Лига историков

Холодной ночью 16 декабря 1919 года Томск неожиданно пробудился от звуков выстрелов. На заснеженных улицах небольшие группы вооружённых подпольщиков стремительно занимали почту, железнодорожный вокзал, городскую типографию и другие ключевые объекты. К утру власть адмирала Александра Колчака – самопровозглашённого Верховного правителя России – в этом сибирском городе фактически перестала существовать. Декабрьское восстание 1919 года в Томске стало одним из переломных эпизодов Гражданской войны. Местные жители и солдаты, измученные лишениями и политическим террором, сами решились сменить власть прежде, чем в город вошли части Красной армии.

Осенью 1919 года ситуация на фронтах резко изменилась не в пользу Колчака. Красная Армия, перейдя в наступление, отбила у белых Урал и подступала к Сибири. В ноябре пал Омск – столица колчаковского правительства, и сами белые отступали вдоль Транссибирской магистрали всё дальше на восток. К середине декабря линия фронта приблизилась к Томску. Генерал Анатолий Пепеляев, командующий Сибирской армией, пытался организовать оборону на рубеже станций Тайга – Томск силами отступающих частей. Но боевой дух этих войск был подорван чередой поражений и нарастающими волнениями в тылу. В некоторых частях, укомплектованных мобилизованными сибиряками, зрело недовольство – новобранцы из крестьян услышали о жестокой расправе белых над восставшими крестьянами Мариинского уезда и сами были готовы повернуть оружие против Колчака. Назревал момент, когда искра бунта могла перекинуться и на крупные гарнизоны.

Ночью с 16 на 17 декабря 1919 года томские подпольщики перешли к решительным действиям. Восстание началось внезапно и одновременно в нескольких точках города. Военно-революционный комитет (ВРК), созданный заговорщиками, координировал выступление. К восстанию присоединились местные рабочие, солдаты гарнизона и члены подполья – по имеющимся данным, комитет имел коалиционный характер, объединяя большевиков и других антиколчаковски настроенных активистов. Повстанцы стремительно установили контроль над стратегическими объектами Томска – почтово-телеграфной конторой, железнодорожным вокзалом, главной типографией и рабочим пригородом Заисток. Фактически к утру, без длительных боём, власть Колчака в городе была парализована. ВРК выпустил Приказ № 1 от 18 декабря 1919 года, в котором объявил о переходе власти к революционному комитету, потребовал от противоборствующих частей немедленно сложить оружие и гарантировал всем сдавшимся полную личную неприкосновенность.

Тем не менее, отдельные очаги сопротивления белых в Томске ещё сохранялись. Последним оплотом стала городская тюрьма, где засели около 300 верных колчаковской власти стражников и юнкеров (курсантов военного училища). Восставшие окружили тюрьму и предъявили ультиматум. Как вспоминал позже один из руководителей восстания, большевик Иван Гаврилович Буров, тюрьма была взята практически без единого выстрела – её защитники предпочли сдаться. Оказавшись у ворот тюрьмы, революционеры совершили знаковый шаг: они распахнули камеры и освободили всех заключённых. По свидетельству Бурова, всего на свободу было выпущено 1742 человека, причём без разбора – как политических узников, так и уголовников. Перед тем как выпустить арестантов на улицы, представители ВРК провели короткий импровизированный митинг, пригрозив расстреливать на месте всякого, кто будет уличён в грабежах или насилии. Спустя несколько дней стало ясно, что массовая амнистия была опрометчивой: в городе подняла голову преступность, мародёры воспользовались ситуацией. Сохранился документ от 28 декабря 1919 г. – обращение городского комитета самоохраны к ВРК с просьбой принять меры против преступников, выпущенных из томской тюрьмы.

Днём 18 декабря Томск уже полностью находился в руках повстанческого ВРК. Колчаковские чиновники бежали или скрывались. Сам генерал Пепеляев, осознав невозможность удержать город, покинул Томск с небольшой группой охраны, фактически бросив свой гарнизон на произвол судьбы. ВРК тем временем разместился в здании губернаторского дома на площади Свободы (бывшая Новособорная площадь) и организовал преследование отступающих белых частей. Восставшие послали вперёд конные отряды разведки навстречу Красной армии, приближавшейся к городу с запада.

В субботу 20 декабря 1919 года передовые части 30-й дивизии – первым вошёл 17-й Уральский стрелковый полк – триумфально вступили в Томск. Над городом окончательно утвердился красный флаг, ознаменовавший восстановление Советской власти.

Для Томска завершилась эпоха белого правления. Передача города Красной армии прошла относительно мирно: в ходе декабрьских событий не произошло крупных боёв, город избежал разрушений. Тем не менее, жертвы были. В стычках на подступах к Томску и при зачистке города погибли некоторые революционеры и красноармейцы. Так, при освобождении Томска 18 декабря 1919 года погиб комиссар конной разведки 265-го стрелкового полка Иван Матвеевич Мокрушин – его имя увековечено на Новособорной площади, где он похоронен рядом с братской могилой казнённых подпольщиков. С другой стороны, многим защитникам колчаковского режима удалось уйти вместе с отступающими войсками; тех же, кто остался и попал в плен, ждали перевоспитание или наказание. Примечательно, что ВРК в первые дни старался соблюдать своё обещание о неприкосновенности сдавшихся: массовых расправ над бывшими офицерами или чиновниками не последовало. Однако впоследствии новая власть всё же сводила счёты с активными противниками: уже в 1920 году томская ЧК раскрыла несколько антисоветских заговоров, сотни человек были арестованы, многие расстреляны как участники подполья Колчака.

Важно отметить, что столкновение идеологий в Томске никуда не исчезло. Городская интеллигенция и студенчество, численно заметные в Томске благодаря университету, восприняли приход Советской власти неоднозначно. Многие радовались падению военной диктатуры Колчака, но одновременно опасались нового режима. В последующие месяцы часть образованного общества ощутила на себе политику «военного коммунизма» – жёсткую цензуру, изъятие имущества, преследование несогласных. Однако декабрь 1919 года в памяти томичей остался прежде всего как момент освобождения от страха непрерывных белогвардейских облав и казней.

https://vk.com/wall-144904445_769724

Ксавье, Сальмерон и Лайнес, испанцы, сказали, что им необходимо закончить свои дела. связанные с недвижимостью, на родине. Однако Иниго не отпустил из, вероятно не слишком полагаясь на их твердость. Решили. что в Испанию поедет он один, и решит все и за себя и за своих соратников. Встретится договорились в Венеции, к 25 января 1537 года, чтобы затем отправиться морем к берегам Сирии. Лойола снабженный полномочиями товарищей, уехал из Парижа 25 января 1535 года. Здесь у нас пробел почти в два года. Чем занимался в это время Лойола доподлинно неизвестно. Последующие биографы, все иезуиты, писали что на родине его встречали как триумфатора. Его проповеди собирали огромные толпы народа, как сейчас бы сказали "собирал стадионы". Ну и разумеется братья уговаривали его остаться и пользоваться благами наследства. Все это представляется достаточно фантастичным, скорее всего это благочестивые домыслы поклонников будущего святого. Но известно что конце декабря 1536 года Лойола поселился в Венеции, ожидая товарищей.

О его соратниках в это время известно больше. К группе присоединились ле Жэ, родом из Аннеси в Савойе; Кодюр, родившейся в Эмбрюне, небольшом городке в Дофине; и Бруэ, пикардиец из Бретанкура возле Амьена. Закончив обучение все девять отправились в Венецию. Девять правильное число, мне сразу вспоминаются девять Бейбарса и, разумеется, девять кольценосцев (лирическое отступление). Но направились они не прямым путем, а через земли германской империи.

Здесь дискутируя, с немецкими приверженцами Лютера и неизменно побеждая тяжеловесных немцев, сбивая их с позиции искусной диалектикой и пламенным красноречием, все же сказывалось университетское образование, они приобрели такую известность, что слух об их деятельности достиг ушей императора и его представителя в Ватикане.

В качестве лирического отступления надо сказать, что время, когда происходили описываемые события, было чрезвычайно трудным для Ватикана. Прошло 20 лет с тех пор как Лютер прибил свои тезисы к дверям замковой церкви в Винтерберге. За эти годы от католицизма отказались Англия, Швейцария, Дания и Швеция, Норвегия, часть германских земель. Разумеется не малое значение в этом процессе имели деньги: светские правители не хотели делится с Ватиканом ни деньгами ни властью. В христианском мире царили разброд и шатание.

На римском престоле в это время был Павел III из дома Фарнезе. Добродушный и недалекий, он, однако, назначил особую комиссию, которой поручил расследовать и донести ему о причинах упадка веры. В комиссию вошли: кардиналы Караффа, Контарини, Садолет и Поль, архиепископы Фрегозо, Алессандри, епископ Джиберто, аббат венецианского монастыря св. Георгия Кортези и доминиканец Бадиа. Павел III ужаснулся, читая обширную докладную записку, составленную комиссией. В этом опусе содержались и предложения по мерам долженствующих спасти церковь. Здесь была и суровая цензура над позорным поведением монахов; искоренение предрассудков, поддерживаемых и усиливаемых монастырями; обязательное прекращение симонии, или торговли церковными должностями; освобождение духовенства от обетов безбрачия, так как внебрачное сожительство сделалось вполне обыденным явлением, коренное изменение духа и направления университетского преподавания, подрывавшего в корне авторитет церкви; назначение священникам и капелланам определенного жалованья, для уничтожения их алчного мздоимства. Что касается обета безбрачия, то его не соблюдали и Папы. Так у Александра Борджиа были дети, и ходили слухи, что он сожительствовал с собственной дочерью Лукрецией. Но Павел III испугался громадности и радикальности задуманной реформы и отложил дело в долгий ящик, передав исторический документ комиссии на хранение в ватиканский архив, где он лежит до сих пор.

8 января 1537 года Фабер с товарищами – ядро и фундамент будущего ордена иезуитов – прибыли в Венецию. Лойола представил им трех новых соратников, завербованных в Венеции; это были два зажиточных брата из испанской Наварры, Эстебан и Хаим Эгвиа, и талантливый богослов Госец, родом с Малаги. Встал вопрос об отправлении а Палестину. Но к этому времени Лойола, по видимому, уже потерял желание к поездке туда. Возможно, на это оказали влияние его воспоминания ,не слишком приятные, о его предыдущем путешествии туда, когда его встретили не слишком дружелюбно. Поэтому он сослался на трудности зимнего путешествия и перенес паломничество на весну. Вслед затем Лойола предложил членам братства не терять даром времени, а принять на себя уход за больными в госпиталях св. Иоанна и св. Павла.

Сам он принялся исправлять и наставлять в делах веры венецианцев, когда-то осмеявших его. Разумеется это не понравилось местным клирикам, которые подали жалобу на Лойолу в духовный суд. Председательствовал в суде папский нунций при республике, Вералли. Неизвестно чем закончилось бы дело, если б Лойолу не поддержал тиатинский архиепископ Караффа, в скором времени получивший кардинальскую шапку. Вералли произнес оправдательный приговор и Лойола вышел из суда с гордо поднятой головой.

Наступила весна и вновь встал вопрос о путешествии в Палестину. На этот раз Лойола, имевший сведения о готовящейся войне, доказал на общем собрании, что без благословения святейшего отца предприятие невозможно, иначе в Палестине им будут мешать на каждом шагу. В Рим были командированы Фабер и Ксавье.

В Риме посланцы при помощи имперского уполномоченному Ортица, которого Фабер знал лично получили аудиенцию у Павла III. Первосвященник не только принял их но и благословив их на миссионерский труд в Палестине, подарил на дорогу 60 дукатов и разрешил принять рукоположение у любого епископа. Вполне довольные посланцы радостно возвратились в Венецию к Лойоле.

Решено было всем принять священнический сан. 24 июня 1537 года состоялось торжественное рукоположение в священники самого Лойолы, Ксавье, Сальмерона, Бобадильи, Родригеца, ле Жэ, Кодюра, Бруэ, Госеца и братьев Эгвиа. Тринадцать священников, связанных между собою клятвою были готовы ехать в Обетованную землю.

Но тут разразилась ожидаемая война с Турцией, и путешествие стало невозможным в обозримом будущем. Хитрость Лойолы удалась. Тогда Лойола предложил рассеяться по всей Италии для вербовки новых членов, а затем отправиться в Рим и исполнить вторую часть монмартрского договора, то есть поступить в полное распоряжение папы.

Спасибо, что дочитали до конца. Ставьте лайки к комментируйте статью, это поможет мне лучше понимать что именно вас интересует и сделать статьи более качественными. Еще раз спасибо за внимание и до новых встреч.

Книгу, про которую мы сегодня будем говорить, вполне можно назвать историческим порталом между двумя мирами — закрытой, загадочной Японией эпохи Токугава и расширяющей свои границы Российской империей Екатерины II. Это настоящая драма о том, как случайное кораблекрушение стало ключом, открывшим дверь для диалога культур, и как судьба простого японского капитана переплелась с большой политикой, наукой и жаждой познания.

«Ветер перемен дует даже сквозь запертые двери» — эта фраза могла бы стать эпиграфом к фантастической истории, которая разворачивается на страницах книги Кацурагава Хосю «Краткие вести о скитаниях в северных водах». Это настоящий научный труд, первый в своём роде, написанный японцами про Российскую империю! У этой книги невероятная судьба — она была закончена и сдана в японский архив в 1794 году, и лишь в 1937 (!) была издана, и то она оказалась доступна лишь учёным. В СССР книга издавалась в 1978 году, недавно, в 2014-м, была переиздана. Это редкий случай, когда лучше пользоваться электронной версией: в книге колоссальное количество примечаний, с которыми нужно знакомиться постоянно по мере прочтения. Электронная версия в открытом доступе находится в крупнейшей пиратской библиотеке. Вот тут можно с ней ознакомится в достаточно удобном формате.

Для начала кратко остановимся именно на сюжете (осторожно: далее один большой спойлер, однако он касается именно истории Дайкокуя Кодаю; сама книга куда грандиознее по сюжету)

Часть 1: остров Амчитка, 1783–1787

Мы начинаем со знакомства с капитаном по имени Дайкокуя Кодаю. В 1783 году его судно «Синсё-мару», гружённое рисом и товарами, попадает в шторм у берегов Японии и семь месяцев носится по Тихому океану, пока не прибивается к одному из Алеутских островов, уже принадлежащих России.

Остров Амчитка встречает японцев ледяным дыханием: алеуты в одеждах из птичьих перьев, русские промысловики, торгующие мехами, и землянки, пропитанные вонью вяленой рыбы. Из 17 человек выживают 9. Они учатся выменивать табак на шкуры, есть «сарану» — кашу из кореньев, они вынуждены хоронить товарищей. Кодаю, как капитан, берёт на себя роль лидера: он рисует карты, запоминает русские слова, а однажды, спасая команду от голода, соглашается есть говядину — святотатство для японца в тот период. Четыре года спустя русские промышленники строят корабль, на нём японцы плывут на Камчатку, но это лишь начало их очень долгого пути.

Часть 2: От Сибири до столицы (Камчатка — Иркутск – Санкт Петербург, 1788–1792)

Камчатка встречает цингой и голодом. Трое японцев умирают, двое — Синдзо и Сёдзо — принимают христианство и остаются. Остальные пятеро идут дальше: через Охотск, Якутск, бескрайнюю тайгу. Наших героев ждёт путь в далёкий Иркутск и целая череда приключений: морозы, от которых «нос отваливался за минуту» (это не фигуральное выражение, так автор описывают свои ощущения); сказочная река Лена, в которой вода справа пресная, слева — солёная (тоеж, по впечатлению авторов); комары-убийцы, от которых местные учат спасаться японцев.

В Иркутске Кодаю встречает учёный Кирилл [Эрик] Лаксман — человек, который станет его спасителем. Он подаёт прошение Екатерине II, но ответа нет. Тогда Кодаю решается на отчаянный шаг: ехать в Петербург и встречаться с Екатериной лично. Растроганная встречей правительница «проникается» проблемой японца и не просто помогает ему добраться домой, а направляет в Японию посольство для установления дипломатических отношений!

Часть 3: Возвращение: дверь в закрытую страну (1792–1793)

Экспедиция Адама Лаксмана (сына Кирилла) на корабле «Екатерина» подходит к Хоккайдо. Перед этим было сложное путешествие, прощание с товарищем, который вынужден был остаться в России. Во время дороги умирает ещё один товарищ капитана, Коити. Кодаю и Исокити — единственные из всего экипажа, кто возвращается в Японию.

Япония неприветлива: во всю работает политика самоизоляции страны. Капитана допрашивают, и на этих допросах присутствует врач Кацурагава Хосю — автор нетленного труда, про который вы сейчас читаете текст. Кодаю возвращается домой и рассказывает множество невероятных и правдивых фактов о жизни Российской империи. Правда, Кодаю следа в истории Японии практически не оставил.
[Тут нужно примечание, которое выходит за рамки книги. Есть версия, что Кодаю после возвращения жил как преступник, но на практике он получил дом, женился и вполне спокойно существовал.]

Основной сюжет книги мы вам передали — он сосредоточен в самом начале (первые 3 раздела из 11), в первых главах. Дальше начинается самое интересное. После «основного сюжета» начинается рассказ о России.

Каждый раздел посвящён собственной теме. Четвёртый — географический: содержит описание городов и людей, в них проживающих, национальностей. Пятый — правительству и многим социально-бытовым действиям и традициям. Шестой полностью посвящён административному делению, системам управления и иным важным аспектам жизни, которые контролирует государство. Седьмой описывает города и инфраструктуру, причём достаточно подробно. Восьмой раздел посвящён еде и пищевым традициям. Девятый — техническим приспособлениям и быту. Десятый раздел — экономическому потенциалу Российской империи и полезным ископаемым. Одиннадцатый раздел — русско-японский словарь на полторы тысячи слов. Русские слова написаны японской слоговой азбукой — катаканой.

Попробуйте сами расшифровать несколько слов, почувствуйте себя японцем в Российской империи. «Перевод» будет в конце текста:

Посйтэдзафутара
кирисутосу
борисёй бурата
дзэнинсю
титики

Несмотря на то что основной «сюжет» собран в первых главах, все остальные тоже строятся на опыте конкретного человека и его наблюдениях. Например, он описывал перемещения Екатерины инкогнито по столице. Японца очень удивило, что ей можно подать жалобу, ведь в Японии того времени такое действие было очень серьёзным преступлением — нельзя было жаловаться «через голову».

Стиль книги балансирует между протокольным языком и литературными зарисовками. Переводчики, как советские так и современные, сохранили архаику стиля, это неплохо погружает в атмосферу XVIII века, но местами усложняет чтение для людей, которые не привыкли к подобному . Однако обилие деталей — от технологии производства сахара до дизайна карет и их достаточно подробное описание — будет интересно не только тем, кто захочет посмотреть на ситуацию глазами японца, но и тем, кто хочет погрузиться в историю страны.

Редко когда в одном произведении как совершенно равнозначные вещи описываются золочёные обои столицы и политические заключённые Васильевского острова, просящие милостыню. К слову, автор книги сделал очень любопытное наблюдение, что в Российской империи, Китае и Японии милостыню просят крайне схожим образом, «заклиная» родителями. Живший в далёком прошлом японец имел свои приоритеты: например, устройство нужника — действительно важная вещь, про которую стоит писать, да ещё и с разделением по сословиям, по способу использования дерьма с учётом специфики сельского хозяйства. Это его интересовало куда больше, чем даже золочёные кареты, покои и некоторые промышленные достижения.

История Дайкокуя Кодаю — это очень любопытное отражение встречи двух миров, разделённых океаном и вековыми предрассудками. Кацурагава Хосю, словно археолог культуры, создал свою книгу, которая стала окном в Россию для закрытой Японии эпохи Токугава, и одновременно — зеркалом, показавшим японский взгляд на империю Екатерины II.  Его книга это очень интересный сплав личной драмы, этнографической энциклопедии и дипломатического отчёта, где бытовые детали соседствуют с анализом государственных институтов.

Но главное чудо этой истории — её огромная человечность. Кодаю, жертва стихии, стал невольным посланником диалога, его воля помогла преодолеть как морские бури, так и доселе нерушимые политические барьеры. Его глазами Россия показана без прикрас: контраст дворцов и тюрем, контраст учёных и суеверных промысловиков. При этом, сам капитан – человек плохо образованный, для него некоторые бытовые вещи – это настоящее технологическое чудо, которое требовало описать.  После прочтения вы увидите Россию глазами японца XVIII века: огромную, странную, щедрую, полную контрастов, ту, в которой решили остаться навсегда часть его друзей.

P.S. Расшифровка:
Посйтэдзафутара – послезавтра;
кирисутосу – Христос;
борисёй бурата – большой брат;
дзэнинсю – женщина;
титики – титьки.

P.P.S. Этот текст – часть серии о “северной” литературе, которая будет постепенно пополнятся.
P.P.P.S. Ранее текст был опубликован в сообществе CatGeek , паблике о гик-культуре (и не только) из семьи исторического сообщества Катехизис Катарсиса, он же Cat.Cat, давно известный на пикабу.