Очнулся я на столе от мерзкого, режущего слух, звука. С трудом разлепил глаза. Я голый, лежу на твердом и холодном, круг яркого света на животе. И верещащая тоненько дисковая пила над лобком.
Ору так, что закладывает в ушах. Визг пилы утихает. Круг света перемещается, миновав грудь, на лицо. Слепит. Закрыться нечем, запястья жестко зафиксированы у бедер. Накал ламп над головой ослабевает. Я не помню, чтобы подписывался на хирургическую операцию!
Помню честолюбивые планы. Отбор в команду планетолета «Зевс». «Первая внешняя» экспедиция. Нет, не межзвездная. Мы должны были долететь до Юпитера, исследовать спутники. И вернуться героями через пять лет. В идеале. На деле экспедиция потерпела жесточайший крах еще на орбите Марса. Корабль совершал гравитационный маневр над пока плохо обжитой планетой. Я слушал последние новости о начале работ по терраформированию Венеры, устраиваясь в камере гибернации. Колпак опускался медленно. Почти торжественно. А потом? А потом раздался взрыв. И капсулу, вместе с автономным модулем, вырвало из корпуса корабля. И, похоже, отбросило в открытый космос. Удаляющийся борт планетолета и вращающиеся звезды, – вот последнее из воспоминаний.
Но, прошлое в прошлом. Сумев проморгаться, я огляделся. Как и предполагал, операционная. Небольшая совсем. И надо мной нависает робот. Не человекоподобный, но компоновка узнаваема. Бочкообразный корпус на шасси, манипуляторы, сверху прозрачная полусфера, заменяющая голову.
С потолка спускаются кронштейны, сбоку притаились крио контейнеры. Мозг зарифмовал предложение. Он так самостоятельно борется с психическим напряжением. А мне самому, отдельно от мозга, страшно. Страшно, до усрачки. Такие ящички, вообще-то используют обычно для переноски органов. Отдельно от тела. Выходит, кто-то решил пустить меня на запчасти. И это скверно. Очень скверно, учитывая зажимы на запястьях и лодыжках.
– Hola. ¿Me entiende? – робот, убравший фрезу, выдвинул динамик. Тот почему-то оказался у него там, где у человека ухо.
– Нет, парень. Я тебя ноу компренде.
Почему на испанском-то? Как я оказался на родине корриды?
– Cuál es tu lengua materna?
Не догоняю, друг. Ты уж прости. Покопайся там у себя в словарике. Может английский или немецкий хотя бы? В последнем я не особо силен, но все же…
– Kio estas via gepatra lingvo?* – продолжил усердствовать очень опасный медицинский работник. Но формулировку сменил. Ага. Я сопоставил «матерна» и «лингва». Родной язык?
В корпусе автомата что-то едва слышно щелкнуло.
– Приветствую тебя, товарищ!
– Доброе утро, – брякнул первое, что пришло в голову.
Робот взял паузу. Время вряд ли работало на меня, потому я решился пойти в разведку.
– Эм-м-м… Могу узнать, где я?
– Вы находитесь в медблоке ирригационной станции Арес 16, – незамедлительно откликнулся электронный хирург. Или патологоанатом?
– Согласно подписанному вам в 2233 году договору о добровольном донорстве органов, – холодно отчитался автомат. Так холодно, что меня пробила ледяная испарина.
– Стоп-стоп-стоп! Договор же с астронавтом заключается на случай…
– … его гибели в экспедиции. С целью пополнения биологического банка, используемого для экстренных медицинских манипуляций в отношении третьих лиц…
Я недослушал. Все моя мыслительная активность оказалась сосредоточена на том, чтобы вспомнить маленькую, но очень значимую деталь. А именно, был ли в договоре мелкий шрифт внизу страницы.
– Я не согласен! Категорически! Ты фиксируешь?
– Вы желаете аннулировать договор?
В корпусе снова что-то переключилось. Я мысленно взмолился о том, чтобы это было правильное реле.
– Противоречие протоколов, – доверительно сообщил мне «доктор».
– Погибший не является дееспособным юридическим лицом.
Да, металлический болван не спешил освобождать меня из прокрустова ложа. Но и ужасающий диск держал внутри корпуса. Ситуация-то патовая! И мне надо как-то срочно смещать чаши весов в свою сторону!
– Существуют ли протоколы на случай затруднения в вынесении решения?
– Да. Обращение к агрегации, стоящей выше в должностной иерархии.
– Так обращайся, чего же ты медлишь! Подожди!
Не успев обрадоваться забрезжившему свету надежды, я тут же впал в жесточайшие сомнения. А что, если рангом выше окажется точно такой же недалекий механический болван, как и тот, что пялится на меня во все камеры? А?
Робот послушно ждал, перемигиваясь огоньками лампочек под прозрачной полусферой. Возможно, имитировал умственную деятельность. Или просто дизайнеры решили, что так пользователю будет комфортнее. И запихнули скомканную новогоднюю гирлянду ему под шлем.
– Тот, кто выше в иерархии, – человек?
– Фемина, – без запинки отчитался автомат, то ли соглашаясь с моим вопросом-утверждением, то ли опровергая его, в духе одного древнего схоласта.**
– А нельзя ли мне самому словом перемолвиться с этой самой… феминой?
– Учитывая ваш неопределенный статус, – завел пластинку электронный буквоед, у которого львиную долю жесткого диска занимал, видимо, анатомический атлас, и посему на остальное мозгов элементарно не хватало, – я не уверен в целесообразнос…
– ЭлЭр 27, отставить! – раздался вдруг из динамика приятный женский голос.
Музыка просто, а не голос. Ничего милее я в жизни не слышал. Разве что голос родной мамы в детстве.
– Освободить объект из захватов, произвести гигиенические процедуры, выдать комплект одежды пациента стационара!
Командный тон женщины не оставлял никаких сомнений, кто здесь главный. Слава Богу! Слава Господу нашему, и всем его ангелам небесным! Осанна!
– Отставить все «но», – категорично бросила неизвестная фемина роботу. А после обратилась уже ко мне лично. Причем сразу по имени, хотя я не имел возможности представиться. – Не беспокойтесь, Константин, я проверила ваши медицинские показатели, все в пределах нормы, сердцебиение, давление и потоотделение повышены, но, учитывая переживаемый стресс, это закономерно. Я спущусь к вам через пять минут, и мы уладим то досадное недоразумение, в результате которого…
«В результате которого меня едва не распластали как лягушку от пупка до горла!!!» – хотелось выкрикнуть мне. И добавить: «И я чуть не обделался, если честно!» Но я сдержался. Вместо обличительного спича я благоразумно дослушал речь предполагаемого, уже «настоящего» доктора.
– … вы подверглись риску несанкционированного хирургического вмешательства. От имени горнодобывающей компании «Сизиф» и от себя лично я приношу свои глубочайшие извинения.
Завершающим торжественным аккордом щелкнули магнитные замки, освобождая запястья и лодыжки. Ну, наконец-то дела пошли на лад. И, вообще, все хорошо, что хорошо конча…
– А-а-а-а! – завопил я под потоком ледяной воды, конусом ударившей из штанги распылителя, зажатой в манипуляторе местного кибернетического коновала.
– Да что ж ты творишь, сука ты ржавая!
Хорошо, что связь к тому времени, когда выявились кардинальные различия в понятиях о гигиенических процедурах между моими и протокольными, уже отключилась.
Облачившись в мягкие штаны и столь же приятную телу рубаху, выданные электронным эскулапом, я вбил ступни в одноразовые тапочки и побрел к выходу. За дверью меня ждал коридор и небольшая, на четыре койкоместа палата в конце маршрута. Одна из кроватей оказалась накрыта непроницаемым конусом.
Медик появилась, как и обещала, через пять минут. И я еще раз возблагодарил Господа. На этот раз за то, что все же не обделался. Передо мной предстала женщина неземной красоты.
И мне было бы крайне неловко встречать ее в статусе засранца.
– Эбигейл. Эбигейл Фиш, – представилась она, соблюдая рекомендованную здравоохранением дистанцию. – Еще раз простите за ошибку.
Кажется, она была мулаткой. С преобладанием африканской крови. Среднего роста, стройная, но со всеми полагающимися женщине изгибами и формами, лишь частично скрытыми рабочим комбинезоном. Роскошные курчавые волосы, не сдерживаемые ничем, образовывали живописный объемный шар вокруг головы. Чувственные губы, прямой нос, тонкие, выгнутые крутыми арками брови над карими, выразительными глазами.
– Здравствуйте. Вы не представляете, как я рад вас видеть.
Я шагнул ей навстречу и… И голова закружилась, колени стали ватными, а коварный пол едва не ударил меня в лицо.
– Не волнуйтесь. Это последствия выхода из гибернации, – Абигейл подставила плечо, только на первый взгляд казавшееся хрупким, и помогла переместиться на кровать. – Прилягте. Так, на спину. Я запущу систему диагностики и восстановительной терапии.
В руках медика появился планшет. Пальцы запорхали по виртуальным клавишам с фантастической, почти не человеческой скоростью. Мою постель накрыл прозрачный купол. Из корпуса кровати выдвинулись гибкие тонкие кабели-щупы. Они, извиваясь как щупальца осьминога, потянулись ко мне. Зрелище было жутким. И, если бы не присутствие рядом доктора Фиш, я бы снова запаниковал. Голову накрыл конус. Одно из щупалец присосалось к предплечью и прокололо кожу.
– Отдыхайте, – словно через слой ваты донесся до меня милый голос Эбигейл.
Когда я повторно пришел в себя, кровать вновь приобрела вполне обыденный, скучный вид. Ничто не выдавало то, что в ней сокрыт целый медицинский комплекс. Зато койка напротив предстала во всей своей целительской мощи. На ней, опутанный трубками, словно попавшая в кокон паука муха, лежал человек. Мужчина. Трехдневная рыжая щетина на лице позволили мне совершенно точно идентифицировать пол пациента. Глаза у него были прикрыты и веки слегка подрагивали. Судя по компрессионным повязкам, синякам под глазами и фиксирующим хромированным стержням возле ребер, досталось парню не слабо.
– Прив-в-в-ет! – неожиданно раздалось из центра переплетения кабелей.
– Привет, – отозвался я. – Ты говоришь на русском?
Честно сказать, я был поражен тем, что мужчина на ложе вообще говорит.
– Да. Я родился в коммуне на Алтае.
Произносил слова он через силу. Почти с тем же трудом мне давалось их понимание. Какая, к хренам, коммуна?
– Мигель, – просипел искалеченный парень.
– Костя, – между делом представился я, – Послушай, Мигель, береги силы. Мы с тобой поговорим, обязательно поговорим. Но попозже.
– Движение – жизнь. Общение – жизнь, – изумляя меня способностью к философским умозаключениям даже в таком положении, прохрипел рыжебородый Мигель, – А так не терпится потрепаться с реликтом.
Но мой неожиданный собеседник уже впал в забытье. Я потянулся проверить пульс, но был остановлен голосом доктора Фиш, раздавшимся из динамика:
– Константин, все под контролем. Пищевой синтезатор в углу. Позавтракайте. Как только освобожусь, мы побеседуем.
Синтезатор выбором блюд не порадовал. Хотя, возможно, потому что он стоял именно в больнице, меню ограничивалось лаконичным: Комплекс один, комплекс два и комплекс три. Диетическое питание, витамины, минералы и ничего лишнего. Так и есть. Бульон, овсянка, рогалик с жидким компотом.
Вернулся к койке. Мигель спал. Потянулись тягуче минуты ожидания. Хоть бы журнальчик что ли какой подкинули. С картинками. Паутина проводов и трубок над моим соседом вела себя, как живая. Сокращалась, мерцала, тихо булькала. Исправно и неспешно исполняла свои обязанности по исцелению страждущего.
Часа через два он пришел в себя.
– А что произошло? Если не секрет.
По сдавленному кхеканью я понял, что пациент номер два пытается рассмеяться.
– Какие там секреты… Откуда они здесь, на станции? А, ты же, наверное, не в курсе. Мы с тобой находимся на макушке мира.
Он поднял тон до театрального, немного гротескового пафоса. Я еще раз удивился оптимистичному настрою парня. Вроде как чуть не погиб. А вполне жизнерадостен и бодр. Удивительно. Может по трубкам идет не только физиологический раствор и лекарство?
– Возле полярной шапки Марса, – уже вполне будничным тоном откликнулся собеседник.
Факт показался мне странным. Не ожидал, что здесь, на только осваиваемой Красной планете, такой уровень медицинского сервиса. Зато необычайную легкость в теле, которую я списал на сбой восприятия и влияние медикаментов, полученная информация объясняла отлично.
Собственно, то, что я на Марсе, скорее закономерно, чем удивительно. Авария же на орбите произошла.
– Ну да. Полив плантаций, да и питьевой ресурс, – это наша работа.
Плантации? Так оперативно развернули?
– А как же ты оказался… здесь? Несчастный случай на производстве?
– Точно. Несчастный. На производстве, – охотно согласился Мигель. – Так-то, понятно, все на автоматике. Но иной раз технике требуется помощь. Полез протолкнуть в шнек глыбу льда. Зацепился рукавом скафа за острие. Рванул резко, порезал ткань.
– Не. Кислород начал выходить, туман образовался. Я оступился. И в шнек.
– Что? Вывих? Ногу перемололо?
– Не. Резак из рук выронил. Тот по подпорке чиркнул. Она и завались. А сверху меня плитой каменной и накрыло, – беспечное объяснение Мигеля мне напомнило совсем уж древнее «все хорошо, прекрасная маркиза».
– Ну ты даешь, мужик! Мигель, а почему…
– Константин, пройдите, пожалуйста по светящейся линии к лифту. Я жду вас наверху.
Оповестил меня ошеломительно приятный женский голос. А я только хотел узнать, по какой причине товарищ по несчастью меня реликтом прозвал.
– Эх, – глубоко вздохнул Мигель. – Завидую я тебе, дружище.
В его голосе прозвучала неприкрытая мечтательная нотка.
– Курс психотерапии и реабилитации. Сказка. Эби классная фемина.
Я впал в ступор, и так и эдак состыковывая по смыслу фразы Мигеля. Складываться в единое целое они никак не желали. Ну, понятно, "фемина" это женщина. Редукция языка со временем происходит. Также я понимаю, что у меня вполне вероятен посттравматический синдром. Циркуляр, возможно, обязывает проводить в таких случаях ряд психологических тестов и соответствующих процедур. Но вот что в них приятного? Да еще так, чтобы «сказка»? И при чем здесь гендерная принадлежность доктора?
– Мигель, а почему ты назвал меня реликтом? – стоя уже в дверях, все же озвучил я вопрос, вертевшийся на языке.
– Так триста же годков минуло со времен «Первой внешней».
У меня ступни вросли в пол.
– Как... Как это, триста лет?
Я припомнил и «товарища». И «коммуну на Алтае».
– Мигель, что, коммунизм восторжествовал?
На сей раз из недр техногенной паутины донесся почти нормальный смех.
– Коммунизм? Ты меня уморить решил? Амиго, все «измы» в прошлом. Забудь. Иные времена, иные нравы. После ВээР вообще все разительно изменилось.
Я между делом отметил, что раз сохранились слова, то, выходит, сохранились и понятия, стоящие за ними. Не все прошлое кануло в лету сброшенным за борт бесполезным грузом. Но сейчас меня куда больше интересовали новые слова.
– ВээР? Виртуальная реальность? Вселенская революция?
– Не. Великая Релокация. Или, если попроще, Великое разделение.
– Разделение, – протянул я в растерянности, – На что и что?
Меня прошиб холодный пот. Вдруг Мигель киборг. И именно потому так легко перенес травмы. А меня готовили для него, как банк органов. Последняя гипотеза вообще показалась мне крайне логичной и актуальной. Как знать, насколько нынче изменились те самые «нравы». И что это за тотальное «Великое Разделение».
– На кого и кого, точнее, – хохотнул мой неунывающий, предположительно на транквилизаторах (или на микросхемах?) сосед. Вызвав еще волну подозрений. Вдруг потомки поделили всех на доноров и реципиентов. Образ повизгивающего у живота диска вернулся, нагнав первобытного ужаса.
– Ты вот еще что…, – неожиданно сменил тон на серьезный мой собеседник.
– Если раньше меня отсюда выйдешь, не поворачивайся спиной к Мартину.
– Мартину? Он что, ненавидит реликтов?
Ничего себе, новое дело. Через три века придя в себя, обнаружить, что у меня уже есть враги. А друзей и родных нет совсем. Перетерты безжалостно жерновами времени. Ну, может быть, кроме Мигеля. Его вроде не дожевало. И он, кажется, если и не друг, то хотя бы доброжелательный приятель. Никакой не киборг, это бред!
– Он со всей яростью викинга ненавидит соперников. Считая отчего-то Эби своей женой. Почти собственностью.
– Ревнует? А доктор Фиш что на этот счет думает?
– Доктор Фиш не думает. Она не по этой части, – ошарашил меня очередным парадоксом Мигель. – А Мартин слегка больной на голову. Да, уж если на то пошло, когда речь заходит о ревности, то иногда совсем и не «слегка».
– …прошел жесткий отбор на ирригационную станцию Арес-16? – угадал продолжение вопроса мой гид по реалиям прекрасного будущего.
– Амиго, сюда нет конкурса. Мягко говоря. Вся команда двадцать шесть человек. Большинство латиносы, так сложилось. И все со странностями.
– Нет, не включая, – Мигель вздохнул так глубоко, а в интонации было столько терпеливой сдержанности педагога, пытающего объяснить правила арифметики альтернативно одаренному ученику, что я всерьез призадумался. О том, корректен ли мой собственный показатель айкью, по которому меня отобрали в «Первую внешнюю».
– А до Юпитера мы, человечество в смысле, добрались, Мигель?
– Добрались, добрались. И до Сатурна тоже, дотянулись.
У меня иголкой кольнуло сердце. Кому-то сопутствовала удача. Чье-то имя золотыми буквами оказалось вписано в историю человечества. В Книгу Поколений! Чье-то, но не мое. А я, сколько себя помню, грезил о славе. О честной и благородной славе первопроходца!
– Добрались. Но не закрепились. Венерианские советницы решили, что оно нам не надо, – Мигель презрительно фыркнул.
Узнать подробнее о консервативных политических силах нового мироустройства мне было не суждено.
– Константин, ну где же вы? – раздалось мягким укором из динамика.
– Иди-иди. Счастливчик! – напутствовал меня новый знакомый.
Абигейл Фиш встретила меня на пороге крохотного, но очень уютного кабинета. Именно таким я и представлял себе логово мозгоправа. Полки с книгами до потолка. Ворсистый ковер на полу. Широкое окно. С имитацией яблоневого сада за ним. Символично, да. Кресло. Кушетка. Неяркое, почти интимное освещение. Не полумрак, но и не дневной свет. Сама Эбигейл, одетая в приталенный костюм из короткой, выше колена, юбки, кремовой блузки и пиджака, производила неизгладимое впечатление. В космосе не до нарядов. А на докторе Фиш, судя по всему, кроме скромных, но стильных украшений в виде нитки жемчуга и сережек в тон имелись еще и колготки. Или даже чулки. И то, и другое, и третье в мои времена считалось невообразимой роскошью и абсолютной экзотикой в мире внеземелья.
Эх, где мои триста семнадцать лет?
– Здравствуйте. Ваше внимание привлек мой наряд? – чарующий голос музыкой отозвался в сердце. Глаза Эбигейл не отрывались от моего лица. Так, будто я был для нее самым важным человеком в мире. Или так, будто она считывала малейшие нюансы напряжения мимических мышц.
– Несомненно. Вам очень идет. Хотя я ожидал увидеть вас в халате.
– Это можно устроить, – неожиданно интимно проворковала доктор. Вызвав странное томление в теле. Мне показалось, что ее кожа стала немного светлее, с момента нашей первой встречи. А глаза, наоборот, темнее. И губы, кажется, оказались подведены вишневой помадой, четко обозначив контуры и рельеф. – Но позже. Сначала дело.
– Я подняла архивы. Капсулу с вами нашли не сразу. Да и после, в результате присущей тому времени путанице и некоторой хаотичности в распределении логистических потоков, – несколько официально начала доктор Фиш, но, заметив, что я слегка поморщился, тут же сменила тон, – одним словом, вас потеряли. И обнаружили совсем недавно. Искусственный интеллект провел инвентаризацию в ближайшем госпитале по случаю получения тяжелой травмы сотрудником. И перевел вас под нашу юрисдикцию. Часть диагностических датчиков капсулы вышли из строя, зафиксировав смерть мозга. Этим объясняется ошибочное решение о трансплантации.
Из всего обильного потока слов я выделил единственно значимое сию минуту для меня.
«Ошибочное». Фух, слава Богу! Разобрались.
– Я собрала всю диагностическую информацию по состоянию вашего физического здоровья и сбросила пакет данных В Центр Профилактики. Искусственный интеллект согласился с моими выводами и рекомендовал реабилитационный курс.
Я не стал задавать вопрос о том, как были получены данные. Извивающиеся кабеля вокруг тела все еще стояли перед глазами.
– Неделю под наблюдением врача. Диету. Психотерапию. Тестирование профессиональных склонностей.
Ожидаемо. Вот про «тестирование» не совсем понятно.
– Я астронавт, – боюсь, что в голосе прозвучала нотка обиды. Или даже горечи.
– Я знаю. Послушайте, Константин… Или лучше Костя? Могу я вас так называть?
Даже сейчас я не мог противостоять магии ее голоса. Если бы она предложила называть меня «галапагосской черепахой», я бы тоже, кажется, не смог возразить.
– Ну и отлично. А вы можете обращаться ко мне как душе угодно. Эйб. Аби. Бэби. Полным именем. Или любым другим удобным способом.
Бэби… Нет, это слишком, пожалуй. Хотя в перспективе, когда-нибудь… Для начала надо уточнить особенности их взаимоотношений с брутальным ревнивцем Мартином. Я уже нарисовал в воображении бородатого рослого викинга, похожего на киношного Тора, обнимающего уверенно мулатку.
– Великолепно. Давайте перейдем на «ты»?
– Согласен. Так что с моей прежней квалификацией, Эйб?
Я даже сам не заметил, как свободно воспользовался предложенной вариативностью.
Доктор Фиш лишь улыбнулась, приветствуя мою раскрепощенность.
– Прости мою осведомленность, но я, как ты уже догадался, знаю, что тебе сообщили о рекордном временном отрезке твоего пребывания в гибернации.
Ага. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Однако, получается, у доктора Фиш прослушка в палате. И, возможно, не только там.
– Как понимаешь, Костя, требования к кандидатам в столь редкие профессии, изменились.
Прошло три века. А космолетчики по-прежнему редкость, – сделал очевидный вывод я. И кивнул.
– Венерианским советом утвержден регламент подготовки кадров космофлота.
Я уже второй раз слышу об этом… учреждении. Видимо, оно имеет нешуточный авторитет в управленческой иерархии.
– Подготовка начинается с одиннадцатилетнего возраста. И включает генетические коррективы. Обеспечивающие организму астронавта широкий спектр адаптаций к условиям работы в космосе, – очень мягко озвучила неприятные для меня новости Эбигейл.
– Иными словами, обычному гражданину со стандартными характеристиками во внеземелье дорога заказана? Даже каким-нибудь оператором такелажного бота на орбите Луны?
– Прости, что вынужденно причиняю тебе боль, – темная ладонь Эбигейл легла заботливо на мое предплечье. У меня волоски встали дыбом, и мурашки побежали по коже. От ладоней к локтям, от локтей к шее и выше, – но это так.
– Ладно. Переживу. Как-нибудь, со временем.
Если честно, касание Эби занимало сейчас три четверти моего спектра ощущений и переживаний.
– Я рада слышать, что ты в седле, и настроен позитивно, – она и не думала убирать руку. – Мне всегда нравились романы о мужественных героях. Об отважных рыцарях и их дамах сердца.
Кольцо смуглых пальцев слегка сжало мое запястье. Мурашки, топтавшиеся в нерешительности на макушке, смущающе щекотным потоком устремились вниз.
– А психотерапия? – спросил, чтобы хоть как-то отвлечься от будоражащих воображение мыслей. Доктор Фиш выглядела до одури желанной. А у меня, само собой, аж три столетия не было женщины.
– Она уже идет, – обезоруживающе улыбнулась медик. – Хочешь, мы вместе определим твои наиболее тревожные воспоминания? Я помогу тебе сгладить их остроту.
Я и так уже пребывал в некоем чувственном тумане, притупляющем и болезненность, и негативную напряженность. Но согласился, уточнив:
– Ты. Мы же договорились обращаться друг к другу на «ты», Костя.
Ее пальцы неспешно и ласково перебирали по коже предплечья. Я поднял взгляд и буквально утонул в ее глазах. Темных, крупных, загадочных.
– Да, Эби. Да. Что для этого нужно?
– Ты расскажешь мне о себе. Начиная с самого детства. А я буду сидеть рядом и слушать. Я умею слушать, Костя. Располагайся на кушетке.
Я чуть не застонал от разочарования, когда ее рука разорвала контакт.
– Тебе удобно? Закрой глаза. Начинай.
Когда я дошел до подросткового возраста, ее пальцы вернулись. Зарывшись на этот раз в волосы. Безумно приятно было чувствовать эти поглаживания. Теплые волны расходились от ее ладони, пронизывая меня насквозь. Каждый пальчик будто обладал собственной частотой, и маршрутом, двигаясь от лба к затылку и обратно. По пути испуская сполохи, превращающиеся на лету в крохотных бабочек, перепархивающих с рук феи Би, теперь я называл ее так, в мое до неприличия разомлевшее, будто в парилке, тело. Бабочки образовывали вихри. Разлетались стайками по нервным окончаниям. И вновь собирались в большой рой. Под горлом. У сердца. Над солнечным сплетением. В самом низу живота.
– Не нужно стесняться. Это естественная реакция, – пропела мелодично на ухо Би.
– Говори. Не держи в себе ничего.
– Кажется, я влюбляюсь в тебя.
Я сроду не говорил ничего подобного. Тем более, при первой встрече. Даже Лене. Воспоминания тех дней показались мне вдруг далекими-далекими. Происходившими на крохотном, продолжающем истаивать в дымке забвения острове. Еще минута, и от них останутся лишь намеки. Слабые контуры, лишь обозначающие реальность пережитого события.
– Нам надо подписать документ…, – проворковала Би. Ее вторая ладонь к тому времени покоилась там, где в мою старорежимную эпоху, руке доктора пребывать определено не полагалось.
– Что за…, – я в очередной раз оказался сбит с толку.
– О добровольном регламенте вступления в отношения до…
– Конечно! – нетерпение оказалось так велико, что я не стал и пытаться дослушать. Ясно же. Врачебная этика, освобождение от ответственности. И мы на время перестаем быть доктором и пациентом. Видимо, у них тут так принято, в будущем, в подобных случаях. Выходим, так сказать из юридического поля. И бредем, взявшись за руки, в рощу. Чтобы стать любовниками. Кровь толчками стучала в висках. Я пробежал глазами текст на мониторе, совершенно не вдаваясь в детали. И приложил палец к датчику, как в средние века неграмотный крестьянин к пергаменту.
– Ай! – датчик, уколов, забрал каплю крови.
– Пойдем, мой рыцарь. Я утолю твои печали и залечу раны, – Эби повела меня в открывшуюся прямо посреди книг дверь. Вполне в духе авантюрного романа.
Нас ждала ее комната. Постель с расшитыми вензелями простынями. И штормом страстей, не желавшим униматься в течении нескольких часов.
Я вернулся в палату под утро, если верить электронным часам комплекса. К моему огорчению Мигеля на месте не было. Лишь на моей подушке белела записка:
– Пока, друг. Меня эвакуировали на операцию. Говорят, что местный кибер хирург безнадежно устарел. Способен только блоками органы менять. Ну, а мой перспективный донор сам понимаешь… Кхе-Кхе. Шутка. Увидимся! П.С. Надеюсь, сеанс психотерапии тебя не разочаровал! Жаль, что положен только один по регламенту, да?
Над последним предложением я задумался. Надолго. Что за хрень в этом будущем творится, а? Мигель намекал, что наша ночь с Эби… входила в ее служебные обязанности!? Так что ли?
Мои невеселые размышления прервал оглушительный грохот наверху. Я аж присел от неожиданности. Учитывая, что комплекс разделен на переборки, ахнуло знатно. И звук разнесся со стороны «офиса» доктора Фиш.
