CreepyStory

Это перевод истории с Reddit

Я не вспоминал об этом много лет. Даже терапевту не рассказывал. Но я пишу об этом сейчас, потому что прошлой ночью — в 2:12 — я снова услышал тот стук. Тот же ритм. Та же пауза. То же тошнотворное чувство, будто что-то ползёт вверх по горлу.

Раньше я думал, что это демон.

Знаю, как это звучит. Но когда ты ребёнок, есть вещи, которые ты просто знаешь без доказательств. Ты не спрашиваешь, почему от шкафа тебя мутит или почему кажется, что чердачная дверь дышит. Ты просто знаешь: что-то не так.

И в том доме действительно было не так.

Мы переехали туда, когда мне было девять. Старый викторианский особняк в конце тупиковой улицы. Кривые полы. Обои цвета запёкшейся крови. Мама называла это «новым началом». У неё как раз завязались серьёзные отношения с Риком. Он помогал платить за дом, но сначала оставался в городе. Так что какое-то время мы жили там вдвоём.

В первую ночь я не мог уснуть. Думал, обычное беспокойство в новом доме. Пока не услышал это:

Тук.

Один раз. Тихо. Будто кто-то легко постучал костяшкой в мою дверь.

Я приподнялся и прислушался.

Тук. Тук. Тук.

Ещё три. С интервалами. Намеренные.

Потом — тишина.

Я встал и открыл дверь. Коридор был пуст.

Утром я спросил маму, заходила ли она ко мне. Она сказала, что нет. Выглядела… уставшей. У неё дрожали руки, когда она наливала кофе. Я заметил красное пятно на шее. Она сказала, что это укус.

В ту же ночь я сложил у двери стопку книг. На всякий случай.

Стук повторился. В то же время — около двух ночи.

Но на этот раз он не прекратился.

Он превратился в скрежет, будто кто-то проводил когтями по двери. Потом — дыхание: влажное и медленное, прямо у дерева. Я слышал, как оно что-то бормотало. Слишком тихо, слишком искажённо.

А потом почувствовал запах — тлена, словно под полом прятали мёртвое.

Я не спал. Просто смотрел на дверь, крепко сжав фонарик.

Утром на руке у мамы был синяк. Лиловый, злобный, будто кто-то сильно сжал её. Она сказала, что споткнулась на лестнице. Глаза мои она избегала.

Так продолжалось.

Иногда дёргали ручку двери. В другие ночи я слышал, как оно ползёт по коридору. Однажды услышал плач — тихие, ломкие всхлипы, будто кто-то старается не быть услышанным.

Иногда оно приходило ко мне. Иногда — нет. Но кто-то всегда оказывался ранен.

Хуже всего было, когда я забыл забаррикадировать дверь.

Я клевал носом, когда услышал медленный скрип открывающейся двери.

Застыл. Натянул одеяло на голову.

Что-то вошло в комнату.

Оно двигалось неправильно — слишком тяжело, слишком медленно. Матрас просел рядом.

И оно дышало.

Прямо мне в лицо. Жарко, кисло, неправильно.

Потом, наконец, ушло.

Утром на спине были царапины. Сквозь майку.

Я не сказал маме. Она и так казалась на грани.

Позже Рик просто появился с чемоданами, будто всегда здесь жил.

Самое странное? Стук прекратился.

Но дом не стал безопаснее. Он стал хуже.

Холоднее. Тяжелее.

А мама ушла в себя ещё глубже.

Мне начали сниться сны. О чём-то, что стоит в коридоре и смотрит на меня. Высокое, тонкое, без лица — только рот, полный слишком многих зубов.

Иногда я просыпался с синяками. Иногда — с землёй под ногтями.

Однажды я очнулся снаружи. Лежал на крыльце. Босой.

Ладони были в крови.

Я сказал маме, что нам нужно уходить.

Она заплакала. Сказала, что постарается.

В ту ночь она заперла дверь своей спальни.

И я ждал.

2:09.

Шаги.

Они не остановились у моей двери. Они пошли дальше. К её двери.

Я услышал, как она сонно пробормотала:

«Рик…?»

Потом грохот. И крик. Затем тишина.

Я бросился к её комнате.

Дверь была приоткрыта.

В темноте кто-то склонился над ней. Высокий. Неправильный. Он прижимал её, сжимая запястья. Она билась, пиналась, рыдала.

И тогда он повернулся ко мне.

И улыбнулся.

Я не думал.

Я рванул на кухню. Схватил самый большой нож.

Когда вернулся, он всё ещё лежал на ней.

Я закричал, бросился вперёд и вонзил лезвие ему в спину.

Снова.

И снова.

И снова.

Пока он не осел на пол.

Мама кричала.

Кричала на меня.

Я посмотрел вниз.

Это был не монстр.

Никаких когтей.

Никаких клыков.

Просто человек.

Просто Рик.

Его лицо было вмято. Один глаз открыт. Другой закрыт. Губы разорваны, будто из них пытались вырвать правду.

Полиция сказала, что это самооборона. Что я спас её.

Но она больше не смотрела на меня.

Мы выехали из дома.

Она больше не говорила со мной.

Годы спустя я всё ещё не сплю с открытой дверью.

Сейчас я живу один. Однушка на третьем этаже. Никаких скрипов, никакого чердака, никаких теней в коридоре.

И всё же…

Прошлой ночью я проснулся в 2:12.

Тук.

Тук. Тук.

Тап.

И голос за дверью.

Не рычащий. Не шепчущий.

Просто… усталый.

«Почему?»

Edit: Сегодня утром я нашёл кое-что под кроватью.

Мой старый фонарик. Треснувший. Тот, который я держал под подушкой.

Он всё ещё слабо светится.

И пахнет сигаретным дымом.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Это было давно, лет 30 назад, может, чуть больше. Мы тогда жили в закрытом военном городке с вечным ощущением, что за тобой наблюдают. Я, Аркашка и Андрюха – троица неразлучных друзей, лет по одиннадцать-двенадцать нам было. Школа, вокруг казармы, одинаковые пятиэтажки – тоска зеленая. А за городком, сразу за последним КПП, начинался лес. Не такой причесанный лесопарк с дорожками, а настоящий – дремучий, темный, куда даже взрослые грибники совались с опаской.

Про него всякие жуткие истории ходили: и что там чуть ли не волки стаями бродят и что люди пропадают, и что ведьма там живет, которая домашний скот у местных изводит.

Бред, конечно, но мы, мелкие, во все это верили. И боялись. Но, как водится, лезли на рожон.

В тот вечер черт нас дернул. Родителям соврали, что к Леньке из соседнего подъезда идем «в приставку» играть, а сами – рюкзачки с бутербродами на плечи и прямиком к дыре в заборе, которая вела в тот самый лес. Типа, мы герои, исследователи.

Дураки малолетние!

Сначала было даже весело. Солнце садилось, лес окрашивался в какие-то необычные краски. Но чем дальше мы углублялись, тем тише старались говорить. Деревья словно сомкнулись над головами воздух стал сырым и тяжелым. Я с детства темноты побаивался, а тут она буквально сгущалась вокруг, давила на уши.

«Пацаны, – говорю, – может, ну его? Тут темень такая, айда домой!».

Аркашка попытался геройствовать, но я видел, как он тоже поеживался. Андрюха вообще молчал, только испуганно хлопал глазами. И тут, как будто в ответ на мои слова, где-то совсем рядом раздался рык… Нет, не рык даже, а какой-то утробный, низкий вой, от которого волосы зашевелились где-то на затылке. Это был не медведь и не волк – какое-то другое, незнакомое и до чертиков страшное существо.

Мы замерли. Я обернулся, ожидая увидеть… да черт его знает, что я ожидал там увидеть. А увидел ее!

Прямо за нами, метрах в пяти, стояла старуха. В лесном полумраке ее было плохо видно, но я до сих пор помню это чувство – как будто ледяной водой окатили. Высокая, сутулая, в каком-то темном, бесформенном балахоне до пят. Лицо – сплошная тень, но я разглядел глубокий, рваный шрам через всю щеку, он будто светился во мраке.

И глаза… Господи, эти глаза! Огромные, желтые, они впились в нас так, что захотелось провалиться сквозь землю.

Она молчала, просто смотрела. А потом заговорила, и голос у нее был жутко хриплый:

«Нечего вам тут делать, сорванцы. Это мой лес. Здесь только я да мои… питомцы».

И в этот момент со всех сторон леса, из самой чащи, донеслись шорохи, рычание, какое-то клацанье. Целый хор страшных звуков, как будто сотня невидимых тварей подтягивалась к нам со всех сторон.

Казалось, старуха дирижировала этим невидимым оркестром ужаса.

Аркашка с Андрюхой уже не просто испугались – они окаменели. Андрюха тихонько захныкал. Старуха медленно шагнула к ним, протянула костлявую, узловатую руку и сунула каждому по горсти каких-то липких леденцов.

«Не плачьте, детки. Угощайтесь!».

Мы тогда еще не знали, что не отказываться было себе дороже. И они взяли «угощение». Просто не могли не взять. А мне она ничего не дала. Только посмотрела так, что у меня внутри все похолодело. В ее взгляде, направленном на меня, была такая неприкрытая злоба, что я чуть не обмочился от страха.

«Уходите!, – вдруг прохрипела она. – И запомните: этой ночью… ни в коем случае не спите».

Мы уже было развернулись, чтобы бежать, как она вдруг схватила Аркашку за руку. Он взвизгнул. Ее пальцы жгутами впились ему в запястье.

«НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ СПИТЕ СЕГОДНЯ!, – повторила она, глядя по очереди каждому из нас в глаза. – Если заснете… все ваши самые страшные кошмары станут явью».

И отпустила руку Аркашки. Мы рванули оттуда, как ошпаренные. Неслись, не разбирая дороги. А за спиной слышался хруст, тяжелое дыхание – не то звериное, не то… Я не оборачивался. Мне казалось, если обернусь, увижу, как ее «питомцы» несутся за нами.

Домой прибежали ни живы ни мертвы. Родителям, конечно, ничего не сказали.

У меня на следующий день была контрольная, и я, дурак, не следуя совету старухи решил, что сон важнее. Мало ли что там бабка лесная наплела! Лег и почти сразу отрубился.

И началось!

Снится мне, будто проливной дождь, стеной. Я сижу в старенькой «копейке», она едет куда-то по разбитой проселочной дороге. А я уезжаю от родителей. Навсегда. Мама стоит у калитки нашего дачного домика, в своем выходном платье, цветастом, которое всегда надевала только в особых случаях, и плачет навзрыд, размазывая слезы по лицу. Папа, небритый, в старой своей армейской куртке, обнимает ее за плечи, а у самого глаза красные. Машина отъезжает, я оборачиваюсь… а за их спинами стоит ОНА! Та самая старуха из леса. И улыбается. Жуткой улыбкой, растянутой от уха до уха. И машет мне рукой.

Я в ужасе мечусь по кровати, пытаюсь проснуться, но не могу. А во сне машина вдруг резко ускоряется. Я смотрю вперед – а за рулем отец, а рядом с ним мама! Они плачут, машина едет все быстрее и быстрее. А рядом со мной, на пассажирском сиденье, сидит ОНА. И смотрит. Не моргая. Машина, как обезумевшая набирает скорость, игнорируя все законы физики она взлетает, и летит в черную пропасть…

Тут я и проснулся. Весь в холодном поту, сердце колотится как бешеное. «Просто кошмар, – подумал я. – Просто перенервничал». Но что-то внутри скреблось, не давало покоя.

А через пару дней после этого кошмара родители неожиданно решили отправить меня к бабушке в другой город. Перекантоваться, пока у них там какие-то дела утрясутся. Собирали меня в спешке. И вот стою я на вокзале, мама – в том самом цветастом платье, у папы – та же куртка. И оба еле сдерживают слезы. Прямо как во сне. Я обернулась, чтобы помахать им из окна вагона… и у меня ноги подкосились. За их спинами, у колонны на перроне, стояла та старуха. И улыбалась своей жуткой улыбкой. Точно так же, как в моем кошмаре.

Поезд тронулся. Я смотрел на нее, пока она не скрылась из виду. Всю дорогу меня трясло. Но, слава богу, ни в какую пропасть мы не улетели. Ничего страшного не случилось. Со мной.

А через месяц я узнал, что спустя 9 дней после того, как я уехал. Мама Аркашки… разбилась насмерть! Возвращалась с дачи, не справилась с управлением на мокрой дороге.

Я тогда был слишком мал, чтобы связать все эти события. Постепенно все забылось. Но через несколько лет, уже повзрослевший, я снова приехал в наш городок, встретился с пацанами. Мы разговорились, вспомнили тот поход в лес. И Аркашка рассказал, что в ту ночь ему тоже приснился кошмар. Будто его мама попадает в аварию. Девять дней спустя его сон стал реальностью.

Андрюха же той ночью глаз не сомкнул. Просидел до рассвета, трясясь от страха. И с ним ничего не случилось.

Тут-то до меня и дошло. Конфеты. Она дала сладости Аркашке и Андрюхе. А мне – нет. Может, потому что я не съел ту ее проклятую конфету, мой кошмар не сбылся? А может, потому что он был про меня, а не про моих близких? Я не знаю.

Мне уже за сорок. А я до сих пор не понимаю, что это было? Кто она? И почему выбрала нас?

Настоящая, а не календарная весна, чудесная пора на неправильном юге. Деревья стоят в цвету, начинают распускаться цветы, трава ещё зелёная - её ещё не успело выжечь адское летнее пекло. Прекрасное время, чтобы наслаждаться временем после школы.

Двое закадычных друзей вышли со школы в эту чудесную пору и направились в сторону дома. Благо оба жили в одном районе, да и практически в соседних домах. Только один жил в многоквартирной многоэтажке, а другой в частном доме по соседству. Вот именно к нему домой они и направлялись, чтобы хорошо провести время.

Они шли по дворам многоэтажек и вид друзей был довольно комичным со стороны. Не каждого по отдельности, а именно, как они смотрелись вместе. Один из друзей был очень худым, белобрысый и лопоухий. Другой друг был полной противоположностью первому - толстый, с большим висящим пузом, с русыми волосами и нормальными ушами. Им не хватало ещё разницы в росте, чтобы комичность была совсем уж большой, но нет, по росту они были примерно одинаковы.

Два персонажа, будто из комедии или детского мультфильма, наконец, добрались до дома пухлого друга. Дома не было никого и можно было в удовольствие проводить время. Планов как обычно это бывает в детстве, никаких не было, они импровизировали.

И первым делом, чем они решили заняться, это обязательно покушать. Они сидели на кухне, с включенными мультфильмами по телевизору, кушали суп мамы пухлого друга и громко смеялись. Дальше лопоухий друг попросил пухлого друга включить один момент из любимого фильма на видеопроигрывателе с кассеты и пухлый друг знал, что это значит. Это значит, что он перемотает один момент сотню раз уж точно, но они будут раскатисто смеяться на весь дом от того, что происходит в этом моменте.

Был ещё один смешной момент во время просмотра фильма, это что уши лопоухого друга так смешно подсвечивались от падающих на них лучей солнца и становились ало-красного цвет. Только пухлый друг не говорил этого своему другу, а тихонечко смеялся в сторонке, пока лопоухий друг не понимал, что смешного.

Они сидели в доме и уже многим перезанимались. И забивали гвозди в письменный стол, чтобы научиться забивать гвозди, и играли в солдатиков и в шашки с шахматами и в карты. Они старались занять себя чем только возможно. Пока пухлому другу в голову не пришла, как ему казалось гениальная идея.

В его комнате была раздвижная кровать. Такого механизма, что если выдвинуть на себя сидушку, то вместе с ней опускалась и спинка, образовывая тем самым полноценную кровать. В самой же сидушке была полость, для постельных принадлежностей. Следовало только поднять крышку.

Вот как раз с этим местом для постельных принадлежностей у пухлого и созрела идея. Он предложил лопоухому, а что если они по очереди будут залазить в это место, закрывать крышку сидушки сверху и задвигать кровать в положение дивана. Лопоухий согласился с его идеей. Они дети, что с них взять, им всё было весело и интересно.

Первым на очереди был лопоухий, почему тут уж сказать трудно. Он залез внутрь этого места, пухлый закрыл крышку сидушки сверху и задвинул кровать в положение дивана. Они поговорили таким образом, посмеялись и пухлый выдвинул диван обратно. Лопоухий вылез наружу, они ещё посмеялись с такой веселой затеи и поменялись местами.

Вначале всё шло, как по маслу. Пухляш залез внутрь, сверху закрылась крышка. Следом он почувствовал, как его вкатывают внутрь, переводя кровать в положение дивана. Далее послышался щелчок откуда-то изнутри механизма дивана. Он посмеялся и попросил друга, чтобы он выкатил его обратно. Лопоухий подразнил его, что он не будет его выкатывать обратно, но это были всего лишь шутки. Далее шутки кончились.

Он попробовал выдвинуть диван в положение кровати, но у него не получалось. Лопоухий тратил много сил, он действительно старался, он пытался, но у него не получалось. Всё-таки они были разными по комплекции и по силе. У худого друга не хватало сил, чтобы выдвинуть сидушку обратно. Он крикнул, что сейчас вернётся и убежал.

Вначале всё было не так уж и плохо. Только после пухлого обуял страх и ужас. Он лежал в деревянном ящике, без возможности пошевелиться, перевернуться и даже полностью выпрямиться. Будто он связан по рукам и ногам и заживо похоронен без возможности выбраться. Когда к нему в голову влезла мысль, что он лежит в гробу, что будто его заживо похоронили, когда ему вспомнился момент из недавно просмотренного фильма, где с главной героиней сделали то же самое, ему начало казаться, что ему не хватает воздуха, что он задыхается. Тогда-то организм и дал сбой, слёзы сами потекли по его лицу. В голове была одна единственная мысль, что умрёт, что он задохнётся в этом деревянном ящике и более никогда не покинет бескислородной тьмы и пут, в которых он оказался. Когда детская психика была уже на грани и готова была отказаться от рассудка полностью, забрав его в небытие, тогда послышались звуки.

Точнее шаги, множество шагов. Множество мужских голосов, среди которых был и детский голос лопоухого друга. Далее он почувствовал, как диван наконец раздвигается обратно в положение кровати. Услышал, как щёлкает злосчастный механизм изнутри. Тогда открылась и крышка и он увидел свет. Пухлый сразу же сделал вздох и не переставая реветь обнял вначале мужчин, что вызволили его из тесного мрачного плена, а после конечно же, конечно же своего лопоухого друга. Он был так ему благодарен, за то, что он не струсил и не убежал домой, а нашёл помощь. Мужчины занимались строительством соседского дома, лопоухий как раз и попросил их, объяснив всю ситуацию. Благо строители не отказали ребёнку в помощи.

Стоит ли говорить, что эта ситуация навсегда наложила свой отпечаток на психику пухлого мальчика и в дальнейшем всю жизнь он был в страхе от замкнутых пространств. Особенно от лифтов.

Это перевод истории с Reddit

Бездна Челленджер — самая глубокая точка нашей планеты. 6,8 мили под поверхностью земли, по которой мы ходим, и почти совершенно безжизненна. Истинное чудо Земли, удивительный фрагмент её географии.

До недавнего времени большинство учёных считали, что Бездна Челленджер — самая глубокая точка Земли.

Ключевое слово — «недавнего».

Я работаю в NOAA — Национальном управлении океанических и атмосферных исследований, пилотом глубоководного аппарата. У меня бесчисленное количество погружений, и я видел неисчислимое множество вещей. Это потрясающая работа, и я не могу представить, чтобы когда-нибудь её бросил. Если где-то и можно по-настоящему ощутить природу и жизнь во всех её проявлениях, так это в океане.

Но необъятность океана — пугающая мысль. Мы медлительны в воде, и там, где под тобой зияет беспросветная тьма, трудно отогнать образ гигантского морского хищника, который схватит тебя своими челюстями.

Тем не менее наше исследование не знает границ, и около месяца назад моя команда сделала грандиозное открытие.

Смещение тектонических плит показало, что в трещинах Бездны Челленджер существует нечто ниже. Совершенно не исследованный и неизвестный регион нашей планеты. Команда была в восторге, и мы тут же предложили руководству устроить пресс-релиз.

К сожалению, он решил пока повременить с новостями. По его словам, после переговоров с головным офисом NOAA нам поручили сначала провести экспедицию, выяснить, что находится внизу, а уже затем представить результаты миру.

Мне это не понравилось, но я понимал: заголовок будет эффектнее, если мы действительно что-то там найдём.

Как один из самых опытных пилотов, я был назначен руководителем миссии. Она должна была быть одиночной — в словах моего начальника: «Это изменит наше представление об океане навсегда».

После горы подготовок, предупреждений и бумажной волокиты мой аппарат завис над водой, а я сидел так, что ноги были направлены прямо в проём, ведущий в этот новый, более глубокий слой земной коры.

Мой аппарат, который я назвал «Аполлон», был усилен по максимуму: мощная броня, лучшее титановое покрытие, какое только можно купить. Он был прекрасен, и иногда мне казалось, что я недостоин его пилотировать.

И вот одним резким движением меня опустили в море.

Не буду утомлять вас деталями спуска — ничего необычного не произошло. Я увидел множество существ, больших и малых, но всё это мне уже доводилось встречать.

Если не считать кашалота, который проплыл надо мной и едва не довёл меня до инфаркта.

Спустя примерно три часа я достиг Бездны Челленджер. Честно говоря, мне было немного страшно. Несмотря на множество приключений в недрах синей бездны, здесь, на самом дне, я ещё не бывал.

Здесь было пусто. Ни искры жизни, разве что бактерии. Если одиночество когда-нибудь получит словарное определение, то это будет именно оно: тьма, холод и запустение. То, что вообще что-то может выживать на такой глубине, казалось невероятным.

— Двигайся вперёд. — Интерком ожил, вырвав меня из оцепенения. Я совершенно забыл, зачем нахожусь тут, заворожённый торжественной пустотой вокруг.

Я подчинился и немного поднял «Аполлон».

И тогда я это увидел. Огромная расщелина в морском дне, тянущаяся, казалось, на мили. Шириной почти со школьный автобус. На наших сканах она выглядела куда меньше и уже.

Что бы мы там ни засекли раньше, разлом расширился.

Я доложил об этом начальнику, и он встревожился не меньше моего.
— Может, недавно произошло ещё одно смещение… может быть. — Его вялый ответ уверенности не прибавил, но мне оставалось продолжать.

— Я собираюсь войти в отверстие, — сказал я, и в голосе моём дрожал явный страх.
— Вперёд. Удачи, парень, — ответил начальник.

И я вошёл в новую, самую глубокую точку нашей планеты.

Первые двадцать метров всё было обычно: лишь камень и земная порода окружали мой спуск.

Но затем вновь наступила тьма. Стен больше не было, пропал сам разлом. Я посмотрел на сонар — и рот мой открылся от изумления.

Я находился внутри гигантской пещеры диаметром почти милю.

Я лишился дара речи; мысли вихрем носились там, где слова отказывались служить.

Воображение рисовало идеи, страхи и ужасы: что может скрываться здесь, опасно ли это, умру ли я и так далее.

Я доложил о находке начальнику, и он, как и я, был поражён.
— Ты уверен, что видишь именно это? — Да.

«Аполлон» был оснащён новейшей техникой, в том числе радаром — на случай, если ко мне приблизится кит или другое крупное существо. Этот радар никогда не подводил, но последние часы молчал из-за отсутствия крупных объектов на такой глубине.

И вдруг он ожил. Я взглянул на экран — к моему ужасу и восхищению одновременно пять крупных отметок двигались ко мне.

Я пытался сохранять самообладание, судорожно вдыхая и выдыхая, жалкой попыткой не впасть в панику. Но помогало слабо.

Ничто такого размера не должно обитать на подобной глубине.

Сознание рисовало чудовищ, монстров, прожорливых тварей, готовых разорвать меня.

В нервозности я не заметил, что начальник пытался выйти на связь.

С трудом справившись с собой, я снова включил линию.
— Почему ты остановился? Что там?
— Там пять… чего-то, движутся ко мне, сэр. Понятия не имею, что это.
— Ты серьёзно? Насколько они большие?

Я взглянул на отметки — до меня оставалось секунд пять. Они были не гигантские, но для этих глубин всё равно чрезмерно велики: футов семь-девять.
— Около восьми фу—

В этот момент я почувствовал сильный, резкий удар снаружи. Не будто кто-то пытался пробить корпус, а скорее будто что-то врезалось в «Аполлон».

Я проверил 3-D-камеры, направив их на сторону столкновения.

Успел увидеть хвост, исчезающий во тьме. Жёсткий, похожий на панцирь, по форме напоминал пиковую масть.

Пытаясь осмыслить увиденное, я ощутил очередной толчок, теперь сверху. Что бы это ни было, оно было сильным: не настолько, чтобы пробить титан, но достаточно, чтобы сдвинуть аппарат на фут.

Я снова посмотрел камеры и увидел пару ног — они походили на паучьи, насекомьи, только толще и с шипами. И снова исчезли во мраке.

Ещё один удар пришёлся прямо по пилотской кабине, заставив меня обмочиться от ужаса.

Мне не понадобилось смотреть камеры. Тварь ударила в иллюминатор и не уходила из поля зрения.

Я застыл, заворожённый тем, что можно было назвать лишь чудом природы.

Живое ископаемое.

Передо мной, уставившись круглым, чёрным как смоль глазом, гипнотизируя своей красотой, парило огромное, желтовато-песочное доисторическое существо.

Эвриптерид, известный палеонтологам как морской скорпион.

Я онемел. Морские скорпионы вымерли более 250 миллионов лет назад, во времена Великого вымирания, Пермо-триасового кризиса.

Эвриптериды были полностью уничтожены, поэтому я не мог подобрать слов. Ни одна фраза не описала бы мои чувства.

По-моему, оно тоже рассматривало меня. Похоже, людей оно ещё не встречало.

Оно наклонило насекомообразную голову, словно размышляя, кто я такой.

Внезапно к иллюминатору подплыли ещё — ошеломлённые тем, что видят.

Детёныши сидели на спинах, судя по всему, матерей, изучая меня.

Я начал фотографировать морских скорпионов и отправил снимки начальнику.

Он вышел в эфир, и на фоне раздались радостные возгласы коллег.
— Потрясающая находка! Видишь ещё что-нибудь?
— Пока нет, но сообщу, если увижу.

Отключив связь, я продолжал глазеть на скорпионов. Они словно разглядывали меня в ответ.

Внезапно все они разошлись, и к стеклу подплыл гораздо больший, старый на вид экземпляр.

У моего аппарата были манипуляторы — захваты для перемещения камней и пород. Существо подтянуло панцирный корпус к манипуляторам, потёрлось, а затем наклонило голову, показывая крупного паразита, впившегося в неё.

Сначала я не понял, чего оно добивается, пока не дошло: оно хотело, чтобы я снял паразита.

Манипуляторы не предназначены для хирургии, но паразит был достаточно велик, и я надеялся, что смогу ухватить. Риск был огромный: убью — будут проблемы.

Но в глубине души я чувствовал, что оно отчаянно. Поэтому осторожно подвёл один «клещ» к паразиту, другой — подпер голову. Это было как игра в кран-машину, каждый миллиметр давил на нервы.

Наконец я захватил паразита, и одним твёрдым рывком сорвал мерзавца.

Скорпион дёрнулся, мотнув головой от боли.

Но вскоре, кажется, обрадовался: завертелся, как счастливый щенок.

Он снова подплыл к стеклу, дружелюбно толкнулся в «Аполлон», а потом опустился в глубину, за ним последовала вся семья.

Оправившись от пережитого, я погрузился дальше, сердце стучало уже с долей гордости.

Я доложил о встрече, показал фото — команда была в восторге. Начальник одобрил дальнейшее погружение.

Сонар подтверждал, что пещера оправдывает все ожидания NOAA.

Добравшись до середины полости, я увидел, как радар ожил вновь: к аппарату приближалось нечто огромное, футов шестьдесят в длину.

Я всегда презирал истории о живущем в бездне мегалодоне.

Но, глядя на массивную метку, вы не осудите меня за страх.

После живого ископаемого я уже не отрицал возможность гигантского монстра.

Однако страх улёгся, когда я заметил, как медленно оно движется — почти неподвижно.

Я связался с начальником, он велел приблизиться. Любопытство победило, и я направился к метке.

В кромешной тьме я ничего не видел и готовился к столкновению.

Но не успел приблизиться: чудовище само подало голос — глубокий, громкий, всепроникающий.

Звучало как призыв кита, но куда громче и с басом. Голова звенела, сердце выскакивало.

Свет внезапно осветил источник звука.

Оглядываясь назад, понимаю: люди — крошки рядом с некоторыми созданиями. Мы — вершина пищевой цепи, но не везде. Размер — один из таких случаев.

Перед «Аполлоном» плыло гигантское рыбье тело, костистое и массивное. Голова будто целиком из кости, бронированная и жёсткая. Остальное постепенно выходило из тьмы.

Ещё одно живое ископаемое. Большая, здоровая, величественная рыба.

Лидсихтис.

Гигант даже не обратил на меня внимания, удостоив лишь мимолётным взглядом.

Разумеется, я сделал фото и отправил наверх. В ответ снова грянули овации.

Наконец его огромное чешуйчатое туловище растворилось во мраке, и я больше его не видел.

Мне дали добро идти глубже, но спустя три секунды я понял, что достиг дна.

Оно отличалось от Бездны Челленджер. Серое, почти без песка. Поверхность исполосована зубчатыми шрамами.

Удивительно было то, что дно казалось мягким, словно подушкой, а не камнем.

Я обсуждал с начальником дальнейшие шаги.

Он хотел исследовать место дальше — вдруг найдутся ещё живые ископаемые.

Я его понимал: всё, что мы знали о море, перевернулось.

Я начал движение, и произошло странное: почва подо мной чуть завибрировала.

Сначала я списал это на тектонику, но внезапно земля сдвинулась так, что «Аполлон» едва не опрокинулся.

Радар вывел отметку, но это была не точка.

Белая зона занимала почти весь круг радара, словно вся окружающая область была живым организмом.

Я запустил сонар и увидел то, что сознание пыталось вытеснить.

То, что можно описать лишь словом «левиафан», двигалось — и это движение происходило непосредственно подо мною.

То, на что я сел, было не дном.

Это было живое существо.

И я его разбудил.

В панике я попытался включить интерком, но он не работал. Связь с командой исчезла.

Оставалось одно.

Убираться к чёрту.

Я рванул «Аполлон» изо всех сил.

Внезапно аппарат застыл. Двигатели работали, но он не двигался. Я проверил сонар — ничего не мешало.

Он просто не шевелился.

Интерком ожил, но вместо голоса начальника раздался глубокий, раскатистый, почти жёлчный голос.
— Нет. Оставайся.

Я онемел; страх, шок, непонимание спутались в голове.

Он… разговаривал со мной?

Я медленно включил связь.
— Кто… ты? — выдавил я, голос дрожал.

Существо пророкотало, голос был спокоен, но властен.
— Я — не «кто». И даже если бы был, это не имеет значения.

Сознание лихорадочно искало объяснения: как это… говорит по-английски? Как вообще может говорить?
— Зачем ты здесь? Как ты нашёл это место?

Я ответил правду.
— Я… я морской исследователь. Смещение земной коры открыло проход ниже, чем мы считали дном. Мне поручили спуститься.

Я его не видел, и слава Богу — сердце бы не выдержало. Но я ощущал, что оно думает.
— …ты пришёл вредить или исцелять?

Мне было страшно, но я вспомнил, как помог тому скорпиону. Если моя жизнь на кону, стоит упомянуть об этом.
— Раньше я встретил эвриптеридов… я… помог старому снять паразита.

Оно приняло мои слова и ответило.
— Спасибо.

В тоне существа было что-то умиротворяющее, и я немного успокоился, решившись задать вопрос.
— Что… что это за место?

Долго оно молчало. Наконец проговорило.
— Давным-давно, задолго до того, как ваш вид появился на планете, существа разных эпох спаслись от своих катастроф. «Эвриптериды», как вы их зовёте, не выживали в новом мире. Я позвал их сюда, наделив силой и выносливостью для этих условий. С течением лет сюда стекались и другие морские создания. Я — хранитель этого места. Моё предназначение — защищать и оберегать здешнюю природу.

Я утратил дар речи. Это существо было чем-то вроде подводного божества. Я не успел осмыслить, как оно вновь заговорило.
— Тебе не место здесь.

Я встрепенулся, ещё больше растерявшись.

Похоже, оно улавливало мои мысли, потому что продолжило.
— Ты и твоя группа… благонамеренны. Но остальные твои сородичи — нет. Они грабят, уничтожают экосистему наверху. Недавно сюда пришли морские создания и рассказали о беспределе вашего вида. Я закрою этот разлом, и возвращаться сюда нельзя. Не рассказывай никому обо мне. Уйди с тем знанием, что уже получил, но ни каплей больше.

Я понял. Увы, оно было право.
— Понимаю… — прошептал я.

На этот раз в эфире раздался лишь оглушительный рёв, который на меньшей глубине, будь у него место, мог бы разрушить целый город.

Прежде чем начать подъём, меня осенила ещё одна мысль.
— Как ты… оказался здесь?

Долгое молчание, и наконец последовал последний ответ.
— Есть тайны, которым лучше оставаться тайнами.

Меня это слегка раздражало, но я понял.

И я начал подъём.

На поверхности коллеги накинулись с вопросами, требуя объяснить, почему я пропал из эфира.

Начальник был вне себя.

Но в конечном счёте всё это не имело значения.

На следующую ночь я вернулся к станции, чтобы убедиться, что отверстие закрылось, — и оно действительно закрылось.

Думаю, я никогда не забуду пережитое в бездне. И, честно, кто-нибудь смог бы? Это было потрясение, которое мне не до конца понятно.

Медиа тоже не могут перестать говорить об этом: снимки современных доисторических чудищ облетели весь интернет.

Если появится новая трещина — ещё одна рана Земли — и мы обнаружим нечто подобное, я туда не вернусь.

Потому что я всё ещё не знаю, что это было.

И не хочу знать.

Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

«Шута ко мне! Королю скучно! Адольф!»

Голос короля Реймонда, мощный, как труба, ещё гремел под сводами зала, но слова уже путались, цепляясь за пьяные губы. Третий час после полуночи, а пиршество не стихало, гости держались насмерть — если не считать дюжины вельмож, распластавшихся под дубовыми столами, да ещё с десяток, храпевших прямо на скатертях в лужах прокисшего эля.

Воздух был плотным от вони: жареной баранины, прокисшего пива, немытых тел и дыма потухших свечей.

Единственный музыкант, ещё державшийся на ногах, водил смычком по расщеплённой скрипке — это больше было похоже на зубную боль, чем на музыку.

Не выдержав, маршал зарычал, потянул себя за бороду одной рукой, а другой кинул в бедного музыканта обглоданную баранью ногу. Тот не успел уклониться — жирный след остался на его рваном шапероне. Музыка смолкла. Музыкант скрылся под столом вместе с инструментом.

Безумный монах открыл глаза, залез под стол и забормотал псалмы, дрожащими пальцами вытирая пьяные слёзы.

Единственный трезвый человек в этом аду — распорядитель пира Адольф. Он вздохнул и достал из складок широкого рукава мантии колокольчик.

— Адольф! Голову тебе с плеч, гоблин безрукий! Перестань трещать, просто позови его!

Но распорядитель уже спрятал колокольчик — шут услышит этот сигнал в любом месте замка и примчится со всей возможной для его возраста скоростью. Король зовёт. Король хочет песен и танцев!

Паяц уже нырнул в одну из своих секретных лазеек — узкие, как норы, ходы пронизывают стены замка, как артерии, и никто, кроме шута, не знает всех входов-выходов.

Даже сейчас Адольф ожидал, что Мантикор появится из-за кресла, как он любит, и приобнимет короля за плечи, чмокнет в щёчку и с хохотом убежит, звеня бубенчиками.

Не угадал. На этот раз шут свалился с неба. Прямо с дубовых потолочных балок рухнул вниз, упал на широкий стол, разметав кувшины с рейнским, уморительно застонал, выгнулся дугой и заметил, что плащ горит.

— Ой, попал-упал! Матушка, жарко-о!

Его пестрый шаперон тлел от свечи. Оплывший от сна кардинал проснулся и уставился осоловевшими глазами на карлика на столе, соображая, почему это блюдо ещё не начато.

— Ой, — сказал карлик. — Горю! Ой, мамочка, горю!

Он кувыркнулся на пол, заплясал, звеня колокольчиками на шапке, а его шоссы вспыхнули, вынуждая задирать ноги чуть не до потолка.

Король молчал.

Адольф присмотрелся — и ужаснулся. Его Величество впился пальцами в дубовые подлокотники, побагровел, в глазах отражался танцующий в огне шут, а из уголка рта стекала слюна, блестящая, как нить паутины.

Шут схватил кувшин с вином, вылил на пламя, остатки залпом допил и разбил посуду об пол.

— Уф! Старость — не радость! Правда, великий в прошлом Рэймонд? Обложился мясом, и ниже пояса окорока отрастил! Так победим! А зачем королю проблемы? Никаких больше войн и вторжений! Никаких славных битв — зато каждый день славное вино, и злая жена в отъезде уже год! Мне знакомый шут из Лунарского замка сказывал, что твоя королева даже начала улыбаться. Разлука пошла ей на...

Что-то тяжёлое и тупое (позже оказалось — серебряный кубок с гербом) прилетело в солнечное сплетение шуту, прервав неудачный монолог. Он охнул и упал на мягкое место — то самое, по которому проходятся розги в детстве и плети чуть позже. Потерял на мгновение доступ к воздуху и выпучил глаза, как утопленник.

Король, пошатываясь, поднимался. За его спиной вставала огромная тень, дёргающаяся то ли от злобы, то ли от сквозняка. Адольф незаметно скользнул назад, в угол. Сейчас не нужно попадаться Высочеству на глаза.

— Палач! — закричал король так, что огоньки свечей на мгновение склонили ярко-красные головки. — Палача ко мне!

Адольф заметил беспомощный взгляд шута. Тот посмотрел на короля, перевёл взгляд на Адольфа, развёл руками — и продолжил шутить. Вынул из колпака скрипку и, пока стража бежала к нему через зал, успел порвать струну.

Король бился в немом бешенстве. Кресло скрипело, раскачиваясь, словно люлька. Сейчас ничего нельзя было поделать. Абсолютно ничего. Как на той давней «свадьбе простолюдинов», которую посетил улыбающийся, стремящийся быть ближе к народу король. Трупы гостей вывозили ночью за город и сжигали у Чёрных Камней, а голову невесты так и не нашли — говорят, она до сих пор смеётся, пугая моряков.

Палач схватил за шиворот паяца и придушил немного, чтобы тот хотя бы перестал дёргать струны. Серый, как мертвец, музыкант спрятался под столом. Маршал встал во весь рост и сложил руки по швам. Адольф затаил дыхание — сейчас лучше не отбрасывать тень.

— Что с ним делать, Ваше Величество? — палач крепко держал шута за шиворот и преданно смотрел на обезумевшего правителя. Его пальцы впились в шерстяной воротник, будто когти хищной птицы. — Сколько плетей назначите?

Король молчал. Глаза, пустые, как у жареной рыбы, смотрели в неизвестность. Никто не решался прервать тишину.

Маршал икнул и спрятался под стол к музыканту.

Адольф выдохнул еле слышно — кажется, обошлось. Сейчас нужно только позвать слуг, чтобы отнесли его величество в постель, и можно приниматься за уборку.

— Казнить, — ответил король. — У тебя ещё стоит за занавеской та небольшая гильотина? Та, что для птиц? Этот старый карлик идеально к ней подходит.

— Нет! — крикнул шут и забился в железных руках палача, как бездомная собака на цепи.

— Нет..., — прошептал Адольф, сжимая в руке колокольчик, которым завтра некого будет вызывать.

— Нет..., — вырвалось у музыканта. Толстый маршал ткнул его кулаком под рёбра и выпустил газы.

— Это точно? — переспросил Мастер Топора. Он будто спрашивал, что будет на завтрак. Идеальный, как и Адольф. Как и старый шут. Идеальные псы в конце пути отправляются в ад. Никаких небес для слуг.

— Я похож на шута? — скривился король и сел. Тень рухнула следом, спрятавшись за широкой спиной. — Казни этого дурака или прикажу казнить тебя.

— На рассвете, Ваше Величество?

— СЕЙЧАС ЖЕ! — закричал король и начал метать всем, что под руку попадётся, пока палач тащил упирающегося карлика, пока звенели бубенцы, пока расступались гости — те, что притворялись спящими или немыми всё это время.

— И принеси мне его уродливую голову! — крикнул вдогонку король, вытер рукавом жирный рот и мокрый лоб.

— Адольф! Где ты? Где ты, старый обманщик! Налей мне вина — или отрублю тебе башку и буду пить кровь, как из кубка!

Адольф шагнул из тени.

***

Король Реймонд проснулся от ужасной головной боли, которая раскалывала череп на две воющие половины. Яркое солнце било в щель между ставнями, раздражая глаза. Страдалец застонал и накрыл лицо мокрой от пота подушкой. Но это не помогло.

Во рту — кислота, горечь и что-то запёкшееся, похожее на кровь. Такой вкус, будто ночной горшок перевернули прямо на язык. Сам же обрубок дьявола прилип к нёбу, как мясо к раскалённой сковороде.

В голове — гул, словно сто пьяных гномов колотили кувалдами по наковальне у него в темени.

Король Реймонд перестал заниматься самоанализом и вырвал на пол часть того, что ел ночью. Желчь жгла горло, оставляя вкус медной монеты на языке.

— Не помню ничего, — бормотал он, роясь под засаленной периной и вытирая губы простынёй. — Как тогда, после венчания с этой злобной дурой. Адольф! Где ты? Дай вина! Голова раскалывается! Голос, кажется, сорвал...

Его баритон и правда сейчас звучал хрипло, будто пропущенный через тёрку — это последствия вчерашних криков и пьяных песен.

Наконец он нашёл под подушкой серебряный колокольчик и осмотрел его, прикрывая воспалённые глаза ладонью — точно как румынский князь... как там его звали?

— Где же ты, Мантикор, когда так нужен своему королю? Не помешала бы парочка твоих похабных песенок. А заодно и кувшин с живой водой притащить с кухни... Не то велю сделать из твоего колпака занавеску для уборной.

Наконец, король понял, что нужно **потрясти** колокольчиком, а не шипеть, как задыхающаяся змея. И он сделал это ужасным напряжением воли, выдерживая противный, бьющий по вискам пищащий перезвон. Этим утром он был ещё хуже, чем обычно. К ноткам тупости добавилась, кажется, злоба и немного издевательства. Рыгнув в бесконечность, король отшвырнул его и упал на подушку, тяжело дыша.

Дзынь-дзынь!

Вдалеке он услышал эхо — будто отголосок его выступления. Карлик услышал и уже тряс своей миниатюрной головкой, приближаясь. Старый добрый Мантикоша всегда поддержит своего хозяина.

— Вина... — прошептал король.

Эти потайные ходы давно пора запретить: залить кипящей смолой, насыпать туда яда, освятить, понаставить ловушек... Но шуты так умело ими пользуются, что ещё ни один хозяин замка не решился уничтожить шутовские тропки. Чёрт, да тогда вино будут нести до обеда! А чтобы вызвать шута, нужно будет посылать на поиски слуг или поселять дурака в соседней комнате. Нет уж. Пусть ползает, старик. Говорят, что во время штурма замка эти узкие проходы спасают жизни не только слуг, но и королевской семьи.

Дзынь-дзынь!

Теребоньканье бубенцов было совсем рядом, за стеной. Шут как крыса уже пробирался в своей норке где-то над головой.

Дзынь-дзынь!

— Не поторопишься — отдам тебя палачу, несмешной карлик! — выдавил из себя крик «повелитель мокрой кровати» и слабо стукнул кулаком в стену над головой. — У меня есть гильотина для птиц, твоя голо...

Что-то мелькнуло в больной голове. Какая-то ненужная мысль, что-то, о чём он забыл. Что-то, связанное со смертью. Мантикор вчера умер? Нет, ерунда какая.

— Кто звал музыканта?!

Где-то у подножия кровати вылетел камень из стены, и по полу покатился хохочущий разноцветный клубок.

— Кто звал Мантикора и его баллады о самом главном!

Король расслабился и не смог удержать улыбку. Живой ещё дед... а куда он денется?

Старый клоун уже карабкался на кровать. Бубенцы звенели, гудела скрипка на боку, когда он задевал ею о матрас. Простыня натянулась — и король увидел, как поднимаются, словно флаги кораблей на горизонте, рога колпака. Шут, тяжело дыша, завершил подъём.

Лицо он сегодня раскрасил так, что не было видно щёк. Краски, угля или чем они там уродуют морды, старик не пожалел. Губы — алые, как у девицы, — потянулись в стороны, как на паучьих нитках.

— Долго, — буркнул король, делая вид, что зол, но ему трудно было скрывать улыбку. — Зубы отбелил? Когда успел, дурак?

— Ваше Величество, знаете, чем вы похожи на мою покойную жену? Вы оба любите лежать без движения, когда я сверху!

Шут затряс головой и вытянул из скрипки звук, как леску из воды.

— Ты никогда не отличался юмором, старик Мантикор. Жена всегда укоряла меня излишней добротой. Держать при дворе безумного, уже сотню лет не смешного шута — это слишком даже для такого добряка, как я.

Король поправил пуховую подушку за спиной и уселся вертикально, чуть удобнее, чтобы лучше видеть прыгающего в ногах паяца.

— Ладно, попробуй пошутить ещё раз. Пусть это будет смешно — так уморительно и адски смело, чтобы я забыл о головной боли и сухости во рту. Давай, не бойся, можешь говорить о своём короле, пока никто не слышит.

Тыльную сторону ладони он приложил ко лбу и прикрыл глаза. Что-то мелькнуло во взгляде карлика, но король не заметил — как не замечал многое и раньше.

— Может, песню? Про стаканы на стол и прочую посуду? — карлик провёл смычком по струнам. Маленькая скрипка издала вой или скрежет — в любом случае королю это не понравилось, и он, не открывая глаз, попытался пнуть шута, но не попал — тот ловко отскочил в сторону, хихикая.

— Ну понял-понял. Не бурчи, старик. Вот новая шутка, прямиком из-за границы. Почему короли носят короны? Чтобы скрыть дыру от секиры палача!

Шестерёнка провернулась в той части мозга короля, что отвечает за память, но помочь уже не смогла. Слишком много было выпито прошлой ночью. Реймонд прикрыл один, красный от воспаления глаз, и поискал артиста, который размазывал сажу под глазом, стараясь изобразить слезу.

— Что ты делаешь, старик? Зачем столько краски на морде? Что с тобой? Умирать собрался?

Шут дунул в свирель, вызвав на волю жуткий сюрреалистический звук, похожий на адский горн. Потом развернулся и уставился хозяину прямо в глаз, будто хотел проникнуть в голову и охладить горячий от боли, потерявший воспоминания мозг.

— Ваша Милость, ваше дыхание сегодня пахнет так, будто в вашем рту ночевала вся королевская конница!

Король открыл второй глаз.

— Хотите знать, почему шуты живут дольше королей? Мы умеем смеяться... пока вы спите.

— Лучше бы ты умел делать вино из воздуха. Сгоняешь по-быстрому на кухню для своего короля?

Шут не ответил, зато прижал скрипку к плечу, достал смычок и провёл по струнам, вызывая жуткий скрип.

— Ваша борода сегодня особенно пышна! Напоминает мне ту, что я видел на отрубленной голове вчера.

«Он даже и не пытается шутить, — подумал король. — Даже не собирается развлекать меня, размалёванный, отслуживший своё урод у моих ног. Не тот пошёл уже слуга, не тот. Разберусь с ним завтра, сегодня мне плохо»

— Адольф! Адольф, принеси вина! Где этот чёртов хранитель печатей и подпиратель колонн?

— Чем отличается король от свиньи? — продолжил шут, будто не слышал недовольства единственного зрителя. — Свинью режут тихо, чтобы не пугать остальных.

— Что ты сказал? Адольф! Это уже слишком, а ну слезь с моей постели, карлик. Сегодня ты точно лишишься головы!

Шут затряс башкой с такой силой, что колокольчики на колпаке зазвенели оглушающе громко и нагло. На такой шум точно должна была сбежаться стража. Потом он перестал и злобно уставился на своего короля. Сорвал колпак и бросил его на постель, а бубенцы продолжали звенеть. Глухо, вдалеке, но всё так же звенели.

— Пока звенят бубенцы — я жив.

— Ах ты!.. — король схватил подушку и кинул в наглеца, но тот с хохотом уклонился, сделал кувырок и с грохотом рухнул на пол. Бубенцы продолжали звенеть. Колпак неподвижно лежал у ног, а звук бубенцов не затихал и даже становился сильнее. — Адольф! Где ты, собака!

Маленькие ножки застучали по полу, обходя кровать слева, и, внезапно испугавшись, король метнулся на правый край. Сердце в груди грохотало, как отрубленная голова по деревянным ступенькам.

Голос раздался снизу — он опять шутил, глупый шут:

— Вы знаете, почему гильотина так популярна? Она делает королей короче — а народ счастливее!

— Палач! — крикнул Рэймонд и вдруг вспомнил. — Мантикор? А разве я не приказал казнить тебя вчера?

Бедный-бедный король. Лучше бы он не спрашивал. Тогда бы не испугался так сильно и не забыл бы о кинжале, который хранил под матрасом. У него был бы шанс. Но он спросил. И вспомнил, как палач волок шута за шиворот. И услышал, как шуршит стена справа, и повернулся. Ему сверху отлично был виден открывшийся узкий проход в стене, почти у земли. Такой узкий, что только крыса или маленький злобный чёрный кот мог там пролезть. И ещё карлик-шут.

Из прохода поспешно лез кто-то разноцветный, лысый, морщинистый и маленький. Он пыхтел, выкручивался, вертелся и выходил из стены, как выходит бастард из чрева потаскухи. Колпак он сорвал, как освободил руки, и бросил оземь — наконец-то закончилось мерзкое дребезжание.

— Мантикор, долго идёшь!

Весь в красно-серой пыли шут свалился на пол и мгновенно натянул головной убор. Бубенцы продолжили звенеть.

— Были неотложные дела, — буркнул новоприбывший и посмотрел вверх. — Здравствуй, Рэймонд.

— Как ты со мной!.. — взревел король, но не успел договорить и обернулся на шум. Успел только заметить длинную, острую, быструю тень — и обломок смычка с заточенным концом вонзился ему в открытый глаз и прошёл сразу в мозг.

***

Бертольдо вытер руки о простыню, осмотрелся последний раз и спустился вниз. Мантикор обыскивал королевский сундук, искал шкатулку — как всегда медленно, как любят эти жабоеды.

— Ты готов? Скоро королю понесут завтрак, и жена палача забеспокоится — пора уходить.

Мантикор крякнул и, чуть не рухнув в сундук вверх ногами, всё-таки достал большую расписную шкатулку.

— На память, — буркнул он.

— Тебе её тащить между стенами, — махнул рукой Бертольдо. — Что с палачом?

— Споткнулся и головой на лезвие топора нахромился. Я не виноват.

— Верю, — сказал Бертольдо и затрясся от смеха. Колокольчики зазвенели. Мантикор со своими бубенцами подхватил, и они пару секунд дали себе расслабиться.

— Ладно, хватит.

— У меня будет ещё король? — Мантикор ещё не так стар, как думают в ордене.

— Конечно, — ответил Бертольдо и отвёл на мгновение взгляд. — На Севере ещё остались бесхозные короли. Выберешь себе одного. Пока звенят бубенцы — короли будут плясать под наши дудочки. Только в следующий раз лучше занимайся воспитанием, чтобы наглеца не заказывали. Хотя этот был туп и ленив — жена, которая займёт трон, будет лучше править.

— Это... она? — осторожно начал Мантикор и отпрянул от взгляда старшего.

— Не твоё дело, шут. Уходим.

И они нырнули каждый в свою нору.

***

Адольф поднимался по винтовой лестнице, стремясь первым сообщить королю ужасную новость, но вдруг замер. Из-за стены справа донёсся звон бубенцов.

Он напрягся. Что это? Неприкаянная душа невинно убиенного шутовского артиста?

Звон повторился, стал чётче — будто кто-то приближался. Адольф шагнул назад, прижался боком к холодному камню. Бубенцы прозвенели вновь — теперь уже прямо за стеной, вторя первым в пугающем унисоне.

«Teufelsspuk!» — выругался он, схватился за крест на груди и рванул вверх, как испуганный поварёнок.

Королева возвращается. Палач напоролся на собственный топор. Его Высочество должно прийти в себя и вернуться к исполнению своих обязанностей — пока она ещё не появилась. За этой женщиной нужен глаз да глаз.

***

Мой телеграм канал: https://t.me/severmisha

Поддержать рассказ на АТ - https://author.today/work/451167