CreepyStory

Утро обманывало своей кажущейся тишиной. Солнце лениво пробиралось через мутные стекла хрущёвок, цеплялось за облупленные фасады и мягко плавило липкий асфальт. В палисаднике соседки ожесточённо спорили. Одна требовала больше воды для своих гераней, другая яростно защищала право сухой земли «дышать».

Воздух был влажным, насыщенным запахами сирени, скошенной травы и едким дымом старого «Жигуля», который пыхтел, будто выдыхал последние силы.

На кухне Аня сидела, крепко сжимая чашку с остывшим кофе. Воспоминания кружились в голове, как обрывки старой киноплёнки: её радостный поход к Лере, лучшей подруге, чтобы шёпотом обсудить предстоящую свадьбу. Но вместо улыбок она столкнулась с предательством.

Дверь у Леры оказалась не заперта. Аня вошла, и её шаги замерли у порога спальни. На смятых простынях, в тесных объятиях, лежали двое — её жених и подруга. Слова путались в голове, обрывками цеплялись за остатки здравого смысла. Три года вместе, совместные планы, выбор кольца... Всё это внезапно обернулось пустотой.

Теперь кружка обжигала пальцы, но тепло не проходило дальше кожи. Казалось, что оно такое же пустое, как отражение в мутной поверхности кофе — рыжеволосая девушка с растрёпанными волосами, в растянутой футболке и яркими веснушками, которые она всегда ненавидела, смотрела на неё из черной глубины напитка.

«Ты слишком драматизируешь, Ань», — голос Леры звучал так, будто это она была вправе обижаться. Её взгляд оставался таким же уверенным, как и всегда. — «Мы же не специально. Просто так получилось».

Так получилось. Два простых слова, словно осколки битого стекла, впились в сердце Ани. Она стояла, вцепившись побелевшими пальцами в дверной косяк, и смотрела на них — таких знакомых, но будто совсем других людей. Михаил, ерзая на краю кровати, избегал её взгляда. Лера нервно кусала губы, прижимая к себе простыню, будто прячась не от Ани, а от собственной совести.

Она спускалась по лестнице, будто механическая кукла. Каждый шаг отзывался гулким эхом в пустоте её груди. Выйдя из подъезда, Аня зажмурилась от яркого солнца, которое беспощадно било в глаза. Оно больше не согревало — только выжигало, как расплавленный металл, пытаясь испарить последние капли надежды.

Горячий ветер трепал волосы, швырял их в лицо, напоминая о новой реальности.

Квартира встретила её холодной, гулкой тишиной. Фотографии на стенах, парные чашки в шкафу, его рубашка на спинке стула — всё это теперь казалось декорациями из прошлой жизни.

Её вещи скромно жались в углу — старый рюкзак, пара футболок, потёртые джинсы и плетёная сумочка с горсткой монет на дне. Всё её прошлое вдруг уместилось в этих ненужных предметах, как засохшие цветы в давно забытой вазе.

Тишина комнаты наваливалась, давила на виски. Каждое мгновение здесь казалось бесконечно долгим. Собирая вещи, Аня двигалась механически, как сломанная кукла. На всё ушло меньше получаса. На самом деле, ей было нечего брать из этого места, где каждая мелочь шептала об утраченном счастье.

Автобус замедлял ход, ныряя в зелёный коридор высоких елей. Узловатые ветви стучали по стёклам, словно пытались заглянуть внутрь. Лес окружал дорогу, поглощая её своей густой тенью.

Аня сидела, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Пейзаж за окном расплывался в мутное зелёное марево. Ничто вокруг не казалось реальным. В голове гудело от мыслей, сердце билось в груди, как пойманная птица.

— Ну что, в гости али насовсем? — раздался хриплый голос водителя.

Старик за рулём чуть ухмыльнулся, не отрывая взгляда от дороги. Его седые волосы торчали из-под видавшей виды кепки, а руки крепко держали потрёпанный руль.

— Не знаю, — ответила Аня, не отрывая взгляда от мелькающих за окном теней деревьев.

— Все сюда так едут. Кто от долгов, кто от тоски, — продолжал водитель, переключая передачу. Металл скрипнул, как будто жаловался. — Тут вам, городским, только тоску заливать и остаётся.

Аня промолчала. Слова звенели в пустоте, не достигая сознания. В голове билась одна мысль: «Так получилось».

Автобус высадил её на перекрёстке. Грунтовая дорога петляла между покосившимися домами. Заборы скрипели на ветру, шаги гулко отдавались в деревенской тишине.

Ветер шелестел в траве. Местные жители прятались за занавесками, но Аня чувствовала их пристальные взгляды. Приглушенный шепот складывался в мелодию страха.

Несколько минут она брела под невидимыми взглядами, пока, наконец, не услышала то, что они пытались скрыть.

— Ведьмино отродье, — прошептала старуха за забором, будто ядовитый шип.

Когда Аня подошла к дому, в воздухе повис запах полыни и сырости. Дом возвышался над травами угрюмым стражем - покосившиеся ставни, прогнувшаяся крыша, растрескавшаяся дверь. Пустые окна смотрели на неё, как глаза старого зверя.

Дверь открылась со скрипом. Внутри воздух был тяжелым от сырости и запаха старых трав. Стены, покрытые пылью, хранили следы прошлого. Проведя пальцами по стене, Аня оставила тонкий след. Запахи леса, древесной гнили и трав напоминали о жизни, далекой от городской суеты.

Она была здесь только раз, когда ей было пять. Воспоминание вспыхнуло внезапно, острое, как опасная бритва: мать кричит на бабку, голос дрожит от ярости и страха. Слова эхом доносятся из прошлого:

— Моя дочь никогда, слышишь, никогда не будет такой, как ты!

Маленькая Аня тогда ничего не понимала, но отчётливо запомнила, как мать стиснула её за руку, затащила в машину и, захлопнув дверь, удерживала, не давая выйти. Они уезжали, не оглядываясь, а бабка так и осталась стоять на крыльце, маленькая и неестественно хрупкая в закатном свете.

С тех пор они сюда не возвращались. Бабка исчезла из их жизни, оставив за собой только этот покосившийся дом и воспоминания, слишком тяжёлые и страшные, чтобы к ним возвращаться.

Теперь, стоя в этом доме, с липкой от пота кожей и сердцем, колотящимся где-то в горле, Аня ощутила, что её возвращение — не случайность. Эти старые стены скрывали что-то большее, чем просто пыль и воспоминания. Они таили ответы, которые манили её, пугая одновременно.

Внезапно мысли унеслись в прошлое. Перед глазами вновь встали образы Михаила и Леры — их смех, их близость, их предательские глаза. Казалось, она слышала их голоса, произносящие те слова, которых не хотела слышать. Дрожь прошла по телу, словно ледяной ветер проник под кожу.

Мысли о конце, о возможности суицида начали возвращаться всё чаще. Предательство резало по-живому, как свежая рана, оставляющая шрамы не только на теле, но и в душе.

Аня стояла перед зеркалом. Отражение начало расплываться, и из мутной дымки проступила другая фигура - женщина с резкими чертами, угольно-черными глазами и седой тяжелой косой. Её пронзительный взгляд, казалось, проникал в самую душу.

— Ты что удумала, дура малохольная? — раздался хриплый голос, словно прорезая эту мучительную тишину.

Аня вздрогнула. Её голова дёрнулась, она огляделась, но комната оставалась пуста. Только воздух стал густым и неподвижным, будто наблюдал за ней.

Аня сделала шаг назад, инстинктивно зажимая рот рукой, чтобы сдержать крик. Её взгляд приковало лицо в зеркале, она не могла отвести глаз, даже если бы захотела.

— Кто… вы что такое? — голос её дрожал, почти теряясь в тишине.

— Кто? Да прабабка твоя, кто ж ещё. Ганна, по материнским корням. Не помнишь меня? Помнишь, — старуха криво усмехнулась, обнажив редкие, пожелтевшие зубы. Её глаза были ледяными, тяжёлый взгляд словно пробирал до самых глубин души. — Мамка твоя, дурёха, родство отрицает, вот и молчит. Всё бегает, свечи в церквях ставит, думает, что так изменить судьбу можно. Ха, зря старается. Сила в нашем роду — великая.

Аня с трудом сглотнула.

— Какая… какая сила? — спросила она, заикаясь. Ноги отказывались двигаться, будто сковал страх, а воздух в комнате становился всё тяжелее.

— Видишь сама — через зеркало говорить могу. И не только это, — старуха чуть подалась вперёд, её лицо почти коснулось мутного стекла. Казалось, оно сейчас выльется наружу, как густая тень. — Отомстить хочешь?

Аня замерла. Дыхание застыло в горле. Перед глазами всплыли образы прошлого, как чёрные лоскуты, разрезанные и сшитые неровными швами. Её отражение, перекошенное болью и страхом. Воспоминания, пульсирующие в висках: Михаил и Лера, смятые простыни, их голоса, полный отчаяния смех. Гнев и боль били, как резкий порыв ветра.

— Вижу, хочешь, — старуха сузила глаза, её взгляд стал пронзительным, острым, как нож, готовый разрезать любой страх на мелкие кусочки.

Старуха медленно протянула руку сквозь зеркало. Её пальцы напоминали корявые, узловатые корни дерева, бледные и сухие, как старый пергамент. Между костлявыми пальцами поблёскивал небольшой пузырёк с мутной, почти чёрной жидкостью. Она держала его с такой уверенностью, будто это было оружие или ключ к чему-то неведомому.

Аня не отрывала взгляд от пузырька. В глубине тёмного стекла что-то медленно двигалось, словно жило своей собственной жизнью, будто в сосуде была заключена чужая, пульсирующая сущность.

— Если выпью... что будет? — её голос был едва слышен, слабый, как последний шёпот. Руки мелко дрожали, пальцы почти не слушались.

— Заново родишься, — старуха ухмыльнулась, обнажив ряды редких, жёлтых зубов. Её глаза вспыхнули насмешкой. — Всё, что было, исчезнет. Всё, что тебя держит, растворится. Но... — она сделала паузу, будто смакуя момент. — Не забывай, девочка. Всё имеет свою цену.

Аня сглотнула, но оторвать взгляд от пузырька не смогла. Её рука потянулась вперёд, несмотря на внутреннее сопротивление. Стекло было тёплым, почти горячим, будто сосуд был живым. На его поверхности плясали слабые отблески света, переливаясь ртутными пятнами.

— Помни: ничего просто так не бывает, — голос старухи звучал где-то вдалеке, как эхо в огромной пустоте.

— Я... я согласна, — прошептала Аня. Её голос был сдавленным, словно что-то сдавило грудь и не давало нормально вдохнуть.

Пузырёк был наполнен густой, маслянистой жидкостью, которая переливалась тёмными волнами. От него тянулся запах болотной гнили, прелых листьев и сырой земли. Запах становился всё сильнее, пробиваясь в сознание, как колкий, удушающий яд.

Она закрыла глаза и решительно опрокинула пузырёк. Вместе с запахом болотной тины во рту разлился привкус влажной земли, гнилых листьев и чего-то удушающе-приторного.

Холод стремительно распространился по животу, волной поднимаясь выше. Аня почувствовала, как тело начало сжиматься, становиться чужим и неуправляемым. Ноги подкосились, и она рухнула на кровать, выгибаясь дугой под нестерпимыми судорогами.

Первый приступ рвоты заставил её опуститься на колени. Пол под ладонями был ледяным, а холод будто проникал прямо в её кожу. Из горла вырывались грязные потоки, смешиваясь с веснушками, которые, словно смытые краски, стекали с её лица. Мутная лужа под ней казалась олицетворением всего произошедшего — хаоса и разрушения.

Слипшиеся волосы липли к лбу, их пряди падали на глаза, мешая видеть. Она судорожно отмахивалась, но они продолжали цепляться за лицо, как будто тоже были частью этого кошмара. Попытка закричать закончилась глухим хрипом. Её горло сдавливало, будто невидимая рука изнутри лишала её возможности дышать. Каждый вдох давался с трудом, как если бы воздух стал плотным и неподвижным.

Суставы скручивало, кости будто застывали в неестественных позах, а мышцы горели. Пот струился по её лицу, стекая на пол и застилая глаза, оставляя лишь мутные образы вокруг. В этом расплывчатом мире единственным реальным звуком оставался громкий, оглушающий стук её сердца, словно оно пыталось напомнить, что она ещё жива.

Она упала на деревянный пол, чувствуя, как его шершавая поверхность царапает голые колени. Тело свело судорогой, словно невидимые цепи тянули её вглубь пропасти боли. Она обхватила себя руками, пытаясь удержаться, но силы утекали, оставляя её совершенно беспомощной.

Спазмы внутренностей сжимали её, не позволяя ни вдохнуть, ни пошевелиться.

— Вот и всё, — мелькнуло в сознании.

Она ясно понимала, что умирает, но ничего не могла сделать, чтобы этому помешать. Время словно остановилось, растворяясь в этой непреодолимой агонии.

Когда она очнулась, за окном уже сгущались сумерки. На полу вокруг неё осела пыль, словно даже воздух в комнате избегал прикосновения к её телу. Целый день прошёл в забвении. Каждое движение отдавалось тупой болью, но Аня медленно поднялась, опираясь на стену.

Мир вокруг казался нереальным, как если бы она находилась в сне, из которого невозможно проснуться. Она подошла к зеркалу, держа руку на груди, словно пытаясь унять боль, всё ещё звенящую в её теле. Но её взгляд застыл, когда она увидела своё отражение.

Это была не она.

В зеркале её встретила незнакомка. Чёрные волосы, словно поглощавшие свет, струились до пояса, гладкие и тяжёлые, как ночная тень. Кожа её была бледной, почти прозрачной, как лёд, подсвеченный изнутри, и, несмотря на это, излучала пугающую холодную силу.

Но самым страшным были глаза — чёрные, абсолютно лишённые белков, пустые, как глубокие бездонные колодцы. Она смотрела в эти глаза и одновременно узнавала в них себя и теряла остатки той, прежней Ани, которая когда-то жила в этом теле. В этих глазах не было ни чувств, ни эмоций — только абсолютная тьма, сгущающаяся, словно готовая поглотить всё вокруг.

Захваченная ужасом, она не могла оторвать взгляда, не могла дышать. В её груди что-то переворачивалось, сжималось, будто её собственное сердце начало отказываться принимать эту новую реальность.

Прошло три года.

Лера сидела за столом, обложенная бумагами, каталогами и ленточками. Она подбирала имена для списка гостей, скрупулёзно проверяя каждую строчку. Её взгляд на мгновение задержался на одном имени — Аня.

Она коснулась его пальцем, будто колебалась, стоит ли его оставлять. Слишком многое осталось недосказанным за эти три года, слишком многое было сказано тогда, в один момент.

"Это просто жест примирения," — подумала Лера, и её лицо приобрело решительное выражение.

В гостиной царило оживление. Большой стол был завален всем, что только могло понадобиться для подготовки к свадьбе: образцы тканей, каталоги с украшениями и бумажные приглашения. Михаил, устроившись в кресле с чашкой кофе, лениво листал журнал с вариантами ресторанов.

— Ты только посмотри! — вдруг воскликнула Лера, поднимая взгляд от фотографий. Она ткнула пальцем в изображение арки из белых роз. — Это будет идеально!

Михаил взглянул на снимок поверх её плеча, улыбнулся.

— Красиво, — сказал он. — Но стоит ли оно того, чтобы потом экономить на медовом месяце?

Лера хмыкнула и закатила глаза.

— Медовый месяц может подождать. А вот арка из полевых цветов? — Она показала другой снимок, на котором всё выглядело проще, но уютнее.

Михаил усмехнулся и, подойдя ближе, приобнял её за плечи.

— Лер, я уверен, что с твоим вкусом даже арка из лопухов будет выглядеть шикарно.

— Отлично, тогда давай всем гостям ещё и венки из лопухов раздадим, — подмигнула она. — Особенно тёте Наде. Пусть будет чем заняться — жаловаться на "дешёвку".

Они оба рассмеялись, и смех, казалось, наполнил комнату светом. Лера потянулась к Михаилу, коснулась его руки.

— Я так рада, что мы всё-таки решились, — сказала она, улыбаясь. — У нас будет самая счастливая жизнь. Всё будет идеально.

— Конечно, будет, — ответил он, целуя её в лоб.

На мгновение в его взгляде мелькнула тень, но Лера, занятая списком, не заметила этого. Она вернулась к своим записям, перечёркивая лишние имена и добавляя новые.

— Ты уверена, что она придёт? — неожиданно спросил Михаил, присаживаясь рядом.

— Кто? — Лера подняла глаза.

— Аня, — его голос был спокоен, но лёгкая пауза между словами всё же сделала его вопрос чуть более значительным.

Лера, будто стараясь не придавать этому значения, пожала плечами.

— Она через маму передала, что приедет.

Михаил кивнул, вновь уводя взгляд куда-то за пределы комнаты.

— Да, — медленно произнёс он. — Главное, чтобы всё прошло без скандалов и истерик.

Лера не ответила, лишь слегка улыбнулась, опуская ручку на стол. Её внимание снова сосредоточилось на списке, а Михаил молча откинулся на спинку кресла.

Комната снова ожила, наполненная ритмом подготовки, их смехом и шутками.

Лера сидела на кухне, наблюдая, как дождевые потоки стирают очертания улиц и топят город. Телефон в её руке задрожал, и, когда на экране высветилось имя Ани, её сердце на мгновение замерло. Она не ожидала звонка. Но, приняв вызов, услышала спокойный, уверенный голос, который моментально поставил её в тупик.

— Привет, Лер, — голос был мягким, словно между ними ничего не изменилось. — Я приехала в город. Хочу встретиться. Ты не против?

Лера застыла, не сразу осознавая смысл слов. Всё звучало настолько естественно, что казалось, будто разрыва между ними и не было. Будто не было боли, предательства, трёхлетнего молчания. Слова Ани вызывали у неё одновременно тревогу и необъяснимое облегчение.

— Ты… в городе? — дрогнувшим голосом переспросила она. — Так ты на свадьбу приехала или… к родителям?

— Да, на свадьбу, — подтвердила Аня, её голос звучал ровно, почти бесстрастно. — Решила приехать пораньше, заодно посмотреть на город. И да, хотела бы увидеть вас с Мишкой.

Лера почувствовала, как внутри поднимается волнение. Голос Ани был слишком спокоен, словно все их прошлые обиды растворились без следа. Её слова, её интонация — всё в этом звучало чуждо, но в то же время странно гипнотизировало.

— Ну, раз ты решила… — пробормотала Лера, пытаясь скрыть растерянность. — Давай встретимся. Хотя, честно говоря, я немного удивлена. Ты ведь всё это время…

— Да, мы не общались, — перебила Аня, не давая договорить. — Но разве это важно?

Что-то в этом разговоре казалось неправильным. Это была не та Аня, которую она знала. В её спокойствии было что-то ледяное, что-то, от чего хотелось поскорее сбежать.

Когда Аня подошла к столику и безмолвно опустилась напротив Леры, та вновь испытала на себе тяжесть перемен, произошедших с бывшей подругой. Три года отделяли их от последней встречи, но между тогдашней Аней и женщиной, сидящей перед ней, не осталось почти ничего общего. Её манеры стали безукоризненно спокойными, движения — плавными, словно за этими жестами скрывалась невидимая сила.

Лера невольно отметила её волосы: глубокий чёрный цвет, блеск, напоминающий змеиные чешуйки, мягко переливающиеся при малейшем движении головы. Когда Аня сняла пальто, ткань её одежды уловила свет так, будто сама его излучала. Её взгляд заскользил по лицу подруги, пытаясь найти в нём хоть что-то знакомое.

Перед ней сидела совсем другая женщина.

— Ну что, как тебе мой новый образ? — Аня первой нарушила молчание. Её голос был мягким, бесстрастным, словно её действительно интересовал ответ, но без всякого намёка на эмоции.

— Ты… изменилась, — произнесла Лера, её голос звучал неуверенно, дрогнув в середине фразы. — Ты стала… другой.

Аня ничего не ответила. Её губы тронула лёгкая улыбка, но в этом жесте не было тепла. Лишь в глазах мелькнула едва уловимая искра, как отблеск далёкой молнии.

— Да, — спокойно произнесла Аня, склонив голову, словно разглядывала своё отражение в чашке кофе. В её голосе звучала уверенность, подкреплённая невидимой силой. — Жизнь в деревне многое мне дала. Удалённая работа, спокойствие, внешность вот поменяла… Думаю, наконец-то я нашла себя.

Лера чуть наклонила голову, задумавшись, прежде чем задать вопрос, который не выходил у неё из головы:

— И… ты совсем не скучаешь по прежней жизни? По Москве? По людям, которых ты знала?

Аня ответила без колебаний. Её голова качнулась в лёгком отрицательном жесте. Проведя пальцем по краю чашки, она сказала:

— Нет. Совсем наоборот. В Москве был только шум. Шум людей, их ожиданий, их постоянного давления. Я поняла, что мне нужно было избавиться от этого всего, чтобы действительно стать собой.

Она ненадолго замолчала, как будто что-то обдумывая, а затем добавила, будто мимоходом:

— И спасибо тебе за то, что избавила меня от Михаила. В деревне я наконец поняла, что он совсем не мой человек. Это было… как снять груз с плеч. Мы всё равно не были бы счастливы.

Лера на мгновение почувствовала, как тревога отступает. Но вместе с облегчением её охватило новое беспокойство. Аня говорила с таким спокойствием и уверенностью, что это казалось одновременно правдой и маской.

— Ну что ж, — с лёгкой, но напряжённой улыбкой проговорила Лера. — Я очень рада, что ты нашла себя и нашла в себе силы отпустить Михаила и простить нас обоих.

Аня слегка улыбнулась, в её глазах мелькнул странный блеск.

— Мы все меняемся. И ты тоже, — произнесла она медленно. — Не переживай, всё идёт так, как должно.

— Думаю, нам с тобой ещё многое предстоит осмыслить, — произнесла Аня, её голос вновь стал тёплым, будто ничего не произошло.

Лера кивнула. Но глубоко внутри её засел скрытый страх, вызванный мгновением.

Ночь перед свадьбой принесла Лере неспокойный сон. Весь день она провела в напряжении, стараясь скрывать своё беспокойство за улыбками и формальными беседами. Но стоило опуститься темноте, как сны начали заволакивать её сознание.

Ей снилось, что она сидела в кафе с Михаилом и Аней. За окном стояла густая темнота, будто весь мир за стеклом перестал существовать. Аня выглядела неестественно спокойно.

Слова Ани звучали тихо, но каждое отзывалось в сознании Леры, будто эхо:

— Ты думала, что всё можно забыть? Что прошлое просто исчезает? — голос Ани становился всё ниже, превращаясь в глухой рёв, напоминающий далёкий рокот грозы. — Нет, Лера. Оно всегда здесь. Оно ждёт.

Лера попыталась что-то ответить, но её голос застрял в горле. Она чувствовала, как всё её тело налилось свинцом, а руки и ноги перестали слушаться. Казалось, что её приковали к креслу невидимыми цепями.

Внезапно она заметила, что Михаил начал меняться. Его лицо становилось всё более бледным, кожа покрывалась серым налётом, а глаза постепенно пустели, как у сломанной куклы. Он пытался поднять руку, будто хотел что-то сказать, но его движения замедлялись, становясь мучительно тяжёлыми.

Лера смотрела на него, не в силах пошевелиться, пока голос Ани продолжал звучать:

— Всё всем возвращается, Лера.

Михаил окончательно замер, его лицо застыло в болезненной гримасе. Его пустые глаза смотрели прямо на неё, как будто искали спасения, но Лера могла только наблюдать, как жизнь уходит из его тела. Её собственное дыхание становилось прерывистым, а в груди росло чувство ужаса, будто с каждым мигом что-то приближалось, готовое разрушить всё вокруг.

Она проснулась от собственного глухого вскрика, чувствуя, как страх сковал её грудь. В голове всё ещё витали обрывки сна, наполненные мраком и неясной тревогой. Будто какая-то сила подходила всё ближе, приближаясь к тому, чтобы шагнуть за грань и вторгнуться в реальность. Лера больше не могла отличить свои тревоги от реальной угрозы.

Михаил тоже не находил покоя.

Его внимание привлекло отражение в окне. В нём был он, но что-то неуловимо искажало его лицо. В глазах мелькнул странный свет, почти неуловимый, будто огонёк свечи в чёрной ночи. На мгновение ему показалось, что за его спиной стоит кто-то ещё — невидимый, но ощутимый. Он вздрогнул и отвёл взгляд. Ощущение чужого присутствия не проходило, будто за ним всё ещё наблюдали из тёмного угла комнаты.

Когда Лера и Михаил добрались до загса, нарастающее волнение стало почти ощутимым. Снаружи всё выглядело безупречно: белоснежное платье Леры сияло в лучах утреннего солнца, гости радостно улыбались, звучали поздравления и смех. Казалось, этот день был создан для счастья.

— Она не пришла? — тихо спросила Лера, стоя у дверей загса. Её голос был спокойным, даже чуть облегчённым, как будто сама мысль о её отсутствии сняла с души тяжёлый груз. Внутри что-то отпустило, тяжесть, терзавшая её на протяжении всей подготовки к свадьбе, вдруг исчезла. Ей казалось, что с этого момента всё наконец станет проще, привычнее.

— Не знаю... — ответил Михаил, внимательно оглядывая собравшихся. Но нигде не было видно её рыжих волос, ни одной знакомой черты.

Лера ощутила, как внутри разливается странное чувство облегчения. Её здесь нет. Всё идёт своим чередом, как и должно было быть. Может быть, это и есть правильный ход событий.

Продолжение читайте в следующем посте и не забудьте написать комментарий, и нажать на зелёную стрелочку, если рассказ зашёл))))

Когда начинается грибной сезон, мы с отцом идём в лес, где можно не только ягод и грибов насобирать, но и заблудиться, и даже пропасть. Порой, кажется, что невозможно потеряться в трёх соснах, так редок он местами. Это не тот самый непролазный дремучий лес исполин из сказки, каким наверняка был в древности. Но, тем не менее, люди там теряются. Три года назад пропал мальчишка.  Сколько искали, бесполезно. И это при том, что в нашем лесу нет болот и диких зверей.

В тот день, с утра пораньше, пошли мы по грибы. Поход оказался удачным. Шли, не поднимая головы. Грибов видимо-невидимо, глаз не оторвать, только успевай их в лукошко складывать. Вскоре они закончились. Наконец мы подняли голову и… не узнали знакомых мест.
Нас окружали мёртвые деревья, с голыми высушенными ветками. Дубы и осины были настолько скрюченными, будто какая-то неведомая сила старалась их завязать в узел.

При прикосновении ветки и кусты рассыпались липким прахом, а ноги утопали в пыли, сухой покрытой трещинами земли. Стояла жуткая мёртвая тишина. Не слышно птиц, стрекотания кузнечиков, шорохов и дуновения ветерка. Мы растерянно посмотрели друг на друга.
- Надо выбираться, - сказал отец, и взглянув на небо, не нашёл солнца, хотя было ещё светло.

Никаких ориентиров куда идти. Так и плутали весь день. Нас мучил непреодолимый страх остаться тут на ночь. К вечеру похолодало. Мы стали замерзать, но костёр разжигать не хотелось. В голове одно – выбраться поскорее. Вдруг из-за деревьев показался человек. Он был одет с иголочки: костюм,  начищенная обувь без пылинки и соринки, это в лесу-то. Мы оторопели не в силах что-то сказать, только открывали рты.

Человек сразу понял в чём дело и молча показал направление куда нам идти и, быстро удаляясь вглубь леса, исчез из виду. Направившись в сторону,  указанную незнакомцем, мы прошли через густой сухой репейник и буквально вывалились на поляну, где светило солнце и было тепло. Оказалось, прошло несколько минут, которые нам показались целым днём. Полуденное солнце весело светило над головами и будто ухмылялось, намекая, что мы многого не знаем и многое скрыто от нашего ума.

Вспоминая тот жуткий лес, мы не могли припомнить лица этого человека. Нас мучил вопрос, откуда он взялся такой чистый и опрятный.  Кто это был? Почему минуты там прошли как часы? И… главное, по какому принципу одних лес не трогает, спасает, помогает, а других заставляет плутать или оставляет себе навсегда?

Спустя неделю, несмотря на прошлые страхи, мы опять пошли в лес. Разве может что-то напугать заядлых грибников?

Это заключительный рассказ в серии многоэтажек. Крипиписта немного затянулась, но прочитать стоит несомненно всю серию!

Начать читать многоэтажки можно тут: https://author.today/work/360911

Начало многоэтажек-3: Многоэтажки-3. Пролог

Предыдущая часть: Многоэтажки-3. Часть VII

Часть VIII

Вечером мы поехали с Алексом в типографию. Мы планировали сегодня поработать вдвоём: он на своей шохе, я на велике.

- О, прибыли, молодцы! – проговорил обрадованно Колян.

- Грозный, попёрли в кабинет, есть о чём побазарить! - предложил с порога друг.

- Хм, ну, попёрли, только не говорите, что опять какой-то херни насмотрелись, и чуть не сдохли!

Мы зашли в его кабинет, Алекс любезно прикрыл дверь и показал листок:

- Тебе что-нибудь эти цифры говорят? Может, артикул какой-нибудь твоих товаров или ещё что?

Грозный внимательно изучил бумажку и заключил:

- Нет, нихрена. Без понятия, что это. Откуда это у вас?

- Ладно, хрен с ним. Не знаешь, крепче спать будешь, значит, - Алекс забрал листок и положил в карман джинс, - Второй момент. Есть идея просто на миллион!

- На сто тысяч, если быть точнее, - добавил я.

Друг вкратце поделился с Грозным своей махинацией года, отчего тот присвистнул:

- Напечатать-то не проблема. Но видишь эту хуйню серенькую внизу твоей фотки? Знаешь, что это?

- И что же? - спросили с интересом мы в один голос.

- Это водяной знак. Такой делают для того, чтобы такие ебланы, как вы, не могли подделать их товар. Я такой точно не смогу сделать, вообще.

- Да похуй... Наклеем что-нибудь блестящее снизу! Наклейку сможешь сделать? - сориентировался Алекс.

- Могу, но даже если кто-то и захочет у вас купить это барахло, то он тут же пошлёт вас на три весёлых буквы, когда поймёт, что карта - палёнка.

- Грозный, не бузи, твоя задача напечатать, наша - всё остальное. Если дело выгорит, тебе двадцатку заплатим.

- Напечатаю я вам эту карточку, - сдался Колян, - только если вас пенты схватят, меня даже не думайте сдавать, как поддельника. Иначе я вам пасти порву.

- Грозный, ты душка! - засиял друг, - Договорились! Как скоро напечатаешь?

- Завтра, даю слово. Всё, пиздуйте уже, заказов дохрена!

Мы вышли с Алексом с типографии, загруженные товаром. У меня был весь портфель в ебаном барахле: упакованные в плотную серую бумагу визитки, плакаты и прочая лабудень. У Алекса были футболки и приличный свёрток с именными ручками. на кой хер кому-то дались ручки со всеми именами, я не знал, но разве этих людей поймёшь?

- Ну, удачи, дружище! И запомни, если хата выглядит подозрительной, то, блять, ни при каких ебаных обстоятельствах не думай туда заходить!

- Да понял я. Удачи!

Друг закурил сигарету и запрыгнул в свою машину. Я же сел на велик и помчался по назначенному адресу. Хоть погода на улице и стояла неплохая, но людей сегодня было заметно меньше. Я ехал по проспекту, затем свернул во дворы - так было быстрее. У назначенного дома я был через двадцать минут. Привязал велик к перилам, подошёл к подъезду, и внезапно почувствовал странный взгляд на себе.

- Блять... только не это... - вполголоса сматерился я.

Я всегда знал, что шестое чувство у меня хорошо развито. Если я чувствую на себе взгляд - значит, кто-то следит за мной. Я с очень большой неохотой обернулся. Естественно, того кто за мной следил, я не увидел. Во дворе было тихо и спокойно: никаких подозрительных машин, людей или монстров. Единственное, что привлекло моё внимание, так это уже знакомая мне тень в середине двора. Что-то тёмное, словно, игра света, небольшого размера, было прямо посредине солнечной стороны. Что это могло быть?

"Наверное, опять кажется", - решил я, - "недосып делает своё".

Я зашёл в подъезд, стараясь не думать о том, что у меня едет крыша. За свою, недолгую жизнь я успел повстречать много всякой хуйни, но эта... самая тупая и бессмысленная. О ней не стоит волноваться.

Продолжение следует...

Прочитать в удобном формате полностью серию можно на АТ:

Многоэтажки: https://author.today/work/360911

Многоэтажки-2: https://author.today/work/367038

Многоэтажки-3: https://author.today/work/375534

Поблагодарить автора за писанину можно тут: https://pay.cloudtips.ru/p/5fb8fda8

Мр*зь. Часть 1
Мр*зь. Часть 2
Мр*зь. Часть 3

Они договорились, если всё пойдёт не так, встретиться в школе. Значит надо выдвигаться туда и ждать столько, сколько сможет. Исидор продолжал звонить и слушать длинные гудки. "Может она потеряла телефон. Может случайно оставила его в приходе". Жалкие попытки уцепиться за любую надежду, что с Настей всё в порядке. Пока он будет добираться до места, нужно разобраться с еще одним моментом. На улице ночь, и сейчас от полной темноты его отделяет лишь уличное освещение. Да и в принципе, долго он не задерживается на одном месте. А вот тьма заброшки — прекрасное место, чтобы явился Бес. Когда они договаривались, ему не грозила расплата за убийство!

У него, конечно, есть фонарик на телефоне, но, насколько хватит заряда? И разряжать телефон нельзя, вдруг Настя позвонит! Тут на глаза Исидору попался газетный ларёк, закрытый на ночь железной шторкой. Клирик подошёл ближе и оценивающе оглядел ставни. Раньше такие киоски на ночь закрывали тяжелыми железными дверьми, запираемыми навесным замком. Здесь же были лёгкие механические рольставни на пружинном замке, выдвигающем задвижки внизу конструкции. Само собой не было речи о том, чтобы отжать такой замок какой-нибудь железкой. Выдвигающиеся в упоры пластины сделаны из куда более плотного металла, чем сама шторка.

Но ничто не мешает Исидору взять камень потяжелее и пробить жалюзи над замком. Хозяин ларька не стал заморачиваться, и заказывать систему с антивандальными пластинами. Кому вообще взбредет в голову грабить газетный киоск, еще и стоящий на ярко освещенной улице. А вот и подходящий кирпич нашёлся. Лежал прямо под дверью, видимо её подпирали в жару. Выходит, что экономия на кондиционере и рольставнях владельца и подвела.

Осталось найти хороший рычаг. Обойдя готовящееся место преступления, Исидор увидел сваленный горкой, распиленный тополь, горячо поблагодарил коммунальные службы и взял подходящую палку. Всё еще подпитываемый остатками силы он со всего размаху ударил кирпичом над запорным механизмом. Грохот, сопровождающий удар, не мог не перебудить всю округу. Исидор и так за каждым шорохом ожидал появления новых людей в белых рясах, следовало поспешить. Помимо шума, результатом его удара стала внушительного размера вдавленная прореха между двух металлических ламелей. Взломщик оценивающе смотрит на образовавшуюся щель. "Нижняя пластина сильно погнулась, но верхняя почти не пострадала. Если теперь их аккуратно расцепить, то я смогу поднять наверх всю штору. Вставляем в отверстие ветку и аккуратно отсоединяем нижнюю ламель по всей длине". За успешно поднятыми ставнями, закономерно, обнаруживается стекло. Новое неудобство — теперь придётся всё время держать конструкцию левой рукой над головой, фиксаторы-то остались в нижней части рольставен.

Во второй раз кирпич врезается уже в стекло и, не встретив особого сопротивления, летит дальше. Рука, продолжающая его удерживать, врывается в помещение вслед за ним и напарывается на оставшийся, вертикально торчащий осколок. После того как разбивается витрина, наконец, срабатывает сигнализация.

Клирик даже внимания не обращает на разрезанное от запястья до локтя предплечье. Удерживая левой рукой отжатую вверх ставню над головой, правой он шарит среди свалившейся с витрины мелочевки, заливая всё кровью. Фонарик в упаковке отправляется в карман, отлично! Теперь, нужны еще батарейки. Он их видит, но дотянуться не удаётся. Сигнализация орёт прямо в ухо, заставляя поторапливаться.

Клирик встаёт ногами на узкий край быстрозаливного фундамента, торчащий внизу газетного ларька. Опирает левую руку с нижним краем поднятых ставней вверх витрины. Тянется свободной рукой внутрь окна. Всё еще торчащий осколок стекла режет его подмышку. Наконец-то он схватил пачку батареек. Кровь с разреза под плечом успела намочить его ступни в носках. Ноги сорвались с упора. Левая рука, нелепо взмахнув, отпустила ставни, прижатые к верху киоска. Ставни с грохотом развернулись, ударив в плечо, как гильотина. Осколок стекла от удара пробил подмышечные сухожилия. Вывернутая из плеча и прорезанная в подмышке до костей рука осталась зажатой между развернувшейся обратно рольставней и остатками стекла. В узкую щель вытащить её не получалось, поднять ставни обратно возможности нет, они погнулись при падении, и механизм заклинило. Исидор изо всех сил стал вырываться из образовавшегося капкана под треск разрываемых связок.

В кабинете прямо напротив входа на первом этаже школы, заброшенной много лет назад, сидел однорукий мужчина. В помещении давно уже не было мебели, лишь бочка с прогоревшими насквозь стенками и пара плесневелых матрасов. Чуть позади мужчины лежал фонарик и светил ему в спину. Розовый зайчик, нарисованный на брошенной в угол упаковке, радостно сообщал, что батареек, идущих в комплекте, хватит на десять часов непрерывной работы. Мужчина, сняв футболку, мрачно посмотрел на хорошо зажившую культю с удивительно неровными краями. Еще несколько длинных гудков в тишине окончились негромкой руганью.

В эту самую школу, почти уже десять лет назад Исидор пришёл в поисках новых доноров. Его тогда только-только обратили и уже начали давать мелкие заказы на исцеление. За окном стоял ранний ноябрь, и в кабинетах было множество постояльцев. Одетый в куртку медицинского работника он ходил между помещений населённых бездомными, интересуясь нужна ли кому подработка. Почти все сразу отказывались, узнавая, что ему требуется, и шепотом высказывали ему вслед своё мнение о мерзких извращенцах с уродливыми ожогами. Но с двумя отчаявшимися людьми он всё-таки смог договориться о повторной встрече и уже собирался уходить. На выходе к нему подошёл мужчина и шёпотом сказал:

— Приди, пожалуйста, в дальний кабинет, на втором этаже. Нам нужна твоя помощь.

Клирик молча кивнул и прошёл за бездомным. В центре кабинета горела бочка, рядом с ней на деревянном ящике сидела женщина в потрепанной одежде.

— Это вам нужна помощь? — Спросил у неё Исидор.

Она покачала головой и показала пальцем в угол. То, что Исидор сперва принял за ворох одежды, оказалось маленькой девочкой, вжавшейся в стену.

— Мы когда пришли вчера вечером, она уже сидела тут, у бочки. Второй день пошёл. Она отказалась от еды. Никуда не уходила днём. Я готова поклясться, что она не спала всю прошлую ночь. Девочка, точно, не из наших. Никто её не знает. Одежда хоть и грязная, но почти целая и по размеру. Зубы хорошие. У неё блузка вся в крови, посмотрите, пожалуйста.

— Понял, сейчас посмотрю, — Исидор кивнул и стал медленно, стараясь не напугать, подходить к девочке.

Легко можно было поверить, что она не спит уже несколько дней. Ребёнку не было абсолютно никакого дела, что к ней кто-то приближается. Она безучастно смотрела на огонь из своего угла, пока клирик не подошёл и не сел перед ней на корточки.

— Привет, это твоя кровь? — Спросил он, показав на порванный рукав окровавленной блузки.

Девочка кивнула. Он взял её за холодную кисть и стал аккуратно закатывать ткань. Никаких ран видно не было. Он включил фонарик на телефоне и осмотрел руку внимательнее:

— Можешь рассказать, что случилось?

— Я порезала руку о штырь, когда залезала в окно. — Её голос был удивительно спокойным и очень тихим. Она, словно, уже знала, что он ей не поверит, но всё равно продолжила. — На мне всё быстро заживает.

Исидор начал догадываться, что с ней происходит, ведь и сам проходил через это. Он повернулся к бездомным, греющимся у бочки, и попросил их погулять где-нибудь несколько минут. Как только они с ворчанием удалились, он достал из кейса скальпель и, показывая девочке, прорезал себе подушечку большого пальца. Она почти сразу затянулась. После чего спросил, глядя ей в глаза:

— Так?

— Да, так. — Сквозь тяжелую усталость, всё равно смогло пробиться легкое удивление.

— Сколько ты уже не спишь?

— Третий день...

— Потому что Он придёт, да?

— Да... — Девочка всхлипнула. — Мама мне не верит. Не верит, что Он придёт! Требовала выключать свет и ложиться! Я пыталась ей всё рассказать!

Из ребёнка вырвались давно сдерживаемые слезы обиды. Мужчина неловко положил ей руку на плечо и пробормотал:

— Ой, да не плачь, нормально всё будет. Ты ж уже не маленькая. Сейчас я тебя всему научу. Что ты сделала, чего ты так боишься?

— Я ударила Ленку карандашом в глаз. — Новый поток слёз полный ужаса и раскаяния.

Исидор хмыкнул от удивления, но сразу взял себя в руки. Будем пока считать, что Ленка того заслужила.

— Слушай, я тебе помогу, но ты должна мне довериться. Хорошо? — Девочка перестала плакать, кивнула и посмотрела на него с надеждой. Клирик продолжил: — Он такой сильный только потому, что на своей территории. Нам надо вытащить его сюда, тут мы сильнее! Ясно? — Смелый кивок. — Вот и хорошо, сейчас я научу тебя ритуалу и паре правил. Мы быстренько со всем справимся и пойдём спать. А потом я отведу тебя в одно место, там и Ленке помогут, и поговорят с твоей мамой, хорошо?

Маленький будущий клирик заулыбалась и поднялась с пола, готовая действовать. Она протянула тоненькую белую ручку и с важным видом сообщила:

— Меня Настя зовут, а вас?

— Меня Антон, — улыбнулся ей Исидор.

За всю ночь сестра Инесса так и не взяла трубку. Так и не появилась в школе. Исидор не мог больше сидеть без дела. Из всех работающих сейчас мразей он мог положиться только на Януса. И то, не потому что они были хоть сколько-нибудь друзьями, а потому что Янус неровно дышал к Инессе. Несмотря на ранний час, в трубке раздалось вполне себе бодрое:

— Да, кто это?

— Янус, привет, это я — Исидор.

— Ты с ума сошёл мне звонить? Тебя весь город ищет! Что тебе вообще от меня надо?

— Стой! Не клади трубку. — Короткие гудки не раздались, и Исидор торопливо продолжил: — Мне кажется Настя… кхм… Инесса в опасности из-за меня, мне нужна твоя помощь. Мне необходимо знать, что происходит в приходе, иначе я не смогу ей помочь. Мы можем встретиться? Я тебе всё объясню. Мне не к кому больше обратиться. Помоги мне, пожалуйста, ради Насти!

Через несколько секунд яростно сопящей тишины прозвучал ответ:

— Бар на Ленина, у памятника, он там один круглосуточный. Буду через двадцать минут, не опаздывай.

— Спасибо тебе, Янус, я тут поблизости, я успею. Встретимся снаружи, у меня слегка неподходящий вид!

Примерно в пять часов утра худой невысокий мужчина с густой рыжей бородой ждал на лавке напротив круглосуточного бара. В помещении шестеро людей в белых рясах ждали условленного сигнала. Бородач абсолютно не понимал, зачем такие сложности, но инквизиторы считали, что преступник может заметить их еще на подходе и скрыться. Его роль заключалась в том, чтобы или всё-таки заманить убийцу в бар, или подать сигнал и всеми силами стараться задержать мразь. Просто безумие! Добродушный Исидор, который в своё время даже не хотел проходить посвящение, оказался убийцей, еще и в сговоре с архиепископом! Кажется, инквизиторы действительно боятся, что он станет настоящей мразью, как сотни лет назад. Кофе в стаканчике остыл, но августовская ночь была не холодна, можно попытаться расслабиться и представить, что он не наживка для маньяка, а просто гуляет и попивает прохладный кофеёк у памятника.

Янус услышал крадущиеся шаги сзади, но как только он развернулся, его мощно ударили кирпичом в лицо. Пока клирик-приманка приходил в себя, его уже, тихо матерясь, затащили за живую изгородь. Жертва чувствовал, как начали заживать разбитые ударом губы и сломанный нос, и считал языком, сколько передних зубов у него теперь не хватает. С надеждой он повернул голову и посмотрел под кустистыми ветками на двери бара, но никто не выбегал ему на помощь. Он даже не был уверен, есть ли у инквизиторов прямая видимость с окон до скамейки, где он сидел несколько секунд назад. Только он набрал воздуха в грудь, чтобы закричать, его рот зажала окровавленная ладонь.

— Я бы на твоем месте не кричал, у меня выдалась дерьмовая ночка. Ты же не хочешь меня расстроить? — Исидор выразительно посмотрел в глаза коллеге. Коллега энергично замотал головой, показывая искреннее желание не расстраивать его. — Ну и кого ты хотел позвать? Бармена? Полицию? Бетмена? Лучше подумай хорошо перед тем, как соврать мне. Сколько внутри инквизиторов?

Мразь медленно опустил ладонь. Янус, с ужасом косясь на торчащую из разрыва футболки культю, жутко шепелявя, прошептал:

— Фэстеро, их там фэстеро. Фто тебе надо от меня?

— Вообще я надеялся, что ты мне поможешь, но веры теперь к тебе стало поменьше, сам понимаешь.

— Они фафтавили меня, я был в камере инквифиции, когда ты пофвонил, думаефь у меня был выбор? — Клирик мелко дрожал от ужаса. Мразь подобрал с земли камень поувесистее и со всей силы ударил в землю прямо около колена лежащего на спине мужчины.

— Тихо, — Исидор, понимал, что времени у него мало, еще чуть-чуть и Януса хватятся. Может даже уже хватились, но сидят и соображают, куда он мог деться, и стоит ли выбегать из бара, с тупыми воплями размахивая оружием, или надо и дальше сидеть в нелепой засаде. Один, самый важный вопрос, и надо уходить: — Где Настя? Что с ней сделали?

— Ты фэ и её убил! — Несчастный, напуганный клирик выпучился на него еще сильнее, если это вообще возможно. — Архиепифкоп Домника так скафала! И фто меня ты выманивал, потому фто я следуюфий! Они говорят, фто ты мофешь фтать мрафью, как те фто были до порабофения!

"Настя мертва... Да кому вообще это надо? Этот кретин говорит, что я её убил. Значит её не забрала инквизиция, а теперь он считает, что я пришёл убивать и его. Ну, теперь-то после кирпича сложно будет поспорить". А вот еще одна деталь достойна отдельного вопроса:

— Архиепископ? Домнику поставили на замену отца Кельсия?

— Да, епифкопы было в ярофти! Мрафь фтала главой прихода. Но митрополит фаткнул им рты. Я думаю, они фаодно! — Видя, что Исидор задумался, Янус взмолился: — Не убивай меня, пофалуйфта!

Исидор взял камень, и положил его на гортань Янусу, после чего встал с корточек и наступил сверху. Задыхаясь, клирик выпучился и забил руками по земле, у него потекли слёзы, обломки зубов впились в уже зажившие, но всё еще окровавленные губы. Мразь с сожалением проговорил:

— Очень-очень жаль, что мы не можем подпитываться, убивая друг друга. — Лежащий на земле зажмурился, прощаясь с жизнью. Этот искалеченный безумец убил свою подругу, можно сказать воспитанницу. А теперь, точно, добьёт и его. Найдёт способ сделать это без огня. Исидор же продолжал: — Слушай внимательно. Пять минут ты должен лежать и молчать. Потом беги и зови своих белорясных друзей. Если ты поднимешь шум, я всё равно скроюсь. Но обещаю, что найду способ встретиться с тобой еще разочек. Кстати, не переживай, зубы отрастут за пару дней. Я проверял.

Однорукий мужчина столкнул ногой камень с горла лежащего на земле клирика и, развернувшись, увидел шесть человек в белых рясах. "Вот ведь беззвучные ублюдки! И я тоже хорош! Так увлёкся, что забыл следить за дверью бара". Исидор внутренне кричал от досады, убежать вряд ли выйдет. Даже фора в виде живой изгороди не поможет, люди Данталиана хорошо тренированы, а он уже и так вымотан. Драться бесполезно по тем же причинам. Пока он ругал себя, да рассуждал, что можно сделать, его уже аккуратно окружили, медленно ступая, будто боясь, что он кинется на них, как дикий зверь. Раздалось пять щелчков снятого предохранителя. Инквизитор, стоящий напротив, вместо взведения Хрюши достал ограничители и стал приближаться. "Да и плевать, всё равно мне оставалось только идти в церковь сдаваться, чтобы спасти Настю из лап инквизиции", — подумал Исидор, медленно опустился на колени и завёл руку за спину.

Инквизитор с ограничителями приказал Янусу скрыться с глаз, и тот отполз в сторону с плохо скрываемым облегчением. После чего лидер небольшого отряда зашёл за спину, чтобы надеть браслеты. Щелчок на левом запястье и небольшая заминка. Тяжелый вздох, после, которого левое запястье снова свободно. Клирика толкнули в спину:

— Давай, мразь, подвигали. Тебе хотят задать пару вопросов перед расплатой. И давай без фокусов. — После чего, инквизитор наклонился и прошептал. — Хотя лучше пофокусничай. Я с радостью воткну тебе Хрюшу в глаз.

В подвальной келье ярко горела лампочка прямо над стулом, где сидел Исидор. Его на удивление нежно доставили до места заключения, даже ни разу не ударили. Само собой ему бы не было особо больно от побоев, но инквизиторы не гнушаются и парочку ожогов оставить пока доставляют пленных. Особенно странной такая милость выглядит по отношению к тому, кто убил их собрата. За запертой тяжелой дверью стоял инквизитор. Пока клирика вели по зданию, он заметил, что в церкви не осталось ни одного иезуита отца Кельсия, после смены архиепископа их место заняли люди Данталиана.

Дверь открылась и в камеру зашла женщина в белой блузке, обтягивающих черных джинсах и полумаской на лице. Клирик совсем не удивился, увидев Домнику. Она молча стояла перед ним, и по глазам было видно, что под маской прячется широкая улыбка. Будто она встретила на улице старого друга, с которым не виделась уже много лет.

— Я и надеяться не смела, что ты буквально сам придёшь сдаваться. Думала, выберешь себе нору потемнее, чтобы там сдохнуть при расплате. Янус? Серьёзно? Мог сразу мне позвонить и попросить о помощи. Что с рукой?

— Оставил на память старушке-газетчице.

Новый архиепископ довольно хмыкнула:

— А ты всё не унываешь. Так... с чего бы нам с тобой начать?

— Можешь рассказать, зачем тебе было убивать еще и Настю. Чтобы подставить меня, и так хватало двух трупов, еще и инквизитор теперь.

— Что? Ты так ничего и не понял? Ну, ты и кретин! — Домника открыто расхохоталась. Слегка отдышавшись, она продолжила: — Да кому вообще надо устраивать всё это, лишь бы подставить тебя?

Исидор лишь молчал. Он абсолютно не понимал, во что вляпался, и не хотел подстёгивать веселье архиепископа новыми вопросами. Женщина вытерла слёзы, набежавшие от смеха, и сказала:

— Ладно, за то, что повеселил я отвечу на один твой тупой вопрос, а потом буду делать, то зачем пришла.

— Ну, и зачем ты вообще пришла? — Тихо спросил Исидор.

— На удивление хороший вопрос, моя мразюшка. Меня прислал митрополит Данталиан, он хочет, чтобы ты был в курсе дела, если вдруг переживёшь расплату. Я не буду тебя пытать, или резать раскаленными ножами, или, что ты там себе понапридумывал. Я просто расскажу, зачем ты здесь. Здорово, правда? — Довольным голосом сказала архиепископ.

"Пережить расплату? Данталиан? Да они тут с ума посходили чтоли?". Исидор, ничего не говоря, кивнул и стал ждать рассказа. Домника, потёрла скулу:

— Так... с чего бы начать, ну давай с самого интересного. Никто твою подружку не убивал, мы пустили слух, что ты её убил, чтобы ты вылез из норы и сделал какую-нибудь глупость, обнаружив себя. Как видишь, вышло в итоге всё просто прекрасно. Янус благородно отомстил за мнимое убийство возлюбленной, помогая схватить тебя. — Исидор с надеждой посмотрел на женщину, но она покачала головой и продолжила. — Нет, можешь не радоваться мне тут. Она всё-таки мертва. Твоя дорогая Настенька умерла при расплате.

Теперь он начал понимать. Она же продолжила:

— Маленькая бедная девушка на входе в церковь. Она совсем ни на что не годится. Так думал о ней не только ты, но и вообще все. Даже придурок Кельсий. Год назад я обнаружила, что некоторые не особо богатые прихожане через пару месяцев перестают появляться в церкви. Хотя до таинства их так и не допустили. Я заставила дьяков внимательно проверить всех работающих мразей и клириков, но все были чисты. Тогда я пригляделась к простушке в белом платье. И представляешь, что я узнала. Они с милым Сашей, заманивали людей к себе на БСДМ утехи. Настя напитывалась силой, пытая их. И мало того, что она лечила прихожан под носом у Кельсия. Сашенька еще и снимал всё на скрытую камеру и шантажировал жертв получившимися видео, само собой, вырезав из него пытки.

Оценивающе посмотрев на лицо несчастного калеки, Домника продолжила, слегка переведя дух:

— Когда я на них вышла, они уже жестили по полной. Настя играючи проходила такие расплаты, что тебе и не снились. Именно о таких происшествиях мне следовало сообщать Данталиану. Да, да, мы давно с ним знакомы, и я делаю для него мелкие одолжения. Как много мразей среди духовенства ты видел? Конечно же, у меня есть могущественный покровитель. Он прибыл сюда и мы уже вместе пообщались с сестрой Инессой. Он сделал ей особое предложение. Сказал, он верит, что она сможет пройти расплату за убийство. Но нам нужен был козёл отпущения. Я выбрала тебя, дорогой Исидор. Среди всех мразей, ты самый бесполезный, только и можешь, что радикулит лечить, да бомжей бинтовать. А тут еще так чудесно совпало, что это ты Инессу привёл. Должна же я получать маленькие радости от работы.

Клирик зло зашипел и плюнул на пол. Женщина, ни секунды не впечатленная плевком, продолжила:

— Таким образом, первую цель убийства выбирала я. И назначила тебя Ларисе Александровне тоже я. Девчонка, кстати, сразу поняла, кого выставят виновным, и торговалась, как только могла. Она не хотела впутывать своего дорогого Антона. Но митрополит умеет убеждать. Тем более для дальнейших целей она ему нужна была без нелепых сентиментальных привязанностей. Так что, мой выбор показался Данталиану идеальным. Вторую цель выбирать дали уже тебе. Представляешь только, тогда после встречи у Кельсия, ты сам выбирал, кто умрёт следующим. Но выбирать в итоге пришлось Настеньке. Я даже была несколько удивлена её выбором. Может глава инквизиции при личных беседах к тому моменту уже объяснил ей, что все старые связи надо разрывать. Может они с Сашей и сами что-то не поделили. Но выбор был сделан.

Домника, погладила клирика по левой щеке и медленно обошла по кругу.

— Ну же зайчик, веселее, впереди моя любимая часть. Это я сказала Инессе позвонить тебе после убийства. Я была уверена, что ты, как благороднейший из идиотов, ломанёшься к своей подруге и обязательно оставишь кучу следов. И ты меня ни капельки не разочаровал, всё потрогал, всё понюхал, везде натоптал. Митрополит в клочья уничтожил Кельсия. Хотя если честно, улик и так хватало, ты мог и вовсе не являться. Твоя подруга прекрасно знала, что и где раскидать, чтобы выставить тебя виноватым. Если тебя это утешит, она почему-то всё равно сбежала к тебе из дома Саши и не стала сдавать тебя, когда вернулась в приход. Наверное, она разыграла для тебя чудесное представление, что верит и хочет помочь скрыться. Но она и правда тебя успешно, ну насколько могла, спрятала. Мы сразу забрали все её ключи и телефон, даже грозили пытками, но тут уже митрополит вмешался. Инквизиторы, которых отправили в дом её родителей, были одной из нескольких пар. Еще несколько дежурили у твоего дома, у её съемной квартиры и в вашем баре с дурацким названием. Вообще, как по мне, это было абсолютно ритуальное действие. Кельсий уже был мертв, а ты был нужен митрополиту просто для галочки, чтоб было кого публично казнить, любит он доводить всё до конца. Дурочка всё умоляла дать ей позвонить, хотела тебя предупредить, но я разбила её айфончик и она отправилась на расплату. —Архиепископ противно засмеялась. — Ну, вот в целом и вся история, как тебе?

— Тебе-то с этого какая выгода была? — Спросил Исидор.

— А я своё уже получила. Разве ты знаешь кандидатуры на роль нового главы церкви, лучше, чем я? Полоумный старик Исихий? Надменная дура Кириакия? Наставник Евстафий, который может только клеймом тыкать? Я буду первой мразью, ставшей архиепископом. Другие приходы взвоют, но митрополит обещал всех убедить. Тем более, я так славно помогла в расследовании заговора в нашем приходе. Представить только, бывший архиепископ в сговоре с низшим убивали доноров и сливали силу в обход ризницы. Столько денег утекло, какой кошмар. А кроме денег их ничего и не беспокоит, поворчат да перестанут. Еще глупые вопросики будут?

— Зачем ты мне это рассказываешь, зачем я Данталиану?

— Ну, Инессочка-то не справилась с расплатой, подвела его — сдохла. А тут под боком еще один кандидат, со свежим убийством. Он решил, если ты вдруг переживёшь расплату, будет удобнее, чтобы ты уже был в курсе всего перед встречей с ним. Что ж, всё, я пошла! — Девушка встала, — знаешь, я даже пожелаю тебе удачи. Постарайся не умереть — не хочу, чтобы и ты разочаровал митрополита, он и так не в духе.

— Стой, Домника, — она обернулась в открытых дверях. — Как мне пережить расплату, что нужно делать?

— С чего ты решил, что я в курсе? Я не убивала ни разу. — Девушка пожала плечами и вышла. Тяжелая дверь заперлась на засов. Щелкнул выключатель.

Тьма. В кельях для расплаты тьма особо густая, кажется, что её можно зачёрпывать ладонями. Бес явился моментально.

— Привет, скотина, как твои дела? — Антон решил, что на правила можно наплевать, чего ему уже боятся-то, смерти что ли?

Скотина его проигнорировала. Дурацкое первое правило, он ожидал грома, молний, мгновенной смерти. Но нет, это просто была ненужная ритуальная формальность. Видимо, чем больше правил и ограничений, тем больше кажется, что всё под контролем.

Бес отвёл назад правую ногу. Вспомнив, с чего должна начаться расплата, Исидор вскочил с места и отпрыгнул слегка вбок. Тварь промахнулась пинком и злобно заревела. Комнату осветила яркая вспышка. Хоть он и увернулся, ногу клирика прожгло яркой болью и подломило, как от удара. Он упал на колени. Опустив взгляд, он увидел на внешней стороне правого бедра новый ожог, красующийся сквозь прожжённые штаны. Ясно, второе правило уже смысл имеет. Значит, увернуться от смертельного удара не выйдет.

"Третье правило — не терять сознание. Ну, это нарушить специально не выйдет. Падать в обморок по желанию я не умею. Остаётся четвертое правило. Если клирик переживёт расплату за убийство, он должен немедленно сдаться инквизиции". Клирик уже не собирался уворачиваться и стоял на одном колене, прямо как в квартире у родителей Насти. Чудовище схватило его за горло и прижало к стене кельи. "Если переживёт. С момента, когда меня привели в церковь маленьким испуганным мальчуганом, до самого посвящения мне раз за раз повторяли, что за убийство расплата одна — смерть. В чём вообще смысл четвертого правила? Что это за чушь? Митрополит думал, что Настя сможет пережить расплату за убийства, благодаря своим, так сказать, тренировкам. Но они ошиблись, значит, дело совсем не в этом".

Пинок в промежность узловатым коленом, от которого на секунду потемнело в глазах. "Нам рассказывали о порабощении огнём. На посвящении мне и еще двум клирикам с других приходов показывали, что будет с нами за неподчинение. Прижигали железом, оставили мерзкие ожоги, которые теперь никогда не пройдут, чтобы мы всегда помнили своё место". Разогнуться после удара не получается, монстр крепко приложил его в пах. "Если переживёт расплату... Мрази до порабощения спокойно убивали, и их Бесы ничего им не делали, как они с ними договорились вообще?"

Остался удар раскалённым клинком прямо в глаз. "Бес на расплате после посвящения получил своё сполна. Его морда будто взорвалась. Еще долгое время после он мстил мне за свои страдания". Долгий замах лапой снизу. "А что, если мрази прошлого не договаривались с Бесом? Они его убили!" Чудовище, будто чувствует, что ему сейчас тоже достанется, и никак не решается на удар.

— Ну же! Давай, тварь, бей! — Исидор закричал прямо в уродливую морду. Если он всё правильно понял, то он уже и так всё сделал, чтобы пережить расплату. А если же он ошибался, то деваться всё равно уже некуда. Длинный коготь начинает быстро приближаться к лицу. Тьму разрывает вспышка огня. Тишину разрывает рёв чудовища. Глазное яблоко разрывает длинный коготь. Голову разрывает боль. Теряя сознание, клирик увидел, как еще горящая голова Беса рассыпается пеплом.

Исидора окатили холодной водой. Он закашлялся и поднял голову, опираясь на оставшуюся руку. Левый глаз ничего не видел. Правый видел мутные фигуры в дверях. Он жив! Без руки, без глаза, с новым ожогом на ноге, но он всё еще дышит. Мразь упал на спину и засмеялся. Всё оказалось настолько легко!

— Прежде, чем вы продолжите веселье, нам с вами надо решить один серьёзный вопрос. — Прозвучал сухой голос.

Калека перестал смеяться. Не вставая, повернул голову в сторону дверного проёма и кое-как, одной рукой протёр от стекающей воды оставшийся глаз. Рядом с архиепископом Домникой стоял мужчина лет сорока с ничего не выражающим лицом. На нём не было характерной белой рясы инквизиции. Митрополит предпочитал классические деловые костюмы.

— Так значит, вы и есть сухая задница Данталиан, молодоват, как по мне. Зачем я вам нужен? — Ничуть не церемонясь, в лоб спросил Исидор. Домника закашлялась, выпучив глаза. Двое из личной гвардии митрополита шагнули вперёд, достав из ряс штыки. Митрополит поднял руку, после чего инквизиторы сразу замерли, и спокойно сказал:

— Я и есть Данталиан. Как видите, над сухостью моей задницы уже поработала сестра Инесса. Благодаря её работе, я и чувствую себя, и выгляжу лет на двадцать моложе! Мне действительно жаль, что она нас после этого покинула. Не буду врать, что мне жаль о причинённых вам неудобствах. Но, как человек дела, я всегда вижу хорошие сделки и прекрасные возможности. Так что, намерен предложить вам занять роль, которую столь хотела получить ваша подруга. Бежать вам некуда, друзей у вас нет. Все считают, что вы убийца двух доноров и сестры Инессы. Архиепископ сообщит всем, что вы погибли при расплате, покинете вы сейчас эту келью сами или же вас вынесут. Можете улететь со мной навстречу новой жизни. Или же… — Митрополит щелкнул пальцами, за чем последовали еще два металлических щелчка предохранителей, уточняя предлагаемый ему выбор.

Мразь широко улыбнулся и склонился в глубоком поклоне, отведя назад левую руку. Плевать, на что пойдёт сила. Он готов омолаживать влиятельных ублюдков. Он готов убивать. Его Бес мёртв, а значит расплаты больше не будет.