В эту минуту двое мужчин разговаривают между собой под завесой табачного дыма. Первый из них имеет низкий, слегка хрипловатый голос пожилого человека лет шестидесяти, по интонации своей будто обладающего богатым опытом и респектабельным положением. Второй же мужчина произносит свои фразы с заметно различимым высокочастотным тембром и воспринимается оттого намного моложе.
— Невероятно интересное это чувство, — говорит первый, — Когда обстановка в тексте ещё не обозначена и ты не знаешь что будет в дальнейшем.
— Там аннотация в начале, — произносит второй.
— Да, знаю, — отрезает первый. — Я её специально игнорирую. Ну что, приступим? Мы сначала будем говорить о нас или о месте, в котором мы находимся?
— Мне безразлично с чего начинать, — отвечает второй. — Бросим монетку, если хотите.
— Нет, это слишком, — говорит первый. — Только не забыть бы упомянуть вначале, что происходящее у нас, в общем-то, серьёзное. Если всё начинается слишком оптимистично, то структура повествования окажется несбалансированной. Поэтому мне необходимо сейчас произнести эти, скажем так, нелицеприятные для любого здравомыслящего человека слова: ОПАСНОСТЬ, СТРАДАНИЕ, РАБСТВО. От более ужасных слов пока что воздержусь, пожалуй. Вот теперь можно продолжать. Давай начнём с твоего имени.
— Каким оно должно быть? — спрашивает второй.
— Мужским и распространённым, я думаю, — заявляет первый, — В пространстве и времени. Это, наверное, достаточные условия. Так как тебя зовут?
— Макс, — отвечает второй. — Подходит?
— Вполне, — говорит первый. — Меня зовут Виктор. Рад познакомиться!
— И я! — произносит Макс. — По тому же условию, как я понял?
— Точно! — отвечает Виктор. — Мы теперь можем говорить многое про себя, но это будет неправильно, я считаю. Будем находиться как двое в темноте. Надо обозначить присутствующую обстановку.
— Как поступим? — спрашивает Макс.
— Три места с тебя и три места с меня, — предлагает Виктор. — По одному за раз. У меня в руке игральная кость с шестью вариантами, покручу её неглядя и узнаем, что получится. Начну с дневной площадки в джунглях, в 1970х, пусть будет в сердце Африки.
— Хорошо, — соглашается Макс. — Космическая станция у Венеры где-нибудь в 22 веке. Время суток бессмысленно называть, я думаю.
— Почему именно Венера? — спрашивает Виктор. — Альфа Центавра там, понимаю, масштаб внушительный. А у тебя — Венера.
— Имя нравится, — отвечает Макс. — Ну, если хотите, пусть будет Венера 70-1855 созвездия Змееносца.
— Это реальное место? — интересуется Виктор.
— Разве есть разница? — отнекивается Макс. — Ваша очередь.
— Допустим, — соглашается Виктор. — Кабинет литературного издателя в 1950х, солнечное утро.
— Сейчас — говорит Макс. — Пусть будет день и красочный бар где-то в 1980х, имеющий вид на множество небоскрёбов сверху и напротив есть студия женских танцев.
— Банально, но ладно, — произносит Виктор. — Давай уж ночь тогда, а то у меня уже был день.
— Ночью студии танцев работают? — спрашивает Макс.
— Конечно, — отвечает Виктор. — Самое время показать себя подвыпившим зрителям.
— Ну хорошо, — соглашается Макс. — Теперь вам называть.
Виктор молчит секунд десять.
— Пусть это будет дневной окоп, — наконец, произносит он, — В мировой войне сторонников кофе и сторонников чая. Конечно, в альтернативной реальности. Ты, кстати, что предпочитаешь?
— Бурбон, — шутит Макс. — А из этого выберу чай.
— Никогда бурбон не пробовал, — говорит Виктор. — Чем он вообще отличается?
— Слово забавное, — произносит Макс. — Наверное, только этим... Последнее, я так посмотрю. Давайте это будет ночной поезд где-нибудь в начале 21 века.
— Отлично! — подводит итог Виктор. — Вот мы и приступаем к выбору... Я кручу игральную кость в руке, и у нас выпадает...
— Что? — нетерпеливо спрашивает Макс.
— Повезло тебе, — отвечает Виктор. — Номер три, действительность у нас сейчас оказывается действительностью.
— Уже не помню что у нас было под номером три, — произносит Макс.
— Книгу приготовь, — говорит Виктор. — Я сейчас представляю из себя начальника издательского агенства, ты же — начинающий автор, пришёл ко мне предложить свой первый роман.
— Может хотя бы четвёртый? — просит Макс. — Не хочу выглядить настолько жалким.
— Увы, мой друг, именно первый, — отвечает Виктор. — О чём разговаривать профессионалам между собой? Как он называется, кстати, и про что?
В разговоре повисла тишина.
— Думай, ладно, — произносит Виктор. — Я пока расскажу обстановку... Итак, во мраке былой неизвестности вырисовывается комната метров пять на шесть. Не много, как думаешь?
— Мне нормально, — говорит Макс.
— Крупнее или мельче покажется не таким уютным, — объясняет Виктор. — На одной из более обширных стен этой комнаты присутствует дверь. Она деревянная и покрыта белой краской, давно покрыта, лет тридцать назад, по видимости. Каких-либо стеклянных проёмов в ней я не... Хотя нет, есть такой проём, на верхней части двери, высотой сантиметров двадцать, через который проносятся туда сюда люди на фоне зоны отдыха с комнатными пальмами и кожанными диванами. Иногда на эти диваны присаживаются женщины или мужчины, часто держат в руках белые стаканчики кофе или чая, разговаривают о чём-то недолго. Цвет стен в том коридоре тёмно-жёлтый, чем заметно различается с цветом стен здесь, в комнате, представляющий из себя такой же тёмный, но уже зелёный оттенок. Теперь давай, твоя очередь...
Макс не сразу понял, что от него требуется.
— Потолок тут серый, — наконец, произносит он. — На противоположной к двери стене присутствует большое окно, немного задёрнутое плотной белой шторой, с коричневой толстой деревянной рамой и яркой, почти салатового цвета листвой через стекло. Одно из его створок едва открыто, но это слабо чувствуется, прихода воздуха почти не ощущается. Зато прекрасно слышны голоса птиц, их пение смешивается оттуда с бесконечным рокотом и гудками проезжающего транспорта. В центре комнаты - массивный стол, наверное, скорее чёрного цвета, весьма старый на вид, имеющий богатую историю, как я могу предположить. Между столом и окном стоит в данное время мой уважаемый собеседник Виктор, по совместительству - начальник издательского агенства, грузный брюнет в чёрном костюме и с красным галстуком. На противоположной стороне, то есть спиной к входной двери сижу я, блондин средних лет в белой рубашке и коричневых брюках с чёрными подтяжками, распологаюсь на удобном деревянном стуле серого цвета. У Виктора, кстати, стул намного больше, почти кресло, также серого цвета, он встал с него сейчас налить в бокалы виски или коньяк, не могу в точности разобрать буквы на бутылке в его руках. На столе перед ним - мой первый роман, написанный мною за последние четыре месяца, рядом тлеет сигара на большой круглой пепельнице, надеюсь огонь не добирётся к моему творчеству. Справа от меня присутствуют два стола, заметно проще на вид, с задвинутыми к ним парой стульев, по одному для каждого. На поверхности этих столов разложены кипы бумаг, довольно аккуратно, так что пишущие машинки, пребываеющие среди них, различаются великолепно, и даже остаётся свободное место. В углу между входной дверью и ранее уже назваными мною столами присутствует укромный диван с кожаной обивкой, для гостей, как я понимаю. У окна справа, рядом с комнатной пальмой высотой с мой рост, есть также комод, на котором, как на постаменте, расположен величественно проигрыватель граммпластинок, сверкающий в утренних солнечных лучах своими металлическими деталями. Поворачивую голову налево и вижу шкаф, также почти у стены, тянущийся по всей её длительности. Вся мебель кроме центрального стола и наших с Виктором стульев здесь, скорее, цвета тёмно-коричневого, но выглядит прилично.
— Неплохо, — говорит Виктор. — Только не используй слово «тут». Оно не литературное и вообще не воспринимается привлекательным. Можешь употреблять его в каком-нибудь занюханном баре, когда заказываешь очередную порцию разбавленного неизвестно чем алкогольного суррогата. Или когда выбрал себе девочку в незнакомом притоне, у которой определённо присутствует что-то заразное, тогда без угрызения совести можешь сказать ей: «Моя грязная дешёвая комната находится тут». Но мы же с тобой не в том положении сейчас, ведь так?
— Можно не цепляться за мелочи? — просит Макс. — Я и так стараюсь, мне ещё о романе говорить.
— Выпей, поможет, — говорит Виктор, протягивая Максу бокал с алкоголем. — Только не всё, по негласному закону эстетичности пустой тары быть не должно. В этом месте, кстати, можно курить.
Виктор отпил половину из своего бокала, затем взял сигару из пепельницы и отправился к окну, наблюдая там улицу. Макс отодвинул пепельницу к себе, достав из кармана сигареты и зажигалку.
— Ты знаешь чего сейчас не хватает, — произносит Виктор, повернувшись обратно к столу и потягивая сигару. — Осталось лишь только одно.
— Не знаю, — отвечает Макс, подпалив зажигалкой сигарету и сделав первую затяжку. — Разве я должен?
— Как писатель обязан, — говорит Виктор и подходит к проигрывателю. — Это одно из главных правил любого, кто занимается литературным делом.
— Так я профи или начинающий? — спрашивает Макс. — Объясните уже, пожалуйста.
— Начинающий, — отвечает Виктор разяснительным тоном и ставит пластинку, не вынимая сигару из левой руки. — Каждый человек, который решается писать для публики знает это правило. Для хорошей книги нужна хорошая атмосфера, в которой читателю захочется оказаться, хотя бы один раз. Если и ещё раз захочется, то это вообще шедевр, а не книга. Приятная атмосфера, таким образом, состоит из четырёх основных составляющих. Назову три из них, четвёртую завершишь ты... Итак, первое — это мужское начало, которое здесь олицетворяю я, ты уж прости, у тебя голос и положение не такие. В твою пользу отнесу тебе молодость, относительно меня. На второе у нас — великое дело, бессмертное в течении времени, коим здесь предстаёт твой роман. Третьим у нас — алкоголь и табак, как символ физиологического удовольствия от жизни. И четвёртое, будь добрым...
Макс не решается назвать ответ. В комнате начинает играть совместный ритм трубы и разупорядоченных ударов барабанов, образовывая мягкую танцевальную музыку и дополняясь иногда низкими струнами кантрабаса.
— Подскажу тебе немного, — говорит Виктор. — Там в коридоре сейчас уже секунд тридцать одни мужчины.
— Женщины? — догадывается Макс.
— Ну это же так очевидно, — произносит Виктор. — Сексуально вожделенное женское тело. Без этого нет символизма жизни, понимаешь, нет ощущения будущего, спокойствия для продолжения действительности. Надо чтобы прелести её выпирали из тесной одежды, манили тебя и твоего мужского читателя. Книга тогда получится действительно полноценной. У тебя в тексте с этим, надеюсь, всё замечательно?
— Там есть несколько женских персонажей, — отвечает Макс. — Хотя вообще, я хотел спросить. Разве «Старик и море» или «Робинзон Крузо» имеют в сюжете женщин?
— Не сравнивай их книги и свою, — поясняет Виктор. — Они находятся, так сказать, в другой весовой категории. Если я думаю о необитаемых островах, то первое, что приходит мне в голову это «Робинзон Крузо». Если я думаю о море, то сразу найдётся в памяти, соответственно, произведение Хеменгуэя. Некоторые книги переходят в идолы, представляя из себя в дальнейшем символичные отображения части бытия. У тебя же просто чтиво, развлекательное, для скоротания времени, не более... Хорошо, я вызову сейчас нам обворожительную секретаршу, только не решил ещё какой у неё цвет её роскошных длинных прядей, белый или оранжевый. Если я у нас теперь старый брюнет, если ты у нас теперь молодой относительно блондин, то она, по закону стилистики, опять же, должна быть с рыженькими волосами. Где этот чёртов телефон?
Он достаёт из под стола чёрный телефонный аппарат с дисковым набором. Слегка расслабленными движениями Виктор прокручивает нужные цифры.
— Мне нужен секретарь, — наспех произносит он в трубку.
Прошло не больше десяти секунд, когда в дверях кабинета возникает миловидная девушка, с оранжевыми длинными прядями, убранными через её левое плечо, одетая в песочного цвета платье, хорошо подчёркивающем элегантность её тонкой фигуры. Из большого одноразового стакана белого цвета, удерживаемого ею в правой руке, едва заметно клубится выпадающий пар.
— Кофе, — говорит она и аккуратно оставляет стакан перед Виктором на столе. — А ваш собеседник хочет чего-нибудь?
Её апельсиново-жасминовые духи почти не пробиваются через запах табачного дыма.
— Нет, спасибо! — отказывается Макс, погасив в пепельницу одну сигарету и принявшись за другую.
— Посидите здесь, — обращается Виктор к женщине. — Возможно, понадобится ваша помощь. Бумага для печати есть?
— Много, — произносит та в ответ, сверив кипы бумаг на ближайшем к окну столе.
Она усаживается на стул возле этого стола, готовая в любой момент приняться за печать, но в то же время изогнув ноги в сторону мужчин, соблазнительно приоткрыв им свой разрез платья.
— Великолепно! — говорит Виктор, переставив стакан кофе на стол женщины. — Я не буду, это тебе, если хочешь... Ну что же, Макс, как я понимаю, соответствующего образования у вас нет и вы занялись литературой по зову души, правильно?
— Иногда в таких вещах бывает доля случайности, — произносит Макс, затянувшись сигаретой и посмотрев на игральную кость на столе.
— Действительно! — соглашается Виктор. — Случайности в нашей жизни встречаются повсеместно. Так много раз я слышал эти истории, когда очередное совпадение обстоятельств в корне изменило судьбу человека. И всё-таки, поняли ли вы, уважаемый мой друг, хоть какие-то незнакомые вам ранее законы литературного дела?
Макс немного думает, переведя взгляд на листву за окном.
— Только если своё, чисто субъективное, — говорит он. — Попробую высказать личное предположение, что серьёзная литература не может начинаться с прямой речи.
— С чего бы это? — удивляется Виктор.
— Некрасиво, — поясняет Макс. — Трудно это объяснить логически, скорее, данное правило обусловлено психологическим восприятием. Почему вообще, к слову, ещё сидевшие вчера на ветках животные вдруг озаботились прекрасным? Отчего это нам важно, если учесть насколько короткий срок отведён нам в этом мире? Вся эта так называемая литература ценна по себе пока есть у нас чем закрывать своё физиологическое. Но сколько времени это ещё продлится, и не обрушит ли в будущем какая-нибудь катастрофа или эпидемия нашу потребность думать не только о своём личном благополучии?
— Как и те факты, — отвечает Виктор, — Что сегоднешним утром вы, Макс, поднялись с кровати, не почувствовав в это время проблемы сердечной недостаточности, также не обнаружив на одном из участков своего тела какого-либо новообразования, благополучно завершив свой путь сюда через наполненный автомобилями маршрут, сделали вас сегодня, уважаемый мой друг, живым на этот день, что в некоторой степени есть чудо. Не буду вам излишне разглагольствовать, но диалог этот, скорее, представляет из себя недопонимание между восприятиями "что есть" и "что быть может". Оказаться здесь всегда может хуже, и потребность внутри беспокоиться, постоянно накручивая себя нехорошими вероятностями, отыскивая всевозможные способы избежать их, мне кажется безусловно понятной. Только можно ли назвать это жизнью? Хотелось бы рассказать сейчас почему я решился заняться издательством в числе прочих разновидностей деятельности, мне доступных. Не только потому лишь, что за это платят или что это в дополнение закладывает в тебя определённый характер власти, но даже если завтра этот грешный мир внезапно рухнет и мы опять начнём сначала, все начнём заново, медленно, на всех континентах, в моей голове тогда вместо образа наблюдаемых мною плодов, выращиваемых каждодневной рутиной среди руин старого порядка, будет и что-то другое. И мы обязательно выберемся к лучшей жизни снова, непременно выберемся, совместно, всем человечеством. Просто из-за того, что способны видеть не только лишь то, чем обладаем и кем являемся, но и то, что предствляется возможным.
Он принялся рассматривать в своих руках открытую на произвольной странице рукопись Макса.
— Хорошо пишешь, — говорит Виктор, не вынимая из пальцев сигару. — Это способно вдохновлять. Можешь ещё рассказать что-то из твоих субъективно наблюдаемых правил для написания литературных текстов?
— Ну, допустим, — задумавшись и откинувшись на стул, произносит Макс, — Близкие слова, предложения и абзацы желательно начинать с разных букв.
— Тоже встречал это предложение, — соглашается Виктор. — Некоторые авторы заботятся о благозвучности своих текстов, другим важна красота внешняя. Считаю это делом личным, не придираюсь к подобным вещам. Что-то ещё, быть может?
— Серьёзную литературу не стоит начинать с буквы "а", "б", "з", "и", "л", "ч", "ц", "э", "я", — говорит Макс, прерывисто вспоминая алфавит. — В некоторых языках есть знаки, с которых и не получится это сделать.
— Закон привлекательности внешней? — предполагает Виктор. — Сейчас пытаюсь вспомнить, нарушал ли кто-то это правило? Впрочем, это опять же личное, как мне кажется. Твоя же рукопись, я смотрю по начальной странице, начинается с буквы "Л".
— Это лёгкое произведение, — отвечает Макс. — Не хочу грузить читателя.
— О чём оно? — спрашивает Виктор. — Название "Инспектор Долг". Второе слово это фамилия?
— Прозвище, — объясняет Макс. — Хочу написать серию книг от лица частного детектива.
— Таких книг в наличии уже много, — замечает Виктор. — С подобной идеей тебе надо чем-то выделяться.
— Отлично понимаю это, — говорит Макс. — Поэтому думаю брать реализмом. Читатель всегда будет знать про моего героя всё, что только возможно. Сколько у него денег в кармане, какие есть доступные возможности, куда его точно не впустят, цены на алкоголь в барах, общий план местности и многое другое. По сюжету главный персонаж - уже довольно старый отставной служащий, который не может найти работу и вынужден при этом расследовать криминальные дела в самых злачных местах своей округи. У него есть племянница девяти лет, которой он пытается обеспечить достойную жизнь, а также небольшая собака, тем не менее, выручающая его иногда. Хлипкий и неуклюжий, он всё же каким-то образом выпутывается и находит в итоге виновных.
— Сцены в дорогих апартаментах там есть? — задумчиво спрашивает Виктор. — Это важно для нашего дела.
— Конкретно в этой книге, — отвечает Макс, — Разве что короткий опрос у жены консула. Но если хотите, мне нет труда в будущем добавить больше подобного.
— И всё-же, почему "Долг"? — вновь спрашивает Виктор. — Здесь спрятана какая-то метафора?
— Скорее, игра слов, — объясняет Макс. — Главный персонаж беден, не может оплатить счета вовремя. Но при этом есть и другой смысл - брать долги за правонарушения с найденных им преступников.
Виктор промолчал минуту, просматривая рукопись и параллельно выкуривая сигару.
— Как тебе его идея? — спрашивает он женщину.
— Мне нравится, — говорит она, посмотрев на Макса и улыбнувшись. — Только хотелось бы видеть там много женских персонажей.
— Это он может, — заявляет Виктор. — Справишься?
— Попробуем книги четыре, — предлагает Макс. — Вы разве теряете что-то сильно?
— Не пойми меня грубым, ты слишком новый для этого дела, — произносит Виктор. — Отсюда и вопросы. Кажется, у нас есть один хороший сотрудник, он раньше занимался подобной темой. Как его зовут, работает сейчас в научной фантастике?
— Ян, — подсказывает женщина.
— Именно, — говорит Виктор. — Позову его тебе, пусть расскажет о своём опыте. Действительно, тогда и посмотрим.
Он снова прокручивает цифры телефонного аппарата.
— Мне нужен Ян, — просит Виктор в трубку. — Те бумаги и монета для отсылки у него? Пусть возьмёт их также.
Секунд через пятнадцать в дверях кабинета появился мужчина, брюнет средних лет, в сером костюме, с небольшой кипой бумаг в своей левой руке.
— Знакомьтесь, его имя вы уже знаете, — произносит Виктор. — Наш лучший специалист в разделе научной фантастики. Учитывая, что ранее он великолепно проявил и в детективном жанре, я считаю его наделённым талантом.
— Приятно слышать такие отзывы в свой адрес, — Ян говорит звонко, но голос его слегка ниже, чем у Макса. — Здравствуйте, очень рад нашей встрече!
— Сходи за меня в почтовый участок, — просит Виктор. — Расскажешь заодно Максу про свой предыдущий опыт. Тебе на смену пришёл, его первый роман вроде бы неплох. Однако, как ты знаешь, Макс, ценные советы всегда пригодятся.
Макс и Ян вышли из кабинета, направляясь теперь налево, в сторону проёма с лестницами. Идти предстоит через длинный коридор, то и дело уворачиваясь от проходящих мимо сотрудников. Тёмно-жёлтые стены этажа разбавляются иногда открытыми площадками, залитыми светом от широких окон и содержащими в себе для отдыха всё такие же диваны и пальмы. Через белые открытые двери, наблюдаемые скользящим взглядом, просачиваются содержащиеся в них огромные скопления людей, преимущественно женского пола, методично щёлкающие пишущие машинки.
- Как много человек вокруг, - произносит Ян. - Даже не представляешь, что издательское агенство может быть настолько многолюдным. В дальнейшем народу в этих стенах поубавится, я уверен. Предсказывать - своего рода моя профессиональная обязанность. Как думаешь, что здесь окажется в будущем?
- Возможно, конторы, - говорит Макс. - Представительства различных фирм и предприятий?
- Тоже вероятно, - отвечает Ян. - Есть кое-что ещё, правда, об этом мне рассказали мои заграничные друзья. В прошлом десятилетии у них там в стране придумали замену электронных ламп. Раньше эти лампы были с мой кулак, но теперь удалось сократить их объём до размеров ногтя. В поразительное время мы живём, когда дух изменений уже летает всюду и настоящее вскоре изменится. Наверное, многие обязанности, которые выполняют эти люди среди нас, будут вскоре автоматизируемы, вплоть до того, что и книги в результате научатся писать машины. Будем надееться, не до моей пенсии.
- Давно работаешь в этой компании? - спрашивает Макс.
- Года три, - отвечает Ян. - Застал ещё прошлого управляющего, не такого экцентричного как Виктор. Тот не любил эти всякие игры с бросанием игральной кости. Вам что, кстати, выпало?
- Издательское агенство, - говорит Макс. - То же, что и в действительности.
- Везёт же некоторым, - произносит Ян. - Мне в первую нашу встречу с Виктором пришлось расписывать пещеру доисторических времён. Он был кровожадным хищником, я же - первобытным охотником, с единственным имеющимся у меня длинным копьём. Главным условием было придумать интересное развитие сюжета, но я тогда справился. Знаешь что сделал? Попросил Виктора зарычать, и на звук этого низкого протяжного гула прибежал его помощник, работавший ещё с прежним управляющим агенства. Мы ему выдали должность посланника из будущего и работа пошла легче. А так - даже не знаю, что вообще можно было придумать в настолько ограниченной возможностями сцене.
- Где они берут пить? - интересуется Макс, наблюдая как многие из проходящих мимо держат в руках одноразовые стаканы.
- На первом этаже, - отвечает Ян. - Ты что предпочитаешь? Кофе?
- Чай, - говорит Макс. - Не люблю кофе. Много раз пробовал его, но меня постоянно будто вырывает.
- Такое происходит, - замечает Ян. - У моего знакомого также. В итоге не смог привыкнуть и пьёт матэ.
Примелькавшийся уже отчасти коридор сменился на пролёт с лестницами. Спустившись на три уровня вниз через красный проём в этом недавно лишь отстроенном здании, они перешли на первый этаж, от главного выхода к улице их отделяет просторных размеров зал, в котором толпятся люди, главным образом у расположенного здесь же небольшого кафе. Ян что-то сказал человеку, одному из работающих в этом месте, и секунд через пятьнадцать, минуя очередь, два белых стакана напитков, один с кофе, другой с чаем, уже были готовы для выдачи.
- Почему ты решил заниматься литературой? - спрашивает Ян, передавая Максу его стакан и забирая свой. - Ради денег?
- Не думаю, - поразмыслив немного, отвечает Макс. - Скорее, это потребность. В детстве я любил зачитываться книгами. Видимо, настало время писать их самому.
Широкая солнечная улица, наполненная автомобильными гудками от многочисленного транспорта, встречает их слегка прохладным дуновением ветра. Пешеходные тратуары с обоих сторон от главной дороги в четыре полосы отделены здесь участками зелени и рассаженными через каждые метров пять раскидистыми пальмами. Макс и Ян неспешно прохаживаются мимо высотных домов тёмно-серого цвета, сверкающих окнами в лучах света, отпивая временами напитки из стаканов и раскуривая табак. Мимо них то и дело проходят улыбающиеся представительные мужчины в дорогих на вид костюмах и молодые красотки в обтягивающих платьях.
- Хорошее дело, - произносит Ян. - Главное, чтобы твоей энергии хватило надолго. У меня именно на детективный жанр интереса держалось месяцев десять. Потом я осознал его ограниченность, ты уж извини меня за это слово. Ещё месяцев три, дописывая недостающее по контракту, весьма с большой сложностью, надо сказать, я уже готовился переключиться на фантастику. Свободы в этом жанре, на мой взгляд, значительно больше. К тому же мир сейчас достаточно быстро меняется, и есть где развернуться, параллельно обыгрывая то или иное нововведение. Про это не забудь, кстати, твой придуманный герой всегда может быть современно ориентированный, вместе с читателем открывать какие-то появившиеся лишь недавно технологии. Или у тебя пока что только конкретный период в истории?
- Думаю начать с 30х и 40х, - говорит Макс. - Если пойдёт хорошо, можно осовременить происходящее.
- Как знаешь, - произносит Ян. - Сложности в работе испытывал какие-нибудь?
- Диалоги не всегда получаются, - отвечает Макс. - Иногда просто ступор, в голове туман и не знаешь как построить следующую фразу.
- А, так это просто, - говорит Ян. - Наполняй своих героев деталями, вводи для сюжета кого-то нового, добавляй интриги, чтобы прочитавший твою книгу гадал - хороший этот персонаж или нет. Также мне помогает кофе, не могу без него придумать что-то стоящее. И главное, конечно же, иметь мотивацию. Вот посмотри на меня сейчас...
Расположенный у здания выступ тёмно-серого цвета, оказавшийся возле них в данный момент, напоминал собою барную стойку. До небольшого кафе впереди оставалось несколько метров, но Макс и Ян остановились, поставив стаканы на этот бетонный нарост.
- Можно было пойти в армию, - объясняет Ян. - У меня хорошие физические данные. Но я выбрал литературу, потому что в этой области ты как директор фильма с неограниченными деньгами. Без привиредливого начальства, стоит заметить, и с покорными актёрами, которые сделают всё как полагается. Не будет той высокомерной девки продюссера, которая запарывает каждый дубль и ты ничего с этим решить не можешь. Спишь при этом, в общем-то, нормально, а не как съёщики кино, пока не удалось получить идеальное воплощение задуманного. Кастинг начинающих актрисулек, ну ты понял о чём я, ха ха, наверное, это единственное преимущество директора у писателя, но я уже не в том возрасте, чтобы меня это волновало. И в литературе, и в кино ты можешь играть с человеком, воспринимающим твоё произведение. Например, скрывать какие-то детали, характеристики, даже не упомянуть страну, в которой твои герои находятся. Главное, как я уже сказал, чтобы была энергия, отношение к всему происходящему как игре, к подарку свыше, которое позволяет тебе получать удовольствие от жизни в целом, и от текущего существующего, в частности. Например, ты пишешь от своего героя какой-то отрезок текста, и непонятно, это часть настоящей действительности, или это воссоздано твоим персонажем... Вот, смотри, красотка идёт, сможешь за минуту управиться?
Ян показал на проходящую мимо них молодую брюнетку в длинном фиолетовом платье. Макс кивнул, достав из кармана чистый листок бумаги и серую автоматическую ручку.
- Только пиши в определённом лице, - просит Ян. - Сам знаешь как должно получиться.
