Фэнтези истории

В этот день предводитель шел на передовую в самом приподнятом, что ни на есть боевом, духе, и бодрость переполняла каждый его мускул, а улыбка не спадала с преисполненного гордостью лица, в нем стали прорисовываться нотки самодовольства, утраченные ранее в аврале организаторской работы.

Он ушел по коридору из золотых лучей оживающей зари, в голове его звучали пульсирующие барабаны, и он грелся взглядом девушки, что провожала его своей душой и спустя многие кварталы. 

Предводителя сопровождал десяток белых воинов в красных плащах, вооруженных полуторными мечами.  

Но подходя к краю центрального района, где располагалось здание военного совета, Стратоник все больше мрачнел.

Здесь везде сновали рабочие в стёганках и железных шляпках, возводящие баррикады из камней и досок, они поднимали плитку и укладывали ровными рядами, переносили раненных, перевозили на повозках припасы.

Слышались команды, крики, ругань.

Где-то вдали раздавался рог.

"Команда к отходу, плохо..."

Полуразрушенный восьмигранный бастион, с косыми стенами, усеянный на верху ровными рядами бойниц. Крыши и верхних двух из шести этажей не были в целости. Ежедневно в бастион прилетали снаряды вражеских осадных машин, он пережил несколько пожаров и нападение драконов; так что на верху его располагались баллисты и гигантский рычажный метательный механизм, ведущий денно и нощно ответную стрельбу.

Застывшие в плавлении камни, осколки стен, кричали своим видом об ужасающем пламени.

Кинув взгляд на черные руины, предводитель вдохнул глубже.

Сощурив пристальный взор в никуда, Стратоник зашевелил губами.

"Боги, услышьте меня. Дайте мне сил одержать победу в этом сражении, я посвящу её вам, дайте мне сохранить моих воинов, они живут, чтобы славить ваши имена, о, бессмертные боги!"

Кончив своё внутреннее воззвание, он ускоренной походкой вошел, сопровождаемый воинами, через врата, что открыли пред ним стражники поспешно.

Внутри пришлось пронестись по узким лестницам и тёмным коридорам.

— Префект Стратоник! — воскликнули седые генералы в черных поддоспешниках, когда предводитель вошел в просторный круглый зал, где в центре стоял стол.

Кинув вперёд руку со сжатым кулаком, вошедший ответствовал:

— Приветствую всех. Я здесь ненадолго, лишь должен ознакомиться с ситуацией по поручению верховного жреца.

На карте, что раскинута на столе схема города: три больших района в ряд соединялись двумя широкими мостами между собой и ещё лестницами с библиотекой на востоке и с цитаделью на западе; улицы шли в неровном шахматном порядке, упираясь друг в друга, начинаясь и заканчиваясь меж нескольких кварталов; небольшие скопления кварталов располагались на отдельных фундаментах, соединенных мостами; на севере и на юге ниже по склону на выступах располагались более мелкие кварталы, соединенные виадуками. Крупная надпись на карте: "Город всех людей Башня". 

— Ситуация тяжелая, — начал один из генералов.

Префект посмотрел на заговорившего, то был статный муж со слегка выдающейся вперед челюстью и развитыми надбровными дугами, ровным носом. Стратоника встретил целеустремленный взгляд зелёных глаз. Во всем лице генерала была задорная простота и мужественность.  

— Продолжай Таврион, раскрой мне сущность наших дел.  

— Внемли мне, Стратоник. Враг ведет наступление везде. Они двигаются крупными колоннами по трём улицам, — он указал на несколько длинных переходов в западном районе, — сейчас мы обстреливаем зажигательными снарядами эти кварталы, чтобы успели отступить наши последние силы из этого района, мы теряем много людей от драконьих налётов на мосты, сейчас мы решаем эту проблему тем, что отряды переходят по подземным канализационным каналам. Мощное наступление нелюдей прервало наши контрудары на окраинах, мы хотели зажать их в тиски, но ныне вынуждены бежать. 

"Все не так уж и плохо."

Послышался прилет каменного снаряда.

Где-то раздались крики.

В небесах пронзительно закричал дракон, как стая умирающих орлов.

После недолгой паузы, Стратоник спросил:

— Мы сохраняем организованность?

— Да, — Речь генерала была уверенной и чеканной, — и, хотя линия фронта сейчас размыта ввиду нашего отступления из всего западного района, наши отряды отходят организованно, изматывая врага арьергардными стычками, непрекращающимися обстрелами и поджогами.

"Пока мы не бежим, есть время что-либо предпринять. Надеюсь, Протелеон обрадует меня чем-то невероятным, потому что сейчас ничто вообще не обещает хоть чего-то похожего на победу."  

— Каковы наши силы и наши потери?

— Сейчас, с твоим подкреплением, наше воинство приблизилось к десяти тысячам солдат. Мы теряем убитыми и раненными сотню человек каждый день. Но тактика улучшается каждый день, как и мастерство наших командиров, поэтому потери сокращаются.

"Хотя бы это радует. Мы крепчаем!" — с радостью подумал Стратоник и его глаза обрели разумную улыбку.

Мысли бегали от радости к отчаянию.

— Что говорит разведка, Лимний?

Вперед подался худощавый старец в тунике и черном плаще с бодрым здоровым цветом круглого лица, на котором один глаз был сильно сощурен; он провел рукой по пышной белой бороде и глядя сосредоточенно сквозь пространство начал говорить:

—  Непрестанно враг пребывает в наш предел. По горным дорогам он ведет колонны свои. Сегодня на несколько тысяч он больше нас числом, но трёхтысячный отряд в семи днях пути уже отсюда. Долго мы не сможем сдерживать эту мощь. Мои глаза и уши, что рыщут тайными тропами излавливаются драконами, их истерзанные трупы находят на перекрестках. Скоро туманом станет весь мир для нас. Мой последний разведчик бежит из града на юге, что жители звали Стремительным. В своем послании он описывает собирающиеся там бесчисленные орды. Десять тысяч нелюдей ждут там команды, чтобы выступить в поход.

— Мне ясно теперь, гибель наша неминуема...

— Префект Стратоник! — воскликнул Таврион, — ты думаешь я сижу над этой картой день и ночь для того, чтобы проиграть главную войну своей жизни? — и при этих словах генерал ухмыльнулся.

И от этой ухмылки Стратоника пробрало горячей и бодрой радостью, в голове его возник образ возвышающихся красных штандартов, и он улыбнулся в ответ.

— Я доложу верховному обстановку. Посмотрим, какое решение он вынесет.

— Обрадуй нас, — молвил Лимний, — его мудрым ответом.

После чего префект развернулся и покинул зал, где тихо стали переговариваться меж собой генералы.

Выйдя на улицу, он вновь окунулся в суматоху города, превращающегося в военный лагерь.

В небе появились столбы черного дыма.  

Мимо легко пробежался конь, несущий мёртвого всадника, с множеством стрел, торчащих из спины.

В воздухе повеяло пожаром…

"Они сделали это. Но долго пожара не будет. Видимо горит нефть или масло, в этом граде камня и железа гореть нечему."

Стратоник пошел, сопровождаемый воинами, обратно на восток. Остановившись перед проходящей колонной воинов, он поднял глаза вверх и увидел библиотеку.

Гигантская башня, каждый из множества этажей которой был окружен белой колоннадой, меж колон притягивали солнечный свет прекрасные бронзовые скульптуры атлетов с разнообразными снарядами в руках, принявших позы, наиболее ярко отражающие красоту человеческого тела. Наверху башни сиял гигантский золоченный купол.

Но вот колонна прошла, и предводитель ринулся вперёд.

Петляя по узким улицам и аллеям, а затем перейдя по большому мосту, он очутился в восточном районе. На границе его от небольшой площадки вели вверх три длинных узких, шириною с одну повозку, виадука над пропастью, ажурными арками соединяя её с библиотечной площадью, за которой шла широкая лестница. И пройдя через все, он взошел к расположенным меж могучих кирпичных выступов солидным дубовым вратам библиотеки, укреплёнными золотыми пластинами.

Вверх устремлялся колоссальный округлый корпус, задрав голову можно было видеть, как он сокрушает величие любой отдельной личности своей высотой и широтой, выше во много раз любой башни, что стояла над домами своего квартала, Библиотека господствовала над всем городом, меряясь своей важностью с Цитаделью.  

Ворота раскрылись, и Стратоник во главе своей охраны проник в огромный зал первого уровня, где царила тишина.  

Величественная пустота, обрамленная книжными шкафами, что располагались в арочных углублениях стен. На потолке сходились длинные каменные своды, берущие начало в мраморных колоннах с капителями в виде тяжелых свитков, из-под которых распускаются серебряные бутоны цветов, рифленые стержни их обвиты золотыми лианами, пьедесталами их были идеальные гранитные кубы. Потолок был расписан сценами из похождений богов, прекрасными небесными эпизодами, где обнаженные человечные фигуры представали в немыслимом физическом напряжении. В центре сходились на гранитном полу лучи света от круглых окон, расположенных полукругом с западной стороны, в тех лучах витала легкая благая пыль. В стенах выше шкафов были выступы и резные узоры, заполненные золотом и серебром. 

Здесь ощущалась культура нации.

От величия, пронизывающего как искрящийся бархатный дождь, Стратоник испытал удовольствие такое, что ему с трудом далось сдержать слёзы счастья. Художники, создавшие этот зал, сыграли на струнах его души, словно перебрали струны арфы, хотелось раствориться в увиденном, утонуть, каждая деталь приводила в восторг и инкрустировалась в душу, как драгоценный камень.

"Я знаю, за что сражаюсь. Вот она, наша культура. Мы создали это. Они могут убить нас всех и разрушить наши города. Но они никогда не уничтожат нашу культуру! Если мы создали это однажды, значит мы заслуживаем того, чтобы выжить."

Префект знал, что мог открыть здесь любую книгу и погрузится в бесконечную мудрость своего народа, это знание возвышало его.

Но нужно было идти.

— Мои соратники, — ласково вывел он из почтенного трепета своих воинов, —  я должен идти к верховному жрецу. А вы ждите меня здесь.

— Да, префект, — ответил старший из воинов.  

В тишине рябью расходились звуки быстрой ходьбы по отполированному камню.

Против входа было лестница, что расходилась в стороны внутри стены и обвивала первый уровень, чтобы соединиться на втором, где против входа была такая же лестница на третий.

Так он дошел до вершины, пропустив другие книжные залы, где бродили мудрецы в пёстрых мантиях, изучая свитки и бормоча заклинания. 

На последнем этаже располагалась обсерватория, там не было стен, купол, расписанный под звездную карту этого полушария, подпирали только гигантские красные колонны на белых пьедесталах. Здесь стояли различные приборы, крупные железные сферы, макеты планетарной системы, большие столы, заваленные различные картами, свитками и фолиантами, а по краям были установлены разнообразные подзорные трубы.

В гигантских ажурных жаровнях пылали костры.

Несмотря на невероятную высоту, здесь было тепло и легко дышалось.

Воздух искрился.

"Магия…" — недоверчиво подумал Стратоник, увидев Протелеона, одетого в пурпурную тогу с золотым шитьем поверх белоснежной туники.

— Префект Стратоник!  — воскликнул приветственно жрец, перестав возится с одной из труб.

В ответ префект ненадолго вскинул руку со сжатым кулаком:

— Верховный жрец Протелеон!

— Оставим официоз, милый Стратоник, подойди сюда, испей вина, — с этими словами старец наполнил серебряный кубок вином и протянул приближающемуся префекту.

Кубок был взят из рук и испит до дна.

Пряная сладость с нотками уходящей осени во рту.

Свежесть.

— Ещё не скоро ты вновь выпьешь такого.

— Предвкушаю, — сухо ответил Стратоник.

— Расскажи мне, как обстоят дела в городе. Я слишком занят, чтобы заниматься проблемами войска.

— Мы потеряли западный район.

По лицу старца пробежала тень, глаза его сощурились и стали глубокими, как два пруда в ночи.

—  Враг теснит нас там, его орды прибывают, и новые собираются на юге. Нелюди кратно превосходят нас числом, а наши потери таковы, что через три месяца у нас не останется сил для того, чтобы удерживать город, наша армия к этому моменту сократится в десять раз и этого едва хватит, чтобы удерживать библиотеку какое-то время.

Пауза.

Верховный жрец мрачно размышлял. Его черные брови надвинулись. Он смотрел в потолок, потом поднял свой взгляд вдаль, отправив его с крыши мира в никуда.

Облизнув губы, после долгого молчания, изрек:

— Иного пути нет.

— Протелеон, о каком пути говоришь ты? — напряженно проговорил префект.

— Об ужасном, — старец подошел к большому письменному столу и, севши за него, взяв перо в руки, стал быстро набрасывать приказ, — ты отнесешь это донесение в ставку и отдашь Тавриону, дабы он исполнил. Но решающую роль я отведу тебе, Стратоник.

— Мне?

Ветра здесь не было, несмотря на их пребывание на крыше мира.

Пламя в жаровнях стало тревожным.

— Да, — приказ был закончен, теперь старец сворачивал его и нагревал воск, — и ты должен будешь сыграть её в ближайшее время. Собери своих лучших мечников. Мне необходимо, чтобы по завершению отступления из западного района, ты спустился в катакомбы и нашел священный зал близ опоры моста. Как префект, ты имеешь право войти в это помещение. Там есть рычаг, запускающий механизм разрушения моста, заложенный в него ещё при строительстве, — Он сделал паузу, — Я уверен… тот, кто проектировал этот мост, не мог и подумать, что придется использовать этот механизм.

— Такой механизм существует!? — с изумлением вопрошал Стратоник.

— Да! — бодро усмехнулся Протелеон, — Человеческий гений инженерной мысль оказался способен на такое.

— Это великолепно, — прозвучал ответ с гордой ухмылкой, — само-разрушающийся мост! Но почему нельзя было окружить районы стенами, как в Стремительном, и сделать укрепленные ворота с подъёмным мостом?

— Никто не предполагал из строителей этого города, что его вообще будут когда-либо штурмовать. В горах и без того хватает естественных средств защиты. Горы и есть наша крепость. Так думали основатели города. Механизм же, о котором я тебе поведал, был великой интеллектуальной забавой инженера, кажется того мужа звали Гликерий… он вроде до сих пор жив, поразительно…

— Хорошо. Протелеон. Я понял тебя. Разреши мне сейчас же отправиться туда, пока наши войска ещё занимают ту часть подземелья.

— Ступай, префект Стратоник! — торжественно произнес жрец, — Защити наш город! 

_____

Имени у меня нет. Его не дали мне деревья, не пропели птицы, не начертали на мху странники, приходящие сюда время от времени по своим делам. Я живу в древнем дубе, стоящем на границе обычного мира и тишины. Корни его раскололи камень над струящимся меж округлых валунов ручьём, и даже время обходит дуб стороной, боясь запутаться в этих извилистых, похожих на щупальца спрута корнях.

Люди зовут нас кодама — духами леса. Но мы не зовём себя никак. Мы просто есть и нам этого достаточно.

Раньше в долину приходили паломники. Они складывали у подножия дерева монеты и шептали молитвы. Иногда плакали. Иногда смеялись. Я слушала. Я не утешала. Просто была рядом. Но они не замечали меня.

Однажды к подножию дуба пришла из ближней деревни девочка. Она посмотрела вверх — в крону, где я сидела, спрятавшись в переплетении ветвей, и сказала: «Я знаю, ты здесь».

Был полдень. Солнце припекало, но моё дерево отбрасывало густую, приглашающую присесть уютную тень. Девочка устроилась между корней, положив рядом старенькую, потёртую деревянную куклу в лоскутном платье, и некоторое время молчала. А потом заговорила. Она рассказывала истории своей жизни. Делилась своими большими маленькими драмами, радостями и разочарованиями. Я слушала, не проронив ни слова.

Когда девочка закончила рассказывать, она ещё некоторое время сидела молча, поглаживая рукой старую ноздреватую кору. День клонился к закату, и всё вокруг погрузилось в тёплый медовый свет, в лучах которого медленно танцевали золотые пылинки. Девочка поднялась и собралась уходить. Она снова взглянула наверх и сказала: «Я знаю, ты слушала». «Слушала», – тихим почти неразличимым эхом отозвалась я.

С тех пор она часто приходила посидеть со мной и рассказать о своей жизни. Темы были разными. Печальными и весёлыми. Мелкими и глубокими. Я никогда не перебивала. Просто молчала и слушала, как взрослеет её душа. Она больше не рассказывала о детских страхах, как раньше, и не жаловалась на одиночество. Но в паузах между её словами я всё равно чувствовала — ей всё ещё нужно, чтобы её кто-то слушал.

Постепенно она стала приходить реже. У неё был свой путь, всё дальше уводивший её от корней старого дуба — школа, потом учёба в городе в университете. Возвращаясь, она иногда приносила книгу и читала вслух. Иногда просто сидела, прислонившись к стволу, с закрытыми глазами.

Однажды она пришла с корзиной. В ней были яблоки, сладкие шарики из рисовой муки и её кукла, всё в том же лоскутном платье. Она положила угощение и фигурку к корням и долго смотрела на дуб. Я услышала её мысли — они были тихими, как струйки воды, стекающие с тающего весной льда: «Я скоро уеду. Далеко. Но ты ведь останешься здесь, правда?..» «Правда», – тихим эхом отозвалась я.

С тех пор она не возвращалась. Теперь я снова одна. Иногда ко мне приходят другие люди, но они не задерживаются надолго. Кинут монетку, постоят немного и уходят. Иногда ветер доносит до меня далёкие голоса и мне кажется, я слышу её. Я не грущу. Просто жду. Если ей нужно будет говорить, она снова придёт сюда, к старым корням, и найдёт покой в тени моего дерева.

Но по весне, когда в долине цветёт сакура, озорной ветер приносит мне вместе с розовыми лепестками знакомый шёпот: «Я знаю, ты здесь». «Здесь», – отзываюсь тихим эхом я.

-
Если вдруг захотите узнать в сети, кто автор, не тратьте время. Это - я. 😉
Если вдруг вам интересно почитать другие мои выдумки, то можете присоединиться к моему каналу:
"Не раз очарованный странник" - милости прошу 🙏

Мир стал войной.

Без солнца.

Земля ревела, копошились в ней трупы, как черви. Холмы кричали о смерти.

В тот день хозяин мерно шел через пустошь.

Светило растворилось в сводах мира. 

Дорога из серого лабиринта дряблых скрюченных деревьев вела в море колоссальных полей.

Вечный блёклый купол исторгал дождь.

По мокрой тропе ступал тяжело копытами вороной конь.

Склонил голову всадник, позволив воде струится в длинных чёрных волосах, из недр его души через тёмные пряди падал взор в другое время. Не расправились плечи его. Мокли черные его одежды.

Черные ткани висели, во множестве складок преломлялась ткань. Неброские ножны покоились у бедра, в них ждал меч, не ожидающий расправы, только любования.

"Что мне теперь все дворцы? Эти небеса стального цвета теперь и есть своды моего тронного зала. Весь мир теперь наш дворец…" — и не было радости в той мысли, и на печаль не осталось силы. Все ненавидел владелец этих мыслей каждый миг, и каждое мгновение топил в бессильной злобе, подобна мертвой змее была дума его.

Вдали чернели силуэты многих острых башен, вырастающих из гребня меж вершин рассечённой горы.

Там был город.

Последний город. 

Человеческий глаз ничего не увидел бы отсюда.

Но очи его отражали в себе весь мир и то, чем этот мир становился.

Печаль была зрачками этих очей. 

Дождь закончился, словно разошелся занавес гигантского театра, и открылся впереди пустырь, что тянулся вдаль, медленно перетекая в подошву горы и далее в склон. И все это пространство было покрыло только камнями и выгоревшей травой, которая не оживет от дождя.

"Эти поля более никогда не будут зелёными. Кончились изумруды в этом мире, никто не напишет про то, сколько сочности в них, и как они покрываются росой, что красивее всех алмазов."

Птицы не пели.

Движения не было.  

Гром.

Где-то в разломе злых небес сверкнула молния.

"Дождь прошел, мертвые успокоились."

Хозяин слез с коня, и тот рухнул грудой костей и пыли, а сам обернулся неясной черной тенью и взлетел ввысь, чтобы, промчавшись над степью и предгорьем, укрыться в своей обители.

Но сделать это он желал, не будучи одним.

Здесь, среди полей, утерявших культуру и плодородие, стоял замок. Его почерневший от огня каменный прямоугольный корпус высился над ровной поверхностью мёртвой окрестности. А по углам четырехскатной черепичной крыши злобно закруглялись каменные клыки.

"Моя летняя усадьба."

Влетев в окно-бойницу, хозяин вновь преобразовался в человеческое подобие, очутившись в аскетично обставленных покоях, где кроме тяжелой дубовой кровати не было ничего.  

Из мрака теней вышла девушка, с кожей бледнее больных небес, и правильными чертами, в сочетании которых читалась игривость и нежность. Каштановые кудри, полуприкрытые серые глаза, меж которых аккуратный носик, не остренький, но округленный ровно до той степени, чтобы оставаться милым, маленькие бледные губы.

И никакого румянца… 

Все эти черты хозяин разглядывал с наслаждением, ибо каждая из них пробуждала в нем мысль о том, что все это принадлежит ему. 

— Я ждала, — простонала с удовольствием девушка.

Туго затянутое тёмно-зелёное платье с редким золотым шитьем подчеркивало манящий изгиб тела, имеющего сбалансированное сложение.

Это тело хозяин прижал к себе своей сильной рукой.

— Насколько сильно? — прозвучал низкий бархат голоса, лениво и почти сквозь зубы.  

— Люций, — с придыханием от удовольствия, которая она получала, произнося столь желанное имя, — жаль наши тела заживляют все мгновенно, — она опустила взор на свои аристократичные ручки и злобно усмехнулась, — я изодрала себя до крови, вырывала из себя куски мяса и разбрасывала по залам, поливая кровью каждый угол… Ах… и следа нет! — и вновь подняла глаза, чтобы утонуть в своем вожделении, — За пределами спектра боли было то мучение, что я испытала, ожидая тебя здесь, — с толикой отвращения, — в этой… дыре! Жажда разрывает меня изнутри даже сейчас, когда ты так близко!

Её тело крепче прижималось к статной фигуре хозяина, лицо которого полускрыто было за ровными черными прядями.

— Ни слова больше, Табия. Летим отсюда.

Теперь двое обернулись беспросветными черными сущностями и устремились прочь из замка на север, туда, где высился последний город этого мира.  

Преодолев предгорье и склон, две черные тени, напоминающие хищных птиц, сквозь первый легкий снегопад летели к возвышающемуся над одной из вершин рассеченной горы черному замку.

Тот представлял собой правильную, круглую в плане башню, со множеством громадных во всю высоту пристроек и колоссальных контрфорсов, и без каких-либо лишних деталей на ровных стенах без единого окна. Везде по краям крыш свинцовой кровли там были каменные клыки и стояли скульптуры воинов с бычьими главами, вооруженных двухлезвийными секирами; ибо первые хозяева, что построили башню, поклонялись рогатым богам древнего мира и тёмным сущностям. 

Цитадель последнего города была воплощением твердости, все оружие перед этой могущественной архитектурой было ничем. Громадные формы сооружения демонстрировали силу человеческого гения.

Теперь же эта цитадель, местами поврежденная при штурме, принадлежала тёмным силам. 

_____

Стая черных ворон с глазами неестественно-красного отлива, словно рубины, пролетела над засыхающим лесом, где опали листья, и голые ветви, как покорёженные руки прокаженных взывали к небу.

И вот последнее существо, бывшее некогда свободной птицей, скрылось из виду, чтобы принести безвестие своему хозяину.

Подул морозный ветер.  

И луна скрылась за тучами.  

Вверх, в черное небо ночи поднялся искрящийся белый огонек.

"Стрела!"

Снаряд испускал свет, заданный ему скрытой силой разума.

Заворожёнными глазами зверя смотрел он ввысь, и желание немедля действовать хищно овладевало им, и он знал, что сейчас же должен дать ему волю, ибо пора пришла. 

Чернела тьма меж стволов рощи.

— Вперёд! — скомандовал зычный голос командира.

Шумя доспехами, двинулись вперёд шеренги. 

Лица обреченных, лица последних.

Их немного.

Едва тысяча…

Закованные в белую броню, округленные шлемы с т-образными прорезями, приятной легкости и вместе с тем поразительной крепости, последние воины этого мира шли одухотворенно в свой последний марш, слово океан звучал в их светлых главах, будто морской бриз ласкал их, в глазах их были потоки неизведанной нежности, словно притихшие дикие реки.

Они с мечами и щитами шагали по веткам и листьям, по мягким прогнившим стволам мертвых деревьев, пока их кованные сапоги не ступили на каменную плиту.

Пред ними была большая каменная площадка, в которой зияла тьма прохода, то были широкие ступени, уходящие вниз, съедаемые чернотой.

Когда-то давно могущественные силы скрыли этот проход, но их влияние ослабло, и теперь он стал виден, и этим необходимо было воспользоваться, пока враг не помешал этому.

Командир, сняв шлем, в позолоченных доспехах и красном плаще вышел вперёд. От всех прочих молодых воителей его отличали, словно рубленные топором черты лица, контрастные в лунном свете, и тёмные брови, при светлой гриве волос и такой же светлой бороде, в его синих глазах едва читалась обреченность, скрываемая за решимостью вести всех вперед.

— Нас ждет, — с мужественной хрипотой начал он, — последний марш. Вы все пришли сюда из разрушенных крепостей, из брошенных усадьб, люди, оставшиеся там, будут преданы смерти, если падет этот город, в который мы идем. Их всех ждет агония, какой не знала ни одна империя этого мира! Наша земля беднела и нищала, теперь пришел сильный враг, чтобы положить нации конец. Её сердце истязаемо его ордами. Пришло время положить этому конец… — и он добавил немного тише, — или положить свои жизни.

Затем развернулся он и пошел впереди.

Никто не жег огня, а только шли вперёд за своим предводителем, который помнил дорогу наизусть и во тьме мог безошибочно преодолеть многие, знакомые ему мили.  

В этом марше они шли нога в ногу, четко и неделимо.

Масса преодолевала казавшиеся бесконечными серо-охристые коридоры и залы, вырубленные в горном массиве, по краям их были массивные квадратные колоны, испещренные надписями умершего языка, но было это видно лишь вначале, когда ещё доходил тусклый свет ночи.

Спустя шесть часов беспрерывного марша они подступились к винтовой лестнице, ведущей в город, что был на вершине горы, и подъем по которой занял ещё три часа; в ходе которых становилось все холоднее, а дыхание утяжелялось от непривычного возвышения.  

В просторном зале сдвинулись в сторону дубовые плиты в каменном полу, из которого стали выходить один из другим воины в белых латах, пока не наводнили зал, пасмурно освещаемый из узких окон, уходящих под высокие своды каменного потолка.

Врата раскрылись, и на фоне легкой метели явились трое старцев в красных мантиях, в руках они держали большие бумажные свертки.

К ним вышли предводитель и его сотники, они вскинули вперёд правые руки со сжатыми кулаки.

— Мы приветствуем тебя, префект.

— И я приветствую вас, достопочтенные жрецы.

Вскинутые торжественно руки опустились.

— Ты пришел, префект Стратоник, — властным тоном констатировал старец в центре, что был выше других.

— Откликнулся на ваш зов, — учтиво поклонился предводитель.

— Это все, что ты привел? — старец сощурил глаза.

Подойдя ближе, предводитель держал ответ:

— Земля истерзана, я собрал старых и молодых, это последние люди, больше не будет, — и добавил совсем тихо, — Мы обрекли на смерть всех, кто остался в низинах, чтобы спасти нашу столицу.

Старец сделал знак рукой:

— Передайте карты командирам.

Двое других в мантиях прошли к воинам и передали свертки, те раскрыли их.

Беседующие отошли в сторону, пропустив отряды, выходящие на улицу и продолжающие появляться из прохода в полу, чтобы прибыть в указанные им общим планом подразделения.

Предводитель вглядывался в знакомые черты: точенное властное лицо старца, орлиный нос, холодные голубые глаза, седая длинная борода, из-под которой не видно было рта, сохранявшие черноту грозные брови, высокий лоб. 

Повисли величественно складки красной ткани:

— При текущей интенсивности боёв, наша армия потеряет боеспособность через два месяца. Вопрос, что произойдет быстрее, они возьмут важнейшие узлы нашей обороны, или мы истратим всю живую силу. И ты привел всего лишь горстку людей…

— Протелеон! Их было больше, — Стратоник опустил взор на свои руки, голос его стал более хриплым, в нем выражалось непонимание, — я вел их секретной тропой, лучники леса хранили тайну нашего марша, отстреливая воронов. Но земля уже давно ничего не дает, а пламя было запретно для нас, потому что их глаза повсюду. Голод, холод и сырость забрали половину моих людей. Мы шли беспрерывно. Они там лежат, в лесах. Я делал все, что мог, но не спас и половины… и половины!

— Быть по сему. Их не вернешь, Стратоник, — старец грустно посмотрел в сторону, во круг глаз его возникли мириады скорбных морщинок, потом он снова сосредоточился на предводителе.

— Воины наш доблестный щит, обещаю тебе, мы отвагой удвоим наше присутствие, верь мне!

— Я больше не верю, — твердо низким басом произнес старец, — и поражаюсь тому, как ты сохранил эту привычку, хотя в последнее время только верой и можно сберечь рассудок.

— Ещё не все потеряно, ведь так!? — с рвением и придыханием выпалил предводитель.

— Да, в древних свитках, в глубинах наших библиотек, мы нашли многие древние заклинания, которые записали наши основатели. Мы восстанавливаем утраченное, и когда мы закончим, то со всей силой ударим по врагу. Он узнает, на что способен разум человека, чтобы выжить.

— Раздавим их! — ревностно вторил Стратоник, округлив покрасневшие глаза.

— Ладно. Ступай, отдохни...

В речь предводителя вернулось обреченное спокойствие:

— Протелеон, до встречи.

Выйдя на улицу со шлемом в руках, Стратоник очутился на небольшой площади, окруженной плотной возвышенной застройкой серого кирпича.

Вдоль стен выступали рёбра полуколонн без украшений, а в узких окнах были мутные стёкла. 

С переднего незастроенного края площади открывался вид на город, что был вытянут меж рассеченных вершин горы узкими раздробленными кварталами вдаль, весь испещренный ущельями, до противоположного пика, где чернела цитадель, обожженная пламенем драконов. Ниже по склону у края снежных склонов располагались одинокие кварталы, что соединялись между собой узкими виадуками. 

Не кончался шепот белых ветров.

Мороз. 

Шквал снежных вихрей.

Смягчались резкие черты господствующих башен.

Внизу их окружали приземистые правильные корпуса, беззвучные ровные стены которых четко и строго делили пространство, их окна и двери прикрыты железными решётками на тяжелых замках. Черепичные крыши с острым углом скатов были покрыты снегом.

Контрфорсы.

Лабиринты каменных рёбер со шпилями, и своды меж них. 

Улицы и переходы, мощенные камнями, украшенные множеством идеально ровных мраморных колонн и всевозможных гранитных обелисков, соединяли небольшие площади, в центре которых стояли колоссальные кварцитовые столбы, хранившие историю города в письменах, коими были изрезаны. 

В этих бесцветных кварталах царила строгость, там властвовали камень и железо.

Таков был город мудрецов, главным узором которого была кирпичная кладка.

Но вот метель стихла.

По небу расплылось тусклым пятном солнце.

И по обе руки от рассеченной вершины открылся вид на этот мир.

По левую подошва горы переходила в предгорья и дальше в погибающие пожухлые равнины, в далёкое море уныния и покинутости.

По правую руку склон стремился в черные воды океана.

Восхищение видом, казалось бы, всего мира, переполнило Стратоника, и он очнулся, лишь когда солнце вновь скрылось за снежными вихрями. Он развернулся и ускоренным шагом направился по узким лестницам и переулкам к одному из высоких домов. Колоннады и обелиски здесь были на каждом шагу, но не было людей, только изредка пробегал отряд воинов.

В небесах мелькали крупные черные тени.

"Драконы…"

Ускорив шаг, предводитель пронесся по последней длинной алее из мраморных арок, в конце которой был виадук, ведущий к массивному строению, основание коего вырастало из выступа на крутом склоне, уходящем в бушующие воды.

То был крупный прямоугольный корпус, окруженный широкой кирпичной террасой и колоннадой по всему периметру. Здесь дежурили воины и стояли грозные баллисты, направленные во враждебное небо.

"Дом. Это дом! И я здесь. Наконец-то…"

Поднявшись по коротким, но широким ступеням, раскинувшимся во всю южную сторону дома, Стратоник открыл крупные деревянные врата и очутился в просторном зале, где внутри вдоль стены также были колонны, и всюду здесь горели жаровни. После морозной улицы тепло приятно обволакивало. В воздухе слышался запах готовящейся еды, и в ней не было мяса…  

"Запасы наши на исходе…"

Среди огней и камня явилась девушка, одетая в тёмно-синюю столу с рукавами, миловидное её лицо обрамлял белый платок. В этом лике была чистота, мягкость черт при тонких губах и едва заметной улыбке, но больших искрящихся карих глазах.

Тихий возглас:

— Ты вернулся. 

Вдох.

Его пронизывала, словно окутывая коридором света, звенящая нежность, как смех детей и лепестки целого леса, такого, что застал ещё мир цветущим при жизни. Стратоник, после многих миль пота и крови, позволил себе раствориться в этом ощущении, и волна его чувств не отошла обратно в море.

Пристальный взгляд сопровождал мерный тёплый возглас:  

— Психея!

Выдох.

Двое медленно подошли друг к другу и резко сцепились в объятиях, что было на них не похоже.

Где-то пробежала домашняя прислуга.

Стратоник едва отступился и сосредоточенно-нежным взглянул на девушку, чьи руки обвили его шею.

— Ты цел, нет ли у тебя ран? 

— Только в душе, — потупив взор, — в ней зияет огромная рана, которая не успеет зажить, от того, что я вскоре снова должен буду уйти.

— Но ведь теперь ты в городе. Ты голоден?

— Только боги знают как долго ещё мы будем сопротивляться. Уже…

— Не говори так! — перебила с грустью и страхом девушка.

— Психея, уже последние резервы я привел сюда, снабжения нет, мы скоро потеряем боеспособность. 

— Я не разбираюсь в военных терминах, — растеряно произнесла девушка. 

— Это не важно. — Голос предводителя стал серьёзным, — Знай, мы может быть последние недели живем с тобою здесь, в этом жилище, полном роскоши и уюта. Быть может, Башня падет, и тогда нам придется бежать в горы и скрываться в пещерах, питаться дичью, но кто знает, как скоро и там нас настигнут драконы. 

— Мне не ведома эта война, Стратоник, обещай мне только, что вернешься, чтобы не случилось там, в сражении.

Недолгая пауза.

— Я вернусь. Обещаю, — после этих слов, сопровождаемых легкой улыбкой, предводитель почувствовал, как его лицо источает благородство и ему это понравилось.

Послышался звонкий колокольчик.

Вошла слуга, девочка-подросток:

— Завтрак готов, госпожа.

Пара удалилась в соседний зал для трапезы.

_____

Луна.

Деревья стоят сплошным черным силуэтом.

Хочется помнить обо всем, глядя на звезды. Так много их, такие холодные.

В глазах стоит беспристрастное лицо Агнес, в руках ощущение её вьющихся золотых волос.

— Видишь ветер?

— И что…

— Пасмурно, да?

— И что…

— Вчера было так солнечно. Помнишь?

— И что…

— Ты всегда отвечаешь одинаково.

— Я здесь для этого.

Лязг металла. Меч вынут из ножен…

Образы резали и услаждали сознание. Приятная горечь слез ласкала тревожный дух.

Воин шел по степи, обходя густые рощи, раскиданные по большим изгибам холмов. Хотелось подольше остаться под светом луны. Позже будет солнце. Солнечный свет напоминал золото волос Агнес, и хотелось его забыть на время.

Противоречивое желание.

"Имя? Моё имя… оно уже ни к чему… Помню лицо Агнес, больше ничего не нужно," — говорил про себя воин.

Обдуваемый ветрами, он уже не понимал, жив или мёртв. Скудные запасы воды и еды закончились много дней тому назад, лошадь сдохла, и сам он давно должен был лежать где-то в траве, смотреть опустевшими глазницами на облака.

"Быть может злые духи заключили меня в этом теле?" — он посмотрел на свои руки, на них все ещё были перчатки, на ногах сапоги, плащ за спиной.

И верный меч был при нем. Меч, который он напоил кровью Агнес.

_____

Мир давно разрушался.

Это были странные ощущения.

Жизнь продолжалась.

Орки вышли из своих джунглей, где томилась их свирепая раса долгие столетия. Их серокожие орды истребляли все на своем пути. Они топтали поля и жгли деревни, преодолевая и разрушая стены, проникали внутрь городов, где убивали всех жителей, заливая улицы кровью, а тела вешали вдоль дорог. Их ненависть была беспредельной. На всех южных просторах королевства стоял отвратительный запах сожжённых трупов, это горели тела людей, которых никто не смог защитить.

Но жизнь продолжалась.

А потом пала столица. Многие месяцы её осаждала огромная толпа орков. Вскоре механизмы пробили великие белые стены, что откидывали тень на холмы. Ненависть океаном захлестнула город, улицы стали рубиновыми каналами. Черви, крысы и мухи обрели свой рай, падальщики создали над столицей свои небеса, их облака ещё долго стояли над мёртвыми кварталами. Никто не знает, что стало с цитаделью, быть может король ещё там…

Орки же двинулись дальше. И наконец-то им дали бой.

Рыцари севера единым воинством сошлись в жесточайшей схватке с врагом. В страшной битве тысячи тел смешались, перемалывалась плоть. Орки остановили свой победный марш. Война замедлила свой темп. Но люди не победили, уже никто не мог сказать, способны ли они вернуть свои земли. Королевство распалось.

Время текло ядовитой, разъедающей всё рекой.

Ветра унесли крики мертвых, спрятав их где-то в священных рощах, скорбящих по миру.

Но на севере жизнь шла своим чередом.

Где-то в захудалых землях стоял на скалистом речном берегу замок, а в недрах его восседал на деревянном троне стареющий лорд, отвечающий за нерушимость королевской границы. Уже не было самого королевства, но граница все ещё была. Некоторым людям плевать, что происходит в мире.

Подле замка раскинулись сады, окруженные высокой стеной, покрытой плющом. Сады, по которым любила гулять Агнес.

Мысли стали возвращаться в нормальное русло, и воспоминания воина развеялись…  

_____

Иногда происходили странные вещи.

С воином ещё случалось нечто, похожее на сны, но он не контролировал это, просто проваливался, и не помнил, когда заканчивался предыдущий период бодрствования.

Пока воин брел ночами, то жонглировал своими воспоминаниями, в которых главным предметом была Агнес. Ему нравилось просматривать особенно те мгновения, в которых Агнес смеется. Хотя этот смех ему не всегда нравился. Один лишь раз ему удалось рассмешить её…

Впереди показался город.

"Цивилизация, здесь, в этой глуши?" — вопрошал про себя воин. 

На востоке от королевства обитало множество людей, но по мере углубления в бесконечные леса они встречались все реже, человечество здесь распылялось.

Огибая лесной массив с севера, воин брел по степи. Он оставил далеко позади все известные поселения.

Но здесь, посреди бескрайних полей, стоял на возвышенности прекрасный град, окруженный кольцом белой стены, а за ним виднелись высокие белые здания, похожие на колокольни неведомых храмов.

На мгновение воину показалось, что он порвал тонкую мембрану между пространствами, и на него повеяло свежей энергией. В один лишь миг он узнал, что над этими просторами расцветают иные миры, и души здесь забирают другие боги. И ведение улетучилось, но мысль осталась, воин сорвал её и спрятал глубоко в памяти.

"Пригодится…"

Он встал на одно колено и вырвал из дерна несколько травинок, чтобы вдохнуть их полевой аромат, но запах был иным, чем он ожидал, то ли он уже не ощущал запахов, а лишь вспоминал их, и воспоминания причудливо перемешивались.

Скоро поднимется солнце.

Воину захотелось сперва увидеть город один раз при свете дня. Но войдет в него он лишь следующей ночью, если взгляд поймает жизнь. В мёртвую цитадель забрести не хотелось, даже несмотря на то, что сам он уже скорее всего давно мёртв.

_____

Они придут днем.

Но ещё когда солнечные лучи ударили с рассветом, то воин упал бездыханным в траву. Играющиеся с ним темные силы наконец-то отпустили тело.

Дух же бродил поблизости. Бесплодная тень бездонными глазницами созерцала, как несуществующие руки бережно уложили тело в лоснящуюся на ветру бархатную траву. Труп обмыли росой и словно приготовили для чего-то.

Затем тень испуганно и тревожно стала ходить вблизи. Красные потоки пыли из иного мира заполнили собой все. В них мелькали черные туши других существ.

Послышался волчий вой, очень печальный.  

Пришли тени рослых волков, из их расплывающихся силуэтов вырывались алые глаза, как пылающие расселины.

Никаких слов.

Тень поняла, что её уводят. Ни она, ни волки не двигались. Но мир перемещался, приближая к ним искомое место, что звало тень, зов этот был бесчувственным, словно ветер обдувал песок. Где-то рядом возникали блёклые огни неведомых сущностей, путешествовавших в том же направлении.

Наконец явилась та пустота, к которой все они стремились.

Среди драпировок зелёных туманностей, украшенных драгоценными звездами, висели осколки скал.

Мощный низкий голос, исходящий от бесконечно огромных сводов пространства, зазвучал:

— Иди ко мне.

— Я ни в чем не повинен… — тень выдохнула остатки эмоций.

— Не бойся.

— Что ждет меня? — глазницы расширились.

— Жизнь. Тебя ждет жизнь. Новое тело.

— Мне больше не нужно тело… сполна им наигрались злые силы.

Голос стал более жестким, если в этом пространстве существовало то, что можно было назвать эмоциональным окрасом:

— Выбор не был дан!

Словно змеи вокруг витали узкие потоки сил, неизвестных для тени, и она смотрела, как они расширялись, перемещая тепло сквозь неисчислимые миллионы миль.

Среди острых камней возник свет, пронзивший тень своими лучами, и та была вынуждена устремиться прочь, но не нигде нельзя было укрыться.

— Нет! Прошу, нет! Это все, что осталось от меня!

Свет исчез. Тень расплылась остывающими остатками.

Голос смягчился:

— У тебя снова есть хозяин.

Возникали воспоминания о свежести вечерних полей, о золоте народившегося хлеба. И вот воин уже вновь проводил по колосьям рукой, ощущая жизнь.

Развеялись усеянные звездами черно-зелёные своды. И снова одинокий воин стоял среди полей, обласканный утренними лучами.

Но когда взглянул на свои руки, они были черными расслаивающимися пятнами, из которых торчали серые, блестящие когти. Сильные руки, крепкие ноги. Новые ощущения. Он дышал всем своим телом, не вдыхал, а забирал первую ночную свежесть вокруг себя из мира. Природа самого себя стала приятной загадкой.  

"Нет… это больше не я. Сам пытался убежать… Да. Можно уйти от людей. И я ушел. Но как мне уйти от самого себя?" — медленно и плавно проговаривал внутри воин или тот, кем он теперь был.  

Теперь пришла пора резвиться.

Стало гораздо легче. Воспоминания об Агнес теперь выцвели, большая часть грусти в них испарилась, а осталось легкое веселье и приятная жалость. Заиграла ностальгия в конечностях, расцвело расслабление в разуме.

"Город… град на холме!"

Вспомнив о белых стенах, монстр ринулся через местность. Он бежал, не зная сопротивления ветра, мчался, как сам ветер, хоть внутренне и смеялся от того, что достиг в реальности этого избитого сравнения. Ветром он себя ощущал, видел себя острой черной тучей, оставляющей борозду в поле утренней палитры.

И вот, он увидел град, как и хотел, под излучением солнца. Сверкала белизной стена, одна лишь эта стена мыслилась символом недостижимой чистоты, столь ровной она была, лишь врата чернели на ней. Открылись они, и монстр устремился туда. 

Но из врат вышел на коне страж, защищен блестящим нагрудником. Не утра луч, но надменность отражалась в его полированной броне, в лице, утопающем в тени от округлого шлема.  

Монстр преодолел подножие холма в миг и приблизился к вратам.

Тогда всадник поднял сильной рукой своей меч с кристаллом в гарде, синий свет озарил местность и отбросил незваного гостя прочь.

Боль пронизывала тело, хотелось ужасно унять тот свет, но лишь одна неугасимая боль пламенем испепеляла сознание, исчезла способность мыслить, жажда скрыться во тьме только все заполняла. 

"Прочь… прочь!"

И острой тучей унесся монстр, покрывая многие мили. 

_____

День тот стерся из памяти, оставшись лишь мутными образами лесного массива, в дремучей толщи которого был найден отдых и блаженное забытье.

Вечером же вновь пожаловали волчьи тени, с сочувствием тлели расселины их глазниц.

Монстр лишился своего тела, снова став тенью.

Мрачный изумруд окрасил изгибы далёких тонких пространств, алмазы звезд игриво засверкали. Красный песок внизу, бордовые дюны уходят за горизонт.

И вновь раздался тот низкий голос:

— Ты слышишь меня.  

— Я слышу. Но кто я теперь?

— Ты мой раб.

— Но для чего я тебе?

Ужас возрастал в сознании.

Луч света вспыхнул на мгновение, и тень притихла, прильнув к склону алого бархана.

— Твоё тело есть мое порождение. Душа твоя в моих руках. Ты слушаешь мои приказы. А иначе… я лишу тебя того тела, что дал, а душу истерзаю пустотой.

— Я понял… я осознал… — с грустью отвечала тень.

— Из моего желания произрастает твоя воля, — и эхо вторило ещё долго, печально запекаясь смыслом на внутренней стенке фантомного черепа. 

Прошло видение, бывшее иной реальностью, но голос этого хозяина не удавалось вспомнить. 

_____

И следующей же ночью был дан приказ. Как едкий укус невидимой змеи он проник в сознание и закрепился там. Один за другим всплывали в тьме мышления образы…

Поле.

Луна.

Склон холма, и ветер, пригнувший траву.

Грустный отлив белого цвета на городских кирпичах.

И вот уже это не есть видение, но действительность, которую монстр рассек с большой скоростью и взобрался по стене, перемахнул через каменные зубцы, чтобы оказаться в чьем-то уютном саду.

Здесь были поляны, очерченные мраморными ступенями, из цветов же росли здесь только рододендроны, а с неизвестных деревьев опадали плавно бордовые лепестки.

Косые лунные лучи, падающие из крон, медленно испарялись.

"Утро близится… может быть, я уже опоздал. Но зачем я здесь?"

"Иди," — раздался внутри чужой повелевающий голос.

И монстр, повинуясь, ринулся между деревьями к строениям, перепрыгнув через высокую каменную ограду.

Ломанные улицы делили кварталы, обведёнными такими же оградами, за ними виднелись запутанные корпуса дворцов, обведенные многими колоннадами, ступенчатые крыши покрыты были кустарником.

Спустя несколько рывков, он уже прятался в тени кипарисов, выстроившихся в просторную аллею. В конце её был ещё один дворец.

И монстр ворвался туда.

Под рукой мельтешили те, кто был подобен теням теперь. Слуги, стража, все это было немощной людской плотью, которая была в считанные мгновения разорвана сильными руками. И вот, он шагает через залы, шелковые занавески покорно свисают в эту безветренную ночь, только тяжелые шаги слышны, но звук их уносится вдаль, теперь яркими были лишь мысли и желания, это было совсем иное существование.

И наконец, лестница. Монстр поднимается по ступеням, чтобы забрать нечто, что будет принадлежать его хозяину.

Там снова зал, в котором свет лишь из одного окна, ставни раскрыты и занавески отдернуты, взору открыта поблекшая персиковая луна.

Монстр бросил мечтательный взгляд. 

В центре комнаты на большом ложе, самом утонченном и роскошном из всех, что видел монстр в прежней жизни, лежала девушка. Тёмно-рыжие волосы, аристократично-изящное тело с утонченными конечностями было прикрыто одной лишь белой туникой, правильные черты лица и, конечно же, удивление, которое они выражали в тот момент, не теряя при том некоего достоинства.

Когда монстр обратился к своей цели, то сперва немного помешкал, разглядывая. Но прозвучал шум множественных шагов, должно быть, стражи.

Схватил.

Девушка была легкой, особенно при возможностях нового чудовищного тела.

Никакого сопротивления или крика. Только кромешный ужас испытывала девушка в тот момент, возможно она уже потеряла сознание и потому так смиренно покоилась на широком плече.

Окно…

Свежий предутренний свет.

И ветер снова рассечен в стремительном беге.

Широкие улицы в этом районе сменились узкими переулками, дома стали меньше, переходы теснее. Позади уже никто не гнался. Стена была близка, и вот, монстр запрыгнул на неё.

Но вдруг сверкнул синий огонек в стороне.

Луч.

Монстр закрыл своим телом девушку.

И нечто обожгло его спину, озарив разум болью, засверкавшей, словно мириады звезд, упавших в одно мгновение.

Вопль звериной боли огласил весь град.

В следующее мгновение, монстр спрыгнул со своей добычей и побежал прочь, через поля, мимо рощ, перепрыгивая ручьи и переплыв одну маленькую реку, каменный мост через которую был уже давно разрушен.

"Я принес…" — лишь подумал монстр, аккуратно складывая дышащее тело девушки у подножия старой сосны в светлом и уютном бору, где решил отдохнуть.

"Великолепно," — произнес внутри властный голос.

Реальность распалась на пыль, которую сдул ветер небытия. Разверзлись вновь изгибы космоса, и далекие миры засверкали. Теней здесь было много, стаями они витали, словно наслаждаясь своим призрачным полётом. Монстр снова стал такой же тенью, но ему не нравилось здесь, и ноющий страх сковывал то, что оставалось при нем от его души. 

Через какое-то время тень увидела красные глаза, в которых горела жажда чего-то, быть может чего-то большего, чем власть, чего-то непонятного человеческому сознанию, не доступного для человеческой души.

Это пугало тень, заставляя ретироваться в расселины меж булыжников потустороннего пустыря.

— Тебе не зачем скрываться от меня, раб.

— Этот взгляд может испепелить меня… — растворялся ответ тени.

— Иди на север. Ты добыл указанное. Отнеси в мой чертог.

— Север огромен, как найду я этот чертог?

— На небе вспыхнет для тебя одного зелёная звезда, она поманит тебя, иди к ней и не бойся.

— Я все понял, я принесу, я дойду… — бессильно таял ответ тени.

И реальность восстановилась, и вернулись пределы для пространства.

Тень стала монстром.

Монстр же оглядел девушку, углубив своё понимание этой легкой красоты, воздушной, как летний вечерний ветерок. Кожа без изъянов, черты без идеальности.

Эта ночь была длинной.

Путь занял все время целиком. Но возможности нового тела были весьма велики, и силы долго не кончались. Этот мир был будто местом для легких испытаний.

Овраги, поля, реки, рощи.  

И вот он встал на вершине холма, с которого открывался вид на лежащую впереди тундру. Далеко за ней земли альвов, волшебного народа, закрывшего себя от мира, а перед ней возвышался чертог хозяина.

Огромный черный замок посреди ничего.  

Нагромождение башен, закрывающих звездное небо своими острыми крышами, мириады колонн и шпилей, каменные клыки, торчащие из стен, статуи различных демонов и тварей на углах карнизов. И не горело в нем ни единого огонька, он был подобен черной туче посреди ясного неба.

И только тогда монстр понял, что ночь здесь не кончалась. Это был край его хозяина, его предел, и солнца он в нем не ждал.

Дорога возникала в поле, у подножия холма, мощенная камнями сперва, но затем к ним примешивались чьи-то кости, и вскоре под ногами были только кости, хрустящие, ломкие, и черепа с пустыми глазницами.

Но грубая плоть нового тела не замечает ничего, только разум, заключенный внутри монстра видит это, переживая блеклые оттенки человеческих страха и омерзения. 

Вход в замок подобен разлому в скале, черный и узкий, выровненной трещиной устремляющийся ввысь.

Внутри темнота. Огромный зал, уходящий вглубь, в конце которого были новые врата, а по сторонам проходы, коридоры, потолки которых поглотила темнота сводов.

"Дворец всех дворцов… И это рядом с нами, с людьми, в нескольких месяцах пути… Как же мало мы знали об этом мире!"

Монстр ощутил рукой смиренное тело на плече, оно по-прежнему у него, он не без добычи пожаловал.

"Иди ко мне…" — прозвучал хозяйский глас в душе.

Спустя несколько поворотов наощупь, монстр вышел в зал, где сплошным рядом уходили вдаль узкие окна, лунный свет из них стоял пластинами в затхлом воздухе. Вместо пола была сплошная пропасть, над которой лишь один ровный виадук вел к большой каменной площадке.

Был там один только трон из костей, на котором сидел хозяин всего, что можно было здесь увидеть. Власть его ощущалась в самом обличии, только мантия с капюшоном и белая борода, спускающаяся на колени, а между волосами и тканью серая кожа истощенного могуществом лица, покрытого морщинами, ниспадающего на череп, внутри которого, быть может, таились секреты неизмеримой глубины. И когда монстр положил к ногам его тело девушки, то веки хозяина открылись, за ними слабо мерцали красноватые глаза, не выражавшие ничего.

Монстр тщетно искал смысл в пустом взгляде.

Очи хозяина стали неспешно оглядывать тело, прикрытое лишь тончайшей туникой.

"Вершина чьих-то усилий, это оберегали другие руки, масла увлажняли эту кожу, вода омывала это тело, его всегда держали в безупречной чистоте. Плод усилий, сорван им, словно яблоко с дерева… Кто же он…"

Но послышалось рычание.

Из-за трона явился крупный черный волк, замерцало алое пламя холодных глаз.

Монстр отшатнулся.

И только тогда в глазах хозяина появилась жизнь.

Желание тлело сперва в нем, как последний уголек оставленного костра, а затем возгоралось, будто огонь переживал свою жизнь обратно.

Зелёные отсветы заиграли в хозяйских зрачках.

Тогда тело девушки медленно поднялось в воздухе, пыль и песок под ним разлетелись блестящим вихрем.

"Магия, злая магия…" — подумал монстр, и волк снова зарычал, словно прочитав мысли.

Когда тело повисло, словно подвешенное за невидимые нити, девушка наконец подняла голову и издала крик страха. Она содрогалась в ужасе, пытаясь вырваться из незримых пут. А потом её тело стала искажать боль, она выла и вскрикивала.

Монстр смотрел безучастно.

"Власть, власть, власть… как пошло," — бросил про себя монстр и удалился прочь.

"Ты свободен…" — вдруг услышал он у себя в голове запоздалую реплику.  

Свежий воздух, снова. 

_____

Поля в лунном свете прекрасны.

Какое-то время бесконечная луна радовала взор, но что угодно может наскучить, включая северное сияние, что завораживало поначалу, внося разнообразие в ночное небо, украшенное кроме звезд только шпилями черного замка.

И спустя дни или недели, а может и месяцы, монстр бежал на юг, где резвился, не теряя чувство слежки за собой. Само небо было оком его сумрачного господина, прикрытым тонкой оболочкой материального мира, хрупкость которого монстр уже успел увидеть и почти успел осознать.

Рощи, реки, овраги.

Осенний ветерок, тусклое солнце.

Время стекало куда-то, превращаясь из величественной реки в опасное болото…

Иногда голод бывал утолен случайно попавшимися оленями или мелкими полевыми зверьками, которых монстр сгрызал вместе с их мелкими косточками, впивался в них клыками, облизывая со краев пасти сладкую и теплую кровь.

Бывало, монстр пробегал мимо града на холме. Длительно вглядываясь в него, он понял, что тот больше, чем казался сперва, и видел он лишь малую часть, но ему не суждено было попасть в эти дома в ином качестве, нежели как вором в ночи. Быть может он так и не узнает, кто те люди, что жили внутри, и почему они живут в этом месте, а город их не окружен возделанными полями.

"Здесь только дворцы, окруженные стенами…" — думал он. 

В эти моменты монстру становилось тоскливо.

Воспоминания об Агнес оставались единственным ярким пятном, которое связывало с прошлым, с тем, что можно было назвать жизнью, пусть и тусклой, но жизнью человеческой. Теперь же только блуждание в тьме, не в темноте, но во тьме истинной, тьме сомнений, во мрачном отсутствии смысла.

Иной раз хотелось бросить все, бежать обратно, найти блуждающий где-то, быть может, дух Агнес, лечь у её ног и выть, моля о том, чтобы она позволил просто лежать так целую вечность…

А время всё стекало, как дождь по пространству.

Приказов не было. 

В этом дожде монстр медленно учился пересекать границу миров.  

Сперва это были лишь попытки вспомнить ощущения, какие были в последние мгновения перед растворением реальности. Но позже монстр стал глушить свои ощущения.

После потери человеческого облика, его последних черт, он стал овеян магией, а возможно что и сама магия текла теперь по венам его мутировавшей плоти, распадавшейся во взгляде. Магия эта позволяла ему ощущать мир иначе, он видел матерчатую реальность, видел фактуру границы, но не мог порвать её. Спустя месяцы, движения его стали столь утонченными, что он смог прикоснуться к этой границе.

Задушив в себе телесные чувства, он все ещё находился здесь. Тогда он начал пытаться задушить в себе даже мысли, чтобы достигнуть пустоты, какая предшествовала переходу в иной мир. И тогда обнаружил однажды себя во тьме. А позже из тьмы этой, как в тумане, зародился его собственный образ, который он хотел увидеть.

Так монстр стал тенью уже по своей инициативе. 

Долго блуждал он, в виде тени, по этому миру, шарахаясь в пустоте и пытаясь разглядеть в тумане своды космоса. Но видел только синие изгибы нижних слоев иных пространств. Что-то тянуло его вниз.

В конце концов нашлась тропа.

Это был след из мыслей. Так была выслежена мысль хозяина, служившая оковами для монстра. Она выглядела, как уродливый сгусток чего-то неизвестного. Черные вулканические наросты трескались, и из них вытекал зелёный светящийся гной, утекавший в неизвестность, здесь не было запахов, но тень знала, что это нечто издает ужасную вонь.

Тень уже знала, что ненависть просто выкинет обратно в реальный мир, поэтому в полном спокойствии, она увидела, как сгусток лопается.

В высоте, быть может, среди эфирных вершин, раздался чей-то злобный громогласный смех.

Тень оглянулась. Но верха не было. Все заполнили колебания и шорохи, стало неуютно, мерзко, попытка к бегству тени обернулась тем, что её выкинуло обратно в монструозное тело, что мерно спало где-то в зарослях карликовых сосен в предместьях черного замка.

_____

Сущности меняются.

Люди становятся спокойнее, но сущности становятся более амбициозными.

Уже много лун, как он потерял свою человеческую оболочку и стал лишь душой, заключенной в новом теле. Он так и не признал нового себя. Тело это было рабским, созданным ужасающей магией. И потому он не принял себя, как монстра. Тем более он не мог принять себя, как раба.

Кем бы не был этот загадочный колдун, старик из черного замка, монстр не будет подчиняться ему, в душе он оставался воином, а жизнь воина есть борьба, борьба рождается только тогда, когда есть свободная воля. Жизнь настоящего воина без свободной воли не мыслима. По крайней мере, монстр её так не мыслил… этого ему было достаточно, чтобы принять решение о побеге.

Вечная ночь здесь была все такой же лунной.

Черный замок был огромен. Долго блуждал монстр, казалось бы, в одиночестве, но ощущения подсказывали ему, что эти пустые коридоры населены множеством чудовищ, с которыми он, однако не пересекается. И ему не хотелось встретиться с теми, кто обитал здесь, быть может, они гораздо уродливее и ужаснее его самого. 

В поисках монстр оббежал множество залов, с высокими потолками и колоннами, украшенными костями неизвестных существ…

Тот зал. Прохладный свет падал столбами сверху, образуя колоннаду, уходящую в глубину замка.

Девушка, одетая в одну короткую тунику, висела в воздухе, раскинув руки, объятая зеленоватым мерцанием. Но когда монстр взял её, то тело обмякло и мерцание исчезло, сознание же к ней не вернулось, хотя дыхание ещё продолжалось.

"Жива, значит будет полезной," — довольно подумал монстр и бросился во тьму.

_____

— Ты ничто без меня! — звучал громкий глас, исходящий от небесных сводов.

И веры ему не было.

Преследование было не долгим.

Прежний мир людей, сперва все мысли были только о нем. Запад. Там жизнь. Там люди.

Силы долго не заканчивались, иное тело имело огромные возможности, хватало покрывать многие десятки миль каждые сутки и нести на себе девушку, которая, благо не капризничала, а только покорно ждала своей участи. 

Но в один момент монстр наконец понял, что у него нет желания бежать к людям, обратно в мир, где он уже потерял одну мечту, уже потерял одну жизнь. Кто-то бы рискнул, но он больше не хотел рисковать, только не так, только не мечтой, даже плотью, даже жизнью, но не мечтой.

"Монстр не я… но монстры преследуют меня. И я хочу от них избавиться… И в логово к другим монстрам, пусть и более слабым и невзрачным, я не брошусь. Оторваться, от всего оторваться, скрыться. Больше ничего не хочу," — судорожно лепетал монстр в глубине себя.  

И в один из многих дней пути он резко рванул на север.

Запахи погони улетучились. Приспешники, уже бывшего, хозяина не рискнули сунуться в края альвов, древнего магического народа, владевшего местами, которых мало кто способен достигнуть.

Тундра была обширной, а голод разрастался, процветая в желудке. Принцесса, укутанная в шкуры убитых оленей уже не проявляла стойкости и желания к жизни, но её кровь все ещё была горячей, а мясо съедобным.

Они сидели среди снегов у магического зеленоватого костра.

Монстр глянул на девушку жадно.

Раздавшийся крик унес прочь морозный ветер.

Насытившись, он ощутил, как внутри стало теплее. 

Не найдя повода повернуть назад, воин помчался к далеким снежным горам, где уже мелькали синие огоньки опасной альвийской магии.

7 ноября 2024 г.

В павильоне Лунного Настоя всегда пахло розмарином и прелым временем. Здесь никогда не кипела вода. Она грелась, как спящая кошка, томно и упрямо. Тени от бумажных ширм ползали по полу, словно кто-то специально крутил день на медленном вертеле.

В тот вечер все шло по ритуалу. На циновках сидели шесть чиновников, один мастер и девятый по счету, а не по чину архивариус Дзин Го. Он пришел не по приглашению, а по нюху. Знал, что в день весеннего сбора всегда заваривают старый чай из семи листьев, а к нему полагается сладкая репа с пряным соусом. Он сидел в углу, редко кланялся и быстро ел.

На третьем проливе мастер Шэнь отложил чашу и посмотрел в потолок. Никто не придал значения. Он часто так делал, искал знаки или паутину. Но в этот раз он не моргнул. Через мгновение его рука соскользнула с подноса, а лицо застыло, будто в нем погасли лампы.

Комната была заперта. Снаружи два охранника. Внутри девять человек и тишина, такая, что слышно, как капает чай на камень.

Дзин первым заметил, что на крышке чайника не тот иероглиф. И почему-то это испугало его больше, чем мертвый мастер.

***

Дзин Го не любил шум. Его одежда всегда казалась измятой, даже если он только встал с подушки. Волосы слипались в разные стороны, а глаза, казалось, смотрели с иронией даже на самих себя. Он не знал, что такое меч в руке, зато отлично умел подслушивать разговоры за ширмами. Ему не доверяли ничего, кроме пыли, и он с этим мирился.

Когда тело мастера Шэня выносили, Дзина попросили просто не мешать. Он кивнул, выпрямился, притворился нужным и покорно понес заплечный мешок с документами. Однако, прежде чем выйти, задержался у стола.

Крышка чайника была новой. Чернила на ней еще не высохли. Под ней — слабый запах лотоса, холодный, как смерть в марте. Дзин знал, что синий лотос не предназначен для простых смертных. Его используют только в одном случае, когда смерть должна быть быстрой, бесшумной и бесспорной. А еще — дорогой. Чересчур.

Он украдкой поднял осколок от разбитой чашки. Прятать не стал, просто сунул под рукав.

С этого момента у него появилось ощущение, что за каждым его шагом тянется тень. Тяжелая. Ждущая. Как пар над пустым чайником.

***

Архивариусы не задают вопросов. Они их записывают. Но Дзин — это особенный случай. Он не любил писать о мертвых без уверенности, что они действительно умерли по-человечески.

Дзин начал с малого. Прогулялся до прачечной, заглянул в конюшню, задержался у склада с лакомствами для наставников. Между делом чиновник решил поинтересоваться у слуги, кто готовил чай. Позже он узнал, что слугу прозвали Журавлем.

— Младший ученик, — отмахнулся тот. — Немой, или притворяется.

Дзин задумался. Немой — хорошо. Но лучше странный. А этот, по слухам, был и тем и другим.

Он нашел ученика во дворе у водяной мельницы. Тот стоял, уставившись в поток, словно искал ответ в водоворотах. На руках у него блестели полоски темного лака — не краска, а следы ритуального чернильного круга.

— Ты защищал его, — тихо сказал Дзин. — Уже после.

Ученик посмотрел, не моргая. Не кивнул, не отвернулся. Просто стоял. Но глаза, слишком взрослые для подростка, не лгали.

Это не он. Значит, чай подменили заранее. Кто-то знал, что мастер будет пить именно из той чашки. Кто-то из своих.

Дзин повернулся и пошел обратно, не спеша, будто вышел размяться. Но теперь знал, что он в игре. Только фигура — не ладья, не слон, а пешка с чужим чайником в рукаве.

И пешки, как известно, первыми падают.

***

Кабинет старшего мага-истца пах рисовой бумагой и чем-то горелым, возможно, кармой. Дзин вошел несмело, как ученик, забывший дома обед, но не забыл улыбку.

— Ты занимаешься не своим делом, — сказал маг без прелюдий. Голос у него был, как шнурок от старых сандалий, потрепанный, но крепкий. — И если хочешь жить — подпиши молчание.

Он сунул ему свиток и кисть с чернилами.

Дзин вздохнул. Подписал. Пальцы чуть замерли, когда чернила коснулись бумаги, и сразу жгучее ощущение прокатилось по плечу, по ключице… Одежда затрещала, и под кожей, прямо на груди, проступила печать:

«Болтун. Проклят до первой правды».

Дзин долго смотрел на нее в медном зеркале. Потом сказал себе:

— Ну, значит, говорить будем хитро.

И устроил чаепитие.

Он пригласил важного, уверенного чиновника, который все это время вел расследование, с золотой застежкой и плешью, натертой до блеска. Чай был обычным. Но над чашей Дзин взмахнул пальцами и пустил дым, пахнущий калиной и страхом.

— Иллюзорная пыль, — театрально прошептал он. — Эффективнее синего лотоса… Но действует медленнее.

Чиновник побледнел. Вскочил.

— Это не я! Это она! Она боялась, что Шэнь раскроет все! Все о печатях, о подделках, о тратах! Я просто… подписывал.

Молчание. Потом Дзин, тихо, почти шепотом:

— Значит, все-таки вы убили мастера…

Печать на груди вспыхнула. Обожгла. Он упал, как чайник с полки. Тихо. И лицо его, прежде чем провалиться в темноту, было… довольным.

***

Очнулся он не на небе, а на полу архивной комнаты. Жив. В рубашке он обнаружил дыру, в волосах — пыль, а во рту — вкус чернил. Рядом сидел ученик. И смотрел, будто ждал, пока Дзин снова оживет.

— Я успел, — сказал он. — Подменил чернила. Это была просто краска. Символ, не печать.

— Грех спасать архивариуса, — пробормотал Дзин. — Но спасибо.

Выяснилось, что преступление совершила жена чиновника. Не по злости. Из страха. Она боялась, что из-за раскрытия фальсификаций погибнет весь клан. Решила, что лучше один старик, чем вся семья.

Чиновника разжаловали. Ученик получил право учиться. А Дзин — не премию, не чин, но нечто редкое: «стипендию по состоянию нервов» и рекомендацию молчать почаще.

Он вернулся в архив, к свиткам, к тишине и пыли. Только теперь каждый раз, открывая дело, он вставлял в текст лишнюю строчку. Порой, выдуманную, а порой, правдивую. Всегда осторожно.

На последней странице его новой хроники стояло:

«Иногда даже чайник может прогреметь, если в нем достаточно пара».

Империя боится глупцов, потому что их невозможно предсказать. И они умеют говорить не то, что надо… но точно в нужный момент.

Вениамин Вечинский

— Документы. Предъявите немедленно, гражданин. Приказ начальника стражи — проверять всех подозрительных личностей. — его голос звучал хрипло, с привычной интонацией человека, привыкшего, что его слушаются.

Гилен остановился. Медленно поднял взгляд, и на мгновение стражи увидели его глаза — холодные, оценивающие, как у хищника, замершего перед прыжком.

— Наемник. Маркус. — он достал глиняный значок гильдии и показал его, ловко перекидывая между пальцев, не выпуская из рук. — Чем вызван интерес? Или у городской стражи теперь развлечение — останавливать легальных наемников?

Старший стражник усмехнулся, обнажив желтые зубы. Его глаза скользнули к товарищам — мол, смотрите, какой бойкий.

— Похож на разыскиваемого преступника. Обыскать как следует, парни. — кивнул он подчиненным, специально растягивая слова. — Попробуешь сопротивляться — сломаю руки и брошу в темницу. Там быстро научишься уважать закон.

Гилен не шевельнулся, пока грубые руки шарили по его одежде. Его дыхание оставалось ровным, только пальцы слегка сжались. Через минуту один из стражников с торжествующим видом «нашел» небольшой мешочек и встряхнул его перед носом старшего.

— Дурман! Целых две унции!

Старший широко ухмыльнулся, как кот, получивший сливки.

— Вяжите его, парни. Гильдия тебя не спасет, дружок.

Гилен вздохнул — долгим, усталым вздохом человека, которому надоела плохо разыгранная комедия.

— Дамп в твоей коре не придумал ничего лучше, ты дедлокнутый невалидный хеш? — его голос звучал почти задумчиво, словно он разговаривал сам с собой.

Его рука автоматически потянулась к поясу — но там не было оружия. Пришлось оставить его на арене.

"Неудобно".

Старший моргнул, не понимая ни слова. Но тон был очевиден. Его лицо побагровело.

— За оскорбление стражи — двойной срок! Хватайте его! В участке разберемся!

"Наконец-то проверим, на что теперь способно тело".

продолжение следует...