Санитары затолкали старика в “буханку”, кивнули ей еще раз и унеслись вдаль.
Звонок раздался, когда Марина почти отошла от шока, заварила кофе - по крайней мере то, что сходило за кофе в их проектном институте - и села досчитывать параметры газовой станции, которая должна была связать удаленный кавказский город с магистральным газопроводом.
Она вздохнула и посмотрела на трезвонящий телефон.
С одной стороны, сосредоточиться все равно не получалось, и с тем же успехом можно было взять трубку. С другой стороны, почему работники СпецГазСтроя так упорно сопротивляются ее попыткам приучить всех к электронной почте? Почему нужно обязательно звонить?
Головная организация в рамках программы повышения эффективности купила почти на каждое рабочее место по персональному компьютеру. По компьютеру купила, а телефоны так и стоят дисковые, с душераздирающим механическим звонком…
- Филина, ты возьмешь трубку или как? Работать мешает, - пробасила сидящая напротив начальница.
“Как же, работать. Небось пасьянс сидишь раскладываешь”, - подумала про себя Марина, но трубку все-таки взяла.
- А… алло? Алло, здравствуйте, Марину Филину я могу услышать?
- Да, это я. - она снова подавила раздраженный вздох. А кого, интересно, еще можно было услышать по ее личному добавочному?
- А… это вас из школы беспокоят.
- А… да, да, это Надежда Александровна. Дело в том, что Витенька ваш… он, ну, в обморок упал. Мы бы вам и не стали звонить, он в себя пришел, но потом опять обморок…
- Как - обморок?! Его кто-то толкнул? Он ударился головой?
- Никто его не толкал! - возмутилась Надежда Александровна. - У нас приличная школа, оставьте при себе эти инсинуации! Может, это вы его дома не кормите, вот он в голодные обмороки и падает!
- Да что вы себе позволяете?!
- В общем, Марина Владимировна. Мы скорую вызвали - они уже даже приехали, всегда бы так быстро. Вы не волнуйтесь, его сейчас в больницу при НИИ повезут, в Егорьевске лучше-то и нет…
- Буду там через двадцать минут, - прошипела Марина в трубку. - А с вами мы еще потом поговорим!
Она бросила трубку и вскочила.
- Сын в школе в обморок упал. На скорой в больницу повезли - я к нему!
- Людмила Викторовна, я отработаю! Или из премии вычтете! Ну поймите, сын…
- Ладно… - растаяла начальница, - Дети - это святое. Не забудь потом заявление написать.
Марина неслась к остановке, ругаясь на чем свет стоит.
“Проклятая школа! Что у них там произошло? Надо было остаться в Ленинграде… Тьфу, то есть Петербурге… и зачем я только согласилась переехать в эту дыру?..”
Впрочем, она отлично помнила, что переехать в Егорьевск ее склонила одна-единственная причина: деньги.
В Петербурге она была невзрачным молодым специалистом, которой мало что светило, а здесь она - как бы эмиссар головной компании. Посол доброй воли. Специалист по внедрению высоких технологий в массы.
Конечно, ей все равно назначили “опытную, толковую” усатую тетку в начальницы, и высокие технологии приходится внедрять как шпиона в военную часть, но - если помучиться пару лет, можно карьеру построить.
По крайней мере, она старалась в этом себя убедить.
В автобусе злость сменилась на страх. Почему Витька упал в обморок? Подрался? Ударился головой, а теперь все пытаются замять? Что это может быть? Вдруг эпилепсия?..
Она попыталась вспомнить, говорил ли Марк что-нибудь про эпилепсию в своей семье. Мысли о бывшем муже разозлили ее опять, и к больнице она подъехала, тихо клокоча.
Почти десять минут ей пришлось провести на проходной - а вы к кому? а точно к тому? а у нас приемные часы еще не начались, подождете до пяти? - но сдаваться Марина не собиралась.
Наконец подошел благообразный пожилой врач. Он чем-то напоминал Айболита из детских сказок: невысокий, румяный, немного полный, в белом халате, с седыми торчащими волосами и добрым, умным лицом.
- Простите, голубушка, - виновато сказал он ей, пропуская через турникет, - у нас тут не охрана, а настоящие керберы. Они не со зла, просто у нас тут объект особенный - режимный.
Он кивнул на большой корпус, отгороженный от маленького больничного блока высоким забором с колючей проволокой.
Это был шедевр советского модернизма - серый, мрачный набор угрожающих коробок, скупо прорезанный в некоторых местах узкими щелями окон.
Крышу венчали большие металлические буквы: “НИИ ЕГО”.
Уродливая громада враждебно нависала над небольшим, чистеньким и простеньким белым больничным корпусом.
Марина почувствовала себя неуютно.
- А кого - его? - попробовала разрядить обстановку она.
- Что?.. А, да нет, это значит, эээ… ну “НИИ” - вы понимаете, “научно-исследовательский институт”, а “ЕГО”, эээ… - он замешкался, будто силясь вспомнить, - эээ, “естественных горных образований”.
- Горных образований?.. Почему же при нем больница?
- Ну, знаете ли, горы - большой источник информации о здоровье и медицине! Широкий простор для изучения влияния на человека недостатка кислорода, и избытка кислорода, и давления, и еще столько всего…
- Ох, вы извините меня - даже не представился, заболтался, старый. Меня Александр Андреич Дяченко зовут, я вообще говоря заведующий отделения, эээ… отделения неврологии, да, неврологии, как раз вашего сынишку наблюдаю. Вы не волнуйтесь, с ним все в порядке, легкое переутомление, да и вообще - он тут в надежных руках у нас…
Успокоенная и почти убаюканная его мягким голосом, Марина едва не упустила из виду знакомую “буханку”, стоящую перед дверями приемного отделения.
- А что же, психически больных вы тут тоже лечите? - удивленно спросила она.
- Что? Нет, почему вы так решили?
Она пересказала доктору Дяченко утренний эпизод с санитарами и сумасшедшим, и тот слегка задумался, но потом его взгляд прояснился.
- А, это… Ну конечно. Да, простите… У нас тут в Егорьевске же психиатрической лечебницы нет, сами понимаете - городишко не такой уж большой… Поэтому к нам иногда психически больные тоже в неврологию попадают. Ну знаете, ха-ха, тут мозги и там мозги… а впрочем не волнуйтесь, такое редко бывает. - поспешно закончил он, увидев, как Марина бледнеет.
Дальше они шли в неловком молчании.
Уборщица, встав на перевернутое жестяное ведро, деловито выколупывала с доски почета чью-то фотографию.
“Интересно, чем провинился этот Георгий Александрович?”, - подумала про себя Марина.
Больница производила впечатление образцово-показательной: по коридорам деловито сновали врачи и медсестры, каталки почти не скрипели, полы были вымыты до блеска, краска на стенах не успела облупиться.
- Это все на деньги НИИ, - прервал молчание врач, поймав ее удивленный взгляд. - Институт получил большой грант от правительства, вот и больнице перепало… А вы сами не местная? Тут весь город гордится тем, что НИИ расконсервировали. В девяностые-то все позакрывалось, и НИИ, и машиностроительный, и часовой завод - думали уж все, конец городу, ан нет…
- Нет, я из Ленинграда. То есть из Петербурга.
- Правда? - обрадовался врач. - А у меня бабушка оттуда. А вы… а впрочем вот мы и пришли.
Витька лежал в отдельной палате. Темные волосы на лбу слиплись от испарины, дыхание было прерывистым, а зрачки - расширенными.
Марина бросилась к кровати.
- Витька! Витенька, что с тобой?!
Он медленно перевел на нее взгляд, облизнул губу и хрипло сказал:
- Мам… да все в порядке, мам…
- Что с ним?! - она переключила свое внимание на врача.
Доктор Дяченко смущенно отшатнулся.
- Ну, эээ… я же говорю, переутомление. Вы не переживайте, это на самом-то деле ситуация обычная… Знаете, сколько сейчас в школах пытаются в голову ребенку впихнуть? То-то… Но, в общем, пару дней ему лучше у нас полежать.
- Вы не беспокойтесь, это все за государственный счет.
- Уверяю вас, с ним все в порядке! - с нажимом произнес врач, выталкивая ее за дверь. - Мальчику сейчас нужен покой, вот и все. Посмотрели, убедились что все в порядке - и будет, не стоит его больше напрягать, ему нужен…
Его прервал раздавшийся из палаты вопль. Это был нечеловеческий, надсадный крик боли. Одновременно с ним слабый клокочущий крик раздался и из соседней палаты, но такие странности Марину в этот момент не волновали.
Оттолкнув опешившего врача, она ворвалась обратно в палату.
Витька по-прежнему лежал на кровати, но теперь он выгнулся дугой, будто пытаясь встать на мостик, опираясь только пятками и затылком - и кричал. Он кричал страшным криком, а его пальцы, превратившиеся в побелевшие крючья, впивались в простыню.
Воцарился хаос. Марина припала к кровати, причитая и зачем-то пытаясь потрогать Витькин лоб; доктор Дяченко, кудахча, бегал вокруг; прибежавший откуда-то медбрат тщетно пытался оторвать Марину от сына.
Все стихло так же внезапно, как и началось. Витька замолчал и бессильно упал на кровать.
- Выйдите из палаты, дайте нам делать нашу работу! - возмущенно кричал на нее доктор Дяченко.
- Это вы - выйдите! - прошипела в ответ Марина. - Просто переутомление, значит? Дайте мне посидеть с сыном! Я напишу на вас жалобу! Я на вас в суд подам! Я, я…
Она не выдержала и заплакала, глядя на бледное, осунувшееся Витькино лицо.
Врач с медбратом ретировались. Лицо медбрата показалось ей знакомым. Один из тех двоих, которые днем ловили сумасшедшего старика?.. Она отбросила эти мысли и, всхлипывая, погладила сына по голове.
- Т… трансфузия… - прошептал он.
- М-мне… срочно нужна трансфузия… С-саша… позови… Сашу…
- Какого Сашу, Витенька? Господи, да что же…
Мальчик заморгал, а потом с трудом сфокусировал взгляд на ней.
- Гражданка, позовите… позови врача, мама, мне нужен врач! Мне нужна трансфузия…
“Боже, что происходит? Откуда он знает это слово? Саша… Александр Дяченко?!”
- Что вы сделали с моим сыном?! - она бросилась на врача с кулаками.
Ее тут же скрутил подоспевший санитар, но она продолжала брыкаться и вырываться.
- Что вы с ним сделали?! Что с ним такое?! - кричала она.
- Вы главное не волнуйтесь, все будет хорошо, - успокаивающим голосом отвечал врач.
Потом что-то ужалило ее в шею, и мир начал меркнуть.
Александр Андреевич зашел в палату к Вите, включил карманный фонарик и быстро осмотрел его опухшие, прорезанные лопнувшими кровеносными сосудами глаза.
- Да-а, Георгий Александрович. Наломал ты дров...
- Саша… т-трансфузия… - прошептал мальчик, облизывая запекшиеся губы.
- Боюсь, голубчик, трансфузия не поможет. - сочувственно вздохнул доктор Дяченко. - Одиннадцатилетний мозг просто не готов к тому, что в нем окажется семидясетитрехлетнее сознание. Он начал усиленно, ну… Подстраиваться, понимаешь? Прорезать новые извилины, пытается завязать новые нейронные связи, чтобы вместить весь объем информации, который ты с собой притащил… И все это на маленьком мальчишеском мозге. В общем - боюсь, эксперимент прошел неудачно.
- Ты же говорил… говорил…
- Я говорил, что есть статистическая вероятность успеха. - доктор Дяченко поднял палец. - А вот взять и поставить опыт на себе я тебе не говорил. Что, с одной стороны, очень по-геройски; а с другой стороны - не очень умно.
- П-перенеси меня обратно! - задыхаясь, прохрипел мальчик.
- Твоя прежняя оболочка уже приказала долго жить. Такие физические нагрузки в таком возрасте, а потом еще шок отторжения… В общем, переносить тебя некуда.
- Т-тогда… в другое тело…
- Э нет, голубчик - задумчиво произнес Александр Андреевич. - Пожалуй, эту программу придется свернуть. Слишком непредсказуемая, слишком мало контроля. Не похоже, чтобы цель для обмена можно было выбирать. А раз нельзя контролировать - ну сам посуди, вот придем мы к НЕМУ, проведем, мнээ, процесс, - а потом что? Ищи ЕГО по всей округе? А если ОН перенесется в какого-нибудь наркомана, или другого старика, или младенца, или... Нет, нет. Слишком опасно.
Мальчик еще пытался что-то шептать, предлагать разные варианты, хватать врача за рукав слабеющими руками, но тот резким движением встал, порылся в тумбочке, достал шприц, подошел к капельнице и загнал в нее пузырек воздуха.
- Прости, Георгий Александрович. Не можем мы рисковать, когда дело касается ЕГО.
