кино и закончилось бы, если б не народ, обративший внимание на моё отсутствие и не очередь в толчок, начавшая возмущаться. Дверь выбили, меня вытащили , надавали профилактических лещей по моей бело-фиолэтовой морде и отпоили водкой. Оказалось, в толчке я провёл больше полутора часов, хотя мои внутренние часы зафиксировали минут пять. С тех пор я обходил любые средства расширения сознания кроме бухла и обычных сигарет за десять километров. И не жалею.

…Лежит. И нету дела,

Всем до недышащего тела…

Исторический фон.

На выборах в Государственную Думу на волне недовольства творящимся пиздецом в стране победила тогда ещё вополне себе дееспособная и имеющая вменяемую программу Коммунистическая Партия. Зюганов тогда своё мнение имел и ещё не засунул его в несоответсвующие этому мнению места, чем сильно напугал алкопрезидента и стоящих за ним политтехнологов, которые, по странному совпадению были сплошь англоговорящие.

«What the fuck is going on?» спросили они друг у друга, подлили ещё президенту и начали предвыборную компанию с навязчивым слоганом: «Голосуй или проиграешь».

На этапе подготовки к выборам Танцующий-под-мухой принял у себя руководителей крупного бизнеса для консультаций и поддержки его предвыборной кампании. Это были семь олигархов: Берёза, Гусь, Смола, Фридман, Авен, Потанин и Ходор. Все они обещали финансировать предвыборную кампанию президента в обмен на будущие льготы для их бизнеса.

Впервые про эти мутки рассказал почивший в нищебродом Берёза. Он уточнял, что эти семь рыл контролируют свыше пятидесяти российской экономики и влияют на принятие всех важных политических решений внутри страны. Некоторые вполне себе жируют до сих пор.

Умные люди дали этой группе наименование «семибанкирщина» по аналогии с семибоярщиной в Смутное время (период в истории царской России с 1598-го по 1613 гг., до момента воцарения династии Романовых).

И всё это происходило на фоне экономики, которая становилась неспособной стабильно выплачивать заработную плату сотрудникам предприятий, в двух-третях компаний опаздывали с выплатами в среднем на полгода. К этим компаниям относились и госструкутры типа МВД или ФСБ или армии. Боевые лётчики таксовали, сотрудники ФСБ гоняли машины из Германии, а менты ездили с клетчатыми сумками за товаром на рынки Москвы.

Зимой девяносто шестого чечены и всякая шваль во главе Радуевым захватили больницу и заложников в Кизляре. Повеселились, оставив тридцать четыре трупа гражданских и ушли в Первомайское. А потом долго ещё обменивали сдавших оружие из-за заложников милиционеров на своих. Радуев потом помер в тюрьме и , что характерно, нашлись многочисленные «правозащитники», голосящие о том, что Салманчик невиновник.

А ещё этой зимой вышли на экраны «Белый шквал» Ридли Скотта и «Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале», а так же стали продаваться в книжных магазинах «Бойцовский клуб» Паланика и «Волкодав» Семёновой. Эти фильмы и книги, так или иначе произвели на меня огромное впечатление и достойны упоминания тут.

Мне нравилось проводить здесь время. Нравилось рыться в лабиринтах картотек, выискивая интересные, иногда даже раритетные книги. Да, сделав необходимое, я часто оставался просто почитать. Тут, например, я прочитал всего Кастанеду, трилогию Мервина Пика, одну из первых редакций «Тихого дона» без поздних правок.

Мне нравился читальный зал, где в дальнем, самом тёмном углу читального зала, у нас с однокурсниками был облюбованный стол, где мы работали, тихонечко общались, иногда легонько звякая разливаемым под столом алкоголем. Когда надоедало корпеть над книгами, зал оглядывался в поисках женского пола, и зачастую общение в зале плавно перетекало в посиделки в находящейся рядом кафухе-закусочной с народным названием «Дохлая собака».

Я обожал огромную, с ещё сталинской лепниной, библиотечную курилку, где можно было разговаривать уже погромче, сидя на широченных подоконниках, всегда была куча народу и было трудно рассмотреть собеседника из-за табачного (и не только табачного) дыма.

Сегодня, перекусив по пути продававшимся в ларьке пирожком и премерзким растворимым кофе, я порылся в картотеке на первом этаже, поднялся на второй этаж библиотеки, где у стойки выдачи книг была уже небольшая очередь. Сегодня книги выдавала совсем пожилая библиотекарша, спокойная очень маленькая и интеллигентная старушка. Мы были знакомы, она была соседкой моих бабушки с дедушкой по даче, и я время от времени помогал ей донести с магазина тяжеленную сумку (она была одинока и закупалась раз в месяц про запас).

- Добрый день, Вероника Тихоновна -  дождавшись своей очереди я протянул карточки книг – восемь штук сегодня.

-Здравствуй, Валерьян – негромко сказала она, принимая карточки и читательский билет – сейчас принесу.

Недолгое ожидание, во время которого я обозревал очередь на предмет знакомых лиц. Никого.

- Вот – минут через пять на высокой дубовой стойке выдачи книг появились мои тома – отечественную историю учишь?

- Да, семинар завтра

- Ты, когда будешь сдавать, меня найди. Я до самого вечера сегодня. Отдать тебе кое-что хочу.

- Хорошо, Вероника Тихоновна, обязательно найду -  ответил я и сгрёб книги со стойки. Наверное, опять семена какие нибудь бабушке передать хочет. Они любительницы цветы выращивать. Я бочком прошел мимо хранительницы тишины, с двумя острейшими спицами в руках и пошёл к своему любимому столу.

Подготовка к семинару заняла долгое время. Прерывался я только на походы в курилку. Оторваться от этого занятия пришлось уже часов в восемь, когда в животе ощутимо забурчало от голода, а за окнами была непроходимая темень. В полумраке читального зала сидела всего пара-тройка человек, на столах тускло горели настольные лампы.

За стойкой сдачи книг никого не было, и пришлось подождать минут десять. Наконец, из архива неслышно материализовалась Вероника Тихоновна.

- Да, Валерьян, долго ты сидел - улыбнулась она мне.

- Приходится…

- Ладно, давай книги приму – она сделала записи в толстую книгу, вложила карточки в книги и отдала мне читательский.

- Пойдем – сказала она после окончания процедур возврата.

Мы поднялись на третий этаж, под крышу, где были служебные кабинеты работников библиотеки. В одном из кабинетов горел свет. Мы зашли.

- Вот, хочу тебе отдать - Вероника Тихоновна порылась в полиэтиленовом пакете с яркой рекламой сигарет – я ремонт начала делать, книги у меня бесхозные стоят, вот раздаю. Ты молодой, и историк, тебе хочу отдать вот это.

Бабулька протянула мне толстые две книги, на вид очень старые, но в неплохом состоянии.

- Это «Домострой» и «Библия», наверное, век семнадцатый. Толя покойный купил по случаю в Москве ещё после войны, у меня так и лежат. Тебе, я знаю, пригодятся.

Надо сказать, что книги меня окружали с детства, и к ним я привык относиться с уважением. Поэтому отказываться от них я не стал, хотя даже не представлял их ценности.

- Спасибо, Вероника Тихоновна – я аккуратно взял обе книги. Тяжёлые, с выступающими на переплётах рисунками.

- Вот, заверни – библиотекарша протянула мне разворот бывшего «Московского комсомольца»,  а теперь бульварной газетки «МК». Я пошуршал бумагой, завернул книги и засунул в рюкзак. Мы ещё немного поговорили с Вероникой Тихоновной о всякой ерунде, договорились, когда я подойду в следующий раз к ней помочь с продуктами. Потом я по вечернему городу поскакал домой.

Дней через пять я показал обе полученные мной неожиданным образом книги завкафедры новой и новейшей истории с факультета, заядлому букинисту. У меня зародилась идея как-нибудь использовать «Домострой», в качестве источника в предстоящей курсовой, тему которой я пока определить не мог. Профессор долго шуршал в своих записях, но не мог определится с ценностью, а главное оригинальностью изданий, и попросил их забрать  поизучать.

Изучал он их достаточно долго, и, уже в конце ноября после пар проф попросил меня остаться.

-  Это очень ценные книги. – произнёс он, передавая мне упакованные в коричневую бумагу тома - их изучали антиквары и пришли к выводу, что это оригиналы приблизительно середины семнадцатого века. Переплёты дерево с кожей, издание «Домостроя» монастырское, одно из первых. Я, лично, порекомендовал бы их продать специалистам. Если надо, я тебе контакты подскажу. Да и будешь писать курсовую. Лучше сразу себе выписки сделай, чтоб книгу не испортить. А ещё лучше, если умеешь, фотографии сделай. Ну давай теперь по темам курсовой поговорим…

Окрылённый, я в этот же вечер забежал к  своей бабушке. Хотел спросить у библиотекарши разрешения на продажу.

- Мне надо с Вероникой Тихоновной поговорить,  у тебя есть её телефон?

- Валя, ты же не знаешь! Она неделю назад умерла! Сердце у неё больное было! –всплеснула руками бабушка.

Честно, не сказать, что я сильно горевал. Вероника Тихоновна была хорошим человеком, но не слишком мне близким. Вежливые недолгие разговоры в библиотеке, помощь в походах в магазин раз в месяц, «зравствуйте - до свидания» на даче. Не более того.

А перед глазами маячили бабки. Никому не сообщая (ну разболтав только об этом корабельным друзьям), узнав у профессора приблизительную стоимость ( где-то на трёхлетний  «Форд Скорпио», мою розовую мечту в те времена), я решил продать эти книги. Проф дал мне телефон человека в Москве, сообщившего мне что он готов продать для меня книги. Человек сообщил, что он немаленький чин в свежепереименованном ФСБ и предложил привезти ему книги прямиком на Лубянку.  Проф, которому я доверял, подтвердил всё сказанное, и, в последний день осени, я, с книгами в рюкзаке помчал на «собаке» в столицу. Всю дорогу туда и обратно  в мыслях я представлял, как тихим сапом получаю права и приезжаю к универу на новеньком «Форде», который у нас в городе был только у «Флёра», правой руки самой сильной бандитской группировки.

Эти мечты и жажда наживы отрубили у меня любые ростки критического мышления, вследствие чего, в вестибюле помпезного здания на площади перед не очень давно снесённым памятником Дзержинскому, я отдал обе книги хрен знает кому, и без каких либо свидетельств.

Итог был закономерен. Деятель из ФСБ ( в том что он был настоящий сотрудник я уверен, он выходил через проходную показывая удостоверение и с ним здоровались входящие и выходящие люди), пару раз кормил меня по телефону завтраками, потом исчез с радаров. Грустный профессор развёл руками и сказал, что тоже не может его найти. У меня остались хуй и кеды, фотографии, написанная курсовая и бесценный опыт.

Исторический фон

Осень  1995 года в отличие от предыдущих годов была скупа на исторические события. И это не могло не радовать. В России после победы КПРФ на выборах в Думу началась предвыборная гонка, с целью недопущения коммунистов к президентской власти. Действующему властителю помимо запасов алкоголя помогали в этом американские политтехнологи. Как раз где то с ноября стали звучать лозунги «голосуй ( за Бориса, канеш) или проиграешь!» и раздаваться бытовые вопросы, «ты чё, обратно в совок хочешь?». Венцом политических событий осени 95 года стал первый съезд оленеводов России, который принял решение о создании Всероссийского союза оленеводов.

В мире тоже особо новых пиздецов не появилось. Шли всё те же войны, мы вписались вместе с НАТОвцами наводить мир в разваливающееся Югославии, была достигнута договорённость об участии российских войск в многонациональных силах в Боснии и Герцеговине под командованием пиндосов разумеется. Саддам получил 99,96 % голосов на президентских выборах в Ираке.

Зато «шоу-бизь» процветал. В Питере  начались съёмки первого сезона детективного телесериала «Улицы разбитых фонарей». Для меня , если честно только первые два, ну может три сезона – «тру» остальные уже лажа. Там же, в Питере сняли «Особенности национальной охоты», фильм, с которого я ржу до сих пор.

В Штатах один из моих любимейших фильмов «всех времён». «Форрест Гамп» , взял все премии и первые места!

Осенью девяносто пятого вышли такие вины как «История игрушек», «Мортал Кобат» (Пощадите его, Лорд Рейден, американская жизнь ослабила его разум, слишком много телевидения) и «Четыре комнаты» (Зови меня Тедом, Энджела. Теодором меня называют только люди с заряженным пистолетом).

Зонд «Галилео» достиг Юпитера.

Недописав свои «Хроники Амбера» умер Роджер Желязны, человек, книги которого оказали на меня неоценимое влияние.

"Эшники" немного переработанные и без обсценной лексики. Начало: https://dzen.ru/a/aADMMuYsAXDVefCl

- Я? Конечно, нет – Иван задумчиво пожамкал пакет с тетрадкой – там другую экспедицию собирают. Мне вчера предложили и ещё одного человека ищут. Я же Громова в этом году выбрал в качестве научного руководителя на курсовик,  и он мне по своему предмету и предложил. Всего семь человек. Громов поедет,  Вера, лаборантка с кафедры, его какой-то корефан … и обе Кати! – тут Ваня хищно улыбнулся - ну и меня позвали. Через две недели выезжаем. Там отдельный дом будет, у каждого по комнате! Нахер тебе эта археология, поехали с нами!

Григорий Громов (или как его звали просто Гриша) вёл у нас в этом году этнографию. Молодой, буквально года два как закончивший аспирантуру, он прямо фанател от древнеславянской культуры, занимался славянской борьбой, носил косоворотки, бился стенка на стенку и вообще, выглядел почти как былинный русский богатырь: окладистая борода, русые волосы, квадратное, мощное телосложение.  А «почти» потому, что его подвёл рост, Григорий был невысок, метр шестьдесят с кепкой. Этакий «сушёный богатырь», просто добавь воды, как нам втирали по телеку.

Кати… Катями звали двух подруг, которые учились вместе с нами. Обе блондинки, обе крайне симпатичные,  держались всё время вместе  и с остальными общались ограниченно, хотя всегда дружелюбно и с улыбкой. За пару лет свои шары пробовали подкатить к ним почти все на курсе, однако безуспешно. Не нужно было быть гением, чтобы понять, какой план зародился в мозгах похотливого Ивана. Впрочем, я уже упоминал, что и у меня живая фантазия…

Я согласился. Тогда мне это предложение казалось очень заманчивым. На двух организационных совещаниях проведённых Гришей, нам были доведены цели и задачи экспедиции и обрисовано место её проведения. Местом оказался старинный, почти заброшенный  городок в жопе нашей области, из которого поуезжало практически всё дееспособное население. Вокруг него было достаточно деревень, населённых пожилыми людьми, которые как раз и были кладезем этнографической информации. Нам полагалось парами (естественно, в наших головах мы уже с Иваном разбили на пары Кать) курсировать между деревнями, разговаривать с людьми и записывать пиздёжь байки, сказания и мифы Древней Греции, центральной полосы. (Несомненно, половину  содержания совещаний мы с Иваном пропустили мимо ушей, представляя пыльную дорогу, усталых, но довольных девчонок и томные летние вечера).

Потом были погрузка, семичасовой путь на древнем и вонючем Львовском автобусе по родным ебеням с редко встречающимся асфальтом (в ходе которого обе Кати облевали все кусты на редких остановках), вечернее знакомство с полуразрушенным зданием какого-то склада, в котором нам предстояло жить.

И вот тут появились вопросики, а безоблачная картина соблазнения недоступных дам, да и вообще практики, дала первые трещины.

Бывший свинарник склад представлял собой строение из трёх комнат, одной большой, в середине, и двух маленьких по бокам. В большой комнате стояли две железные кровати (одна у входа и вторая у двери в одну из маленьких комнат). Тут же находился длинный стол с электрической плиткой на нём и пара школьных парт.  В маленьких комнатах были только кровати. Окна, (спасибо, что застеклённые) свежекрашенный деревянный пол и мажущиеся побелкой стеныИ всё. Крайне спартанская обстановка.

Обеих Кать и Веру Гриша распределил в малую комнату, у входа в которую стояла железная  ржавая койка. Обладателем этой койки порывался стать Иван, но его тут же поставили на место , отправив вместе со мной в другу малую комнату. Кровать занял рыжий друг Гриши, одетый в причудливую смесь армейского камуфляжа и кожаной, явно самодельной одёжи.

- А это будет моё лежбище – сказал Гриша, кинул вещи на кровать у входа в склад, вытащил из огромной торбы и повесил на спинку железной панцирной кровати настоящий свинцовый кистень  на кожаном ремне.

- Это от  местных отбиваться, если за нашими бабами придут -  сообщил он в ответ на наш с Иваном охуевший взгляд.

- Такое может быть – поддакнул Рыжий, и вытянул из своих вещей нечто, напоминавшее связанные друг с другом огромные деревянные мечи.

- Ночью в эту комнату не ходим, в темноте можем перепутать! – развязав мечи и помахав ими, угрожающе сказал он – Туалет на улице, так что все свои дела делать вечером!

Вера фыркнула и увела Кать располагаться.

Ужин так же подчеркнул весь ужас нашего положения: Гриша своим решением забанил весь алкоголь. То есть он забрал его под свой контроль и сообщил, что выпивать будем раз в неделю, по субботам, потому что именно так делали наши предки. ( Почему, сука, его предки выбрали субботы, и из каких диких стран они приехали, Гриша не пояснил).  Поужинали, по позднему времени бутербродами, а потом завалились спать. (сходив, разумеется по паре раз в толчок на улицу, ибо получить мечом в лоб в темноте не улыбалось).

Ранним солнечным утром нас с Иваном разбудили потоки воды на ебало.

С трудом остановив потоки мыслей, выраженные словестно в идиоматических выражениях, описывающих полившего меня, как собаку женского рода и желавших этой собаке скорейшей межвидовой связи с любым ближайшим конём, я вскочил на ноги.

Перед нами с ведром в руках стоял (хотел бы сказать «возвышался» но нет) Григорий. Выглядел он как толкиеновский Гимли, только с восточноевропейской спецификой: мелкого роста, широченные плечи, бородища, расшитая красным косоворотка, синие широкие штаны и босые ноги.

- Доброго утра! – гулко сообщил он -  вставать будем рано и тренироваться! Научимся бузить и жить в природе!

И тут я окончательно понял, что вместо мира грёз, девочек и розовых пони я попал в старославянский ад.

И понеслась. Гриша не отставал от нас ни на секунду. С утра мы занимались «бузой», смесью медвежьих брачных игр, самбо и того, что два наших наставника понимали под «русским стилем единоборств» ( я до сих пор не понимаю, что они имели в виду. На мой взгляд, народ в нашей стране обладает настолько большими пространствами настолько большими возможностями не видеть никаких соперников годами и настолько сложными природными условиями, что ему просто не было целесообразности выдумать какой-то особенный вид борьбы). Гриша тяготел к рукопашному бою, а Рыжий скакал, как обкуренный бабуин с двумя мечами по всему двору. Я сначала повёлся на мечи, но, жестоко отхватив по колену ударом, до смешного похожим на тот, которым я в детстве рубил одуванчики, живенько к этому делу охладел. Поэтому Рыжий прыгал и размахивал деревяхами в одиночестве, подражая своему любимому литературному герою – Волкодаву. ( Я, кстати, тогда его стараниями тоже подсел на цикл Семёновой). Размахивал своими дубинами он не просто так: Гриша  в течение дня заебенил на дворе настоящее страшилище: огромное чучело из говна глины, тряпок и соломы, которому перепадало и мечами и руками в секретные, известные только столетним вещунам Перуна, точки. (Как про эти точки вещуны поведали Григорию не спрашивайте. Он не сказал. Это тайна.) Иногда мечами перепадало и самому Рыжому, на что он морщился и издавал боевые кличи.

На утренние тренировки, как на бесплатное шоу, несмотря на раннее время, уже через неделю стали собираться и пялится местные, у которых телевизор показывал только ОРТ.

Мы же с Иваном играли роль неофитов, внимающих Григорию, а он любил закатить перед треней (если ЭТО так можно называть) получасовую лекцию. Лекции , кстати, были интересны, касались невыдуманных фактов и традиций дохристианских славян. Иногда, Гриша сопровождал рассказы о традициях практикой, например в первый же вечер он нашёл горшок,прилюдно засунул в него здорового паука ( Кати при его виде чуть снова не проблевались), а наутро всем тыкал в морду паутину, сплетённую в горшке членистоногим. Это значило что место нашей каторги , по славянским традициям, было отличным для проживания, прям лакшери. Позже я узнал, что более точный результат в определении места даёт корова (место, куда ложилась корова, славяне считали счастливым для новой избы). Слава Богу, корову Григорий тем вечером не намутил.

После тренировок мы завтракали различными кашами (оч вкусными между прочим) производимыми Верой и молоком. Попытка Ивана достать банку тушняка была пресечена на корню.

Ну а после завтрака нас отправляли (почти как ведьмаков) на тракт. Естественно, парами одного гендера, тут без шансов. В наши задачи ставилось шляться по окрестным деревням, отмеченным на карте Гришей, и заводить беседы с местными стариками. И записывать то, что они рассказывают. Девочки должны были расспрашивать сказки и поверья, а нам с Иваном поручалось собирать крупицы рукопашных традиций и ножевого боя. По возможности, покупать старые ножи, на что мне был выделен специальный фонд, в сумме аж сто тысяч рублей (около двадцатки баксами для понимания).  Маршруты были определены так, что мы с Катями шли в разные стороны. Для верности, в первые дни с нами ходили Гриша с Рыжим по очереди.

И мы ходили. Ходили много, долго и нудно, почти как хоббиты в Мордор. Сначала в деревнях нас посылали на хуй, потом косились, потом слух про экспедицию пролетел по округе и нас стали привечать. Многим старым людям нравится вешать на уши лапшу молодым.

Временами нам рассказывали что то интересное, временами гнали откровенный порожняк, но почти всегда пытались накормить и, время от времени, напоить (и не хрена не водой). А Григорий, между прочим, в первые же дни озвучил запрет на отказ от приглашений к столу, от чего крайне страдала моя интеллигентская натура, вбитая бабушкой (призывавшая вести себя скромно и отказываться от даров до последнего).

Съеденного и выпитого было столько, что если бы не длительные переходы между деревнями, Кати бы от уничтоженных пирожков напоминали к концу экспедиции бы борцов сумо, а мы бы с Иваном смахивали на пятидесятилетних алкашей. Но природа и подвижный образ жизни делали своё. Мы стали жилистыми и подвижными, как пожилые деревенские коты.

Вместе с этим, употребление алкоголя (да что я несу, алкоголь это слишком высокое название того жуткого самодельного брандахлыста, который мы употребляли) несло и другие опасности.  Например, в доме одного старого лысого дедка, который судя по пожелтевшим фоткам воевал аж при Блюхере (нет, это военачальник, а не «синий хуй» по английски) в Манджурии, мы спросили его, как они дрались с японцами в рукопашной. Дед, выпивший уже в два раза больше нас с Иваном вместе взятых, молча шёл в сени, выскочил оттуда с топором и, не сомневаясь ни капли, метнул его в стену. Молча, нихера не улюлюкая как куперовский индеец. Топор попал аккурат между нами, я даже плечом почуствовал ветерок.  В стену топор не вонзился, отлетел на стол, где разбил Ивановскую рюмку и перевернул банку с остатками тушёнки (той, которую мы когда-то не сожрали на завтрак)

- Вот так! – сказал дед и невозмутимо налил себе рюмку – сапёрные лопатки, про которые рассказывают, говно. Мы всегда брали топор. Он, если не зарубит, то всё равно попадёт тяжёлым и любого япошку укокошит. Тяжесть это хорошо! ( Да, эта фраза была сказана девяностолетним убийцей самураев задолго до ричевского Бориса Бритвы).

После такого, мы с Иваном с дедом пообщались, но недолго, а всю тридцатикилометровую дорогу до базы молчали. ( Лет десять назад, вспомнив с ним этот случай за рюмкой коньяка, он сообщил мне что всю дорогу хотел дать мне пиздюлей за мой вопрос, но его от драки отвлекал вид летящего в него топора. Самое смешное, что видение отскакивющего от стены этого же топора не давало тогда мне реализовать своё желание уебать по роже Ивана, за то, что затащил меня в эту, сука, поездку).

Но, несмотря на опасности, большинство наших бесед были интересны и продуктивны. Так, собранный материал дал целую главу в опубликованную позже Григорием в одном научном издании статью про ножи. Ведь раньше, в  прошлом нож зачастую был очень ценной, а возможно, единственной вещь из металла, которым обладал человек. У славян (да и не только у них) нож являлся атрибутом любого свободного человека, он висел на поясе у каждой женщины. Ребенок, в определенном возрасте, получал нож с которым никогда не расставался. Считалось что нож обладал волшебными свойствами, которыми делился со своим хозяином и его старались никогда не давать в чужие руки. На нём клялись. Им защищались от колдовства. Жених дарил его невесте при обручении. Когда человек умирал, нож уходил вместе с ним, его клали в могилу владельца. И всё это было передано по рассказам в том числе и нам.

Вечерами, когда мы все собирались на ужин (готовила тоже Вера), все делились своими наблюдениями и рассказами. Кати рассказывали про мокушей, которые могли забраться в тарелку по неправильно положенной ложке (после этого Гриша стал заставлять всех переворачивать ложки). Рассказывали про магические свойства веников, которыми отгоняли нечистую силу. Поставленный к стене веник (метёлкой вверх) служил оберегом. Смешная байка была про веник пожар. Владельцу дома полагалось при пожаре ходить вокруг горящего дома, изо всех сил размахивая веником. Считалось, что он может усмирить силу огня. (Гриша долго думал, но не стал поджигать наш сарай).

Рассказывали друг другу про свойства горшков, магию заломов, россказни по упырей и многую другую хрень, ставшую бы неплохой базой для импортозамещённого Гарри Поттера. Гриша с Рыжим всё запоминали, записывали, а так же сразу же пытались опробывать. Метали в чучело приобретённые или подаренные нам ножи. На чучеле опробовали даже русский народный приём тайной борьбы «доска от забора» придя к выводу, что он куда эффективнее любого упражнения Тай Чи.

И всё же от Кать нас с Иваном всеми силами отсекали ( несправедливо, при том что Гриша с Верой посещали душевую вдвоём через день). В итоге все эти меры привели к тому, что в день окончания экспедиции, как раз на Ивана Купалу, мы с Иваном сорвались на городскую дискотеку, где были закономерно опиздюлены местными. В то время как гении греко-славянско-фэнтезийной борьбы  плескались голышом в заболоченной речке, точно так же закономерно наловив на свои жопы пиявок.

Пыло прикольно, но лучше б я копал всё лето курганы.

В качестве саморекламы:"Эшники" с добавлениями и без обсценной лексики ( но не менее жёстко). Начало: https://dzen.ru/a/aADMMuYsAXDVefCl

Во-вторых,  в это время в городе начали появляться брендовые магазины. В самом центре открыли дорогущий магазин с продукцией настоящих «Адидас», «Рибок», «Мустанг» и «Рэнглер» (это потом их разделили на спортивное и кэжуал, тогда продавали всё вместе). Стоило там всё неимоверно дорого, цены были написаны в «условных единицах», но у моих однокурсников зачастую появлялись вещи оттуда. Я же заходил в этот магазин как в музей. Запах новых кроссовок до сих пор числится одним из моих любимых.

Ну а в-третьих, это стандартные для студента-второкурсника траты. «Пиво, девки, рок-н-ролл». Живи ими, или умри в отстое.

Короче мне нужно было бабло.

А если есть проблема, то найдётся и её решение. Вокруг были девяностые, время просто созданное для того, чтобы торговать и пиздить. Этим я и начал заниматься.

Один из моих друзей из однокурсников имел чётко выраженную коммерческую жилку. Этой зимой он, имея кое-какие накопления, которые создал, барыжа после учёбы долларами у пустующего Дома Офицеров  в центре города, решил делать «бизьнесь». Устав отбиваться от конкурентов и всевозможных «крышевателей» из числа как бандитов, так и пэпээсников,  он арендовал на городском рынке небольшой контейнер, и тамагочил рынок на предмет наиболее трендовых товаров для реализации своей маркет-стратегии. На тогдашнем языке это звучало как «найти то шмотьё, которое проще всего впарить лохам». Товарищ не мог тащить этот стартап в одиночку и, в целях траблшутинга, привлёк меня, и третьего нашего коворкера (Простите меня за тупорылый новояз, но я не могу себя остановить. Вся эта история будет пропитана им в связи с моим устоявшимся отношением к тем, кто использует данное щебетанье, как к редкостным долбоёбам) в качестве стаффа с нетабуированными костами (рабов на зарплатах от выручки).

В качестве объекта продаж, был выбран самый-самый ходовой тогда зимний товар, прямо писк сезона, женские капоры, шарфы и перчатки из ангоры. Для пропустивших эти наимоднейшие высеры девяностых поясню: капор – это такая шерстяная труба, которую надевают на голову, и в которой хлебало выглядит как рыло хомяка, вылезающего из норы. Ангора – это такой материал, то ли из козы, то ли из кролика (мы использовали обе стратегии для увеличения воронок продаж), который якобы привозили из Турции в клетчатых сумках оптовые элитные челноки, сокращённые офицеры-лётчики ГСВГ  (так и было, но только для зажратых москвичей), а на самом деле шили вьетнамцы без паспортов в подвалах общежития медицинского института под присмотром старого одноногого еврея.  Не удивлюсь, если узнаю что на шерсть переводили местных котов, в изобилии обитавших в этом же подвале.

Капоры, шарфы и перчатки выпускались комплектами, красились в безумные бордовые, синие и зелёные цвета и на выходе стоили копейки, а продавались нами с тройной наценкой. Перед покупкой новой партии одноногий еврей забесплатно даже предлагал сэмпл, который можно было втюхать за «у.е.» как эксклюзив, какой-нибудь пятидесятилетней торговке на рынке.

И мы вонзились в продажи.

Я запомнил зиму девяносточетвёртого-девяностопятого, как очень холодную, суетную и с огромным количеством красных женских лиц, на морозе натягивающих огромные шерстяные носки с дырками на головы. Наш тайминг распределялся так: «гена» новорождённого стартапа приходил на рынок к восьми утра и открывал контейнер. Дальше он подбивал вчерашнее заработанное, изучал вчерашние кейсы и факапы, составлял фрэи для внешних аудиторов из числа бандитской группировки, державшей рынок. А так же устанавливал для нас Ки-Пи-Ай, который писал мелком на двери контейнера.

К полдесятому он сваливал на учёбу, и его подменял я, пропускающий вторую и третью пары. Я работал до полпервого, после чего до трёх меня сменял наш третий участник бизнес-марафона, который и закрывал контейнер.

Таким образом у каждого из жизни вылетало по две пары, однако маржа была «в три конца».

В железном контейнере было адски холодно, из еды перепадал только кофе пойло «три-в-одном» (сахар, пыль бразильских дорог, снова сахар и детское питание «малыш»), приходилось всё время быть на ногах (капоры пользовались спросом и свечки продаж только росли), однако цель оправдывала средства -  за зиму я заработал неплохие деньги, такие, что смог приобрести весь издающийся цикл книг «Fantasy» в суперобложках, кожаную куртку «пилот» и вожделенные чёрные с белым кроссовки «рибок» за двести тридцать убитых енотов. Кроме этого, я иногда приносил домой вкусняшки, чему очень радовались родители. И даже с этими тратами я накопил к весне долларов триста.

Убили мой экспириенс в активных продажах три вещи. Первая это весна. Бабки у меня были, и с наступлением тепла мне категорически расхотелось работать, а захотелось любви и алкоголя. В эту копилку внесло свою лепту то, что наш лидер к весне перешёл на продажи  леопардовых лосин, которые покупали в основном дамы в возрасте и видеть целлюлитные жопы на подстеленной картоночке мне было невмоготу. Вторым выступило то, бизнес стал мешать учёбе, курсовая сама себя написать не могла. Пришлось выбирать. Я выбрал науку.

Ну и третьим фактором стала появившаяся возможность получать пассивный доход ( я же писал выше про «пиздить» вот это оно и было).

На первом курсе меня сделали старостой курса. В целом это обозначало один гемморой: мне надо было вести отчёты по присутствовавшим, проставлять больных и отсутствующих (это, кстати давало мне и бизнес-партнёрам возможность пропускать лекции), выдавать по ведомости стипуху и участвовать в качестве представителя курса в студенческой общественной деятельности. (которой почти и не было, ибо люди выживали и было не до этого).

И вот, перед сдачей второй , зимней сессии, нам объявили что грядут нововведения со стипендией. Разрушающаяся страна стала экономить деньги и начала, разумеется, не с олигархов, а с самых богатеев: пенсионеров и студентов. Нам было объявлено, что теперь стипендию будут получать только студенты, сдавшие сессию на четыре и пять. Троечники получать стипендию уже не могли. В обязанности же старост, включили по итогам сессии составлять таблицы по всем студентам, которые полагалось сдавать в деканат и по которым начислялась дальнейшая стипендия.

В первый раз я фишки не просёк.  Я доблестно составил таблицу после сессии, указав в ней все предметы, всех однокурсников и все оценки полученные ими. Поскольку я делал это в том самом контейнере, постоянно отвлекаясь на показ капоров покупательницам, я сделал ошибку. Одной из однокурсниц по отечественной истории я в таблице поставил «пять» вместо «три».

И уже в январе подохуел возле кассы, имея на руках помимо своей ещё и её стипендию, с которой однокурсница уже рассталась. Признавать ошибку и отдавать деньги, на которые никто не претендует? Да хуй там плавал. И с этого времени пошли «сплошные флэш-рояли». Каждую сессию я «ошибался», ставя хорошую оценку одному или двум «троечникам». Никто, кроме государства не был в обиде. Схема работала вплоть до четвёртого курса, когда меня выпиздели со старост, за похуизм при международных контактах (об этом позже). Схемой я не горжусь, по факту это растрата, экономическое преступление, но это были девяностые, я был студентом, мне было похрену и я выживал как мог. Такие дела.

Исторический фон

Зимой девяносто четвёртого-девяносто пятого годов хедлайнером всех новостей в России стала война. Очередной осколок развала СССР, проявление гражданской войны, которая то тлеет (на Кавказе) то полыхает ( по всей линии соприкосновения на Украине) по сей день. Тогда у меня и у моих ровесников были неплохие шансы оказаться на этой войне.

Началось всё 14 декабря, когда федеральные войска ( «федералы» как их презрительно называли тогда ныне свалившие за рубеж журналюхи) вошли в Чечню. Алкопрезидент, посидев на диете из сухого винишка пару дней, даже смог предъявить Джохару Дудаеву, рулившему тогда Чечнёй типа ультиматум. Тот, рассчитывая на заграницу, послал опойку на три русских буквы.  И понеслось поехало. Воевали тогда не добровольцы за денежку, а срочники за еду. Несмотря на это двигались быстро, к 28 декабря захватив основной опорный пункт всех военных в дальнейшем – Ханкалу. ( Торгуя капорами в контейнере, я даже не думал, что и мне случиться как-то раз посетить это место в серой форме с капитанскими звёздами). В новогоднюю ночь штурмовали Грозный.  В ответку нам устраивали теракты, в Москве были взорваны бомбы в Московском государственном педагогическом университете, физико-математической школе № 354, в гостинице «Метрополь» и трансформаторной подстанции № 510 «Мосэнерго». Но при этом количестве жертв не было. После взрывов милиция получила ультиматум от «группы офицеров» о выводе войск из Чечни. В феврале Джохар со своими свалил из Грозного и ушёл в горы, где и началась долгая и страшная война.

Помимо войны по стране шахтёры стали стучать касками по рельсам от голода. До сих пор не понимаю, почему они стучали касками по рельсам, а не по головам приватизаторов своих шахт.

На шахтеров и студентов денег не было, а вот на восстановление символов нового нашли: в январе стартовало начало работ по восстановлению Храма Христа Спасителя в Москве.

Наши бывшие наши, а теперь совсем не ненаши из самой медленной из всех прибалтийских тигров страны, приняли закон «О языке». Ну то есть свой язык он типа хороший, а другой типа говно. Из таких законов и вырастают потом писальщики на памятники со шпротой в зубах.

Что ещё? Вышел «Майор Пэйн». «Сейчас я расскажу тебе сказку про паровозик, который смог». Сони выпустила самую первую плойку.